Текст книги "Похититель перьев или Самая странная музейная кража"

Однако, как только у Эдвина появлялось свободное время, он возвращался в гараж к своим мушкам. Теперь он сам наставлял новичков ClassicFlyTying.com, делясь с ними двадцатистраничной пошаговой инструкцией с крупными фотографиями и подстрочными комментариями. Он строчил многословные ответы с уверенностью ведущего кулинарного шоу, отмечая, например, что на одной из фотографий «мушка выглядит несколько обвисшей», но исправлять это нужно с осторожностью, потому что «стержень пера до смешного легко перетереть или сломать». Эдвин с радостью делился своими хитростями с благодарными учениками.

Через несколько лет после того, как взгляд Эдвина впервые упал на лососевые мушки Маззи, они с братом были приняты в небольшое братство настоящих мастеров. В начале 2005 года Дейв Клаусмейер, редактор журнала «Fly Tyer», официально подтвердил их статус: «Эти двое – одни из самых блестящих юных джентельменов, которых вы когда либо встречали, живое доказательство, что будущее лососевых мушек в надежных руках».

Однако Эдвин никогда не видел предела в оттачивании мастерства. Как художник, он считал, что достижение совершенства в какой-либо технике – это проклятие. Вязание мушек было лишь бесконечным поиском идеала. Иногда у него получалось лучше, иногда, – хуже. Иногда он делал ошибки, которые, как ему казалось, остались далеко в прошлом. Эдвин подступал к своему искусству смиренно, с монашеской самоотдачей. Как выразился Маззи в профиле Эдвина и Антона на сайте Маклейна: «все, что им нужно, – это помнить, что они поступили в школу, которую невозможно закончить».

Как и Кутюрье, Эдвин пытался достичь чего-то трансцендентального. Вязание мушек превратилось в поиск чего-то глубинного, а не в простое приматывание к крючку птичьих перьев. «Я размышляю над идеей серии мушек для каждого вида котинги и плодоеда, – сказал он как-то Маклейну, имея в виду пять разных подвидов красногрудого плодоеда и семь видов котинги, один из которых внесен в список исчезающих видов, – но сейчас это не очень реально».

Пока что в приоритете была флейта, так что мечты обо всех викторианских мушках, которые Эдвин еще не сделал, витали в его голове, постоянно маня за собой. Считаясь «будущим лососевых мушек», он счел своим долгом приложить еще больше усилий, однако, чем выше он забирался, тем труднее было в чем-либо отличиться. Кутюрье уже связал все двадцать восемь мушек Таэрна. Мартин Нольте, еще один признанный мастер, потратил несколько лет на то, чтобы связать триста сорок две мушки для частной коллекции в Вайоминге. Блекеровское «Искусство рыбака» содержало десяток различных схем, а в Келсоновской «Лососевой мушке» их было почти три сотни. Учитывая текущую скорость Эдвина, у него ушло бы не меньше ста лет, чтобы собрать необходимые перья для этих мушек.

* * *

В 2006 году, когда Эдвину исполнилось шестнадцать, он закончил муниципальный колледж Коламбия-Грин, получив диплом младшего специалиста по изобразительному искусству и попав в президентские списки.

Выбрав карьеру профессионального музыканта, Эдвин подал документы в Джульярдскую музыкальную школу в Нью-Йорке и в Королевскую музыкальную академию в Лондоне, – два самых амбициозных музыкальных заведения в мире, которые принимали в год всего лишь по несколько флейтистов. Он мечтал стать первой флейтой в Берлинской филармонии. Для его профессии это было самое престижное место, но Эдвин считал, что бессмысленно стремиться к чему-то, кроме самого лучшего.

Антон, беря пример со старшего брата, в тринадцать лет тоже поступил в Коламбия-Грин, желая стать концертирующим кларнетистом.

Весной 2007 года Эдвина приняли в Королевскую музыкальную академию в Лондоне. Он должен был жить на южном краю Риджентс-Парка, в котором располагался Лондонский зоопарк. Именно в нем впервые появились живые райские птицы, вывезенные Уоллесом с Малайского архипелага.

Внезапно Берлинская филармония перестала казаться такой уж недостижимой целью. Летом, когда Эдвин паковал свои вещи, он решил оставить свои материалы для вязания мушек и коллекцию перьев. Он боялся, что британская таможня может их изъять, но, что более важно, он ехал в Лондон учиться играть на флейте, а не вязать мушек. Он должен был сохранять концентрацию.

