Текст книги "Ночь иллюзий"

XIII

Напротив сидела девушка, одетая в облегающее темно-синее платье, мерцающее, как полированная рыбья чешуя. Она смотрела на меня с сочувственным беспокойством, как наблюдает орнитолог за неведомой ему раненой птицей;

– Не пойдет, – сказал я. – Ни у одного орнитолога нет таких глаз. – Звук собственного голоса меня очень удивил.

– С вами все в порядке? – спросила она. Ее голос был сладок, как мед, мягок, как утреннее облачко, нежен, как музыка. В любом случае, это был красивый голос.

– Ваш друг ушел, – сказала она. Я сидел за столом в том же баре, на том же месте.

– Не думайте, – сказал я, – что я принадлежу к славной когорте заблудших пьяниц. Что заставило вас подумать, что тот человек – друг?

– Я… я просто предположила…

– Как долго я был в ауте?

– Не знаю точно; я имею в виду, вы просто сидели здесь; правда, выглядели немножко странно, поэтому… – ее голос затих.

Я потер виски, и в глазах появился дрожащий свет, который грозил перерасти в сильную пульсацию, что не сулило ничего хорошего.

– Нет ли у вас чувства, будто вы участвовали в этой сцене раньше? – сказал я. —Я почти догадываюсь, что последует за этим. Вы предложите мне отдохнуть, пока я не почувствую себя лучше.

– Я думаю, вам действительно следует отдохнуть. Выглядите вы и впрямь неважно.

– Ценю ваше внимание, мисс, но откуда такая забота?

– Почему же нет? Я человек…

– Это больше, чем я могу сказать о некоторых моих знакомых. Скажите, вы не видели здесь парня с головой змеи? А может, ящерицы?

– Пожалуйста, не надо так шутить, – она посмотрела на меня непроницаемым взглядом, за который я безнадежно старался проникнуть.

– И к такому ответу я был готов. Я возродился из пепла один раз или дважды? Впрочем, это вопрос для философов, а я, как говорят, человек действия.

– Не понимаю, о чем вы говорите, – горько сказала девушка. —Я думала, вам нужна помощь. Если я ошиблась… – она начала подниматься, но я схватил ее за руку и усадил обратно.

– Не торопитесь. Вы мое единственное звено, если во всем происходящем есть хоть какой-то смысл – и даже если нет никакого. Она попыталась отнять руку, но не слишком настойчиво.

– Может быть, Сенатор мне что-нибудь подсыпал, – сказала. – А может, и не он. Возможно, серый человек выстрелил в меня нарко-ампулой.

– В вас стреляли?

– В мою сторону. Они попали в Сенатора. Я его телохранитель. По крайней мере, они так сказали. Но кажется, я был стрелкой компаса или радиобуем. Грязное дело, вы согласны со мной, мисс?

– Реджис. Все это какая-то нелепица…

– Мне это нравится еще меньше, мисс Реджис. Может быть, Сенатор потерял уверенность в себе после всего случившегося. Не могу сказать, что виню его. Вероятно, поэтому он и бросил меня; а может быть, его схватили.

– Вы сказали – Сенатор?

– Ага, тот самый Сенатор. Значительное лицо. Но никаких имен. По крайней мере, сейчас. Так сказал серый человек. Мне хотелось бы знать, на чьей он стороне. Я хотел бы знать, за какую команду играл я-и существуют ли вообще в этой игре команды?

Реджис молча наблюдала за мной.

– Вам придется не обращать внимания на некоторую мою эксцентричность, – сказал я. – У меня было несколько тихих галлюцинаций. Трудно понять, кто есть кто. Например, вы. Почему вы сидите здесь и слушаете меня? Вам уже следовало бы взывать о помощи к ребятам со смирительными рубашками.

– Я не верю, что вы опасны, – сказала она спокойно.

– Вы знаете меня?

– Я никогда до этого вас не видела.

