Текст книги "Люди в сером"

Глава 3

МО СССР. Из сообщений по отделу внешней безопасности спецпроекта «Отражение» (входящие).

Сентябрь 1977 г. Совершенно секретно

«…Наши источники в КГБ сообщили, что агент «Аякс» обнаружил факт присутствия резидента Смотрителей на территории полигона. В данный момент агент «Аякс» занимается проверкой информации о смерти гражданина Ф., физическая оболочка которого, по всей видимости, использовалась для проникновения на территорию полигона и осуществления операции по уничтожению научно-технической базы проекта «Отражение»…»

23 сентября 1977 г.

Учетно-архивный отдел КГБ СССР

Дело № 75-09-2345-14 (2-Б). Совершенно секретно

Из рапортов по результатам расследования причин ЧП на полигоне 2-Б

«…Довожу до вашего сведения, что мною за последние два дня проведена дополнительная проверка странных противоречий по поводу смерти гражданина Фирсова Е. А. Во время допроса служащие п/ч при полигоне Голубев и Прохоренко сообщили мне, что смерть Фирсова произошла 14 сентября 1977 г. Меж тем, с их же слов, 20 сентября за несколько часов до ЧП они видели на территории полигона человека, похожего на Фирсова, а с ним – постороннего. Установлено, что Голубев и Прохоренко в тот вечер находились в состоянии алкогольного опьянения, однако нет оснований не доверять их словам – факт появления Фирсова и незнакомца подтвержден показаниями других сотрудников пожарной части, хорошо знавших бывшего начальника в лицо…

…Мною установлено, что 13 сентября Фирсов был направлен в Петрозаводск в служебную командировку. Утром 14 сентября, по утверждению работников гостиницы, где Фирсов остановился, он был обнаружен лежащим на полу в своем номере. Скончался вскоре после прибытия врачей: реанимационные мероприятия не помогли. Причина смерти – острая сердечная недостаточность. Застарелый порок сердца, связанный с поражением сердечных клапанов. Об этом свидетельствует поступившая к нам медицинская карта Фирсова. Это же подтверждает врач бригады «скорой помощи», которая доставила тело Фирсова в морг. Поскольку у Фирсова из близких людей имелась только супруга от бывшего брака, а на момент смерти его она находилась в загранкомандировке (необходимо проверить связи!), от нее поступила телеграмма с просьбой задержать похороны, насколько это возможно.

Также мною установлено, что утром 19 сентября при странных обстоятельствах из морга в Петрозаводске пропали два трупа. Один неопознанный, второй – тело Фирсова.

Я показывал имеющуюся у меня фотографию Фирсова работникам гостиницы в Петрозаводске, экипажу «скорой помощи», забравшей тело, медперсоналу больницы, а также Голубеву и Прохоренко. Все они утверждают, что это один и тот же человек. По фотографии другого тела, сделанной перед вскрытием в морге, Голубев и Прохоренко опознали человека, которого видели вместе с Фирсовым на полигоне. Установить местонахождение тел в настоящий момент не удалось…»

Предоставил: агент «Аякс».

24 сентября 1977 г.

19 сентября 1979 г.

Среда

Утром, по обыкновению, всегда чутко спящего Георгия разбудило радио, включенное на полную громкость в соседней квартире. Почему-то старушка, живущая за стенкой, считала, что, уйдя поутру торговать на рынок, таким образом – оставляя радио включенным – надежно защищала свое имущество от случайных воришек. Волков уже как-то раз говорил с бабкой на эту тему, но та оказалась не из пугливых, и тот факт, что сосед работает «кое-где» (о чем знали почти все в доме) ее не беспокоил. «Ты меня, малец, не стращай, я свое уже отпужалась!» – таков был ответ на вполне вежливо озвученную однажды просьбу.

– В эфире «Пионерская зорька»! – отчетливо послышался радостный детский голос за стенкой.

Едрен-батон! Да я же проспал!..

Волков посмотрел на будильник. Минутная стрелка немного не дошла до четверти седьмого. Будильник и раньше отставал, но чтобы почти на час!..

