Текст книги "Потерянные сокровища"

– Фома усомнившийся.

– Нас всех не миновала чаша сия, – сострил Маркус, вкручивая в камеру широкоформатный объектив.

Он направил софиты на украшения, и тень легла на его лицо, обозначив морщины напряжения под глазами и на лбу.

Кейт вернулась к своим мыслям. Она снова написала в блокноте «Фома усомнившийся» и обвела надпись кругом.

Сомнения никогда не покидали ее. Каждый день в своих статьях и эссе она задавалась вопросом: «А что, если?» «Вопросы прошлого поглощают всю твою жизнь», – сказал ее бывший муж – Джонатан, когда два года назад уезжал в Новую Зеландию. Он выбрал другой путь к исцелению, и, очевидно, Кейт не вписывалась в пейзажи первозданных гор и нескончаемой рыбалки.

– Кейт, – заявил он со всей прямотой, свойственной хирургам, – ты проводишь все свое время, мотаясь по миру в поисках разгадок чужих тайн. А когда ты дома, то запираешься в своей библиотеке, чтобы барахтаться в прошлом, разглядывая богатства других людей. Когда собираешься взглянуть на настоящее?

Джонатан никогда бы не смог понять, какое наслаждение часами просиживать за книгами и архивными документами, изучая драгоценности, которые нашептывали ей секреты давних времен.

На противоположном столе лежали три камеи в виде кулонов: флорентийский портрет, королева Елизавета с испанской армадой и замысловатая резьба на тему басни Эзопа «Собака и тень». Они свидетельствовали о Лондоне семнадцатого столетия. Городе, куда стекались эмигранты, странствующие мастера и народные умельцы. Они пересекали океаны, проходили по шелковым путям, привозя с собой деревянные сундуки и вьючные тюки, набитые специями, семенами и золотом.

– Кейт? – позвал Маркус, настроивший наконец-то свою аппаратуру.

Он стоял перед столом с подборкой изумрудных украшений, которые притягивали взгляд своим блеском, как шеренга эстрадных танцовщиц.

Часы с корпусом из крупного изумруда, изумрудная брошь в виде саламандры и изумрудная камея с барельефом попугая. Саанви, у которой на руках были перчатки, взяла саламандру и поднесла ее под свет одного из прожекторов. Фигурка земноводного существа была выложена из мелких изумрудов в золотой оправе, спаянных вместе. Кейт хотелось бы коснуться пальцами крошечной пасти саламандры, обозначенной черной эмалью, она была почти уверена, что почувствует присутствие зубов. На обратной стороне броши обнаружились две изогнутые заколки для закрепления украшения на шляпе, кроме этого на белом брюшке виднелись многочисленные крапинки черной эмали, которые выглядели как крохотные волоски.

– Мистическое существо, вышедшее из огня, – Саламандра, – напомнила Саанви.

Кейт, разглядывая украшение, склонила голову набок. Это был один из знаковых экспонатов всей коллекции, ему было пятьсот лет, но Кейт пока еще не знала, как он может ей помочь. Брошь как будто хотела ей что-то сказать… Но что?

Маркус указал на изумрудные часы в виде шестигранника и размером с детский кулак.

– Я сначала сфотографирую вот это, – объявил он. – Я никогда не видел такой большой изумруд. Колумбийский?

Саанви кивнула.

– Мусо. Не верится, что камень не раскололся, когда из него вырезали место для часового механизма. Мы думаем, что части часов изготовили и собрали в Женеве.

При взгляде на часы у Кейт перехватило дыхание. В них воплотилось то самое захватывающее и дерзновенное единение мастерства ремесленника с воображением творца, какое, вероятно, ей еще не доводилось видеть в своей жизни. Если кто-нибудь снова спросит ее, почему она работает историком ювелирного искусства, она просто укажет на эти восхитительные часы в изумрудном корпусе. Она переписала точные размеры часов из каталога Саанви, а затем наметила несколько вопросов для себя.

Был ли огранен изумруд в Лондоне? Через какие города мог пролегать его путь в Англию? Принадлежал королевской особе или богатому аристократу?

Следующим экспонатом была серия финифтевых пуговиц, украшенных драгоценными камнями, и вместе с ними нескольких ожерелий с цветами из глазури – розами, колокольчиками и фиалками.

