Текст книги "Сладостный обман"

Ей было трудно бежать, тяжелые юбки и корсет сковывали движения. Она шла, держась рукой за стену. Ей страстно хотелось жить. Прошедшие восемь лет кому угодно могли показаться кошмаром, впереди у нее могли быть еще более страшные годы, но сейчас все ее существо восставало против смерти. «Жить, только жить», – твердило ее сознание. Внезапно она почувствовала на своем плече руку мужа. Вцепившись в нее своими костлявыми длинными пальцами, больше похожими на страшные щупальца, он потянул жену к себе. Злобно рыча, он схватил ее обеими руками за плечи и ударил о каменную стену с такой силой, что треснула драпировка. Каролина застонала от боли. В стоящем на подоконнике подсвечнике покачнулась свеча, и пламя колыхнулось и поползло вверх по бархатной занавеске. Вскоре оно перекинулось на драпировку, но Вакстон не замечал этого. Он был в бешенстве.

– Где письмо? – рявкнул он в лицо своей жене. – Говори, где оно!

Полагая, что письмо спрятано за корсажем, он с силой рванул ее платье. Раздался треск разрываемой материи. Из-под разорванного бархата стали видны белые упругие груди. Вакстон попытался нанести удар ножом в горло, но Каролина снова двинула его в пах коленом. Нож со звоном покатился по каменному полу лаборатории.

– Пожар! – что есть мочи завопила Каролина. – Пожар! – Она подумала, что если подкупленные мужем слуги не поспешат ей на помощь, то они хотя бы прибегут сюда, испугавшись пожара.

– Ты сдохнешь здесь, – шипел Вакстон. – Никому не нужная грязная тварь. И никто не пожалеет о тебе. – Он обхватил своими костлявыми пальцами ее шею и, прижав к холодному оконному стеклу, принялся душить ее.

Каролина чувствовала, как его пальцы все сильнее вдавливаются в ее горло. Еще немного, и она задохнется. «Нет, только не это, – промелькнуло у нее в голове. – Я не хочу умирать». Несмотря на преклонный возраст, Вакстон был еще достаточно силен. Каролина ощутила легкий звон в ушах, лицо ее запылало. Она поняла, что это конец.

Без воздуха ей не продержаться и пяти секунд, а потом – потеря сознания и смерть. Значит, прав оказался Вакстон? Значит, напрасно она попыталась освободиться от него? Страшная ошибка, результат которой – жуткая смерть. И никто никогда не вспомнит о бедной девушке, ни одна живая душа не всплакнет о ее страшной участи. Что может быть нелепее, чем погибнуть в самом расцвете лет, когда вся жизнь впереди и, быть может, ее израненная и измученная душа еще познает счастье и любовь. Ну нет, она не позволит этому ненавистному ей человеку отнять у нее жизнь! Ни за что на свете!

И тут Каролина ощутила внезапный прилив мужества. Уже слабея, она вдруг нашла в себе силы напрячь обмякшие руки и вывернуться из смертельных объятий. От неожиданности Вакстон покачнулся. Всего секунду он стоял, опершись руками о подоконник, но этого времени Каролине хватило, чтобы ударить его. Всю свою силу, всю свою ненависть вложила она в этот удар. Раздался звон. Вдребезги разлетелось оконное стекло, и фигура Вакстона начала исчезать в темноте зимней ночи. Сильный порыв ветра ворвался в комнату.

Но Вакстон не желал умирать один, лихорадочно махая руками, проваливаясь в ночь, он отчаянно пытался увлечь за собой и свою жену. Ему удалось схватить ее за край рукава, но материя не выдержала и треснула.

Уцепившись за подоконник, с раскрытыми от ужаса глазами, Каролина смотрела, как Вакстон, сдирая с нее рукав, медленно уходит вниз. Ей показалось, что даже время замедлило свой бег. В огне пламени, все более охватывавшем комнату, мелькнули полные ужаса глаза мужа, его застывшее лицо. Вот рукав соскользнул с ее пальцев, и Вакстон с диким криком стремительно понесся вниз. Четыре этажа башни и промерзшая, словно кость, земля не оставляли ему никаких надежд на спасение.

