Текст книги "Ангел для Демона"

15. Ангел

Три дня…

От Саши нет вестей уже третьи сутки. На звонки мои не отвечает, в сети не появляется. Словно взял человек и пропал. Растворился, будто его никогда и не было.

Дрожащими пальцами, в очередной раз, набираю номер любимого, закрываю глаза и прижимаю ладонь к груди. Туда, где сердце тоскливо бьётся о рёбра, разгоняя волнение по всему организму.

Длинные гудки идут целую вечность. Жду, что вот-вот услышу заветное «Привет, Конфетка» и снова начну улыбаться, но этого не происходит. После пятого протяжного т-у-у-у, звонок прерывается. Сбросил. Снова.

Чувствую, что уже готова разрыдаться. Давно не плакала, а вот сейчас не выдержу и сломаюсь. Позволю слезам вырваться на волю и затопить лицо солёными реками.

Бросаю телефон на прикроватную тумбу и крепко обхватываю себя за плечи. Сжимаю изо всех сил, чтобы успокоиться. Стараюсь дышать глубоко и ровно, чтобы мозг получил достаточно кислорода. Не получается. Будто диафрагму вырвали из груди, и лёгкие искололи острыми иголками. Каждый вдох отзывается резким покалыванием между лопаток, в висках стучит вечерний набат.

Подношу руку к лицу и смотрю на крошечное бриллиантовое сердечко. Его сердечко.

Камень кажется помутневшим, словно его изваляли в грязи. Вроде всё тот же, но ощущения другие. Не мой. Не прежний.

Одинокая капля стекает по щеке и падает на колени. Растекается по джинсовой ткани, меняя её цвет.

– Я приеду сразу же, как решу вопросы с выставкой, – вспоминаю слова Саши. – Попрошу твоей руки. Официально. По всем правилам… 

– Где же ты, Сашка? – произношу в пустоту и роняю голову на раскрытые ладони.

Больно. Сердце давит так, что дышать тяжело. Горит. Полыхает адским пламенем, а потушить не получается. Не знаю, как.

Хочу уехать. Вернуться в Париж, найти Сашу и убедиться, что с ним всё хорошо. Чувствую, что у него проблемы. Наверняка попал в беду, вот и не отвечает на мои звонки. Не хочет беспокоить. Пытается защитить меня, оградить от лишних волнений. Не понимает, что от этого мне только хуже.

Чем больше времени остаюсь в неведении, тем страшнее. За него. За нас. За себя, в конце концов.

Даже лекарства не помогают. Пью их по расписанию, согласно предписаниям врача, а результата – ноль. Головные боли не проходят, слабость, и тяжесть в теле ломают изнутри. Порой, становится так плохо, что встать не могу. Лежу сломанной марионеткой и смотрю в потолок, пока не приходит горничная.

Женя помогает мне одеться и поддерживает под руку при спуске по лестнице. Папе о плохом самочувствии говорить не хочу. У него и так какие-то проблемы на работе. Ходит всё время угрюмый, дома почти не появляется.

Когда попыталась выяснить причину его плохого настроения, сорвался. Накричал на меня и велел не соваться туда, куда не следует.

– Ты приехала на каникулы? – моментально успокоившись, взял меня за руку и улыбнулся. – Вот и отдыхай. Не стоит переживать по пустякам.

После этого разговора, я его видела лишь пару раз и то урывками. Из офиса папа приезжал только под утро, высыпался пару часов и снова пропадал до ночи. Если ещё и я обрушусь на него своими откровениями по поводу здоровья, он точно не выдержит. Поэтому, молчу. Терплю, стиснув зубы, и считаю дни до момента возвращения во Францию.

В дверь тихонько постучались. Выпрямившись, прислонилась к резной дубовой спинке кровати и сказала:

– Войдите.

Дверь отворилась и в комнату вплыла Аня. Выглядела мачеха не лучшим образом, что никак не могло укрыться от моего внимания.

