Текст книги "Ниточка памяти"

ГЛАВА II

Я скосил глаза на Фостера. Он не был похож на психа…

– Вы выглядите чертовски бодрым для семидесятилетнего старичка, – съязвил я. – Вот всё, что я могу сказать.

– Вас удивляет моя молодая внешность. А какова будет ваша реакция, если я вам скажу, что сильно постарел за последние несколько месяцев? И что год назад я без малейшего труда мог сойти за молодого человека не старше тридцати?..

– Боюсь, что мне трудно будет вам поверить, – заявил я. – И извините, мистер Фостер, ко я нисколько не верю в вашу историю с 1918 годом. Это невозможно. Это…

– Я знаю, фантастично. Но давайте на минутку вернёмся к дневнику. Посмотрите внимательно на бумагу. Её исследовали эксперты, и она их озадачила. Попытки провести химический анализ закончились неудачей – они не смогли взять опытный образец. Бумага не поддаётся растворителям…

– Не могли взять образец? – перебил я. – Нужно было просто оторвать уголок листа.

– Попытайтесь, – предложил Фостер.

Я взял дневник и потянул за край одного из чистых листов, потом крепче сжал бумагу пальцами и дёрнул. Она не поддавалась. Я взялся поудобнее и дёрнул ещё раз. Бумага была подобна тонкой, прочной коже, разве что она совершенно не растягивалась.

– Ничего себе, прочная, – удивился я.

Я вытащил свой перочинный нож, открыл его и провёл остриём по краю листа – никакого эффекта. Я подошёл к комоду, разостлал на нём один из листов дневника и попытался пилить его, налегая на нож всем своим весом, потом, размахнувшись, с силой ударил сверху вниз остриём по бумаге. На листе не осталось ни малейшего следа. Я спрятал нож в карман.

– Вот это бумага, мистер Фостер! – восхитился я.

– Попробуйте разорвать переплёт, – предложил Фостер, – Поднесите горящую спичку. Выстрелите в него, если хотите. Ничто не оставит следа на этом материале. Послушайте, Лиджен, вы ведь умеете мыслить логически. Есть ли в этом что-нибудь, выходящее за рамки повседневного опыта, или нет?

Я сел и поискал у себя сигареты, которых как всегда не было.

– И что это доказывает? – спросил я.

– Только то, что дневник – не простая подделка. Перед вами вещь, которую нельзя отвергнуть как некий плод фантазии, Дневник существует. И это наша главная отправная точка.

– И куда мы от неё пойдём?

– Есть ещё один фактор, который следует проанализировать, – продолжал Фостер. – По-видимому, когда-то в прошлом я нажил себе врага. Кто-то или что-то систематически охотится за мной.

Я попробовал рассмеяться, но это прозвучало явно не к месту.

– А почему бы вам не сесть спокойно и дождаться, пока это нечто не настигнет вас? Может, оно вам объяснит, что всё это значит, – пошутил я.

Фостер покачал головой.

– Все началось почти тридцать лет назад. Как-то ночью я ехал за рулём автомобиля из Олбани, штат Нью-Йорк, в южном направлении по длинному, прямому участку дороги. Вокруг не было ни единого жилища. Я заметил, что меня преследуют огни. Нет, не фары автомобиля, а какие-то огни, пляшущие над полем вдоль дорога. Они двигались с большой скоростью, постепенно обогнали меня и сосредоточились впереди, держась вне досягаемости света фар. Я остановился, не придавая этому большого значения, просто из любопытства. Мне захотелось разглядеть их получше. Я включил фару-искатель и направил её на эти огни. Они рассеялись во вес стороны, как только на них упал луч. Штук пять исчезли, а остальные начали приближаться. Я принялся их методично уничтожать. Все сопровождалось каким-то звуком, похожим на тонкое жужжание. Потом я почувствовал запах серы, и меня вдруг охватил страх, смертельный страх. Последнего я поразил лучом всего в десятке футов от машины. Мне трудно описать весь ужас, который я испытывал в тот момент…

– Звучит весьма таинственно, – сказал я. – Но чего вы испугались? Наверняка это была какая-то разновидность зарницы.

