Текст книги "Всюду кровь"

5

19 октября

Когда Миро проснулся, голова у него трещала, во рту было горько. Он откинул одеяло, открыл окно. Шел мелкий, теплый дождь. Миро вернулся в постель. Лемюэль растянулся в ногах кровати – уложив морду между лапами, он с укоризной глядел на хозяина: «Ну что, когда уже? Я есть хочу!»

Миро сдался и нетвердыми шагами отправился в кухню. Селим заботливо оставил на столе хлебцы и масло; кофе еще не остыл. Миро открыл банку собачьего корма, выложил его в тарелку, стараясь не вдыхать отвратительный запах. Лемюэль тут же принялся есть, не выказав ни малейшей благодарности: лучший друг собаки попросту выполнил свой долг.

Зазвонил телефон. Миро бросился к аппарату. Нелли! Это может быть только Нелли!

– Алло?

Звонила женщина; голос у нее был немного шепелявый. Она представилась: Эмильена Багу. Она приходила к нему на набережную, а теперь прочла его объявление. Она живет на улице д’Опуль, дом 52, шестой этаж, последняя дверь направо. Не мог бы он зайти днем? Она предлагает выгодную сделку: у нее есть на продажу старые книги, издание Жюля Верна с золотым обрезом – почти все собрание, кроме одного романа.

Миро ответил, что зайдет часов в одиннадцать: принесет ей два экземпляра «Двадцати тысяч лье под водой» из «Зеленой библиотеки»[18]18
  * Книжная серия для детей и подростков, которую с 1923 г. выпускает издательство Hachette.


[Закрыть] и биографию Луизы Мишель, написанную неким Фернаном Планшем. Это все, что он пока сумел найти.

Выгуляв Лемюэля, он сходил за продуктами, вернулся, выпил две чашки кофе и набрал номер Нелли. Сработал автоответчик, и он тут же повесил трубку: пусть Нелли не надеется, что он станет ее умолять – не дождется. Разочарованный, злой на себя самого, он запер дверь квартиры и сбежал вниз по лестнице; едва не упал, увидев, что надел разные носки – один белый, другой зеленый.

На углу улицы Траверсьер он – слишком поздно – заметил, что прямо на него идет Блез де Разлап со своим Бобби и его хвостиком.

– Добрый день, мсье Жасси, что за отвратительная погодка, а?

– Да уж, лучше и быть не могло, – буркнул Миро.

– По телевизору всё говорят об азорском антициклоне – смех, да и только! Мы еще заплатим за это тепло: зима будет суровой.

– Просто удивительно, как много вы знаете.

– Тут надо благодарить мои мозоли: они всегда болят к дождю.

– Я как раз иду купить себе зонт, – бросил Миро напоследок и направился к метро.

На пустынной платформе станции «Урк» к Миро привязался озлобленный бездомный.

– Подай мне что-нибудь, пока не помер!

Миро бросил ему в карман монетку.

– Спасибо. Пусть у тебя будут пышные похороны, – кланяясь, сказал ему бездомный.

На углу улицы д’Опуль Миро заметил на потрескавшейся стене дома надпись, сделанную баллончиком с краской:

Тихая поступь домашних туфель страшнее громыхания солдатских сапог.

Он задумался над справедливостью этой фразы – она показалась ему пророческой – и едва не пропустил дом номер 52.

Едва переводя дыхание, утирая со лба пот, Миро прошел по темному коридору шестого этажа и остановился у последней двери справа. Звонка не было. Он постучал и тут же услышал яростный собачий лай, а следом – хриплый женский голос:

– Замолчи, Тоска! – и тут же тоном выше: – В чем дело?

Миро подумал, что такой голос наверняка подошел бы поджарому волку из мультфильмов Текса Эйвери. Дверь приоткрылась, из-за нее показалось сварливое, угловатое, испещренное морщинами лицо, наполовину скрытое выбившимися из-под сеточки белыми прядями волос.

– Вы по какому делу?

Толстая, рычащая немецкая овчарка просунула морду в дверь, которую ее хозяйка придерживала ногой в теплой домашней туфле.

«Это не рыжеволосая женщина, – подумал Миро, – похоже, я ошибся».

– Извините, я ищу мадам Багу.

– Это я, что вам нужно?