Только сейчас Каролина поняла, что находится в горящей башне одна. Ее снова охватил панический страх. Не в силах заставить себя двинуться с места, она продолжала стоять у окна. Рвущийся в комнату ветер заливал ее дождем, спутывал волосы.

Комната заполнялась огнем. Уже пылали и стены, и длинный стол. С треском разлетались всевозможные склянки, колбы, мензурки. Разноцветными огнями вспыхивала и шипела выливающаяся из них жидкость. Каролина вдруг словно услышала чей-то голос: «Беги! Беги отсюда немедленно!»

Подавив в себе желание взглянуть вниз, на распластавшееся под окном безжизненное тело Вакстона, девушка, подхватив юбки, ринулась к двери.

– Пожар! Пожар в башне! – закричала она и сразу же услышала, как внизу кто-то из слуг, захлебываясь от страха, повторил ее слова. Она устремилась вниз. Теперь ее уже не пугали ни скользкая лестница, ни полуразрушенные ступеньки. В самом низу она увидела двух слуг с ведрами воды в руках. Они окликнули Каролину, но та, не останавливаясь, промчалась мимо них.

Она отдавала себе отчет, что времени у нее не так много и что скоро слуги наткнутся на тело хозяина. Миновав лабиринт комнат и залов, обогнув несколько лестниц, девушка стремительно бежала в сторону кухни, откуда через маленькую дверь можно было выскочить на улицу. Уже слышались громкие голоса слуг и тяжелый топот сапог по каменному полу залов, но она успела юркнуть в спасительную дверь.

Выбежав на улицу, она бросилась к конюшне. Ветер хлестал ей в лицо, ледяные струи дождя заливали одежду.

– Оседлайте мне лошадь, и побыстрее, – запыхавшись, проговорила Каролина, вбегая в конюшню.

Конюх спросонья тер глаза и смотрел на хозяйку ничего не понимающим взглядом.

– Но, миледи… – пробормотал он.

– Я сказала – оседлать мне лошадь! – прикрикнула на него Каролина. Увидев удивленный взгляд конюха, она посмотрела вниз и поняла причину ее изумления – из-под разодранного платья виднелась ее оголенная грудь. Каролина быстро прикрыла ее болтавшимся куском материи. Глаза конюха еще более расширились, когда он заметил, что по ее рукам текут струйки крови. – Вставай, кому я сказала!

– Но… миледи… мой господин… – промямлил конюх.

Каролина, окинув взглядом стену, увидела вилы. Схватив их, она замахнулась ими на конюха.

– Или ты запряжешь мне лошадь, или я… – закричала она вне себя от ярости. Не успела она договорить, как насмерть перепуганный конюх вскочил и бросился к стойлам.

Сорвав со стены чей-то старый плащ и такую же потертую шляпу с длинным отвислым пером, Каролина, собрав волосы, быстро накинула на себя нехитрое одеяние.

Тем временем конюх оседлал и вывел из стойла лошадь. Попросив конюха поддержать ее, она запрыгнула в седло. Затем он открыл двери, и беглянка, пришпорив коня, выскочила на улицу. Она проскакала вокруг Хаверинг-хауза, намереваясь выехать на главную дорогу, ту, что вела в Лондон. Позади трещало и билось пламя, огонь вырывался уже из всех окон башни. В небо то и дело взлетали оранжевые искры. Огибая дом, Каролина заметила у самого основания башни свет лампы и поняла, что слуги нашли Вакстона. С силой натянув поводья, она заставила лошадь остановиться. Девушка смотрела по сторонам, лихорадочно соображая, какой дорогой ей ехать. Внезапно она вздрогнула, подумав, что ее могут увидеть. Ей было страшно от того, что уже произошло, и от того, что может случиться. Вакстон мертв, а слуги видели, как она выбежала из башни. Теперь она убийца, преступница. Она убила своего мужа, и наказанием за это может быть только казнь через повешение. И никто не спасет Каролину от виселицы, попади она в руки судей. Даже тот факт, что Вакстон сам пытался убить ее, не послужит ей оправданием.