– Успокаивающее объяснение можно придумать всегда, – ответил Фостер. – Но чем можно объяснить тот инстинктивный страх, который меня охватил? Я завёл машину и мчался без остановки всю ночь и следующий день. Я чувствовал, что мне нужно уехать как можно дальше от того, с чем я повстречался. Я купил дом в Калифорнии и попытался выбросить этот случай из головы, правда, без особого успеха. Потом это повторилось.

– То же самое? Огни?

– На этот раз все было сложнее. Началось с появления помех в виде статических разрядов при работе радиоприёмника. Потом это нечто воздействовало на электропроводку: все лампочки стали тускло светиться, хотя были выключены. Я чувствовал, чувствовал нутром, что “оно” приближается, обступает меня. Я попытался удрать на машине, но двигатель не завёлся. К счастью, в то время я держал несколько лошадей. Я вскочил на одну из них и поскакал в город – и весьма резвым галопом, смею вас уверить. Я видел огни, но мне удалось их обогнать. Потом я сел на поезд и продолжил бегство.

– Не понимаю…

– Это случалось ещё – в общей сложности четыре раза. Последнее время я уже было подумал, что мне удалось наконец от них уйти, но ошибся. Сейчас уже обнаружились верные признаки того, что спокойный период моей жизни здесь подходит к концу. Я давно бы уехал отсюда, да мне ещё нужно уладить кое-какие дела.

– Послушайте, – сказал я, – все это чушь. Вам необходимо обратиться к психиатру, а не к бывшему супермену. Мания преследования…

– Было очевидно, – упрямо продолжал Фостер, – что объяснение этому можно найти в моей прошлой жизни. Я вернулся к дневнику – единственной имеющейся у меня ниточке. Я переписал его, включая зашифрованный текст, и сделал увеличенные фотокопии первой части – той, которая написана непонятными знаками. Никто из экспертов, изучавших по моей просьбе рукопись, не смог её прочитать. После этого я, естественно, сосредоточил все внимание на последней части текста, которая написана по-английски. Меня сразу же поразил один любопытный факт, на который ранее я не обращал^ внимания. Автор ссылался на какого-то “Врага”, упоминались таинственные “они”, против которых необходимо было принять меры защиты.

– Может именно поэтому вам пришла в голову эта навязчивая идея, – предположил я. – Когда вы читали дневник впервые…

– Автора этого дневника преследовал тот же рок, что и меня, – заявил Фостер.

– Но это – абсурд! – возразил я.

– Прекратите на минуту искать логику в данной ситуации. Проанализируйте лучше общую схему, – сказал Фостер.

– Да, в этом есть определённая закономерность, – согласился я.

– И следующим фактом, который поразил меня, – продолжал Фостер, – было упоминание о потере памяти – второе явление, с которым я, мягко говоря, немного знаком. Автор выражает досаду по поводу своей неспособности восстановить в памяти некие факты, которые могли бы ему помочь в его поисках.

– В каких ещё поисках?

– Насколько я мог понять, что-то вроде научного исследования. Дневник пестрит загадочными для меня ссылками на вещи, которые нигде не объясняются.

– И, по-вашему, человек, который написал это, страдал амнезией?

– Возможно не в полной мере, – ответил Фостер. – Но вспомнить кое-какие вещи он был не в состоянии.

– Ну, если вы называете это амнезией, тогда мы все больны ею, – заявил я. – Ни у кого нет идеальной памяти.

– Но то были действительно важные вопросы, а не мелочи, которые легко забываются.

– Я понимаю, почему вам так хочется поверить, что – этот дневник имеет отношение к вашему прошлому, мистер Фостер, – сказал я. – Наверное тяжело, когда не знаешь своей собственной биографии. Но вы идёте по ложному следу. Вы, видимо, полагаете, что этот дневник содержит вашу биографию, которую вы начали писать в зашифрованном виде, чтобы никто не смог её случайно прочесть и посмеяться над вами.

