Текст книги "История Украины"

Под 6653/1145 годом в Новгородской первой летописи старшего извода упоминается поход на Галич: «Томь же лете ходиша вся Русска земля на Галиць и много попустиша область ихъ, а города не възяша ни одиного, и воротишася, ходиша же и из Новагорода помочье кыяномъ, съ воеводою Неревиномь, и воротишася съ любъвью». Тот же поход описывается и в Ипатьевской летописи, но гораздо подробнее: «В лето 6654. Всеволод съвкоупи братью свою. Игоря и Святослава же остави в Киеве, а со Игоремъ иде к Галичю и с Давыдовичема, и съ Володимиромъ, и съ Вячеславомъ Володимеричемъ, Изяславъ и Ростиславъ Мьстислалича, сыновчя его, и Святослава поя, сына своего, и Болеслава Лядьскаго князя, зятя своего, и Половце дикеи вси. И бысть многое множество вои, идоша к Галичю на Володимирка». Сопоставление приведенных текстов позволило В. А. Кучкину вполне резонно заключить: «Если новгородский летописец имел в виду всех участников похода, тогда под его Русской землей нужно разуметь еще поляков и половцев». И если присутствие в числе представителей «Русской земли» польского «князя» Болеслава автор известия Ипатьевской летописи хоть как-то оправдывает (уточняется, что тот – зять Всеволода), то «дикие половцы» выглядят в приведенном перечне действительно «дико»… Правда, уже в так называемом «этнографическом» введении к Повести временных лет половцы стоят в одном ряду с восточнославянскими племенами. Летописца вовсе не смущает такое соседство. Оно странно для нас. Мы даже не замечаем, как срабатывает стереотип: половцы – извечные враги Руси. Другого, кажется, просто не могло быть.

Кто же такие половцы для автора и читателя XII – начала XIII в.?

Под 6569/1061 годом в Повести временных лет имеется запись: «В лето 6569. Придоша Половци первое на Русьскую землю воевать. Всеволодь же изиде противу имъ, месяца февраля въ 2 день. И бившимъся имъ, победиша Всеволода, и воевавше отъидоша. Се бысть первое зло от поганых и безбожныхъ врагъ. Бысть же князь ихъ Искалъ».

Однако при ближайшем рассмотрении оказывается, что это – вовсе не первое появление половцев в пределах Русской земли. Еще под 6562/1054 годом в летописи имеется сообщение о событиях, непосредственно последовавших после смерти Ярослава Владимировича: «В семь же лете приходи Болушь с Половьци, и створи Всеволодъ миръ с ними, и возвратишася Половци вспять, отнюду же пришли».

Настоящая опасность, исходящая от половцев, стала ясна лишь через несколько лет, когда в начале осени 1068 г. объединенные силы русских князей не смогли противостоять им в битве на Альте: «В лето 6576. Придоша иноплеменьници на Русьску землю, Половьци мнози. Изяславъ же, и Святославъ и Всеволодъ изидоша противу имь на Льто. И бывши нощи, подъидоша противу собе. Грехь же ради нашихъ пусти Богъ на ны поганыя, и побегоша русьскыи князи, и победиша Половьци». Следствием поражения на Альте стал, кстати, переворот в Киеве: место изгнанного киевлянами Изяслава занял сидевший до того в «порубе» полоцкий князь Всеслав.

Однако торжество половцев оказалось недолгим: «Посемь же Половцемъ воюющим по земле Русьсте, Святославу сущю Чернигове, и Половцем воюющим около Чернигова. Святослав же собравъ дружины неколико, изиде на ня ко Сновьску. И узреша половци идущь полкъ, прис троишася противу. И видевъ Святос лавъ множьство их ъ, и рече дружине своей: «Потягнемъ, уже нам не лзе камо ся дети». И удариша в коне, и одоле Святославъ в трех тысячахъ, а половець бе 12 тысяче; и тако бьеми, а друзии потопоша въ Снови, а князя ихъ яша рукама, въ 1 день ноября. И възвратишася с победою в градъ свой Святославъ»…

