Текст книги "Восставший из ада. Ночной народ"

– Да, об этом я уже думала.

– Все надо сделать быстро. Я должен стать сильным и цельным, любой ценой. Ты согласна?

– Разумеется.

– И тогда ожиданию придет конец, Джулия.

При этой мысли его пульс, казалось, участился.

И тогда Фрэнк встал перед ней на колени. Сначала коснулся бедер Джулии своими незаконченными руками, потом ртом.

Отринув остатки отвращения, она положила руку ему на голову, ощутила волосы – шелковые, как у младенца, – и скорлупу черепа под ними. С прошлого раза, когда Фрэнк и Джулия были вместе, он так и не научился нежности. Но отчаяние преподало ей урок, теперь она знала, как выжать кровь из камня; со временем она получит любовь от этой отвратительной твари или узнает, почему все это произошло.

Восемь

1

В ту ночь гремел гром. Бушевала гроза без дождя, от которой воздух пах сталью.

Кирсти всегда спала плохо. Даже ребенком, хотя ее мать знала столько колыбельных, что ими можно было успокоить целые страны. И все равно, девочка никогда не была со сном на короткой ноге. Ей не снились кошмары, по крайней мере такие, которые остаются с тобой до утра. Нет, дело было в самом сне – в том, как ты закрываешь глаза и отпускаешь сознание на волю – к такому Кирсти по своему темпераменту была не слишком пригодна.

Сегодня ночью оглушительно гремел гром, ярко сверкали молнии, а Кирсти была счастлива. У нее появился законный предлог оставить смятую постель, выпить чаю и посмотреть в окно, на великолепное зрелище.

К тому же бодрствование давало время подумать – повертеть в голове проблему, которая досаждала ей с тех самых пор, как она ушла из дома на Лодовико-стрит. Но ответа Кирсти так и не нашла.

Больше всего ее беспокоило сомнение. А если она ошиблась насчет того, что увидела? Неправильно истолковала свидетельства, а у Джулии есть совершенно нормальное объяснение? Тогда Кирсти моментально потеряет Рори.

С другой стороны, как она могла промолчать? Она даже думать не могла о женщине, которая смеется за его спиной, пользуется его учтивостью и наивностью. От одной только мысли об этом в жилах Кирсти кипела кровь.

А значит, оставался единственный вариант: ждать и наблюдать, найти какое-то неопровержимое доказательство. Если подтвердится самое худшее, тогда у нее не останется выбора, и она расскажет Рори обо всем, что увидела.

Да. Вот и ответ. Ждать и наблюдать, ждать и наблюдать.

Гром бушевал еще долго, Кирсти не могла заснуть до четырех утра. Когда же, наконец, добралась до постели, то погрузилась в сон выжидающего наблюдателя. Чуткий и полный вздохов.

2

Из-за грозы дом больше походил на поезд-призрак. Джулия сидела внизу и считала секунды между вспышкой и яростным грохотом, приходящим вслед за ней. Она никогда не любила гром. Она, убийца; она, любовница живого мертвеца. Еще один парадокс из тысячи, что теперь появились в ней. Джулия не раз думала подняться на второй этаж и найти утешение в своем чуде, но понимала, что это будет опрометчиво. Рори мог в любую секунду вернуться со своей офисной вечеринки. И скорее всего, придет пьяный и нежеланно любвеобильный.

Гроза подобралась ближе. Пытаясь заглушить грохот, Джулия включила телевизор, но тот редко справлялся со своей задачей.

В одиннадцать пришел Рори, весь озаренный улыбкой. У него были хорошие новости. В разгар вечеринки начальник отвел его в сторону, поблагодарил за отличную работу и произнес целую речь о том, какое славное будущее ждет Рори. Джулия его слушала и надеялась, что из-за опьянения муж не заметит, насколько ей все равно. Наконец, закончив излагать новости, он снял пиджак и присел на диван рядом с ней.

– Бедняжка! Тебе не нравится гром.

