Текст книги "69 +/– 1 = Ad hoc. Второе издание"

69 +/– 1 = Ad hoc
Второе издание
Князь Процент

Дизайнер обложки Тая Королькова

© Князь Процент, 2023

© Тая Королькова, дизайн обложки, 2023

ISBN 978-5-4493-7497-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Данный роман содержит сцены сексуального характера и сцены насилия. Его содержание может оказаться неприемлемым или шокировать некоторых читателей. Роман не предназначен для лиц младше 18 лет.

Все персонажи, имена и события, описанные в данном романе, вымышлены; любые совпадения с реальными людьми, именами и событиями случайны и не входили в замысел автора.

Адвокат этот был не лишен таланта.

Стендаль «Аббатиса из Кастро»

Не бывает, чтобы все были Василиями, да еще Васильевичами.

В. Б. Ливанов «Путь из детства.

Эхо одного тире»

31 декабря

– Женщины с большой грудью обожают носить мини-юбки, – произнес Акемгоним.

Он резал помидоры на убогой кухне съемной малометражки Бориса. Любовница Бориса Катерина и ее подруга Галя жрали шампанское за стенкой, откуда раздавалась воспроизводившаяся ноутбуком дрянная акустическая музыка.

– И в чём тут логика? – спросил Борис.

– Речь о больших сиськах, тут нет логики. А смысл такой: мы боимся признать, что нас ценят за одно-два качества. И пытаемся убедить всех, что обладаем другими, не менее замечательными. Чаще всего мы делаем это неосознанно.

Посмотри на Галю. Вот она нацепила это безвкусное закрытое грязно-белое платье. Это прямо-таки футляр. Под ним мы угадываем грудь третьего размера. Согласись, Галя порадовала бы нас, явившись в чём-нибудь декольтированном. А что она сделала взамен? Решила убедить присутствующих в красоте своих ног. Хотя ноги толстые и кривые. Как почти у всех обладательниц хороших сисек.

– А за какие качества ценят меня? – спросил Борис, отпив дешевого рома из горлышка.

Акемгоним и Борис подружились студентами. Отец последнего был еврей, мать – украинка. Евреи считали Борю русским. Русские, услышав фамилию Бори, делали вывод, что он еврей. По-украински он знал три слова, все – матерные. Борис дважды не сдал адвокатский экзамен и работал заштатным юрисконсультом. У него было десять часов стоимостью в пару тысяч рублей. В санузле жилища Бори отсутствовали шторка и зеркало.

– У тебя хорошее чувство юмора – правда, насквозь вторичное. Все твои шутки будто из «Симпсонов». И ты готов помочь друзьям. А я, например, хорошо трахаюсь и много зарабатываю. За это меня и ценят. Поэтому я не декламирую Тютчева, убеждая окружающих, что рассветы восхитительны. Рассветы-то восхитительны, да мне уже не поверят.

– Значит, Галя тебе не понравилась?

Шутливо пожав маленькую руку Гали, Акемгоним смекнул, что иные комплектующие организма женщины тем вечером ему не достанутся. Рукопожатие было ускользающим, завлекающе-неприветливым. Когда подобная женщина раздвигала ляжки без ужина/театра/выставки, ее извилина сигнализировала, что она шлюха, нарушившая мамин завет.

Вдобавок мамы завещали таким бабам, что педикюр это для жен олигархов.

– Ничего так, – сказал Акемгоним. – Симпатичная.

Обстановка дома к сексу также не располагала.

– Может, закрутишь с ней? Она сейчас одна. И ты один.

– Она старая дева.

Акемгоним стал заправлять оливье майонезом. Сам он майонез не употреблял и презирал другие кулинарные взгляды.

– То есть?

– Ей ведь уже исполнилось двадцать шесть?

– Ей двадцать семь.

Акемгоним достал из груды вымытой посуды ложку с застывшим жиром.

– Ей двадцать семь, и она не замужем. Вероятно, и не была замужем. Поэтому она старая дева.

– Ну и что?

– Из старых дев затхло пахнет. Я ужасаюсь, когда вижу самодельный женский маникюр. Думаю, половой орган у Гали, как и ногти, выпилен лобзиком. И меня бесят пьющие женщины.

– Сейчас Новый год, и она пьет всего лишь шампанское!