– Что заставило вас выйти в прохладную ночь и привело сюда, в эту дешевую забегаловку, – одну? В прошлый раз, я едва ли не принял вас за даму, ищущую знакомств.

– Мне… трудно сказать. Это был… импульс. Я кивнул.

– Превосходно. Это, кстати, проясняет дело. Хотите выяснить что-нибудь еще, прежде чем я уйду?

– Пожалуйста, не уходите.

– У меня дела, мисс Реджис, – сказал я. – Есть вопросы, на которые надо найти ответы, и ответы, ждущие правильных вопросов. А время уходит.

Я поковылял к выходу, и она не окликнула меня. Я был немного огорчен этим, но не оглянулся.

XIV

Выйдя наружу, я поискал следы на снегу, но на этот раз не нашел. Это почему-то успокоило:

снег и следы были частью сна. Улица оказалась на месте, это уже кое-что. Повернув направо, я пошел по-прежнему маршруту, или мне снилось, что я шел, или снилось, что мне снилось, как я шел до тех пор, покуда не встретил Рыжеволосого. Встреча с ним была прорывом. Она помогла мне вспомнить, что на самом деле его там не было. Что бы они мне ни преподнесли, это было вздором. Я все еще чувствовал себя ошарашенным, как монашка, которая продолжает ждать предложения выйти замуж и вдруг узнает, что уже утро вторника и она в чужом городе.

Улицы были непонятно пустынны даже для столь позднего времени. Ни одного автомобиля. В окнах ни огонька. Только порывистый ветер да шуршание мышей за деревянными панелями. Я возвратился на улицу, где дебютировал несколькими сотнями лет – или двумя часами – раньше. Завернул за угол и увидел человека в темной шляпе и пальто, который стоял перед магазином готового платья и изучал витрину. Я узнал его: это был Рыжеволосый. В качестве пророчества мой наркосон был не так уж плох. Внезапно из переулка появился Сенатор. Я отпрянул назад, чтобы меня не увидели, и спешно подытожил всю имеющуюся на данный момент информацию. Это привело меня в замешательство. Проанализировал все снова в другом порядке. Это смутило меня еще больше.

– К черту факты, – проворчал я. – Возвращаемся к существу вопроса. – Я проверил, на месте ли пистолет, и завернул за угол, готовый действовать.

Их не было. Город был пустынным, как Помпеи, и так же полон древними грехами.

В своем наркосне я последовал за Рыжеволосым в здание. Может быть, в этом ключ к разгадке. Поскольку выбора не было, я пошел туда, где во сне была дверь, и обнаружил ее – большую стеклянную дверь с номером 13, сверкающим броскими золотыми цифрами. Войдя внутрь, я очутился в фойе с зелеными стенами, спиральной лестницей и запахом заброшенной библиотеки. Стояла величественная тишина. Я стал подниматься по ступенькам и попал на площадку с серой дверью. Открыв ее, я обнаружил Рыжеволосого, стоящего спиной в шести футах от меня, и занятого попытками открыть какой-то сейф. Он не успел обернуться, как я уже приставил револьвер к его левой почке.

– Не думай, что я не сумею выпустить несколько пуль тебе в спину, если дело дойдет до того, – сказал я тем, что осталось от голоса.

Глаза у него стали как у мыши, пойманной у норки. Рот свесился набок, словно переполненный карман.

– Говори, – потребовал я. – Не волнуйся, если что-то будет не по порядку. Просто начинай. Я скажу, когда остановиться.

– Вы не должны быть здесь, – выдал он придушенную версию высокотонального писка.

– Я знаю. Но представим, что я, тем не менее, здесь. Где Сенатор?

– Можете теперь забыть о Сенаторе, – сказал он настолько быстро, что его язык не успевал за словами. – Все закончилось.

– Это вы раскатывали в зеленом «бьюике»? – спросил я, поглубже погружая ствол.