– Со мной все нормально.

– Ты уверена?

– Да, все хорошо.

Рори склонился к ней и повел носом Джулии по уху.

– Ты вспотел, – спокойно заметила она.

Он не прекратил заигрываний, явно не желая убирать дирижерскую палочку, раз уж ее поднял.

– Пожалуйста, Рори… – попросила Джулия. – Я не хочу.

– Почему нет? Что я сделал?

– Ничего, – Джулия притворилась, что ее очень интересует передача по телевизору. – Все хорошо.

– Да неужели? У тебя все хорошо, у меня все хорошо. У всех, блядь, все хорошо.

Она все смотрела на мерцающий экран. Начались ночные новости, как обычно, открылась чаша, до краев полная горечи. Рори все говорил, своими тирадами заглушая речь диктора. Джулия не возражала. Что мог ей предложить мир? Практически ничего. А вот она, она могла поведать миру такое, отчего бы тот вздрогнул. Поведать о том, как живут проклятые; о любви потерянной и обретенной; о том, что общего есть у желания и отчаяния.

– Пожалуйста, Джулия… – все говорил Рори, – просто поговори со мной.

Вняв мольбам, она обратила на него внимание. Он же походит, подумала она, на того ребенка с фотографии: да, тело обрюзгло и покрыто волосами, одежда, как у взрослого, но, по сути, Рори – все еще мальчишка, растерянный и обиженный. Она вспомнила вопрос Фрэнка: «Как ты могла выйти замуж за этого олуха?» При этой мысли губы ее исказились от злобной ухмылки. Рори смотрел на нее, и его удивление только крепло.

– Да что смешного, черт тебя дери?

– Ничего.

Он покачал головой, пробуждающийся гнев уже оттеснял обиду. Раскат грома последовал за молнией практически через секунду. И вместе с ним сверху раздался какой-то шум. Джулия быстро перевела взгляд на телевизор, надеясь переключить внимание Рори. Но тщетно; он все услышал:

– Что это было?

– Гром.

– Нет. Что-то еще, – Рори встал и пошел к двери.

Десятки возможностей пронеслись в ее голове, ни одна из них не казалась особо практической. Он пьяно сражался с ручкой.

– Может, я оставила окно открытым, – Джулия тоже поднялась. – Сейчас пойду и посмотрю.

– Я и сам могу сходить. Я еще не совсем беспомощный.

– Никто и не говорил… – начала она, но он не слушал. Когда вышел в прихожую, ударила молния вместе с громом: громко и ярко. Джулия побежала за ним, и еще одна вспышка последовала за предыдущей, а грохот раздался такой, что добрался до самых внутренностей. Рори уже преодолел пол-лестницы.

– Там ничего не было! – крикнула Джулия. Но он не услышал и поднялся на верхнюю площадку. Она побежала за ним, крикнув в тишине между раскатами:

– Не надо…

В этот раз Рори ее услышал. Или решил услышать. Когда она добралась до последней ступеньки, он ее ждал.

– Что-то не так?

Она скрыла смятение, пожав плечами, и тихо ответила:

– Ты ведешь себя глупо.

– Неужели?

– Это был просто гром.

Его лицо, освещенное светом из прихожей, неожиданно смягчилось, и Рори спросил:

– Почему ты обращаешься со мной, как с дерьмом?

– Ты просто устал.

– И все-таки, почему? – по-детски принялся настаивать он. – Что я тебе сделал?

– Все в порядке. На самом деле, Рори. Все в порядке.

Одни и те же убаюкивающие банальности, снова и снова.

Опять гром. А за грохотом слышался другой шум. Джулия прокляла неосторожность Фрэнка.

Рори развернулся и посмотрел на темную площадку.

– Ты это слышала?

– Нет.

Из-за выпивки он нетвердо стоял на ногах и отошел от нее. Джулия видела, как он исчезает во тьме. Вспышка молнии, пролившаяся из открытой двери спальни, на мгновение осветила его; потом снова тьма. Рори шел к сырой комнате. К Фрэнку.