– Я Акемгоним Горгоной, и мне плевать.

– Ты слишком категорично судишь. Это потому, что ты сам не пьешь.

– Еще она стопудово из баб, что неправильно произносят мою фамилию. Такие не могут запомнить, что последний слог ударный. Лучше сам ее нагни.

– Я слишком люблю Катю, – понизив голос, сказал Борис. – Я не могу ей изменить.

– Это пройдет. Ты живешь с ней всего месяц.

– Какая разница, сколько я с ней живу? Она меня устраивает, и это не изменится.

Борис не встречался с женщинами дольше полутора месяцев: те убегали. За тринадцать лет Акемгоним не видел его дважды с одной бабой. Боря хотел жену, детей и страдал. Он не ведал, что легчайший путь заставить женщину хотеть твою фамилию это демонстрировать благосостояние и равнодушие к семейным ценностям.

– Ты очень цинично судишь о женщинах, это неправильно, – сказал Борис.

Акемгоним осмотрел нищенскую кухню в поисках терки для сыра. Хозяин конуры оказался бессилен помочь, и Горгоной решил направиться домой.

– Помнишь, я рассказывал об Инне? – спросил он. – Это однокурсница моих клуш.

– Ты еще жалел, что не успел с ней переспать, потому что был занят двумя другими?

– Ага, у нее хорошая такая задница и грудь второго размера.

Лицо Бориса приняло мечтательное выражение. Боря любил поговорить о недоступных ему красивых женщинах.

– Я смотрел ее фотки в «Контакте», – сказал он. – По-моему, она красивее той, с которой ты встречался… Женя ее звали?

– Вика. С Женей я гулял от Вики.

– И Жени она красивее.

– У Жени сиськи круче: целый четвертый размер, а в месячные – пятый.

– Лет в тридцать четвертый размер…

– Когда Жене будет тридцать, я ее не вспомню.

Горгоной не желал слушать домыслы о цинизме и прочих феноменах, чуждых Борису вследствие альтернативности умственного развития. Он сказал:

– Так вот, про Инну. Это расточительно: оставлять в старом году нереализованные планы. Дай-ка я звякну ей, авось в честь Нового года она пренебрежет условностями.

– Ты думаешь, она вот так возьмет и согласится переспать с тобой?

– Сегодня же Новый год. Да и я парень хоть куда.

Инна взяла трубку с шестого гудка. Ее голос звучал на фоне идиотического хохота молодежи.

– Инна, добрый вечер! – сказал Акемгоним. – Это Акемгоним Горгоной.

– З-здравствуйте, Акемгоним Валентинович.

– Вам удобно говорить?

– Да… Да, удобно.

Хохот и другие звуки стали приглушенными.

– Инна, приглашаю вас отметить Новый год у меня дома. Только мы двое: вы и я. Будем пить шампанское, и я расскажу вам море стихов.

Горгоной подмигнул напряженно слушавшему Борису.

– Акемгоним Валентинович, дело в том, что я…

– Отлично, записывайте.

Горгоной назвал адрес и сказал:

– Я вас очень жду, приезжайте.

– Дело в шляпе, – сказал он Борису.

– Так ты не останешься?

– Салат вам дорежу, чокнемся, и пойду.

Борис решил заглянуть к старым девам; Акемгоним принялся читать новости в Интернете. Его внимание привлекла фраза «Участники „Гниющей базилики“ сожжены заживо».

Кликнув заголовок, Горгоной прочитал:

«Жуткое преступление совершено в ночь на 31 декабря в Подмосковье. Участники группы «Гниющая базилика» Максим Грищук, Данила Ногович и Ада Мун были сожжены заживо в лесу около подмосковного города Железнодорожный.

Как стало известно ранее, музыканты были отбиты при конвоировании после утверждения обвинительного приговора Московским городским судом. Нападение было совершено группой неизвестных. Злоумышленники значительно превосходили сотрудников конвоя по численности. При столкновении пострадали двое конвоиров. Состояние одного из них оценивается как тяжелое.

В столице и Подмосковье был объявлен план «Сирена», однако злоумышленники успели вывезти членов «Базилики» за МКАД. Работающие с телами погибших медики сделали предварительный вывод о том, что музыканты были сожжены заживо.

