Текст книги "Великий торговый путь от Петербурга до Пекина. История российско-китайских отношений в XVIII– XIX веках"

За советом обратились по крайней мере еще к одному признанному авторитету. Распоряжением Верховного тайного совета от 4 июня 1729 года Лоренца Ланга из Селенгинска срочно вызвали в Москву. Он привез с собой в соответствии с полученным распоряжением бухгалтерские книги обоза Третьякова – Молокова в том виде, а каком они тогда находились. Л. Ланг выступил с отчетным докладом Сенату 30 июня 1730 года, хотя содержание этого доклада должно было находиться в распоряжении Тайного совета задолго до того дня. Докладчик проявил себя человеком с куда более богатым воображением, новаторскими устремлениями и широтой воззрений, чем С.Л. Владиславич-Рагузинский и М.В. Долгорукий. Его предложения начинались с передачи исключительного права на приобретение всех сибирских мехов Государственному казначейству вместо делегирования такого права непосредственно купцам и маклерам. Из казначейства пушнину затем продавали бы всем желающим ее приобрести русским купцам, но продать ее китайцам такие купцы могли бы только на границе Сибири с Монголией, а не в Пекине. При таких доходах с добавлением к ним поступлений от таможенных пошлин казначейство получало средства на закупку у русских купцов дополнительного количества европейских серебряных талеров (в России такие называли ефимок). Они предназначались для отправки в Пекин мелкими обозами (общей стоимостью по 30–50 тысяч рублей) и обмена на драгоценные металлы и камни, а также прочие негромоздкие, но ценные предметы торговли. Л. Ланг называл такой подход к торговле высокодоходным по определению, так как сопровождение такого малочисленного обоза выглядело делом относительно необременительным, и на сделки в Пекине потребовалось бы гораздо меньше времени, чем на сбыт нескольких миллионов шкурок ценного меха. Такая схема выглядела логичной, и ее изобретатель взял в расчет все неудобства и трудности, связанные с путешествием до Пекина, о которых он прекрасно знал не понаслышке. Он не собирался чинить препятствия частной торговле, скорее наоборот. Купцы-единоличники могли получить благоприятную возможность свободного обмена сибирскими мехами с китайцами через соперничество в этом деле с государством. Однако Л. Ланг наибольшую пользу видел в том, что государству достанутся товары, которые он называл среди самых ценных предметов китайского происхождения. То есть золото и серебро, а также прочие эксклюзивные товары. Кроме того, устраняется риск, или снижается его степень, характерный для обоза: выбытие мехов из оборота в силу их повреждения, гниения из-за проникновения влаги или повреждения молью; а также непредсказуемости обитателей маньчжурского двора и т. п.

