Текст книги "Керины сказки"

«Как мило» – подумала Неизвестная. Можно было, конечно, сказать это и вслух. Но приличные неизвестные дамы не сдаются сразу и в лоб.

– Вы думаете, спасли ребёнка и всё? Миссия закончена? Посмотрите на него – он посинел и весь дрожит! Его надо срочно показать Сергей Сергеичу!

– Я не знаю никакого Сергей Сергеича.

– Вы не знаете Боткина? Это лучший эскулап мира Крамского! Марш в экипаж! Господи, ну что вы тащитесь раненой улиткою?! Трогай, Прохор!…

…И они понеслись по зябкому Невскому, под храп лошадей и крики торговцев, под утробный стон далёкого фабричного гудка, прочь от высокой деревянной стены этого мира. Они не слышали, как ошеломлённые великаны носились по пропасти, причитая о вандализме и непоправимом ущербе и желая великану с надписью «ЧОП» гореть в аду строгого режима. Всплескивая руками, они таращились на картины мира. Они были другими.

Потому что их изменил маленький, но безумно влюблённый Спицын.

РАЗБОРКА

Однажды утром Громов не обнаружил в доме еды. Она исчезла, и, судя по засохшим на всех горизонтальных поверхностях уликам, достаточно давно. Голод почистил Громову зубы, на пару секунд прижал непокорный вихор к черепу, всунул громовское туловище в наименее грязную майку и отправил в ближайшую «Пятёрочку».

Привычно поиграв в мага, отчего зеленые двери магазина разъехались «по мановению руки», Громов бодро вошёл внутрь. Из хаоса припаркованных тележек он, как обычно, выбрал самую неуправляемую. Отчаянно работая руками и телом, чтобы не ехать по дуге, Громов лихо устремился сквозь овощи вперёд – туда, где в искристой тиши холодильника застыла пища холостяков. Скоро он по-гарпьи схватит прохладную пачку чего-то пернато-копытного с надписью «с говядиной», привычно выкрикнет «Твою мать, сколько она стоит?!», обезумев от поисков нужного ценника, поймёт, что не найдёт его никогда и понесётся к майоне…

– Пс…! Мужик!

Громов остановился и оглянулся.

– Да-да, ты, с вихром!

Голос был определённо мужской. Только мужчин рядом не было. Лишь бабка, медвежатником простукивающая дыню.

– Я здесь! В помидорах за 99!

Громов осторожно подошёл к поддону с помидорами и прислушался.

– Думаешь, розовые помидоры за 99 продают? Совсем что ли с ума сошёл? Я на соседнем, где обычные!

Громов подкрался к соседней помидоровой пирамиде.

– Это сливовидные за 210, господи, ты чё – никогда помидоры не покупал?

– Только в банках. – Прошептал Громов. – Вот эти? Это что, тоже помидоры?

– Не начинай. Слушай. Купи меня. Срочно. Очень прошу! Умоляю просто!

– А ты кто? Помидор?

– Девятая конная армия! Конечно, я помидор… Извини. Извини. Я на нервах. Прости. Вот он я, с зелёным пятном. Нет, холодно. Теплее. Горячо. Да, это я!

– Нафига ты мне нужен? – Тихо спросил Громов, видя неподдельный интерес охранника к своей беседующей с помидором персоне.

– Помоги, бро… Мою Свету купили…

– А Света – эээээээто…?

– …Жена моя. Выросли вместе… И тут эта тварюга пергидрольная! Пялилась-пялилась, потом р-р-р-р-раз! Схватила её и на кассу унесла! Догони её, христом-богом прошу!

– Ладно, только не кричи!

Громов сделал вид, что простукивает лук. К охраннику присоединился второй. Громов оторвал от рулона зелёный пакет, чтобы покупка не выглядела уж совсем дикой. Долго растирал его край между пальцами, пока не понял, что открывать нужно с другой стороны.

– Быстрее! Уйдёт ведь!

– Да щас, щас!

Оставив тележку, Громов понёсся к кассе.

– Вон она! У второй! В красной блузе! Расплачивается уже!

Громов рванулся к кассе номер три, где не было очереди. Он почти успел, когда юркая старушка с дыней и куриными шеями вынырнула из-за акционных яиц и вязаным шлагбаумом закрыла проход. Вероятно, рывок забрал все её жизненные силы, поэтому дальше всё происходило ооооочень медленно.