Внимание Кейт привлекли четыре пуговицы, собранные в отдельную бархатную коробочку. Она убедилась, что Маркус и Саанви заняты подготовкой съемок изумрудных часов, что давало ей возможность уделить немного времени личным интересам, не мешая работе других. Пока фотограф отошел к своей сумке, чтобы подобрать другой объектив, Кейт достала из своего альбома прозрачный конверт с рисунками Эсси и положила рядом с четырьмя пуговицами.

– Откуда у тебя этот рисунок? – спросил Маркус, оказавшись позади Кейт. – На нем точно такая же пуговица, да?

Кейт вздрогнула от неожиданности и, обернувшись, приложила указательный палец к губам, глядя в удивленные глаза Маркуса.

Кейт потратила годы, чтобы получить доступ в музей к этим пуговицам, и тут оказалось, что рисованная пуговица действительно похожа на те, что лежат перед ней.

Эсси – или тот, кто нарисовал это для нее – точно запечатлела образ. И дух. Кейт представила, как цепочка таких прелестниц тянется вдоль спины чопорного платья Елизаветинской эпохи или как они прочно держат развевающийся на ветру плащ джентльмена, скачущего галопом на лошади. Ее прабабушка могла увидеть такую пуговицу где угодно. Не было никаких оснований считать, что рисунок Эсси сделан с пуговицы, найденной на Чипсайде.

Глаза Маркуса заметались между Саанви, которая готовила экспонат к съемке, и Кейт. Затем он задержал дыхание и одними губами проговорил: «Извини».

Кейт пожала плечами и убрала конверт с рисунком обратно в блокнот, надеясь, что он поймет намек.

Когда Маркус отошел и Кейт снова осталась наедине с пуговицами, она решила, что совпадение рисунка с настоящими ничего не доказывает. Просто похожие, вот и все.

Взглянув на изумрудные часы, Кейт вдруг подумала об Эсси. Ее прабабушка, как все ирландки, обладала даром рассказчицы, и она пела Кейт перед сном необыкновенные песенки, в которых главными героями были гномы и королевы фей. С каждой ложкой колканнона[2]2
  Колканнон – традиционное ирландское блюдо, готовится из картофельного пюре и капусты.


[Закрыть] она потчевала своих внуков преданиями и разными историями. Но для Кейт самым любимым был рассказ о таинственном человеке, который очаровал Эсси своими изумрудными глазами, когда она встретила его на Чипсайде.

Глава 3
Эстер Мёрфи

Лондон, июнь 1912 г.

Драгоценности были обнаружены в тот же день, когда Эсси Мёрфи влюбилась. За оба эти события она должна была благодарить своего брата. Спустя годы Эсси часто задавалась вопросом, какое из них случилось первым?

Закопанное ведро с драгоценностями.

Мужчина с изумрудными глазами.

Эта история со временем станет частью ее ирландского фольклора, как легенда Мидира и Этайн. Отшлифованная и отполированная, без острых граней бед, предательства и утрат. Никто и не заподозрит, что в реальности присутствовали в равной степени и трагедия, и романтика.

В то роковое утро Эсси вышла на улицу и осторожно закрыла за собой входную дверь, молясь, чтобы их мать не протрезвела и как можно дольше оставалась в кровати.

Фредди ушел еще на рассвете – пеший путь до работы был неблизок. А Эсси, прежде чем самой отправиться на работу, нужно было отвести сестер в школу. У нее за спиной хихикали близняшки – Флора и Мегги. Они уселись на крыльце, а Герти, сестра постарше, склонилась перед ними, чтобы завязать им шнурки на ботинках. Она хватала их за тощие лодыжки, приговаривая:

– Прекратите вертеться, или я свяжу ваши шнурки друг с дружкой. Тогда посмотрим, куда вы так уйдете!

Девочки приподняли подолы своих сарафанов, подставляя мальчишечьи ботинки на несколько размеров больше, чем требовалось.

Герти еще раз резко дернула за ногу Мегги, которая все никак не могла успокоиться.

– Последний раз предупреждаю! – выкрикнула она, сверкая голубыми глазами.

