Текст книги "Без надежды"

– Конечно. Но если твоя книга – отстой, придется сделать переоценку дружбы.

Понедельник, 27 августа 2012 года

15 часов 55 минут

Так получилось, что Брекин стал для меня Божьей милостью… и он действительно мормон. У нас много общего, и многое нас отличает, что делает его еще симпатичнее. Он тоже был усыновлен, но поддерживает тесные отношения с семьей настоящих родителей. У Брекина есть два брата – не приемные и не геи, – поэтому неродные родители объясняют его гомосексуальные наклонности происхождением из другой семьи. Он говорит, они надеются, что, если усердно молиться, все это постепенно пройдет к окончанию школы, но сам он уверен, что оно, напротив, расцветет пышным цветом.

Он мечтает стать знаменитой бродвейской звездой, но признается, что у него нет способностей к пению или актерской игре, а потому придется отказаться от этой мечты и поступить в коммерческий колледж. Я рассказала ему, что хочу изучать литературное мастерство и заниматься только тем, что сидеть в штанах для йоги, писать книги и есть мороженое. Он спросил, в каком жанре я собираюсь работать, и я ответила:

– Неважно, было бы хорошо написано, верно?

Думаю, это замечание решило нашу судьбу.

Сейчас я иду домой, размышляя, написать ли Сикс об удивительных событиях первого дня или пойти в магазин за дозой кофеина, необходимой мне перед ежедневной пробежкой.

Побеждает кофеин, несмотря на то что моя любовь к Сикс немного перевешивает.

Мое минимальное участие в ведении семейного хозяйства заключается в еженедельной закупке продуктов. Благодаря нешаблонному веганскому подходу Карен к питанию, вся еда в нашем доме без сахара, без углеводов и без вкуса, поэтому я предпочитаю отовариваться сама. Хватаю упаковку из шести бутылок содовой и самый большой пакет сникерсов, бросаю в тележку. У меня в спальне есть замечательный тайник для припасов. Большинство подростков припрятывают сигареты и травку, а я – сласти.

Дойдя до кассы, я узнаю девушку, пробивающую чек. Она была со мной на втором уроке английского. Я уверена, что ее зовут Шейна, но на беджике значится Шейла. В Шейне / Шейле есть все, о чем можно мечтать. Высокая и загорелая соблазнительная блондинка. В хорошие дни я тоже ничего себе. Можно было бы постричь мои прямые каштановые волосы или даже сделать мелирование. Но волос у меня целая копна, и будет не так-то легко содержать их в порядке. Они спадают с плеч дюймов на шесть, но из-за жары и влажности я обычно убираю их наверх.

– У нас естествознание? – спрашивает Шейна / Шейла.

– Английский, – поправляю я.

Она бросает на меня снисходительный взгляд.

– А я и говорила по-английски, – обиженно произносит она. – Я спросила: «У нас естествознание?»

Боже правый! Может, такой блондинкой мне быть вовсе не хочется.

– Нет, – отвечаю. – Я имела в виду, что у нас с тобой общий английский, а не естествознание.

Несколько мгновений она тупо смотрит на меня, потом смеется:

– А-а!

На ее лице появляется осмысленное выражение. Она смотрит на монитор и называет сумму. Я засовываю руку в задний карман джинсов и достаю кредитную карту, стремясь поскорей закончить этот не слишком умный разговор.

– Бог мой, – тихо произносит она. – Посмотри, кто там сзади.

Я поднимаю на нее взгляд. Она пристально смотрит на кого-то, стоящего неподалеку в очереди к соседней кассе.

Нет, выражусь точней. Она исходит слюной, глядя на кого-то, стоящего в очереди к соседней кассе.

– Привет, Холдер, – обольстительно произносит она, сверкая белозубой улыбкой.

Неужели она хлопает ресницами? Угу. Она и впрямь похлопала ресницами. Я всерьез полагала, что такое можно увидеть только в мультиках.

Я оборачиваюсь посмотреть, кто такой этот Холдер, которому удалось развеять подобие самоуважения, оставшегося у Шейны / Шейлы. Парень смотрит на нее и с безразличным видом кивает в знак того, что узнал.

– Привет… – Он скашивает взгляд на ее беджик. – Шейла. – Потом поворачивается к своей кассирше.