Накануне отъезда он получил электронное письмо от Люка Кутюрье. Тот писал о необыкновенном месте в Англии, которое Эдвин непременно должен был посетить. В приложении была фотография витрины, наполненной птицами, из Музея естественной истории в Тринге.

II
Ограбление в Тринге

7
Без перьев в Лондоне

Осенью 2007 года Эдвин приступил к обучению в Королевской академии музыки. Чтобы попасть туда, понадобилось десять лет обучения игре на флейте. Десять лет постоянных уроков с частными преподавателями, репетиций и домашний занятий, чтобы Эдвин смог получить желанное место в учебном заведении, выпускники которого играли в лучших оркестрах мира или становились суперзвездами, как Элтон Джон.

Расписание Эдвина было очень плотным, – в перерывах между занятиями по теории и практике постоянно что-то читали приглашенные лекторы или выступали с концертами известные музыканты. Для него не составило особых проблем сменить уединенную обстановку домашнего обучения на студенческую жизнь в большом городе. Мир преуспевающих музыкантов был Эдвину не чужд, и он легко заводил друзей. Интуиция подсказывала ему, что с сокурсниками следует поддерживать хорошие отношения, потому что им предстояло много выступать вместе.

Однако другая страсть, о которой Эдвин на время обучения попытался забыть, дала о себе знать всего лишь через месяц после прибытия в Лондон.

10 октября 2007 года Эдвин зашел на форум ClassicFlyTying.com, чтобы узнать, не хочет ли кто-нибудь из едущих на ближайшую Международную Британскую ярмарку мушек поселиться с ним в одном номере гостиницы. Ярмарка проводилась в нескольких сотнях километров к северу от Лондона, в фешенебельном поместье под названием Сады Трентам. Эдвин часто бывал на подобных мероприятиях в Соединенных Штатах. Десятки вязальщиков мушек собирались демонстрировать свои таланты, и около восьмидесяти поставщиков везли свои киоски с перьями, тисками, крючками и шелком.

«К сожалению, сам я выступать не смогу (таможня бы не оценила мои перышки…) – писал Эдвин, имея в виду экзотические оперения, которые он мучительно собирал годами – но все равно буду рад повидать старых знакомых». Один из участников форума припомнил, что ярмарка проходит всего в часе езды от «рыболовного домика» самого Исаака Уолтона, автора «Искусного рыболова». Здание было построено на берегу реки Дав в 1671 году.

* * *

Эдвин вязал мушек почти столько же, сколько играл на флейте, однако в стране, где возник его любимый вид искусства, он оказался без перьев и вообще каких-либо материалов. Еще обидней, – поезд, идущий в Сады Трентам, задержался на восемь часов, и молодой человек так и не смог попасть на ярмарку.

Через пару месяцев после начала семестра Эдвин отправился в Южный Кенсингтон, посетить Музей естественной истории и сфотографировать тамошние образцы. Выставка его поразила, – витрины экспозиции были заполнены чучелами райских птиц вперемешку с брильянтами и сапфирами. В зале млекопитающих рядом с массивным скелетом кита расположился американский мастодонт, – не Incognitum с родины Эдвина, а Missourium, которого откопали в русле ручья в штате Миссури в 1840 году.

Вернувшись в общежитие, Эдвин выложил фотографии на Фейсбук, – огненного шалашника и синезатылочную паротию, райскую птицу вельветово-черного цвета. Однако увидеть великолепную коллекцию музея, о которой Эдвин слышал от Люка Кутюрье, ему, конечно же, не удалось. Огромное хранилище, в котором находились сотни тысяч птиц, было недоступно для обычных посетителей.

* * *

В январе 2008 года Эдвин получил приглашение от Бристольской гильдии декора лососевых мушек выступить с демонстрацией своих умений. Он немедленно ухватился за это предложение. Пригласивший его человек с ником «Терри», – довольно известный в британских кругах вязальщиков мушек – поинтересовался, что именно Эдвин собирается показывать. Эдвин прислал несколько вариантов из Келсоновской «Лососевой мушки», подчеркнув, что никаких материалов у него нет.

За месяц до выступления Терри записал материалы, нужные для мушки Стивенсона, как будто составлял обычный список магазинных покупок. Требования Эдвина были весьма специфичными: крученое волокно из шелкоотделительных желез шелкопряда, сверхтонкая белая нить, крючок размера 6–0 и шелк бренда «Lagartun». Останавливаться он собирался у Терри, который любезно пустил его пожить в своей бристольской квартире. Когда хозяин поинтересовался, какую тот предпочитает еду, Эдвин ответил следующее: «Кроме омерзительного фастфуда вроде Макдональдса, я ем абсолютно все и в больших количествах. В конце концов, я всего лишь голодный студент».

