Текст книги "Мир пауков: Башня. Дельта (сборник)"

Веревка вокруг пояса стала туже: значит, Хролф готовит пращу (другой ее конец был затянут у него вокруг пояса). Над головой Найла прожужжал камень, да так близко, что ветром взъерошило волосы. Метнул Хролф метко: камень пришелся страшилищу прямо по центру физиономии, от чего оно тяжело вздрогнуло и отпрыгнуло, неуклюже упав на короткие ноги. Защищенное панцирем массивное туловище, не приспособленное к быстрым движениям, откатилось в сторону. Второй камень пришелся сбоку, основательно задев голову. Третий, угодивший насекомому меж щупиков, обратил его в бегство: несколько секунд, и единственное, что осталось на дне кратера, – это бугорок из камней и грунта; вскоре сгладился и он. Хролф, ухватившись за веревку, вытянул Найла наверх. Там они обнялись и громко расхохотались, хлопая друг друга по плечам.

Метрах в двадцати обнаружился еще один кратер. И здесь насекомое удалось выманить, с силой обрушивая камни. И опять со все той же зловещей безучастностью оно дожидалось, когда добыча скатится вниз. Именно такая безучастность привносила в игру азарт. Страшилище, похоже, было уверено, что добыча никуда не денется. Братья, можно сказать, физически ощущали его изумление и ярость, когда вдруг выяснялось, что добычей, собственно, является оно само. От этого тварь пришла вдруг в такую ярость, что, когда метко пущенный камень смял ему один щупик, ринулась вверх по склону, силясь добраться до обидчика. На несколько секунд паренька обуял беспросветный страх, сменившийся великим облегчением, когда громоздкое насекомое, потеряв равновесие, сорвалось вниз. Четыре метких выстрела из пращи довершили дело, обратив его в паническое бегство. Метать в Найла камни оно не стало. Очевидно, сработал инстинкт любой уносящей ноги жертвы: прежде всего надо спастись от погони.

Когда нашли третий кратер – помельче предыдущих, – Найл уже действовал с полной уверенностью. По склону спускался, держась совершенно прямо, пригнулся лишь тогда, когда над головой зажужжали камни Хролфа. Он и сам швырнул несколько камней, но те отскочили от брони, не причинив твари никакого вреда. Обратиться насекомое вспять вынудили выстрелы Хролфа.

Роль живца начала Найлу постепенно приедаться. Ему хотелось поупражняться с пращой Хролфа. Хролф и рад был бы пойти навстречу, но для такого дела был излишне крупноват: Найл при всем желании не мог вытянуть его наверх.

Тогда Найл придумал следующее. Хролф, крепко упершись расставленными ногами, встал в нескольких шагах от ямы, а Найл отошел, насколько позволяла веревка, а затем разбежался и кинулся вниз по склону. На ту сторону его вынесло, словно маятник, – помог Хролф, гибко славировав корпусом. Град камней сделал свое: тварь с шуршанием полезла из-под земли наружу. Пока она недоуменно озиралась, пытаясь определить, где же добыча, Найл несколько раз успел поработать пращой. В сравнении с Хролфом метателем он был неважным, только один камень попал насекомому в голову. Но и этого оказалось достаточно, чтобы оно опять зарылось в камни.

От такого развлечения оба разгорячились и пошли к ручью охладиться. Потеха над лупоглазыми сослужила полезную службу: своей вылазкой братья изжили страх. Чувствовалось, что им снова везет. Когда сидели в ручье, Найл изложил мысль, что вот уже два дня безвылазно свербила в голове: надо бы уговорить семью перебраться из пустыни в эти края, где вдоволь пищи и воды. На секунду глаза у Хролфа зажглись энтузиазмом, но лишь на секунду.

– Сильный (Джомар) никогда на это не согласится. Он боится смертоносцев.

– Но у них дозоры-то всего два раза в день!

– А там, где у нас дом, лишь два раза в месяц. А в пустыню и вообще не залетают, – сказал Хролф, а помолчав, добавил: – Там, откуда родом моя мать, они бывают примерно раз в неделю.

У Найла никогда и мысли не возникало, что Ингельд раньше жила где-то в другом месте; он всегда считал ее членом их семьи.

– А где это?