Неужели проигнорировал? Одна из самых смазливых девиц в школе откровенно завлекает его, а он раздражается. Он вообще из человеческой породы? Ребята, которых я знаю, так бы себя не вели.

Она фыркает.

– Шейна, – поправляет она, досадуя на то, что он не знает ее имени.

Я поворачиваюсь к Шейне и провожу кредитку через считывающее устройство.

– Извини, – обращается он к ней. – Ты ведь знаешь, что на твоем беджике написано «Шейла»?

Она скашивает и приподнимает беджик, чтобы прочитать.

– Ха! – Погрузившись в раздумья, она сдвигает брови. Было бы куда погружаться! – Когда ты вернулся? – спрашивает она Холдера, напрочь игнорируя меня.

Я только что провела свою кредитку и почти уверена, что теперь очередь за Шейной, но она поглощена мыслями о скорой свадьбе с этим парнем и начисто забыла, что у нее клиент.

– На прошлой неделе, – отрывисто отвечает он.

– А тебе разрешат вернуться в школу?

С места, где я стою, слышно, как он вздыхает.

– Это неважно, – бесстрастно произносит он. – Я не вернусь.

Это последнее высказывание вызывает явное неодобрение Шейны / Шейлы. Закатив глаза, она обращает внимание на меня.

– Досадно, что к такому телу не прилагаются мозги, – шепчет она.

От меня не ускользает ирония ее утверждения.

Когда она наконец начинает набивать цифры на кассовом аппарате, я пользуюсь возможностью оглянуться вторично. Мне любопытно еще раз взглянуть на парня, которого бесит длинноногая блондинка. Посмеиваясь над словами кассирши, он заглядывает в свой бумажник. Я сразу замечаю три вещи:

Чарующая улыбка, обнажающая идеальные белые зубы.

Ямочки, появляющиеся в уголках губ и на щеках, когда он улыбается.

Меня бросает в жар.

Или это томление. Или, может быть, пищевая инфекция.

Чувство это мне совершенно незнакомо. Я вообще не понимаю, что со мной творится. Не знаю, что в нем такого особенного и откуда у меня впервые появилась нормальная биологическая реакция на другого человека. Пожалуй, я никогда не видела ничего подобного. Он красив, но не приторной красотой смазливых мальчиков. На крутого парня он тоже не тянет. Просто-напросто идеальная смесь того и другого. Не слишком рослый, но и не маленький. Ни излишней грубости, ни идеального совершенства. На нем джинсы и белая футболка, ничего особенного. Не похоже, чтобы он сегодня причесывался, да и хорошая стрижка ему бы не помешала, как и мне. Волосы у него довольно длинные спереди, и, когда он поднимает глаза и ловит на себе мой пристальный взгляд, ему приходится откидывать их с лица.

Черт!

Обычно, когда на меня смотрят в упор, я сразу отвожу глаза, но в его взгляде есть нечто странное, отчего мой взор приковывается к нему. Улыбка моментально сходит с его лица, и он поднимает голову. В глазах появляется пытливое выражение, и он медленно качает головой – то ли с недоверием, то ли с… отвращением? Не знаю, что за этим кроется, но реакция явно негативная. В надежде, что причина этого неудовольствия не во мне, я озираюсь по сторонам. Потом вновь оборачиваюсь к нему. Он продолжает глазеть на меня.

На меня.

Я, мягко говоря, взволнована и поспешно поворачиваюсь к Шейле. Или Шейне. Как бишь там ее. Мне надо прийти в себя. Каким-то образом этому парню удалось за минуту привести меня в экстаз, а потом до смерти напугать. Такая неоднозначная реакция едва ли хорошо скажется на моем лишенном кофеина организме. Я бы скорей предпочла, чтобы он смотрел на меня с тем же безразличием, что и на Шейну / Шейлу, нежели таким взглядом. Я хватаю чек у «как там ее» и сую в карман.

– Привет.

От его низкого требовательного голоса у меня моментально перехватывает дыхание. Я не знаю, обращается ли он ко мне или к «как там ее», поэтому подхватываю пакеты с продуктами, надеясь добраться до машины, пока он оплачивает свои покупки.

– Кажется, он обращается к тебе, – произносит она.

Я хватаю оставшиеся пакеты и, игнорируя ее, поспешно направляюсь к выходу.