Участники малоизвестной рэп-группы «Гниющая базилика» прославились в ноябре 2012 года, выступив в обнаженном виде с антирелигиозным гимном в московском католическом соборе Непорочного Зачатия Пресвятой Девы Марии. В отношении них был возбужден ряд уголовных дел, одно из которых завершилось приговором к отбыванию наказания в колонии».

Акемгоним заранее утомился от мнения Бориса и не стал делиться прочитанным, когда тот вернулся.

– Как она согласилась так быстро? – спросил Борис.

– Она давно меня знает. Мы часто переглядывались на лекциях. Кабы я не трахал двух ее однокурсниц, мы бы уже перепихнулись.

– Неужели тебя не мучила совесть?

– Ты о чём?

– Когда ты спал одновременно с Викой и Женей.

– Мы обсуждали это еще тогда.

– Я бы не смог изменить Кате. Ты всё-таки невероятно везучий. Женщины танцуют вокруг тебя, как у шеста.

– Да, бабы предпочитают успешных мужиков.

– Погоди, ты еще встретишь ту, которую полюбишь. Она скрутит тебя в бараний рог.

– Эта фраза возглавляет топ-лист прощальных слов моих баб. Со мной у них всегда цветы, трах, рестораны и кино. Поэтому им ужасно жаль расставаться. Напоследок они в благодарность пророчат мне что-то хорошее. Обычно эту самую фантасмагорическую бабищу, которая надерет мне задницу.

Акемгоним захотел в одиночестве посмотреть фильм с Кларком Гейблом. «Странный груз» подходил идеально; «Рекламисты», «Неприкаянные», «Могамбо» тоже котировались.

– Кроме того, дорогой мой, этот зловещий сценарий имеет шанс воплотиться, лишь если я полюблю. А насчет вероятности этого хорошо сказал Мишель Уэльбек. Это такой писатель. Мол, любовь это сосредоточение на одном человеке. Она невозможна, если ты много лет сношаешь всё, что движется. Боюсь, я вне зоны риска.

– Но признай, что изменять своей девушке это плохо.

Борис застыл посреди кухни. Вопреки гендерной принадлежности, он не умел единовременно разговаривать и делать что-либо.

– Да чего уж хорошего? Беспрестанная путаница в именах. Многочисленные дуры воспринимают пятничный трах как начало чего-то светлого и большого. То есть роскошного и выгодного. Опять-таки, лишние расходы; наконец, можно подцепить что-нибудь… А, ты про моральную сторону? Тут лучший рецепт выработал герой Набокова. Этот чувак ходил от жены налево и поначалу мучился. Ну, с этической точки зрения. С течением времени мужик догадался, что оподлиться нужно абсолютно. Вести себя подобно мрази легче, когда ты ею являешься. Всё, новогодний ужин готов. Я домой.

– Ты даже с девушками не попрощаешься?

– Скажи им, что мне пора, ждет кот.

1 января

Было тепло, вспыхивали шутихи, чернь гуляла. Не застегивая пальто Albione, убрав руки в карманы джинсов Hugo Boss, Горгоной обходил сброд и лужи.

Москва дышала похотью, как Невский в любой час. Женщины в эту ночь особенно хотели распутничать. Женщины разукрашивались, мылись, завивались и брились. Они даже не путали, где что сделать. Однако большую их часть всё равно не трахали.

Студенток не трахали ровесники. Студентки не знали, что их ровесники это материал для будущего поколения женщин. Старых дев не хендожили любовники. Старые девы забыли, что халат только первый месяц отношений выглядел эротично. Жен не уестествляли мужья. Романтику убивали совместный быт и общие, если повезло, дети.

Почти все хотели этой ночью образовать с кем-нибудь четвероногого зверя. Почти все терпели фиаско. При оптимальном раскладе случался двурукий зверь в туалете.

– Молодой человек, вы не подскажете, который час? – спросила у Акемгонима женщина лет двадцати восьми. Она стояла на другом берегу здоровенной лужи. У нее были красивые темные волосы до лопаток. Мягкую черную куртку распирала грудь номер три или даже больше.

Горгоной перешел лужу, стараясь не зачерпнуть воду купленными утром ботинками Baldinini.

– К новогоднему застолью вы уже изрядно опоздали, – сказал Акемгоним. – В метро работаете? О, у вас более интригующая форма занятости? Давайте я помогу.