– Сегодня утром мы с вами говорили по телефону, я…

Она не дала ему закончить:

– А, так вы из Общества защиты животных! Долго же вас пришлось ждать! Замолчи, Тоска! Не знаю, с вами ли я говорила, и обижать вас мне совсем не хочется, но уж простите, надо быть полным идиотом, чтобы не понять, что дело срочное. Она уже неделю не открывает ставни, но раз в два дня все равно тащит в дом по паре сумок с опилками – уж точно не для растопки! Замолчи, Тоска! Скажите, вот скажите, сколько, вы думаете, у нее там кошек? Четырнадцать, да-да, и она их не ест, они там просто живут, а если вы думаете, что я вас обманываю, спросите у ее соседки, у которой водянка, она не встает с постели, но слышит мяуканье за стеной. А запах, это просто кошмар какой-то! Замолчи, Тоска! Я даже окно в квартире не могу открыть из-за этой вони. Я люблю животных, но ведь за ними надо убирать! Или взять этого Бурдуэна, со второго этажа – пьет, как сапожник, и еще завел себе пару лаек, так они худющие, что твоя смерть, потому что все деньги он тратит на бухло, а если что остается, так он то мопед себе купит, то шмотки какие модные, и еще долгов наделает, но вот чтобы собак покормить – это нет, даже не надейся. Займитесь-ка и им тоже, потому что, повторю вам еще раз, если бы не такие, как я, вы бы в своей конторе так и продолжали бы издеваться над простыми людьми! Замолчи, Тоска!

Потрясенный Миро вынужден был выслушать ее излияния, поскольку, как он ни пытался, он не сумел вставить ни слова. Он пристально глядел на отвислые щеки женщины, вздрагивавшие всякий раз, когда она выплевывала очередную фразу, будто бы отрубая ее ножом, и с тоской размышлял о печальном уделе плоти. Интересно, была ли эта тетка в молодости хоть чуточку привлекательной? Неужели и сам он однажды превратится в подагрического старика? Воспользовавшись наступившей тишиной, Миро осторожно заметил:

– Наверное, вы ошиблись, я не из…

– Вы не из Общества защиты животных? – вскрикнула Эмильена Багу.

– Нет, я…

Дверь захлопнулась у него перед носом. Он глубоко вдохнул и постучал снова. Раздался жуткий собачий лай. Из-за деревянной двери послышался приглушенный, угрожающий женский голос:

– Замолчи, Тоска! Не могли, что ли, раньше сказать! Уходите! У нас в районе завелся маньяк, который душит одиноких женщин! Вы что же, думаете, я после этого вас впущу?

– Я принес вам книги, Жюля Верна…

– Продайте свое дерьмо кому-нибудь другому!

Миро осознал всю нелепость своего положения: эта безумная старуха над ним издевалась. Он едва сдержался, чтобы не швырнуть книги в закрытую дверь. Ему хотелось лишь одного: бежать прочь из этого дома, насквозь пропахшего жавелевой водой и прогорклым маслом. Спустившись по лестнице до четвертого этажа, он наткнулся на женщину в красном плаще с двумя корзинами, полными продуктов: она преградила ему путь. Она подняла на него очень худое лицо, рассмотреть которое мешали огромные очки в форме бабочки. Волосы женщины были повязаны платком с узором из божьих коровок. Миро попытался ее обойти, но она поставила свои корзины на пол и окончательно перегородила проход.

– Вы случайно не от мадам Багу?

– Да, но…

– Вы ведь букинист, да? Это я вам звонила. Так глупо, я опоздала – задержалась на рынке. Думала встретить вас у дверей ее квартиры.

– Вы?

– Да, это из-за ненормальной, что живет у старухи, ее зовут Амели Ногаре, как она говорит. Когда я увидела ваше объявление, сразу поняла, что речь о ней, но, видите ли, ее сейчас нет, так что я решила сама вам позвонить и встретиться с вами. Я назвалась именем мадам Багу, потому что сама здесь не живу.

– Ничего не понимаю.

– Все очень просто. Амели Ногаре – это такая странная особа, никогда не здоровается, будто бы язык проглотила. Она сняла комнату у Багу – неофициально – и живет там, не платя никаких налогов. Мне-то на это плевать, я думаю, что налоговая служба… Впрочем, неважно. Так вот, эта Ногаре приходит раза два-три в месяц только переночевать, а в остальное время она живет в Руане – во всяком случае, она так говорит. Ой, извините, я ведь даже не представилась, меня зовут Шарлин Кросс, а вы ведь месье Жиро Масси, так?