Дойдя до машины, я со вздохом облегчения открываю заднюю дверь, чтобы положить продукты. Что за фигня со мной происходит? Мое внимание пытается привлечь симпатичный парень, а я убегаю? Обычно я не стесняюсь. Я даже чересчур самонадеянна. Пожалуй, впервые в жизни я испытала влечение и сразу бегу.

Сикс меня убьет.

Но этот взгляд! Он так взволновал меня! Я испытала неловкость и смущение, но в то же время была польщена. Мне непривычны подобные эмоции – особенно когда их несколько кряду.

– Привет.

Я замираю. Сейчас, без сомнения, он обращается ко мне.

Я по-прежнему не в состоянии понять, что это – томное щекотание в животе или вирус, но, как бы то ни было, его голос проникает в самое мое нутро, и мне это не нравится. Я сжимаюсь и медленно оборачиваюсь, понимая вдруг, что от моей прежней уверенности не осталось и следа.

Одной рукой он держит два пакета, а другой потирает загривок. Вот бы снова пошел дождь и он бы здесь не торчал. Парень смотрит мне в глаза, и недавний презрительный взгляд уступает место кривой улыбке, которая в этой ситуации кажется несколько натянутой. Рассмотрев его внимательнее, я понимаю, что причина неожиданных желудочных симптомов – вовсе не инфекция.

Это просто он сам.

Все в нем – от взъерошенных темных волос до ярких голубых глаз, до этих… ямочек и мускулистых рук, которые хочется потрогать.

«Потрогать? Ты что, Скай? Держи себя в руках!»

При взгляде на него перехватывает дыхание и сердце начинает бешено колотиться. У меня такое ощущение, что улыбнись он мне обольстительной улыбкой (как это пытается сделать Грейсон), и я немедленно разденусь перед ним.

Как только я перестаю таращиться на его фигуру и мы вновь встречаемся взглядами, он перекладывает пакеты в левую руку.

– Я Холдер, – говорит он, протягивая ладонь.

Я смотрю на его руку и, не пожав ее, пячусь. Вся ситуация вызывает у меня чувство неловкости, чтобы поверить в невинность этого представления. Может, если бы в магазине он не смотрел так пристально, меня вернее сразило бы его физическое совершенство.

– Что тебе нужно?

Я нарочно смотрю на него с подозрением, чтобы скрыть восторг.

Он отрывисто смеется и качает головой, при этом в уголках губ вновь появляются ямочки. Потом отводит глаза.

– Мм.

Это нервное заикание совершенно не соответствует его самоуверенному поведению. Словно желая сбежать, он обшаривает взглядом парковку, а затем со вздохом вновь останавливает взор на мне. Быстрая смена его настроений приводит в сильное замешательство. В один момент его словно раздражает мое присутствие, а в следующий – он уже готов преследовать меня. Обычно я неплохо разбираюсь в людях, но если бы меня попросили оценить Холдера исходя из опыта двух последних минут, я сказала бы, что он страдает раздвоением личности. Сбивают с толку его резкие переходы от беспечности к рвению.

– Не хочу показаться банальным, – говорит он. – Но твое лицо кажется мне знакомым. Ничего, если я спрошу, как тебя зовут?

Едва эти слова срываются с его губ, как я начинаю испытывать разочарование. Он один из тех парней. Вы знаете, о ком я. Те обалденные парни, которым ничего не стоит подцепить любую девчонку в любое время и в любом месте, – и они об этом знают. Те, кому достаточно криво ухмыльнуться, поиграть ямочками на щеках или спросить девушку, как ее зовут, и она уже тает, а потом оказывается перед ними на коленях. Те ребята, которые субботними вечерами залезают в окна.

Я сильно разочарована. Закатив глаза, пытаюсь не глядя открыть дверь машины.

– У меня есть парень, – вру я.

Развернувшись, открываю ее и забираюсь в машину. Хочу захлопнуть дверь, но встречаю сопротивление. Подняв глаза, вижу, что он придерживает ее. Взгляд его выражает гнетущее отчаяние, от которого у меня по рукам бегут мурашки.

Он смотрит, а я дрожу? Кто же я такая, черт побери?

– Твое имя. Это все, что мне нужно.

