Текст книги "Несерьезная книга об опухоли"
Автор книги: Кирилл Волков
Жанр: Медицина, Наука и Образование
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Глава десятая. Бегство от себя
Я понял, что надо забетонироваться от негатива, создать только позитив, окружить себя смешным, теплым, солнечным, счастливым. Это чувство, скорее, было инстинктивным. Страх ушел в подсознание, вибрировал там, не давал мне покоя. Он не давал мне быть счастливым. Я был счастлив, смеялся, наслаждался жизнью, но потом вспоминал три слова «Неоперабельная опухоль мозга», и чувствовал, что нельзя быть счастливым, когда у тебя ЭТО. ЭТО было размером 5 на 4 сантиметра и находилось у меня в мозгу. В глубине моих глупых, наивных, романтических, циничных, философских, гениальных мыслей.
Знаете, какой самое жуткое время дня? Момент, когда я просыпался. Во сне я позволял себе быть самим собой – я танцевал, играл в баскетбол, отчаянно дрался, спорил, что-то яростно доказывал, убегал, пел – как я пел во сне, вы бы слышали! И тут…
Залитая бетоном щека, плохо видящий глаз, не слышащее правое ухо. Видели «Терминатора»? У него там одна сторона лица металлическая. Так вот, это я. Я удивлялся. Я и сейчас удивляюсь. Каждый день. Не могу не удивляться. Вы знаете, иногда айпод не может синхронизироваться. «Не удалось». Так и я не мог синхронизироваться с новой реальностью. Я не понимал. Я ОТКАЗЫВАЛСЯ ПОНИМАТЬ. Это не я. Это дурной сон. Как хочется до сих пор проснуться и, сильно повзрослевшим, вернуться в реальность, к себе тому, которого я знаю и помню, которого любят слушать, а не переспрашивают с диким конфузом.
Почему я засыпаю до сих пор с аудиокнигами? Только бы не думать о себе, отвлечься. «Сумев отгородиться от людей, / Я от себя хочу отгородиться…» (И. Бродский). Кроме того, мама посадила меня на онкодиету – я ел только зерновой, бездрожжевой хлеб, не ел свинину, сладкое, выпечку, шоколад – только горький (но иногда устраивал себе маленький праздник – бабушка приносила шоколадные конфеты), молоко – только обезжиренное, от колбас, ветчин, вообще от всех животных жиров пришлось оказаться. Ел всевозможные морепродукты; мама их обожает, а я не люблю, но мама, сглатывая слюну, кормила меня креветками, кальмарами, мидиями, водорослями, супом со смешным названием мисо, и я послушно ел, чтобы ее не расстраивать.
Комментарии мамы
Я за последние дни очень много узнала о нетрадиционном лечении. Еще раз убедилась, что мы все делаем правильно. Так, самоназначенные противоопухолевые китайские грибы пьем «по науке»: два вида грибов по 8 гр. в день с заменой обоих видов каждые 8 недель (иначе опухоль «привыкает» к их воздействию). Имбирь, жостер, зеленый чай (у нас урожай ЭТОГО года), облепиха (она поднимает
уровень тромбоцитов, и таки подняла), зеленая(!) гречка, коричневый сахар (минимально), манго… Даже соль у нас черная («четверговая») и розовая (гималайская).
Пирожные я забанил, сколько бы они не посылали мне свои сообщения, маня, заклиная запахом и видом: «Съешь меня! Съешь!». Пил березовый сок литрами, зеленый чай, ел брокколи, помидоры, ягоды – все это помогает от опухоли (см. ценную книгу «Антирак»). Про строгую диету пишет Луиза Хей, хотя мой лечащий врач Кобяков в это не верит. Знакомая, онколог из Англии, говорит, что от одного пирожного ничего не будет, а вот от двух-трех… Дело в том, что опухоль растет как на дрожжах (кстати, дрожжи нельзя в первую голову! То есть в мою. Нет, серьезно, дрожжи запрещены). Она потребляет веществ в два раза больше, чем обыкновенная клетка. Ну, логично предположить, что если обрубить ей стройматериалы, то она хотя бы не будет увеличиваться. Будет питаться (она же живая, часть меня самого; хочет расти и развиваться), но стабилизируется. Но как перейти на диету? Как избавиться мне, сладкоежке, от главных кирпичей опухоли? Как отказаться от колбас и чипсов?