– Лиджен, а что вы собираетесь делать, когда приедете в Майами?

Вопрос прозвучал для меня неожиданно.

– Ну… не знаю, – уклончиво ответил я. – Просто хотелось уехать к югу, где тепло. Когда-то у меня там было несколько знакомых…

– Другими словами – ничего, – сказал Фостер. – Лиджен, я вам хорошо заплачу, если вы останетесь со мной до тех пор, пока я не доведу это дело до конца.

Я отрицательно покачал головой:

– Только не я, мистер Фостер, Все это звучит для меня… Самое безобидное слово, которое мне приходит в голову, это – “безумно”.

– Лиджен, – произнёс Фостер, – вы действительно думаете, что я сумасшедший?

– Давайте скажем так, мистер Фостер: мне все это кажется немного странным.

– Я вас прошу не просто поработать на меня, – сказал Фостер. – Я прошу у вас помощи.

– С таким же успехом вы можете попытаться узнать свою судьбу по кофейной гуще, – раздражённо ответил я. – Мне не под силу сделать ни одного вывода из того, что вы рассказали.

– Но это ещё не все, Лиджен, далеко не все, Недавно я сделал важное открытие. Когда я буду знать, что вы со мной, я расскажу вам о нем. Сейчас вы знаете достаточно, чтобы признать: все это не является плодом моего воображения.

– Я не знаю абсолютно ничего, – ответил я. – Пока это все разговоры.

– Если вы озабочены размером вознаграждения…

– Нет, чёрт возьми, – рявкнул я. – Где эти бумаги, о которых вы все время говорите? Меня нужно показать психиатру уже только за то, что я сижу здесь и выслушиваю вас. С меня достаточно моих собственных бед…

Я замолчал и помассировал руками голову.

– Извините, мистер Фостер, – сказал я. – Мне кажется, моё раздражение вызвано тем, что у вас есть все, чего я мог бы желать себе, а вы ещё не довольны. Меня тревожит, что вы пустились в погоню за иллюзией. Если человек, обладающий здоровьем и массой денег, не может наслаждаться жизнью, то что же, черт подери, остаётся делать другим?

Фостер задумчиво посмотрел на меня:

– Лиджен, если бы у вас в жизни была возможность осуществить любое своё желание, что бы вы попросили?

– Любое? О, мне хотелось много чего. Когда-то я мечтал стать героем. Потом – умным, чтобы знать ответы на все вопросы. Ещё позже я стал носиться с идеей, что самое главное – это иметь возможность честно выполнять работу, необходимую людям. Но я так и не нашёл этой работы, и не поумнел, и не научился самостоятельно разбираться, где героизм, а где трусость.

– Другими словами, – заметил Фостер, – вы искали некую абстракцию, чтобы поверить в неё, в данном случае – справедливость с большой буквы. Но справедливости в природе не существует. На неё надеется и её признает только человек.

– Но ведь кроме неё в жизни существует немало хорошего, и часть этого хорошего я бы не прочь получить в своё распоряжение.

– Ждите своего часа и не теряйте способности мечтать.

– Мечты! – воскликнул я. – О, их у меня хоть отбавляй. Я хочу иметь остров в тёплых краях, где я мог бы коротать свой век, занимаясь рыбной ловлей и любуясь морем.

– В ваших словах сквозит цинизм. Но вы и сейчас пытаетесь конкретизировать абстракцию, – сказал Фостер. – А впрочем, не важно. Материализм – это просто другая форма идеализма.

Я посмотрел на него.

– Однако я знаю, что ничего у мена никогда не будет, как никогда не будет в мире той справедливости, о которой вы говорили. И как только окончательно поймёшь, что тебе этого никогда не увидеть…

– Несбыточность, видимо, является важным элементом любой мечты, – прервал меня Фостер. – Но, тем не менее, вы должны беречь свою мечту, какой бы она ни была. Не оставляйте её.

– Хватит философий, – заявил я. – Она нам ничего не даст.