Отпустив поводья, Каролина устремилась вперед. Чтобы выехать на дорогу, ведущую в Лондон, необходимо проскакать мимо башни. И миновать ее нужно было как можно быстрее и незаметнее. Пролетая мимо башни, Каролина успела увидеть Ханта, с лампой в руках склонившегося над Вакстоном. Он явно что-то говорил ее мужу, и вдруг… Она могла поклясться, что видела, как губы Вакстона зашевелились. Хант тут же вскочил, и сквозь свист и вой ветра Каролина услышала его злобный крик.

– Задержите ее! Схватите! – орал Хант. – Не дайте уйти убийце! Вон она! – он показывал рукой в сторону удаляющейся девушки.

Каролина испуганно вжала голову в плечи и принялась еще сильнее пришпоривать лошадь. «Все, конец, – подумала она. – Теперь мне остается только одно – бежать». Проскакав через широкую лужайку, она вылетела на дорогу.

Но, не проехав и мили, бедная девушка услышала за спиной гулкие удары копыт. Оборачиваться было бессмысленно, она и так знала, что за ней гонится Хант. Она прекрасно понимала, что на милость можно не рассчитывать, поскольку имя Ханта было тоже в списке заговорщиков.

Изо всех сил Каролина старалась заставить лошадь скакать быстрее. Она понукала ее, била пятками, но все ее попытки были тщетны – разве могла домашняя лошадка сравниться в скорости и силе с испытанным боевым конем? Но беглянка старалась не думать о преследователе. Дождь становился все сильней. Лошадь скакала тяжело, разбрызгивая копытами грязь, которая попадала на одежду и лицо девушки. Через некоторое время лошадь стала спотыкаться и несколько раз едва не упала. Каролина хлестала ее поводьями, отчаянно кричала и заставляла бежать. Девушка не могла, не хотела даже думать о том, как окажется в лапах такого чудовища, каким был Хант. Она хорошо представляла себе, что произойдет, если Хант настигнет ее. Кто обратит внимание на труп неизвестной? Топот становился все слышнее, и Каролина, собравшись с духом, обернулась. К своему ужасу, она обнаружила, что от преследователя ее отделяло не более четверти мили. Удары копыт его коня молотом стучали в ее ушах. Она почти физически ощущала, как в спину ей впились красноватые хищные глаза Ханта. И никакого спасения впереди: ни тропинки, по которой можно было бы свернуть и скрыться, ни рощицы, чтобы спрятаться. Оставалось только скакать и молиться, полагаясь на милость Божью.

Внезапно Каролина увидела впереди два маленьких тусклых огонька. Это была карета! Девушка пригляделась повнимательнее. Да, теперь она была совершенно уверена, что впереди нее, причем на небольшом отдалении, едет карета. Она стала отчаянно кричать и попыталась махать рукой, но от резких движений едва не потеряла равновесие и чуть не упала в грязь.

– Помогите! Помогите! – что есть сил кричала Каролина, испуганно вцепившись в поводья и прижимаясь к шее лошади.

Вытянув длинные ноги и скрестив руки на груди, барон Ричард Чэмбри сидел на кожаном сиденье своей кареты. Глаза его были закрыты, монотонный стук дождя по крыше кареты и заунывный вой ветра навевали дрему. Ричард подумал о кучере, несчастному малому не повезло – сидеть всю ночь под таким ливнем. «Может быть, где-нибудь остановиться, переждать ливень?» – подумал барон, но сразу же отбросил эту мысль. Ричарду нужно было приехать в Лондон не позднее утра.

Барон возвращался из замка своей матери, пожилой больной женщины, недавно ставшей вдовой. Вернувшись с войны с турками, он взял за правило ежемесячно навещать ее, хотя каждый визит всегда заканчивался одним и тем же – тяжестью в душе и крайней усталостью. Ричард поежился и поплотнее закутался в отороченный мехом плащ. Затем, вытащив из кармана плаща фляжку, он несколько раз отхлебнул из нее. Огненный ликер обжег горло, и по всему телу разлилось приятное успокаивающее тепло. «Ну и ночка. Сущее проклятие», – подумал барон.