– Подожди… – Джулия кинулась за ним.

Он не остановился, миновав последние несколько ярдов. Когда она подбежала к нему, Рори уже положил ладонь на дверную ручку.

Вдохновленная паникой, Джулия прикоснулась к его щеке:

– Я боюсь…

Рори, пошатываясь, обернулся к ней.

– Чего?

– Грозы.

Во мраке она видела лишь блеск его влажных глаз и ничего больше. Он заглотнул наживку или решил ее выплюнуть?

А потом Рори сказал:

– Бедняжка.

Заглотнул, возликовала она, и положила руку ему на ладонь, убирая ее от двери. Если бы Фрэнк сейчас просто вздохнул, все было бы потеряно.

– Бедняжка, – повторил Рори и обнял ее. Он плохо держал равновесие, свинцовым грузом повиснув у нее на руках.

– Пошли, – сказала Джулия, лаской уводя его прочь. Он, шатаясь, сделал несколько шагов, но потом потерял равновесие. Она отпустила его и оперлась о стену. Снова вспыхнула молния, и в ее свете она увидела, что он неотступно следит за ней, а его глаза мерцают.

– Я люблю тебя, – сказал Рори, подошел прямо к ней и так навалился на нее, что оказать отпор она просто не могла. Лицом прижался к ямке на шее, бормоча в нее комплименты. А потом принялся целовать. Джулии так хотелось его оттолкнуть. Так хотелось взять Рори за липкую вялую руку и показать ему отринувшего смерть монстра, с которым он чуть не столкнулся.

Но Фрэнк еще не был готов к такому противостоянию, пока нет. А потому Джулия пришлось терпеть ласки Рори и надеяться, что он быстро выдохнется.

– Почему бы нам не пойти вниз? – предложила она.

Он что-то пробормотал ей в шею, но с места не двинулся. Левую руку положил ей на грудь, правой – обнял за талию. Джулия позволила ему залезть ей под блузку. Воспротивившись сейчас, она бы только раззадорила мужа.

– Ты нужна мне, – прошептал Рори ей на ухо, подняв голову. Когда-то, полжизни назад, сердце Джулии подпрыгнуло бы от такого признания. Теперь она была умнее. Сердце не походило на акробата; в кольцах кишок ничего не щекотало. Тело всегда работало стабильно. Вдыхало воздух, гоняло кровь, измельчало и обрабатывало пищу. Думая так о своей анатомии, без всякой романтики – как о собрании естественных императивов, укорененных в плоти и крови, – Джулия с большей легкостью позволила Рори снять с себя блузку и прижаться лицом к груди. Ее нервные окончания исполнительно отреагировали на прикосновения языка, но опять же это был лишь урок физиологии. А сама Джулия, непоколебимая, пребывала под куполом черепа.

Рори принялся раздеваться сам; она мельком увидела его хваленый орган, которым он потерся о ее бедро. А потом он раздвинул ей ноги, стянул с нее трусы, не до конца, лишь бы не мешали. Джулия не сопротивлялась, не издала ни звука, когда Рори в нее вошел.

А он тут же принялся шуметь, слабые признания в любви и похоти сплелись воедино. Она слушала вполуха, пусть играет, зарывшись лицом в ее волосы.

Зажмурившись, Джулия пыталась себе представить лучшие дни, но молния испортила все грезы. Когда за светом раздался гром, она снова открыла глаза и заметила, что дверь в сырую комнату приоткрыта на два или три дюйма. В узкой щели виднелась поблескивающая фигура, наблюдающаяся за ними.

Джулия не могла толком разглядеть Фрэнка, но чувствовала его взгляд, от зависти и гнева такой острый, что он даже не сверлил, а резал. Но она не отвернулась, а все смотрела на эту тень, пока стоны Рори усиливались. И тут одна секунда переродилась в другую, и Джулия уже лежала на кровати, чувствуя под собой смятое свадебное платье, в то время как между ног у нее примостился черно-красный зверь, желая, чтобы она отведала его любви.