Нельзя садиться на диету в одночасье. Надо плавно-плавно пересаживаться. Нельзя есть молочный шоколад, но иногда можно. Чуть-чуть. Вкус – это привычка. Вы не задумывались, почему у разных народов разные вкусы? Да потому, что они привыкли. Вот и я привыкал к новой вкусовой реальности. Сейчас – вы не поверите – меня особенно к гадости не тянет. А раньше иногда воровал у мамы чипсину-другую. Сейчас я открыл новые чипсы «Лоренс». Там всего три ингредиента – соль, масло подсолнечное и картофель. Я начал искать расширенный состав. Не нашел. Его нет в природе. Так что вроде можно, хотя масло подсолнечное не очень (лучше оливковое, льняное, из виноградных косточек).
Вита Ермилова посоветовала статью тетки, которая 8 раз выдвигалась на Нобелевку. Так вот, она открыла, что в борьбе с онкологией очень помогает творог с льняным маслом, причем в пропорции 1:1. Я ел. Открыл «снежановские» колбасы и сосиски (там, вроде, нет ничего особо вредного, хотя мама думает иначе). Глотать было все тяжелее (и теперь тяжело, но я привык), и поначалу мама все блендерила, я пил через трубочку, ел детские пюре и т. д. Вдобавок у меня немели пальцы правой руки, она сама собой складывалась в некрепкое кольцо, мне казалось, что я за что-то держусь. Хотя пальцы не были сжаты. Моя ладонь становилась как кожаная маска, когда я какое-то время не шевелил пальцами. Я выживал, не жил. Но инстинктивно составил списки книг и фильмов, которые повышают настроение. Обычно книги печальны (особенно у нас, в России). Я стал шарить по закромам памяти, гуглил «смешные книги», ничего не читал, но слушал моего любимого «Евгения Онегина» в исполнении Смоктуновского, «Войну и мир», Хемингуэя, Войновича (который меня разочаровал), Ильфа и Петрова, Конецкого, Владимова, Пелевина (еще раз убедился, что при всем его уме, он кто угодно, только не писатель), Брэдбери, открыл для себя изумительного поэта А. Макаревича и, конечно, читал Фаулза. Никаких Достоевских с Платоновыми, Камю с Сартром, Бу ниных, Кафок, Джойсов и всяких Бродских. Они только разрушают нервную систему Конечно, есть такие, кому чтение Библии или Достоевского дает опору, кто молится постоянно. Если помогает, читайте их, но мой приятель Леша, тоже с опухолью мозга, говорит, что самая большая депрессуха на него напала, когда он читал Чехова. Многие пытаются найти ответы в своем детстве, что, наверное, правильно, – читают Пруста, но у меня с Прустом сложные отношения.
Из моей пародии на Пруста:
Нормальный человек, например, пишет: «Наступила осень. Включили батарею. Раздражающе шумит за стеной».