С.Л. Владиславич-Рагузинский, М.В. Долгорукий и Л. Ланг единодушно выступили в пользу сохранения некоторой монополии за казенным обозом и введение соответствующих ограничений на частную сферу торговой деятельности. Существовала еще одна возможность, кроме простого предоставления полной свободы всем российским и сибирским купцам на передвижение, торговлю и обмен товарами там и тогда, где и когда им это представлялось целесообразным. И такая возможность заключалась в образовании частного товарищества или нескольких обществ специально для осуществления торговли с китайцами, в пределах, разумеется, ограничений, предусмотренных условиями Кяхтинского договора. Такое предложение поступило в 1711 году, и никто о нем больше не вспоминал. Однако в декабре 1728 года рижский купец еврейского происхождения некто Соломон Сампсон подал петицию на имя его императорского величества по поводу создания нескольких товариществ «свободной торговли с Китаем». На такое полезное дело наш дальновидный купец нижайше просил пособия в размере 10 тысяч рублей и разрешения для себя лично на беспрепятственную торговую деятельность на всей территории Русского государства. В обычном для России той эпохи ключе С. Сампсон привел в качестве примера деятельность голландских и английских компаний, навязавших свою торговлю народам Китая и Индии, и сделал упор на том, что Российскому государству такая коммерческая организация также сулит «громадную прибыль». Ради формирования первоначального капитала новой компании в размере 4–5 миллионов рублей требовалось привлечь российских и иностранных частных лиц, готовых вложить свои личные средства по 400–500 рублей с каждого. Распоряжение конкретными индивидуальными капиталовложениями следовало бы перепоручить на усмотрение главы компании (командира). Директоров предлагалось подобрать из числа «видных и сведущих в порученном деле» мужей страны и одного из них направить на границу служить доверенным лицом (консулом) в представительстве компании. Этому доверенному лицу следовало поручить представление в столицу подробных списков товаров компании, прошедших таможню. И эти списки сразу же передавались бы царю, чтобы ни у кого не возникло ни малейшего соблазна обмануть государство и своих совладельцев. Такой компании полагалась бы монополия на все товары, ввозимые ею из Китая, а также лицензия на свободный их вывоз за рубеж, если появляется шанс сбыть их подороже. И в заключение, чтобы развенчать наивные ожидания незамедлительных и громадных поступлений в государственную казну, С. Сампсон сразу же предупредил о том, что с самого начала поступления от таможни, скорее всего, покажутся всем очень скромными. Зато со временем, по мере роста объема торгового оборота, доход казны начнет увеличиваться на радость его императорскому величеству.

Проект С. Сампсона отложили, но 27 июля 1730 года из вновь сформированной Комиссии по торговле, организованной для пересмотра ситуации во внутренней и внешней торговле России в целом и предоставления рекомендаций по ее исправлению и усовершенствованию, поступило распоряжение в Коммерц-коллегию доложить все имеющиеся в ее распоряжении предложения, касающиеся возрождения сибирской торговли «на принципах Ост-Индской компании». В то время речи о Русской Ост-Индской компании не шло, хотя не прошло и 10 лет, как Л. Ланг вернулся к предложению С. Сампсона. Сначала проект крупной торговой компании явно оставался на стадии обсуждения в Комиссии по торговле, но позже начался усердный поиск для нее потенциальных инвесторов.

17 июля 1730 года наконец-то было обнародовано решение Сената относительно обозного дела. Вариант, предложенный С.Л. Владиславич-Рагузинским и Л. Лангом, по всей видимости, представлялся всем самым убедительным, а предложенный М.В. Долгоруким – ему уступал. На предложение С. Сампсона в тот момент вообще не обратили внимания. Государственная монополия на торговлю через Пекин, по крайней мере на время, получила импримантур (санкцию) Сената, хотя по масштабам следующий обоз на две трети отставал от обоза Третьякова – Молокова, и от его участников требовалось, в соответствии с предложением Л. Ланга, приложить гораздо больше усилий для приобретения китайского золота. Следующий обоз намечалось нагрузить товарами и серебром на 100 тысяч рублей (стоимость товаров и серебра предыдущего обоза оценивалась в 285 тысяч рублей). В том числе 50 пудов (616,5 килограмма) ефимков, а также серебряной утвари, подносов и т. д. (утвари и подносов взяли не больше 5 пудов исключительно ради пробной попытки), предназначавшихся целенаправленно на приобретение китайского золота. Серебро поступило из образованной в Москве Монетной конторы, функционировавшей в тесном сотрудничестве с Коммерц-конторой, тоже находившейся в Москве и служившей отделением Коммерц-коллегии. Так как новый обоз намечалось нагрузить гораздо меньшим количеством сибирской пушнины, все уже заготовленные, но не требующиеся меха надо было доставить в Москву для оперативной продажи через сибирское представительство. Труды Сената с этого только начинались, так как в течение полугода сенаторам предстояло издать самый полный набор инструкций для организации обоза на Пекин, какого в российской администрации еще никогда не разрабатывали.