Громов с помидором печально наблюдали за красной блузкой, которая отошла от второй кассы и направилась к выходу.

– Вот, внучка, ещё рубель нашла!

– Спасибо. Наклеечки собираете?

– Канееееешна!

Да ё ж моё ж! Прошли тысячи лет, пока бабуля сложила наклейки в кошелёк, кошелёк в сумку, сумку в пакет, пакет в пакет, пакет в тряпичную тачку, и покинула межкассовое пространство. Лента подвезла одинокий помидор к улыбчивой кассирше. Громов перестал пялиться на «Дюрекс», вспоминая, когда он их в последний раз покупал, и бросился за помидором.

– У вас один помидор? – уточнила у Громова улыбчивая.

– Да.

– Это обычный?

– Да!

– За 99?

– ДА!

– Товар по акции? Кофе?

– Нет.

– Шпроты?

– Нет.

– «Алёнка»?

– НЕТ!

– Ой, вы сейчас будто хором ответили.

– Нет, я здесь один. НУ, еще помидор. Но он не разговаривает. Он же помидор. Обычный. За 99.

– С вас 22 рубля. Спасибо, что без сдачи… Подождите, мужчина! А наклеечку?..

…Но Громов с помидором были уже на улице.

– Видишь их? – Тревожно спросил помидор.

– Да, вижу. – Громов направился за красноблузой, маневрирующей среди припаркованных машин. – Женщина! Постойте! Женщи-наа!

Кузьмина быстро оглянулась и ускорила шаг. Громов перешел на бег и догнал её через три «Хюндая».

– Извините! Погодите. Вы.. вы не поверите, но тут такое…

– Мужчина, отстаньте, я очень спешу! – Отрубила Кузьмина, оглядываясь куда-то.

– Почему мы остановились?! – Сказал тоненький женский голос из её сумки. – Мы же её упустим!

– Света!!! – завопил помидор из пакета. – Света, я здесь!

– Дима?! – испуганно ответили из сумки Кузьминой.

– Светыч! Я тебя нашёл! Ааааа!!! Спасибо, мужик! От души!

– Рано радуешься. – Ответил Громов. Он понял, куда так спешила Кузьмина. К девице, грузившей в багажник розовые мячи краснодарских, снопы рукколы и креветки во льду. – Диман. Она от тебя сбежала. Попросила вот эту себя купить и в высшее общество подкинуть.

– Ты чо несёшь, мужик?! Это ж Светка моя! Света! Света?!

– Да потому что больше так не могу! – Взвизгнула помидориха из сумки. – Я вяну, Ди-ма! В этом вонючем поддоне! Чтобы что? Сдохнуть в укропе и дешевом подсолнечном масле за 53.80?! Я хочу в оливковом! За 140.02! Под красное полусладкое! Хоть в конце почувствовать себя настоящей женщиной!

– Но… Све… мы же… с рассады…

– Нда. Все они одинаковые. – Сказал Громов.

– Оооо, ну конечно! – Вступилась Кузьмина. – Старая как мир песня! Рука об руку не ударят, а потом удивляются, почему от них жены сбегают!

– Да он не может ударить! – Громов демонстративно замахал Димой. – У него рук нету! Он не виноват, что он безрукий помидор! Зато.. зато у него сердце! Этсамое… любящее! Вот это у него есть! Да, может он некрасивый. Не круглый. Антикруглый даже я бы сказал. Но искренний! Верный помидор, что еще надо-то?

– Боже мой, тирада неудачника! – Закатила подкрашенные глаза Кузьмина.

– Чего это? Я очень даже… удачник!

– Братан, кинь меня в стену! – Взмолился помидор.

– Димочка, не надо! – Воскликнула помидориха.

– Не ведись, он тобой манипулирует. – Наставительно произнесла Кузьмина.