– Жасси, Миро Жасси, – поправил Миро, нервно ухмыльнувшись. – Так что с книгами на продажу?..

– Это я сказала, чтобы вы пришли, потому что, знаете, эта Амели Ногаре меня до смерти пугает – такая рыжая и очень похожа на ведьму. Забыла сказать, я хожу к старухе помогать по хозяйству, немного готовлю, иногда делаю ей массаж спины – хотя с бóльшим удовольствием сделала бы его какому-нибудь красавцу мужчине…

Миро промолчал.

– Так вот, какое вышло странное дело. Вся комната этой девицы завалена книгами – они везде: на кровати, на комоде, на полу, целые стопки, – а название у всех одно и то же! Это уж как-то не по-христиански, может, она наркотиками торгует? Я видела фильм по телевизору, так там наркотики прятали в книгах и продавали…

– А название какое?

– Фильма? Забыла.

– Нет, книг.

– Мм… черт, на языке вертится, что-то про воду… да… извините… да, вода, так и есть! «Двадцать тысяч чего-то там под водой», всех форматов, большие, маленькие, толстые, тонкие. Говорю вам, если эта Амели Ногаре шизанутая, меня это не удивит. Как-то раз я решила за ней проследить. Понимаете, мне хотелось разобраться. Ну уж она меня и заездила! Хотя, конечно, это неплохо для здоровья, и к тому же Ботанический сад мне нравится, хорошее место для прогулок, самое то для красивой девушки вроде меня…

Она замолчала, желая убедиться, что Миро понял ее намек.

– Куда она ходила?

– Ну же, не так скоро, мы едва знакомы. Надо бы мне попридержать язык, моя матушка часто говорила: «Шарлин, язык у тебя такой длинный, что ты вполне можешь облизать себе задницу», она, как видите, любила пошутить.

Миро вздохнул: он все понял. Он вытащил кошелек, где лежало две бумажки по сто франков, и отдал одну из них Шарлин Кросс. Та улыбнулась и продолжила:

– Мы вышли на улицу по другую сторону Ботанического сада, прошли мимо мечети. Такой интересный квартал, настоящее путешествие – и ехать никуда не надо, потому что, знаете, я все мечтаю поехать в Турцию, но у меня нет денег. Дальше был перекресток, а за ним – крытый рынок, отреставрированный, очень симпатичное место: там теперь рядом неплохие квартиры, только, знаете, не для простых людей. Амели Ногаре зашла в фотоателье напротив рынка. Я ждала ее минут двадцать, не меньше, но она так и не появилась. Я подошла ближе, будто просто иду мимо, а внутри была только продавщица.

Миро достал блокнот и ручку.

– Так как, вы говорите, зовут эту рыжеволосую женщину?

– Ногаре, Амели Ногаре. Я-то ее не знаю, все, что мне известно, – она лифчиками торгует. Странная работа, с ее-то внешностью, потому что, откровенно говоря, сиськи у нее вовсе отсутствуют!

– Спасибо, – сказал Миро и начал спускаться.

Перегнувшись через перила, Шарлин Кросс крикнула:

– Может, выпьем кофе? Я только занесу сумки к мадам Багу. Я мигом.

– Простите, но стофранковые купюры не растут на деревьях. Мне надо работать.

У входной двери Миро столкнулся с двумя лайками и лысоватым человеком, не слишком твердо державшимся на ногах. Миро посторонился, давая им пройти. Он был совершенно растерян. Дождь его немного освежил.

В метро Миро сел напротив двух девчушек, с немым восторгом разглядывавших в журнале фотографии какого-то бойз-бенда. Глянув мельком на фотографии, Миро подумал, что красивые парни с безволосыми торсами наверняка совершенствуют свои вокальные данные посредством усердных тренировок в спортзале. Он выпрямился, расправил плечи. Он отлично знал, что его внешность не производит большого впечатления на представительниц противоположного пола; неужели упражнения с гантелями способны повысить его шансы нравиться женщинам? «Я с удовольствием сделала бы массаж какому-нибудь красавцу мужчине», – сказала Шарлин Кросс. Миро вздрогнул. Нет, не таким женщинам! Что-то не давало ему покоя – какая-то деталь из потока обрушившихся на его голову абсурдных фактов. Он никак не мог понять, какая именно. Пора прекращать, это дело превращается в настоящий фарс. Пусть расследованием занимаются полицейские.