Под зелёными глазами, несмотря на толстый слой косметики, проглядывались мешки. Белки были рассечены капиллярами – свидетелями бессонной ночи. Да и сама она была какой-то уставшей и подавленной. Шла медленно, с трудом передвигая ногами. Смотрела куда угодно, но не на меня. На секунду, показалось, что она поморщилась, когда садилась на край постели. Но наваждение исчезло сразу же, стоило женщине заговорить.

– Твой отец просил, чтобы я поговорила с тобой, – начала она, растягивая гласные. Кошачий взгляд пронзил меня насквозь, в глубине зелёных глаз я заметила азарт.

Осознание, что мачеха что-то задумала, пришло моментально. Никогда она не стала бы приходить ко мне в комнату. Она вообще старается свести общение со мной к минимуму. Так было всегда. С первого дня её появления в нашем доме. Напускное радушие и интерес к моей скромной персоне растворились сразу же, стоило ей заполучить штамп в паспорте и заветную фамилию Ангелова.

Вот и сейчас, глядя на Аню, не могла позволить ей ввести меня в заблуждение. Она что-то задумала. Нечто, что мне совсем не понравится.

– К нам на ужин придёт его партнёр, – не замечая моей настороженности, продолжает Аня. – Скажу сразу, человек он очень уважаемый. Владимир возлагает на него большие надежды. Ты же знаешь, что у него туго с деньгами? – вроде вопрос задаёт, а в голосе стальная уверенность звучит. Смотрит на меня и кивает, получает подтверждение своим словам. – Не глупая девочка, наверняка догадалась. Поэтому, очень важно, чтобы ты Соколову понравилась. От тебя зависит, как сложится наша дальнейшая жизнь…

Меня будто ударили. Выбили из реальности и погрузили в сюр. Смотрю на мачеху, но лица её не вижу. Вообще ничего не вижу.

– Что всё это значит?! – восклицаю даже громче, чем хотелось бы. Голос дрожит, летает по октавам, горло саднит как при болезни. – Папа никогда не сделает этого! Ты же не серьёзно?

Не хочу верить в происходящее. Отказываюсь. Не желаю. Отец не мог попросить её об этом. Анна специально так сказала, чтобы сделать мне больно, надавить на гнойник и расковырять сердечные раны. Точно. Она хочет рассорить нас с папой. Потому что, не мог он так со мной поступить. Он не станет продавать меня. Не променяет ни на какие деньги. Никогда!

Вскакиваю с места, не хочу смотреть на неё снизу вверх. Не позволю подавить меня своей желчью. Только головокружение рушит все планы.

Меня штормит. Пошатывает так, словно не в комнате нахожусь, а на американских горках. Швыряет из стороны в сторону, бросает из крайности в крайность.

Хватаюсь за спинку кровати, чтобы не упасть. В ушах так и звучат на повторе её слова.

Прикусываю внутреннюю сторону щеки, заставляю себя не паниковать. Приподнимаю подбородок и скрещиваюсь с Аней взглядами. Борьба длится около десяти секунд, но за это время пульс нарастает до критических показателей. В груди грохочет так, что впору и оглохнуть.

– Это, правда, Кать, – выносит приговор, выбивая почву у меня из-под ног. – Соколов уже давно ждёт возможности встретиться с тобой. Они договорились о вашем союзе ещё год назад. Хочешь ты этого или нет, но это дело уже давно решенное. И кстати, – медленно встаёт, оказываясь у противоположной стороны кровати, – на твоём месте я не была бы столь категорична. Выйти замуж за фотографа тебе никто не позволит. Твой отец не тот человек, чтобы проглотить подобную пощёчину. Если не хочешь, чтобы с твоим Сашей что-то случилось, делай всё, как тебе говорят. К тому же, спрашивать твоё мнение в этом вопросе не станет ни Владимир, ни Олег. Так что, – улыбается, – мой тебе совет: просто, расслабься и не пытайся бороться. У тебя, все равно, ничего не получится. Ты никогда не победишь!

16. Ангел

Сижу за столом, а ощущение, словно на скамье подсудимых. Вот-вот, судья вынесет приговор, и тонкая ниточка надежды окажется разорвана. Стараюсь дышать глубоко и ровно, но не выходит.