– Там, где руины, в трех днях пути к югу.

– А руины – это что?

– Руины?.. – В глазах Хролфа мелькнуло замешательство, он не находил слов объяснить, что это такое. – Это место, где люди жили в ту пору, когда не было пауков.

– Не было пауков? – Слова двоюродного брата звучали просто интригующе.

– Говорят, было такое время, когда люди правили всей землей и тысячами жили в руинах.

– Тысячами? – Слово показалось Найлу абсурдным. Он никак не мог себе представить более десятка. – Но как они могли таким огромным числом умещаться в пещерах?

Он попытался представить себе город, состоящий из подземных жилищ. Если они будут громоздиться одно на другом, тогда-то уж город непременно свалится.

– Не в пещерах и не в норах. Ты видел когда-нибудь термитник?

Найл в самом деле обратил внимание во время одной из охотничьих вылазок на странных очертаний коричневый конус.

– Люди жили примерно в таких по виду строениях над землей.

– И не боялись смертоносцев?

– Сильный говорит, было время, когда даже самые большие пауки были величиной с мой кулак, не больше, и боялись людей.

Эта идея была настолько фантастична, что Найлу потребовалось какое-то время, чтобы ее усвоить. Мысль ввергала в непроизвольный трепет, не без примеси страха. Люди, дерзнувшие бросить смертоносцам вызов, погибали страшной смертью. Чрезмерная впечатлительность мешала Найлу преисполниться отваги. И вместе с тем изумительная эта мысль – что люди, может статься, когда-то и впрямь правили миром – вызывала такой же восторг, что и стремглав бегущая вода. Откуда ни возьмись в уме пошли возникать вопросы – сотнями! – которые тянуло сейчас же задать.

Громкий плеск воды, донесшийся снизу по течению, заставил обоих настороженно встрепенуться. Оказывается, шумел Вайг, стоя посередине ручья, он отчаянно махал им руками. Торопливо прошлепав по воде к берегу, братья подобрали копья и веревку и двинулись навстречу Вайгу.

Тот с трудом сдерживал волнение.

– Ну где вас носит? Везде уже пробежал!

Найл заикнулся было, как они обстреливали лупоглазых, но Вайг: пропустив все мимо ушей, выпалил:

– Они бьются! – и ткнул пальцем в сторону муравейника.

– Между собой?

– Да нет же, дурень! Красные напали на черных. Бежим смотреть!

Зрелище было жутковатое. Под раскидистым деревом землю устилали сотни муравьиных трупов, и красных, и черных. И повсюду, где только видел глаз, кишмя кишели спины красного воинства, выкатывающегося из низины лесной поросли волна за волной. И хотя ростом они значительно уступали черным, в схватке были куда более грозными противниками: верткими, хваткими. Завидев черного муравья, красный бросался навстречу с ожесточенной решимостью, стараясь укусить врага за переднюю ногу. У черных ноги были длинные и узловатые, так что, если красному удавалось увернуться от челюстей соперника, он хватал противника за ногу, а затем обхватывал конечностями и пытался повалить. Черному оставалось цапать в лучшем случае его защищенную спину. Многократно случалось и так, что еще один красный – они, похоже, числом сильно превосходили черных – цеплял еще и за заднюю ногу. Мгновение – и поврежденные конечности бессильно обвисали, а то и вовсе валялись отсеченные на земле. Лишившись двух из своих шести подпорок, муравей становился беспомощен. Красный таранил сбоку, пытаясь опрокинуть врага на спину, чтобы добраться до «горла» – места, где голова соединяется с грудью. Пока поверженный беспомощно барахтался, второй агрессор накидывался на «талию» – место, где грудь смыкается с задней частью. Что впечатляло более всего, так это странная осмысленность и планомерность действий муравьиного воинства: красные кидались и маневрировали словно по команде. Иногда – хотя и нечасто – черному удавалось одержать в поединке верх. Если удавалось избежать объятий нападающего и красный нырял под живот, у черного появлялась возможность ухватить его за задние ноги или за «талию» между грудью и брюхом. Но и при таком раскладе красный муравей мог еще накинуться на незащищенные ноги.