– Бедняжка, – сказал Рори и тут же заснул. Он лежал на кровати, все еще одетый; Джулия даже не пыталась его раздеть. Когда его храп стал ровным, она вышла из спальни и вернулась в сырую комнату.

Фрэнк стоял у окна, наблюдая за тем, как гроза уходит на юго-восток. Он сорвал жалюзи. Стены озарял свет от фонарей на улице.

– Он услышал тебя, – сказала Джулия.

– Мне надо было посмотреть на грозу, – просто ответил Фрэнк. – Мне это было нужно.

– Рори чуть не нашел тебя, черт побери.

Фрэнк покачал головой:

– Нет такой вещи как «чуть». – Потом замолчал, все еще смотря в окно, и через какое-то время продолжил: – Я хочу наружу. Я хочу снова все обрести.

– Я знаю.

– Нет, ничего ты не знаешь. Ты понятия не имеешь о том голоде, который меня гложет.

– Тогда завтра. Завтра я достану еще одно тело.

– Да. Ты так и сделаешь. И мне нужно кое-что еще. Во-первых, радио. Я хочу знать, что происходит там, снаружи. Во-вторых, еда. Нормальная еда. Свежий хлеб…

– Все, что хочешь.

– …и имбирь. Маринованный, понимаешь, о чем я? С сиропом.

– Я в курсе.

Он мельком взглянул на нее, но словно все равно не видел. Сегодня он заново знакомился с миром, а того было слишком много.

– Я и не знал, что уже наступила осень, – сказал Фрэнк и снова принялся наблюдать за грозой.

Девять

Когда на следующий день Кирсти свернула к дому на Лодовико-стрит, то сразу заметила, что жалюзи на втором этаже исчезли. Теперь окна были заклеены бумагой.

Кирсти остановилась в тени ограды из падуба, надеясь, что отсюда сможет наблюдать за домом, а сама остаться невидимой. Потом принялась за работу.

Ее старания были вознаграждены не сразу. Только через два с лишним часа из дома вышла Джулия, еще час с четвертью прошли, прежде чем она вернулась, и за это время ноги у Кирсти онемели от холода.

Джулия пришла не одна. Мужчину, который приехал с ней, Кирсти не знала, и на выходца из кругов Джулии он не походил. Судя по всему, средних лет, коренастый и лысоватый. На крыльце, прежде чем войти в дом, он нервно оглянулся, словно боялся соглядатаев.

Кирсти прождала в укрытии еще минут двадцать, не понимая, что делать дальше. Стоит ли постоять здесь, пока мужчина не выйдет на улицу, а потом расспросить его? Или лучше подойти к дому и попытаться уговорами пробраться внутрь? Обе возможности не казались особо привлекательными. Кирсти решила ничего не решать заранее. Подобраться поближе, а там уж как вдохновение подскажет.

Вдохновение подсказало мало. Идя по дороге, она чувствовала, как ноги так и норовят повернуть назад. Когда она уже была на волосок от того, чтобы сбежать, из дома послышался крик.

Мужчину звали Сайкс, Стэнли Сайкс. И это было далеко не все, о чем он рассказал Джулии по дороге из бара. Она узнала, как зовут его жену (Моди), кем он работает (ассистентом подолога), он даже показал ей фотографии своих детей (Ребекки и Итана), поворковав над ними. Мужчина, казалось, не хотел, чтобы она и дальше его соблазняла. Джулия же просто улыбнулась и сказала, что ему повезло.

Но когда они вошли в дом, все пошло наперекосяк. На середине лестницы Сайкс вдруг объявил, что они поступают неправильно – что Бог видит их, знает их сердца и счел их греховными. Она попыталась успокоить Стэнли, но отбить его у Господа не получилось. Вместо этого он вышел из себя и кинулся на нее с кулаками. Он мог бы натворить бед со своим праведным гневом, если бы не голос, который позвал его со второго этажа. Сайкс тут же прекратил бить Джулию и так побледнел, словно его окликнул сам Господь. И тогда на лестничной площадке появился Фрэнк во всей своей красе. Сайкс истошно завопил, попытался убежать. Но Джулия была быстрее. Она вцепилась в него так сильно, что Фрэнк спустился и задержал его уже навсегда.