Георгий вскочил с кровати, наспех оделся. Времени бриться уже не оставалось – ладно, сойдет и так.

А вот наручные часы куда-то затерялись. Без них Волков себя ощущал некомфортно. Вскоре он вспомнил, что вчера перед сном чинил телевизор, и, чтобы часы не мешали, снял их. Там, на телевизоре, он их и обнаружил. Рядом с фотографией, оставшейся на память об армейской службе.

Перед тем как надеть ремешок на запястье, он задержал взгляд на снимке: Леха Переверзев, Сашка Лукинский и он сам – трое дружбанов перед дембелем. Бравые парни: форма летняя парадная, кокарды и значки блестят на солнце, фуражки сдвинуты набок не по уставу, а в глазах у Лехи и Игоря предвкушение свободной жизни и мечты о долгих вечерах с девчонками. И только он, Георгий, серьезен и напряженно глядит вдаль, не замечая фотографа. Из троих один он точно знал, чем займется после службы, – уже тогда им заинтересовались в органах. Начальник заставы сразу выделил его из числа остальных и задолго до дембеля закидывал удочки – видимо, Волков произвел впечатление своей физической и боевой подготовкой да еще на гражданке в три года законченным высшим.

Если перевернуть фотографию, то на обороте можно прочесть: «Вольфраму от Луки и Хасана». Лукинский получил свое прозвище от фамилии. Хасана так прозвали, потому что он действительно родился возле поселка Хасан, что под Владивостоком, неподалеку от того самого одноименного озера, где еще до войны наши надавали японцам по самое не балуй; да и потом, у Хасана в роду были китайцы, так что узкие глаза его четко соответствовали кличке. У Георгия же было несколько прозвищ – Волк не прижилось, равно как и переиначенное на немецкий лад Вольф. Некоторое время его за стойкость и характер один из старших офицеров называл Вольфрамом, но это было слишком вычурно для темноватого в массе своей армейского общества. Зато инструктор по рукопашному бою отметил необычную гибкость, молниеносную реакцию Георгия и в шутку прозвал Коброй. Это прозвище и закрепилось за ним, хотя быть тугоплавким Вольфрамом Георгию нравилось больше. Зная об этом, друзья так и подписали снимок…

Несмотря на утренний холод, кристально чистое небо предвещало жаркий день. Да и в переносном смысле сегодня придется нелегко, думал Георгий. Правда, вскоре мысли о предстоящей работе съехали на личное.

Путь от автобусной остановки к управлению пролегал мимо старых кварталов. Георгий выцепил взглядом небольшой двухэтажный старый купеческий особнячок, хорошо заметный с дороги. На втором этаже, в большой квартире с широкими балконами, жила Светлана Полевая. Изумительной красоты девушка, отношения с которой у Георгия были достаточно тесными, и он задумывался о женитьбе, пока однажды не засомневался: создан ли для семейной жизни? Когда он впервые обстоятельно задумался на этот счет, он стал избегать встреч со Светланой. Первоначально сильный эмоциональный порыв стал быстро угасать. Нет, еще рано заводить семью. Может быть, когда-нибудь… Но не сейчас.

Если быть честным до конца, он не мог себе представить и дня без строго составленного режима (сегодняшний прокол с будильником не в счет!), без обязательной вечерней пробежки, без долгого чтения книг и газет перед сном, с возможностью уснуть, когда того потребуют обстоятельства и собственные желания. А если появится жена, многим придется поступиться. Опять же – служба требовала полной самоотдачи. Редко когда он приходил домой раньше семи, а двенадцатичасовой рабочий день не считался чем-то невероятным. Мало того – Георгию это нравилось. Лишенный всего этого, нынешний Георгий Волков элементарно перестанет существовать. У него не было друзей, у нее – множество. Даже в этом он видел противоречие. Он подозревал, что Светлана не понимает его любви к одиночеству. Но больше всего досаждало, что при ней он превращался в другого человека. Которого не любил в себе…

И вообще, он давно заметил, что ему нравится быть отшельником. Впервые это проявилось после армии, когда Георгий, неожиданно вынырнув из опостылевшей казарменной среды, вдруг разом окунулся в тихий, малолюдный мир, насчитывающий всего нескольких человек на работе да по соседству, с которыми он общался чаще других. И этого общения хватало за глаза, чтобы в другие минуты ощущать приступы мизантропии.

