Текст книги "Восставший из ада. Ночной народ"

Десять

1

Она проснулась, кругом мела метель, или так Кирсти сначала показалось. Над ней совершенная белизна, снег на снеге. Она была укрыта снегом, ее голова покоилась на снеге. От белизны мутило. Казалось, она лезет в горло и глаза.

Кирсти поднесла ладони к лицу; они пахли незнакомым мылом с грубым запахом. Разум начал понимать: стены, девственно чистые простыни, лекарства рядом с кроватью. Больница.

Кирсти позвала на помощь. То ли через несколько часов, то ли через несколько минут, она не могла сказать точно, пришла медсестра, которая просто сказала «Вы проснулись», и побежала звать докторов.

Когда те явились, Кирсти им ничего не сказала. Пока в палате никого не было, она решила, что о такой истории пока говорить не готова. Завтра (возможно) она найдет слова, которые убедят их в том, что она видела. Но сегодня? Если бы Кирсти попыталась объяснить, то они бы ощупали ей лоб, приказали не молоть чепуху, стали бы снисходительны и начали убеждать, что ей все привиделось. И если бы она настаивала, то все стало бы еще хуже. Так что сначала надо все обдумать.

Кирсти так решила до того, как пришли врачи, и потому когда ее спросили, что случилось, выдала заранее заготовленную ложь. Все как в тумане, я свое имя едва помню, так она сказала. Со временем все вернется, заверили ее, и Кирсти смиренно ответила, что, наверное, так и будет. Тогда поспите, посоветовали они, и она ответила, что да, с радостью, после чего зевнула. Затем все ушли.

– Ах, да… – сказал один уже на выходе. – Я забыл…

Он вытащил шкатулку Фрэнка из кармана.

– Вы так ее сжимали, когда мы вас нашли. Пришлось чертовски потрудиться, чтобы вытащить ее из руки. Она для вас что-нибудь значит?

Кирсти ответила, что нет.

– Шкатулку осмотрела полиция. Видите ли, на ней была кровь. То ли ваша. То ли нет.

Он подошел к кровати и спросил:

– Вам ее оставить? Ее вычистили.

– Да. Да, пожалуйста.

– Может, она подстегнет вашу память, – сказал доктор и поставил коробочку на столик у кровати.

2

– Что нам делать? – в сотый раз спросила Джулия. Мужчина в углу ничего не ответил; и никаких внятных выражений нельзя было разглядеть на руине его лица.

– Зачем она вообще тебе понадобилась? – заявила Джулия. – Ты же все испортил.

– Испортил? – отреагировал монстр. – Ты понятия не имеешь о том, что значит «испортить».

Она проглотила свой гнев. Его задумчивость нервировала ее.

– Нам надо уехать, Фрэнк, – Джулия смягчила тон.

Его взгляд походил на жгучий лед.

– Они же придут за нами, – продолжила она. – Она все им расскажет.

– Возможно…

– Тебе что, все равно? – потребовала ответа Джулия.

Перебинтованная глыба пожала плечами:

– Да. Разумеется. Но мы не можем уехать, милая. – «Милая». Слово это было насмешкой для обоих, дуновением чувства в комнате, что знала лишь боль. – Но я не могу встретиться с миром вот так. – Он поднес руку к лицу. – Как думаешь? Посмотри на меня.

Джулия подчинилась.

– Как думаешь? – повторил он, не сводя с нее глаз.

– Не можешь.

– Нет, – он опять принялся внимательно изучать пол под ногами. – Мне нужна кожа, Джулия.

– Кожа?

– И тогда, возможно… возможно, мы еще отправимся на танцы. Разве ты не этого хочешь?

Он упоминал о танце и смерти с одинаковой небрежностью, словно как одно, так и другое не имело особого значения. И ее успокаивало, когда он так говорил.

– Как? – наконец спросила Джулия. Конечно, она хотела узнать, как можно украсть кожу, но еще и том, как сохранить рассудок.

– Есть способы, – произнесло освежеванное лицо и отправило ей воздушный поцелуй.

3

Если бы не белые стены, Кирсти, возможно, никогда бы не прикоснулась к шкатулке. Если бы где-нибудь висела картина с цветами в вазе или пирамидами – с чем угодно, лишь бы нарушить монотонность палаты, она бы спокойно смотрела на нее и думала. Но пустота была невыносима; Кирсти не могла мыслить здраво. Потому и взяла шкатулку со столика.