Я прикидываю, следует ли объяснять, что мое имя не поможет ему в его поползновениях. Вероятно, я единственная семнадцатилетняя особа в Америке, не пользующаяся Интернетом. Продолжая сжимать дверную ручку, я сражаю его сердитым взглядом.

– Не возражаешь? – резко произношу я, метнувшись взглядом к руке, не дающей закрыть дверь.

С его кисти мой взор перемещается на татуировку, мелким шрифтом нанесенную на предплечье:

«Хоуплесс».

Без надежды. Или безнадежный. Я с трудом сдерживаю смех. Быть мне нынче мишенью возмездия Судьбы. Наконец-то я встретила парня, который мне понравился, а его, оказывается, выгнали из школы, и на нем татуировка «Хоуплесс» – «Без надежды».

Я раздосадована и снова дергаю дверь, но он не отпускает.

– Твое имя. Пожалуйста.

Отчаяние, с которым он произносит слово «пожалуйста», неожиданно вызывает во мне сочувствие.

– Скай, – отрывисто произношу я, смягченная страданием, прячущимся в этих голубых глазах.

Я разочарована легкостью, с которой уступаю его просьбе под действием одного лишь взгляда. Я отпускаю дверь и включаю зажигание.

– Скай, – повторяет он. На миг задумывается, потом качает головой, словно сомневаясь в правильности ответа. – Ты уверена? – наклоняя голову, спрашивает он.

Уверена ли я? Неужели он думает, что я, как Шейна / Шейла, не знаю собственного имени? Закатывая глаза, достаю из кармана удостоверение личности и подношу к его лицу.

– Само собой, я знаю, как меня зовут.

Я уже собираюсь убрать корочки, когда он выхватывает их, чтобы получше рассмотреть. Несколько мгновений изучает, потом щелкает по ним и отдает.

– Извини. – Он отступает от моей машины. – Я ошибся.

С посуровевшим выражением лица он наблюдает, как я кладу удостоверение в карман. Ожидая продолжения, я вперяюсь в него пристальным взглядом, но он лишь играет желваками.

Он так легко отказывается от мысли пригласить меня на свидание? Серьезно? Я дотрагиваюсь пальцами до дверной ручки, ожидая, что он сделает очередную неуклюжую попытку подцепить меня. Но этого не происходит, и он отступает от машины еще дальше, а я захлопываю дверь. Какого черта он пошел за мной, если никуда не зовет?

Он проводит рукой по волосам и что-то бормочет, но через закрытое окно мне ничего не слышно. Включив заднюю передачу и наблюдая за ним, я выезжаю с парковки. Он остается на месте, не сводя с меня глаз. Выезжая с парковки, я регулирую зеркало заднего вида, чтобы бросить на него последний взгляд. Я смотрю, как он перед уходом с размаху ударяет кулаком по капоту какой-то машины.

Ну и дела! Какой характер!

Понедельник, 27 августа 2012 года

16 часов 47 минут

Разложив продукты, я достаю из тайника пригоршню шоколадных конфет, сую в карман и вылезаю из окна. Потом поднимаю окно Сикс и забираюсь в него. Сейчас почти пять часов, и она спит. Я подхожу на цыпочках к кровати и опускаюсь на колени. У нее на лице маска, а русые волосы, намокнув в слюне, прилипли к щеке. Я низко склоняюсь и кричу:

– СИКС! ПРОСНИСЬ!

Она дергается с такой силой, что я не успеваю отпрянуть. Она заезжает мне локтем в лицо, и я падаю, прикрывая рукой ушибленный глаз. Растянувшись на полу, я смотрю на нее здоровым глазом, а она с хмурым видом садится в кровати.

– Какая же ты стерва, – со стоном произносит она, после чего сбрасывает с себя одеяло и идет в ванную.

– Ты мне глаз подбила, – жалуюсь я.

Не закрывая двери ванной, она садится на стульчак.

– Прекрасно. Ты этого заслуживаешь. – Потом она хватает туалетную бумагу и ногой захлопывает дверь. – Надеюсь, ты не зря меня разбудила и расскажешь что-то интересное. Я всю ночь паковала вещи и не спала.

Сикс никогда не была жаворонком, и голубем ее тоже не назовешь. Честно говоря, и на сову она не тянет. Если бы меня спросили, какое у нее самое любимое время суток, то я бы сказала: время, когда она спит. Может быть, именно поэтому она так не любит просыпаться.