В последующие десятилетия письменные источники дают нам огромное количество более или менее подробных описаний столкновений южнорусских и половецких войск. Видимо, именно такие рассказы, дополненные гениальным «Словом о полку Игореве», сформировали стереотип восприятия половцев в научной и научно-популярной исторической литературе, а тем более – в современном обыденном сознании: образ «чръного ворона – поганого половчина» стал своеобразным символом доордынской Степи. Кажется, что заветной мечтой половцев было, как пишет Д. С. Лихачев, «прорвать оборонительную линию зем ляных валов, которыми Русь огородила с юга и с юго-востока свои степные границы, и осесть в пределах Киевского государства»…

Однако, вопреки широко бытующему мнению, рассказы о русских набегах на кочевья половцев, пожалуй, ничуть не реже сообщений о разорении русских земель номадами. Достаточно вспомнить хотя бы самый знаменитый поход Игоря Святославича, совершенный в 1185 г. новгород-северским князем на оставленные без прикрытия половецкие вежи. Нередки были и случаи совместных походов русских князей с половецкими ханами. Мало того, поведение «коварных», «хищных», «злобных» и «алчных» (какими обычно рисует их наше воображение) половцев сплошь и рядом вызывает недоумение – именно потому, что оно радикально не соответствует клишированному образу исконного врага Русской земли.

Другими словами, отношения между Русью и Степью складывались не столь трагично, а, может быть, даже и не столь драматично, как может показаться на первый взгляд. Вооруженные столкновения сменялись мирными годами, ссоры – свадьбами. При внуках и правнуках Ярослава Мудрого половцы уже были «нашими». Многие русские князья: Юрий Долгорукий, Андрей Боголюбский, Андрей Владимирович, Олег Святославич, Святослав Ольгович, Владимир Игоревич, Рюрик Ростиславич, Мстислав Удатной и другие, как мы поминм, женились на половчанках, либо сами были наполовину половцами. Не был исключением из этого ряда и Игорь Святославич: в его роду пять поколений князей подряд были женаты на дочерях половецких ханов. Кстати, уже из этого следует, что поход Игоря был не простой местью или попыткой, говоря современным языком, нанести превентивный удар потеницальному противнику…

Причиной столь неровных отношений была, судя по всему, специфика экономики кочевого общества. Подборку основных точек зрения на этот счет приводит Н. Крадин: «наверное, самый интригующий вопрос истории Великой степи – это причина, толкавшая кочевников на массовые переселения и разрушительные походы против земледельческих цивилизаций. По этому поводу было высказано множество самых разнообразных суждений. Вкратце их можно свести к следующему: 1) разнообразные глобальные климатические изменения (усыхание – по А. Тойнби и Г. Грумм-Гржимайло, увлажнение – по Л. Н. Гумилеву); 2) воинственная и жадная природа кочевников; 3) перенаселенность степи; 4) рост производительных сил и классовая борьба, ослабленность земледельческих обществ вследствие феодальной раздробленности (марксистские концепции); 5) необходимость пополнять экстенсивную скотоводческую экономику посредством набегов на более стабильные земледельческие общества; 6) нежелание со стороны оседлых торговать с номадами (излишки скотоводства некуда было продать); 7) личные качества предводителей степных обществ; 8) этноинтегрирующие импульсы (пассионарность – по Л. Н. Гумилеву). В большинстве перечисленных факторов есть свои рациональные моменты. Однако значение некоторых из них оказалось преувеличенным».

Исследования последних лет (прежде всего труды выдающегося американского социоантрополога О. Латтимора) позволили вплотную подойти к решению этой проблемы: «„чистый“ кочевник вполне может обойтись только продукта ми своего стада, но в этом случае он оставался бедным. Номады нуждались в изделиях ремесленников, оружии, шелке, изысканных украшениях для своих вождей, их жен и наложниц, наконец, в продуктах, производимых земледельцами. Все это можно было получить двумя способами: вой ной и мирной торговлей. Кочевники использовали оба способа. Когда они чувствовали свое превосходство или неуязвимость, то без раздумий садились на коней и отправлялись в набег. Но когда соседом было могущественное государство, скотоводы предпочитали вести с ним мирную торговлю. Однако нередко правительства оседлых государств препятствовали такой торговле, так как она выходила из-под государственного контроля. И тогда кочевникам приходилось отстаивать право на торговлю вооруженным путем».