Она даже не понимала, насколько Фрэнк стал сильным, до тех пор, пока не услышала треск и хруст костей, когда он схватил Сайкса. Тот заорал от одного лишь прикосновения, и чтобы жертва замолчала, Фрэнк своротил ей челюсть.

Второй крик оборвался внезапно, но в нем чувствовалось столько паники, что Кирсти чуть не подбежала к двери и не постучалась.

Только сразу передумала. Вместо этого она пошла в обход, с каждым шагом сомневаясь в мудрости своего поступка, но также понимая, что нападение в лоб ничего ей не даст. На калитке, ведущий в сад позади дома, не хватало засова. Кирсти быстро прошла внутрь, прислушиваясь к малейшему шороху, особенно к топоту собственных ног. Изнутри дома – ничего. Даже стона.

Оставив калитку открытой на случай быстрого отступления, она поспешила к заднему входу. Тот был не заперт. От сомнения Кирсти даже остановилась. Может, лучше позвонить Рори, привести его в дом? Но к тому времени внутри уже все кончится, а Кирсти прекрасно знала, что если только Джулию не застанут с поличным, та увернется от любых обвинений. Нет, есть только один выход. И Кирсти вошла в дом.

Внутри стояла тишина. Даже звука шагов не было слышно, чтобы помочь ей понять, где находятся актеры, которых она видела. Кирсти прошла на кухню, оттуда в столовую. Желудок свело; в горле неожиданно так пересохло, что Кирсти едва могла сглотнуть.

Из столовой в гостиную, а оттуда в прихожую. И по-прежнему ничего: ни шепота, ни вздоха. Джулия и ее спутник могли быть только наверху, а значит, Кирсти лишь послышался страх в криках. Возможно, то было наоборот наслаждение. Оргазмический вопль и никакого ужаса, который ей показался. Такую ошибку легко допустить.

Парадная дверь находилась справа, буквально в нескольких ярдах. Кирсти все еще могла уйти, трусость искушала ее изнутри, говорила, что никто ничего не узнает. Но жуткое любопытство овладело ей, желание узнать (увидеть) все тайны дома и покончить с ними. Когда она поднималась по лестнице, это любопытство превратилось в нечто, похожее на опьянение.

Она добралась до верха и пошла по площадке. Ей в голову неожиданно пришла мысль, что пташки уже улетели, пока она пробиралась через черный ход. Первая дверь слева вела в спальню; если они где и трахались, Джулия и ее ухажер, то явно тут. Но нет. Дверь в комнату была приоткрыта; Кирсти заглянула внутрь. Белье на кровати оказалось идеально гладким, не смятым.

А потом – уродливый крик. Так близко, так громко, у нее замерло сердце.

Она отшатнулась и увидела, как из дальней комнаты вывалилась фигура. Кирсти не сразу узнала нервозного мужчину, который пришел с Джулией, – и то лишь по его одежде. Все остальное изменилось, чудовищно изменилось. За те минуты, которые прошли с тех пор, как она видела его на крыльце, незнакомца, казалось, свалила какая-то жуткая болезнь, иссушившая всю плоть на костях.

Заметив Кирсти, он бросился к ней в надежде получить хотя бы хрупкую защиту. Но не успел сделать и шага, как позади него появилось что-то. Оно тоже казалось пораженным болезнью, его тело было забинтовано с ног до головы – перевязки покрывали пятна крови и гноя. Но в скорости и ярости последовавшей атаки не чувствовалось и намека на недуг. Совсем наоборот. Оно рванулось к убегающему мужчине и схватило его за шею. Кирсти вскрикнула, когда существо заключило жертву в объятия.