Та оказалась тяжелее, чем она помнила. Кирсти пришлось сесть на кровати, чтобы осмотреть ее. Но разглядывать было нечего. Ни крышки. Ни замочной скважины. Ни петель. Кирсти могла повернуть коробочку что один, что пятьдесят раз, но так и не найти подсказки, как же та могла открываться. Но цельной она явно не была, в этом Кирсти была уверена. А значит, логика подсказывала, что внутрь можно как-то залезть. Но как?

Кирсти постучала по коробочке, потрясла ее, потянула, сжала, но все безрезультатно. Но когда она слезла с кровати и осмотрела вещицу под лампой, обнаружила намек на то, как эта шкатулка была сконструирована. По бокам виднелись крошечные трещинки, там, где одна часть головоломки упиралась в другую. По идее они были невидимыми, но в них осталась запекшаяся кровь, выдавшая сложную систему отдельных частей.

Кирсти принялась систематически ощупывать каждую грань, проверяя свою гипотезу, опять начала тянуть и сжимать. Трещины подсказали общую географию игрушки; без них Кирсти бы блуждала по этим шести граням целую вечность. Но благодаря подсказкам количество возможностей существенно снизилось; было не так много способов совместить коробку так, чтобы она разъединялась.

Через какое-то время терпение Кирсти было вознаграждено. Щелчок, и неожиданно одна из секций скользнула наружу. Внутри открылась настоящая красота. Отполированные поверхности, мерцающие, словно перламутр, цветные тени как будто двигались в лакировке.

А еще послышалась музыка; из шкатулки донеслась простая мелодия, которую играл пока невидимый механизм. Зачарованная, Кирсти решила пойти дальше. Хотя одна часть сдвинулась с места, остальные не слишком охотно последовали за ней. Каждая была новым вызовом пальцам и разуму, а победы вознаграждались новым мотивом в звучащей мелодии.

Кирсти выуживала четвертый сегмент, пробуя затейливую последовательность поворотов по часовой стрелке и против нее, когда услышала колокол. Она оторвалась от работы и огляделась.

Что-то было не так. То ли глаза играли с ней злую шутку, то ли снежно-белые стены палаты чуть заметно разошлись по швам. Кирсти отложила шкатулку и, поднявшись с кровати, подошла к окну. Торжественный звон все не замолкал. Кирсти на пару дюймов отодвинула занавеску. На улице была ветреная ночь. По больничному газону летали листья; на свет лампы сбились мотыльки. Как бы странно это не казалось, но звук колокола доносился не снаружи. А изнутри. Кирсти опустила занавеску и повернулась лицом к комнате.

И как только она сделала это, лампа рядом с кроватью затрепетала подобно живому пламени. Инстинктивно Кирсти потянулась к частям шкатулки: они и эти странные события были каким-то образом связаны. Но когда ее рука нащупала фрагменты, свет померк.

Но Кирсти не осталась во тьме; и она была не одна. В конце кровати появилось мягкое свечение, а в нем фигура. Состояние ее плоти превосходило любую фантазию – крючки, шрамы. Но когда создание заговорило, по голосу стало понятно, что от боли оно не страдает.

– Это называется Конфигурация Лемаршана, – сказало оно, указав на шкатулку. Кирсти взглянула на нее; та парила в дюймах над ладонью. Она чудесным образом собиралась без посторонней помощи, части скользили друг к другу, пока вся конструкция вращалась, снова и снова. Кирсти снова увидела отполированные внутренности коробочки, в них словно отражались лица призраков – искаженные, как будто от горя или кривого зеркала – и все они выли, взывая к ней. А потом все сегменты, кроме одного, встали на свои места, а гость снова воззвал к вниманию Кирсти.

– Шкатулка – это устройство, позволяющее взломать поверхность реальности, – сказало создание. – Нечто вроде заклинания, которым можно подать весть нам, сенобитам…

– Кому?

– Вы совершили это по невежеству. Я не ошибаюсь?

– Да.

– Такое уже случалось, – последовал ответ. – Но ничего поделать нельзя. Нет иного способа закрыть Раскол, пока мы не возьмем то, что наше по праву…

– Это ошибка, – сказала Кирсти.

– Не пытайтесь сопротивляться. Все уже не в вашей власти. Вам придется составить мне компанию.