Мы хорошо ладим с Сикс, в основном благодаря ее чувству юмора и открытому нраву. Меня дико раздражают бодрые фальшивые девчонки. В лексиконе Сикс даже нет, пожалуй, слов «бодрость духа». Она совершенно не похожа на типичного подростка. А фальшь? Она прямо выскажет все, что думает, хочешь ты этого или нет. В Сикс отсутствует фальшь, за исключением ее имени.

Когда ей было четырнадцать и родители сообщили, что они переезжают из штата Мэн в Техас, она в знак протеста отказалась откликаться на свое имя. Ее настоящее имя Севен[2]2
  Севен в переводе с английского означает «семь», а Сикс – «шесть».


[Закрыть] Мэри, и она, чтобы досадить родителям, настоявшим на переезде, стала откликаться только на Сикс. Родители по-прежнему называют ее Севен, а все прочие – Сикс. Просто она хочет показать, что не уступает мне в упрямстве, и это одна из многих причин, по которым мы спелись.

– Думаю, ты обрадуешься, что я тебя разбудила. – Я поднимаюсь с пола и ложусь на кровать. – Сегодня произошло нечто грандиозное.

Сикс открывает дверь ванной и идет к кровати. Потом ложится рядом со мной и натягивает одеяло себе на голову. Отвернувшись, она взбивает подушку и устраивается поудобней:

– Дай угадаю… Карен подключилась к кабельному телевидению?

Я придвигаюсь к ней ближе и обнимаю одной рукой:

– Попробуй еще раз.

– Ты познакомилась в школе с парнем, забеременела и скоро выходишь замуж, а я не смогу быть на твоей свадьбе подружкой невесты, потому что окажусь на другом конце света. Так?

– Близко, но не то. – Я барабаню пальцами по ее плечу.

– Тогда что же? – раздраженно произносит она.

Я переворачиваюсь на спину и делаю глубокий вдох:

– После школы я встретила в магазине парня. Блин, Сикс. Он так красив! В нем есть что-то пугающее, но до чего хорош!

Сикс моментально перекатывается на другой бок, умудрившись заехать мне локтем в тот же многострадальный глаз.

– Что? – громко спрашивает она, не обращая внимания на мои стоны. Она садится в кровати и отводит мою руку от лица. – Что? – снова вопит она. – Серьезно?

Я продолжаю лежать на спине, пытаясь отключиться от боли в глазу.

– Да. Едва я посмотрела на него, как почувствовала, что плавлюсь. Он был таким… Вау!

– Ты с ним разговаривала? Взяла у него телефон? Он пригласил тебя на свидание?

Никогда прежде я не видела Сикс такой оживленной. Она чересчур суетлива, и мне, пожалуй, это не нравится.

– Господи, Сикс, остынь!

Она смотрит на меня, нахмурив брови:

– Скай, я четыре года тревожусь за тебя и думала, что этого никогда не произойдет. Меня бы устроило, будь ты лесби. Или если бы тебе нравились только тощие низенькие ботаны. Меня устроило бы даже, если бы тебя тянуло к старым мужикам со сморщенными писюнами. Меня беспокоит только то, что ты не в состоянии испытать похоть. – Она с улыбкой падает на кровать. – Похоть – лучший из всех смертных грехов.

– Позволь не согласиться, – со смехом качаю я головой. – Похоть омерзительна. Мне кажется, все эти годы ты немного переигрывала. Я по-прежнему голосую за чревоугодие. – С этими словами я вытаскиваю из кармана шоколадку и отправляю в рот.

– Расскажи подробнее, – просит она.

Поерзав по кровати, я упираюсь спиной в изголовье:

– Не знаю, как это описать. Глаз не отвести. Я могла бы весь день пялиться на него. Но когда он посмотрел на меня, я чуть с ума не сошла. Он глядел так, словно досадовал, что я заметила его. Потом он пошел за мной к машине и стал спрашивать мое имя, но казалось, что его это злит. Словно я мешала ему. Мне хотелось то облизать ямочки у него на щеках, то провалиться ко всем чертям.

– Он пошел за тобой? К машине? – недоверчиво спрашивает она.

Я киваю и в подробностях рассказываю ей о своей вылазке в магазин вплоть до того момента, когда он вмазал кулаком по капоту соседней машины.