Кочевники вовсе не стремились к завоеванию территорий своих северных соседей. Они предпочитали – насколько это было возможно – совместно с оседлым населением близлежащих земледельческих регионов получать максимальную выгоду из мирной «эксплуатации» степи. Именно поэтому, по наблюдению И. Коноваловой, «разбой в степи был довольно редким явлением, не нарушавшим ход степной торговли. Ведь в ее стабильности были равно заинтересованы как русские, так и половцы. Половцы получали значительные выгоды, взимая с купцов пошлиныч за транзит товаров про степи. … Очевидно, что и русские князья, и половецкие ханы были заинтересованы в «проходимости» степных путей и совместными усилиями отстаивали безопасность перевалочных торговых центров. Благодаря этой заинтересованности Половецкая степь не только не служила барьером, отгораживавшим Русь от стран Причерноморья и Закавказья, но сама являлась ареной оживленных международных торговых связей».

Итак, отношения южной Руси со Степью складывались довольно сложно – прежде всего, из-за различий в образе жизни, языке, культуре. Тем не менее, сформировавшиеся в последние два столетия стереотипы восприятия степняков как исконных врагов Руси не вполне отвечают представлениям о южных соседях, которые бытовали в Древней Руси.

Поэтому знаменитый поход новгород-северского князя Игоря Святославича, учитывая происхождение этого князя, уже не выглядит бесславной авантюрой, направленной на предотвращение половецких набегов на русские земли. Князь сам, по большей части, половец и, судя по всему, принимает участие в каких-то не вполне понятных нам выяснениях отношений между различными половецкими кочевьями. Недаром к нему с таким вниманием и почетом относится Кончак (который, кстати, после бегства Игоря из «плена» нанесет удар по княжествам, враждовавшим с Новгород-Северским).

Эти родственные связи сыграют, в частности, роковую роль в событиях на Калке в 1224 г., когда южнорусские князья, откликнувшись на призыв о помощи своих половецких родственников, потерпят сокрушительное поражение от передовых монгольских отрядов…

Великое княжество Литовское, Жемоитское и Русское в древнерусских летописях и в современной литературе именуют Литвой. Сами жители княжества часто называли его Русью. И на то были основания, поскольку в состав Великого княжества входили почти все крупные политические и экономические центры Киевской Руси: Киевская земля, Северская земля, Полесье, Волынь, Подолье и Верховские княжества.

Основы нового государственного объединения заложил литовский князь Миндовг (конец 1230-х – 1263). Во второй половине 30-х гг. XIII в. он объединил под своей властью Аукштайтию (Восточная Литва) и Черную Русь (Новогрудская земля). К началу 50-х гг. к союзу примкнули города Гродно, Волковыск, Слоним, Пинск, Полоцкое и Витебское княжества. В 1252 г. государство Миндовга признано официально: после формального принятия католичества он получил от папы римского благословение и королевскую корону.

Толчком к объединению русских и литовских земель стала необходимость отражения внешней опасности. С запада и северо-запада этим землям угрожали крестоносцы, с востока – Орда. Поэтому вся начальная история нового балтославянского государства – это тяжелейшая борьба на два фронта. Кроме того, оно постоянно испытывало угрозу со стороны Польши и Венгрии.

В 1254 г. был заключен важный политический союз между Миндовгом и галицким князем Даниилом Романовичем (1238–1264), возглавлявшим коалицию русских князей, не пожелавших признавать власть Орды. Сын Даниила Галицкого Роман занял княжеский престол в Новогрудске в качестве наместника и вассала Миндовга. Политические связи были подкреплены династическими браками. Опираясь на помощь Литвы, Даниилу удалось во второй половине 50-х гг. XIII в. освободить от ордынского владычества Северную Подолию и Волынь. Однако вскоре между Миндовгом и Даниилом началась распря, и монголы восстановили свою власть над Западной Русью.

В 1261 г. Миндовг отрекся от христианства, после чего ему подчинилась языческая Жемайтия (Жмудь). Преемник Миндовга – его сын Войшелк (1264–1267) – заключил новый союз с галицко-волынскими князьями. Таким образом, к середине 60-х гг. XIII в. западнорусские и литовские земли слились в достаточно мощное государственное объединение. Несмотря на династические, этнические и конфессиональные противоречия, оно представляло собой устойчивый политический союз.

В полной мере объединительная политика литовских князей, получившая поддержку западнорусского боярства, проявилась в годы правления великого князя Гедимина (1315–1341). Ему удалось значительно расширить территорию княжества благодаря призыву начать всеобщую антиордынскую борьбу. Опираясь на помощь Литвы, из-под власти Орды вышел Смоленск, с чем ханы вынуждены были смириться. После непродолжительного конфликта с Польшей и Венгрией Гедимин в 1325 г. получил в управление Брестское княжество, в то время как Волынь отошла к Польше. Столицей Литвы стал город Вильно.