Кирсти замотала головой. Ей уже на всю жизнь хватило запугивающих монстров.

– Я не пойду с вами. Будьте вы прокляты, я не…

При этих словах дверь открылась. На пороге стояла незнакомая медсестра – скорее всего, из ночной смены.

– Вы меня звали? – спросила она.

Кирсти посмотрела на сенобита, потом снова на медсестру. Их разделяло не больше ярда.

– Она меня не видит, – пояснило существо. – И не слышит. Я принадлежу только вам, Кирсти. А вы – мне.

– Нет.

– Вы уверены? – уточнила медсестра. – Мне казалось, я слышала…

Кирсти покачала головой. Это было безумие, совершенное безумие.

– Возвращайтесь в кровать, – отчитала ее сиделка. – Со смертью играете.

Сенобит захихикал.

– Я вернусь через пять минут, – сказала медсестра. – Пожалуйста, ложитесь спать.

И она ушла.

– Нам лучше отправиться в путь, – произнесло существо. – Пусть тут и дальше латают больных, не правда ли? Подобные места так угнетают.

– Вы не можете этого сделать, – принялась настаивать Кирсти.

Но оно все равно направилось к ней. Ряд крошечных колокольчиков, торчащих из изрезанной плоти на шее, еле слышно звенел с каждым его шагом. От существа шла такая вонь, что Кирсти чуть не вырвало.

– Подождите, – крикнула она.

– Прошу, без слез. Это напрасная трата хорошего страдания.

– Шкатулка, – в отчаянии произнесла Кирсти. – Хотите знать, откуда у меня эта шкатулка?

– Не особо.

– Фрэнк Коттон. Вам это имя знакомо? Фрэнк Коттон.

Сенобит улыбнулся:

– О да. Мы знаем Фрэнка.

– Он решил головоломку, так?

– Он жаждал удовольствия, пока мы не дали его. И тогда Фрэнк начал юлить.

– Если я отведу вас к нему…

– То есть он жив?

– Это уж точно.

– И что же вы предлагаете? Взять его вместо вас?

– Да! Да! Почему нет? Да!

Сенобит отошел от Кирсти. Комната вздохнула.

– Каков соблазн, – сказал он, но сразу добавил: – Но, возможно, вы пытаетесь меня обмануть. Возможно это лишь ложь, а вы хотите купить себе время.

– Боже, да я знаю, где он. Вот что Фрэнк со мной сделал! – И Кирсти показала существу свои изрезанные руки.

– Если вы лжете, если вы стараетесь увильнуть…

– Нет!

– Доставьте его к нам живым…

Кирсти чуть не разрыдалась от облегчения.

– …заставьте его признаться. И тогда, возможно, мы не разорвем вашу душу на части.

Одиннадцать

1

Рори стоял в прихожей и смотрел на Джулию, его Джулию, с которой он некогда поклялся быть вместе, пока смерть не разлучит их. Тогда это обещание казалось очень легким. Он боготворил ее столько, сколько себя помнил, грезил о ней по ночам, а днем сочинял ужасающе нелепые любовные стихи. Но все изменилось, и пока это происходило, Рори понял, что самая невыносимая пытка часто едва уловима. Последнее время бывали минуты, когда он предпочел бы смерть под копытами диких лошадей этому зуду подозрения, что разрушил его счастье.

Сейчас, когда Рори смотрел на Джулию, стоящую у подножия лестницы, он даже не мог вспомнить, как же хорошо все когда-то было. Теперь остались лишь сомнения и грязь.

Радовало его только одно: она была встревожена. Может, это означало, что пришло время для исповеди, что сейчас она во всем признается, и он сможет простить ее в неразберихе слез и понимания.

– Ты выглядишь грустной, – сказал Рори.

Она заколебалась, но потом ответила:

– Все трудно.

– Что?

Казалось, Джулия хочет сдаться, даже не начав.

– Что? – принялся давить он.

– Мне так много надо тебе рассказать.

Ее рука сжимала перила так сильно, что костяшки пальцев побелели.

– Я слушаю, – произнес Рори. Он снова полюбит ее, если только она будет честна с ним. – Расскажи мне все.

– Думаю, будет лучше… думаю, будет легче, если я тебе покажу…

И Джулия повела его наверх.