Женщина наморщила лобик, пытаясь размышлять о трех вещах сразу. Горгоной с трудом поднял ее, ровно держа осанку. Женщина взвизгнула, пьяно рассмеялась и обхватила его за шею. Зубы у нее были кривые.

– Хотите, я позову вашего мужа на дуэль? – спросил Акемгоним. – Почему он не встречает красавицу-жену?

– Мы развелись, – сказала женщина, противно дыхнув мятной конфетой и алкоголем. – Вы уже можете меня…

– Тогда пойдем ко мне. Мой дом вон там.

Горгоной снова перенес разведенку через лужу.

– У меня ребенок дома, – рассмеявшись, сказала женщина, и один ее глаз послал второй на три буквы. Ее тело податливо лежало на руках Акемгонима.

Она явно была из породы городских мамочек-шлюх. Такие вечно бегали за крепким мужским плечом: сексом и деньгами.

– Тогда идем к вам, ему же скучно.

С третьего раза Горгоной зачерпнул воду правым ботинком.

– Он, наверное, уже спит, – сказала женщина.

Морщины у ее губ свидетельствовали о высоких рисках кардиологических проблем. Шанс на слабость ее передка был и того выше.

Акемгоним вновь пересек лужу.

– Вы уже можете меня отпустить, я не такая пьяная, – сказала женщина, рыгнув и хихикнув.

– Как вас зовут?

– Вы меня не отпустите?

– Я обычно знакомлюсь, когда женщина в подвешенном состоянии. Говорят, это помогает.

– Алла.

– Акемгоним.

Горгоной поставил вновь рыгнувшую мамочку на асфальт.

– Какое… редкое имя. А сокращенно?

– Навуходоносор. Лучше без сокращений.

– У тебя есть дети? – спросила Алла, когда Горгоной открывал дверь подъезда.

– Известных мне нет.

Акемгоним зашел в лифт и сделал приглашающий жест.

– Вообще-то женщин пропускают вперед, – сказала Алла, надувшись и зайдя в лифт.

Горгоной поцеловал ее вонючий рот. Женщина сосала его губы, пока Акемгоним тыкал ключом в дверь общего холла. Горгоной протащил мамочку несколько шагов и отпер дверь квартиры.

На шум вышел Дункан, питомец Акемгонима.

– Привет, кот, – сказала Алла.

Мокро целуясь, Горгоной и женщина кое-как разулись, прошли в спальню. Куртка и застиранная блузка Аллы скрывали обтянутую прозрачным лифчиком грудь третьего размера.

От лифчика Алла предпочла избавиться сама. Это был опрометчивый поступок. Степень птоза ее груди близилась к уродству. Горгоной укрепился духом и опрокинул женщину на спину. Ее груди по бокам стекли на одеяло. Акемгоним начал брезгливо ласкать языком крупные ореолы сосков, изувеченных грудным вскармливанием.

Под брюками Аллы не оказалось трусиков.

– Мы в офисе праздновали, – сказала она и дернула плечом.

Акемгоним встал с кровати.

– Ты куда? – спросила женщина.

– В McDonald’s, там скоро завтраки начнутся.

Горгоной взял с книжной полки упаковку Durex.

Алла была посредственной любовницей. Когда член Горгоноя зашел, ее активность поравнялась с эквивалентом трупа, обмотанного цепью и в узком ларце брошенного на морское дно. К счастью, этот образчик флоры хотя бы мгновенно взмок.

Заскучав, Акемгоним принялся упражняться с квадратами числа «два».

На числе «524 288» Горгоной вышел из растерянно заморгавшей Аллы. Акемгоним развернул женщину и уткнулся носом ей в спину.

– Ой, – сказала Алла, когда Горгоной засунул в нее палец.

Пошарив внутри женщины, Акемгоним нащупал клитор. Свободной рукой он принялся ласкать увядшие груди Аллы.

К досаде Горгоноя, женщине была труднодоступна максима, что при невагинальной активности легче заполучить оргазм, растворившись в собственном удовольствии. Алла рьяно тянулась к члену Горгоноя, он уклонялся. Краем глаза Акемгоним наблюдал эту возню: ее отражало большое зеркало.