Перед смертью Гедимин разделил свое княжество между семью сыновьями, что могло привести к политической раздробленности. Однако это не разрушило единства балтославянской державы. После короткой борьбы Гедиминовичей за власть великим князем стал Ольгерд (1345–1377). Он возглавил борьбу за расширение южных и восточных пределов своего государства. Отражение натиска крестоносной агрессии на западе взял на себя Кейстут – брат и фактический соправитель великого князя.

В середине XIV в. Ольгерду удалось одержать ряд крупных побед над Ордой. В результате он освободил и объединил под своей властью основную часть территории Киевской Руси.

В 1358 г. Ольгерд и Кейстут выступили за объединение всех балтских и восточнославянских земель под властью Великого княжества Литовского и Русского. Продвижение Литовской Руси на восток неизбежно вело к конфликту с Московским княжеством. Однако начавшаяся в малолетство московского князя Дмитрия Ивановича (будущего Донского) междоусобица на время превратила Литву в единственный политический центр, который мог реально претендовать на роль «собирателя» русских земель. При этом объединительные тенденции приобрели ярко выраженные антиордынские черты.

В 1356 г. Ольгерд захватил город Ржеву, еще через три года – часть Смоленского княжества. Тогда же под его власть попали земли по Березине и среднее Поднепровье. В 1362 г. к Литве были присоединены княжества Киевское, Чернигово-Северское, Волынское и часть Переяславского. В том же году Ольгерду, возглавившему объединенные литовско-русские войска, удалось нанести поражение ордынцам в сражении у Синих Вод, в результате чего во владение великого князя литовского вошло практически все Подолье.

В 1368 г. Ольгерд, чтобы поддержать своего давнего союзника и свояка – князя тверского, совершил первый крупный поход на Москву, закончившийся неудачей. Последующие походы 1371 и 1372 гг. также не принесли успеха Литве. Москва устояла, что, несомненно, укрепило ее авторитет в землях Северо-Восточной и Северо-Западной Руси. Неудачи Ольгерда в открытой борьбе с Москвой привели к окончательному разделению русских земель.

Ольгерд оставил литовский престол сыну Ягайло (1377–1392). По не вполне ясным причинам новый государь перешел от конфронтации к сближению с Ордой. Победа великого князя московского на Куликовом поле (обеспеченная, в частности, полководческим талантом выходца из западных русских земель Дмитрия Михайловича Боброка Волынского) приняли вынудила Ягайло вновь налаживать отношения с Москвой.

Однако после того как в 1382 г. Москву разорил Тохтамыш (1381–1405), великий князь литовский решил пойти на сближение с Польшей. В 1385 г. Ягайло женился на польской королеве Ядвиге и стал польским королем. Условием этого брака было принятие Литвой католичества в качестве государственной религии. Этот шаг навсегда лишил Литву права и возможности претендовать на то, чтобы стать центром объединения русских земель – по преимуществу православных. Столкновения с Москвой теперь приобрели форму религиозной войны. Новым великим князем литовским (теперь – наместником польского короля) стал сын Кейстута Витовт (1392–1430). Политический талант Витовта и его готовность в любой момент вновь заключить договор с Ливонским орденом позволили установить политическое равновесие между Польшей и Литвой. Благодаря этому Великое княжество Литовское еще несколько десятилетий сохраняло государственный суверенитет.

Витовт заключил союз с Тохтамышем и помог ему после поражения, которое нанес тому Тамерлан (1395). Теперь великий князь литовский мог активно вмешиваться во внутренние дела Орды. Получив от Дмитрия Ивановича отказ на предложение совместными усилиями покончить с ордынским владычеством, он решил оказывать давление на Москву с помощью Тохтамыша.

Настоящую славу Витовту принесла победа над рыцарями Тевтонского ордена под Грюнвальдом (1410), одержанная им совместно с Ягайло. Вскоре Витовт фактически начал контролировать положение в Крымской Орде.