Воздух в помещении накален до такой степени, что каждых вдох отзывается в груди острой болью. Слизистая горит и полыхает, а потушить не получается. Это пламя невозможно контролировать. Оно не поддаётся никому. Безжалостные языки ползут по телу, вгрызаясь в плоть и оставляя на ней кровавые следы.

Чувствую себя заклейменной. Скотина, выведенная на убой, которой позволили в последний раз почувствовать себя свободной. Только вот свободы этой никогда и не было. Как и доверия. Вся моя жизнь, каждый день, прожитый в сказочном королевстве Ангеловых, оказалась наглой ложью. Жалкой иллюзией, за которой не было ничего, кроме пустоты. Чёрной. Гнетущей. Жестокой.

А торговцы, что сидят рядом, слева от меня, рады. Вижу на их лицах триумф и ожидание скорого заключения выгодной сделки по купли-продажи одной душонки. Меня.

Чтобы не закричать, сжимаю челюсти. Слышу, как скрипят зубы, но пытаюсь держаться. Тело и голова ещё помнят неудачную попытку взбунтоваться…

Сжимаю пальцы в кулаки, сминая дорогую ткань платья, в которое меня облачили. Аня старалась, чтобы придать мне респектабельный вид. Прыгала вокруг, словно наседка при виде своего цыплёнка. Никогда ещё за все годы нашего родства не видела её такой воодушевленной. Радость от того, что моя судьба рушится на глазах, подобно хрупкому карточному домику, переполняла её и лилась через край.

Они пригласили лучших стилистов города. Известная в индустрии красоты и популярная бьюти-блогер Камилла лично подбирала мне образ на сие «торжество», не забывая при этом записывать сторисы для Инстаграма.

Фальшивая невеста для фальшивой помолвки была чудо как хороша. Длинные волосы накрутили и опустили по спине мягкими волнами. Бриллиантовая заколка в виде пера – подарок от щедрого жениха, нашла своё законное место чуть выше правого виска. На лицо мне нанесли профессиональный макияж, уделив особое внимание глазам. Теперь, благодаря стараниям той же Камиллы, мой взгляд был «чарующим и загадочным».

– Господин Соколов не сможет отвести от вас глаз, – похвалила она свой труд, поворачивая мою голову так, чтобы свет падал правильно, и фото получилось на ура. – Катяяя, вы прелесть как хороши! Все мои подписчики влюбятся в вас с первого же взгляда!

Я не слушала её. Отказывалась воспринимать. Так же, как и всю эту ситуацию, в которой вдруг оказалась. Сидела напротив туалетного столика и смотрела сквозь своё отражение. Мысли были далеко. Им, в отличие от меня, удалось вырваться из заточения и вернуться на свободу.

Морозный холод прошёлся по спине, принуждая поежиться. Незаметно, натянула длинные рукава трикотажного платья чуть ниже, зажала их в ладонях.

Хотелось встать, развернуться и уйти. Послать своих тюремщиков на три весёлые русские буквы и плевать, что мне за это будет. Кажется, хуже, чем сейчас, не станет уже никогда. Боль не сможет усилиться, сердце не разобьется во второй раз.

– Думаю, мы обо всём уже договорились, – до воспалённого сознания долетает глубокий мужской голос. Тихий, но уверенный. Со стальными нотками, от звуков которого волей-неволей становится не по себе. Будто лезвие приставили к горлу и зажали над сонной артерией. Одно неверное движение, одна ошибка, и всё. Полоснет, не подумав.

Набираюсь смелости и поднимаю на него глаза.

Сидит напротив. Нас разделяют всего каких-то полметра и журнальный столик со стеклянной поверхностью. Его поза, в отличие от моей, расслабленная. Широкие плечи, под тонкой тканью чёрной рубашки, разведены. Шея прямая, на лице ноль эмоций, в глазах – торжество и превосходство. Хотя, чему это я удивляюсь? Он и есть победитель. Соколов Олег Иванович – мой будущий муж и папин деловой партнёр.