Пруст написал бы так: «Наступила осень. Я услышал батарею за стеной, и ее звук напомнил мне звук катера, когда мы вместе с братом катались летом на нем, и сотни деревьев, мелькающих бесконечным мультиком поодаль, вдоль кромки берега, тенистого и манящего, мчащегося и в тоже время будто бы существующего на расстоянии вытянутой руки, как существуют наши миражи и сны, и запах бензина, так неясно разлившийся в воздухе, уносящий тебя в какую-то наркотически сонливую, радужную даль, сумасшедшее дрожащее отражение катера в воде, будто бы в другой, перевернутой, разъятой на синие атомы реальности мчался такой же белоснежный красавец со скоростью 90 миль в час, и как будто внезапный порыв ветра уносил меня все дальше и дальше от самого себя в детство, где все еще свежо и ново, когда мама может излечить тебя от болезни одним прикосновением своей прохладной руки к твоему мокрому жаркому лбу, когда муравьи, мухи, цветы одуванчики, еще не распыленные ветром, казались крупнее, будто под лупой твоего детства, еще нетронутого бурями и грозами взросления, когда все еще ясно и прозрачно, как переливающаяся и дробящаяся светом капля на моей руке после осеннего тихого дождя, шумящего и заштриховывающего без нажима небо, воздух, зелень…»
И так 7 томов!
Любите ли вы Пруста так, как не люблю его я, «то есть всеми силами души вашей, со всем энтузиазмом, со всем исступлением, к которому только способна пылкая молодость, жадная и страстная до впечатлений изящного…»
Но самым популярным автором был – кто? Кого мы читаем на досуге больше всего? Кто потрепан до последней степени? Правильно, Довлатова! Вроде бы знаешь все наизусть, а все равно смешно!
Инструкция по приему книг Сергея Довлатова:
ПОКАЗАНИЯ К ПРИМЕНЕНИЮ: смеховая недостаточность, атрофирование самоиронии, наплывы равнодушия к жизни, бессонница от самобичеваний (ruskus samovinovatus), увлеченность ненужными проблемами, юмористическое малокровие.
СПОСОБ ПРИМЕНЕНИЯ И ДОЗЫ: книги Довлатова следует принимать внутрь до или после еды. Наблюдались случаи, когда Довлатова принимали во время еды или даже вместо.
ПРОТИВОПОКАЗАНИЯ: повышенная ворчливость-бурчливость (с ней книги Довлатова почти не совместимы).
ПЕРЕДОЗИРОВКА: приводит к переизбытку самоиронии в крови, оптимизму, улыбке до ушей.
Но даже Довлатов не всегда помогал. Точнее, помогал – отвлекал, радовал, веселил, – но потом я вновь возвращался к черно-белой реальности, к реальности меня самого.
Тогда я начал смотреть фильмы и сериалы. В основном, веселые, но иногда я натыкался на что-нибудь типа «Игры престолов», который, конечно, крутой, но сценарий уж больно тарантиновский; я посмотрел два сезона, кто досмотрел, скажите, там кто-нибудь доживает до финала? Кто-то, пусть без руки и без ноги, остается жив? И что там с карликом – кирдык или не кирдык?
Но совсем ми-ми-ми смотреть все-таки я не мог. Я смотрел фильмы – мама помнит – как заколдованный. Я начинал день, просыпался, чтобы открыть ноутбук. Как будто убегал в иную, художественную реальность. Убегал от себя самого. От своего отражения в зеркале. От того, что я постоянно жрал – на гормонах набрал за два месяца 12 кг! Мама говорит, что я был как из концлагеря, но в концлагере такими жирными были только надзиратели, а таких, как я, съедали на знатный ужин вожди племени из Новой Гвинеи. То есть по виду я был Винни-Пух, по настроению – ослик Иа-Иа, по мужественности – Пятачок. Где-то там, конечно, был Тигра, но невыявленный, что ли, неосознанный (есть такой вид тигр – тигра невыявленный?).
Короче, я бежал, бежал, бежал. От себя самого? Куда? Марина это заметила и придумала кое-что…
Комментарии мамы
Какую полезную книгу пишет Кирилл! В ней мудрые, даже философские, жизненные рассуждения, объяснения, последовательность, логика, советы, запреты…
Просто пособие, инструкция для всех: больных, здоровых, неуспешных, депрессивных, колеблющихся, переживающих кризис… Читай, запоминай, переосмысливай, делай – и будет тебе счастье!
Кто бы знал, как трудно САМОМУ выполнять все написанное, следовать своим же советам!
