Текст книги "Плотский грех"

– С завтрашней недели надо переходить на осенние модели, – сказала Иви, которая, похоже, с удовольствием восприняла простоту меню, – а Ра все еще действует в летнем режиме. Платья для подружек невесты из узорчатого муслина в стиле Джейн Остин, хотя, конечно, то, что Джейн Остин называла муслином, сильно отличается от нашего. Мейбл не станет жаловаться, но Мэйвис и Марго раскапризничаются.

– Мейбл? Мэйвис и Марго? – непонимающе переспросила Делия.

Иви рассмеялась.

– Манекены в витрине, дорогая! Мейбл – это невеста, Мэйвис и Марго – ее подружки. Обожаю свадьбы!

Вчерашнего настроения как не бывало; сегодняшняя Иви казалась довольной и счастливой. Это поставило Делию в затруднительное положение: следует ли затрагивать деликатную тему или же лучше не будить спящую собаку? Нынешнее поведение Иви подсказывало, что лучше не будить; Делия решила посмотреть, куда повернет сегодняшний разговор. Они уже съели сэндвичи и теперь сидели у окна.

– Как давно ты работаешь в «Свадебных платьях Ра Танаиса»?

– С тех пор, как этот салон открылся – четырнадцать лет, – просияв, ответила Иви. – Свадьба – это великий день для каждой женщины, и моя задача погружаться в самую гущу планов, доводов, мечтаний, возможностей и невозможностей. Знаешь, клиенты «Свадебных платьев Ра Танаиса» не просто покупают подвенечный наряд и что-нибудь для подружек невесты. Мы одеваем также мать невесты и мать жениха, не говоря уже о том, что у нас есть целый отдел, который занимается координированием цветовых тем, рекомендует место проведения свадьбы, дает приблизительную оценку стоимости. Ты понятия не имеешь, как много люди готовы заплатить, чтобы устроить свадьбу, и я всегда чувствую, что это часть моих обязанностей – предупредить их о том, каковы будут затраты.

– Что ж, это немного похоже на отправку ребенка в колледж, не так ли? – спросила Делия, восхищенная. – Тут, вероятно, горы скрытых издержек. Я рада, что кто-то говорит им, в какую сумму выльется счет, прежде чем они влезут в долги.

– Вообще-то самые прелестные свадьбы часто наименее затратные. Когда пускают пыль в глаза, лучше на это не смотреть.

Делии в голову пришла совершенно новая мысль.

– Иви, а ты посещаешь сами свадьбы?

У Иви был удивленный вид.

– Если они в пределах досягаемости – всегда. Я веду альбомы фотографий и газетных вырезок. Эти альбомы могут быть очень полезны, поскольку множество невест не очень-то представляют себе, чего хотят. Я усаживаю их с парочкой альбомов с фотографиями свадеб разного ценового диапазона и велю показать мне тот наряд, который им нравится.

– Подумать только, ведь все это изначально предназначалось лишь для того, чтобы мужчина мог быть уверен, что его невеста нетронутая девственница!

– Это просто еще один способ выразить, что дети этого мужчины именно его дети. Чтобы быть уверенным в этом, он должен жениться на девственнице и затем сделать так, чтобы она не могла ему изменять, – сказала Иви.

– Какая тоска!

– Но очень жизненная ситуация, согласись, Делия. Мужчина жаждет быть уверенным, что его дети действительно его, и старается изо всех сил в этом убедиться.

– Что ж, я думаю, очень скоро появится железный тест на отцовство, – предположила Делия. – Пол Бахман из нашей криминалистической лаборатории говорит, что открытие ДНК и РНК – это прорыв во всех направлениях, так что больше не будет тупиковых ситуаций.

Она посмотрела на сегодняшнюю Иви с уколом сожаления, потому что уже приняла решение: вчерашний предмет разговора необходимо затронуть.

– Когда я увидела тебя вчера, Иви, дорогая, ты была очень расстроена и начала рассказывать мне о своем отце, Айворе. Но когда ты сказала мне, что он был одновременно и гетеросексуалом, и гомосексуалом, я тебя оборвала: там было неподходящее место и время для этой истории. И сейчас я напоминаю о твоем огорчении только по одной причине: я убеждена, что тебе нужно поделиться им со мной. Не знаю, почему, но я хочу услышать эту историю. Расскажи мне!