– Значит, помолвку сыграем через неделю? – спрашивает отец. Робко. Неуверенно. Будто боится того, кто сидит рядом. Смотрит на него заискивающе, с надеждой на положительный ответ.

Противно. Горечь разочарования разливается в крови, выедает всё хорошее, что было когда-то. Я совсем не узнаю его.

Я. Не узнаю. Своего. Папу.

Не он это! Не тот человек, который выхаживал меня после смерти мамы. Не он сидел у моей постели, пока я боролась за жизнь. Не он утешал, когда спотыкалась и падала. Не он!

Только реальную боль от пощёчины причинил мне он. Это его жестокость сломала во мне веру. Выдавила её из груди и размазала по стенке.

– Ты выйдешь за него замуж! Станешь женой Соколова и будешь жить как королева. Запомни, Катерина, я не намерен играть в игры. Этот брак состоится. Хочешь ты этого или нет! 

Глаза щиплет от предательских слёз. Чтобы не позволить им пролиться, прикусываю кончик языка.

А Соколов улыбается. Тонкие губы мужчины расходятся, обнажая стройные ряды белоснежных зубов. На волевом подбородке появляется крошечная ямочка. Его зелёные глаза смотрят на меня, проделывая дыру во лбу. Кожей чувствую его интерес. Хищный. Окутывающий липкой паутиной. Такой, что не разорвать её и не разрезать.

«Посмотри на меня! Посмотри!» – кричит этот взгляд, ломая остатки сопротивления. Крошит его в порошок и сдувает с ладони, словно и не было ничего.

Чуть поднимаю голову и замираю. В его глазах вижу своё отражение. Будто молния простреливает насквозь. Блеск в чёрных зрачках пугает. Обещает… Пленит… В нём столько скрытой угрозы. Столько энергии и силы. А ещё порок. Грязный. Пожирающий свет, от которого не сбежать, не спрятаться.

Мурашки небольшой стайкой заполняют спину, проносятся по рукам и ногам, собираются на затылке.

– Официальный приём состоится в конце месяца, – произносит Соколов, не отрывая глаз от моего лица. – Когда мы поженимся, ты обретёшь мою защиту. Никто не посмеет тронуть тебя или твоих людей. Баш на баш, как говорится, – вроде к отцу обращается, а страшно мне. В его тоне звучит обещание. Скрытое. Многозначительное.

– Ты прекрасно знаешь, – папа тяжело вздыхает, разбивая странную тишину, что повисла на несколько долгих секунд.

Отвернувшись, Соколов переключает своё внимание на него. Я же откидываюсь на спинку дивана сломанной игрушкой. Сердце грохочет так, что кажется все его слышат. Во рту возникает противный металлический вкус. Из-за напряжения, я сама не поняла как прокусила язык до крови. И это после того, как он на меня просто посмотрел. Что же будет, когда Соколов пойдёт дальше? Когда захочет коснуться меня…

– Сейчас, меня волнует лишь одна… проблема. Если он снова объявится…

– Не посмеет, – жёстко отрезает жених. Крупные миндалевидные глаза превращаются в тонкие щели, на высоких скулах выступает бледность. – Он не появится. Не пойдёт против решения Совета.

– Катя, выйди! – после секундой заминки, требует отец. Не просит. Именно требует. Приказывает, от чего становится только больнее.

Чтобы не злить его ещё больше, вскакиваю с места и вылетаю из гостиной. Бегу вверх по лестнице, лишь бы поскорее спрятаться от раздевающего взгляда Соколова. Знаю, что он следит за мной. Его глаза прожигают спину, пересчитывают позвонки и бередят внутренности.

Только когда оказываюсь в своей комнате, даю волю эмоциям. Запираю дверь на замок, зажимаю рот ладонью и оседаю на пол.

Осознание приходит медленно, проникая в мозг и растекаясь ядом по венам.

Меня продали. Обменяли на защиту и покровительство Соколова.

17. Демон

– Опередил, значит, сучёныш? Решил перехитрить меня и заручиться поддержкой Совета…

Рустам наклонился и собрал с пола рассыпавшиеся бумаги. Молча. Без лишних комментариев и возмущения.