Тревога комом застряла у него в горле. Его лучшего друга, брата женщины, с которой он вместе жил, убили, а полицейские даже не подумали его допросить. Почему? Нелли сказала ему, что тело Ролана пролежало в закрытом магазине трое суток. Значит, убийство произошло в прошлое воскресенье или в понедельник. Он попытался вспомнить, чем занимался в эти дни. Как и всегда, уходил на набережную, оставался там с десяти утра до сумерек, а затем возвращался прямиком на улицу Кремьё – вот только никто не смог бы подтвердить, что он там и оставался. Никакого алиби. Отлично, Миро!

Интересно, он в списке подозреваемых? Следят ли за ним? Миро оглядел сидящих вокруг пассажиров: все погружены в себя, избегают смотреть друг на друга. Прослушивают ли его телефон? Если да, то они должны быть в курсе истории с Жюлем Верном… если только вся эта история не была тщательно спланирована и разыграна для того, чтобы его раскусить…

«Миро, кончай уже читать все подряд. У тебя башка совсем не варит!»

В голове гудело. Что за бессмыслица. Он с трудом представлял себе, что какая-то женщина-полицейский сыграла роль Шарлин Кросс, желая таким образом вывести его на чистую воду. Или это был мужчина? Идея его позабавила, он усмехнулся. Шарлин Кросс! Здесь что-то не сходится: на этот раз он был в этом уверен. Он едва не проехал свою станцию.

Он пересек Госпитальный бульвар. Работать совсем не хотелось, а дождливый день дал ему возможность безо всяких угрызений совести заняться другими делами. Ботанический сад был в двух шагах, Миро снова вспомнил о Шарлин Кросс. А если он и правда найдет то фотоателье? Нет, сначала нужно все обдумать. Он вспомнил об оранжерее с тропическими растениями: место из другого мира и другого времени, где к тому же всегда тепло. Оранжерея еще закрыта – он как раз успеет поесть в мечети тушеного мяса с овощами.

На улице не переставая лил дождь, закрытые ставни и задернутые шторы создавали в спальне полумрак. Лежа под стеганым одеялом, Эмильена Багу блаженствовала в предвкушении послеобеденного сна. Она съела целую тарелку почек с макаронами и ощущала приятную тяжесть во всем теле. Она уже задремала – но вдруг в ужасе очнулась: в комнате слышалось чье-то легкое дыхание.

– Тоска? Это ты, Тоска?

Она вспомнила, что заперла собаку на кухне. Прислушалась, широко раскрыв глаза от страха. Приподнялась, захлопала по столу в поисках выключателя. Набравшись смелости, включила ночник и с облегчением вздохнула:

– А, так это вы! Вы меня испугали. Но… как вы вошли?

Шарлин Кросс стояла примерно в метре от кровати. Она сняла плащ и осталась в облегающем платье: теперь она казалась еще более худой. Улыбнувшись старухе, она размотала платок и распустила отливающие синевой волосы, уложенные в высокую прическу, затем подняла руку, быстрым жестом сорвала с головы парик и бросила его на кровать. В бледном свете ночника заблестел голый череп. Старуха застонала. Продолжая улыбаться, Шарлин Кросс ухватилась большим и указательным пальцем за свой нос и с сухим щелчком оторвала его. Эмильена Багу раскрыла рот – в горле у нее что-то булькнуло. Она повалилась на подушки, вытаращив глаза от ужаса, не чувствуя, как ей в вену воткнулась игла, и тут же заснула.

– Привет от Мари-Джо, – прошептала Шарлин Кросс.

Сев на корточки, она вытащила из кармана плаща пластиковый пакет. Улыбнулась, увидев на пакете логотип с надписью «Наслаждение фруктами». Наклонилась к неподвижному телу старухи, натянула пакет ей на голову и завязала ручки под подбородком. Отступила назад, а затем подняла найденный в одном из кухонных шафов нож. Ударила изо всех сил, так, что нож пронзил одеяло и воткнулся в неподвижное тело.

«Забавно, – подумала она, вновь замахиваясь ножом, – ты чего-то страстно желаешь, постоянно думаешь об этом, но в момент, когда это происходит, не чувствуешь и десятой доли того наслаждения, которое предполагал испытать».