– Я не собирался убивать вас. Вас надо было только фазировать на уровень Эты, клянусь!

– Этим вы сильно облегчили мне душу, – сказал я. – Продолжайте.

– Вы должны поверить мне! Когда операция закончится, я покажу вам запись… – он сделал паузу, чтобы сглотнуть. – Видите ли, я могу подтвердить все, о чем говорю. Только позвольте мне открыть возвращатель и… – он вставил ключ и повернул его. Я попытался схватить Рыжеволосого, но неожиданно воздух стал густым, как сироп, и приобрел такой же цвет, наполнившись множеством маленьких вертящихся огоньков…

XV

Она сидела напротив, одетая в тонкую белую блузку и пепельно-голубой жакет. Ее волосы были нежно каштанового цвета, такого же цвета были глаза. Она смотрела на меня с тревогой, как птица наблюдает за появлением на свет своего первенца.

– Неправильно. – Мой голос звучал в ушах неотчетливо. Я потянулся через стол и схватил ее запястье. У меня хорошо получалось хватать людей за руки. Удержать их – другое дело. Она не сопротивлялась.

– Мне показалось, что вам нужна помощь, – сказала она тихим шепотом.

– Эта мысль делает вам честь. – Я огляделся: тот же зал, где происходила предыдущая сцена. Бармен протирал тот же стакан, стоял тот же запах жареного лука и кислого вина; те же потемневшие банки, те же тусклые медные котелки у камина.

– Тот человек ушел, – сказала девушка. – Вы выглядели…

– …немного странно, – сказал я. – Давай пропустим все это, дорогая. У нас есть более интересные темы для беседы.

– Я не понимаю, что вы имеете в виду, – сказала она слабым голосом, который, тем не менее, звучал, как цыганская гитара в ночи.

– Как тебя зовут? – спросил я.

– Мисс Реджис. Курия Реджис.

– И ты уже знаешь мое имя, не так ли?

– Конечно. Я думаю, ты совершил ошибку…

– У меня был широкий выбор ошибок, и я их все совершил. – Я отпустил ее и потер свои кисти. Однако это не помогло. Моя грудная клетка отзывалась болью при каждом вздохе.

– Объясни мне сначала, – сказал я, – как ты думаешь: сидели мы с тобой раньше за этим столиком?

– Конечно, нет.

– Так почему ты здесь?

– Но ведь ты позвал меня, – ее глаза искали и, кажется, не могли что-то найти в моих глазах.

– Расскажи, пожалуйста, подробней.

– Ты дал объявление в газете.

– О чем?

– О том, что я нужна тебе. И свое имя.

– И только поэтому ты пришла?

– Если я не нужна тебе, я уйду.

– Подожди. Закажи сэндвич. Досчитай сотнями до миллиона. Если я не вернусь к этому времени, начинай без меня. – Я ухватился за край стола и заставил себя встать. Комната качнулась.

– Итак, все заново, – сказал я. – Я пошел. Когда я обернулся, столик был пуст.

XVI

– Флорин, – сказал я себе, – что-то ты делаешь неправильно. Или что-то не делаешь правильно. Я оглядел улицу. Падал легкий снег. Не было видно людей, не было следов на тротуаре, отпечатков шин на мостовой. Весь мир будто существовал для меня одного.

– Мне дали наркотики, – сказал я. —Допустим. Но сколько попыток я должен сделать, прежде чем произойдут главные события? Как я узнаю, когда это действительно начнется? Как я пойму, происходит ли это в реальности или во сне?

– Ты проходишь обучение, – сказал я. – Каждый раз, когда ты делаешь неверный поворот, тебя отсылают за угол. Но тебе это здорово надоело. И твое подсознание пытается что-то подсказать тебе.

Едва я это проговорил, мир исчез. Даже когда внезапно гаснет свет в комнате, это всегда вызывает шок. Но тут исчезло небо. Наступила полная темнота. Я протянул руку и нащупал стену рядом с собой; хотя мой нос был на расстоянии дюйма от нее, я мог ее чувствовать, но не видеть.