Эсси сокрушенно вздохнула, наблюдая, как Мегги запустила палец в дыру на своих черных шерстяных чулках и принялась шевелить им, изображая червячка. Прикрыв рот ладонью, Мегги захихикала, но вскоре ее смех сменил сухой кашель. Эсси наклонилась и похлопала ее по спине, пытаясь унять кашель. Сквозь тонкую ткань сарафана она ощутила детскую худобу, и это ее сильно встревожило. Косы девочек все еще пахли сарсапарелью – перед сном Эсси втирала в головы близняшек масло Рэнкина, пытаясь вывести вшей, иначе девочки чесались всю ночь напролет.

Герти подняла потеплевший взгляд, но, встретившись с глазами Эсси, сглотнула и отвернулась, пробормотав:

– Опять, черт возьми…

– Герти, хватит! – попыталась быть строгой Эсси.

В доме снова ничего не осталось на завтрак. Мама скормила курам последние остатки хлебных корок, но они были так голодны, что неслись лишь через день. И поэтому все обитатели квартирки на Саутуарк-Гарден начинали свой день с пустым желудком. В очередной раз.

– Девочки, вставайте, – голос Герти звучал слишком устало для своих четырнадцати лет. – А теперь каждая возьмет меня за руку.

– Спой нам, Герти, – попросила Флора.

– Пожалуйста, – поддержала ее Мегги.

Троица выскочила на тротуар, и Герти начала напевать народную песню «Колканнон», в которой говорилось о картофельном пюре на сливочном масле, перемешанном с разной зеленью, луком и капустой. Эсси закатила глаза. Разрешить Герти петь о еде, которую они не могли себе позволить!

– Ну, право, Герти, – вмешалась она. – Я не думаю, что…

Но пение Герти подхватили близнецы. Громко фальшивя, они семенили рядом с Герти, стараясь не отставать и спотыкаясь на каждом шагу в своих не по размеру больших ботинках. Со стороны они были похожи на подвыпивших морячков.

Или на свою мать в любой день недели.

Эсси постаралась подавить всколыхнувшееся в ней возмущение и накопившуюся злость. Мама не всегда была такой, и ей не хотелось, чтобы девочки росли, ненавидя свою мать.

На каждый Хеллоуин мама брала свой любимый горшочек и смешивала в нем порцию сдобренного маслом картофельного пюре с беконом и зеленью, и подсовывала туда монетку, пуговицу и золотое колечко. В миску Герти всегда попадала пуговица, и папа, щекоча ей животик, заявлял, что во всей Ирландии не найдется мужчины, достойного его дочурки.

Эсси шла по тротуару, пытаясь вспомнить, когда же в последний раз мама смешивала в своем горшочке картофельное пюре с зеленым луком, молоком, перцем и беконом.

С тех пор как они переехали жить в Лондон – ни разу. И уж точно она не прикасалась к горшку с тех пор, как папа ушел на войну с бурами и больше не вернулся.

– «Ну а ты когда-нибудь в школу брал пирог с картошкой…» – распевали сестры, двигаясь вприпрыжку впереди Эсси, а ей пришлось отступить с тротуара, чтобы пропустить сгорбленного мужчину, толкающего перед собой тележку, доверху нагруженную береговыми улитками.

Торговец рыбой, мистер Фостер, приветственно приподнял шляпу и закатал рукава, чтобы добавить несколько тушек серебряной камбалы к внушительной кучке, уже выложенной на деревянном подносе, и за все – один шиллинг. Рядом с подносом на прилавке теснились тарелки с пикшей, хеком и сельдью. За прилавком стояла полка, которая ломилась от разных маринадов и солений. Всего за пенни вы могли присовокупить их к своему рыбному заказу.

Папа любил устраивать рыбный день в пятницу.

– Не забудьте погасить ваш долг до пятницы. Иначе больше ничего не получите, – погрозил пальцем мистер Фостер Эсси, когда она проходила мимо, спеша за сестрами.

Эсси схватила Герти за рукав и повела девочек через дорогу, чтобы избежать встречи с кондитером, стоявшим на углу в своем грязном черном халате с деревянным подносом на голове. И хотя поднос был целиком накрыт зеленым сукном, исходившие от него запахи свежевыпеченного теста, масла и корицы переполняли пыльный уличный воздух.