2

Ветер, донимавший улицы, не был теплым, если судить по прохожим, которые высоко поднимали воротники и прятали лица. Но Кирсти не чувствовала холода. Возможно, ее невидимый спутник защищал ее от стужи, укрывал огнем, что сотворили Древние, дабы жечь в нем грешников? Или так, или она была слишком испугана и ничего не чувствовала.

Но на самом деле она было не так; она не была испугана. Чувство, угнездившееся внутри, казалось двойственным. Она открыла дверь – ту самую, которую раньше отворил брат Рори, – и теперь шла бок о бок с демонами. И в конце своего путешествия обретет возмездие. Найдет тварь, которая резала ее и мучила, и заставит Фрэнка на своей шкуре испытать всю ту беспомощность, которую она испытала. Она посмотрит, как он будет корчиться. Более того, ей это понравится. Боль сотворила из Кирсти садистку.

Она шла по Лодовико-стрит и высматривала хоть какие-то признаки сенобита, но так и не увидела его. Бесстрашно приблизилась к дому. Никакого плана Кирсти не придумала: иначе пришлось бы жонглировать слишком многими переменными. Например, будет ли в доме Джулия? И если так, насколько она во всем замешана? Невозможно поверить, что жена Рори – всего лишь невинная свидетельница, но, в конце концов, она могла действовать от ужаса перед Фрэнком, и следующие несколько минут дадут ответы на все вопросы. Кирсти позвонила в дверь и приготовилась ждать.

Но на пороге почти сразу оказалась Джулия. В руке она держала полоску белого тюля.

– Кирсти, – произнесла она, по виду сохраняя полную невозмутимость. – Уже поздно…

– Где Рори? – таковы были первые слова Кирсти. Не их она собиралась сказать, но они вырвались непроизвольно.

– Он тут, – спокойно ответила Джулия, словно хотела успокоить перевозбужденное дитя. – Что-то случилось?

– Я бы хотела его увидеть.

– Рори?

– Да…

Кирсти переступила порог, не ожидая приглашения. Джулия не возразила, но затворила за ней дверь.

Только сейчас Кирсти почувствовала холод. Стоя в прихожей, она начала дрожать.

– Выглядишь ужасно, – откровенно заявила Джулия.

– Я сегодня днем тут была, – вырвалось у Кирсти. – Я видела, что случилось, Джулия. Я все видела.

– И что же такого ты увидела? – последовал ответ; самообладание Джулии казалось непоколебимым.

– Ты сама знаешь.

– Если честно, то нет.

– Я хочу поговорить с Рори.

– Разумеется. Но будь с ним аккуратнее. Он себя не очень хорошо чувствует.

Она повела Кирсти в столовую. Рори сидел за столом; в руке держал бокал со спиртным, рядом стояла бутылка. На стуле рядом лежало расправленное свадебное платье Джулии. При его виде Кирсти вспомнила о тюле в руке Джулии: это оказалась фата.

Рори выглядел ужасно потрепанным. На его лице и вдоль линии волос виднелась засохшая кровь. Он улыбнулся тепло, но как-то устало.

– Что случилось?.. – спросила его Кирсти.

– Теперь все в порядке, – голос у Рори казался едва громче шепота. – Джулия мне все рассказала… и теперь все в порядке.

– Нет, – сказала она, понимая, что Рори всей истории не знает.

– Ты приходила сюда сегодня днем.

– Это так.

– Неудачно получилось.

– Ты… ты попросил меня, – она взглянула на Джулию, которая стояла у двери, потом опять на Рори. – Я все сделала так, как ты хотел. Как я думала, что ты хотел.

– Да. Я знаю. Я знаю. Мне очень жаль, что тебя втянули в это ужасное дело.

– Ты хоть знаешь, что сделал твой брат? Ты знаешь, что он призвал?

– Я знаю достаточно. Но суть в том, что сейчас все кончилось.

– В смысле?

– Что бы он тебе не сделал, я хотел бы загладить его вину…

– Что значит «кончено»?

– Он мертв, Кирсти.

(«…доставьте его к нам живым. И, возможно, мы не разорвем вашу душу на части».)

– Мертв?

– Мы уничтожили его, Джулия и я. Это было не так трудно. Он думал, что может верить мне, понимаешь, думал, что кровь – не водица. Но он ошибся. Я бы не потерпел, чтобы такой человек остался в живых…

Кирсти почувствовала, как в животе что-то дернулось. Неужели сенобиты уже запустили в нее крючки, зацепили поверхность кишок?