– Новые правила. Флорин, – сказал я вслух, чтобы хоть что-нибудь услышать. – Но игра все та же.

Я ощупал стену позади себя, нашел дверь, из которой только что вышел. Она была заперта.

– Никаких возвращений назад, – посоветовал я себе. – Только вперед. Только к месту действия. Ты можешь сделать это при помощи навигационного счисления пути.

Это была не блестящая идея, но другая мне в голову не пришла. Полчаса я тащился, касаясь одной рукой стены, а другой хватая воздух впереди. Я шел то с одной стороны бордюрного камня, то с другой, умудряясь не споткнуться о пожарные краны, и все это без собаки-поводыря. Я гордился собой. Хорошая работа.

Вопрос, для кого я ее делаю.

Я начал работать на Внутренний Совет, но не выяснил их имена. Затем руководство было за Сенатором, некоторое время мы работали вместе, и очень неплохо, но затем и здесь что-то разладилось. Есть вероятность, что он сам сбежал от меня, но ввиду отсутствия доказательств он все еще оставался моим клиентом. Если Ван Ваук или кто-нибудь еще из его шайки выхватил его из-под моего дремлющего носа, то мой долг – вернуть его, и это означало, что я должен продолжать поиски, считая шаги и кварталы по пути, где я в последний раз видел его и Рыжеволосого.

Знакомый угол. Я повернул налево и ощупью двинулся к стеклянной двери с цифрой 13.

Никакой двери здесь не оказалось. Возможно, я ошибся в подсчетах. Может быть, кто-нибудь пришел и заделал ее. Просто чтобы сбить меня с толку. А может быть, ее никогда не было.

Я прошел еще несколько футов и наткнулся на вращающуюся дверь; она повернулась и втолкнула меня в слепящий блеск сороковаттной лампочки, свисающей на перекрученной проволоке в холле, который или достраивали, или ломали.

В поле зрения ничего привлекательного не было, но было приятно получить обратно зрение, даже если все, что я увидел, это дранка на неоштукатуренных стенах, грубый цементный пол, шаткие деревянные ступени, ведущие наверх.

– На этот раз, – сказал я себе, – веди игру немного спокойней. Никаких размахиваний револьвером, никаких незнакомых дверей, чтобы просунуть в них голову.

Я поднялся и оказался на площадке, замусоренной стружками и кирпичной крошкой.

Над черной дверью из тяжелой латуни стояла цифра 13. Прижавшись к двери ухом, я сумел различить звуки голосов. Казалось, они о чем-то спорили. Это меня устраивало: мной владело настроение с кем-нибудь не согласиться. Я взялся за ручку; она повернулась, и я вступил в проход между оштукатуренной стеной с одной стороны и окнами из матового стекла с другой. Голоса раздавались из третьего от двери окна. Я осторожно придвинулся к нему.

– …Как это – потерял его? – спрашивал Носатый.

– Говорю же: возник фактор непредсказуемости! Пошли помехи. – Это было сказано тонким, высоким голосом.

– Верните его обратно!

– Не понимаю я этого. Регенерация произошла вовремя…

– Подумайте обо мне! – раздался голос, не совсем похожий на голос Сенатора. – Я не могу больше испытывать того, что случилось в последний раз.

– Неважно, что вы можете иди не можете испытывать! Вы знали, на что шли.

– Неужели! Даже Профессор не знает, что происходит!

– Не называйте меня профессором, Барделл!

– Джентльмены, давайте не терять из виду объект. Все остальное – второстепенно.