К удивлению Делии, настроение Иви не упало; судя по виду, она испытала облегчение, даже воодушевление.

– Спасибо, Делия, за то, что подняла эту тему. Признаюсь, если бы ты этого не сделала, я бы не нашла в себе смелости завести об этом речь. Айвор! Мой ужасный отец… Что труднее всего вписывается в его образ, так это наша мать. Я все мозги вывихнула, выискивая причину, почему он из всех людей выбрал себе в жены простецкую бабу огромных размеров, но так ничего и не придумала. Он не относился к ней как к жене, тем не менее не делал секрета из того факта, что она его жена.

– Ты ее любила, Иви? Называла ее мамой?

– О, я была так сбита с толку, Делия! У детей нет других критериев, кроме собственного опыта, а я никогда не видела других детей и даже других взрослых, кроме тех, что жили в Большом Басквоше и Малом Басквоше. Мне сказали, что эта громадная женщина моя мать, но я называла ее мэм, как называли ее слуги. Что же касается моих чувств – она меня пугала. О, не в том смысле, что она была злобной! Но с ней невозможно было разговаривать, особенно на детском уровне. Люди думают, что это странно, они, похоже, уверены, что собственная ребячливость мэм должна была облегчать ей общение с детьми, но это было не так.

– Вчера ты сказала, что помнишь события, которые произошли, когда доктор Нелл была жива, – подтолкнула Делия.

– О, я помню события, происходившие до смерти Антонио Третьего в 1920 году! – сказала Иви, прибавляя к своему возрасту столько лет, что Делия, глядя на нее, просто не могла в это поверить. – Айвор всегда всем заправлял: он командовал Антонио, затем доктором Нелл, а позже – и Фенеллой, второй Нелл. Я говорила тебе, что он слегка помешался после исчезновения доктора Нелл, разыскивая ее завещание, которое так и не было найдено, но как только воцарилась Фенелла, он снова занял подобающее ему место. Оглядываясь назад, я с очевидностью вижу, что у него была интрижка с доктором Нелл и другая – с Фенеллой, но у него были также интрижки и с красивыми молодыми людьми.

Живо заинтересованная, но озадаченная, Делия нахмурилась.

– Каким образом красивые молодые люди вписываются в общий ход событий? – спросила она.

– Айвор притягивал их к себе, как лампа притягивает мотыльков, – пояснила Иви. – Я предполагаю, он ездил куда-то, где они собирались, и выхватывал одного. Затем привозил его домой, в Малый Басквош. С того времени, как в права наследства вступила доктор Нелл, моя мать жила в Басквош-мэнор на правах кого-то вроде помощницы или компаньонки – может быть, доктор Нелл ее жалела, я не знаю. Фенелла тоже позволила ей остаться, и это означало, что Малый Басквош был всегда местом, где Айвор обделывал свои интрижки с молодыми людьми.

– А где жила ты, Иви?

– В Малом Басквоше. Я ненавидела большой особняк, думаю, потому, что там жила мэм, и по сей день я ненавижу этот дом! Иви, которую ты встретила там вчера вечером, была Иви времен доктора Нелл, мэм и Фенеллы. Как только я туда вхожу, воспоминания возвращаются, наплывают потоком, как женщины на распродаже. – Иви улыбнулась, а ее васильковые глаза выразили умиротворение. – О, кроме тех случаев, когда я готовлю, – прибавила она. – Стряпня делает барский дом сносным.

– Вернись к своей истории, – попросила Делия. – Ты еще не закончила.

– А ты не дашь мне увильнуть, правда? Верно, история еще не закончена. Мэм забеременела Ра, который должен был родиться ближе к концу двадцать девятого года. Примерно за три месяца до этого разыскали Фенеллу, и она унаследовала имение доктора Нелл. Фенелла тоже была беременна – их младенцы оба родились второго ноября с разницей примерно в час. Сыном Фенеллы был Руфус. Мэм умерла, упав с большой лестницы, когда Ра было всего несколько месяцев. Фенелла забрала Ра и воспитала его вместе с Руфусом, как братьев, поэтому мои контакты с Ра-ребенком были ограниченны. Я застряла в Малом Басквоше с Айвором и его актуальной молодой красивой пассией – иногда женского пола, чаще мужского.