Одна из одноклассниц Герти подбежала к кондитеру, он снял поднос с головы, прижал к бедру и так держал, пока девочка, откинув сукно, потратила некоторое время на выбор и наконец схватила пышку обеими руками. Когда она поднесла ее ко рту, Эсси отвернулась.

Они подошли к школьным воротам. На игровой площадке кричали мальчишки, гоняя палками металлические обручи. Девочки, разбившись на группы, прыгали, смеялись и визжали. Длинные юбки скрывали их тощие ножки.

Эсси наблюдала, как близнецы изо всех сил стараются выглядеть выше и стройнее. Лишь подергивание левого глаза Флоры выдавало, что ее рахитично кривые ноги причиняют ей боль. Лицо Мегги же было практически неподвижным. Обе они выглядели настолько бледными, что казалось, их лица высечены из мрамора. Эсси решила, что обязательно устроится еще на одну работу – любую, какую найдет, – девочки нуждались в хорошей пище, а еще в поддерживающих скобах для ног.

На их пути возник директор школы – мистер Мортон – со своим ведерком и списком учеников. Каждый ребенок один раз в неделю должен был бросить в ведерко три пенса, когда он проходил через ворота школы.

Эсси выступила вперед своих сестер.

– У меня нет денег. Но я сейчас иду на работу и завтра обязательно заплачу.

– Помнится, вы говорили то же самое на прошлой неделе, – язвительно отозвался директор. – Учтите, это последнее предупреждение, мисс Мёрфи. Если вы не начнете платить вовремя, мне ничего не останется, как отчислить всех троих. В любом случае, сейчас они будут наказаны в обычном порядке. И будут получать наказание и впредь, пока вы не погасите весь ваш долг.

У Эсси вспыхнули щеки, и она почувствовала, как Герти у нее за спиной нетерпеливо переступает с ноги на ногу, словно рассердившаяся лошадь.

– Пожалуйста, мистер… – начала было Эсси, но вперед выступила Герти и отстранила сестру локтем, пропуская Флору и Мегги.

– Иди на работу, Эс, – прошептала она. – У нас с мистером Божественное Ве-ли-ко-ду-шие все будет хорошо.

– Нет, я… – Эсси запнулась, пытаясь сдержать навернувшиеся слезы.

– Эсси, тебе надо идти, – сказала Герти, на этот раз уже громко и таким же авторитетным тоном, как и ее директор.

– Очень хорошо, – подтвердил тот.

Эсси вытащила из корзинки три бутылочки с чаем и, протягивая их сестрам, прошептала:

– Мне так жаль…

Флора подмигнула старшей сестре, подошла к мистеру Мортону, закинула косичку за спину и поставила свою бутылочку – обед – себе под ноги. Выпрямившись, она вытянула обе руки ладонями вверх, показывая, что готова получать наказание.

Мегги робко сделала то же самое, встав плечом к плечу со своей сестрой. Затем к ним присоединилась Герти, с дерзко поднятым подбородком и пылающими щеками.

Эсси попыталась было уйти, но ее ноги словно налились свинцом. Все, что она могла сейчас сделать, так это сдерживать себя, чтобы не броситься к своим сестрам и не забрать их обратно домой. Во-первых, ей нужно было идти на работу, а во-вторых, в школе девочкам было безопаснее, чем дома.

Газетные стенды пестрели заголовками о введении бесплатного образования и проживания для всех детей, но в их районе – на южном берегу реки – это не работало. Мисс Барнс – добрейшая учительница Герти – говорила Эсси, что, если верить слухам, это будет еще не скоро. И все же мисс Барнс хотела, чтобы Герти окончила школу и поступила в колледж.

Мама и слышать об этом не хотела.

– Для нее достаточно фабрики или какой-нибудь мастерской, – ворчала она. – Не забивай ей голову всякими фантазиями, Эстер. Ничего хорошего из этого не выйдет.

Но вечером, как только голова Эсси касалась подушки, ее переполняли фантазии. Пока ее кости ныли от усталости, а под боком кашляли, сопели и чесались ее сестры, она мечтала о том, чтобы у них были свои собственные кровати. Новые ботинки и пальто на зиму. Но больше всего она хотела, чтобы они закончили школу и их жизнь сложилась совсем по-другому, чем ее.

И сейчас Эсси смотрела на своих сестер, которые выстроились в ожидании наказания от своего директора, которого они вовсе не заслужили.