– Господи, как это странно, – говорит она, усаживаясь напротив и приваливаясь к спинке кровати. – Ты уверена, что он не флиртовал с тобой? Не выпытывал номер? Я ведь знаю, Скай, как ты обращаешься с парнями. Ты умеешь хорошо притворяться, даже если ничего к ним не испытываешь. Не сомневаюсь, ты разбираешься в них, но, может быть, раз он так тебе понравился, твоя хваленая интуиция подвела?

Я пожимаю плечами. Возможно, она права. Я могла неправильно истолковать его поведение, и моя недружественная реакция отвратила его от мысли пригласить меня на свидание.

– Может быть. Но чем бы это ни казалось, все вмиг улетучилось. Он исключен из школы, он неуравновешен, у него дурной характер, и… он просто… он безнадежен. Не знаю, каков мой типаж, но я определенно не хочу, чтобы это был Холдер.

Сикс стискивает мои щеки и поворачивает к себе мое лицо.

– Ты сказала «Холдер»? – спрашивает она, изумленно изогнув изящно очерченную бровь.

Из-за того что она сжимает мои щеки, губы у меня сплющены, поэтому я лишь киваю.

– Дин Холдер? Нечесаные темные волосы? Пронзительные голубые глаза? Характер, как у парней из «Бойцовского клуба»?

Я повожу плечами.

– Похоже на то, – мямлю я еле слышно, поскольку Сикс продолжает сжимать мои щеки. Наконец она снимает ладони с моего лица, и я принимаюсь растирать щеки. – Ты его знаешь?

Она встает и вскидывает руки:

– Почему, Скай? Почему из всех ребят ты, черт возьми, выбрала Дина Холдера?

У нее разочарованный вид. Не понимаю почему. Не слышала, чтобы она прежде упоминала Холдера, так что вряд ли встречалась с ним. Черт, неужели такое волнующее начало обернется чем-то очень, очень дурным?

– А объяснить не хочешь?

Она спускает ноги с кровати, идет к стенному шкафу, вытаскивает джинсы и натягивает их.

– Он придурок, Скай. Он учился в нашей школе, но в самом начале прошлого учебного года его отправили в колонию для несовершеннолетних. Я плохо его знаю, но не сомневаюсь, что он не годится в бойфренды.

Ее описание Холдера меня не удивляет и, к несчастью, разочаровывает.

– С каких это пор мы говорим о бойфрендах?

Сдается мне, в жизни Сикс они дольше ночи не задерживаются.

Взглянув на меня, она пожимает плечами:

– Туше!

Натягивает футболку, направляется к раковине, берет зубную щетку, выдавливает на нее пасту, затем возвращается в спальню, на ходу чистя зубы.

– Почему его отправили в колонию? – неуверенно спрашиваю я, ибо не знаю, хочу ли слышать ответ.

Сикс вынимает изо рта щетку:

– Его задержали за преступление на почве ненависти… Избил какого-то гомика из школы.

Она засовывает щетку в рот и идет к раковине сплюнуть.

Преступление на почве ненависти? Неужели? В животе у меня неприятный спазм.

Сикс возвращается в спальню с завязанным конским хвостом.

– Полный отстой, – говорит она, внимательно рассматривая свою бижутерию. – А вдруг ты единственный раз испытала вожделение и это не повторится?

– Ничего я не испытала, Сикс, – морщусь я.

– Вожделение. Влечение. Какая разница, – беспечно произносит она, подходя к кровати. Положив одну сережку на колени, другую она подносит к уху. – Ты меня успокоила. Не так-то просто тебя сокрушить. – Сикс прищуривает глаза и наклоняется ко мне. Потом, ущипнув за подбородок, поворачивает мое лицо к свету. – Блин, что случилось с твоим глазом?

Я со смехом скатываюсь с кровати, чтобы опять не попасть ей под горячую руку.

– Ты случилась. – Я иду к окну. – Мне надо проветриться. Пойду пробегусь. Хочешь со мной?

Сикс наморщивает нос:

– Угу… Нет. Приятного бега. – Я успеваю перекинуть через подоконник ногу, когда она окликает меня: – Потом расскажешь о первом дне в школе. И у меня есть для тебя подарок. Приду вечером.