Вскоре Горгоной понял, что женщина тоже наблюдала за отражением, да еще и с явным удовольствием. Наверное, Аллу заводило, что ее обрюзгшее тело пользовал дорогостоящий мужчина равных с женщиной лет и в гораздо более хорошей форме.

– Господи! – сказала Алла, кончив. – Где ты этому научился? Я в первый раз кончила не от секса.

Чаще Акемгониму говорили: «Я в первый раз кончила от секса». Горгоной догадывался, что в большинстве случаев его обманывали насчет первого раза.

– А кое-кто не хочет тоже кончить?

– Спасибо, красавица, вряд ли получится. Я тоже в офисе праздновал. А потом у друзей. Будешь кофе?

Через полчаса они шли к дому Аллы. Быдла на улице стало меньше.

– Не хочешь взять у меня номер телефона? – спросила женщина. Как всякая разведенная мамаша, она хотела сразу повесить на любовника жизненные заботы.

– Это твой подъезд? – спросил Горгоной. – Если соскучусь, буду знать, где тебя искать.

– Ты всем так говоришь?

Акемгоним наклонился и быстро поцеловал женщину в губы.

– Я не всех провожаю домой. Ну, тебе пора к ребенку. С Новым годом.

Горгоной достал из кармана Albione музыкальный плеер. Это была отличная штуковина с профессиональным звуком. Она стоила четыре тысячи долларов и размером напоминала «кассетник». Акемгоним включил песню «Joker and the Thief» группы «Wolfmother».

Неподалеку от дома Горгоной увидел женщину, рывшуюся в багажнике красного Peugeot. Ей было года двадцать четыре. Пальто женщины распахнулось. Декольтированное красное платье едва скрывало грудь четвертого размера. Женщина говорила в телефон:

– Да хрень полная, а не Новый год! Этот ее Кирилл такой козел…

Женщина отбросила назад завитые светлые волосы.

Акемгоним остановился рядом и выключил плеер. Сисястая посмотрела на Горгоноя; он дружелюбно улыбнулся.

Всё еще 1 января

– Да ты бы видела, какое на мне сейчас платьишко, а этот Кирилл вообще на меня не реагирует… – говорила сисястая в четвертый iPhone.

Отобрав у белобрысой телефон, Горгоной сказал в него:

– Привет! Она вам перезвонит.

– В чём дело? – спросила женщина. Акемгоним твердо взял ее за холодную руку и повел к дому.

– Кто вы такой? Куда меня тащите? Я и закричать могу! – говорила белобрысая. Долго она не ломалась: Горгоной слишком прилично выглядел. Крики ей грозили только от удовольствия.

– Меня зовут Акемгоним. Мы идем пить кофе. Ты самая красивая девушка, что я встретил этой ночью. Да и за весь прошлый год тоже. Как тебя зовут?

– Яна.

– Очень редкое имя.

– Окунь… Как вас там…

– Акемгоним. Ударение на последний слог. Можно на «ты».

– Слушай… те, я на минуту спустилась в машину, у меня тут друзья…

– А толку от них? Кофе растворимый или молотый?

Акемгоним зашел в лифт и сделал приглашающий жест, глазея на бюст Яны. Та, хоть и пахла алкоголем, еще соображала.

– Молотый.

Дункан взглянул на женщину и мяукнул.

– Привет, кот, – сказала Яна.

Горгоной смолотил кофе и протянул ей чашку. Женщина разглядывала кухню.

– Молотый, – сказал Акемгоним.

– Ты живешь один?

– С котом, а ты?

– С родителями. Вот думаю сваливать от них.

– Давно пора.

– Это намек, что я такая старая?

Горгоной, наконец, рассмотрел зубы Яны: кривые и желтые.

– После восемнадцати нечего жить у родителей.

– Интересно ты рассуждаешь! И что же делать?

– Снять квартиру, например.

– В восемнадцать лет?

– А что такого?

– Знаешь, не у всех есть на это деньги!

– Если с деньгами худо, прилепись к богатому мужику.

– У тебя есть девушка?

– Обычно нет. Тебе нравится кофе?

– Вкусное.

Акемгоним усомнился в своей эрекции.

– Тебе не одиноко жить одному? Сколько у тебя комнат, три?

– Четыре. Я же с котом.

– А если с ним что-то случится?

– Заведу другого, не такого пушистого. Где ты живешь?