Мистер Мортон достал свой короткий хлыст, и Мегги поморщилась. Флора слегка качнулась в сторону, будто у нее подкосились колени. Раздался резкий свист, затем шлепок – хлыст ударил по рукам Мегги. Будучи более хрупкой и болезненной, чем Флора, Мегги всхлипнула и кашлянула, когда хлыст просвистел во второй раз и ударил снова. Она кашляла все сильнее, а директор, раскрасневшись, нанес еще два удара, один сильнее другого.

Флора заметно задрожала, когда подошла ее очередь. Эсси уловила взгляд Герти, которая смотрела на нее поверх голов своих младших сестер. Она вздернула подбородок еще выше, ее глаза полыхали гневом, в которых ясно читалось – уходи!

Беспомощная и униженная, Эсси заставила себя сделать то, что от нее требовали, – круто повернулась на каблуках и поспешила на работу.

Глава 4

Эсси уже три часа сидела за своей машинкой, подшивая партию мужских вечерних манишек, когда подошла старая миссис Рубен и постучала своими исцарапанными костлявыми пальцами по приставному столику.

– Достаточно, мисс Мёрфи.

Эсси убрала ноги с педалей машинки, но шум в ушах не утих. На этом этаже фабрики работали еще пятьдесят швей.

– Ты мне нужна для доставки. Это срочно, – продолжила миссис Рубен, указывая рукой на соседний стол. – И возьми с собой мисс Дэвис.

– Это мисс Эйвери, мэм. Мисс Дэвис ушла на прошлой неделе.

Миссис Рубен побагровела, но худенькая девушка с пышными локонами, постоянно выбивавшимися из-под сетки для волос, шла напролом, не обращая внимание на гнев начальницы.

– Ту-бер-ку-лез, мэм. Вспомни… те… – Эсси запнулась и замолчала.

– Я в курсе сложившейся ситуации. И буду признательна, если вы больше не станете поднимать эту тему, – миссис Рубен выпрямила свое дюжее тело и пристально посмотрела на Эсси. – Мне нужно, чтобы вы обе доставили это в компанию «Голдсмит» на Фостер-лейн рядом с Чипсайд, – она подкатила к Эсси стеллаж, на котором были выложены черный фрак, белоснежные галстуки-бабочки, жилетки, полдюжины жестко накрахмаленных манишек и воротничков. – Автомобиль мистера Рубена с водителем ждет вас на улице. Домой доберетесь самостоятельно. А теперь убирайтесь. И не придумывайте всяких небылиц. Клиент – друг мистера Рубена, он приехал из Антверпена, и ему нужен смокинг для ужина. И еще, мисс Мёрфи…

– Да, мэм?

– Там вы получите два пенни за услугу. Не позорьте фирму. Чтобы никаких складок и помятости.

Последние слова она прокричала, стараясь перекрыть непрекращающийся шум машин.

– Не расстраивайте меня.

Девушки покатили стеллаж к лестнице и стали медленно спускать его с шестого этажа, отдыхая после каждого пролета. Судя по болтающимся рукавам и подколотом поясе на юбке мисс Эйвери, завтраки у нее в доме были столь же скудные, как и у Мёрфи.

– Я Эсси.

– Бриджит, – отдышавшись, ответила девушка, когда они выкатили стеллаж из здания фабрики к поджидавшей их машине.

Девушки с предельной осторожностью уложили вещи посередине заднего сиденья автомобиля, и пока водитель услужливо придерживал дверцу открытой, сами разместились рядом, ощупывая лоснящуюся кожаную обивку. Эсси никогда не ездила на автомобилях, и, судя по округлившимся глазам Бриджит, ей тоже не доводилось.

Девушки были слишком взволнованы для разговоров, поэтому они сидели не шелохнувшись, в своих заплатанных рабочих фартуках и сбитых ботинках, и наблюдали, как автомобиль отъезжает от здания фабрики, лавируя между другими автомобилями и гужевыми повозками, нагруженными деревянными бочками, рядом с которыми ютились уставшие и грязные чернорабочие.