Кровь медленно пропитывала одеяло. Она сняла с головы латексную шапочку, взъерошила волосы, забрала шприц, парик и накладной нос, убрала их в сумку. Перед тем как надеть плащ, она в последний раз обернулась и осмотрела труп.

– Ты ведь знала, старушка, что слишком длинный язык укорачивает жизнь.

Положив на широкую грудь покойницы третий том «Отверженных» и «Пятьсот миллионов Бегумы», она выпустила из кухни собаку, вышла из квартиры, заперла за собой дверь и сняла перчатки.

Уронив голову на грудь, Миро сидел под гигантскими пальмами, верхушки которых упирались в стеклянную крышу оранжереи. Неподалеку, в гроте, шумел небольшой водопад. Миро виделся белый песок, тропический лес, серебристые волны океана. Две обнаженные, соблазнительные смуглые девушки неспешно обмахивали его веерами. Миро погружался в сон, где красное солнце в последний раз освещало все вокруг, а затем садилось за горизонт. Внезапно его яркие лучи исчезли, а на их месте возникла рыжеволосая ведьма в очках – взлетев на верхушку минарета, она насмешливо закричала: «Я мечтаю поехать в Турцию, но у меня нет денег!»

Миро подпрыгнул, видение рассеялось, но голос остался, завертелся у него в голове, назойливый, как комар. Голос Шарлин Кросс! И вдруг он понял, что вовсе не ошибся: у этой женщины был едва заметный дефект произношения, она заменяла свистящие согласные шипящими. Миро осознал, что этот дефект напоминает ему о ком-то, с кем он когда-то был знаком, но он никак не мог вспомнить лицо и имя. Чем больше он пытался сконцентрироваться и припомнить, тем больше нелепых образов проплывало у него перед глазами: пляж, пальмы, Гоген, мерзкая улыбка Фрогги, Бобби и его обрубок хвоста, близнецы-инопланетяне. Он направился к выходу из оранжереи, испытывая раздражение, знакомое человеку, у которого спина чешется в таком месте, до которого он никак не может дотянуться.

«Хватит, забудь об этом, – сказал он себе. – Сейчас приеду домой, выгуляю Лемюэля, приму душ, выпью коньяку, послушаю Сару Вон[19]19
  * Сара Вон (1924–1990) – одна из самых популярных американских джазовых певиц ХХ века.


[Закрыть], а когда в голове у меня прояснится, приму решение».

Оказавшись дома, он вдруг испытал тревожное чувство одиночества. Уставившись на телефон, он несколько раз произнес имя Нелли: он был готов на любые унижения, лишь бы снова увидеть ее. Впрочем, он тут же вспомнил о том, какая пропасть их разделяет, и передумал ей звонить. Он страшно устал – до ломоты в костях. Надо поспать перед ужином, это позволит ему собраться с мыслями.

Квартиру наполнил полумрак, играла тихая музыка Дебюсси. Миро растянулся на кровати и принялся перебирать в уме события последних дней. Он ощущал необъяснимое беспокойство, которое постепенно рассеивалось, превращаясь в дремоту, почему-то имевшую горький привкус.

Спать. Миро выключил радио.

Уже знакомые ему сны, заполнявшие его одинокие ночи, завладели им, коварно проникли в его сознание, превратившись в вихреподобные эротические мечтания, и поглотили его целиком.

Автомобили выстроились в нескончаемые очереди, толпы служащих, вышедших с работы, устремились к входам в метро, жители пригородов осаждали вокзалы. Девушка в наушниках свернула на Лионскую улицу. Проходя мимо китайского ресторана под названием «Башня желаний», она загадала, чтобы исполнилось то, чего ей хотелось больше всего на свете.

Выйдя на узкую тихую улочку, застроенную невысокими домами, она столкнулась со стариком, выгуливавшим пса, и ей вдруг показалось, что она в деревне.

«Что за чудесное место!» – подумала она, глядя на выстроившиеся вдоль тротуара горшки с цветами и кустами.

Найдя нужный дом, она вошла в подъезд. Взглянула на фамилии жильцов на почтовых ящиках и подсчитала, что Миро живет на третьем этаже, а старик с собакой прямо над ним.