3 января 1731 года, после заслушивания предложений представителей всех заинтересованных государственных учреждений, на свет появился подробный указ Правительствующего сената, состоявший из 18 пунктов и послуживший в некотором смысле дополнением к завершенному с его помощью предыдущему заявлению от декабря 1726 года. Теперь впервые за десятилетие прояснилась роль государства в торговле Китаем: частным лицам категорически запрещалось заниматься сбытом всего ассортимента пушнины, предназначавшегося для государственного обоза, в самом Пекине, где бы то ни было на китайской территории или через границу под страхом конфискации всех задержанных контрабандных товаров. Для пресечения каких-либо попыток оправдаться незнанием соответствующего закона поступило распоряжение довести его положений до всех жителей сибирских городов. Сами обозы (в соответствии с положениями Кяхтинского договора) следовало отправлять в Пекин один раз в три года и там осуществлять обмен доставляемых товаров на изделия местного изготовления. К тому же товарообмен предусматривался в Угре или других монгольских городах, где официально санкционировались торги. В данном указе специально оговаривался состав участников обозов. Лоренцу Лангу предназначалась служба в качестве консула, хотя по полномочиям ему доставалась должность всего лишь главного коммерческого советника, а не постоянного торгового представителя в Пекине. Ему назначили компаньона (товарища), которого должны были назначить из числа сотрудников Сибирского приказа.

Как и прежде, общее руководство сопровождавшими обоз людьми возлагалось на комиссара, хотя теперь предстояло назначить сразу двух комиссаров: одному предстояло сопровождать обоз до Пекина, и второму ставилась задача вместе с другой половиной обозников, упомянутой ниже, оставаясь в Сибири, готовить очередной обоз. Предусматривалось привлечь к делу четырех присяжных оценщиков (меньше, чем прежде), двух канцеляристов, которым поручалось заполнение бухгалтерских книг обоза и ведение всего документооборота, а также двух переписчиков и двух толмачей. Всем этим служилым людям, вопреки рекомендации М.В. Долгорукого и тому, что разрешалось Д. Третьякову в 1722 году, запрещалась какая-либо торговля за собственный счет. Зато всем им полагалось постоянное денежное содержание: Л. Лангу – 2 тысячи рублей; его товарищу – 1,5 тысячи; комиссару – 1 тысячу рублей; присяжным оценщикам – по 300 рублей каждому; канцеляристам – по 200 рублей; переписчикам – по 50 рублей; и толмачам – по 100 рублей. Всем им тоже запрещалось брать с собой какие-либо российские или китайские товары, чтобы устранить любую возможность их частной торговли и нанесения ущерба торговле обоза. Для будущих обозов предполагалась схема вознаграждения его участников через обычные договоренности между купцами-единоличниками и их представителями на месте, когда назначалась оплата услуг в виде процента от прибыли обоза или в виде постоянной зарплаты, начисляемой Сибирским приказом. Для охраны обоза от воров и разбойников назначалась сотня казаков, подобранных из числа «лучших бойцов», под руководством пятидесятника из состава Иркутского войска. Каждому казаку полагалось 12 рублей в год плюс провизия: три четверти пшеничного или ржаного зерна, полторы четверти крупы, 24 русских фунта соли в год. Их командиру полагалось всего этого в два раза больше. Продовольственный паек назначался в денежном выражении, так как казаков в пути приходилось кормить из запасов продовольствия обоза.

Л. Лангу и его товарищам делегировались полномочия на осуществление общего руководства (высшей власти) над порученным им обозом и предписывалось сопровождать его до самого Пекина. Прежде такие властные полномочия выглядели неопределенными и делились с комиссарами. В отсутствие Л. Ланга руководство обозом переходило к комиссару, хотя в любом случае ему персонально поручалась охрана обоза, а также разрешение споров и пресечение препирательств между своими людьми или между русскими и китайцами. В случае смерти комиссара в Китае на его место назначался первый присяжный оценщик до тех пор, пока второй комиссар мог принять руководство. Комиссаров обязывали принимать активное участие во всех приготовлениях и делах его обоза. Остававшийся в Сибири комиссар обязан был лично отправиться со своими присяжными оценщиками по Сибири для оказания помощи в подборе и приобретении самой качественной пушнины и прочих товаров, предназначенных для перевозки в Китай.