«Я пытаюсь разобраться, как в следующем семестре привезти из дома все необходимые материалы, – добавил он – жизнь без мушек нелегка, но если на таможне конфискуют все мои перья, стоившие целое состояние, это будет совершено ужасно».

Чтобы продолжить заниматься своим хобби в Англии, Эдвину надо было снова собирать коллекцию материалов с самого нуля. Напрасно он бродил по лондонским антикварным магазинам в поисках шляпок викторианской эпохи или естественнонаучных кабинетов, набитых птицами. Несколько раз молодому человеку попадались тушки, выставленные на аукцион после смерти какого-нибудь аристократа, но их стоимость намного превышала пределы студенческого бюджета.

Ник, который Эдвин использовал в академии, чтобы заливать видео на YouTube, – edwinresplendant[34]34
  Resplendent (англ) – сияющий, лучезарный. Употребляется в английском названии гватемальского квезала – Resplendent Quetzal.


[Закрыть], – должно быть, отражал его тоску. Каждый, кто надеялся создать редкость вроде «Призрачной мушки» или «Мушки Уитли № 8», ценил зеленые перья гватемальского квезала. Для этих мушек, впервые придуманных в 1849 году, также требовались перья королевской райской птицы, которые все-таки изредка появлялись в продаже. Но гватемальский квезал находился под угрозой исчезновения и значился в Приложении I к CITES, так что приобрести тушку подобной птицы было совершенно нереально.

Когда первые попытки Эдвина найти источники перьев сорвались, он обнаружил, что все чаще возвращается мыслями к письму, которое когда-то отправил ему Люк Кутюрье. Эдвин решил, что он должен увидеть самую большую в мире коллекцию птиц.

* * *

Согласно вебсайту Музея естественной истории, его орнитологическая коллекция включает семьсот тысяч чучел птиц, пятнадцать тысяч скелетов, семнадцать тысяч заспиртованных образцов – птиц, хранящихся в больших банках со спиртом, – четыре тысячи гнезд и четыреста тысяч наборов яиц. Одни только полки для хранения заспиртованных птиц занимают более двух километров. Имеющиеся образцы охватывают примерно 95 % всех известных видов птиц. Многие были собраны еще до основания Британского музея в 1753 году.

Эдвин пролистал сайт музея до страницы «доступ к коллекциям» и увидел, что для художников и ученых возможно посещение по предварительной записи. Юноша сомневался, что музей допустит вязальщика лососевых мушек, желающего взглянуть на экзотических птиц, так что начал размышлять о других вариантах. Эдвин всегда хотел написать книгу, как Келсон, чтобы запечатлеть свой опыт для передачи грядущим поколениям. Возможно, он сможет попросить доступ, чтобы сделать фото образцов для книги? Однако книга была только в проекте, да и вряд ли музей пропустил бы кого-нибудь, у кого еще не было публикаций.

В конце концов, Эдвин решил написать, что доступ нужен ему для научной работы. В итоге, 9 февраля 2008 года, – за четыре дня до отъезда в Бристоль, где он собирался выступать перед Гильдией декора лососевых мушек – Эдвин отправил музею электронное письмо со своего собственного адреса. В нем говорилось, что некий друг, учащийся в Оксфорде и пишущий диссертацию по райским птицам, просит Эдвина сделать фотографии образцов в высоком разрешении.

Согласно протоколу безопасности, музей попросил Эдвина предоставить электронный адрес самого студента, чтобы проверить запрос. Эдвин создал фальшивый аккаунт от имени своего друга, так что в итоге музей отправил контрольное письмо тоже ему. Доступ был получен, и в один из мартовских дней можно было отправляться фотографировать райских птиц Альфреда Рассела Уоллеса.

* * *

За день до выступления в Бристоле Эдвин и Терри зашли в «Рыболовные снасти Вилс», недалеко от Бродмидского торгового мола, расположенного в самом центре. Эдвин купил пару крыльев сойки, – в Англии они продавались спокойно, хотя в Соединенных Штатах были под строгим запретом. На другом конце города, в открытых секциях Бристольского зоопарка (так называемом вольере Альфреда Рассела Уоллеса) летали малые белые цапли, когда-то миллионами расходившиеся на шляпки.