Ему нужен был честный разговор со Светланой, но Георгий трусливо оттягивал этот момент, как только мог. Поначалу думал, некая холодность с его стороны и редкие свидания сами собой отвадят ее любовь к нему. Светка найдет себе другого, а с ним просто останется в дружеских отношениях. Но получилось наоборот: несмотря на его холодность, девушка, напротив, все больше прикипала к Георгию и чаще требовала внимания. Об этом можно было судить хотя бы по бесчисленным намекам сходить в кино, театр или на какую-нибудь приезжую выставку, и предложения эти всегда исходили только от нее. Во многих случаях Георгий отказывался, в последнее время все чаще, но Светлану это не отвращало, хотя и случались ссоры.

Георгий вдруг заметил, что остановился и смотрит на дом Светланы.

«Ну уж, брат, это ты зря!..»

Он отругал себя за минутную слабость и продолжил путь.

Нравилась ему работа: дисциплина, четкий распорядок, а кроме того, не менее приятно было ощущать себя причастным к делу защиты Родины от поползновений всяческих нежелательных элементов. И здесь Волкову не нужно было напоминать про Устав – любого врага он готов был ненавидеть всей душой. Правда, настоящих врагов, действительно способных навредить отечеству, в провинции не водилось. О них печатали все больше в газетах да рассказывали на специальных курсах. Карельск был слишком маленьким городом, чтобы вероятный противник мог рассматривать его в качестве плацдарма в своих подлых и далеко идущих планах. Никаких важных объектов – неподалеку воинская часть да тройка мелких заводов, но мало ли на просторах страны военных баз, куда больших по масштабу, и заводов-гигантов при городах-миллионниках. Вот там шпионы могут встречаться. А в Карельске даже не набралось бы и десятка грезивших об эмиграции евреев, и диссидентов сюда не ссылали – настолько городок был скромен.

Однако в последние дни Волков, привыкший чутко воспринимать все, что творится в управлении, нутром чуял, что, возможно, ситуация изменится. Что-то грядет, и скучно не будет. Это можно было понять по участившимся звонкам шефа в Москву, по некой еле уловимой таинственности и недосказанности, которые сквозили между начальством всех степеней и подчиненными. Сам Георгий все еще относился ко вторым, хотя готовился вскоре выпрыгнуть из младшего звена – если все пойдет как надо. Пока его роль была – исполнять приказы. А это он умел делать безупречно и всегда оставался на хорошем счету. Так совпало, что наметившаяся активность в управлении случилась в одно время с теми преступлениями, расследованием которых он занимался. И Георгий понимал, что, если он хочет подняться на ступень выше, от него потребуется вся его интуиция, работоспособность, умение грызть и рвать из-под себя землю.

Когда Волков, пройдя мимо дежурного, направился к лестнице, его окликнули.

– Жорик! – донесся скрипучий голос.

Георгий поморщился, но оборачиваться не стал, только замедлил шаг. Жориком его называл единственный в управлении человек, старый кадровик Васильев. Этот был из прежней гвардии, и давно сложился слух, что в юности на путь чекиста его будто бы благословил сам Дзержинский. А в годы войны, мол, Васильев работал рука об руку с Андроповым, нынешним председателем КГБ, который служил тогда в Петрозаводске. На сих двух фактах биографии основывался непоколебимый авторитет старика, но Иван Сергеевич Яковлев, шеф Георгия, как-то рассказал в приватном разговоре, что все это враки, и, если вдруг возникнет такая необходимость, Георгий может послать Васильева куда подальше. Будто предчувствовал, что такая потребность у его заместителя рано или поздно возникнет.