Я всегда писала о каких-то… физических, материальных событиях: заключения МРТ, показатели крови, рекомендации врачей, рекомендации по травам, пр. И никогда не рассказывала о психологических проблемах, с которыми мы сталкиваемся постоянно. Депрессия, хандра, неверие в собственные силы… В основе всего этого, во главе угла негативных эмоций находится Страх.
Мысли о плохом исходе никогда не исчезают. Можно какое-то время не концентрироваться на них, но они всегда сидят в подсознании. Человеческая психика не способна их принять, и они трансформируются в тревогу, за которой прячется все тот же Страх. Сегодня один из таких дней. Ни истерик, ни слез. Просто: «Я кричу, прошу о помощи, а ты не слышишь!»… Разговоры о том, что и как делать, чтобы жить. Ну как – разговоры? Я говорю, он пишет на компе ответ…
Проще всего посадить на антидепрессанты. Но это не выход. Нужно, чтобы мой мальчик прошел все этапы, все стадии Страха, дошел до дна. Осмотрелся, принял ситуацию, «обжил» ее.
И только оттуда – вверх. Иначе нельзя! Дно должно стать отправной точкой движения вперед. Иначе все «подвижки», все «кирпичики» здоровья утонут, растворятся в Страхе, который засосет их, как болото.
Если по-другому нельзя, мы пойдет этим путем. Точнее, пойдет Кирилл, а я на подхвате: страховать, поддерживать, посильно помогать. И обязательно улыбаться – я же мама. Мы пройдем, мы сможем, мы – команда. Нет у нас слова «не могу». Да, Кирилл?
Глава одиннадцатая. В вас заложено большее
Прежде чем рассказать про Марину, должен сказать несколько слов про лучевую терапию. Забавно, но прибор для лучевой называется «Примус». «Примус» несколько раз ломался, и его «починяли». Пока сидишь в очереди, находишься в каком-то удивительном пространстве, где все улыбаются, никто не кричит, все знают друг друга по имени. Ходят на костылях, под ручку, в коляске, сами. И всегда улыбаются. Злость в этом мире перед лучевой – не то что не позволительная роскошь, она просто не нужна. Даже когда нам объявляли, что аппарат сломался, все ворчали как-то тихо, берегли себя, других. Никто же не виноват, в самом деле! Хотя многие приехали издалека, не из Москвы. Я думаю: почему так? Потому что знают, что лучевая – это лечение, и тихо радуются этому? Или потому, что когда ты в такой ситуации, то становишься человечнее (но есть, правда, и другие, но о них позже)? Не знаю.
Во всяком случае, у меня было ощущение, что я в чистилище. Потолок, кстати, там в некоторых местах стеклянный, и свет падал на лица прямо, будто бы косо освещать, прыгать в светотень, играть и кокетничать было для него как-то не этично. Пространство, в котором все открыто, все честно, пространство прямоты и белизны – человеческой и физической. Мне почему-то напомнило это Амстердам – там все дозволено, там лежат на крышах, катаются на лодках, курят травку, идут на улицу Красных фонарей. И понимаешь, что когда все позволено, не тянет грешить. Когда мы грешим, нам важно что-то преодолевать, а тут преодолевать-то нечего. Город без греха. Я убежден, что там почти нет убийств, краж и т. д. Там люди просто счастливы. И, как ни странно, то же было в коридоре перед лучевой. Людям не нужно ничего доказывать. Ни нам, ни себе. Здесь все равны. Как в Амстердаме. Странно, да?
Когда заходишь на лучевую, тебя ведут по свинцовому коридору. Потом кладут на кушетку. Надевают маску на лицо – пластмассовую, индивидуальную. Прижимают, привинчивают маску к кушетке. И 10 минут какая-то штука, похожая на маленький космический корабль, летает вокруг тебя. А у меня в первые месяцы болезни вдруг обнаружилась клаустрофобия: еду в лифте – боюсь, что он застрянет; кладут на МРТ – боюсь, что про меня забудут; принимаю ванну – и воображение рисует, как я поскальзываюсь, расшибаю голову, и все мои мысли радужнобензиновыми слоями вытекают из нее, плавают в наполненной ванне, отражают меня – мои воспоминания, мои стихи, мои идеи, мои образы, мой Париж, мой Будапешт… А меня уже нет.