В Сенате делали особый упор на выбор способов, посредством которых мог осуществляться контроль и надзор над деятельностью обоза. Все меха и прочие предметы торговли, приобретенные путем покупки, – ясак или на доход с десятины (таможенный сбор или налог с оборота) для отправки в Пекин и оставленные на сибирских сборных пунктах, требовалось тщательно упаковать и промаркировать с указанием способа приобретения – покупки, ясака или на доход с десятины. Затем скрепить печатью местного поселка или города, чтобы отправить в московское представительство губернатора Сибири с приложением списка каждого предмета и указанием упаковки, в котором он находится. Эти товары требовалось отправить непосредственно в Москву без распаковки и нарушения печатей в Тобольске или Верхотурье. По прибытии в Москву товары проходили оценку в соответствии с их таможенной стоимостью и выставлялись на публичные торги. Все товары, одобренные для отправки в Пекин, и привезенные китайские товары тщательно упаковывались, опечатывались, и в заранее определенных местах хранились полные их списки с указанием каждого предмета. Копию такого инвентарного списка (описи или росписи) полагалось постоянно держать вместе с товарами обоза. После возвращения из Пекина одну копию требовалось сдать иркутскому вице-губернатору или воеводе, а вторую – отослать генерал-губернатору в Тобольск. В конечном счете она приходила в Сибирский приказ. Вице-губернатору или воеводе вместе с таможенниками поручалась тщательная сверка самих товаров и их инвентарных ведомостей с последующим подтверждением соответствия друг другу. В целях обеспечения проведения полной и добросовестной проверки чиновникам обоза вменялось в обязанность заранее предупреждать таможенных чиновников о дне, когда прибытие обоза можно ждать на таможенном пункте. Досмотру подвергались не одни только товары обоза, но также и каждый обозник и солдат на предмет попытки контрабандного провоза ими товара в Пекин или из него. В случае обнаружения контрабанды ее полагалось изымать в пользу государства, но треть ее распределялась среди тех сотрудников, кто предотвратил попытку обмана властей. Вице-губернатору или воеводе вручалась новая официальная печать обоза, а образец ее оттиска отправлялся в управления таможни Тобольска, Верхотурья и Москвы.

Канцеляристы назначались для постоянного ведения приходных и расходных книг, в которых регистрировались все факты продажи, покупки, обмена или расходования средств, в том числе пошлины, внесенные при въезде в Пекин или отъезде из него с подробным указанием адреса места совершения сделки. Сами эти книги требовалось передавать в Сибирский приказ, подробное извлечение из них – в Ревизионную коллегию и сокращенный вариант – Правительствующему сенату. Точно такой же учет велся участниками предыдущего обоза Третьякова – Молокова.

Такими выглядят общие инструкции и указания, принятые к исполнению в 1731 году для всех будущих обозов. Хотя 17 из 18 разделов указа касались казенных обозов и механизмов, с помощью которых намечалось предохранять и укреплять торговую монополию государства, в одном лаконичном разделе, стоящем последним, наконец-то признавалась ценность для государства частной торговли, весьма убедительно отстаиваемой М.В. Долгоруким. Сибирскому приказу в дополнение к отправке следующего и будущих обозов поручалось пристальное наблюдение за воздействием государственной монополии на частную торговлю с китайцами и монголами. Речь идет о том, чтобы «не слишком обременять» ее тогдашним восстановлением той же монополии. В Сенате к тому же пообещали в неопределенном будущем принять меры по созданию более благоприятных условий торговли для купцов-единоличников России.