Он вообще мало говорит. Но всегда попадает в цель, видит любую проблему насквозь. Разбирает и анализирует не хуже любой компьютерной программы. Если бы не он, нам бы никогда не удалось отжать у Ангелова «СтройГрад».

– Соколов будет прикрывать зад Владимира, а Совет поддерживает его. Если сунемся в город, от нас оставят только мокрое место.

Слушал товарища вполуха. Думал. Пытался найти подходящее решение.

Уронив голову на руки, смотрел вперёд и ждал. Никак не удавалось сосредоточиться. Что-то всё время отвлекало. Точнее, кто-то.

Мысли об Ангеле не давали покоя. Мелькали в башке с завидным постоянством, медленно отодвигая в сторону всё остальное. Демон во мне требовал крови. Её крови. Хотел снова почувствовать под собой мягкость хрупкого тела, накрыть ладонями дрожащие плечи и сдавить. Сильно. До хруста костей. До красных отметин на нежной коже. До приглушённых стонов и мольбы дать ей больше…

Но не могу! Не могу, чёрт ее дери!

Ангелов оказался ловчее. Решил сунуть единственную дочь в лапы Соколова, чтобы заручиться надёжной защитой. Знает ведь, гад, что не отстану. Не позволю спокойно жить после того, что сделал.

Врачи оценивали состояние племянника как стабильно тяжёлое. Из перечня тех травм, что получил Саша в результате аварии, впору писать учебник для медицинского ВУЗа. Когда операция закончилась, главный врач клиники около часа расписывал программу лечения крестника и возможные последствия, с которыми нам придется столкнуться уже после того, как он придет в себя.

– Понимаете, мы имеем дело с черепно-мозговой травмой. Ушиб мозга тяжелой степени, да ещё и острое сдавливание в височной области… Обычно, пациентам с такими диагнозами требуется длительная и сложная реабилитация. К сожалению, говорить о ней пока очень рано. Конечно, мы сделали всё, что в наших силах. Александра оперировали наши ведущие хирурги, в чьей компетентности я не смею сомневаться. Но, сейчас, пациент находится в коме, и мы не знаем, когда он из нее выйдет. Мы установили за ним круглосуточное наблюдение. Благодаря вам, в клинику привезли новейшее оборудование и медикаменты, но… В данной ситуации, всё зависит от него. Нам же остается только ждать, когда Александр придёт в себя и надеяться, чтобы наши худшие опасения не сбылись…

Из-за подонка Ангелова мой единственный племянник может умереть в любой момент. Еще неизвестно, придёт он в себя перед этим или нет… А я ничего не могу сделать. Меня связали по рукам и ногам, усадили в партере и заставили наблюдать. Молча смотреть на то, как мир, выстроенный мной из ничего, медленно рушится, превращается в шелуху и рассыпается в прах при первом же порыве ветра.

– Какой резон Соколову помогать ему? Не думаю, что звезда Ангеловой стоит так дорого.

Короткий смешок Рустама выводит меня из себя. Мазнув по нему звериным взглядом, заставляю немедленно замолчать. Никто не смеет смеяться над моими словами. Тем более, что я уже успел опробовать Катю на деле. Было в этой малышке нечто такое, из-за чего кровь в жилах вскипала, разливалась по телу раскаленным железом. А когда она поднимала на меня свои глубокие небесно-голубые глаза… Черт! Я снова вернулся туда. Несмотря на собственное обещание не вспоминать.

– Если серьезно, – заговорил друг, уже без лишних эмоций. – У него с тобой старые счёты. Возможно, он еще не забыл свой позорный проигрыш?

Нахмурился в попытке воссоздать в памяти подробности того самого дня, когда вышел на октагон против Соколова.

Сколько лет прошло?

Кажется, это было в прошлой жизни, не со мной.

В том бою выиграл Демон. Размозжил противника за минуту. Его с трудом оттащили от окровавленного оппонента. Тот Демон не знал, что такое «поражение». Он уверенно шел по головам, уничтожая всех и каждого, кто смел становиться на его пути. У него была цель. Мечта, ради которой можно пролить литры крови и раздавить сотни бойцов. И он шёл за ней. Уверенно. Без капли сомнений. До тех пор, пока у него не отняли всё…

Сморгнув воспоминания, уставился на Рустама. Друг молчал. Кажется, он тоже находился во власти прошлого. Переживал тот ад, который положил начало нашей общей борьбе.