Пять лет назад Ричард Чэмбри, тогда еще молодой, честолюбивый юноша, покинул Англию в поисках приключений. Поколесив с год по Франции, он с горсткой друзей примкнул к отряду наемников и отправился воевать с турками. Война закончилась для барона большой трагедией – сарацины оскопили попавшего к ним в плен красивого юношу. «Не забывай нас, евнух», – смеялись они, отпуская барона из плена. По сей день он помнил их издевательский смех. Забывать об этом не давали ему и визиты к матери, ее украдкой брошенные взгляды и частые горестные вздохи. Однако теперь барон переживал свою беду не так остро, как раньше, горечь, сжигавшая его адским огнем, давно прошла. Психологически он уже смирился со своим положением и искал удовольствий не во встречах с женщинами, а в веселых пирушках и азартных играх. Со временем он все реже вспоминал и об осклабившейся физиономии сарацина с кривой саблей в руках, и о вырытой в песке яме, долгие дни служившей ему тюрьмой. Человек богатый, барон проводил дни в постоянных развлечениях, он мог себе позволить любое удовольствие. Любое, кроме…

Ричард сделал еще несколько глотков, и, закупорив фляжку, убрал ее. Откинувшись на подушки, барон вновь закрыл глаза, собираясь уснуть. Внезапно ему почудилось, что он слышит чей-то крик. Барон прислушался… «Нет, это, наверное, ветер», – подумал Ричард.

Крик повторился, на этот раз явственней. Барон приподнялся. Теперь у него уже не было сомнений – он слышал чей-то умоляющий крик. Кто-то взывал к нему, молил о помощи.

Откинув полог, Ричард посмотрел в окно и сквозь пелену дождя увидел очертания всадника, отчаянно размахивавшего руками.

Немного подумав, Ричард решил не останавливаться. Места здесь были дикие, дороги кишмя кишели разбойниками. Некоторые из них были необычайно хитры и выдавали себя за терпящих бедствие путешественников. Барон посчитал, что лучше не рисковать своей жизнью и ехать вперед. «Но не исключено, что этот путник и в самом деле попал в беду», – подумал Ричард и, устыдившись своей трусости, стукнул кулаком по стенке кареты.

– Пол! – обратился барон к своему кучеру. – Остановись!

Карета остановилась, и барон, закутавшись в плащ, вышел. Дождь хлестал немилосердно. Заслонив глаза от холодных струй, он вгляделся в даль. Да, действительно, за каретой кто-то скакал.

– Помогите! Ради Бога помогите! – кричал неизвестный всадник.

Ричард увидел двух скачущих на небольшом расстоянии друг от друга всадников. Один явно стремился догнать другого.

Ричард бросился вперед и, как только путник остановил лошадь, помог ему слезть с седла.

К удивлению Ричарда, всадником оказалась молодая девушка.

– Святой дьявол, – проговорил Ричард, разглядывая порванное платье, из-под которого виднелись аппетитные груди.

– Вы должны помочь мне, – взмолилась незнакомка и бросилась к карете барона.

– Что случилось? – спросил Ричард требовательным голосом. – Кто вас преследует?

Каролина распахнула украшенную фамильным гербом дверь и, пошатываясь от усталости и тяжести промокшей одежды, с трудом влезла в карету.

Ричард подошел к карете и увидел, что на ступеньке висит лоскут прекрасной рубашки, оторвавшийся, когда девушка влезала в карету. Заметив недоуменный взгляд Ричарда, Каролина нагнулась и, схватив лоскут, швырнула его на дорогу.

– Мисс, вы мне не ответили. Кто вас преследует? – повторил Ричард свой вопрос.

– Грабители, – ответила девушка и, откинув полог, выглянула в окно.

Ее преследователь остановился футах в ста от кареты.

Ричард посмотрел в темноту, туда, где виднелась фигура второго всадника, одетого в богатый камзол. «Странный, однако, грабитель», – подумал он.

– Что прикажете делать с вашей лошадью? – слегка улыбнувшись, поинтересовался Ричард, заинтригованный встречей с прекрасной незнакомкой. – Привязать ее к моим?