Братья наблюдали за баталией с напряженным волнением. Муравьи игнорировали людей напрочь, даже если последние разгуливали между сражающимися. Видно было, что идет беспощадная война не на жизнь, а на смерть; красные полны были решимости пробиться в гнездилище противника.

– Но в чем дело, чего они не поделили? – недоуменно спросил Найл. Не укладывалось в голове, что два муравьиных племени, обитающие на расстоянии каких-нибудь пары миль и до сегодняшнего дня прекрасно друг с другом уживавшиеся (Найл вчера лишь видел и тех и других, собиравших дыни бок о бок), вдруг ни с того ни с сего кидаются друг на друга.

Поначалу казалось, что победа будет за красными. Но не прошло и получаса, как выяснилось: еще как сказать. Да, действительно, красных вокруг гнездилища копошилось куда больше. Но и черные не иссякали, на смену погибшим и искалеченным из лаза в земле появлялись новые. Они, похоже, не намеревались биться с превосходящими силами врага, главное было окоротить и не дать прорваться в гнездилище. Найлу бросилась в глаза невероятная стойкость и самоотверженность защитников муравейника. Каждому из десятка черных бойцов, время от времени выходящих наружу, было, наверное, ясно, что жить им осталось лишь считаные минуты. И тем не менее они совершенно не выказывали страха. Если подземный резерв у защитников был достаточно велик, то походило, что в конечном итоге они отобьют врага своим мужеством и упорством.

И тут произошло нечто странное. Со стороны гнездилища красных муравьев неожиданно появилась колонна черных. Вначале подумалось, что это отлучившиеся на охоту рабочие спешат на выручку своим. То, что случилось на деле, просто сбило с толку: вновь пришедшие, приблизившись к входу, вдруг набросились на охранявших его солдат. Сами защитники, похоже, впали в растерянность: подоспевшие, судя по запаху, вроде бы свои, собратья, и можно их пропустить, однако явно желают зла. Защитники отбивались уже вяло, словно убеждены были, что здесь какое-то ужасное недоразумение.

Наступившая сумятица предоставила красным возможность, которую они до этой поры безуспешно изыскивали. Пока стража боролась с новой, неожиданно нагрянувшей опасностью, красные прорвались и поползли внутрь. Выкатившее навстречу черное подкрепление невольно застыло при виде происходящего: свои нещадно бьются со своими.

Неожиданно Вайг громко хихикнул – настолько не к месту, что остальные уставились на него с немым изумлением. Вайг хлопнул себя по бедру: «Теперь все ясно! Джомар, так тот знает о муравьях все. Красные – поработители. Они захватывают личинки у черных и выращивают из них рабов. Они пытаются пролезть сейчас в муравейник и утащить побольше личинок!»

Теперь становилось ясно, в чем дело. Вновь подоспевшие черные – это рабы. Им велели идти на своих, и они слепо подчинились. В какой-то момент сражения до красных дошло, что рабов можно использовать как своего рода засадный полк. Такой замысел явно выдавал начатки разума. Однако его все равно не хватало, чтобы осмыслить: зачем устраивать всю эту бойню, если можно просто велеть рабам войти внутрь и похитить столько личинок, сколько нужно?..

Теперь оборона черных была прорвана, и красные захватчики потоком влились в гнездилище. В темных подземных тоннелях сейчас, наверное, царили паника и смертоубийство. Найла внезапно охватило тоскливое чувство. Он надеялся, что черные дадут-таки отпор. Разочарованный, он повернулся и побрел вверх по ручью к финиковым пальмам: что-то опять захотелось есть.

Пройдя с полсотни шагов, Найл остановился и удивленно вгляделся. Из кустов змеились колонны черных – наверное, отступающие с поля боя. Однако, всмотревшись пристальнее, он понял, что происходит на самом деле. Муравьи тянулись по трое в ряд, средние несли в передних лапах личинки. Шла эвакуация потомства.

Оглянулся в противоположную сторону. Буквально в нескольких шагах от него красные деловито расправлялись с побежденными. Удивительно: никто из них не замечал торопливо отступающую колонну.

Осторожно раздвинув кусты, Найл обнаружил, что муравьи открыли запасной вход. Подземная часть гнездилища, очевидно, была огромной – муравьиный городище с населением в сотни тысяч. Учуяв незнакомый запах, один из черных солдат угрожающе ринулся в сторону Найла, тот поспешно отступил в воду. Очевидно, когда речь идет о спасении драгоценного потомства, муравьи готовы наброситься на кого угодно.