– Которого красивого молодого человека ты любила? – спросила Делия. – Хоть ты и монументальна, Иви, но весьма привлекательна. Если Айвор был бисексуален, определенно, некоторые из его молодых любовников тоже были бисексуальны.

– Совершенно верно! – воскликнула Иви, ударяя в ладоши. – Его звали Лэнс Гудвин, он изнутри был так же красив, как и снаружи – темные волосы, темные глаза, оливковая кожа, изумительное тело. И нежная, любящая душа, Делия, вот на что я так запала! Конечно, он мечтал попасть на сцену – именно таким образом Айвор обычно залавливал ему подобных. Люди так наивны, особенно красивые. Характер Лэнса привлекал Айвора даже больше, чем его внешность, – он любил развращать невинных, поэтому большинство его мужчин были неопытны. Возможно, в эту схему вписывается также и мэм? Айвор, старающийся развратить какое-нибудь инфантильное существо?

– Да, это возможно, – ответила Делия, – но недоказуемо.

– Он преуспел в развращении Лэнса, который в итоге с презрением отверг меня в пользу моего отца. Отвратительно, не правда ли? Я была безутешна в то время и порезала себе вены. Поправлялась я медленно.

– Но в конце концов ты все же излечилась, если не считать твою нелюбовь к Басквошу.

– Смерть Айвора в 1934-м тоже пошла мне на пользу.

– Когда ты узнала Ра и Руфуса?

– После смерти Айвора, хотя Фенелла никогда меня не любила и не поощряла братско-сестринскую близость. На самом деле я как следует познакомилась с Ра и Руфусом только после смерти Фенеллы в 1950-м. С тех пор мы более чем компенсировали себе потерянные годы.

– Тебя, должно быть, приятно возбуждает то, что ты часть корпорации Ра Танаиса. Не говоря уже о свадьбах.

– Я могла бы написать книгу о свадьбах, – засмеялась Иви.

– Почему же не напишешь?

Иви выглядела потрясенной.

– Нет, никогда! Худшие трагедии составили бы самое интересное чтение.

– Трагедии обычно не ассоциируются со свадьбами, Иви, дорогая.

– Я видела двух девушек, которые овдовели еще до того, как вышли из церкви. Один бедный жених умер от сердечного приступа перед алтарем, а один был застрелен бывшим дружком его жены.

– Бр! Грязная сторона жизни может вторгнуться куда угодно.

Иви захихикала.

– Делия, дорогая, под поверхностью самой гламурной, самой пышной свадьбы кипит бог знает что – от неприязни матери жениха к невесте до отчаяния подружки невесты, которая не верит, что сама когда-нибудь станет новобрачной. За все это я люблю мою работу, обожаю моего брата и его мир, и жалею Джесс за ту беспощадную компульсивность, которая заставляет ее подстегивать себя, как я подозреваю, без особой надежды на благодарность.

– А что ты чувствуешь по поводу детектива Делии, которая вытянула из тебя твою историю?

– Я ее люблю, но не жалею.

И это комплимент, решила Делия после ухода Иви. Интересно, что она жалеет Джесс.

Понедельник, 11 августа 1969 года

С благоговейным изумлением вглядывался Эйб Голдберг в лежащие на наклонной чертежной доске четыре портрета, написанные акриловыми красками. Изобразив только голову, шею и часть плеч, Хэнк Джонс сделал их размером с голову Ра Танаиса, то есть побольше, чем привычные фотопортреты размером восемь на десять дюймов. И как же прав оказался этот необычный парень! Исполненные в матовых тонах, мастерской рукой, четыре неизвестных молодых человека, несмотря на явные черты сходства, заметно отличались друг от друга.

– Природный цвет волос Джеймса Доу имел в себе достаточно рыжины, чтобы намекать на веснушки, – рассказывал Хэнк, – поэтому я слегка ими его припудрил. Это не те ужасные веснушки, какие бывают у человека с морковным цветом волос, а более легкие, которые идут в паре с золотисто-каштановыми волосами. Джон Доу Третий и Джон Доу Четвертый оба имели несколько светлых прядей на черепах, вот почему в конце концов я написал четыре портрета – Джона Третьего, Джона Четвертого, Джеймса и Джеба. Я сделал также карандашные наброски Джеба, чтобы дать вам возможность увидеть собственными глазами, что в цвете это выглядит гораздо лучше.