– Вы хотели посмотреть документы? – спросил Фостер и вытащил из внутреннего кармана связку ключей. – Если вы согласитесь сходить к машине и, возможно, испачкать руки, то найдёте в ней приваренный к раме сейф. Там я держу все фотокопии, свой паспорт, необходимый запас денег на крайний случай и прочее. Жизнь научила меня быть готовым в любой момент сняться с места. Поднимите коврик с пола и вы увидите сейф.

– Это не так уж срочно, – сказал я. – Я посмотрю их утром, после того, как немного посплю. Но, поймите меня правильно: я соглашаюсь на это только из-за своего проклятого любопытства.

– Хорошо, – ответил Фостер. Он откинулся на спинку кресла и вздохнул. – Я устал, Лиджен. Устал мой рассудок.

– Да, – согласился я, – и мой тоже. Если не говорить об остальных частях моей анатомии.

– Ступайте спать, – сказал Фостер. – Продолжим разговор утром.

Я отбросил лёгкое одеяло и осторожно встал с постели. Нога утонули в ковре, густом и мягком. Подошёл ко встроенному шкафу, нажал кнопку, и дверь отодвинулась в сторону. Моя старая одежда валялась на полу там, где я её бросил. Но у меня ещё была и чистая, которую мне одолжил Фостер. Он не будет возражать, если я подержу её у себя подольше. В конце концов, так ему обойдётся дешевле. Фостер был чокнутым, но ждать утра, чтобы сообщить ему об этом, не имело смысла.

Среди вещей, которые одолжил мне Фостер, не было пиджака. Я хотел было надеть свой старый, но передумал: на улице было тепло, к тому же эта серая в полоску тряпка, заляпанная жирными пятнами, может привлечь излишнее внимание. Я переложил свои вещи из карманов грязной одежды, лежащей на полу, тихонько открыл дверь и спустился вниз.

Занавески на окнах гостиной были задёрнуты. Я едва различал очертания бара. Не мешало бы захватить с собой что-нибудь поесть. Я разглядел проход за баром, пошарил вслепую по полкам и наткнулся на горку небольших банок, которые при этом тихо забренчали. Должно быть, орехи. Я попробовал поставить одну банку на бар – она звякнула обо что-то невидимое. Я выругался про себя и стал ощупывать препятствие. Это было что-то большое и металлическое, судя по холодной, гладкой поверхности с небольшими выступами, имеющими острые углы. Я готов был отдать голову на отсечение, что это был…

Я наклонился и напряг зрение. Слабый луч лунного света, пробивающийся сквозь щель в тяжёлых портьерах, падал так, что я почти смог рассмотреть очертания этой штуки. Я склонился ещё ниже и увидел отблеск света вдоль перфорированного кожуха пулемёта 30-го калибра. Я проследил, куда направлен ствол, и рассмотрел чёрный квадрат прихожей, а в глубине её – крошечный блик света, который отражался от начищенной медной ручки на входной двери.

Я отпрянул и прижался к стене. Внутри у меня стало как-то пусто. Если бы я попытался выйти через эту дверь…

Идиотизма у Фостера могло бы хватить на двух обычных психов. Мой взгляд метался по комнате. Мне нужно было срочно убираться отсюда, пока он с диким воплем не выскочит из темноты и меня не хватит сердечный удар. Может, попробовать через окно? Я обогнул бар, стал на четвереньки, прополз под стволом пулемёта к тяжёлым портьерам и отодвинул их в сторону. За стеклом разливался бледный свет. Нет, не мягкий свет луны, а густое молочное свечение, напоминавшее фосфоресцирующую морскую воду…

Я отпустил портьеру, пробрался под стволом пулемёта назад в холл и прошёл через вращающуюся дверь в кухню. Блестящая ручка холодильника отражала слабый свет. Я распахнул дверцу, залив пол светом, и огляделся: множество блестящей кухонной утвари и ни одной двери. Я подошёл к окну, почти полностью заслонённому снаружи листвой, осторожно открыл его – и чуть не сломал руку о решётку из кованого железа.