Понедельник, 27 августа 2012 года

17 часов 25 минут

На обратном пути в районе Аспен-роуд мне становится трудно дышать. Тело словно оцепенело. Вместо размеренных вдохов и выдохов я судорожно ловлю ртом воздух и шумно выдыхаю. В такие моменты бег нравится мне больше всего. Каждая клеточка тела участвует в движении; я четко сосредоточена на следующем шаге и ни на чем другом.

На следующем шаге.

Ни на чем другом.

Я никогда не забегала так далеко. Обычно, пробежав полторы мили, я останавливаюсь за несколько кварталов до этого места, но нынче не остановилась. Несмотря на упадок сил, мне никак не переключиться. Я продолжаю бежать в надежде, что дойду до нужного состояния, но времени на это уходит больше, чем обычно. Меня заставляет остановиться лишь перспектива обратного пути, а у меня почти иссяк запас воды.

Я останавливаюсь у входа на подъездную дорожку и, прислонившись к почтовому ящику, снимаю крышку с бутылки. Утерев пот, подношу бутылку к губам и выпиваю оставшиеся капли. На этой техасской жаре я успела выпить целую бутылку воды. Я молча ругаю себя за то, что пропустила утреннюю пробежку. На жаре я настоящая размазня.

Боясь обезвоживания, я решаю пройти остаток обратного пути пешком, а не бежать. Думаю, Карен не обрадуется, если я доведу себя до физического изнеможения. Она беспокоится за меня даже из-за бега в одиночку.

Я снимаюсь с места и слышу за спиной знакомый голос:

– Эй, привет.

С сильно бьющимся сердцем я медленно оборачиваюсь и вижу Холдера, который с улыбкой смотрит на меня. В уголках рта у него заметны ямочки. Волосы влажные от пота – очевидно, он тоже бежал.

Я моргаю, подозревая мираж, вызванный истощением сил. Инстинкт подсказывает с воплем убежать, а тело жаждет оказаться в его блестящих от пота руках.

Чертово предательское тело!

К счастью, я еще не пришла в себя от пробежки и он не сообразит, что мое заполошное дыхание вызвано встречей с ним.

– Привет, – откликаюсь я сдавленно.

Я изо всех сил стараюсь смотреть ему в лицо, но мой взгляд сам собой опускается ниже. И наконец я упираюсь взором в свои ступни, пытаясь не замечать, что на нем нет ничего, кроме шортов и кроссовок. Одного того, как свисают с его бедер шорты, достаточно, чтобы отмахнуться от неприятных вещей, которые я узнала о нем. Я никогда не принадлежала к числу девушек, которые падают в обморок от внешности парня. Я чувствую себя жалкой, даже ничтожной. Я немного злюсь, что позволила ему так растрогать себя.

– Бегаешь? – спрашивает он, опираясь локтем на почтовый ящик.

– Обычно по утрам, – киваю я. – Забыла, как жарко бывает днем.

Я пытаюсь взглянуть на Холдера, прикрыв ладонью глаза от солнца, сияющего у него над головой наподобие нимба.

Как странно.

Он протягивает руку, и я вздрагиваю, не сразу сообразив, что он просто предлагает мне бутылку с водой. То, как он сжимает губы, стараясь не улыбнуться, подсказывает мне, что от него не укрылось мое волнение.

– Попей. – Он сует мне полупустую бутылку. – У тебя усталый вид.

Обычно я не беру воду у незнакомых людей, тем более у сомнительных, но я хочу пить. Отчаянно.

Я выхватываю у него бутылку и, запрокинув голову, делаю три огромных глотка. До смерти хочется выпить все, но надо же и ему оставить.

– Спасибо, – говорю я, возвращая бутылку. Вытерев рот рукой, оглядываюсь на тротуар. – Что ж, мне до дома еще полторы мили, так что я пойду.

– Скорее две с половиной, – замечает он, косясь на мой живот.

Не вытирая горлышка бутылки, он подносит ее к губам и залпом допивает воду, при этом не сводит с меня глаз. Помимо своей воли я смотрю на его губы, прижатые к горлышку, к которому только что прикасались мои губы. Мы словно целуемся.

– А? – качаю я головой.

Не могу понять, произнес ли он что-то вслух, поскольку наблюдаю, как по его груди струится пот.