Кончина в 1430 г. Витовта, готовившегося принять королевскую корону, завершила самый блестящий период в истории Великого княжества Литовского. При его преемниках начались усобицы, в которые все активнее вмешивались русские князья. В правление короля Казимира (1440–1492) Литва практически полностью потеряла свое политическое влияние. В конце XV – начале XVI в. большинство пограничных русских земель (в том числе Верховские княжества, Новгород-Северский, Чернигов, Путивль) перешло под власть Москвы. Наконец, в 1569 г. Великое княжество Литовское – вместе с входящими в ее состав западнорусскими землями – стало частью нового польско-литовского государственного объединения – Речи Посполитой.

С определением того, что представляла собой «Русская земля» в широком смысле, тесно связана еще одна проблема, имеющая уже непосредственное отношение к предыстории Украины: это вопрос о том, когда само слово «Укрина» стало обозначением западных древнерусских земель.

Широко бытует представление, что уже первое упоминание «украины» в Ипатьевской летописи под 6695/1187 годом является свидетельством того, что именно тогда и появилось самоназвание Украины. Возвращаясь из похода на половцев, переяславский князь Владимир Глебович «разболеся… болестью тяжкою, еюже скончася». «И плакашася по немь вси Переяславци, – продолжает летописец, – бе бо любя дружину, и залата не сбирашеть, имения не щадяшеть, но даяшеть дружине. Бе бо князь добръ, и крепокъ на рати, и моужьствомъ крепкомъ показаяся, и всякими добродетелеми наполненъ. О нем же Украина много постона».

Речь в этом фрагменте явно идет только о переяславской земле, которая и называется «Украиной». Чуть позже, под 6697/1189 годом упоминается «Украина Галичькая» (она же «волость Галичкая»), которую знаменитый князь Святослав Всеволодович предложил захватить Рюрику, «собе хотяшеть всеи Рускои земли около Кыева». Из этого явно следует, что под «Украиной» летописцы имеют в виду различные территории. Действительно, в различных источниках мы можем найти упоминания псковской «украины», а также Смоленска, Любутска и Мценска как «украинных мест». Обширную подборку подобных словосочетаний, относящихся к самым разным территориям, приводит Ф. Гайда. Здесь и «наши села в Мордве на Цне и на Украине» (в докончании великого князя рязанского Ивана Васильевича с князем Федором Васильевичем от 19 августа 1496 г.), и «украина» и «украинные места» с «нашими украинами» (при определении московско-крымской границы в конце XV в.), и «Роспись сторожам из украинных городов от польские украины по Сосне, по Дону, по Мече и поиным речкам» (1571), и «татарские», «казанские» и «немецкие Украины», и «украинская служба» московских служилых людей, вплоть до XVII в. включавшая Сибирь, Астрахань и «иные дальние украинные городы» (при этом в узком смысле слова Украиной с конца XV – начала XVI в. называлась «Украина за Окой», «крымская Украина», к которой относились Тула, Кашира, Крапивна, Алексин, Серпухов, Таруса и Одоев). Очевидно, что, по крайней мере, до конца XVI в. такое определение не имело жесткой привязки к южным и юго-западным землям древней Руси.

Обычно считается, что само слово «украина» тогда обозначало пограничные земли, окраины некоторой территории. В последнее время была высказана и иная точка зрения. По мнению Г. Кныша, так обозначалась земля вокруг некоего центра: скажем, «Галичькая Украина» – земли вокруг Галича. Скорее всего, это слово это могло несколько смыслов и обозначать как одно, так и другое.

По наблюдению Ф. Гайды, «в конце XVI–I половине XVII в. словом „Украина“ в узком смысле слова также стали обозначать земли Среднего Поднепровья – центральные области современной Украины», и только после присоединения Украины к России в 1654 г. «в российском законодательстве… фигурирует „Украйна Малороссийская“, „Украйна, которая зовется Малою Россией“», а «правобережье Днепра именовалось „Польской Украйной“». При этом «Малороссия и Слободская Украйна в российском законодательстве четко разделялись: „Малороссийских городов жители приезжают в Московское государство и в Украинные городы…“».

Соответственно, жители этих территорий – в том числе, Смоленска, Любутска, Мценска, Тулы – назывались «украиняне», «вкраинъные люди», «украинные слуги», «украинные люди», «украинники». Что касается жителей Украинского гетманства, то их в российских документах именовали не иначе как «черкассы». Самоназвание малороссы появляется к концу XVII в., относясь исключительно к Левобережной Украине. И лишь к концу XVIII в. все малороссийское население начинает именоваться «украинцами».