Васильев был надоедливым типом. Кроме того, о себе он любил говорить в третьем лице. А еще одевался неопрятно: всегда ходил в истасканном, насквозь пронафталиненном костюме. Поговаривали, что это он специально – делал вид, будто внешность для него не самое важное. Хотя немногочисленные, еще не сбежавшие от старости волосы его всегда были зализаны блестящим кремом.

– Жорик, как хорошо, что Васильев тебя поймал! – Догнав так и не обернувшегося Георгия, Васильев схватил его за локоть.

Волков грубо вывернул руку. Теперь коварно сладкие глаза старика оказались аккурат напротив. Казалось, тот даже не заметил неуважения со стороны младшего сотрудника. Но это лишь казалось – Георгий ясно отдавал себе в этом отчет.

– Ну как, не надумал к старику в отдел перебраться? А? Васильеву ой как нужна помощь! Вчера Дыблов допрашивал шабашников из Хомутовки, ну помнишь, они там чего-то натрепали по пьяни насчет колхозных порядков?..

От Васильева и без того частенько несло прелым потом, как от козла, а уж если он говорил, при каждом слове изо рта выплескивался тяжелый дух от десен, изуродованных застарелым парадонтитом. Георгий пожалел, что в управлении нет сильных сквозняков, а то бы он встал по ветру. Но все что мог в данном положении – это сдерживать дыхание и сожалеть о том, что, к сожалению, не все еще ладно у нас в стране со стоматологией.

– …Так этот Дыблов мне все ставки попутал, дело насмарку… – жаловался кадровик. – По-моему, он уже мышей не ловит, как ты думаешь? А Васильеву нужен молодой, рьяный сотрудник. Чтобы допрос так допрос, не сюсюканье. И зарплатой Васильев никогда не обидит, замолвит словечко. Так как, Жорик? Будем вместе с врагами бороться? У меня тут в одной деревеньке баптисты на примете…

Так и подмывало Георгия последовать совету Яковлева и отправить старика по известному адресу, но он решил не рисковать.

– Я подумаю, – как обычно, ответил он, только нарочно не стал добавлять имени-отчества.

– Ну думай, думай. Васильев на память силен. Он добро не забывает. Такого перспективного сотрудника, как ты, еще поискать. Ох, отберет он тебя у Яковлева!.. – Старик маслено улыбнулся и с размаху хлопнул Волкова по ладони.

Надо было убрать руку, чтобы разбил пальцы о перила, с досадой подумал Георгий, глядя на лисью фигуру удаляющегося Васильева. Надо же, попался на пути – все настроение теперь ни к черту.

Впрочем, благостное расположение духа уже давно было нарушено. Предстоял разговор с начальством – все-таки он опоздал, а за это Яковлев по головке не гладит.

Георгий фактически боготворил своего шефа и всегда с готовностью принимал любые упреки, которых, по счастью, выпадало мало – Иван Сергеевич не страдал любовью распекать подчиненных направо и налево, всегда говорил о том, что во всех ошибках начальство может винить только само себя. И если уж доставалось, то лишь по делу. Но вот опозданий, к примеру, Яковлев на дух не выносил. И здесь свою ошибку он видел в том, что: «Я, видимо, не слишком доходчиво объяснил вам, как надо себя вести!..» И тут же старался исправить упущение. Голос в такие минуты у него был – будь здоров: трубный, диктаторский.

Да и вообще Яковлев был серьезный мужик. Одного роста с высоким Георгием, но вдобавок еще и весь такой величественный, с благородным лицом. Плюс редкое сочетание непререкаемого авторитета и духа рыцарства: вот уж кто – без страха и упрека. Георгий страшно уважал шефа, под началом которого с удовольствием работал уже не первый год, и даже после выволочек не забывал думать о том, что шеф – это и есть то, к чему нужно стремиться.

Едва Волков поднялся на этаж, оказалось, что Иван Сергеевич его поджидает. Но, к великому удивлению Георгия, про опоздание он даже не заикнулся.

– Вот молодец, вовремя! Я тебя из окна увидел! – радостно встретил шеф с порога. – Давай-ка мне быстренько свой вчерашний отчет. Пора доложиться. Не будем заставлять их ждать!