– Оставьте ее здесь, – ответила Каролина. – И, пожалуйста, давайте поедем. – Она умоляюще сложила руки, прижав их к груди. – Прошу вас, поедемте.

Сквозь беспрерывные струи дождя Ричард с любопытством смотрел на нечаянную гостью. Высокий, с волевым лицом и выразительными глазами, барон был красив. Снова усмехнувшись, он обернулся к кучеру.

– Пол, – приказал барон. – Вперед!

Он легко поднялся внутрь, закрыл дверь, и карета тронулась в путь. Незадачливый преследователь, «грабитель», как назвала его Каролина, остался стоять один посреди размытой дождем дороги.

Некоторое время Ричард не без интереса рассматривал свою гостью. Даже в тусклом пляшущем пламени свечи было видно, что она необычайно красива. Длинные блестящие локоны, выбившиеся из-под старой шляпы, нежная белая кожа и необыкновенной глубины темные глаза. Вот только выражение их было… На войне Ричард часто видел этот взгляд, так смотрели люди, избежавшие верной смерти. «Ее жизни, по всей вероятности, грозила страшная опасность», – пришел он к заключению. Однако больше всего Ричарда поразило лицо незнакомки, красивое и в то же время смелое, решительное. Перед ним сидело существо определенно мужественное и в то же время совершенно беззащитное. Что могла эта беспомощная и слабая девушка противопоставить тому странному «грабителю», от которого так стремилась уйти? Ричардом внезапно овладела жалость к ней, промокшей насквозь и дрожащей от холода. Его непреодолимо влекло к этой девушке, но, не способный обладать ею, Ричард принял решение помочь бедняжке, определенно попавшей в отчаянное положение.

– Не бойтесь, – ласково заговорил он и, сняв свой плащ, протянул его гостье. Та с благодарностью приняла его и, стыдливо опустив глаза, прикрылась им. – Тот человек, что гнался за вами, очень мало похож на разбойника, – предположил Ричард. – Расскажите мне честно, что с вами произошло, и я подумаю, чем смогу вам помочь…

Ресницы девушки дрогнули. Подняв глаза, она вопросительно посмотрела на него.

– Но… но почему вы полагаете, что я могу довериться вам?

С минуту Ричард подумал над словами девушки и затем ответил:

– А у вас есть еще кто-нибудь, кому вы можете доверять?

Девушка обреченно покачала головой.

– Ну вот видите, – проговорил Ричард и взял ее дрожащую руку в свою. – Тогда у вас просто нет выбора. Не так ли?

2

Лондон, 1664 год.

Откинувшись на спинку уютного кожаного сиденья, Кэвин Вакстон, граф Вакстон, задумчиво кивал. Он не очень-то вслушивался в то, что говорили его приятели, их беседа не интересовала его. В гораздо большей степени его занимали собственные проблемы. Кэвин приехал в Лондон всего несколько дней назад и предпочел бы остаться у себя в комнате на Ковент-Гарден, чтобы как следует обдумать свое положение. Однако, к несчастью, старинный приятель Кэвина, Джеймс Ноулз, подвернулся ему в здании Королевской биржи совершенно случайно. Результатом встречи и явилось посещение Королевского театра. Джеймс долго убеждал его, что это будет незабываемая ночь, и Кэвин хоть и неохотно, но поддался на его уговоры.

Украшенная гербом карета Джеймса грохотала по Друри-лэйн, с трудом пробиваясь сквозь толпу торговцев, спешивших по своим делам мастеровых и назойливых нищих. Проехать по улице оказалось непросто – дорогу то и дело перебегали мальчишки с тележками, а навстречу шли другие кареты. Приходилось надолго задерживаться. Шум стоял невообразимый, порой Кэвин с трудом разбирал, что говорит ему Джеймс. Помимо прочих неудобств, стояла страшная жара, в карете было так душно, что человек, физически не очень крепкий, просто упал бы в обморок.