Та захныкала, насколько позволяла вывернутая челюсть. А потом ее противник усилил хватку. Тело задрожало, принялось извиваться; его ноги подогнулись. Кровь струями вырвалась из глаз, носа и рта. Капли взметнулись в воздух, подобно горячему дождю, испятнав Кирсти лоб. От этого ощущения она вырвалась из транса. Не было времени ждать и наблюдать. Пришла пора бежать.

Чудовище не погналось за ней. Она добралась до лестницы, и ее никто не схватил. Но когда уже занесла ногу над ступенькой, оно обратилось к Кирсти.

И его голос звучал… знакомо.

– А вот и ты.

Оно говорило тепло, мягко, словно знало ее. Кирсти замерла.

– Кирсти. Подожди.

Разум говорил бежать. Но нутро не слушало мудрого совета. Оно хотело вспомнить, кому принадлежал этот голос, доносящийся из-под бинтов. Кирсти решила, что время есть; у нее была фора ярдов в восемь. Она оглянулась. Тело в руках чудовища свернулось в позе зародыша, прижав ноги к груди. Зверь бросил останки на пол.

– Ты убил его… – сказала она.

Чудовище кивнуло. Оно явно не собиралось извиняться ни перед жертвой, ни перед свидетелями.

– Оплачем его позже, – сказало оно и сделало шаг вперед.

– Где Джулия? – потребовала ответа Кирсти.

– Не беспокойся. Все хорошо… – произнес голос.

Она почти вспомнила, кто перед ней.

Пока Кирсти ломала голову над загадкой, оно сделало еще один шаг к ней, одной рукой держась за стену, так как все еще не слишком уверенно держало равновесие.

– Я видел тебя, – продолжало оно. – И кажется, ты видела меня. В окне…

Ее замешательство только усилилось. Неужели это чудовище было в доме так долго? Если так, то Рори конечно же…

И тут она узнала этот голос.

– Да. Ты помнишь. Я вижу, что ты помнишь.

Голос был как у Рори, или, по крайней мере, невероятно походил на него. Более гортанный, более себялюбивый, но сходство было настолько поразительным, что Кирсти буквально пригвоздило к месту, пока чудовище, шаркая, не подошло слишком близко.

В последний момент Кирсти сумела вырваться из его чар, хотела убежать, но уже проиграла. Услышала, как шаги за спиной ускорились, почувствовала пальцы на шее. Крик уже подступил у губам, но едва вырвался, прежде чем существо прижало морщинистую руку к ее лицу, оборвав как крик, так и дыхание.

Оно оторвало ее от пола и потащило обратно. Тщетно Кирсти пыталась вырваться из хватки; казалось, существо совершенно не обращало внимания на крохотные раны, которые ее пальцы оставляли на его теле – прорывая бинты и углубляясь в окровавленную плоть под ними. На ужасную секунду Кирсти зацепила каблуками труп на полу. А потом ее швырнули в комнату, откуда появились как живые, так и мертвые. Там пахло скисшим молоком и свежим мясом. Когда она упала на доски, те оказались влажными и теплыми.

Желудок чуть не вывернуло наизнанку. Кирсти не стала бороться с инстинктом, ее вырвало всем, что она сегодня съела. В сумятице от отвращения и предчувствия ужаса она не совсем поняла, что случилось потом. Правда ли она разглядела кого-то еще (Джулию) на площадке, когда дверь захлопнулась, или это была лишь тень? Так или иначе, звать на помощь было уже слишком поздно. Она осталась наедине с кошмаром.

Стерев желчь со рта, Кирсти встала на ноги. Тут и там сквозь бумагу на окне пробивался дневной свет, как будто солнечные лучи проходили сквозь ветки. И в этой пасторальной картине к ней, принюхиваясь, приближалось чудовище.

– Иди к папочке, – сказало оно.

За все двадцать шесть лет своей жизни Кирсти никогда не слышала приглашения, от которого было бы легче отказаться.