Приняв бумаги, Иван Сергеевич Яковлев ненадолго задержал на подчиненном свой взгляд и зачем-то подмигнул Георгию. Он вообще казался чересчур возбужденным, каким-то взбудораженным. Обычно спокойный умный взгляд шефа сейчас горел задором, словно его обладатель вступил в какую-то безумно интересную и опасную игру. Георгию знаком был этот взгляд – он говорил о том, что к Яковлеву сейчас лучше не приставать с расспросами. Хотя Георгия так и распирало узнать о причинах суеты и о том, кто скрывается под грифом «их». Неужели гости из Москвы пожаловали? Но он не рискнул спросить об этом напрямую. Переборов это желание, вошел к себе, взял из сейфа красную папку и передал ждущему в нетерпении шефу.

– Отлично!

– А сейчас мне чем заняться, Иван Сергеевич?

– Анализируй! – выкрикнул шеф из коридора.

Это была универсальная фраза, своего рода шаблон речи, произносимый практически в любой ситуации, когда Яковлев предоставлял Георгия самому себе.

Их кабинеты были рядом, разделенные небольшим «предбанником» с общей дверью в коридор. В теплые месяцы эти двери и коридорная тоже обычно были всегда открыты – Яковлев не любил духоты. Но сегодня шеф отчего-то поторопился спрятать себя и гостей – уходя, он задраил Георгия, и даже слышно было, как хлопнула дверь в его кабинет.

Волков сел за стол и открыл блокнот. Он нашел странички, куда занес результаты осмотров последних трех случаев – на дачном поселке, в лесу и самый свежий – на стройке. Чтобы блокнот не закрывался, он водрузил на него давно сухую за ненадобностью чернильницу, из стопки в шкафу достал лист бумаги, карандаш и стал переписывать: в линию – хронологию событий, столбиком – разные отмеченные мелочи и запомнившиеся детали.

По отдельности все данные в таблице казались нелогичными и бессмысленными. Однако объединяли эти случаи два очевидных факта. Первое – быстрое разложение трупов, если не сказать мгновенное. Второе – явное расхождение между тем, что утверждали свидетели, рассказывая о предшествующих находке событиях, и тем, что на месте обнаруживали оперативники. Выходило так, что тела появлялись непонятно как, словно из ниоткуда. Вот если бы найти реальных участников поножовщины на Заячьем Лугу – но покуда милиции и это не удалось.

«Думай, думай, никакой мистики!» – говорил Георгий сам себе, и почему-то собственный внутренний голос казался похожим на скрип Васильева.

Яковлев учил Георгия обращать внимание на каждую мелочь, и пытливый ум молодого сотрудника одну за другой перебирал все детали, чтобы найти еще хоть что-нибудь общее и одновременно крайне важное, способное натолкнуть на след. Вот взять, к примеру, пол: все трое мужчины. Это уже теплее. Возраст: достаточно активный. Сфера деятельности: вот тут есть вопросы.

Георгий задумался, в углу листка нарисовав карандашом рожицу. Подкрасил ей глаз, будто фингалом, добавил точек на щеки – небритость. Растер пальцем – получилась серая неприглядная физиономия.

«Это точно!»

Похоже, что все трое являли собой асоциальные элементы. На это указала Ипатова на стройке, а сейчас Георгий вспомнил, что и в предыдущих случаях некоторые признаки указывали на то же.

Он достал отпечатанные на ротапринте копии актов осмотра предыдущих двух тел. Действительно: неухоженное состояние кожных и волосяных покровов, полное пренебрежение личной гигиеной. Это бросилось в глаза всем экспертам. Не так много в городе мест, где могли бы собираться бичи и бродяги, но в том-то и дело, что все эти лавочки в очередной раз прикрыли совсем недавно, после нескольких рейдов милиции. Кого направили на принудительные работы, кого на лечение. Через какое-то время все снова вернется на круги своя, но сейчас этим самым бичам просто неоткуда взяться. Разве что предположить, что их кто-то привез сюда издалека, убил, а потом, спустя некоторое время, выбросил тела, имитируя преступление? За такое мог взяться только психически больной…

Маньяк в Карельске?! В наше-то время? Возможно, но чересчур уж невероятно.