Вернувшись в холл, я попробовал ещё две двери: обе были закрыты. Третья дверь открылась, и я оказался на ступеньках, ведущих вниз, в подвал. Они были крутыми и тёмными, какими кажутся ступеньки любой подвальной лестницы, однако этот путь мог вывести меня наружу, Я нашарил выключатель и щёлкнул им, У подножья лестницы слабо высветился прямоугольник сырого с виду пола, но подвал от этого не стал менее мрачным. Я начал спускаться.

В центре помещения стоял масляный котёл отопления, от которого отходили вентиляционные трубы, переплетающиеся под потолком. Вдоль одной стены были свалены большие упаковочные ящики из неструганого дерева; в глубине, забитый досками, стоял бункер для угля. И никакой двери.

Я повернул назад. И тут раздался какой-то звук. Я замер. Где-то быстро прошуршал таракан. Звук повторился: слабый скрежет камня о камень. Во рту у меня вдруг пересохло. Я стал вглядываться в затянутые паутиной тёмные углы… Ничего.

Единственное, что мне оставалось, – это рвануть по лестнице вверх, выбить железную решётку на окне кухни и бежать сломя голову. Но, на мою беду, чтобы сделать это, мне нужно было передвигаться, а звук моих собственных шагов был настолько громким, что буквально парализовывал меня. По сравнению с этой ситуацией, шок, который я испытал, наткнувшись на пулемёт, казался мне пустяком, как если бы я уселся на хлопушку.

Обычно я не верил историям о привидениях, которые ходят и стучат по ночам, но тут я собственными ушами слышал глухие стуки, и единственное, что приходило мне в голову, был Эдгар Аллан По с его весёленькими рассказами о людях, которых хоронили, не дождавшись, пока они как следует умрут.

Потом раздался другой звук, за ним – резкий щелчок, и я увидел, как в тёмном углу в полу образовалась щель, и оттуда блеснул луч света. Этого с меня было достаточно. Я бросился вверх по лестнице, перепрыгивая сразу через три ступеньки, и с грохотом ввалился в кухню. Я схватил стул, размахнулся и изо всех сил ударил им по решётке. Он отскочил и врезал мне по губам. Я бросил его, чувствуя вкус крови во рту. Наверное, именно этого мне и не хватало. Паника уступила место более сильной эмоции – ярости. Я вышел из кухни и медленно двинулся через тёмный холл в направлении гостиной. И тут вдруг вспыхнул свет. Я быстро развернулся и увидел Фостера, стоящего в дверях холла полностью одетым.

– Эй, Фостер, – заорал я, – ну-ка, покажите мне выход отсюда!

Фостер пристально посмотрел мне в глаза. Лицо его было напряжённым.

– Успокойтесь, мистер Лиджен, – мягко произнёс он. – Что здесь случилось?

– Подойдите к этой пушке, – скомандовал я, кивнув в сторону бара, на котором стоял пулемёт, – разрядите её и откройте парадную дверь. Я ухожу.

Фостер окинул взглядом одежду, которая была на мне.

– Угу, понятно, – сказал он и снова посмотрел мне в лицо. – Что вас напугало, Лиджен?

– Не стройте из себя невинного младенца, – огрызнулся я. – Или я должен думать, что эту ловушку установил домовой в то время, как вы спали?

Он перевёл взгляд на пулемёт, лицо его напряглось.

– Нет, я сам, – сказал он. – Это устройство автоматическое. Что-то поставило его на боевой взвод, хотя звуковая сигнализация у меня не сработала. Вы не выходили из дома?

– Каким образом…

– Это очень важно, Лиджен, – перебил меня Фостер. – Одного вида пулемёта слишком мало, чтобы вызвать у вас панику. Что вы видели?

– Я искал чёрный ход, – буркнул я, – спустился в подвал. Там мне не понравилось, и я вернулся назад.

– Что вы видели в подвале? – лицо Фостера напряглось ещё больше и побледнело.