– Они великолепны, Хэнк, – хрипло проговорил Эйб, ослепленный перспективами, какие открывал этот понедельник. Все выходные он прожил без единой сигареты, и вот теперь его одарили произведением такого качества! Даже его уши и шея ощущали себя прекрасно: он нашел время сделать себе приличную стрижку. Пускай помешанные на моде подростки щеголяют стрижками в духе принца Вэлианта[24]24
  Персонаж популярного комикса «Принц Вэлиант во времена короля Артура», носивший волосы до плеч.


[Закрыть]! Бетти было сказано, что отныне он будет придерживаться коротких волос на затылке и по бокам.

Все четыре Доу оказались красивы до женоподобия, хотя с возрастом и приходом зрелости женственности в них бы убавилось. В двадцать лет мужчина далек от физиологической зрелости; ему должно перевалить за тридцать, прежде чем он заматереет.

Волосы Джеба были острижены по моде 1969 года, с отдельными выгоревшими на солнце прядями светло-коричневого цвета. Кожа была слегка загорелой, губы полные и темно-красные с розоватым оттенком; у него имелись складка на правой щеке и ямочка посреди подбородка, а его нос на карандашном профильном портрете был совершенно прямым и идеальной длины. Картину дополняли изогнутые темные брови и опушенные длинными темными ресницами ярко-синие глаза.

Джеймс имел золотисто-каштановые волосы и легкую россыпь веснушек; его кожа оказалась розовее и более светящейся, нос – изрядно вздернутым, а брови – скорее домиком, чем выгнутыми. Хэнк придал его глазам зеленоватый оттенок, но при этом они все же оставались голубыми. У него были две ямочки – на правой щеке и на подбородке.

Джон Доу Четвертый имел светлые волосы, кожу более темную, очень голубые глаза, нос слегка с горбинкой, ямочки на обеих щеках и выгнутые дугой брови, но не имел ямочки на подбородке. Джон Доу Третий обладал испещренными русыми прожилками волосами, прямым носом, голубыми глазами, выгнутыми бровями и ямочками на подбородке и на правой щеке.

– Я сделал еще один рисунок, основываясь на Джебе, – робко добавил Хэнк, – но ты можешь его сжечь, Эйб, если хочешь. Это человек, под внешность которого убийца, я думаю, хочет их подогнать, если ты понимаешь, что я имею в виду. К примеру, перекрашивая им волосы в черный цвет. Сдается мне, что ему нравились ямки на подбородке и на правой щеке, и он предпочитал изогнутые брови бровям домиком. Я придал ему голубейшие глаза и назвал его Доу Желанный.

Хэнк выложил перед Эйбом еще один рисунок, сделанный красками. Он постарался придать портрету индивидуальность, тем не менее, как ни странно, как раз индивидуальности он был лишен; тайна была глубже, чем могла изобразить кисть Хэнка. Живость колорита сделала это лицо захватывающе красивым, хотя по сути оно представляло собой необожженную глину.

К чертежной доске подошли Лиам и Тони и по очереди осмотрели работы; ни один не сказал ни слова, они лишь обменялись взглядами. Этот странный парень был гением.

– Я велю их перефотографировать, – сказал Эйб, – но могу сказать тебе, где окажутся оригиналы.

– В архивах на Кэтерби-стрит, – беспечно заключил Хэнк.

– Ничего подобного. Они станут совместным рождественским подарком от отдела судмедэкспертизы и детективного отдела комиссару. Стены его кабинета нуждаются в каких-нибудь приличных произведениях искусства, и ему будет приятно, что это коп-арт.

– Эйб тоже умеет подлизываться, – ухмыльнулся Лиам.

Хэнк, оборачивающий каждый рисунок восковой бумагой, порозовел от удовольствия. Вау! Его искусство на стенах кабинета комиссара!

По дороге в отдел фотографии они встретили Делию.

– Ты в унынии, Дилз? – спросил Эйб.

– Абсолютно. Я уверена, что студийные портреты Женщин-теней ничего не значат.

– Выше нос, ответ где-то рядом!

Ра и Руфус приготовились принять Эйба Голдберга. Главным моментом здесь было удостовериться, что круглые булочки с хрустящей корочкой являются свежеиспеченными, а салат из лобстера идеально приправлен, ведь Эйб обещал прийти на ленч.