Но куда они их тащат? В какое-нибудь другое защищенное укрытие? Или собираются отстроить новый муравейник в более отдаленном месте?

К этому моменту гнездилище покинул последний из арьергарда. Найл, громко кликнув Вайга, указал ему рукой. Вайг с Хролфом так увлеклись сражением, что проворонили отступление муравьев; теперь, поднимая фонтаны брызг, они мчались смотреть, что там готовится дальше. Возле запасного выхода в тесный боевой порядок сплотилась черная рать, прикрывающая отход. На глазах у братьев в проеме показался первый из красных захватчиков и тут же был сражен. Но как Найл втайне и предугадывал, втекающие в противоположный вход полчища красных внезапно изменили направление и ринулись в сторону запасного выхода, словно в какую-то долю секунды распространился сигнал – сменить тактику. Часть красных окружила фалангу черных ратников и вступила с ними в бой, другая заспешила вслед удаляющейся колонне. Найл затрусил вдоль другого берега ручья: интересно, почует ли колонна погоню, убыстрит ли темп? Увиденное просто поразило: колонна муравьев повернула в сторону ручья, впереди идущие без колебания вступили в воду; лишь те, кто нес личинок, остались ждать на берегу. Так как роста муравьи были скромного, вода вскоре покрыла их с головой, передних смело течением. Они с упорством продолжали заполнять ручей, ступая по спинам тонущих собратьев. Минуты не прошло, как оба берега ручья соединял прочный мост из муравьиных тел, достаточно широкий, чтобы противостоять растущей силе прибывающей воды. Затем, словно по сигналу, через мост двинулись муравьи, несущие личинки. Отряд прикрытия копился на берегу, готовясь отбить наседающих преследователей.

Братья, соблюдая разумную дистанцию, шли параллельно отступающим муравьям. Те двигались проворно, могли бы и еще быстрее, да ноша сдерживала. Это был вполне упорядоченный отход. Эскорт, сопровождающий колонну дальше, был небольшим – основная масса осталась на том берегу сдерживать неприятеля. Вот последние из носильщиков пересекли мост. Вероятно, они были теперь вне опасности: защищающее их отход черное воинство скопилось так густо, что хватило бы и на день битвы.

Но у красных имелись иные замыслы. Колонна преследователей также змеилась к воде. Уровень ее был теперь мельче: тела черных перегородили ручей в нескольких метрах выше по течению. Параллельно существующему возник еще один мост; несколько минут, и красные уже настигали отступающую колонну. Едва они настигли самых задних, как защищавшие мост черные все как один бросились следом, словно кто-то невидимый протрубил в рог, отдавая приказ об очередном перестроении. А вот теперь пора побеспокоиться наступила и для братьев. Они поняли, что угодили в клещи и красная лавина катит прямо на них. Хотя что до муравьев, те будто и не замечали людей. Какое-то время братья, не смея шелохнуться, стояли среди красной лавины, чувствуя, как по ногам елозят гладкие жесткие панцири. Едва волна миновала, они поспешили отодвинуться на более безопасное расстояние.

Наступил хаос. Иной раз черным приходилось отбиваться сразу от шестерых. Беднягам ничего не оставалось, как класть свою ношу и защищаться. Подбегающий тут же красный аккуратно подхватывал личинку и тащил ее к ручью. Здесь он натыкался на разрозненно рыщущих черных солдат, и схватка разгоралась с новой силой. Иногда черным удавалось личинку вызволить. Взглянув на Вайга, Найл понял, что у того на уме. Пока муравьи сражались, многие личинки валялись без присмотра: этакие белые куколки сантиметров по десять длиной.

Глаза братьев встретились. В этот решающий момент Вайг молча спрашивал у Найла совета: рискнуть? И по глазам брата понял: стоит.

Вайг сунулся в гущу сцепившихся муравьев. За считаные секунды он подобрал с полдесятка личинок. За плечами Найла болталась травяная сума с финиками и еще кое-какими плодами. Он вытряхнул их на землю, освобождая место под добычу.

