Текст книги "Словенская литература ХХ века"

Диапазон словенского экспрессионизма простирался от философско-католической лирики до поэзии открытого социального протеста и конструктивистских упражнений.

Заметными представителями умеренного, философско-католического течения в экспрессионизме были поэты, принадлежавшие к кругу христианско-социалистического журнала «Криж на гори» Божо Водушек и Антон Водник. Это издание стало первым серьезным печатным органом молодых образованных католиков. «Криж на гори» (1924–1927) подчеркивал необходимость личного духовного совершенствования, которое заложит фундамент нового справедливого общества.

Художественная литература в рамках этой программы, конечно, не стояла на первом месте; тем не менее подчеркивалась необходимость тесной связи литературы с жизнью. В журнале выступали М. Ярц (некоторое время вращавшийся в католических кругах), Б. Водушек, Т. Дебеляк, Й. Погачник, Э. Коцбек. Журнал, несмотря на очевидную католическую ориентацию, оказался достаточно терпимым, чтобы принять в свой круг писателей разных взглядов и поколений.

Божо Водушек (1905–1978) получил образование на философском, а затем на юридическом факультете в Любляне. Его поэзию 1920-х гг. отличали религиозные и философские мотивы. Уход от социальной проблематики компенсировался у Водушека пристальным вниманием к внутренней жизни человека, его взаимоотношениям с силами природы и с Богом. Примечательно, что в поэзии католических экспрессионистов характерные для словенской культуры в целом региональные и национальные черты были выражены слабо: конкретное отметалось ради вечных и неизменных ценностей. В 1930-е гг. Водушек сблизился с «новым реализмом» и стал использовать классические поэтические формы, в особенности сонет. Его «Расколдованный мир» (1939) остался в истории литературы как один из лучших сборников словенской поэзии первой половины ХХ в.

Антон Водник (1901–1965) уже в студенческие годы играл важную роль в католическом молодежном движении. Он был бессменным редактором журнала «Криж на гори», в 1930–1932 гг. участвовал в редактировании журнала «Дом ин свет», где публиковался с 1920 г., а впоследствии стал главным редактором издательства «Югослованска тискарна» в Любляне (до 1941 г.). В начале творческого пути Водник выступал как экспрессионист, не чуждый интереса к декадансу и символизму; в его творчестве чувствовалось влияние М. Метерлинка, Р.-М. Рильке, О. Жупанчича). Позже стихи Водника стали более живописными, а эротическую чувственность сменила пантеистическая. В историю литературы Водник вошел как «гармоничный экспрессионист». Первый поэтический сборник «Печальные руки» (1922) стал одной из вершин словенского религиозного экспрессионизма. Стихи Водника полны видений, ярких красок, отстранения от реальности, аскезы и затаенного эротизма. В более поздних сборниках («Вигилии[89]89
  Виги´лия (от лат. Vigilia – бдение) – всенощное бдение, общественное богослужение в Католической церкви, продолжающееся от захода солнца до рассвета и предполагающее бодрствование всех его участников. Обычно проводится в канун праздников (примеч. ред.).


[Закрыть]», 1923; «Через сады», 19 41) Водник обра тился к теме смерти – желанного пограничного состояния между явью и небытием. В конце 1920-х – начале 1930-х гг. он полемизировал с критиком и литератором Й. Видмаром (1895–1992), который считал, что искусство не должно служить никакому мировоззрению, поскольку оно само по себе – высшая форма мировосприятия; Водник же полагал, что искусство – один из глубочайших способов выражения веры. В области языка и стиля он был консервативен, даже свободный стих у Водника сильно ритмизирован. Музыкальность его стиха, тонкость вкуса и богатство стилистической палитры оказали влияние на поколение «поздних» экспрессионистов конца 1930-х гг., разрабатывавших пессимистические мотивы (Ц. Випотник, Й. Удович).

К творчеству экспрессионистов-католиков примыкает поэзия Мирана Ярца (1900–1942), который, однако, по принципиальным соображениям не принадлежал ни к одному из кружков, так как считал подобную ограниченность недостойной художника. Тем не менее в своем отношении к экспрессионизму он в основном был близок к группе «Крижа на гори», хотя и пришел к богоискательским тенденциям «нового искусства» (его любимое выражение) собственным путем. Ярц изучал славистику и романистику в Загребе и Любляне, до фашистской оккупации работал в банке, во время войны был отправлен в концлагерь, затем освобожден партизанами. Присоединившись к ним, погиб (пропал без вести) в августе 1942 г.

Ярц писал и прозу, и пьесы, однако основных успехов достиг в лирике, в сборниках «Человек и ночь» (1927), «Ноябрьские песни» (1936) и «Лирика» (1940). В ранних стихах Ярц выражал чувство потерянности и экзистенциального ужаса человека, застигнутого «европейской ночью»:

 
Человек умирает заброшен, один.
Где ты, где ты,
Бог, о, Бог!
 