Все почему? Потому что даже крикнуть не могу. Сказать. Я беззащитен. А тут – на лучевой – пластмассовая маска тебя прижимает с космической силой. Поначалу было не очень… Потом ничего. Привыкал к дырочкам в маске. Пел про себя песню Юлия Кима «Черное море». Вспоминал Симеиз, как я маленький в темноте ходил к волнам на пляж. А мама мне пела «Черное море». И так было мне хорошо. И темная, темная, темная ночь. И нет ничего плохого, и не может быть. Потому что рядом мама. И Черное море. Доброе-доброе. О чем-то по-доброму шепчет. И мир прекрасен. Я хотел, чтобы и в голове тоже было все хорошо. Я как бы лечился воспоминанием. Мое лицо – а если говорить честно, то потолстевшая изрядно после гормонов и толстеющая каждый день морда – еле влезало в маску (хотя изначально это был идеальный слепок). Такая вот харизма! Вы бы видели! Эх, жалко, фоток не осталось. Вообще, когда вы на гормонах, фотографируйтесь! Потом сами же посмеетесь! Вы там будете похожи на вашего дальнего родственника-сумоиста.
И вот я лежал. Придавленный. И представлял, как моя опухоль становится меньше, прямо пытался почувствовать, как ее «излучают».
НА ЛУЧЕВОЙ ВАЖНА НЕ ТОЛЬКО САМА ПРОЦЕДУРА, НО И ТЕ МЫСЛИ, С КОТОРЫМИ ВЫ ЛОЖИТЕСЬ. ЕСЛИ ВЫ ДУМАЕТЕ, ЧТО ОНА ВАМ НЕ ПОМОЖЕТ – МЕДИЦИНА БЕССИЛЬНА.
Я думал по Норбекову: о том, как эта штуковина меня лечит. Хотя мне радиолог сказал, что «лучевая, бывает, кому-то даже помогает», чем, понятно, меня напугал. А если не поможет? Что тогда? А если будет хуже? Но я убегал от этих мыслей. Лежал и чувствовал, что она помогает. Понимаете, чувствовал! И опухоль после лучевой уменьшилась на треть (уж не знаю почему, но только я помогал этому процессу, как мог). Вообще, люди часто бросают все на самотек, доверяясь только врачам. Меня лечат и все! Что я могу сделать?
НУЖНО ПОМОГАТЬ ОРГАНИЗМУ БОРОТЬСЯ.
Я выходил к маме с довольной рожей – во-первых, знал, что лучевая работает (и это правда! Но знал я это еще до всяких МРТ). Во-вторых, напротив лучевой было зеркало, и, глядя в него, нельзя было не рассмеяться! Я был весь покрыт следами от сетки, весь в каких-то ячейках, в клеточку, бритый наголо. Спорим, Джордж Лукас взял бы меня на роль гуманоида? Причем без всякого грима… Вера Кастрель создала график отвозов нас с мамой на лучевую. Все помогали, знакомые и незнакомые. Нас возили удивительные люди. Пока ехал, я вставлял плеер в уши и занимался – расслаблял голову. У меня было ощущение такой, знаете, блямбы в затылке, в его глубине, будто бы там все забетонировали, стянули. Когда я расслаблял голову, воображал ее здоровую, блямба начинала пульсировать, потом исчезала вообще. Ненадолго, но исчезала. Однажды мы приехали на лучевую, а аппарат сломался. Ждем час. Мама спит в кресле. А я сижу, мысленно делаю какие-то упражнения, поднимаю что-то. Стараюсь бесшумно. Воображаю, что поднимаю штангу. По позвоночнику пробегают какие-то токи. Два часа прошло – я занимаюсь. Три – занимаюсь. Ощущение блямбы исчезло. Четыре, пять часов. Мы поели. Опять занимаюсь. Я ехал обратно, так и не сделав лучевую, но с греющим меня чувством, что съездил не зря.