Чувствуя себя тертым калачом, Эйб на сей раз потребовал, чтобы ему устроили гран-тур по Басквош-мэнор и показали каждый закоулок.

– Этот дом стал подарком судьбы, – сказал Ра, ведя Эйба по верхнему этажу. – В пору его расцвета требовалось тридцать три человека домашней прислуги – внизу, наверху, в покоях миледи, тра-ля-ля-ля-ля. Шесть пар рук только в кухне! Этот этаж представлял собой лабиринт тесных комнатенок, которые я скорее назвал бы крупногабаритными чуланами. Покои мужчин и женщин располагались по отдельности. Дворецкий всегда был пьяницей, но экономка – настоящей тюремной надзирательницей, которая правила железной рукой. Когда мы унаследовали дом, этот этаж уже был закрыт, но он пребывал в хорошем состоянии, и мы обрели чудесное хранилище для наших костюмов – в сущности, наличие этого этажа подвигло нас заняться бизнесом по прокату костюмов.

Ра открыл дверь с надписью «Вальгалла»[25]25
  Согласно скандинавской и немецкой мифологиям Вальгалла – место посмертного обитания павших в битве героев, доставляемых туда воинственными девами – валькириями.


[Закрыть], и глазам Эйба предстали вешалки, на которых, как он предположил, висели костюмы викингов, вплоть до шлемов с крыльями или рогами.

– Они получают возможность проветриться всякий раз, когда оперный театр ставит вагнеровский цикл «Кольцо Нибелунгов», – пояснил Руфус.

За дверью с надписью «Крестовые походы» скрывались рыцарские доспехи, в том числе броня для нескольких лошадей, а комната с надписью «Кавалер» содержала атласы и кружева Англии эпохи Стюартов.

– Женские костюмы хранятся отдельно от мужских, – сказал Ра. – Оперные театры нас особенно любят.

– Уход за всем этим, должно быть, страшное дело, – предположил ошеломленный Эйб. – Чистка, ремонт, логистика.

– Нам принадлежит многоквартирное жилое здание на Миллстоун-стрит, где проживает наш персонал, – именно поэтому у нас тут имеется приличная парковка. Менеджмент там не живет, но всегда находятся молодые люди, ищущие работу на периферии шоу-бизнеса, и они действительно кое-чему обучаются, работая здесь. Мы с Ра ведем много дел.

– Я никогда не думал о вас как о крупном работодателе, Ра.

– Мало кто думает, да и с какой бы стати, в самом деле?

Они уселись в комнате, которую Эйб про себя назвал Комнатой Мэй Уэст, и стали есть ленч, запивая его искрящейся минеральной водой, потом пили кофе, после чего приступили к делу.

– Мне нужна пустая часть стены или экран футов шести в ширину, – сказал Эйб, похлопывая по своему массивному кейсу, – где-нибудь поближе к свету. Я прилеплю их пластилином, который не оставляет следов. Проводите меня к такому месту, а затем оставьте одного, пока я не закончу. Я не хочу, чтобы вы подглядывали раньше времени, хорошо?

– Ладно, – с мрачной серьезностью ответил Руфус.

Показав Эйбу залитый светом коридор, заканчивающийся пустой стеной, идеальной для его целей, Ра и Руфус удалились, чтобы убрать со стола остатки ленча.

– Все готово! – позвал Эйб.

К сожалению, коридор был слишком узок, чтобы полностью увидеть их лица, когда они смотрели на рисунки; Эйбу пришлось довольствоваться антенной, настроенной на дыхание, мельчайшие телодвижения, дрожание воздуха. Впрочем, это оказалось ни к чему.

– Боже правый! – воскликнул Ра.

– Боже правый! – эхом отозвался Руфус.

– Кого из этих людей вы знаете? – спросил Эйб.

– Всех! – крикнул Ра. – Пожалуй, мне лучше сесть, Эйб. Чем ты выше, тем больнее падать. Пожалуйста!

Руфус подошел и стал сбоку от Ра, принимая на себя часть его веса, не беспокоясь об отодвинутом в сторону Эйбе.

– Принесите картинки, – попросил Руфус.