6

20 октября

Миро очнулся и сразу понял, что еще не до конца протрезвел. Было тяжело дышать. Сквозь шторы пробивался серый рассвет. Сидящий у изголовья Лемюэль тут же принялся гипнотизировать хозяина.

– Сейчас, старик.

Начать новый день было так же непросто, как завести автомобиль в далеком 1910 году. Для этого требовалась огромная энергия: приходилось снова и снова крутить маховик. Мотор плевался, чихал, замолкал, оживал вновь и, наконец, сдавался.

– Знаешь, Лемюэль, мне кажется, я страшно одинок. Но тебе-то наплевать, да? Поесть, побегать, поспать да получить свою порцию нежностей – вот и все, что тебе нужно в жизни!

Лемюэль зевнул и резко обернулся: в дверь постучали.

На пороге стоял Блез де Разлап: сейчас он больше всего походил на пойнтера, сумевшего взять след.

– А, мсье Жасси, рад, что вы дома. Вчера вечером одна дама оставила для вас пакет, она просила передать его вам лично в руки. Дело, похоже, срочное. Я ждал вашего прихода до вечерних новостей, но потом лег спать – у меня ведь режим.

– Вчера вечером? Но вчера я был дома, я рано вернулся, часов в шесть.

– Наверное, вы не слышали, как она стучала, или были слишком заняты, чтобы открыть, – хитро ухмыляясь, предположил старик.

– Простите?

– Нет-нет, ничего.

– Хотите кофе?

– Нет, нет, Бобби пора пописать…

– Она назвала свое имя?

– Нет, а я не осмелился ее спросить.

– Как она выглядела?

– Даже не представляю. С этим таймером свет постоянно отключается, нам всем следовало бы собраться и написать письмо домовладельцу. Она была одета так, как теперь одевается молодежь: джинсы, вязаная шапка, на шее наушники – знаете, эти устройства, от которых портится слух. Вы поняли, кто это?.. Нет, не поняли?

Миро вздрогнул.

– Вязаная шапка? Вы уверены?

– Открою вам секрет, мсье Жасси. Прическа женщины оказывает на меня совершенно особое воздействие. Это первое, на что я всегда смотрю. Та девушка была в вязаной шапке с отворотом, так что я не увидел ни единой прядки ее волос. – Он наклонился к Миро и игриво шепнул: – Кажется, мсье Жасси, вы тот еще дамский угодник!

– Ничего не могу поделать, женщины за мной так и вьются, – буркнул Миро, закрывая за стариком дверь.

Он положил сверток на стол. Ему хотелось открыть пакет – и в то же время вовсе не хотелось этого делать. Пока не доказано иное, он свободен: никакие девицы в шапках не могут заставить его беспрекословно им повиноваться.

Лемюэль бросил на него жалобный взгляд. Он потянулся, проскользнул передними лапами по паркету прихожей, в то время как задние лапы так и остались на месте, подобно ножкам стула.

– Ну-ка, хватит! Делай как я, терпи!

Пес поднялся и с неохотой отправился следом за ним на кухню. Миро подогрел кофе. Стоя у раковины, он смотрел на улицу. Он видел, как Блез де Разлап торопливо потащил в сторону своего Бобби, не желая столкнуться с выходившим из дома Баширом.

Внезапно Лемюэль тревожно застонал и забился под диван. Миро улыбнулся, глядя на расплывающуюся у плиты лужицу мочи; каким бы ни был исход, в конце всегда ждет облегчение. Он взял чашку и сел за стол. Ощупал пакет, сорвал скотч и развернул бумагу. Внутри обнаружилась довольно часто встречающаяся книга серии «Нельсон»[20]20
  * Книжная серия карманного формата, выходила с начала XX века до 1930-х гг.


[Закрыть]: Виктор Гюго, «Отверженные», том III. На форзаце черным маркером были крупно написаны числа: 462 463.

Миро открыл страницу 462. Некоторые слова были подчеркнуты красным. Ему потребовалось несколько минут, чтобы сообразить, что вместе они составляют вполне связное предложение. Он схватил карандаш и переписал предложение на газетном листе:

«Анжольрас… оттолкнул ногой труп… Анжольрас… сказал… то, что сделал этот человек, гнусно… Вот почему я убил его…»

Он шепотом перечитал все предложение целиком. Ему казалось, что он глядит в мутную воду и видит в ней неясные, угрожающие отражения. Кто-то пытается заставить его куда-то пойти. Но кто? Девушка в шапке? Или же она всего лишь посредник, посланник?