Тем же вечером они провели пробное занятие у Терри дома, чтобы Эдвин мог освежить свои навыки. Однако беспокоиться было не о чем. На следующий вечер юноша поразил несколько десятков приятелей Терри из Гильдии декора лососевых мушек, виртуозно связав мушку Стивенсона. Тело мушки было ярко-оранжевым, из крашеной шкурки тюленя, обмотанной по спирали серебряным тинселем. Крылья, сделанные из перьев золотого фазана, золотисто-оранжевых с черным краем, обрамляли «глазки» из двух черных с кремовыми пятнами перьев джунглевой курицы. Схема была удивительно похожа на инструкцию к первой мушке, которую Эдвин сделал под руководством Маззи, – «Даремского следопыта». Как и Маззи, Терри предоставил Эдвину для выступления суррогатные перья.

Раньше Терри видел мушек, сделанных Эдвином, только на фотографиях, которые тот выкладывал на форум. Увидев этого восемнадцатилетнего парня вживую, он был ошеломлен его талантом. «Это самый лучший вязальщик мушек, которого я только встречал! Он наверняка входит в первую пятерку мира! – с восторгом писал Терри президенту Гильдии декора лососевых мушек, убеждая того приглашать Эдвина на встречи всех местных организаций, которых было несколько дюжин по всей Англии. – Все, кто пришел на нашу встречу… были совершенно потрясены».

Вернувшись обратно в общежитие Королевской Академии, Эдвин набросал Терри благодарственное письмо. «Буду рад снова приехать, – писал он, – надеюсь, к тому времени у меня будут свои материалы и инструменты, и я смогу показать, на что я действительно способен».

* * *

Когда настало время ехать фотографировать райских птиц, Эдвин вернулся в Южное Кенсингтонское отделение Лондонского музея естествознания. Хранитель коллекции птиц, объяснил ему, что лучше срезать дорогу через парковку и звонить в дверь здания Орнитологии, расположенное позади основного строения музея. Эдвин едва сдерживал волнение, шагая с дорогой зеркалкой в руке через парковку в поисках входа.

Заметивший парня охранник спросил, не надо ли чем помочь. Эдвин ответил, что у него назначено посещение орнитологической коллекции. Охранник с улыбкой объяснил, что тот приехал в филиал музея, расположенный в другом городе. Уже несколько десятков лет тушки птиц хранились не в Лондоне.

Раздосадованный, Эдвин вернулся в общежитие и принялся выяснять, как попасть в небольшой городок под названием Тринг.

* * *

Открытые для посещения музейные здания в Тринге являются яркими образцами викторианской архитектуры. Это строения с остроконечными крышами, стенами из красного кирпича, треугольными фронтонами, дымовыми трубами и мансардными окнами. Родители могут подкрепиться в кафе «Зебра» у входа в музей, пока дети играют рядом в парке. Однако здание, в котором расположена самая большая орнитологическая коллекция в мире, представляет собой полную противоположность. Четырехэтажная бетонная крепость, выполненная в стиле брутализма, угрожающе возвышается в углу музейного комплекса.

5 ноября 2008 года Эдвин прошагал через главный вход здания Орнитологии. Охранник за стойкой поздоровался и попросил предъявить документы. Оставив Эдвина записываться в журнале посещений, он принялся звонить в администрацию, чтобы сообщить о посетителе.

Один из сотрудников проводил Эдвина в храненилище, где принадлежащие музею сотни тысяч тушек птиц были со всеми предосторожностями размещены в тысяче пятистах белых металлических шкафах, занимая на нескольких этажах тысячи квадратных метров. Воздух пах препаратами от моли, защищающими образцы от насекомых. Узкие окна почти не пропускали свет, потому что ультрафиолет тоже мог повредить тушкам.

Сотрудник показал посетителю шкаф с табличкой «PARADISAEIDAE», райские птицы. Перед тем, как уйти, он рассказал, где расположены другие виды, могущие заинтересовать фотографа, указал на сидящего в углу коллегу и произнес: «скажите ему, когда закончите».