Наполовину поддерживаемый им, Ра ощупью прошел вдоль стены мимо нескольких дверей, прежде чем его друг открыл дверь в гостиную, которая также функционировала как библиотека. Руфус усадил его в кресло для отдыха, выдвигая подставку для ног и сгибая ноги Ра в коленях. Эйб же тем временем нашел передвижной столик с напитками и налил в бокал бренди.

– Вот, Ра, выпейте немного. Это вас взбодрит.

– Да, Ра, выпей это – немедленно! – выпалил Руфус. Через плечо он бросил Эйбу: – Он подобен всем крупным людям: некоторые части тела не слишком хорошо работают.

– Может быть, врача?

Руфус бросил на друга острый взгляд и покачал головой.

– Нет, бренди будет довольно.

– Мне жаль, что так получилось, я бы не действовал столь прямолинейно, если бы предполагал, что картинки вызовут такой шок. Честное слово, ребята, это не был полицейский трюк, я бы не стал проделывать его с людьми, с которыми преломил хлеб, – сказал Эйб, чувствуя себя гнусно, но все равно ликуя.

– Мы это знаем, – кивнул Руфус, пытаясь улыбнуться. – Господи, Эйб, ну и шок! Эти восхитительные молодые люди – они жертвы?

– Ра способен это выслушать? Не лучше ли мне прийти позже?

– К черту! – воскликнул Ра, лицо которого понемногу обретало цвет. Он опустил подставку для ног и выпрямился в кресле. – Все нормально, Эйб, я бы предпочел, чтобы мы покончили с этим сейчас. – Он ощупью нашел руку Руфуса и сжал ее. – Сядьте, оба. Я в порядке, только дайте мне пару минут перевести дыхание.

Опускаясь в кресло, Эйб подумал, что и Ра и Руфус скорее возьмут себя в руки, если отвлекутся от темы Доу. Его блестящие глаза остановились на Руфусе:

– Вы, кажется, не слишком довольны своей новой постановкой бродвейского мюзикла, не так ли? – спросил он.

– Довольны примерно так же, как гурман куском сухаря, а это настоящий сухарь, – ответил Руфус, подхватывая спасательный круг Эйба. – Времена меняются, Эйб. Поставьте сейчас, в шестьдесят девятом, мюзикл «Твоя пушка у Энни»[26]26
  Комедийный бродвейский мюзикл 1946 г. В русском переводе одноименный фильм назывался «Энни получает ваше оружие».


[Закрыть], и я бы посмотрел, что за хит из него получится. Мюзикл «Волосы» положил начало новому тренду, и экспериментальные постановки с каждым месяцем становятся все пикантнее. Секс и обнаженка – вот что теперь востребовано. Хотя авторы нашей постановки имеют большой послужной список и уж точно не оскандалятся. Если бы вы спросили доктора Джесс Уэйнфлит, она, вероятно, рассказала бы вам, что и наши мозги эволюционируют, чтобы перерабатывать информацию со все возрастающей скоростью, так что старый тип шоу со вставными номерами отмирает. Люди все больше хотят, чтобы во время музыкального номера действие продолжалось. «Вестайдская история» – это не просто история Ромео и Джульетты: Джером Роббинс сделал танец по-настоящему волнующим, а Боб Фосс[27]27
  Джером Роббинс – американский хореограф и режиссер. Боб Фосс – американский кинорежиссер, хореограф, сценарист и актер.


[Закрыть] наэлектризовал весь Бродвей. «Король Кофетуа» кажется нам старым и избитым, Эйб, только и всего. Это тип шоу пятидесятых годов.

– Довольно, довольно! – сказал Ра и направил свои огромные стопы к обычному креслу.

– Я пошлю вам и вашей жене билеты на лучшие места на премьеру, – пообещал Руфус.

– Поскольку мы театралы пятидесятых, нам это понравится. Готовы, Ра?