Думай, думай, Волков! Анализируй…

Скрипнула дверь к Яковлеву. Послышались голоса в предбаннике. Но, сколько человек там, понять было невозможно. Высовываться Георгий не стал. Если шеф закрыл его, значит, так нужно.

Он собрался с мыслями и снова стал записывать столбиком – признаки, на которые можно ориентироваться при описании. Получился довольно приличный список. Наконец, задержавши взгляд на слове «одежда», он неожиданно задумался и обвел его.

У последней жертвы одежда была явно с чужого плеча. И к тому же не полный комплект. Ни трусов, ни туфель с носками. Такое ощущение, что человек надел чужое просто потому, что иного под рукой не было. Взял что подвернулось – женское. А, учитывая размер женской обуви, туфли не подошли. Вроде логично. Вот только прямо банный анекдот получается!..

Какая-то мысль вспыхнула и тут же погасла. Георгий попытался вспомнить, что его так взволновало, но мозг ушел в отказ: его мысли по-прежнему сбивались на таинственных гостей.

«Ладно, попробуем зайти с другой стороны. Нет ли чего-то подобного в предшествующих случаях?»

Оба других тела – найденное на даче и тот труп, что обнаружили в лесу, – сфотографировали бездарно, при плохом освещении: мало деталей, кое-что вообще не вошло в кадр. Видно, что снимали дилетанты и абы как. Поэтому, рассчитывая, что хоть к письменному изложению подошли не столь безответственно, Георгий тщательно изучал акты. Почему-то в одном из них обувь вообще не упоминалась. Была ли это неосознанная ошибка в описании или обуви, в самом деле не нашли? Если второе, то это уже теплее. В акте осмотра тела из леса, обувь упоминалась, но это были домашние тапочки. Это видно и по снимкам, тоже неважным.

Волков посмотрел сводку погоды – в ту ночь был ливень. Еще интереснее – какой придурок отправится в сырой лес в домашних шлепках? Что ж, и это можно отметить, хотя и тут анекдот: для покойника и белых тапок искать не нужно, сразу при нем – цинично усмехнулся он. И тут же понял, что его так смутило несколько минут назад. Эта мысль уже посещала его вчера, мелькнула сегодня, но он не придал ей особого значения.

Покойник!..

Если человек уже давно труп, сильное разложение не удивительно. Однако эти все трое были чистенькие, как сказала Ипатова, – будто пролежали где-то, где нет мух, или они не смогли добраться до тела. А вот где водятся такие покойники? Ну конечно же, в морге! Где же им еще пребывать?!

«Молодец, Георгий, – хоть что-то!»

Нужно обследовать городские морги, их не так много – всего три. Правда, Георгий тут же успел засомневаться, мол, все это ерунда. Только маньяку понадобится похищать и снова убивать уже мертвое тело. А в маньяка не очень-то и верится. Но все-таки эту версию совсем исключать не стоит.

Волков открыл портфель, достал оттуда папочку и сложил в нее все имеющиеся фотографии и акты. Затем позвонил в гараж, узнать насчет свободной машины. Оставив на двери шефа записку, Георгий закрыл свой кабинет и спустился вниз, думая о том, как бы снова не наткнуться на Васильева. Как оказалось – не зря. Обладатель скрипучего голоса подстерегал его у выхода, как будто с самого утра ждал, скромненько притулившись на скамеечке для посетителей. По слухам, в прежние годы, пока Васильев не принял отталкивающий вид, он мог разговорить какого-нибудь говорливого идиота на серьезную статью, а потом как ни в чем не бывало пригласить его в свой кабинет уже далеко не как свидетеля, и бедолага сколько угодно мог бы доказывать, что его сюда вызвали по ошибке.