Возникло довольно длительное молчание. Я едва дышал и пытался прочесть мысли через окно. Или я не смог этого сделать, или там никого не было. Я нашел дверь в комнату за окнами и открыл ее. Комната выглядела так, будто она пустовала долгое время. В стенном шкафу было три погнутых крючка для пальто и немного коричневой бумаги на полке. И несколько дохлых мух. Дверь в соседний офис была забита досками. Я проверил доски, что-то звякнуло, и стена отъехала назад, брызнул золотой свет. Я спрятал крошечный пистолет и шагнул на широкую улицу, выложенную разноцветной плиткой.

XVII

Прищурясь, я глянул в небо. От солнца исходил желтый свет. Был полдень приятного летнего дня. Никакого снегопада. Капля воды побежала по подбородку. Я прикоснулся тыльной стороной ладони к лицу; кожа была холодной, как замороженная рыба.

– Фальшивые деньги, фальшивый Сенатор, фальшивая погода, – сказал я. – Или, может быть, и это все фальшивое? Может быть, я в большой комнате с небесно-голубым потолком и с имитацией солнца.

– Может быть, – согласился я. – Но остается вопрос – почему?

– Сенатор знает ответ, – сказал я.

– Наверняка – но заговорит ли он?

– Когда я начну бить его фальшивой головой об этот фальшивый тротуар, он заголосит, как три канарейки, – я произнес это с меньшей уверенностью, чем чувством.

– Но сначала ты должен поймать его.

– Ничего. Он не ускользнет от острого глаза Флорина – Мастера Сыска – если, конечно, я не наступлю на собственный шнурок или не растеряю злость.

– Замечаешь ли ты признаки разочарования? Не устал ли еще от всех этих трюков, а. Флорин?

– Вся беда в этих трюках. Они надоели. Боже! Как они надоели!

– Проверь парк.

Я посмотрел на противоположную сторону широкой улицы, где был парк с мягкой, как пух, зеленой травой между высокими пушистыми деревьями. За ними неясно вырисовывались высокие загадочные здания, сверкающие белизной. Автомобиль на громадных колесах вывернул из-за угла и направился в мою сторону. Он был легким, как кабриолет без лошади, с закругленными углами, выкрашен в нежно-фиолетовый цвет и разрисован сложным орнаментом из золотых линий. Сидящие в нем мужчина и женщина глядели друг на друга, в то время как кабриолет двигался сам. Они были одеты в тонкие, как паутинка, одежды с цветными пятнами. Резиновые шины издавали мягкий шуршащий звук, проезжая по плитке.

– Я знал, что Генри запланировал большой сюрприз на тридцатой минуте, но такого не ожидал, – сказал я и осознал, что не просто рассуждаю вслух, но и жду ответа. Что бы там ни использовал Сенатор' для «ерша» в моем пиве, но побочных эффектов от этого получилось больше, чем после шести месяцев гормональных инъекций, и, возможно, включало галлюцинации с фиолетовыми экипажами, катящимися по улицам под солнцем в два раза больше и в три раза ярче, чем наше.

Самое время было завернуть куда-нибудь и избавить свой организм от этой штуки. Я направился к самому большому кусту, обогнул его и почти столкнулся с Сенатором.

Его голова дернулась.

– Вы! – сказал он без удовольствия в голосе. – Что вы здесь делаете?

– Прошу прощения, я задремал, пока вы говорили, – сообщил я. – Невежливо с моей стороны. Как поживает простреленное ребро?

– Флорин, вернитесь! Быстро! Вы не должны быть здесь! Это все ошибка!

– Что это за место. Сенатор? Он попятился от меня.

– Я не могу вам сказать. Я не имею права даже разговаривать на эту тему.

– Извините мою настойчивость, – сказал я и попытался схватить его за шиворот, но он отпрыгнул назад, увернулся и рванул прочь. Я начал преследование, пользуясь заимствованными у кого-то ногами и буксируя голову размером с дирижабль на конце стофутового кабеля.