– Глаза немного на мокром месте, но в целом нормально. – Ра протянул руки и забрал у Эйба четыре картинки. Поднял повыше портрет Джеба Доу. – Это Ник Мур. Возраст – лет девятнадцать. Он пробыл с нами около полугода, уехал в марте, чтобы отправиться в Лос-Анджелес и попытать счастье в кино. – Ра подождал, пока Эйб закончит делать заметки в своей записной книжке, затем взялся за портрет Джеймса Доу. – Это Джин Бирбаум. Возраст – двадцать один год. Он был с нами… о, три или четыре месяца в прошлом году, уволился в сентябре шестьдесят восьмого, после того как прошел успешное прослушивание на ведущую роль в пьесе в Калгари, своем родном городе. Довольно много наших юношей родом из Канады. – Он взял портрет Джона Доу Четвертого. – Этот парень тоже был канадец. Его звали Морган Лейк. Возраст, насколько я помню, двадцать лет. Он был из Торонто, пробыл с нами девять месяцев, затем уехал к себе на север. Он уволился где-то в конце шестьдесят седьмого года. У Ника Греко есть все их данные – номера социального страхования, копии налоговой формы. Мы позовем его.

Эйб усердно царапал в блокноте, затем остановился и посмотрел вопросительно.

Ра взял портрет Джона Доу Третьего.

– Здесь нет разительного сходства, но, как ты считаешь, Руфус, это не Рейф Кэрон?

– Да, кажется, это Рейф, – тихо ответил Руфус.

– Тогда, значит, он был с нами в начале шестьдесят седьмого, уехал в районе февраля. Ему было где-то лет двадцать. Парень оказался настолько амбициозен, что просто пугал, это я хорошо помню. Танцор, и хороший, но, к сожалению, имел тощие ноги – он постоянно старался накачать свои икры. Я думаю, он уехал на Западное побережье.

– Ни одно из этих лиц или имен не числилось у нас пропавшими без вести.

– Откровенно говоря, меня бы удивило, если бы они ими числились, – сказал Ра, теперь уже вполне обретший свой нормальный вид. – В этом возрасте и с такой внешностью ребятишки обоих полов имеют страсть к путешествиям. Двадцать с небольшим – это возраст поисков своего звездного часа, большого прорыва. Который, конечно, не может прийти, когда они так молоды. Тебе надо работать над своей игрой и образом, ты должен примелькаться у режиссеров, проводящих кастинги, агенты должны взять тебя на заметку – ловушек и подводных камней легион. Всегда прибавляйте минимум пять лет к тому возрасту, в каком якобы пришел успех. Рок-звезды моложе, но эти субчики не околачиваются вокруг актерских подъездов и диванов в кабинете продюсера. И хотя обычно именно девушки-соискательницы становятся предметом описываемых журналистами трагедий, существует не меньше юношей-соискателей, которые терпят поражения. И я догадываюсь, что из этих бедных парнишек не получились даже красивые трупы.

– Все, что угодно, кроме этого, – кивнул Эйб. – Я так понимаю, их родители могут и не знать, что они пропали?

– Мало кто из ребят, что проходят через нас, даже признают, что у них есть родители, – ответил Руфус. – Карьера, основанная на лице и фигуре, обычно не получает родительского благословения. Мамы и папы хотят, чтобы их дети имели стабильную работу и перспективное будущее. В результате большинство детей покидают дом в немилости, если не вдрызг разругавшись.

– Да, я понимаю. Есть еще кто-нибудь, кто, по вашему мнению, мог пропасть?

– Ни один не приходит на ум, Эйб.

– Сколько в году таких юнцов проходит через Басквош?

– В шестьдесят восьмом их было сорок два. Один пробыл неделю, самый длительный срок был десять месяцев, – сказал Ра. Он начал подниматься на ноги. – Я позвоню Нику Греко.

– Через минуту. У меня есть пятый рисунок, гипотетического лица, которое на самом деле, очевидно, не существует, – сказал Эйб, ныряя рукой в свой кейс за Доу Желанным. – Наш полицейский художник изучил изменения, произведенные над телами молодых людей, и нарисовал портрет человека, которого, как он считает, убийца держал в голове. – Эйб вынул большой плоский конверт и вручил его Руфусу – тот стоял ближе.

Эта комната тоже была хорошо освещена, включая свет, льющийся через стеклянную крышу, но когда конверт переходил из руки Эйба в руку Руфуса, внезапно взметнулся яростный порыв ветра и по стеклянной крыше забарабанил дождь. Руфус, Эйб и Ра подскочили от неожиданности, затем Руфус рассмеялся, как бы устыдившись своей нервозности.

Когда картинка покинула конверт, настала очередь Руфуса побледнеть; он передал ее Ра и привалился к его плечу, зарывшись лицом в шею друга. Обняв левой рукой Руфуса, Ра правой держал на отлете портрет.