Поглядывая в открытое окно кареты, Кэвин не переставал удивляться переменам, происшедшим в Лондоне за последние три года. Он уехал отсюда в 1661 году, сразу после того, как король Карл наградил его большими земельными владениями в американских колониях. Это был щедрый подарок, плата Кэвину за его верность короне и за деньги, некогда предоставленные королю на ведение войны. Тогда, до отъезда, Лондон был весь в руинах. Пуритане довели город до крайней убогости. Кэвин никак не ожидал, что Лондон так быстро возродится. Теперь это был довольно крупный и процветающий город, вполне заслуживающий звания столицы могущественной державы.

Восстановление Лондона ознаменовалось расцветом пошлости, непристойности и разврата. Отовсюду веяло растлением и воровством. Казалось, сам воздух Лондона пропитан грехом и заражает своей отравой его жителей. Во всем чувствовался дикий разгул, в каждом жесте и каждом звуке сквозила похоть. Честность уступала место бесчестию.

Кэвину порой казалось, что все лондонцы без исключения, где бы они ни находились – дома ли, в многочисленных харчевнях и пивных, на улицах или магазинах, – заняты какими-то очень важными делами. Он не видел различия между аристократами, мечущимися по бирже, и шныряющими по улицам карманниками. Стремления и тех и других были направлены только на приобретение золота, разница заключалась лишь в том, что первые искали слитки, а вторые удовольствовались бы срезанными с камзола пуговицами. И поиски эти не прекращались ни на минуту. И эта всеобщая гонка за богатством напоминала сумасшествие, безумие, враз охватившее всю нацию. Вся Англия процветала, но Кэвин видел и обратную сторону обогащения – озабоченные и безрадостные лица аристократов, по духу и по сути своей ничем не отличающихся от уличных попрошаек.

Не прошло и двух дней, как Кэвин начал скучать по чистому и вольному воздуху американских колоний, по их необозримым пространствам, поражающим своей красотой и чарующей безмятежностью. Здесь, в Лондоне, ему было не по себе. Куда-то спешащие люди пугали его, он боялся затеряться в толпе и исчезнуть, словно раствориться. Но еще больше его страшила мысль стать таким же, как и все. Быть подхваченным волной стяжательства, закрутиться в золотом водовороте он не желал. Кэвин отвык от многолюдья. Он чувствовал себя в Лондоне неуютно, далеко не так спокойно и свободно, как в Мэриленде. Только там, на бескрайних просторах, на изрезанных чудесными бухтами землях, познал он, что такое настоящая свобода.

Собственно говоря, Кэвин не хотел ехать в Лондон. Вначале он намеревался послать в столицу своего представителя с прошением о приобретении новых земель. Пересечь океан его заставило письмо, полученное от поверенного его брата Уолдрона.

В письме, кстати, с неточно указанным адресом, отчего оно около двух месяцев бродило по колониям, сообщалось о печальной кончине графа Вакстона, убитого собственной женой, и о небольшом наследстве. Известие о смерти брата поразило Кэвина так сильно, что он решил немедленно ехать в Лондон. Но не погоня за титулом двигала им и не желание получить деньги, хотя и столь необходимые. Молодого графа Вакстона гнала в Лондон жажда восстановить справедливость.

Однако по приезде в Лондон он был удивлен еще больше. Как ему удалось выяснить, гнусную преступницу, бежавшую из дома в ночь убийства, не схватили и не предали суду. В то время когда его брат Уолдрон гнил в земле, его жена была жива и здорова. Несмотря на то, что Кэвин ни разу не видел свою невестку, он решил во что бы то ни стало найти ее и предать в руки правосудия. Он поклялся, что не покинет Англии до тех пор, пока не увидит жену Уолдрона на виселице.

Кэвин поднял голову и увидел изумленный взгляд Джеймса.

– Извини, Джеймс, я не расслышал твоих слов. Тут такой шум. Что ты сказал?

Джеймс наклонился и дружески похлопал Кэвина по руке. Оба друга были прекрасно одеты, великолепные бархатные костюмы дополняли золотые цепочки на груди и манжетах. У обоих были модные шляпы с перьями. У Кэвина – с более традиционным зеленым, у Джеймса – с ярко-красным, делавшим его похожим на петуха.

– Я сказал, что с тех пор, как ты отсюда уехал, Лондон здорово изменился, – добродушно произнес он.