Эсси подумала о своем брате Фредди, который еще до восхода солнца уехал вот на такой же повозке, вооруженный киркой, чтобы работать вместе со своей бригадой. И на обед у него имеется лишь бутылочка с чаем. Но ведь она будет совсем недалеко от Чипсайда и, возможно, на обратном пути сможет заскочить к нему с какой-нибудь едой. Возьмет да потратит немного из чаевых…

– Эсси, – Бриджит коснулась руки Эсси, рассеяв ее грезы. – Смотри!

Толпа женщин окружила их автомобиль, и водителю пришлось ударить по тормозам. Женщины были одеты в белые платья и широкополые шляпы. У одних на шляпах развевались зеленые и фиолетовые ленты, у других – такими же лентами были опоясаны талии. Платья сужались книзу, и Эсси, с уколом зависти, отметила, что у большинства женщин были прекрасные чулки и туфли на новомодном французском каблуке. «Каково это – иметь лишнюю пару чистой одежды и шелковые чулки?» – размышляла Эсси, невольно пряча свои мозолистые руки под грубый фартук.

Водитель выругался себе под нос и проворчал:

– Чертовы суфражистки. Запрудили всю дорогу. Засадить их за решетку, всех.

Несколько женщин несли на себе по два плаката, связанные веревками и перекинутые через плечи. Плакаты гласили: ПРАВО ГОЛОСА ДЛЯ ЖЕНЩИН.

– А что они хотят? – прошептала Бриджит, покраснев от смущения.

Эсси прочитала плакат, который висел на рядом стоящей женщине.

– Они приглашают нас на шествие. В эту пятницу вечером в пять тридцать в Найтсбридже.

– Нас? В Найтсбридж? – поправляя сеточку на волосах, захихикала Бриджит. – Не думаю, что им нужны такие, как мы, правда ведь?

Эсси пожала плечами. Даже если бы она захотела присоединиться к шествию, ей нужно было сначала натаскать угля, приготовить ужин, отмыть младших сестер, потравить у них вшей, перестирать их одежду для следующей недели и высушить ее над печкой.

Все пятничные вечера для Эсси были таковыми. Единственным светлым моментом станет, возможно, кусочек макрели вместо брюквенного супа, если, конечно, старик Фостер продлит кредит до следующей недели.

Водитель нажал на клаксон, когда женщины пошли впереди машины, взявшись за руки и скандируя: ПРАВО ГОЛОСА ДЛЯ ЖЕНЩИН!

Кто были эти ухоженные женщины, у которых есть время на уличные протесты? Они нигде не работают, не ведут домашнего хозяйства, решила Эсси, окинув быстрым взглядом их руки, облаченные в элегантные перчатки. В конце улицы показалась шеренга конных полицейских верхом на черных клайдсдейльских лошадях. Женщины в белых платьях стали сбиваться в круг, как на маслобойне.

Над ними возвышался величественный Монумент Кристофера Рена, воздвигнутый в память о Великом пожаре. На его вершине сияла на солнце позолоченная урна. Эсси каждый день проходила мимо него по дороге на работу и обратно. Она частенько останавливалась, чтобы полюбоваться фризом на постаменте колонны. На нем Лондон был изображен в виде обнаженной женщины, бессильно возлегающей на пепелище. Вокруг нее собралась толпа – епископы, король, архитекторы и солдаты, которые помогали подняться ей на ноги. Женщина-Лондон выглядела утомленной. Подавленной. Слишком много рук прикасалось к ней и тянуло в разные стороны.

Эсси знала, каково это, когда от тебя постоянно чего-то ждут. Полностью зависят от тебя.

Она слышала, что этот сюжет олицетворяет мощь Лондона. Женщина-Лондон оправится, возьмет себя в руки и снова будет сражаться. Но от скорбного выражения ее лица – так много рук тянутся к ней, хватают за плечи, подталкивают – у Эсси перехватывало дыхание.

* * *

– С угрем, спасибо, сэр, – Эсси протянула свои драгоценные два пенса торговцу пирогами и постаралась игнорировать приступ голода, пока тот заворачивал пирог в газету.

Она положила сверток в карман передника и почувствовала приятную тяжесть возле ноги.

– Надеюсь, твой брат понимает, как ему повезло с сестрой, – отметила Бриджит. – Эх, хорошо бы пойти домой прямо сейчас. Уже середина дня… пока вернусь на работу, домой попаду далеко затемно. Мои дети сейчас с мамой, она приболела, но скоро совсем поправится. Кто ж знал, что этот господин так долго будет выбирать себе манишку! А знаешь, на этих колоннах в здании «Голдсмит» золота, наверное, больше, чем во всех регалиях для коронации.