– Имя Не, фамилия Известный, – сказал он твердым голосом. – Это мистер Не Известный, отец Руфуса.

У Эйба был наготове второй бокал бренди.

– Мне действительно очень жаль, Ра. Я никак не ожидал, что мой портфель настолько полон потрясений. Как вы узнали, что это мистер Не Известный?

– Вернитесь в фойе и следуйте по коридору, что слева от главной лестницы, пройдите его до конца и откройте дверь с панелью сандерсоновских роз[28]28
  Артур Сандерсон – основатель одноименной компании (1860 г.), приобревшей мировую известность в сфере дизайна интерьера.


[Закрыть]. Вы окажетесь в комнате Фенеллы Карантонио. Наша копия вот этого висит на стене. Принесите ее сюда, – попросил Ра, занятый Руфусом. – К тому времени как вы вернетесь, он придет в чувство.

Эйб вышел; Ра поглаживал рукой прекрасные волосы Руфуса с ритмичной нежностью, и движения эти не менялись, пока тот не шевельнулся, не присел на подлокотник кресла Ра и не перевел дух.

– О, Ра, что нам делать? – шепотом спросил он.

– Держись спокойно, Руфус, любовь моя. Очень спокойно!

– Разумно ли было выступать с таким заявлением? Я в оцепенении, а ты, должно быть, вне себя.

– У нас нет другого выбора, кроме как быть честными, мой дражайший из всех друзей. Бери пример с меня, мы это преодолеем. Не Известный никогда не существовал, и его брат-близнец Никто тоже никогда не существовал. Будем придерживаться правды, такой, какой мы ее знаем. Сейчас моя очередь быть рассудительным, а твоя – смятенным. Помни, всегда только правда! Мы не можем себе позволить запутаться во лжи.

– Дай мне глоток бренди.

Когда Эйб вернулся, то нашел Руфуса все еще прижавшимся к Ра и прихлебывающим коньяк.

– Кто это на самом деле? – спросил он. – Кто-то должен был позировать для портрета, в нем нет ничего мифического. Это реальный человек.

Комната, в которую отправили Эйба, была роскошным будуаром в розовых, белых и красных тонах, с золотом. Тканями служил сандерсоновский текстиль с розами, мебель была в стиле Людовика Пятнадцатого, на полу лежал обюссоновский ковер[29]29
  Французские ковры и гобелены, производство которых началось в середине XVII в. в округе Обюссон.


[Закрыть]. Это было в высшей степени женское убежище, рассчитанное на то, чтобы обессилить мужчину в течение пяти минут. Исключение составлял портрет Не Известного, висевший в центре белого пространства, причем его темное и мрачное присутствие не гармонировало со всем остальным, включая сам дух комнаты. Портрет был выполнен одним из тех европейских живописцев, которые все еще понимали приемы мастеров Возрождения и их придерживались. Не то чтобы этот художник умалял достоинства Хэнка Джонса; просто они были продуктами двух очень разных школ. Более старая работа, выполненная маслом, мазками музейного качества, передавала характер Не Известного иначе, чем это сделал Хэнк.

Волосы мужчины были густые, черные, зачесанные со лба назад, они лежали естественными волнами и заканчивались на воротнике. Маленькие, аккуратные уши были прижаты к голове, а очертания черепа принадлежали Адонису. Обильно загорелая кожа придавала облику мужчины определенную твердость, в которой он нуждался – уж слишком деликатны были изгибы его рта и изящество его носа, а скулы соперничали со скулами Юлия Цезаря. Над тонкими дугообразными бровями возвышался широкий и высокий лоб, на подбородке имелась ямочка, и, вероятно, в расслабленном состоянии ямочка образовалась и на правой щеке. Коренная разница между Не Известным и Доу Желанным заключалась в глазах, которые Хэнк изобразил ярко-синими, тогда как глаза Не Известного казались темными. На Фенеллином портрете их назначение заключалось в том, чтобы преобразовывать Люцифера в Мефистофеля: зловещие, полные тайн, само природное зло. Красота в самом своем мужском и страшном проявлении.

– Если когда-нибудь его встретишь, то уже не забудешь, – сказал Эйб, все еще находясь под впечатлением.