– Ты такая добрая, Кирсти. Ты так рисковала, но все равно вернулась сюда.

(Что-то стояло с ней рядом. «Отдайте мне свою душу», – сказало оно.)

– Я пойду к властям, когда соберусь с силами. Найду способ, попытаюсь им все объяснить так, чтобы они поняли…

– Ты его убил?

– Да.

– Я в это не верю… – пробормотала Кирсти.

– Отведи ее наверх, – Рори обратился к Джулии. – Покажи ей.

– Ты хочешь все увидеть? – поинтересовалась Джулия.

Кирсти кивнула и последовала за ней.

На лестничной площадке стало теплее, а воздух казался жирным и серым, словно грязная вода из-под посуды. Дверь в комнату Фрэнка была приоткрыта. Тварь лежала на голых досках, в переплетении изорванных бинтов, от которых все еще шел пар. Шея у нее явно была сломана, голова косо сидела на плечах. Монстр был лишен кожи с головы до ног.

Кирсти отвернулась, ее затошнило.

– Удовлетворена? – спросила Джулия.

Кирсти не ответила, но вышла из комнаты. Воздух вокруг нее беспрестанно двигался.

(«Вы проиграли», – сказало что-то совсем рядом.

«Я знаю», – пробормотала она.)

Начал бить колокол, и звонил он по ней, без всякого сомнения; и шум крыльев где-то рядом, целый карнавал стервятников. Кирсти поспешили вниз, молясь про себя, чтобы ее не забрали до того, как она выберется на улицу. Если они вырвут ей сердце, пусть хотя бы Рори этого не увидит. Пусть запомнит ее сильной, со смехом на устах, а не мольбами.

Сзади послышался голос Джулии:

– Куда ты собралась? – Не дождавшись ответа, она принялась настаивать: – Никому ничего не говори, Кирсти. Мы сами во всем разберемся, я и Рори…

Рори поставил бокал на место. Он показался в прихожей. Раны, которые нанес ему Фрэнк, были куда серьезнее, чем сначала показалось Кирсти. На его лице в десятке мест виднелись синяки, а кожа на шее была изрезана. Когда Кирсти поравнялась с ним, он взял ее за руку:

– Джулия права. Мы сами заявим в полицию.

В тот момент Кирсти хотелось ему столько всего сказать, но времени уже не осталось. Колокол все громче бил в ее голове. Кто-то захлестнул петлю из кишок на шее Кирсти и начал ее затягивать.

– Слишком поздно… – пробормотала она Рори и скинула его руку.

– Что ты имеешь в виду? – спросил он ее, когда она направилась к двери. – Не уходи, Кирсти. Не сейчас. Скажи, что ты имела в виду.

Она не могла не оглянуться, надеясь, что он увидит в ее лице печаль и сожаление, которые она сейчас испытывала.

– Все в порядке, – нежно сказал он, все еще надеясь излечить ее. – На самом деле. – Он открыл объятия ей навстречу. – Иди к папочке.

В устах Рори эта фраза звучала странно. Некоторые мальчики никогда не вырастали в папочек, и неважно, сколько у них было детей.

Кирсти оперлась рукой о стену, сохраняя равновесие.

С ней говорил не Рори.

Это Фрэнк. Непонятно почему, но это был Фрэнк…

Она зацепилась за эту мысль, несмотря на нарастающий грохот колоколов, такой громкий, что череп, казалось, сейчас треснет. Рори все еще улыбался, протянув руки ей навстречу. Он говорил что-то еще, но Кирсти не могла разобрать слов. Нежная плоть на его лице двигалась, но все звуки заглушал звон. И она была за это благодарна; так было проще не верить собственным глазам.

– Я знаю, кто ты… – неожиданно сказала она, не зная точно, слышны ли ее слова или нет, с неистощимой уверенностью, что сейчас говорит правду. Наверху лежал труп Рори в бинтах Фрэнка. Присвоенная кожа теперь породнилась с телом старшего брата, и эту свадьбу скрепило кровопускание. Да! Все так и было.

Кольца на горле сжимались; еще несколько секунд, и они уволокут ее, отчаявшуюся, прочь; и тогда Кирсти пошла навстречу к чудовищу, нацепившему на себя лицо Рори.

– Это ты… – сказала она.

Лицо, ничуть не удивленное, улыбнулось ей.