– Ты иди домой, – сказала ей Эсси, думая, что если бы у нее были еще два пенса, она бы купила пирог и своей новой тощей подружке. – Я скажу миссис Рубен, что это моя вина.

– Но она же урежет тебе зарплату…

– Цыц. Иди давай.

Бриджит одними губами сказала спасибо, крепко сжимая в кулаке свои два пенса. Она не положила монетку в карман, боясь ее потерять. Вероятно, уже ближе к дому бедняжка купит немного картофеля, брюквы, а может, и кусочек лосося. Это для ее детей. И для больной матери. Но этого хватит лишь ненадолго…

Эсси шла по улице Чипсайд и осматривала места, где сносили здания, стараясь расслышать характерный звон кирки, обрушивающейся на камень или кирпич. Наконец она добралась до участка Фредди и была поражена, что за прошедшую неделю они снесли почти все стены и перекрытия целого ряда старых лавок, остался лишь один подвал.

Фредди был без рубашки, в глаза бросались торчащие ребра и мускулистые руки. Его лучший друг Денни выглядел так же, только вместо темной шевелюры Мёрфи у него были рыжие лохмы. Рядом с ними копошился целый рой чернорабочих в разномастных залатанных спецовках, разодранных рубашках, затасканных жилетках, у всех были грязные сапоги. И все они, склонившись, ковырялись своими кирками и лопатами в кучах земли и щебня.

– Перерыв! – громогласно объявил бригадир, стоя на пороге подвала, всего в нескольких футах от Эсси.

Прокатился всеобщий вздох облегчения. Рабочие побросали свои инструменты и теперь пытались выпрямить спины, затекшие от многочасового тяжелого труда.

Эсси скользнула взглядом мимо бригадира, приметив его густые темные волосы и зеленые глаза. Он вынул из кармашка элегантного жилета часы и демонстративно посмотрел на время, поставив циферблат к свету.

Фредди помахал рукой и подошел к сестре. Денни подхватил старое жестяное ведро, почистил и, перевернув вверх дном, поставил рядом с Эсси.

– Садитесь, мисс Эсси.

– Спасибо, Денни, – поблагодарила Эсси, заметив, как покраснели его уши.

Она достала из кармана вожделенный сверток и протянула его Фредди.

– Обед – индивидуальная доставка, – пошутила Эсси.

Фредди заулыбался, подхватил сверток, положил на колени, осторожно развернул газету и аккуратно разрезал пирог на три равные части своим складным ножом. Когда он протянул один кусок Эсси, она покачала головой.

– Эс, ты тоже вкалывала, как и мы.

– Ребята, поделите его между собой. Я куплю еще по дороге домой.

Все трое знали, что ничего она не купит, и Фредди, скорчив страдальческую гримасу, уставился на оставшийся кусок пирога, разрываясь между звериным желанием проглотить его и чувством справедливости, требующим оставить кусок младшей сестре.

– Никаких свиданий на рабочем месте, Мёрфи. И не важно, что это перерыв. Ты же знаешь правила, – грянул голос за спиной у Эсси.

От неожиданности она подскочила, опрокинув ведро. Позади нее, уперев руки в бока, стоял бригадир. Вблизи он оказался моложе, чем показалось Эсси. Примерно на год или два старше ее брата. Темные волосы были тщательно уложены, а по носу пробегала дорожка темных веснушек.

– Извините, сэр. Я сестра Фредди. Это моя вина. Он не знал, что я приду. Я решила угостить его пирогом.

– Пирог! – повторил бригадир с озадаченным видом. – Вот не взял бы тебя, Мёрфи, и не пришлось бы сестре бегать по твоим поручениям, – сказал он, строго посмотрев на Фредди.

– Извиняюсь, сэр, – пробормотал тот.

– Возвращайтесь к работе, все!

– Но, сэр, ведь обед только… – начал было протестовать Денни.

– Я так понимаю, тебе завтра нужна будет работа, О’Брайн?

– Да, сэр.

– Тогда пошевеливайся. Ты тоже, Мёрфи.