– Вот откуда Вы это знаете? – Возмутился Громов и встал на колени перед её сумкой. – Послушайте, Светлана. Я понимаю – красивые розовые помидоры, морские гады, китайский фарфор… Но я не уверен, что это Ваше. Я не уверен, что всё это примет Вас за свою. Вполне вероятно, что они будут до конца жизни Вас сторониться, сплетничать за спиной, и всячески отказываться Вас принять в свой круг. А Дима…

– Да перестаньте! – Кузьмина спрятала сумку за спину. – Дмитрий! Нельзя привязывать к себе женщину, если она этого не хочет! Отпустите её! Там в поддоне еще много замечательных помидорок, и вполне возможно, что одна из них как раз Ваша! А Свету просто забудьте! И не лайкайте её, не оскорбляйте и не угрожайте! Хотя, ёлки-палки, уже опять женаты и с двумя детьми!

Голос Кузьминой почему-то в последний момент сорвался.

– А чего это Вы за него решаете? Пусть борется! Может, у Светланы просто этсамое… эмоциональный порыв! Может, она потом пожалеет! Моя бывшая вон тоже до сих пор из Черногории по ночам наяривает, когда на вилле напьётся! Типа она вся такая несчастная и дура!

– Так что же Вы за неё не боретесь?!

– Я не знаю. – Поник Громов. – Может, просто я её никогда не любил. Так, как Диман свою Свету.

Сумка Кузьминой мелко затряслась от девичьих рыданий. Дима зашмыгал зелёным пятном. Девица взвизгнула колёсами и по встречке унесла за горизонт роскошную жизнь.

– Знаете, у меня идея. – Обратился Громов к Кузьминой, презрев нависшее молчание. – А что если… им немного помочь?

– В смысле? – Донеслось изо рта Кузьминой и двух пакетов одновременно.

– Я имею в виду… Они же овощи не по своей воле. Или ягоды, как там правильно. Что может Диман? Да ничего в принципе. А мы с Вами можем. Нужно устроить им свидание. Чтоб вокруг всё такое красивое… РомантИк такой. Гастрономический.

– Хм. – Вздёрнула щипаную бровь Кузьмина. – Я согласна. Давайте сюда Дмитрия, я приготовлю что-нибудь эстетичное.

– Не-не-не, Диму я не оставлю. Отдайте лучше Свету.

– О, а Вы кулинар, да? Что такое «Капрезе»?

– Тенор?

– Ясно. Дмитрия на бочку.

– Сказал же, не отдам! Это моя идея! Я в ответственности за того, кого купил!

– Да господи боже мой! Хорошо! Купите с Димой что нужно и приходите. Записывайте список…

…Заточив Димана в камере 27, Громов толкнул неуправляемую тележку в зелёную пасть «Пятёрочки». У него был список из непонятных слов. На помощь Громову пришла менеджер зала Дусмухаметова. Она позвала Побыдько, которая позвала Лимонтян, которая позвала Удоеву, которая позвала Шипчук, которая оказалась не продавцом, а просто покупательницей. Отчаяние мобилизовало в Громове все его животные инстинкты. По запаху, форме и интуиции он за два часа нашёл всё что нужно и испытал двойное удивление: во-первых, что всё это существует в природе, а во-вторых – сколько это стоит даже по акции. Обмотавшись рулоном полученных наклеек, в обществе Димана он притащил добычу по указанному Кузьминой адресу в «Вотсапе».

…Помидорное свидание выглядело безупречным. Лазурь моря, нарисованного на сувенирной тарелке с надписью «Thai», сияло в свете энергосберегающих ламп. Непутёвые супруги, прикрытые толстенькими моцарелловыми пледами, возлежали среди зарослей базилика в россыпи кедровых орехов.

– По-моему, им было хорошо. – Сказала Кузьмина.

– Почему это «было»? – Спросил Громов.

– Потому что они умерли. Я же порезала их ножом.

– А может они просто молчат. Потому что им хорошо. И они снова счастливы. С тем, кого любишь, даже молчать здорово.

– Вы просто хотите так думать.

– Нет. Я просто хочу верить.

– Как знаете.

– А я не знаю. Во всяком случае, пока.

Громов почесал голову, еще раз прижал к голове вихор.

– Я там еще бутылку вина купил.

– На что это Вы намекаете? – Заподозрила неладное Кузьмина.

– Ни на что не намекаю. Просто говорю – есть бутылка вина. Давайте её выпьем.

– Так! Мужчина! – Холодно расставила Кузьмина точки над «и». – Это лишнее.

И тут же принялась лихорадочно вспоминать, где же второй бокал.

В Громову Кузьмина превратилась через два месяца.