Эдвин открыл двери шкафа. Внутри были расположены ряды ящиков, где-то по два десятка на шкаф. Молодой человек медленно вынул первый попавшийся ящик, и его глазам предстали около десяти взрослых самцов великолепной щитоносной райской птицы, лежащие на спинках. Эдвин убрал с ручки ящика задрожавшие пальцы. Он ни разу не видел целую тушку райской птицы, не говоря уже о целом десятке. Птицы достигали в длину примерно тридцать сантиметров. Их оперение было насыщенночерным, за исключением яркой грудки, где перья переливались синим и зеленым, с металлическим отливом, а при смене освещения казались пурпурными. Глазницы тушек были набиты ватой, а с ножек свисали бирки с данными, где значились высота, ширина, долгота, дата поимки и фамилия поймавшего птицу. На нескольких бирках можно было увидеть выцветшие чернила, оставленные рукой самого Альфреда Рассела Уоллеса.

В следующем ящике хранился еще десяток птиц, и следующий десяток в еще одном, все в великолепном состоянии. Щитоносная райская птица почти никогда не появлялась в продаже на ClassicFlyTying.com, а если и появлялась, то из-за редкости стоила совсем неприличную сумму. В 2008 году десять перьев с грудки щитоносной райской птицы продавались на форуме по пятьдесят долларов каждое. Учитывая количество перьев на грудке, одна тушка могла стоить около двух с половиной тысяч долларов. Только в ящиках первого шкафа, который открыл Эдвин, лежали десятки тысяч долларов, – невесомые, переливающиеся слитки золота. А шкафы простирались дальше по коридору, казалось, на целые мили.

Находиться в Тринге было словно стоять в сокровищнице Форта Нокс, столетиями копившей многомиллиардный золотой запас Соединенных штатов. В какой-то момент стоимость сокровищ уже не поддавалась оценке.

Придя в себя усилием воли, Эдвин принялся осторожно вытаскивать птиц из ящиков, относить их на предметный стол и фотографировать. Вернув образцы обратно, он тайком сфотографировал сам шкаф.

Эдвин перешел к шкафу, где хранились королевские райские птицы. Уоллес описывал образцы, собранные в лесах Ару (десяток из которых лежал сейчас перед Эдвином) так: «Голова, горлышко и вся птица сверху, – богатейшего глянцевитого алого цвета, переходящего ко лбу в оранжево-алый… который в определенном свете отблескивает, словно металл или стекло».

Эдвин сделал снимок наиболее понравившихся образцов и тайком щелкнул еще один коридор со шкафами, где хранились сотни тушек всех тридцати девяти видов райских птиц. Затем он перешел к музейной коллекции котинговых из Центральной и Южной Америки, куда входил и тот самый вожделенный «синий щебетун», или ошейниковая котинга.

Эдвин выбрал образец для фотографии – небольшая бирюзовая тушка ошейниковой котинги буквально сияла в его руках. Почти все тушки котинги, поступавшие на продажу, находились в наполовину уничтоженном состоянии, – вязальщики мушек, поколение за поколениями, выщипывали из них перья. Сет из десяти перьев мог стоит пятьдесят долларов. Здесь же лежали десятки безупречных, нетронутых образцов, каждый из которых можно было продать как минимум за пару тысяч.

Каждый раз, отсняв образец, Эдвин тайком делал фотографию места, откуда он его взял. Постепенно карта памяти в его фотоаппарате превращалась в наглядную карту самого хранилища.

Фантазия Эдвина устремилась за пределы денежной стоимости хранящихся в Тринге птиц к заключенному в них творческому потенциалу. С тех пор, как пять лет назад он сделал свою первую викторианскую мушку, шлифовать мастерство приходилось в постоянной борьбе. Пока юноша работал с сомнительными суррогатами, богатые любители мушек перебивали на аукционах его ставки на экзотических птиц. Хотя Эдвин добился в сообществе некоторой славы, оставалось огромное количество мушек, которые он все еще не сделал, – не в последнюю очередь «тематические» мушки его наставника Люка Кутюрье, которые требовали огромного количества перьев.

Теперь же, когда Эдвин блуждал по кажущемуся бесконечным источнику птиц, в реке его воображения словно открылся шлюз новых возможностей. Не осталось ни одной мушки, которую он не смог бы сделать. Он будто перенесся на сто пятьдесят лет назад, в эпоху Келсона и Блэкера, когда приходящие в гавань корабли кренились под грузом ящиков, полных экзотических оперений.

У Эдвина было два часа, пока никто за ним не смотрел, чтобы сделать все нужные фотографии. Юноша знал, что это помещение видел Кутюрье, и, может быть, еще всего несколько поклонников лососевых мушек во всем мире. Пробраться сюда обманом было само по себе немалым достижением.

Снова выйдя на яркий дневной свет, Эдвин понял, что должен будет сюда вернуться.