Рабочие поднялись со своих мест и один за другим потянулись к подвалу. Эсси слышала, как они чертыхались и бубнили себе под нос. Естественно, слышал их и бригадир. Но когда он повернулся к ней, на лице его сияла широкая улыбка. Он не разглядывал ее поношенный передник и не таращился на слишком большие ботинки, а просто протянул руку и вежливо представился:

– Я Эдвард Хэпплстоун.

Он кивнул головой в сторону, где Фредди и другие работяги снова замахали кирками:

– Извините, если я был слишком груб. Просто на меня тоже давят, чтобы мы побыстрее закончили этот объект и приступили к следующему. Мы отстаем на несколько недель, понимаете?

– Эстер Мёрфи, – ответила Эсси, вкладывая свою маленькую ладонь в широкую пятерню бригадира.

Почувствовав тепло его прикосновения, она слегка приподняла подбородок, как, ей представлялось, подобает настоящей леди.

Он улыбался – легко и непринужденно, и она увидела, как улыбка осветила все его лицо до самых глаз. Они стояли молча, изучая друг друга на протяжении всего нескольких сердечных тактов, как вдруг очарование было нарушено.

– Сэр! Сэр! – послышался крик Денни.

– В чем дело? – отозвался Эдвард, явно раздосадованный тем, что его оторвали.

Эсси отстранилась в сторону, чтобы увидеть Денни, который взывал к своему бригадиру из подвальной ямы и махал руками. Стоящий рядом Фредди бросил кирку, наклонился и выковырял из земли ком грязи размером больше, чем его голова.

Эсси судорожно сглотнула и часто заморгала, не веря тому, что она видела. Фредди поднял находку над головой, а из грязи, словно капли дождя, сыпались золотые цепочки, крупные каменья зеленого цвета, камеи, град пуговиц и колец, россыпь сверкающих цветных драгоценных камней и еще нечто, издали казавшееся маленькими серебряными ювелирными крючочками.

Остальные рабочие побросали свои кирки и лопаты и обступили Фредди. Они потирали руки, тянули шеи, толкались, чтобы стать поближе, и обменивались впечатлениями:

– Зеленый камень размером с мой кулак!

– Ожерелье, длинное какое! С твою руку.

– Похоже на флакон с духами.

– Клянусь жизнью – это брильянты! Целая куча!

Вскоре поднялся настоящий гвалт, рабочие, подхватив свой инструмент, бросились ковырять земляной пол бывшего подвала, отбрасывая в стороны строительный мусор. Мистер Хэпплстоун, засучив рукава, присел на корточки у края подвальной ямы и криком пытался остановить их. В какой-то момент он поднял голову и сквозь прищур посмотрел туда, где стояла Эсси. Он поднял руку и улыбнулся ей.

Но что это означало – дружеский жест или указание уйти? Эсси подняла руку и помахала в ответ, и тут же заметила, что Фредди и Денни смотрят на нее. Фредди нахмурившись, а Денни слегка опечаленно.

– Тебе пора, Эс, – крикнул Фредди, заслонив собой Хэпплстоуна. – Тебе придется забрать девочек из школы. Парни немного…

Он не успел договорить, как Эсси получила удар по голове от разодравшихся за ее спиной двух работяг.

– Эй! Здесь леди! – закричал Денни, подскакивая.

Он попытался разнять драчунов, но они не обращали на него никакого внимания.

– А ну отдай мне! Я первый увидел!

– Жаль, что твоя жирная рука не успела все заграбастать!

Эта парочка хамов походила на близняшек, когда те начинали драться за папины награды, сидя на полу и скрестив ноги.

Денни предложил принести для Эсси тряпку, смоченную в холодной воде, и усадить ее где-нибудь в стороне, но она заверила, что с ней все в порядке, попрощалась и пошла вдоль Чипсайда. Потирая затылок, где образовалась шишка чуть ли не с куриное яйцо, она обернулась и посмотрела на Денни, который все еще глядел ей вслед. Она улыбнулась ему и перевела взгляд на Хэпплстоуна, который теперь стоял в яме по колено глубиной. Его темные кудри ниспадали поверх воротничка, а подвернутые рукава позволяли видеть крепкие, мускулистые руки. Он не заметил, как она ушла.