Само осознание, что я что-то сделал, дает очень много. Я мог влиять, воздействовать на опухоль – каждый раз мне это казалось таким чудом! Потом, спустя какое-то время, зацементированность затылка появлялась вновь. Но МАЛЕНЬКИЕ, ДАЖЕ МАЛЮСЕНЬКИЕ ПОБЕДЫ ЧРЕЗВЫЧАЙНО ВАЖНЫ.
Лао-цзы говорил: «Путь в тысячу миль начинается с одного шага». Если вы начали слушать Норбекова, или делать медитации, или сделали зарядку (пускай совсем маленькую), если выработали план действия, структурирования, нормы, если вы не жалуетесь всему свету, как вам – такому лучшему-в-мире – плохо, то вы уже встали на путь созидания.
Почему я занимался? Норбеков описывал, как к нему на семинар приехали люди (человек 100), все смертельно больные. А он сказал, что его семинар даст им шанс (еще одно ужасное слово!). Ему было важно понять, в ком есть реальный запрос, а в ком – нет. Кто сделает все, чтобы излечиться, а кто найдет повод, чтобы уехать. Он опоздал на полчаса. Ушли 20 человек. Потом он с намеренно утрированным акцентом, да еще и вульгарно ругаясь, стал что-то невнятно им объяснять. Ушли еще 30. Потом он заломил такую цену, что ушли еще 30. Остались только те, кому важно использовать хоть малейший шанс на выздоровление, кто цеплялся за любую соломинку. Человек, который действительно хочет жить, не должен упускать ни одного шанса. НИ ОДНОГО. Остались те, кто действовал не благодаря, а вопреки, когда все говорили: «Ты напрасно теряешь время!» (из-за этого я целый месяц не расставался с Михалычем – давал ему шанс). Даже когда нет надежды, и врачи говорят, что вы обречены, нельзя сдаваться. Меня бы никогда не было с вами, если бы я поверил диагнозу. Человек будет жить, прорастет сквозь асфальт всех диагнозов, нашей неуверенности, будет цепляться за жизнь, пока он дышит, пока у него есть пульс… Марина занимается со всеми, у кого есть запрос, желание что-то исправить, бороться. А те, кто на себе поставил крест, обречены. Им ничто не поможет. Даже не стоит пытаться.
ПОЖАЛУЙСТА, НЕ ЧИТАЙТЕ МОЮ КНИГУ, ЕСЛИ НЕ ВЕРИТЕ В СЕБЯ! ЛУЧШЕ ПИШИТЕ ЗАВЕЩАНИЕ И НЕ ТРАТЬТЕ ВРЕМЯ.
Эта книга для тех, кто знает, что живет и будет жить. Другие формулировки я отвергаю. Кто не смирился, кто, стиснув зубы, миллиметр за миллиметром идет к победе. Прикованный к кровати, плохо жующий, издерганный, напуганный, у кого, может быть, не поднимается даже рука, кто еле-еле стоит… Но идет, движется вперед по пути выздоровления. Кто верит в себя, в свой организм, кто не сломлен, кто, чтобы выздороветь, делает все и даже больше. Только у них получается победить. Кто верит не в меня, а в себя, понимаете?! Очень легко назначить Ван Даммом другого и сказать: «Ну это же Он! Он-то – ого-го! А я-то что?». Нееее… Такой вариант не пройдет. Я сам говорил: «Я же не Норбеков! У меня ничего не выйдет. Норбеков говорил это о ком-то другом». Но потом берешь и делаешь. Все! Если даже у такого, как я, получилось, то и у вас получится. Я тот, кто ни хрена не привык к шторму, но стоит! Потому что вариантов нет (в хорошем смысле). Так что не назначайте меня кем-то с большой буквы. Видит бог, я иногда силен, но чаще слаб.