И тогда она кинулась на него. Потрясенный, он шагнул назад, пытаясь уйти от прикосновения, двигаясь с изящной праздностью, но все равно сумев увернуться. Колокола уже были невыносимы; они превращали в кашу мысли Кирсти, в пыль стирали мозговую ткань. Почти утеряв рассудок, она снова потянулась к лицу Рори, и в этот раз чудовищу уйти не удалось. Ее ногти пропахали плоть на щеке, и кожа, привитая совсем недавно, отошла, подобно шелку. Под ней открылся ужасающий вид: масляное от крови мясо.

Сзади закричала Джулия.

И тут колокола исчезли из головы Кирсти. Они ворвались в дом, в мир вокруг.

Невыносимо ярко вспыхнули лампы в прихожей, а потом – когда перегорели нити накала – резко потухли. На мгновение наступила полная тьма, и в этот момент Кирсти услышала всхлипы, которые то ли срывались с ее губ, то ли нет. Следом в стенах и в полу как будто зажглись фейерверки. Вся прихожая затанцевала. В одну секунду она превратилась в бойню (стены покрылись алым); в следующую – в бордель (аквамариновым и канареечным); а еще через мгновение все вокруг стало напоминать туннель с призрачным поездом – одна скорость и всполохи огня.

В одной такой вспышке Кирсти увидела, что Фрэнк двинулся к ней, сползшее лицо Рори свисало с челюсти. Она увернулась от его руки и, пригнувшись, ринулась в гостиную. Хватка на ее горле ослабла, поняла Кирсти: сенобиты явно признали свою ошибку. Скоро они вмешаются, это точно, и положат конец этому фарсу с разными людьми. Ждать, пока Фрэнка заберут, она не станет, так думала Кирсти; ей уже и так хватило. Вместо этого она сбежит из дома через заднюю дверь.

Но оптимизм Кирсти прожил недолго. Фейерверки в прихожей отбросили свет на столовую, этого хватило, стало понятно, что и в той творится странное. Что-то двигалось над полом, как пепел на ветру, а в воздухе скручивались цепи. Пусть Кирсти и оказалась невинна, но силы, выпущенные ей на волю, были равнодушны; она чувствовала, что стоит сделать лишь шаг, и он приведет ее к новым зверствам.

Из-за сомнений Фрэнк нагнал ее, но как только схватил, фейерверки в прихожей стихли, и Кирсти выскользнула из его рук под покровом темноты. Передышка была краткой. Позади расцветали новые огни – и Фрэнк снова кинулся за ней, заблокировав путь к парадной двери.

Да почему они его не забирают, боже? Разве она не привела их сюда, как обещала, разве не сорвала с него маску?

Фрэнк распахнул пиджак. На поясе у него висел окровавленный нож – явно для свежевания. Он вытащил его и направил в сторону Кирсти.

– С этого момента, – крикнул он, преследуя ее. – я для всех Рори. – Кирсти пришлось отступить, дверь (бегство, здравый смысл) исчезала вдалеке с каждой минутой. – Ты понимаешь меня? Теперь я – Рори. И никто ничего не узнает.

Кирсти уперлась пятками в лестницу, и тут неожиданно сверху, сквозь перила, чьи-то руки схватили ее за волосы. Кирсти оглянулась. Разумеется, это была Джулия – вытянувшееся лицо поглощено страстью. Она задрала голову Кирсти, открыв шею, пока нож Фрэнка мерцал во мраке.

В последний момент Кирсти ухватила Джулию за руку, дернув с третьей или четвертой ступеньки, на которой та расположилась. Потеряв равновесие и отпустив свою жертву, Джулия вскрикнула и упала, ее тело попало между Кирсти и ударом Фрэнка. Лезвие оказалось слишком близко; оно вошло в бок Джулии по самую рукоятку. Женщина застонала и, шатаясь, сделала несколько шагов по прихожей.

Фрэнк, казалось, едва обратил на нее внимание. Он не сводил глаз с Кирсти, и они сверкали от ужасающего возбуждения. Ей не осталось иного пути, кроме как бежать вверх. Все еще взрывались фейерверки, звенели колокола, но она начала подниматься по лестнице.