– Не трогай меня.

Оно склонило голову, словно плененное этим зрелищем пристойности. Потом сделало шаг к ней навстречу: сплошной гной, хохот и – Боже, помоги ей – похоть.

Она отступила на несколько дюймов в угол, дальше идти было некуда.

– Разве ты не помнишь меня? – спросило оно.

Кирсти покачала головой.

– Я – Фрэнк, – последовал ответ. – Братец Фрэнк…

Она встречала его лишь раз, в доме на Александрия-роуд. Он как-то вечером приходил в гости, еще до свадьбы, а больше Кирсти ничего припомнить не смогла. Кроме того, что возненавидела Фрэнка с первого взгляда.

– Оставь меня, – вскрикнула она, когда он потянулся к ней. Чувствовалось какое-то гнусное изящество в том, как его испятнанные пальцы коснулись ее груди.

– Не смей, – завопила, – или, клянусь…

– Что? – произнес голос, так похожий на Рори. – Что ты сделаешь?

Конечно, ответ был «ничего». Она была беспомощна, как бывало только во снах, снах о погонях и нападениях, которые ее психика постоянно разыгрывала на улицах какого-то гетто бесконечной ночью. Никогда – даже в самых глупых фантазиях – она не ожидала, что ареной для таких событий станет комната, мимо которой она ходила десятки раз, в доме, где была счастлива, а снаружи будет самый обычный день, серый на сером.

В бесплодном жесте отвращения она оттолкнула настырную руку.

– Не будь так жестока, – протянуло чудовище, а его пальцы вновь прикоснулись к ее коже, приставучие, как октябрьские осы. – Чего тут бояться?

– Снаружи… – начала она, думая об ужасе, произошедшем на лестничной площадке.

– Мужчине нужно есть, – ответил Фрэнк. – Ты же простишь меня за это?

Почему она вообще чувствовала его прикосновение? Почему ее нервы не прониклись отвращением и не умерли от такой ласки?

– Это нереально, – громко сказала Кирсти, но монстр только посмеялся.

– Я себе тоже так говорил. День за днем. Пытался прогнать агонию грезами. Но ты не можешь. Прими ее от меня. Ты не можешь. Ее придется вынести.

Кирсти знала, что он говорит правду, ту самую неприглядную правду, которую только монстры говорили свободно. Ему не нужно было льстить или обманывать; у него не было философии, он ничего не проповедовал. Его ужасающая нагота казалась своего рода изысканной. Искушенностью, миновавшей ложь веры и уходящей в измерения куда чище обычных.

Еще Кирсти знала, что никакой агонии не вынесет. И когда мольбы ослабеют, а Фрэнк подвергнет ее всем задуманным им мерзостям, Кирсти испустит такой крик, который разобьет ее на куски.

На кону стоял ее разум; выбора не осталось, надо было сражаться и быстро.

Прежде чем Фрэнк сумел настоять на своем, Кирсти вцепилась ему в лицо, вонзив пальцы в глаза и рот. Плоть под бинтами походила на желе; сходила кровавыми шариками, а под ней бился влажный жар.

Монстр закричал, его хватка ослабла. Улучив момент, Кирсти выпрыгнула из-под него, от инерции ударилась об стену так, что перехватило дыхание.

Фрэнк снова взревел. Кирсти не стала терять времени на злорадство, но скользнула по стене – не особо доверяя ногам, чтобы выбежать на открытое пространство, – в сторону двери. Ногой сбила открытую банку консервированного имбиря, разлив сироп.

Фрэнк повернулся к ней, бинты свисали с лица алыми петлями там, где Кирсти сорвала их. В некоторых местах виднелась кость. Даже сейчас он ощупывал свои раны, вопли ужаса раздавались, пока монстр пытался оценить степень увечий. Она ослепила его? Кирсти не могла сказать наверняка. Даже если так, он все равно найдет ее в этой маленькой комнате, и тогда ярость Фрэнка не будет знать пределов. Надо добраться до двери, прежде чем он вновь сориентируется.