Знаете, в средневековом Брюгге жил мужик – он варил пиво, которое исцеляло от всех болезней (задокументировано, сейчас рецепт утрачен). В церквях самых знатных, выдающихся людей хоронят у алтаря. Королей (по-моему, всего лишь двоих) похоронили перед алтарем. Потому что они были великие. Так вот, того мужика похоронили ЗА АЛТАРЕМ.
Представляете? Он – как для нас Билл Гейтс по величине. Великих много, но такой как он был один (надо бы вспомнить его имя). Так вот, в его поместье вход, ворота, над ними какой-то девиз. Я спрашиваю: «Что это обозначает?». Мне говорят: «В вас заложено большее». Чтобы каждый человек, проходящий под этими воротами, осознал это.
Тогда я впервые задумался: неужели и во мне заложено большее? Сейчас я понимаю, что это так. В вас заложено большее – наклейте это везде: на кухне, на компьютере, в прихожей, над кроватью, в туалете! Надо было мне издать книгу только с этой одной фразой, жалко, авторство не мое. В буддизме есть схожий образ. Что такое желудь? В чем его идея? Вы покажете на дуб. Идея желудя в дубе. Вот и человеку надо стать из желудя дубом, раскрыться, окрепнуть, расцвести. Есть такие дубы. Билл Гейтс, Пушкин, Луиза Хей, Уолт Дисней. Они одаривают человечество, создают миры, фантазируют, творят, играют. Дело не в том, что они гении. Дело в том, что они вышли за рамки, отведенные им человечеством, самой жизнью. Они преодолели их, играя. Игра – замечательный способ жизни, сочетание серьезного и абсурдного, взрослого и неуловимо детского.
Вот так играть свою игру – шутя!
всерьез! до слез! навеки! не лукавя! —
как он играл, как, молоко лакая,
играет с миром зверь или дитя.
(Белла Ахмадулина)
Ты как бы принимаешь правила, но понимаешь их условность. То, из-за чего мы портим себе все нервы – получить пятерку по какому-нибудь предмету сдать экзамены, поступить в институт, найти работу, купить квартиру, машину – все это как бы внешние достижения. Они не имеют к счастью, к настоящей реализации человека никакого отношения. Это условности. Сколько людей получают образование, едят, пьют, ездят на работу, стоят в пробках, встречаются с друзьями – людей-желудей, так и не ставших дубами, не родивших себя, не реализовавших, людей-зачатков, ждущих, что пойдет дождь, и они дадут всходы. Вот эти люди-то, не хотевшие жить, которым проще поставить галочку в совести, и ушли от Норбекова. Но мы не злаки. Паскаль говорил: «Человек – это тростник, но тростник мыслящий». И в нашей мысли, в нашей решимости, в нашей вере – огромная сила. Что же стало с теми 18, которые все же доверились Норбекову? 15 из них занимались, занимались – и выкарабкались. Трое, кажется, были совсем безнадежны. Я не знаю, правда ли это. Похоже на правду. Я воспринимаю это как притчу, скорее.
Я сидел возле лучевой и думал: «Если они смогли, то и я смогу». И да, я тогда был сильным, врать не буду. Зацементированность в моем затылке не чувствовалась. Она уходила. Конечно, на время, но я мог лучше говорить. Мне хотелось вскочить и проорать: «Она ушла!!! Понимаете? На время, но ушла! Эта штука на время рассосалась!» Мне хотелось петь и танцевать! Почему все сидят с такими лицами? Почему мама не ликует? Никто не понимал моего временного счастья! Я не знаю, что ушло – понятно, что не опухоль, не самоощущение ее, мой психофизический образ – но это ужасное стяжение на затылке временно прекратилось.
Внимание! Это не конец книги.
Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?