– Пошли, – коротко бросил Вайг.

В нескольких шагах положил личинку на землю черный муравей, отбивающийся от врагов. Один из красных, подхватив, побежал с ней прямехонько на братьев. Вайг не выстоял перед соблазном: нагнувшись, одним движением ее выхватил.

И тут впервые за все время муравей, похоже, обратил внимание на их присутствие. Он без колебания сделал выпад к ноге Вайга. Брат вовремя ее отдернул, едва успев избежать мощных ухватистых челюстей. Он с размаха пнул насекомое, и оно, кувыркнувшись в воздухе, шлепнулось в гущу сражающихся.

– Бежим! – крикнул Вайг.

Бежать назад к ручью не имело смысла: вся прибрежная полоса превратилась в поле битвы. Безопасность – пусть временную – сулила пустошь. Побежали туда. Оглянувшись на бегу, Найл увидел то, что было хуже всего. Отделившись от основного воинства, в их сторону устремилась колонна. От досады Вайг аж сплюнул.

– Что, выбрасываем? – взволнованно спросил Найл.

Вайг упрямо насупился.

– Ну уж нет! Да они нас не догонят.

Действительно, муравьи бежали не сказать чтобы очень быстро. Но двигались они, несомненно, за ними, и что-то безмолвно грозное было в их методичных, словно заученных движениях.

Осталась позади полоса поросли, отделяющая оазис от пустоши. На какое-то время муравьи скрылись из виду. Вайг указал на большой валун, видневшийся в отдалении слева; побежали к нему. Спустя несколько секунд из поросли вынырнула колонна муравьев и без колебаний повернула в сторону камня. Насекомые определенно шли на запах личинок.

– Не хочется далеко забегать за камни, – выдохнул на бегу Хролф. – Что, если возьмем обратно к ручью?

Однако не успели повернуть обратно к кустам, как увидели, что красных прибывает в числе. Они десятками выкатывались из поросли, на ходу выстраиваясь в ряд. Найла внезапно прошиб безотчетный страх. Впереди и справа путь был уже отрезан. Стоит допустить оплошность, и они втроем окажутся в кольце. Повернувшись, братья устремились в сторону пустоши. Вскоре под ногами почувствовались крупные ребристые камни. Бежать по ним было крайне неудобно: за спиной болтается сума с личинками, по плечам колотит смотанная в кольцо веревка. Запнувшись, Найл чуть не грохнулся на колени; выручило копье – успел опереться. Муравьи, судя по всему, одолевали пространство каменистой равнины без особого труда.

Вдруг Хролф, бежавший шагах в двадцати впереди, резко вильнул. Он, оказывается, едва не угодил в воронку одного из тех самых лупоглазых насекомых. Пришлось огибать яму, на что ушли драгоценные секунды; самые ближние муравьи были уже шагах в сорока.

Увидев, что брат сдает, Вайг сдернул с его плеча суму:

– Дай сюда!

Перекинув ношу через плечо, он погнал дальше. Пробежав еще немного, опять наткнулись на кратер. Найл с Хролфом вильнули влево, Вайг обежал справа. Передовые муравьи, сменив курс, пустились за Вайгом. Несколько недостаточно расторопных не успели свернуть и сорвались вниз. Найл, мельком оглянувшись через плечо, испытал предательское облегчение: все муравьи преследовали теперь Вайга. Он, кстати, заметил и то, что сорвавшимся в кратер с трудом дается путь наверх.

И тут Найла осенило: выход был найден. Озарение будто прибавило сил, за Вайгом он помчался легкой поступью, как бы обновленный. Догнать было несложно: брат бежал и бежал, придерживая рукой сумку возле пояса, чтобы не болталась. Однако на лице уже обозначилось угрюмое беспокойство.

– Вайг, погоди! – крикнул Найл брату.

– Чего еще? – буркнул тот, не сбавляя хода.

– Я знаю, как от них отделаться!

– Как? – Вайг, опешив, приостановился.

– Сейчас увидишь! Дай-ка суму.

Проворно размотав висящую за плечом веревку, один конец он обвязал вокруг пояса, другой всучил Хролфу.

– Сейчас попробую завести их в одну из ямин.