– Жорик, – с радостной улыбочкой поднялся старик. – А Васильев как чувствовал, что тебя застанет. Вишь, какой у меня нюх особый!

Васильев оценивающе посмотрел на Георгия, заставив поежиться от колючего взгляда. Старый кадровик обладал каким-то особым, нехорошим даром, может, потому он и был до сих пор в обойме, хотя по всем остальным показателям давно пора валить на пенсию. Быть может, у него и есть чему поучиться, подумал Георгий, но это все равно как пойти в помощники Кощею Бессмертному – с кем поведешься, того и наберешься.

– А что, Жорик, ты куда-то намылился?

«Куда, куда… тьфу ты, всю удачу прогонишь… На кудыкину гору!»

– По работе, – сухо ответил Волков после паузы.

– Не возьмешь с собой недолго прокатиться? – прищурился старик. – А Васильев тебе кое-что шепнет на ушко.

«А не пойти бы тебе!..» – И Волков улыбнулся. А затем, сам удивляясь такому своему мыслимому нахальству, открыто рассмеялся. Васильев подхватил этот смех, но колючий взгляд его так и шкрябал по лицу Георгия, словно норовя прочесть мысли молодого сотрудника.

– Говорят, у вас гости, – сказал Васильев, прекратив смеяться первым.

Волков тоже вмиг сделал лицо серьезным. Почему именно у нас? Что – мы, какие-то особенные с Яковлевым. Или чем проштрафились?

– Едемте, – с неохотой все же предложил он.

В машине они сели сзади: Волков справа, Васильев за водителем.

Не впервые Георгий находился к старому кадровику так близко, но сейчас в тесном салоне смесь запахов, исходивших от неприятного спутника, ударила в ноздри с особенной силой. Даже водитель вывернул голову назад, но перехватил строгий взгляд Георгия и сделал вид, что обернулся так просто. Волков же подумал, что не зря Васильева все боятся: старика запросто можно использовать в качестве не ратифицированного никакими договорами биологического оружия против особо несговорчивых, а то и в качестве прямого орудия пытки.

– Что-то душно, – сказал Волков, открыв окно, и водитель понял его, тоже приспустил стекло на своей двери.

– Ты не переживай, Жорик, Васильев тебя надолго не оторвет, – проскрипел старик и хлопнул водителя ладонью по плечу: – Трогай, братец, не задерживай!

Водитель снова оглянулся, дожидаясь приказа начальства. Волков кивнул, и «Волга» неторопливо вырулила на мостовую.

– Вы что-то про гостей из Москвы говорили, – напомнил Георгий.

– Про Москву Васильев ничего не говорил, – старикашка мотнул лысой башкой. – Хотя это оно верно. Из Москвы. Не в первый раз уже к твоему шефу такой интерес. И как бы не в последний… Мало, видать, ему два года назад досталось. Не впрок пошло. Гляди, Жорик, как бы не залетел твой шеф. И ты вместе с ним.

Георгий решил не провоцировать Васильева лишними вопросами. Пусть выкладывает, что хочет, и убирается. Поэтому промолчал, хотя, разумеется, ему очень интересно было, откуда у старика такая информация про Яковлева. Но расспрашивать посчитал ниже своего достоинства.

– Ты над чем сейчас занимаешься, Жорик?

– Дело веду, – еще более сухо ответил он.

– Да это понятно, что дело, – усмехнулся Васильев. – И как перспективы?

«Весьма туманны», – подумал Георгий. Все было написано на его лице.

– А вот у Васильева дела всегда четки, прямы и ясны. Как детская слеза, – сказал старик, не уточнив, правда, где связь между делом в папке и детской слезой, и от такой нелепицы снова заставил Георгия разрываться между молчаливым презрением и естественным желанием задавать вопросы, несмотря на все свое неуважение к старому кадровику.

«Волга» катилась по почти пустынным в это время дня улицам Карельска. За окошками мелькали деревья, будки киосков, жилые дома, меж которыми проглядывали пустые дворы. Редкие прохожие шли по тротуарам. Чаще женщины.