МАНЬЯК ФИЛИПОВ

Маньяк Филипов вышел из душного метро в вечернюю хмурь, блаженно втянул загазованного воздуха и направился к дому. Вечер обещал быть потрясающим – его ждал протёртый диван, унылый футбол под вчерашнюю курочку-гриль и жалобы на жизнь в настенный ковёр. Главное, чтобы не появились они, думал Филипов, кутаясь в шарф. Загадят такой замечательный досуг.

– Филиииииипов… Привет, Филииииипов… – Вкрадчиво зашептали Голоса.

– Да ё. – Вздохнул Филипов, закатывая глаза в серое небо, – Начинается…

– Посмотри на эту одинокую женщину на остановке… Разве тебе не хочется отвести её на стройку и резануть по горлу?

– Мне хочется резануть плешивого докторишку, который впулил эти фуфельные таблетки…

– Ооооооооо!!!!

– Образно! Не буду я никого резать!

Филипов юркнул в подъезд.

– Филипов… – Не унимались Голоса. – Но ты же избранный, забыл?

– Я вам что, Нео? Отвалите, ради Бога!

– Как ты смеешь таким тоном разговаривать с…

– Да не ангелы вы, сколько можно гнать мне эту пургу?!

– Филипов. Ну харэ. – Сказал один Голос. – Ты уже полгода как маньяк. И ещё никого не убил. Это, знаешь…

– Да ссыкло он. – Вставил второй.

– …Непрофессионально. – синтеллигентничал первый.

– Ну так увольте меня за профнепригодность, первый раз, что ли! – Раздраженно рыкнул Филипов, вваливаясь в квартиру – И валите… не знаю… к Тишко из айти-отдела! Он в очках и застёгнут всегда на все пуговицы… Его явно метелили в школе – прям ваш работник месяца!

Встретивший Филипова кот потерся о его ногу, алчно выпрашивая мясное желе.

– Ну грохни хотя бы кота… – Взмолились Голоса.

– Щасссс! Разбежался! Он, конечно, никчемный подонок, но без него мне грустно и одиноко!

– Под ванной вроде бы был паук…

– Слушайте, ребята, давайте поговорим. Водочки?

– Хм… После работы почему бы и нет. – Пожали плечами Голоса и уселись поудобней в лобных долях Филипова. Филипов достал из морозилки початую бутылку. Хотел угостить гостей и курицей, но она предательски позеленела. А отбить мясное желе у кота было себе дороже. Очень вредно для глаз.

– Вот нафига вам это надо? – спросил Филипов, наливая вязкую от мороза водку в самый негрязный стакан из раковины. – Чё вы такие кровожадные-то все? По телику вон каждый раз трещат: «маньяк утверждал, что ему приказывали голоса…». Чё вы зациклились на этой кровище? Вы ничё другого придумать не можете? Ну, я не знаю, там… «Филипов, напиши книгу. Садись, записывай: «Всё смешалось в доме Облонских»». Или там: «Нарисуй, Филипов, картину… Типа чувак такой за голову взялся и типа кричит во всё горло». Чего вы ржёте-то?

– Ка… картину… Ой, я не могу! РЭМБРАНТ!!! – Сквозь хохот заверещал один Голос.

– У нас специализация, Филипов. – Серьёзно ответил второй.

– Да к чертям такую специализацию! – Воскликнул Филипов, наливая вторую. – Где вы её получили?!

– В училище. 12 Голосов на место. Пять лет как проклятые. Плюс практика.

– Ребяяяяята! – Филипов крякнул и продолжил. – Вот перед вами… ну в смысле… Вокруг вас… Короче, я – дипломированный этнолог. Два года под Петрозаводском комаров кормил! Слушал сказки бухого карело-финна на поселении! И что?! Вот пятый год в отделе продаж. Втюхиваю в регионы бэушные томографы. Если щас одним болванам сплавлю две штуки – получу от шефа вторую золотую звезду. Еще 5 процентов к зэпэ! Я к тому, что насрать на специализацию, пацаны! Можно заниматься тем, что нравится!

– Тебе нравится продавать томографы?

– Ну… согласен, пример не очень. Но суть же вы уловили? Вот что вам нравится? По жизни? Без этой чепушни про династию и престиж?

Голоса переглянулись.