(«Музыка на тонущем корабле»)

Источник бед и страхов Ярц видел в рационализме и позитивизме (разум у него выступает как враг чувства, естественности), а «узничество» человека переходит в его поэзии из социальной категории в общечеловеческую («Человек и ночь»):

 
Куда…
О странный миг – никого – среди хаоса я одинок, одинок…
Для чего же я вылез, я выполз из бездны и тьмы, для чего?
 

Этому же ощущению подвластна любовь:

 
Я руку не могу тебе отдать:
я дерево, растущее в пустыне.
 

При этом в ранних произведениях Ярцу не удалось вывести свой стиль, стих, язык из-под влияния рациональных, логических построений. Он стремился к словотворчеству, к максимальной абстрактности описываемых переживаний. В середине 1920-х гг. поэт испытал душевный и стилистический перелом. От эсхатологических картин и ощущения одиночества он пришел к гармонии с природой, к чувству покоя и умиротворения, да и одиночество перестало представать столь пугающим. В его лирике появились социальные мотивы, стали звучать горькие слова в адрес словенцев («мы дети страха, мрака и молчанья»), наметилась национально-патриотическая тенденция. В своих последних стихах Ярц одновременно искал в природе спасения от разрушительной рефлексии («В поле») и осознавал свою спаянность с собственным народом и его общественной жизнью. От тактовика и свободного стиха «Человека и ночи» Ярц пришел к мелодичному ямбу, строгим формам (в том числе сонету) и последовательной рифмовке.

Другой заметной группой поэтов-экспрессионистов были литераторы ярко выраженных левых взглядов: М. Клопчич, Т. Селишкар, А. Подбевшек. Миле Клопчич (1905–1984) даже не завершил образования, поскольку был арестован за коммунистическую деятельность. Его стихи вошли в антологию югославской социалистической лирики «Книга товарищей» (1929), за что в следующем году он подвергся судебному преследованию. Клопчич был одним из самых ярких поэтов социального протеста межвоенного периода. В сборнике «Пламенеющие оковы» (1924), написанном в память о В. И. Ленине, лирическая исповедь революционера, готового отдать жизнь ради переустройства мира, создана под влиянием идей Октябрьской революции. Стихи этой книги пронизаны духом пролетарского интернационализма (отдельные стихотворения посвящены Карлу Либкнехту и Розе Люксембург), верой в победу пролетариата, носят ярко выраженный агитационный характер – многие из них предназначались для публичной декламации перед рабочими. Для ранней поэзии Клопчича, пожалуй, наиболее характерно следование одному из принципиальных тезисов экспрессионизма, согласно которому, являясь не просто эстетическим феноменом, но и проявлением нового мироощущения, экспрессионизм базируется на разрыве со «старыми» принципами художественного творчества. В определенном смысле Клопчича можно назвать последователем лидера и теоретика немецкого экспрессионизма К. Эдшмида. В стихотворении «Удар на удар» через символику ритма, отказ от «лишних» слов и любых «красивостей» формы, подчеркнутую простоту структуры стиха поэт сублимирует революционный футурологический пафос обновления мира:

 
Мы куем: день за днем.
В этом горне ночи сгорят –
и проснется пролетариат.
 
 
Мы куем: удар на удар.
И каждый удар – дар:
земной обновляется шар!
 

(Перевод Г. Ефремова)

В 1930-е гг., начиная со сборника «Простые стихи» (1934), Клопчич перешел на позиции «новой реальности»[90]90
  В словенской литературе 1930-х гг. это реалистическое направление левой ориентации, название которого связано с немецким «Neue Sachlichkeit», получило также наименование «социальный реализм» (примеч. ред.).


[Закрыть]. Клопчич был одним из крупнейших словенских переводчиков и популяризаторов поэзии: именно в его переводах словенская молодежь знакомилась с немецкой (Г. Гейне, Б. Брехт) и русской (А. С. Пушкин, М. Ю. Лермонтов, А. А. Блок) поэзией.

Тоне Селишкар (1900–1969) в своих ранних стихах (сб. «Трбовле», 1923) описывал подневольный труд и страдания шахтеров в духе социально (и социалистически) ориентированного экспрессионизма, в том числе прибегая к широким, ярким мазкам, библейской образности, визионерству. Намеренно отвергая благозвучие, поэт искал контрастные резкие оттенки, его порой нерифмованный стих подчеркнуто угловат и тяжеловесен. В то же время в его поэзии чувствуется тяготение к народной поэтической традиции. Так, стихотворение «Семеро детей» из вышеназванного сборника имеет черты народной баллады, а финальное риторическое воззвание к Христу ассоциируется с элементами фольклорной адаптации библейских мотивов, присутствующих в народном творчестве словенцев на протяжении нескольких веков:

 
Когда явился первый сын на свет,
в саду, одетом в яблоневый цвет,
над сыном мать склонялась с колыбельной.
 