Анжольрас! Нужно подумать, понять, что скрывает это имя!

Миро закрыл глаза. Он понимал, что этот отрывок из «Отверженных» был сознательно подобран таким образом, чтобы заставить его вспомнить о том, как он любит загадки. Тот или та, кто оставлял метки на его пути, знали о его слабости: раскрывать тайны, находить ошибки, выявлять правду… Эта идея поразила его подобно молнии. Проблема предстала под иным углом. Он отодвинул стул, подошел к кое-как уложенным в стопки книгам у дальней стены комнаты: как же глупо будет, если здесь не найдется романа Гюго!

Разбросанные по полу пыльные книги складывались в шаткие груды. Лемюэль решил было высунуться из-под дивана – но в двух сантиметрах от его носа тотчас же приземлился словарь «Ларусс».

– Вот они! – воскликнул Миро, вытаскивая пятитомное издание «Отверженных», скрывавшееся за внушительным томом «Путеводителя растерянных»[21]21
  * «Путеводитель растерянных» – главный труд еврейского философа Маймонида (ок. 1138–1204).


[Закрыть].

В голове бешено стучало, пока он исследовал оглавления всех пяти томов.

Он обнаружил посвященные Анжольрасу фрагменты в четвертой части II тома, носившей название «Друзья азбуки».

Анжольрас был очаровательный молодой человек, способный на жестокость. Он был прекрасен, как ангел. Он походил на Антиноя, но только сурового…

– Вылитый я, Лемюэль! Только вот мне нравятся женщины. Слушай дальше:

«По задумчивому блеску его глаз можно было подумать, что в одной из прежних жизней он уже пережил Апокалипсис…»

Миро вздрогнул. Отрешившись от реального мира, он перечитал предложение, сконцентрировался на пяти словах, которые он несколько раз повторил про себя: «В одной из прежних жизней… в одной из прежних жизней…» Эта мантра увела его далеко-далеко, в неизведанные края, где слышались далекие отголоски: прежняя жизнь… реинкарнация… я – реинкарнация Луизы Мишель… Луиза Мишель. Возникшая перед его глазами мутная картина постепенно прояснялась.

Темный коридор… Ворчливая старуха… Щелкает дверной замок… Он стоит посреди коридора, сжимая в руке три книги… Поднимает руку, останавливается, убирает книги в сумку…

Движимый одним из тех озарений, которые, казалось, определяли всю его жизнь, Миро бросился в спальню и вывалил на кровать все содержимое своей сумки. Отбросил два тома Жюля Верна из «Зеленой библиотеки» и схватил «Жизнь пылкой и бесстрашной Луизы Мишель». Миро принялся лихорадочно листать книгу, пропустил неловкие слова благодарного автора о «доброй Луизе» и тут же наткнулся на следующие строки:

Повесть «Отблески во мраке», получившая подзаголовок «Хватит глупцов, хватит сумасшедших», была напечатана в первые годы ее деятельности под псевдонимом Анжольрас: этим именем она подписывала статьи в «Гласе народа», газете, которую издавал ее друг Жюль Валлес.

– Анжольрас – Луиза Мишель… Рыжеволосая женщина! – выдохнул Миро.

Он продолжил читать и с изумлением узнал, что в действительности именно Луиза Мишель написала «Двадцать тысяч лье под водой». Ей срочно были нужны деньги, и она якобы продала Жюлю Верну неоконченную рукопись за сто франков, а тот уже дописал книгу, попросту добавив в нее несколько глав.

– Что за новости! – пробормотал Миро. – Никогда о таком не слышал!

Он наклонился, вытащил из кармана куртки блокнот и перечел то, что ему удалось узнать у Шарлин Кросс: «Рыжеволосая женщина = Амели Ногаре. Продавщица в магазине бюстгальтеров. Фотоателье напротив крытого рынка в районе улицы Муфтар».