Муравьи находились уже угрожающе близко. Братья снова пустились бежать, Вайг первый.

Шагах в двухстах снова подвернулся кратер. Найл кинулся к нему. Несколько секунд колебался, затем решительно полез вниз. С глухим шелестом покатились камни. Земля на дне пришла в движение, и на свет показалась образина лупоглазого насекомого.

Спустя секунду на гребне кратера появился первый муравей. Не сбавляя скорости, он проворно засеменил вниз, на Найла, но оступился на непривычной наклонной плоскости; когда тормозил, ноги предательски подогнулись в суставах, и он проскочил мимо. Следом возник другой. Этот ринулся безошибочно: Найлу пришлось отпрыгнуть, чтобы избежать столкновения. Тут через край перевалился уже добрый десяток сразу, и каждый норовил вцепиться в паренька. У всех муравьев была одна и та же беда: спеша вперед, они не успевали затормозить и безудержно проносились мимо, вздымая клубы пыли. А сверху уже кубарем летели другие, сшибая передних еще дальше.

Хролф и Вайг стояли друг напротив друга по краям воронки: оба цепко держали веревку, теперь тугую, как струна. Один из муравьев, проносясь мимо, изловчился цапнуть Найла за лодыжку, показалась кровь. Задерживаться в кратере становилось небезопасно. Найл начал осмотрительно выбираться наверх. Муравьи пытались увязаться следом, но без опоры срывались и скатывались вниз. Вскоре Найл был уже в безопасности, Вайг с Хролфом вытянули его наверх. А на дне озабоченно копошились муравьи. Переваливая через гребень, к кишащей на глубине массе прибавлялись все новые и новые.

А на дне уже разворачивалось во всю ужасающую силу кратерное насекомое, окованное бронированными пластинами тело грузно вздымалось над мелкорослым муравьиным сонмищем. Едва какой-нибудь из их числа подбегал достаточно близко, чудище пригвождало его к земле мощными передними лапами. Мгновенное движение массивных челюстей, и голова отскакивала, как мячик; перекусить туловище ему тоже не составляло труда. Число угодивших в ловушку бестолково копошащихся тел, видимо, не смущало чудище. Оно работало с размеренной монотонностью заведенного механизма, и вскоре дно кратера сделалось скользким от крови. Пытаясь защититься, муравьи пускали в ход жала – куда там! Даже когда одному из них перед гибелью удалось вонзить свое оружие лупоглазому в глотку, чудище вынуло его челюстями, как занозу.

В кратер скатились последние из преследователей, в целом там барахталось, пожалуй, не меньше сотни. Выбраться наверх им было практически невозможно из-за скученности. Всех, кому удавалось выбраться на склон кратера, увлекали обратно тела сородичей. Некоторым счастливцам удавалось чудом дотащиться до гребня кратера, но тут их с копьями наготове уже поджидали братья, и муравьи снова скатывались на дно.

Теперь в слитности действий муравьев выявлялся очередной минус. Общность зачаточного разума, делающая этих насекомых столь грозными преследователями, обернулась для них непоправимой бедой: каждый муравей в отдельности разделял теперь общее чувство безвыходности и обреченности.

Эту картину братья наблюдали еще с полчаса, пока трупов внизу не нагромоздилось столько, что лупоглазому обитателю кратера трудно было и двигаться. Сами муравьи как-то сникли, сделались вялыми, словно запас сил у них иссяк. В конце концов, когда солнце уже начало клониться к закату, молодые люди повернулись к бойне спиной и отправились обратно к ручью. Шли медленно: от безумной гонки по камням поистерли себе все ноги. В голове Найл ощущал странную тяжесть, будто все эмоции полностью истощились. Даже завидев впереди летящие низко над деревьями паучьи шары, он не почувствовал никакого смятения, словно это были простые облака.

Братья намеренно сделали большой крюк и к ручью вышли мили на две ниже муравейника черных. Каждый втайне опасался, что красные, чего доброго, учуют личинок. Все отдавали себе отчет, что второй раз унести ноги не хватит сил.