Мучитель бросился за ней не сразу. Его отвлекли крики Джулии, звавшей на помощь, та лежала на полпути между лестницей и входной дверью. Он вытащил нож из ее тела. Она закричала от боли, а он, словно желая помочь, присел на колени рядом с ней. Джулия потянулась к нему, ища нежности. Фрэнк же, подложив ей руку под затылок, приподнял ее голову к себе. Когда их лица разделяли лишь несколько дюймов, Джулия поняла, что намерения Фрэнка далеки от достойных. Она раскрыла рот, но он оборвал ее крик поцелуем, впился в нее и начал кормиться. Она била ногами, размахивала руками со скрюченными пальцами. Все напрасно.

Оторвав взгляд от этой мерзости, Кирсти взобралась на второй этаж.

Там было негде прятаться, конечно, да и сбежать не получалось, если только не выпрыгнуть в окно. Но увидев тот холодный прием, который Фрэнк оказал собственной любовнице, выпрыгнуть явно было предпочтительнее. При падении Кирсти могла сломать себе все кости, но так она хоть лишит монстра пищи.

Фейерверки, кажется, угасали; площадка погрузилась в дымную тьму. Кирсти скорее спотыкалась, чем шла, кончиками пальцев ведя по стене.

Было слышно, как внизу снова задвигался Фрэнк. С Джулией он покончил.

Поднимаясь по лестнице, он снова затянул свое кровосмесительное предложение:

– Иди к папочке.

Кирсти вдруг подумала, что скорее всего сенобиты с радостью наблюдают за этой погоней и не станут ничего предпринимать, пока на сцене не останется лишь один игрок: Фрэнк. Кирсти была платой за их удовольствие.

– Ублюдки… – выдохнула она, надеясь, что они услышат.

Она уже добралась до конца коридора. Впереди была только мусорная комната. Есть ли там внутри достаточно большое окно, чтобы в него можно было вылезти? Если так, Кирсти решила прыгать – и будь они все прокляты! Бог, дьявол и все, что между ними, она их проклянет, когда будет падать, надеясь, что бетон разберется с ней быстро.

Фрэнк снова окликнул ее, уже добравшись до конца первой лестницы. Кирсти повернула ключ в замке, открыла дверь и проскользнула внутрь мусорной комнаты.

Да, там было окно. Без занавесок, внутрь падали лунные лучи непристойной красоты, освещая хаос из мебели и коробок. Она пробралась сквозь него к окну. То было приоткрыто на дюйм или два, впуская воздух внутрь. Кирсти просунула пальцы под раму, попыталась поднять ее, чтобы выбраться, но та прогнила, а руки у Кирсти были слабыми.

Она быстро принялась искать какой-нибудь рычаг, а часть ее разума холодно подсчитывала число ступенек, которое преследователю понадобиться, чтобы преодолеть лестничную клетку. Меньше двадцати, пришла она к выводу, и стянула простыню с сундука, только чтобы найти внутри мертвеца, уставившегося на нее широко открытыми глазами. Он был изломан в десятке мест, руки разбиты и загнуты назад, ноги подступали к подбородку. Кирсти чуть не вскрикнула, но тут услышала за дверью Фрэнка.

– Где ты? – спросил он.

Она зажала ладонью рот, чтобы наружу не вырвался вопль отвращения. Ручка двери начала поворачиваться. Кирсти спряталась за опрокинутым креслом и затихла.

Дверь распахнулась. Послышалось дыхание Фрэнка, слегка затрудненное, потом глухой стук шагов по половицам. Затем дверь закрылась. Щелкнул замок. Наступила тишина.

Кирсти досчитала до тринадцати, украдкой выглянула из укрытия, ожидая, что Фрэнк все еще стоит внутри, ждет, когда она себя выдаст. Но нет, он ушел.

Сглотнув рвущийся наружу крик, Кирсти получила неприятный побочный эффект: икоту. В первый раз Кирсти икнула настолько неожиданно, что даже не успела ничего с этим сделать, и звук показался ей подобным выстрелу из ружья. Но шагов на лестничной площадке не было. Фрэнк, казалось, ушел куда-то дальше. Вернувшись к окну, обогнув сундук, превратившийся в гроб, она икнула во второй раз. Тихо выбранила собственный желудок, но тщетно. Третий и четвертый пришли быстро, пока Кирсти открывала окно. Эта попытка также оказалась бесплодной: рама не поддавалась.