XVIII

Это была странная погоня по извилистой гравийной дорожке. Мы пробегали мимо фонтанов, выбрасывающих звенящие струи чернил в кристально-чистые пруды, мимо цветочных клумб, похожих на мазню флуоресцирующей краской, мимо деревьев с гладкой полированной корой и листвой, подобной античным кружевам. Он бежал тяжело, опустив голову и работая ногами до Изнеможения; я плыл за ним, наблюдая, как он уходит дальше и дальше. Затем он прыгнул через живую изгородь, но зацепился и все еще катился по земле, когда я оказался на нем. Он был крепким парнем, силы у него хватало, но он не знал, как ею воспользоваться. Парочка солидных хуков в челюсть стерла блеск с его глаз. Я удобно уложил его под тем, что выглядело как можжевельник, если не считать малиновых цветов, и занялся восстановлением дыхания. Через некоторое время он заморгал и сел. Затем увидел меня и помрачнел.

– Нам необходимо немного побеседовать, – сказал я. – Я запаздываю на два парадокса и одно чудо.

– Ты идиот, – прорычал он. – Ты не знаешь в какую петлю сунул голову.

– Вот мне и хочется узнать, – сказал я. – Между прочим, расскажите-ка еще раз, что такое «Ластрион Конкорд»

Он фыркнул.

– Никогда не слышал о такой фирме.

– Жаль, – сказал я. – Наверное, это моя фантазия. Она посетила меня в том же месте, где и… – я вынул плоский пистолет, который взял из сейфа. – Может быть, это тоже фантазия?

– Что это значит, Флорин? – сказал Сенатор напряженным голосом. – Ты изменил мне?

Теперь была моя очередь усмехаться ленивой улыбкой.

– Бросьте, Сенатор! Кого вы думаете одурачить? Он остолбенел.

– Почему я должен обманывать тебя?

– Ну, хватит, хватит! Визитеры ночью, разукрашенная приемная, намеки на темные дела в недалеком будущем. И детали были хороши: фальшивые официальные документы, фальшивые деньги, может быть, даже фальшивый пистолет.

– Я подбросил его на ладони.

– Это двухмиллиметровый игломет, – сердито, а отчасти и испуганно произнес он.

– Да, детали были хороши, – продолжал я. – Как взятый напрокат смокинг. Вот я и отправился разузнать, к чему весь этот маскарад.

– Я ни в чем не замешан, – сказал Сенатор. – Я умываю руки. Я не хочу участвовать в этой афере.

– А вторжение?

Он посмотрел на меня и нахмурился.

– Вторжения нет, а? – сказал я. – Жаль. Меня заинтересовала идея. В этом были кое-какие возможности. Что дальше?

Он задвигал желваками на скулах.

– А, черт, – решился он, скривившись. – Мое имя Барделл. Я актер. Я был нанят для имперсонификации Сенатора.

– Для чего?

– Спроси того, кто меня нанимал, – сказал он злобным тоном и, видимо, ощутил боль в челюсти.

– Чувствуется, да? – сказал я. – Я был должен тебе пару оплеух за пиво. Оно обошлось бы тебе в одну, если бы оказалось без наркотика.

– А ты крепкий парень. Эта доза должна была успокоить тебя до тех пор, пока… – Он оборвал себя. – Не обращай внимания. Я вижу, мы допустили ошибку в самом начале.

– Так начни сначала.

Сенатор посмотрел на меня и ухмыльнулся. Он издал короткий смешок.

– Флорин. Железный человек. Флорин – бедный, ничего не подозревающий простак, который позволяет связать себя архаичным призывом к долгу. Они снабдили его одеждой, гримом, крошечным устройством за ухом, чтобы провести его через трудные и опасные места. И что же он делает? Он пробивает в этом плане дыру такого размера, что через нее может пройти симфонический оркестр.

– Похоже, что у вас все концы, – сказал я.

– Не поймите меня превратно. Флорин, – сказал он. – Черт, неужели до вас все еще не дошло?

– Он постучал по бугорку за ухом. – Здесь близнец вашего. Я был пойман тем же способом, что и вы.