– Гляди, Жорик, тихо-то как! – снова заскрипел Васильев. – Граждане на работе, учебе, занятиях. Запросто можно вычислить какого-нибудь бездельника, праздношатающегося тунеядца. Но тут еще важно отличить его от какого-нибудь работяги, труженика, вкалывающего в ночную смену, а день отдающего прогулкам по городу. Чтобы не обидеть нашего (он выделил) человека незаслуженными подозрениями. Вот ты сумеешь это сделать по первому взгляду, а, Жорик? Чего молчишь-то? Иэх, распустили народ!..

Скрип Васильева изменился, стал натужным, похожим на хруст.

– А Васильев умеет… Мне бы годочков полета сбросить да ребят своих вернуть. Чую, чую, скоро всему конец настанет. Не удержать такую махину! Куда катимся… «Меховое» дело вспомни. Лично Андропов под свой контроль взял. Да только что наш уважаемый председатель – даже если вдруг его власть станет, что он может сделать, этот «джазист», стихоплет? Тут другой масштаб нужен. Тут во как надо! – И Васильев показал как: стиснул сухонький кулак, да с такой силой, что костяшки пальцев стали избела-желтыми, а ноготь большого словно готов был взорваться от давления запертой в нем крови.

Открытый наезд на высочайший чин в системе не испугал и не покоробил лейтенанта Волкова. Он давно знал, что Васильев тактичностью не блещет и порой может правдой-маткой крыть любого. И то, что при всех своих резких высказываниях он продолжает сидеть на месте, желающие накляузничать должны были понимать: лучше не стоит этого делать – себе дороже. К тому же не зря сплетни ходят про Дзержинского да про «самого» Андропова…

– Так что насчет гостей-то? – не удержался Георгий.

– А вот ты подумай, покрути мозгами, – прохрустел Васильев. – Как надумаешь, дуй сразу к старику. Зря, что ли, тебя отправляли на курсы? Ваньку валять? Все управление на тебя большие надежды возлагало, а твой Яковлев, хитрец, взял да и присвоил себе ценнейшего работника. Но не век-то ему барина из себя строить… Так что смотри, кумекай. Глядишь, старик Васильев замолвит за тебя словечко… Нут-ка, милок, высади меня здесь! – Старик нагнулся к водителю, обдав его облаком своего дыхания.

«Волга» остановилась перед серым зданием исполкома. Васильев, кряхтя, выбрался наружу, напустил на себя важный вид и ни словом, ни жестом не перекинувшись с Волковым, словно того больше не существовало для него в эту минуту, направился к высокому крыльцу. Георгий проводил его взглядом, представив, как Васильев общается с городскими чиновниками, и как те – прекрасно зная, откуда он, кто такой и какие, вероятно, стоят за его спиной люди, – вынуждены терпеть присутствие вонючего старикашки.

Волков аж сам передернулся.

– Ладно, поехали! – сказал он водителю.

Через десять минут они прибыли к зданию мединститута. Угрюмое каменное строение анатомического театра (обточенный за сто лет дождями кирпич, давно немытые стекла) притулилось в тенистом парке на задворках огороженной чугунным забором территории. Когда Георгий выбрался из «Волги», входные двери распахнулись, и на улицу высыпала группа молодых людей в белых халатах – юноши и девушки, они что-то увлеченно обсуждали, и Георгий на миг позавидовал их беспечности и хорошему настроению. Студенты смеялись, говорили громко, никого не стесняясь, казалось совершенно не замечая ничего и никого вокруг, кроме самих себя.

Георгий хотел обойти их, когда перед ним внезапно возникла Светка. Она обрадованно воскликнула: «Привет!» – и уставилась на него большими, удивленными и полными счастья глазами.

– Ты ко мне?! Как ты вовремя, я как раз освободилась!

Сама, как всегда, прекрасна – открытая улыбка, яркие глаза и длинные ресницы, светлые длинные волосы, подобранные в пучок, обнажали шею с изумительно нежной кожей, которую всегда так нравилось целовать и гладить ему. Он почувствовал приятное своей подлостью волнение, но быстро справился с ним.