Миро взглянул на послание, записанное на газетном листе, подставил на место Анжольраса Амели Ногаре. Амели Ногаре оттолкнула ногой труп… Он испытывал странное чувство отстраненности – как будто бы он оказался вдали от собственного тела. Рука его непроизвольно рисовала лабиринты, наполненные бабочками, летучими мышами, мохнатыми пауками. Где-то в голове мелькало одно слово: «ТРУП… ТРУП…» Он сжал ладонями лоб: «ТРУП… РОЛАН… В холодильной камере лежит труп человека по имени Ролан Френель». Кто-то использовал нож и пластиковый пакет, чтобы уничтожить все желания, все чувства, переполнявшие этого человека, оставить от него лишь обескровленное, обреченное на гниение тело!

Миро поморщился: в груди словно застрял ком. Образ задохнувшегося, запертого в отсеке холодильной камеры Ролана внушал ему ужас. Он подошел к окну, высунулся наружу, жадно вдохнул. Внезапно он ощутил боль в спине, согнулся, скорчился, неумолимо возвращаясь к источнику всех своих мучений… Лето в лагере, когда ему исполнилось десять… Нормандский пляж. Он различил расплывчатый образ: серое небо, два светлых силуэта – его приятели Рене и Фредди.

– Вдох, выдох! Вдох, выдох! Раз-два, раз-два!

Грудные клетки надувались до отказа и тут же сдувались, подобно воздушным шарам. Взвод мальчишек в плавках строем шел за вожатым.

– Выше колени!

От строя отделились три фигурки.

– Быстрее, ребята! Спрячемся среди укреплений, там нас оставят в покое!

Самый младший резко остановился перед огромным бетонным кубом, выросшим у кромки пляжа.

– Я вас тут подожду. Неохота подрываться на немецкой гранате.

– Ну ты и дурак, Рене, – бросил Фредди. – А ты, Миро? Наверняка тоже боишься лезть в задницу к Гитлеру!

Миро помедлил. В стене бункера чернела дыра, коридор за ней уходил куда-то под землю. Бездонный колодец.

– Будь у нас веревка и фонарь, я бы пошел.

– Ну ясно, ты тоже боишься!

– Нет, не боюсь. Вот тебе доказательство.

Он уселся на корточки на самом краю узкого прохода и поехал вниз. Было весело – как катиться с горки.

Внезапно горка закончилась, коридор стал отвесным. Он попытался затормозить ногами, совершенно растерялся, не сумел ни за что зацепиться и рухнул вниз.

Удар. Песок на зубах и эта боль в лодыжке. Он попытался встать. Лицом уткнулся во что-то шероховатое, холодное, липкое. Он заорал. Из груди вырвался лишь слабый писк.

Тишина.

Клейкая тьма наполнила его легкие, глаза, уши. Ужас медленно сжал горло удавкой. Он оказался в плену. Он погиб. Над ним сомкнулся мрак.

Его вытащили, лишь когда уже стемнело.

Миро смотрел на темное безоблачное небо, крыши, трубы, телевизионные антенны. Мучивший его с детства жуткий страх перед закрытым пространством рассеялся, ему на смену пришел глухой гнев. Он закурил. Рыжеволосая женщина по имени Амели Ногаре убила Ролана. Что за преступление он совершил, чтобы жизнь решила так с ним обойтись?

– Надо бы наведаться в это фотоателье, – громко сказал он.

Звучание этих слов наполнило все его существо новыми силами. Он заметил красноречивый взгляд Лемюэля. Задумался. Здравый смысл не советовал ему совершать бессмысленных поступков лишь ради того, чтобы доказать себе самому, что он на что-то способен.

Ну и черт с ним!

Он затушил окурок в чашке с кофе.

На улице было тепло. Миро с удовольствием пошел пешком – по улице Декарт, затем по Муфтар. Он часто бывал в этом квартале в часы, когда на рынке кипит жизнь. Звуки, цвета рынка порой представлялись ему декорацией, построенной для съемок какого-нибудь фильма – но теперь, ранним утром, все выглядело иначе. Ему вдруг показалось, что он – путешественник, сбившийся с пути в далекой стране. Улицы остались без грима, лишились обычных своих украшений и демонстрировали ему свою теплую, гладкую наготу. Между закрытыми магазинчиками то тут, то там открывался узкий проход в тихие, мощенные булыжником внутренние дворики.

Он свернул на улицу Воклен: выстроившиеся в ряд частные домики из красного кирпича напомнили ему Фландрию. Машин почти не было, пешеходов тоже – обстановка располагала к фантазиям, и Миро вдруг вообразил, что вернулся в эпоху, в которой ему всегда хотелось побывать, – в пятидесятые годы.