Напрасная надежда! Не прошло и секунды, прежде чем он убрал руки от лица и осмотрел комнату. И все увидел, в этом нет сомнений. Мгновение спустя Фрэнк бросился на нее с новой жестокостью.

У ног Кирсти лежал какой-то мусор. Самой тяжелой на вид там казалась обыкновенная шкатулка. Кирсти быстро подобрала ее. Когда она выпрямилась, Фрэнк уже оказался рядом. Кирсти яростно закричала и ударила монстра по голове шкатулкой, зажатой в руке. Послышался тяжелый удар; треснула кость. Зверь отшатнулся, и она метнулась к двери, но не успела добраться до нее, как тень вновь ее схватила и швырнула в противоположную сторону. А потом кинулась следом.

В этот раз Фрэнк хотел лишь одного: убить. Его удары были смертоносными; и то, что Кирсти осталась жива, было доказательством не ее скорости, а скорее неточности из-за охватившей его ярости. Тем не менее, каждый третий выпад достигал цели. Разрезы вскрылись на ее лице и верхней части груди; Кирсти изо всех сил старалась не упасть в обморок.

Чуть не рухнув под напором его атаки, она снова вспомнила об оружии, которое нашла. Шкатулка по-прежнему была зажата в руке. Она подняла ее, решив нанести ответный удар, но стоило Фрэнку увидеть коробочку, как он тут же остановился.

Задыхаясь и получив секундную передышку, Кирсти подумала, не лучше ли смерть, чем дальнейшее сражение. Но Фрэнк поднял руку, показывая жертве раскрытую ладонь, и сказал:

– Отдай.

Кажется, ему была нужна эта безделушка. Но отдавать свое единственное оружие Кирсти не собиралась.

– Нет.

Он потребовал шкатулку во второй раз, и теперь в его голосе послышалось смутное беспокойство. Судя по всему, она была слишком ценна для него, чтобы рисковать и брать ее силой.

– В последний раз говорю. Иначе я тебя убью. Отдай мне шкатулку.

Кирсти взвесила шансы. А что ей было терять?

– Скажи «пожалуйста».

Фрэнк недоуменно посмотрел на нее, в его горле зародился еле слышный рокот. А потом, послушный, как расчетливый ребенок, он сказал:

– Пожалуйста.

Слово стало для Кирсти подсказкой. Она бросила шкатулку в окно со всей силой, которая еще осталась в дрожащей руке. Коробочка пролетела мимо головы Фрэнка, разбила стекло и исчезла из вида.

– Нет! – заорал он и в мгновение ока кинулся к окну. – Нет! Нет! Нет!

Она бросилась к двери, боясь, что подкосятся ноги. Выскочила на лестничную площадку. Ступеньки ее чуть не подвели, она вцепилась в перила, словно старуха, но добралась до прихожей, не упав.

Сверху опять послышался грохот. Фрэнк звал ее. Но в этот раз тщетно. Она подбежала к входной двери и одним движением распахнула ее.

С тех пор, как Кирсти зашла в дом, развиднелось – непокорный всплеск света перед наступлением вечера. Прищурившись, она побежала по дорожке. Под ногами захрустело стекло, и среди осколков Кирсти увидела свое оружие. Подобрала его в память о схватке и собственной непокорности и припустила дальше. Когда добралась до улицы, хлынули слова – бессмысленный лепет, обрывки увиденного и почувствованного. Но на Лодовико-стрит никого не было, и Кирсти все бежала и бежала, пока между ней и забинтованным монстром не оказалось значительное расстояние.

В конце концов, когда она шла по какой-то улице, которую не узнавала, кто-то окликнул ее, спросил, не нужна ли помощь. Это скромное проявление доброты окончательно добило ее: попытка издать членораздельный ответ оказалась непосильной, истощенный разум сдался, упустил хватку, и свет вокруг померк.