Данным указом менялись и расширялись положения декрета 1730 года, которым открывалась подготовка очередного обоза, в двух направлениях. Предыдущим декретом предусматривалось доставить в Пекин грузов и серебра на общую сумму 100 тысяч рублей; теперь же сумма назначалась существенно больше. Хотя если на нее ориентироваться, то она все еще уступает финансовому показателю обоза Третьякова – Молокова. Сенатом теперь разрешалось обозникам взять с собой товаров, главным образом сибирской пушнины, не больше чем на 100 тысяч рублей, зато санкционировалась, кроме того, перевозка ефимков и серебра еще на 100 тысяч рублей, или такое количество, какое в Сибирском приказе сочтут полезным. Руководство Сибирского приказа предупредили свято хранить в тайне точное количество серебра, фактически отправленного в Пекин. Из Монетной конторы предоставили ефимки и серебро, по мере возможности, частично оплаченные Сибирским приказом в российской валюте, а остальную сумму зачислили в приказе на счет обоза. Как оказалось, Монетной конторой выдано ефимками на 100 тысяч рублей, которые весили почти 375 килограммов, и по курсу тогдашних российских бумажных денег они стоили 114 893 рубля, то есть в три раза превысили изначально запланированную сумму.

Из Сената поступило распоряжение комиссару обоза прихватить с собой для обучения наукам в Китае четверых молодых – студентов из Академии наук дворянского сословия, изучавших геометрию и тригонометрию, которым теперь предстояло лично познакомиться с жизнью и деятельностью обоза в пути. На тот случай, если студенты, оставленные в Пекине в предыдущий раз, закончили обучение китайскому языку, их следовало забрать в обоз на место четырех данных стажеров. Если курс их обучения еще не завершился, то одного или двух из этих юношей можно было оставить в Пекине для непосредственного освоения секретов торговли с китайцами.

Структура торговли в Пекине, сложившаяся там прежде в начале 1731 года, изменилась совсем незначительно, и она оставалась по сути той же самой на протяжении еще 25 лет, то есть для пяти русских обозов, прибывших в китайскую столицу за это время. Вельможи Сената и Верховного тайного совета решительно ухватились за данный важный торговый путь, а также за один из самых надежных для России источников слитков благородных металлов и рынков для сбыта сибирских мехов. Даже не пытавшейся распоряжаться всеми сибирскими запасами пушнины, что представлялось напрасным занятием в силу ничтожной концентрации государственных чиновников, войск и таможенных управлений на громадных просторах Сибири, администрации Санкт-Петербурга в целом удалось сохранить собственное практически отжившее предприятие. Даже для России XVIII века структура обоза представлялась устаревшей и иррациональной. Одна только задача в виде приобретения слитков благородных металлов сама по себе выглядела архаизмом; доходы государства в виде таможенных поступлений от укрепления и поощрения частной торговли, безусловно, выросли бы несравнимо, причем при меньших денежных вложениях. Хотя слитки обычно использовались для чеканки монет. Похоже на то, что все последующие обозы принесли только финансовые убытки, если посчитать все затраты на них, включая накладные расходы, без которых не могли обойтись в Сибирском приказе и прочих государственных ведомствах Москвы, Санкт-Петербурга, Тобольска, Иркутска. Что же касается самих обозов, то организация их под руководством единственного ответственного чиновника, отвечающего за все от накопления товаров до их доставки к месту торгов, а также сбыта в Москве или Санкт-Петербурге, превратилась в неуклюжее и обременительное дело.

Однако в пределах положений Кяхтинского договора, которыми разрешался только единственный обоз определенного размера раз в три года, возможный альтернативный вариант состоял в том, чтобы уполномочить частную компанию или товарищество на ведение торговли. Причем со всеми вытекающими из такого занятия рисками, связанными с государственными проверками, и с единственной надеждой на полное и справедливое налогообложение. Как нам предстоит убедиться позже, такой выбор не стал реальностью просто из-за отсутствия инвесторов, способных вложить в нее необходимые капиталы. Обозы, напоминавшие о галеонах курсом на Манилу, продолжали преодолевать многотрудный путь до Пекина и обратно.