К счастью, муравьи не попадались; повстречали лишь несколько жуков, одну тысяченожку да большого серого паука, жадным взором проводившего их из-за натянутой меж деревьев паутины; впрочем, напасть он не решился. Наконец перед самой темнотой братья добрались до своего пристанища под камнем. Туда уже успели забраться несколько большущих мух, проведавших, где у людей хранится запас дынь. Незваных гостей братья прогнали, орудуя ветками как мухобойками. Затем, закидав вход кустами и сучьями, завернулись в одеяла и забылись сном изнеможения. На следующий день перед рассветом отравились в обратный путь. Солнце застало путников на пустоши. А где-то за час до темноты показались и знакомые красные скалы-обелиски, изъеденные ветром. Сердце у Найла радостно затрепетало, даже слезы выступили на глазах. Впечатление было такое, будто с домом они расстались прямо-таки месяцы, а не дни назад.

Прошло несколько дней, и личинки превратились в муравьишек – крохотных беззащитных созданий с ненасытно распахнутыми ртами. Вайг дни проводил в поисках корма для них, прочесывая окрестности, чтобы раздобыть спелых плодов со сладкой мякотью. Утро целиком уходило на то, чтобы надоить у афидов сладкого раствора, который брат собирал в специальную посудину. Найл души не чаял в уморительных малышах. Ручной живности у них никогда не водилось. Осу-пепсис с независимым и строптивым норовом едва ли можно было считать ручной; эти ж были такие забавные, что и сестренка, только куда бойчее и шаловливей. Набрав самой мягкой во всей округе травы, Вайг свил муравьям гнездо, и те в нем резвились, дурашливо карабкаясь и легонько покусывая друг дружку за лапки, а когда Найл совал им палец, пытались добраться до него. Мягкая их кожица вскоре отвердела; было забавно цвенькать по муравьиному боку пальцем – звук бодрый, звонкий. Найлу доставляло удовольствие, расслабясь, сливаться с их незамысловатым врожденным умишком. При этом создавалось впечатление, что ты и сам точь-в-точь такой же муравьеныш; невольно напрашивалось сравнение, что именно так, должно быть, человек ощущает себя в пору младенчества. Разум истаивал, растворялся среди ласковой, зыбкой ряби, оживленной млеющим теплом и уютом укромной безмятежности, создающей отдельную вселенную. Всякий раз, пообщавшись с муравьятами, Найл выходил наружу из пещеры, напрочь утрачивая чувство страха. В такие минуты казалось, что его присутствие сознают и кактусы, и кустарник – не остро, с внимательной настороженностью, а тепло и смутно, словно сквозь дымку приятного сна. И когда на руку Найлу уселась большая остроносая муха, намереваясь поживиться кровью, он не ощутил ни неприязни, ни раздражения, а лишь терпеливое сочувствие и понимание нужды этого насекомого, а потому смахнул муху бережно, словно извиняясь перед ней.

Через несколько недель муравьев стало просто не узнать: совершенно взрослые особи, кропотливо исследующие каждый уголок жилища. Вайг почти все свое время проводил в поисках корма, аппетит у насекомых был поистине ужасающий.

Однажды утром задолго до рассвета Найл проснулся от необычного звука: кто-то с молчаливым упорством скребся. Звук доносился из глубины пещеры, где держали муравьев. Найл ощупью добрался до дальнего конца жилища и там осторожно провел рукой по подстилке из сухой травы; муравьиное гнездо пустовало. Осторожно шаря руками по стене и по полу, Найл неожиданно наткнулся на влажноватую кучку свежего грунта… Источник звука, судя по всему, находился где-то поблизости. Уяснить что-либо, сидя в полной темноте, было решительно невозможно, поэтому Найл, возвратясь в жилую часть, прихватил там охапку лучинок и огниво (осторожно, чтобы не перебудить остальных). Осмотрительно ступая между постелей, Найл пробрался в «муравейник» – пусто. Однако возле угла в стене виднелась дыра, а под ней земляной холмик. Сунувшись туда с лучиной, Найл убедился, что это не просто дыра, а прямо-таки лаз, ведущий куда-то вниз. В глубине угадывалось глянцевитое туловище муравья. Прошло немного времени, и наружу выкарабкался один из них, доставив в передних лапках горстку грунта, которую аккуратно положил на скопившуюся кучу. Пара минут, и появился еще один, тоже неся землю.