– Что-то вроде… – я запнулся. – Там была трещина в полу. Какие-то звуки, свет…

– Пол! – воскликнул Фостер. – Ну конечно. Вот слабое место.

Казалось, он разговаривал сам с собой.

Я ткнул пальцем через плечо:

– А ещё что-то странное происходит у вас за окнами.

Фостер посмотрел в сторону тяжёлых портьер.

– Слушайте меня, Лиджен, – произнёс он. – Мы в серьёзной опасности – и вы, и я. Ваше счастье, что вы проснулись вовремя. Этот дом, как вы уже, наверное, поняли, представляет собой нечто вроде крепости. В данный момент мы стали объектом нападения. Стены имеют достаточно мощную защиту. Но я не могу сказать этого про пол в подвале – всего лишь три фута железобетона. Нам нужно уходить, очень быстро и очень тихо.

– Хорошо. Куда? – спросил я.

Фостер повернулся, прошёл через холл к одной из закрытых дверей и что-то нажал. Дверь отворилась, и я проследовал за ним в небольшую комнату. Он подошёл к голой стене и нажал на неё. Панель стала отходить в сторону. Фостер вдруг отскочил назад.

– Боже мой! – сдавленно прокричал он и навалился всем телом на стену. Панель вернулась на место. Я стоял как вкопанный. Откуда-то появился запах, напоминавший запах серы.

– Что происходит, черт подери? – воскликнул я. Голос мой сорвался, как всегда бывает, когда я напуган.

– Этот запах! – крикнул Фостер. – Быстрее, назад!

Я отступил на шаг. Фостер бросился мимо меня через холл. Я помчался за ним по пятам, не оглядываясь из боязни узнать, что и я сам являюсь объектом преследования. Фостер взлетел по лестнице, перепрыгивая через три ступеньки, и остановился на площадке. Он опустился на колени, отогнул персидский ковёр, мягкий, как соболий мех, и ухватился за стальное кольцо, закреплённое в полу. Взглянул на меня. Лицо его было белым.

– Благослови, боже! – произнёс он хрипло и потянул за кольцо. Кусок пола поднялся, показалась первая ступенька лестницы, которая вела вниз, в чёрную дыру. Фостер не мешкал: он опустил ноги и нырнул в проем. Я последовал его примеру. Лестница тянулась футов на десять вниз и заканчивалась каменным полом. Я услышал звук отодвигаемого засова, и мы вошли в большое помещение. Через ряд высоко расположенных окон я увидел лунный свет почувствовал свежий аромат ночного воздуха.

– Мы в гараже, – прошептал Фостер. – Зайдите с другой стороны машины и садитесь в неё, только тихо.

Положив руку на гладкую поверхность кузова, я осторожно открыл дверцу и, усевшись в кресло, тихо закрыл её. Уже сидящий рядом со мной Фостер нажал кнопку, и на приборной доске зажглась зелёная лампочка.

– Готовы? – спросил он.

– Да.

Двигатель завёлся с пол-оборота. Не мешкая, Фостер дал полный газ и отпустил сцепление. Машина рванулась в сторону закрытых ворот. Я инстинктивно пригнулся и услышал, как они с треском распахнулись от удара автомобиля, с рёвом рванувшегося в ночь. Первый поворот подъездкой аллеи мы промчались со скоростью сорок миль в час, а на шоссе выскочили, визжа резиной колёс, уже на шестидесяти. Я оглянулся и в последний раз увидел дом Фостера, белевший под луной своим степенным фасадом. Он тут же скрылся за изгибом дороги.

– Что происходит? – спросил я, стараясь перекричать свист воздуха. Стрелка спидометра перевалила за отметку “90 миль в час” и продолжала двигаться дальше.

– Потом! – рявкнул Фостер, Я не настаивал. В течение нескольких минут я наблюдал за дорогой, глядя в зеркало заднего обозрения и размышляя, куда запропастились этой ночью все полицейские. Потом устроился поудобнее в мягком кресле и принялся следить, как спидометр отсчитывает мили.