– Это было наше совместное решение, – первым нарушил тишину именно он.

Грустно улыбнувшись, сверкнул чёрными глазами, в глубине которых плескалось раскаяние. Шрам на его щеке стал отчетливее, протянувшись белой полосой от виска до уголка губ.

Рустам – единственный, кто выжил в том пожаре. Огонь пощадил его, но оставил на память жуткие следы не только в душе мужчины, но и на теле.

– Я обещал сестре, что не оставлю тебя. Лена взяла с меня клятву незадолго до своей смерти, – каждый раз, когда Рустам говорил о ней, в нем что-то менялось. Образ бесстрашного кавказца исчезал на глазах, обнажая доброе сердце, полное невысказанной любви. – В этой борьбе ты никогда не будешь один.

– Братья навеки? – откинувшись на спинку кресла, протянул я. В детстве, когда еще были воспитанниками интерната, мы решили побрататься. Это произошло после очередной дворовой драки, во время которой я отбил Рустама от шайки гопников. В тот самый день и началась история дружбы длиною в целую жизнь.

– Братья навеки, – подтвердил Рустам.

Телефонный звонок прервал нашу беседу. Звонили из больницы. Саша пришел в себя, и хочет меня видеть.

До клиники мы добрались за считанные минуты. Водитель гнал по городу, не обращая внимания на показания светофоров и нарушая все правила дорожного движения. Со штрафами и правоохранителями я разберусь позже, когда удостоверюсь, что племянник в порядке.

– Хорошо, что вы смогли приехать так быстро, – доктор и переводчик встретили меня у палаты.

– Александр отказывается подпускать к себе врачей. Я уже говорил вам, – подался в объяснения, – что травмы головы очень опасны и могут привести к различным последствиями… Дело в том, что в результате удара пострадал участок головного мозга, который отвечает за координацию движений. Гематома, которую мы пока не можем удалить, привела к тому, что нервные импульсы не доходят до конечностей. Следовательно…

– Он не может двигаться, – закончил я за них, чувствуя, как воздух вылетает из легких. Сжав кулаки, попытался успокоиться. – Это навсегда?

– Сложно сказать, – пожал плечами мужчина. – Впереди нас ждет длительное лечение и множество операций. Возможно, нам удастся вернуть ему подвижность, а возможно и нет. Травмы головы тем и опасны, что совершенно непредсказуемы.

– Я вас понял. Мне можно к нему?

– Да, конечно. Постарайтесь его успокоить, иначе парень может навредить себе еще больше.

Переводчик открыл дверь палаты и отступил, пропуская меня внутрь.

Саша лежал на кровати, посреди небольшой комнаты. На голове у него была бинтовая повязка, лицо напоминало сине-красное месиво, за которым невозможно было угадать прежнего красавца и покорителя женских сердец. Только глаза выдавали в этом незнакомце моего племянника. Такие же яркие и глубокие, как в детстве. Но даже они изменились. Потеряли прежний свет. В них стояли слезы.

– Привет, – постарался придать своему голосу беззаботный тон. Замерев рядом с больничной койкой, смотрел на крестника сверху вниз, а у самого сердце разрывалось на части.

Не должно было этого случиться! Саша не должен был здесь лежать! Он не должен был попасть в эту сраную аварию! Не должен был связываться с ангеловским исчадием!

– Ты заставил меня понервничать, малец, – заставил себя улыбнуться. – Я весь поседел за эту неделю.

Молчит. Смотрит на меня и не реагирует. Будто не слышит моего голоса. Или не хочет слышать?

– Саш, – присаживаюсь на стул, не разрывая зрительного контакта.

Не дает мне договорить. Моргает, позволяя одинокой слезе скатиться по щеке, и шепчет едва слышно:

– Позвони Кате. Я должен поговорить с ней…