– Я говорю, скорее две с половиной. Ты живешь на Конро, а это дальше чем в двух милях отсюда. На круг получается около пяти.

Похоже, на него это произвело впечатление.

Я смотрю на него с любопытством:

– Ты знаешь, где я живу?

– Ага.

И никаких комментариев. Я не свожу с него взгляда и молчу в ожидании объяснений.

Он понимает, что мне мало «ага», и вздыхает:

– Линден Скай Дэвис, родилась двадцать девятого сентября, Конро-стрит, тысяча четыреста пятьдесят пять. Пять футов три дюйма. Донор.

Я отступаю назад, воображая гибель от рук этого странного преследователя. Чтобы лучше рассмотреть его (на случай если выпутаюсь), я перестаю прикрываться от солнца. Ведь от меня могут потребовать словесный портрет.

– Твое удостоверение личности, – объясняет он, увидев на моем лице смесь ужаса и смущения. – Ты показывала мне свое удостоверение. У магазина.

Почему-то это объяснение не развеивает моих опасений.

– Ты смотрел в него две секунды.

– У меня хорошая память, – пожимает он плечами.

– Ты меня преследуешь, – невозмутимо говорю я.

– Преследую? – смеется он. – Ты стоишь перед моим домом. – И он указывает через плечо на дом за его спиной.

Его дом? Как это меня угораздило?

Он выпрямляется и барабанит пальцами по буквам на почтовом ящике.

Холдеры.

Я чувствую, как к щекам приливает кровь, но это не важно. После дневной пробежки по техасской жаре с ограниченным запасом воды пылает все тело. Я стараюсь не оглядываться на его дом, но любопытство пересиливает. Тот довольно скромный, не броский, вполне в духе района для среднего класса, где мы сейчас находимся. Как и автомобиль на подъездной дорожке. Интересно, его ли это машина? Из разговора с «как там ее» в магазине я заключила, что он моего возраста, а потому, вероятно, живет с родителями. Но почему я не видела его раньше? Как я могла не знать, что живу всего в трех милях от дома единственного из всех парней, кому под силу превратить меня в клубок кипучих эмоций?

Я откашливаюсь:

– Что ж, спасибо за воду.

Больше всего мне хочется избавиться от этой неловкости. Я поспешно взмахиваю рукой и срываюсь с места.

– Погоди минутку! – кричит он мне вслед. Я не замедляю хода, и он пробегает мимо меня и поворачивает навстречу. – Давай налью тебе воды.

Он выхватывает у меня бутылку, случайно коснувшись рукой моего живота. Я снова цепенею.

– Сейчас вернусь, – говорит он и бежит к дому.

Я в шоке. Совершенно неожиданная любезность. Возможно, еще один побочный эффект раздвоения личности? А вдруг он мутант вроде Халка? Или оборотень? Наверное, Дин – его добрая маска, а Холдер – злая. В продуктовом магазине я определенно видела Холдера. Пожалуй, Дин нравится мне гораздо больше.

Мне неловко ждать, и я возвращаюсь к подъездной дорожке, останавливаясь через каждые два шага и озираясь. Непонятно, что делать. У меня возникает ощущение, что любое решение окажется дурацким.

Остаться?

Или убежать?

А может быть, спрятаться в кустах, пока он не вышел на улицу с ножом и наручниками?

Я так и не успеваю убежать, а входная дверь распахивается, и он выходит с полной бутылкой воды. На этот раз солнце у меня за спиной, и мне отлично его видно. Не очень-то это здорово, поскольку я начинаю пялиться на него.

Фу ты! Терпеть не могу похоть!

Ненавижу. Ее.

Всеми фибрами души я понимаю, что он нехороший человек, но мое тело совершенно не считается с этим.

Он протягивает мне бутылку, и я быстро делаю еще несколько глотков. Ненавижу техасскую жару саму по себе, но в сочетании с Дином Холдером это сущее преддверие Ада.

– Так… что насчет магазина? – неловко запинаясь, произносит он. – Извини, если смутил.

Мне катастрофически не хватает воздуха, но я нахожу в себе силы ответить:

– Ты меня не смутил.

«Ты меня приворожил».

Холдер, прищурив глаза, несколько секунд изучает меня. Сегодня я обнаружила, что не люблю, когда меня рассматривают… Мне нравится быть незаметной.