– Но кем же?

– Советом.

– Продолжайте, у вас прекрасно получается.

– Хорошо. У них были планы: теперь очевидно, что они не сработали.

– Не заставляйте меня уговаривать вас, Барделл. Я из тех людей, которые любят слушать.

– То, что я могу рассказать, не сделает вас счастливым.

– А вы попробуйте.

Он хитро посмотрел на меня.

– Позвольте мне вместо этого задать один вопрос, Флорин: как вы добрались из вашего номера в довольно-таки заурядном отеле, до Дома Правительства? И по этому же поводу: как вы попали в отель?

Я стал припоминать. Ничего. Вспомнил номер. Попытался вспомнить детали регистрации, лицо коридорного…

Должно быть, я позволил соскользнуть маске игрока в покер с моего лица, потому что Барделл оскалил зубы в беспощадной усмешке.

– А вчера, Флорин? Что-нибудь о вашем последнем деле? О ваших старых родителях, долгих счастливых годах детства? Расскажите мне о них.

– Это, наверное, действие наркотика, – сказал я, чувствуя, каким неповоротливым становится язык.

– В воспоминаниях Флорина, кажется, есть немало пробелов, – презрительно усмехнулся экс-Сенатор. – Как называется ваш родной город, Флорин?

– Чикаго, – сказал я, произнося название как будто на иностранном языке. Сенатор выглядел озабоченным.

– Где это?

– Между Нью-Йорком и Лос-Анджелесом, если только вы не передвинули его.

– Лос-Анджелес? Вы имеете в виду Калифорнию? На Земле?

– Вы догадались, – сказал я и сделал паузу, чтобы облизнуть губы сухим носком, который обнаружил на том месте, где обычно находился язык.

– Это кое-что объясняет, – пробормотал он. – Возьми себя в руки, приятель. Тебя ожидает нечто забавное.

– Валяй, – сказал я.

– Мы не на Земле, мы на Грейфеле, четвертой планете системы Вулф-9 в двадцати восьми световых годах от Солнца.

– Это, действительно, занятно, – сказал я, и мой голос был пустым, как игрушка на рождественской елке. – Выходит, не нас оккупирует чужая планета, а мы оккупируем ее?

– Вы не обязаны верить моим словам, Флорин. – Разбитая губа, а может быть что– то другое делало его голос не совсем ясным. – Посмотрите вокруг. Похожи ли эти растения на земные? Разве вы не заметили, что сила тяжести на восемнадцать процентов меньше, а воздух больше насыщен кислородом? Взгляните на солнце: это диффузный желтый гигант.

– Хорошо. Моя старая мама, если у меня была старая мама, всегда учила меня смотреть правде в глаза. В этом вы мне здорово помогаете. Кто-то взял на себя массу хлопот как на транспортировку меня к месту, называемому Грейфел, так и на постройку достаточно убедительных декораций. Должна существовать причина для всего этого, не так ли?

Он посмотрел на меня, как хирург смотрит на ногу, которую необходимо ампутировать.

– Вы не ведаете, что творите. Вторгаетесь в нечто недоступное вашему пониманию. Сущность не является тем, чем она кажется…

– Не рассказывайте мне о том, чего не существует, говорите о том, что есть.

– Я не могу этого сделать. – Он что-то вертел в руках: с блестящими кнопками и хрустальной петлей наверху, на которую трудно было смотреть. – Я был терпелив с вами. Флорин, – сказал он, но его голос ускользал от меня, слова вылетали быстрее и быстрее, как пластинка не на тех оборотах.

Моя голова запульсировала болью. Я пытался ухватить ускользающий силуэт, но он растаял. Я увидел вспышку в солнечных лучах и услышал голос, раздающийся из-за холмов:

– …извини. Флорин…

Затем фиолетовая темнота взорвалась, и я очутился в самолете, упавшем в пучину, полную затихающего грома.