– Мы на минутку. – Сказал один из них и утянул второго в мозжечок. Филипов ждал, прислушиваясь к далекому шепоту в глубине головы, но ничего не расслышал. Почувствовал вкус табака – в мозжечке закурили. Через несколько минут Голоса вернулись.

– Булочки! – выпалили они хором.

– Чего?! – Филипов чуть не подавился водкой.

– Такие маленькие, с малиной. – Стеснительно сказал один Голос.

– И с корицей! – вставил второй.

– Ну с какой, корицей, Валик! – запротестовал первый, – Это гастрономическая пошлость, казус и несуразица! Тебе, сука, дай волю, ты её и в булку, и в рассольник, и в ванну…

– Вы посмотрите на него, мишленовский гуру выискался, Гордон Рамзи хренов!!!

– Так, стопэ! – прервал Голоса Филипов. – Булки так булки! Булочки – хорошо! Никого ещё под «вышку» не подводили! Всё равно жрать нечего! Айда в «Пятёрочку»!

…Сотрудники гастронома чуть не вызвали охрану – Филипов метался от стойки к стойке, орал кому-то или заткнуться, или говорить по одному, определиться, лупил себя по голове и в конце концов ввёл в ступор знакомую кассиршу, вывалив перед ней не привычные поллитра и консервированный салат, а несколько кило муки, сахара, яйца и дорогущую малину. Ну и добил её молотой корицей, разумеется.

…Первая партия булочек, как водится, сгорела к чертовой матери. Филипов был в бешенстве, Валик плакал, а Андрей Николаич (так завали второго Голоса) призывал всех успокоиться и не сдаваться. Вторая партия вышла лучше, но суховата. Третья была бы неплоха, если бы не корица, которую тайно добавил Валик. Николаич словесно уничтожил Валика, Валик пригрозил вообще уйти, и могло дойти до рукоприкладства, если бы Филипов не налил обоим. К утру все трое, измазанные мукой, трясущимися от усталости руками достали из духовки девятую партию. Филипов, подув на булочку и помолясь, положил её в рот. Булочка растаяла во рту и малиновыми бабочками разлетелась по телу. Это был шедевр. Мунк. Толстой в лучшие босые годы. Гастрономический оргазм. Все трое завопили «Йес!!!» и зааплодировали, как все эти космические генералы, когда Брюс Виллис ценою жизни расфигачил опасный метеорит. Ну и выпили, конечно.

…В 10 утра невыспавшийся Филипов притащил булочки в офис и угостил коллег. После дегустации шеф влепил две звезды. Зоя Фёдоровна из бухгалтерии расцеловала Филипова и пообещала ему толстый конверт вовремя. Айтишник Тишко впервые улыбнулся, а юрист Коновалов спросил, нету ли у бабы Филипова сестры, которая готовит такие же булочки. Это был успех. Слава о филиповских булочках малиновым вареньем растеклась по всему бизнес-центру, и с ним начали все здороваться. Расчётливый Николаич разумно предложил, что, мол, раз пошла такая пьянка, почему бы не монетизироваться. При помощи раскрепощенного айтишника Тишко Филипов запилил интернет-магазин. Первый же покупатель запустил такой «сарафан», что Филипову пришлось уволиться с работы и вместе с Голосами круглосуточно стоять у плиты. Валик разработал линию тортов, куда бросал свою любимую корицу, что не помешало им быть божественными. Деньги потекли рекой. Николаич набросал бизнес-план, и парни открыли сеть кондитерских под вывеской «Филиповъ и Голоса». Их булочки жрали на газпромовских корпоративах. Булочки Филипова занесли в список гастрономических ценностей ЮНЕСКО, и какой-то лондонский эксперт по выпечке вручил Филипову мишленовскую звезду (лицемерно, конечно – иначе он не был бы британцем)…

…Бизнес у Филипова и Голосов, естественно, отжали какие-то хмыри. Филипов даже хотел забить их всех до смерти гвоздодёром, но Николаич и Валик вовремя его остановили. Все трое перевели оставшиеся деньги в оффшор и тихонько свалили в Австрию. Разработали рецепт малинового штруделя и развернулись там на полную катушку. И никто не умер. Кроме одного люксембургского герцога, который не рассчитал силы и обожрался эксклюзивными тортами Валика. Но это его проблемы.