Кэвин повернулся к окну и снова с удивлением взирал на крикливый, кичливый Лондон.

– Да, – ответил он, подтверждая свои слова кивком. – Лондон сильно изменился. Такой грязи раньше не было. На улицах полно народа, и по большей части карманники, – усмехнулся Кэвин. – По крайней мере, честное лицо стало здесь редкостью.

– Да, – кивнул Джеймс. – На запах золота, привезенного с собой Стюартом, сюда устремились многие. Правда, достанется оно не всем, кое-кому может и не хватить, – Джеймс многозначительно посмотрел на двоих приятелей, согласившихся составить компанию ему и Кэвину. Из всех четверых в действительности похвастать богатством мог только он. Это ему два года назад было выдано право именем короля захватывать иностранные суда, привилегия столь же почетная, сколь и высокооплачиваемая. – Да, преступников в Лондоне, конечно, многовато, – мрачно проговорил Джеймс. – Но что делать, это необходимая плата за процветание, – он скрестил руки на груди. – Но не стоит все изменения сводить к росту преступности и во всем видеть только плохое. Подожди, сейчас приедем в театр, и ты увидишь, что Лондону есть чем гордиться.

Кэвин удивленно поднял брови. Чтобы не обижать друга, он изо всех сил старался выказать заинтересованность его сообщениями, хотя на самом деле больше всего ему сейчас хотелось обратно домой. В руках у него находились кое-какие документы брата, и Кэвин надеялся с их помощью выйти на след его вдовы.

– Вот как? И чем же, по твоему мнению, покорит меня Лондон?

– Женщинами, – ответил Джеймс.

Кэвин заставил себя улыбнуться.

– Женщинами, говоришь?

Один из приятелей Джеймса, одетый в костюм бледно-лилового цвета, хлопнул по колену шляпой, украшенной пурпурным пером.

– И какими! – восхищенно воскликнул он. – Они поют, танцуют, ходят по сцене полуобнаженными. И кроме того, – посмеиваясь, проговорил он, – умеют развлекать своих гостей за вполне приемлемую плату. Наш друг, – он повернулся к Джеймсу, – как раз везет нас на такую вечеринку. После спектакля мадам Люси Мейнор согласилась поехать с нами в таверну отужинать.

Кэвин снова стал смотреть в окно. Карета подъезжала к зданию театра, над крышей которого развевался большой желтый флаг. Это был своего рода сигнал – в дни, когда спектакли не ставились, флагшток оставался сиротливо пустым.

– Увижу ль я женщину моей мечты? – проговорил Кэвин и с иронией улыбнулся.

Джеймс с приятелями захохотали, и Кэвина покоробило от их пошлого смеха. Прошло еще несколько минут, и карета остановилась. Кучер открыл дверцу, и друзья вышли на грязную улицу прямо возле театра.

Из двух городских театров только этот имел разрешение на постановку пьес. Они вошли внутрь, и Джеймс повел всю компанию в свою ложу. Располагалась она над самой сценой.

Спектакль – а ставили в тот день одну из шекспировских комедий – еще не начался, но воздух театра уже был пропитан предвкушением чего-то необычного. Такого острого ощущения Кэвину еще не приходилось испытывать. Именно сюда, в театр, по вечерам стекалась вся лондонская знать. Партер был заставлен скамейками, на которых, теснясь и толкая друг друга, сидело около сотни юношей. Все они, видимо, хорошо знали друг друга, перебрасывались сальными шутками и неестественно громко хохотали. Между скамейками сновали молодые девушки, предлагавшие зрителям апельсины и сладости. Они дружно потешались над мужчинами и высмеивали их напыщенных подружек. Прямо над партером, но немного ближе к сцене, находился разделенный на ложи балкон. Предназначался он для царственных особ и их гостей. Другой балкон, повыше, был заполнен дамами. Кэвин посмотрел туда и увидел ряды крикливо раскрашенных лиц, увешанные дорогими украшениями волосы, руки и шеи. Их непристойные ужимки и жесты были рассчитаны на привлечение внимания кавалеров. Кэвин предположил, что это в основном уставшие от однообразных бесчисленных романов дамы, решившие в театре показать подругам своих теперешних любовников и приобрести новых. Его предположения подтвердились, своим поведением они никак не напоминали добропорядочных супругов. Казалось, уставший от шестнадцатилетнего правления суровых пуритан Лондон вмиг превратился в огромный бордель и с безумным отчаянием наверстывал упущенное. В глазах рябило от вызывающе яркой косметики и крикливых цветов одежды, запрещенных при Кромвеле. Такие понятия, как верность, честь и чистота, канули в прошлое, в моду вошли бесстыдство и распущенность.