На секунду Кирсти подумала, не разбить ли ей стекло, позвать на помощь, но быстро отбросила эту идею. Фрэнк выест ей глаза еще до того, как соседи проснутся. Она вернулась к двери и чуть-чуть приоткрыла ее. Глаза привыкли к темноте, и насколько могла сказать Кирсти, Фрэнка нигде не было. Она осторожно открыла дверь чуть шире и снова вышла на площадку.

Мрак казался живым; душил ее своими темными поцелуями. Кирсти сделала три шага, ничего не произошло. Потом четвертый. И на пятом (ее счастливое число) тело решило покончить жизнь самоубийством. Кирсти икнула, рука слишком поздно метнулась ко рту, звук вырвался наружу.

И в этот раз его услышали.

– Вот ты где, – сказала тень, и Фрэнк выскользнул из спальни, загораживая Кирсти дорогу. Поев, он увеличился – казалось, заполнил собой всю площадку – от него несло мясом.

Терять было ничего, и когда он кинулся на нее, Кирсти закричала во все горло. Ей было не стыдно за свой ужас. Плоть и лезвие разделяли буквально дюймы, но она метнулась в сторону и увидела, что уже поравнялась с комнатой Фрэнка. Ввалилась в открытую дверь. Фрэнк ринулся за ней сразу, ликуя от радости.

В этой комнате точно было окно, об этом Кирсти прекрасно знала: она разбила его всего лишь несколько часов назад. Но внутри царила такая тьма, словно ей завязали глаза, даже отблеска луны не пробивалось сюда, зрению было не за что зацепиться. Казалось, Фрэнк тоже растерялся. Его выдал голос: оклик сопровождался свистом ножа, рассекающего воздух. Вверх-вниз, вверх-вниз. Отступая прочь от звука, Кирсти споткнулась о путаницу бинтов на полу и повалилась на пол. Но она тяжело упала не на голые доски, а на скользкий труп Рори. Из-за него не смогла сдержать крик ужаса.

– Вот ты где, – сказал Фрэнк. Звук от рассекаемого воздуха приблизился, нож, судя по всему, находился буквально в дюймах от головы Кирсти. Но она не слышала его. Обняла тело под собой, и подступающая смерть казалось ничем по сравнению с той болью, которую Кирсти испытывала, ощупывая его.

– Рори, – простонала она, радуясь, что умрет с этим именем на губах.

– Все так, – сказал Фрэнк. – Рори.

И почему-то кража имени показалось Кирсти такой же непростительной, как похищение кожи; или так ей говорила скорбь. Кожа – это ничто. У свиней есть кожа; и у змей. Она сплетена из мертвых клеток: их отбрасывали, растили, снова отбрасывали. Но имя? Оно было заклинанием, призывающим воспоминания. И Кирсти не позволит Фрэнку присвоить его.

– Рори умер, – сказала она. Слова обожгли ее, и с ними в голову закралась призрачная мысль…

– Тише, детка…

…о том, что сенобиты ждут, пока Фрэнк не назовет себя. Разве гость в госпитале не говорил что-то о признании?

– Ты не Рори…

– Мы об этом знаем, – последовал ответ, – но больше никто…

– Тогда кто ты?

– Бедняжка. Уже совсем обезумела, да? Это даже хорошо…

– Кто ты?

– …так безопаснее.

– Кто?

– Тише, детка, – сказал он, склонившись к ней во тьме. Его лицо было совсем рядом. – Все пройдет как по маслу.

– Да?

– Да. Фрэнк с тобой, крошка.

– Фрэнк?

– Именно. Я – Фрэнк.

И с этими словами он нанес смертельный удар, но она услышала звук от движения, и увернулась от его благословения. Секунду спустя вновь забил колокол, а голая лампочка посередине комнаты замерцала, оживая. Кирсти увидела Фрэнка рядом со своим братом, нож погрузился в ягодицу мертвеца. Убийца вытаскивал лезвие из раны, но уже смотрел на жертву.

Еще мгновение, Фрэнк вскочил на ноги и уже хотел броситься на Кирсти… если бы не голос.

Тот произнес его имя, спокойно, словно звал ребенка поиграть.

– Фрэнк.

Его лицо «опало», второй раз за ночь. По нему сначала скользнуло удивление, а сразу за ним – ужас.

Он медленно повернул голову, чтобы посмотреть на говорящего. Это был сенобит, его крючки искрились. Позади него появилось еще три фигуры, чья анатомия походила на каталог увечий.