– Недалеко, в Печатниках. Зачем ты затащил меня к себе? Неужели думаешь, что у нас будет секс?

– Ты против?

– Я тебя не знаю. И я не занимаюсь сексом на первом… В первый раз.

– А танцами на первом… В первый раз занимаешься?

– На кухне?

– Пойдем. Правда, я отвратительный танцор. Ну да что уж теперь.

Акемгоним привел женщину в гостиную. Он включил папку разной слезоточивой музыкальной ерунды. Яна прижалась к нему грудью.

– Кем ты работаешь? – спросила женщина, когда Горгоной обнял ее.

– Я адвокат. Партнер в юридической фирме. А ты?

Акемгоним и Яна начали медленно топтаться в обнимку.

– Что такое «партнер»? Я переводчик. Ты занимаешься уголовными делами?

– Партнер это совладелец юридической фирмы. Один из собственников этого бизнеса. Уголовными делами занимаюсь редко. Какие языки ты знаешь?

– Английский и испанский. То есть ты топ-менеджер?

– Испанский – редкость в Москве. Топ-менеджер в юридическом бизнесе это ступенькой ниже, чем я.

– Почему ты не женат?

– Мне всего тридцать.

– А потом не будет поздно?

– Ты сама не замужем.

– Ты мне ногу отдавил!

– В постели я лучше. Ты красивая. У тебя наверняка куча поклонников. Избирательно подходишь к выбору?

– Ну да… И потом, мужчины ведут себя… Ну, ведут себя так…

– Будто хотят, чтобы женщины сами их трахнули?

Яна засмеялась.

– Ты всегда так зациклен на сексе?

– Жизнь зациклена на сексе. О чём еще говорить с красивой девушкой ночью? Не поэзию же Франца Кафки обсуждать.

– У тебя есть дети?

– Нет. Думаю, как и у тебя.

– У тебя смешная мимика. Правильно думаешь.

– В этом мой секрет, красавица. Я всегда знаю, какую рожу скорчить.

– Ты любишь путешествовать?

– Кто ж не любит.

– Где ты был в последний раз?

– В Эмиратах, два месяца назад.

– Ого, круто, наверное?

– Истории о запрете неженатым туристам жить вместе это сказки. Держаться на улице за руки тоже можно.

– Где же сейчас та, с которой ты держался за руки и жил вместе в Эмиратах?

– Понятия не имею.

– Вы расстались?

– Да.

– И ты один?

– Без постоянной любовницы. А где ты была в последний раз?

– В Тайланде.

– Тоже хорошо.

– Мне не особо понравилось.

– Не возбуждаешься от трансов?

– Фу, какая мерзость! Я ездила с друзьями, а они постоянно куда-то бегут. Вечно несутся осматривать какие-нибудь дурацкие достопримечательности.

– Надо было объяснить, что главная достопримечательность это ты.

– С нами был мой бывший… Он тоже любитель активного туризма.

– Значит, он и в постели должен быть активным.

Яна промолчала.

– Красавица, есть мужчины и покрепче.

– Он всегда отмазывался тем, что я типа такая сексуальная… и так его возбуждаю…

– И кончал за минуту?

– Точно!

– Чем сексуальнее женщина, тем дольше ее хочется…

Акемгоним посмотрел в ставшие шальными глаза Яны. В них что-то оборвалось, будто яблоко с дерева. Акемгоним присосался к разалевшимся губам женщины.

Чуть отстранившись, Яна сказала:

– Трахни меня в машине…

– В твоей или моей? Моя на стоянке.

– Давай на лестнице!

Акемгоним вывел женщину из гостиной. Она быстро сняла колготки. Горгоной отпер дверь; Яна босиком выскочила из квартиры.

Выбежав на ярко освещенную лестничную клетку, женщина через голову стянула платье. Яна оказалась дальтоником: ее стринги были черными, а лифчик – красным. На жирной ляжке Горгоной увидел татуировку-иероглиф. Женщина завела руки назад, и лифчик упал между перил.

Грудь Яны была отвисшей; вниманием Акемгонима завладели набухшие розовые соски.

– Сними с меня трусики, – хрипло сказала эксгибиционистка, выделывая жутковатые приглашающие движения бедрами. – Выкинь их. Я хочу тебя. Иди ко мне.