Разгадка наступила лишь спустя многие часы, когда куча почти уже достигла потолка и в ней появилось много песка. Передние лапы у муравьев были покрыты жидкой грязью, а песок был подозрительно мокрым. Насекомые прокапывались к скрытому под землей водному источнику. Еще через час грязь с муравьев уже исчезла, а когда Торг опустил в образовавшуюся скважину масляный светильник, язычок пламени отразился в воде, метрах в двадцати от поверхности. Когда Вайг пощекотал муравьиную грудь, насекомое послушно выделило глоток воды. Буроватая вода была прохладной и освежала, хотя и имела железистый привкус. Вскоре Вайг приучил муравьев самостоятельно сливать воду в посудину. Так у людей появился постоянный источник воды, немыслимая прежде роскошь.

Совсем незаметно муравьи стали взрослыми. Теперь они покидали жилище и добывали себе пропитание самостоятельно. Возвращаясь, они нередко приносили с собой плоды или сладкие ягоды. Иной раз вокруг рта у них были липкие следы: муравьи «доили» афидов. Инстинкт поиска работал безупречно. Покидая пещеру поутру, муравьи устремлялись в пустыню с таким хлопотливо-деловитым и уверенным видом, словно наперед уже знали, что и где их там ждет. Несколько раз Найл и Вайг пытались следовать за ними, но, пройдя милю-другую, махали на все рукой: муравьям, похоже, вообще было неведомо чувство усталости. Помимо прочего, насекомые отличались еще и редким бескорыстием. Возвращаясь после проведенных в пустыне часов, часто уже затемно, они по первому же требованию безотказно делились нектаром. Выяснилось, что верхняя часть тела у муравьев – своего рода хранилище пищи. Чувствуя голод, муравей сглатывает часть собственного запаса, пропуская его к себе в желудок. Вместе с тем доступ в «хранилище» был открыт любому из членов семьи, достаточно лишь, подставив посудину или даже пригоршню, пощекотать муравью грудь. Сестренка Найла Руна – она тогда едва начала ходить – полюбила лакомиться тягучим медвяным нектаром и розоватой мякотью фрукта, напоминающего дыню. Вскоре она сама научилась выклянчивать у муравьев порции сладостей и в считаные недели из крохотного сухонького заморыша превратилась в девчушку-кубышку с румяной, круглой, как луна, мордашкой.

Жизнь потекла вдруг благополучнее, чем когда-либо прежде. У большинства обитателей пустыни жизнь была сопряжена с постоянным поиском пищи, не составляла исключение и горстка людей. Им ничего не стоило отмахивать за день по двадцать миль единственно с целью насобирать опунций или съедобных плодов кактуса. Найл с детства привык к ощущению безмолвно сосущего голода. Теперь же, обзаведшись осой и муравьями, которые стали основными охотниками и добытчиками, люди фактически забыли, что такое голод. Часть дня они по-прежнему охотились – скорее в силу привычки, при этом не так уж было важно, попадется что-нибудь сегодня или нет. Улф сделал в стене пещеры глубокую нишу под хранилище, выложив ее камнями. В таком прохладном месте плоды могли храниться целыми неделями. А если и портились, то все равно не шли на выброс. Джомар вспомнил давно забытую вещь. Если испорченный плод замочить в воде, настой, забродив, приобретает особый кисловатый вкус, а выстоявшись несколько недель, превращается в напиток, одновременно и утоляющий жажду, и создающий в голове приятную, игривую легкость. Когда сгущался сумрак, мужчины усаживались теперь посреди жилища в круг и, потягивая напиток, непринужденно беседовали. Уютно трепетал огонек светильника, отбрасывая на стену непривычно большие тени. У мужчин развязывались языки, они начинали живо вспоминать всякие охотничьи истории. Прежде такие беседы были редкостью: охотники возвращались измотанные и такие голодные, что не тратили остатка сил на разговоры. Теперь же тягот поубавилось и голод не донимал, поэтому собеседники, случалось, засиживались до тех пор, пока не прогорало масло в светильнике. Муравьи, чувствуя душевный настрой хозяев, подбирались и укладывались у них в ногах, занимая почти все свободное место на полу, а оса-пепсис знай себе подремывала высоко на стене, в отороченном мехом гнезде.