Кэвин сидел в первом ряду ложи, между Джеймсом и приятелем в бледно-лиловом костюме. Он равнодушно вслушивался в их беседу, но сам участия в ней не принимал. Наконец раздалось пение менестрелей, и занавес медленно пополз вверх. Зрители попритихли, взрывы смеха и громкий говор прекратились, уступив место перешептыванию.

Кэвин старательно вникал в сюжет комедии, но только до тех пор, пока на сцене не появилась очень красивая женщина с копной роскошных золотистых волос. Он подался вперед, пытаясь получше разглядеть красотку, но та вдруг исчезла в водовороте других актрис, появившихся на сцене. Кэвин поискал глазами и вновь нашел ее.

Роль у нее была маленькая, если не сказать крошечная, и совершенно незначительная. Но тем не менее, когда женщина выходила на освещенную лампами сцену, аудитория замирала. А юноши с ее появлением начинали приветственно кричать и топать ногами, да так громко, что заглушали игру актеров.

Длинные золотистые волосы актрисы волнами ниспадали ей на плечи и спину, окаймляя ее прекрасное лицо. Светлый костюм не мог скрыть ее прекрасную грудь, гибкое тело и длинные ноги. Соблазнительные формы и движения актрисы говорили о ее доступности, но не это привлекло внимание Кэвина. Он смотрел в ее выразительные карие глаза и видел в них искры радости. Они сияли счастьем и довольством, чувствами, как казалось Кэвину, в Лондоне совершенно потерянными.

Он легонько толкнул локтем в бок Джеймса и спросил:

– Как зовут ее?

– Кого?

Кэвин улыбнулся и кивнул в сторону сцены:

– Ты прекрасно догадываешься, о ком я говорю, Ноулз. Как зовут вон ту рыжеволосую красавицу?

Джеймс, посмеиваясь, шепнул на ухо другу:

– Понравилась? Неудивительно. Волнующая красотка.

Актриса заговорила, и Кэвин приложил палец к губам, делая знак Джеймсу помолчать.

Голос у актрисы оказался довольно низким, глубоким, но таким женственным. Он словно дышал томлением и глубоко затаенной страстью. Актриса закончила читать свою роль и направилась за кулисы.

Кэвин, не сводя глаз, смотрел вслед уходящей рыжеволосой красавице.

– Ее тоже можно нанять, как и остальных? – спросил он.

– Кого? Эллен Скарлет? – Джеймс иронично усмехнулся и полез в карман за табакеркой. – Боюсь, что нет.

– Я с удовольствием отужинал бы с ней.

– Не ты один, – ответил Джеймс. – С ней любой бы согласился отужинать, – губы Джеймса растянулись в циничной ухмылке. – Только придется тебе выбрать другую девушку, Кэвин. Посмотри, сколько их здесь. Говори, какую ты хочешь, а об остальном я позабочусь.

– Эллен Скарлет, – упрямо повторил тот. – Эллен Скарлет… – снова произнес он довольно громко, словно наслаждаясь звуком имени соблазнительной актрисы.

Впервые Кэвин был очарован, нет, ошеломлен и подавлен красотой женщины. Он не сторонился женщин, но никогда и не искал их. Казалось, это они его находили. Но ни разу в жизни ему не хотелось продлить связь с какой-нибудь красоткой, и уж тем более он никогда не стремился узнать о женщинах больше, чем это можно сделать в постели. Кэвина не интересовали человеческие достоинства его случайных подруг. Но, увидев Эллен Скарлет, он вдруг почувствовал в ней женщину, с которой можно проводить время не только в постели. Кэвин снова повернулся к Джеймсу.