Сняв ее не лучшим образом пахнувшие мокрые трусы, Горгоной швырнул их вслед бюстгальтеру. Яна ухватилась за ремень Акемгонима и принялась тянуть на себя. Навыки по обращению с данным элементом гардероба встречались у женщин еще реже, чем абстрактное мышление. Кое-как Горгоной стянул джинсы и трусы. Женщина принялась лизать, а вскоре и заглатывать его член.

Как всякий человек без абстрактного мышления, Яна плохо сосала. Она царапала член зубами, торопилась, пережимала рукой и выделяла море слюны. Чтобы одолеть стресс, Акемгоним принялся вспоминать текст «Given the Doge a Bone». Раскачивавшиеся сиськи женщины били его по коленям.

Парой этажей выше открылась дверь на лестничную клетку. Яна вскочила, ухватилась за перила и развернулась к Акемгониму толстой целлюлитной жопой.

– Трахай меня! – закричала нимфоманка дурным голосом.

Горгоной взял из кармана джинсов Durex, разорвал упаковку, нацепил презерватив. С третьей попытки он зашел в Яну и начал долбить. Одной рукой Акемгоним взялся за перила, другой лапал татуированное бедро женщины. Яна подмахивала ему задницей. Диспозиция интриговала, но Горгоноя волновали шаги сверху.

– Отымей меня, отымей! – говорила Яна. – Я хочу, чтобы ты меня оттрахал! Разорви меня!

Вверху лестницы показался Андрей, живший на одиннадцатом этаже. Андрей спускал на женщин всю зарплату. Секс у него бывал раз в месяц.

Горгоной сказал:

– Привет, Андрей! С Новым годом!

– С Новым годом, Акемгоним! – сказал Андрей, пялясь на Яну.

– Сиськи мои понравились?! – спросила женщина. – На, смотри!

– Она у меня интервью проходит, – сказал Горгоной.

– Не смей оскорблять меня! – крикнула Яна, подмахивая совсем уж остервенело. Акемгоним звонко шлепнул ее по жопе.

– Я, наверное, на лифте поеду, – сказал Андрей и пошел наверх.

– Да-а-а! – крикнула Яна и начала облизывать перила. – Бей меня! Шлепай! Хочу!

Акемгоним захотел искупаться в «Мирамистине». Впрочем, благодаря разнузданности Яны его эрекция оставалась стабильной.

– Сними резинку! – сказала женщина. – Я на таблетках! Кончи в меня!

Горгоной раскусил ненадежность этой оферты и сильно ударил Яну по крупу.

– А-а-х-х-х, – произнесла она. – Да! Да-а! Бей меня!

Акемгоним стал наносить удары при очередной кратной трем встрече его чресел и задницы Яны. Эта арифметическая модель гарантировала женщине объем драйва и боли, нужный, чтобы вести себя хоть капельку прилично.

Так прошло несколько минут. Яна стала подвывать. Ее рука судорожно двигалась в области паха.

За дверью открылся лифт, раздался стук каблуков. Яна закричала. Каблуки зацокали ближе, и дверь открылась. На пороге стояла Инна. Она была в дешевой шубке неопределенного цвета и коротком рубиновом платье. В руках Инна держала бутылку шампанского.

Едва Яна завидела вновь прибывшую, у нее случился оргазм. Это событие ознаменовалось калейдоскопом цитат Яны из Геца фон Берлихингена в переводе на чистейший русский. Акемгоним продолжал двигаться в Яне, извивавшейся своим большим телом.

– Здравствуйте, Инна, – сказал он. – С Новым годом!

Инна будто окаменела, ее глаза стали по-детски круглыми. Горгоной вышел из Яны. Он понимал, что любая его фраза будет верхом идиотизма.

Раскрасневшаяся Яна схватила платье и бросилась в квартиру. Все знакомые эксгибиционистки Акемгонима, кончив, становились паиньками.

Горгоной еще натягивал джинсы, когда Яна вернулась – уже одетая. Опустив глаза, женщина поцеловала его, сунула в руку бумажку и уехала на лифте. Акемгоним развернул бумажку: Яна записала номер телефона.

– Да, Инна… – сказал Горгоной. – Знаете, я тут читал стихи Франца Кафки и…

– Акемгоним Валентинович, Кафка не писал стихов, – сказала Инна.

Горгоной понял, что вскоре у него опять будет секс.