 
Но время шло, и появился брат
у маленького. И отец был рад
и, пьяный, по щеке жену погладил…
 
 
Когда у них заплакал третий сын,
как червь, из неизведанных глубин
печаль вошла к ней в сердце и осталась.
 
 
Когда же сын четвертый был рожден,
отец, трудом безмерным изможден,
кровоточил корой своих мозолей.
 
 
Когда седьмой явился в этот дом,
он проклят был пропойцею-отцом.
 
 
Со скорбью подхожу к Христу на Клечце:
скажи мне, о, Христос, придет ли час,
когда, рожденьям всем безмерно рада,
мать будет с песней сыновей качать?
 

(Перевод А. Гатова)

В 1930-е гг. Селишкар в идейном плане сблизился с представителями «новой реальности» («Песни ожидания», 1937), тематика же – тяготы пролетарской жизни – не изменилась. От свободного стиха ранних сборников Селишкар перешел впоследствии к традиционному стиху, даже к сонету. Он один из самых крупных словенских детских писателей: в межвоенный период вышли детские повести «Руди» (1929), «Братство синей чайки» (1936), «Буревестник» (1939) и др.

Среди экспрессионистов, сочувствующих левым идеям, одним из самых радикальных экспериментаторов в области формы был Антон Подбевшек (1898–1981), автор первого словенского манифеста экспрессионизма «Политическое искусство» (1922), в котором основополагающим провозглашается принцип революционной классовости литературы. Редко у кого из словенских авторов того времени можно встретить такой яркий, обличительный антивоенный пафос, как в его сборнике «Человек с бомбами» (который был подготовлен в 1922 г., но из-за цензурного запрета вышел три года спустя). Одноименный цикл из этой книги несет в себе настроение духовного кризиса «потерянного» поколения, у которого война отняла молодость и которое жаждет реванша:

 
Вкруг замёрзших и впалых спин обвились детские руки и кричали:
Отче!
В испарине тела – туман и пот – и откуда-то слышен паровоза
Шип, будто змеи шипенье.
Бог хочет!
 

(Из цикла «Человек с бомбами», перевод Н. Стариковой)

Главные темы Подбевшека – война, духовный кризис межвоенного поколения, опасность, грозящая человеку со стороны бездушной техники. В лирике Подбевшека конкретные картины ужасов войны перемежаются абстрактными, фантастическими видениями. Человек, разорвавший оковы нынешнего мира, становится «человекобогом». Для стихов Подбевшека характерна насыщенность технической терминологией (для подчеркивания ощущения современности); среди его формальных экспериментов – «графические» стихи: тексты с чередованием стиха и прозы. Он отказался от рифм и ритма, писал свободным стихом, но в области метафорики оставался сравнительно традиционен. Его «ассоциативные» произведения были близки к поэтике сюрреализма. В сотрудничестве с Т. Селишкаром и А. Церквеником Подбевшек в 1922 г. издал два номера экспрессионистского журнала «Рдечи пилот» (объявленный «провозвестником крушения существующего порядка»), однако позже отошел от социалистической деятельности и активного литературного творчества.

Словенский экспрессионизм левой, прореволюционной ориентации достиг своего наивысшего выражения в творчестве Сречко Косовела (1904–1926). Этот поэт прожил очень короткую жизнь, однако именно в его творчестве с максимальной глубиной и зрелостью проявились лучшие черты экспрессионистской поэзии: глубина чувства, социальный протест, философское видение мира, формальная изощренность.

Косовел родился в Приморье. Стихи он начал писать еще в школе, в 1922 г. стал издавать вместе с товарищами журнал «Лепа Вида», в 1924 г. основал литературно-драматическую группу «Иван Цанкар», начал сотрудничать с журналом «Младина», в котором публиковал и стихи, и эссе. В 1925 г. он подготовил первый поэтический сборник «Золотая лодка», но по неизвестным причинам не стал его издавать. Умер от менингита, будучи студентом Люблянского университета. Читатели и критики смогли осознать значимость и масштаб его дарования только после первых (посмертных) публикаций его поэтических сборников (1927, 1931).

В ранних стихах Косовел выступает как региональный поэт приморского Краса, воспевающий родной край, но он быстро вырастает из этого регионализма, обретает широту взглядов. В более поздних стихотворениях, написанных в форме модернизированного сонета и других нетрадиционных стиховых формах, Косовел выражал стремление к социальной справедливости. Многие стихи Косовела были проникнуты трагическим мироощущением, осознанием обреченности прежнего мира. В смелых видениях он предрекал гибель буржуазной культуры («Экстаз смерти», «Трагедия на океане» и др.):

 
Все в экстазе, экстазе смерти!
Златоколонный запад Европы, белые церкви – (все в экстазе!)
тонут в багровом, клокочущем море;
солнце садится, и с ним угасает мертвый дотла человек европейский.
Все в экстазе, в экстазе смерти!
 

Косовел был не только выдающимся поэтом, но и одной из ключевых фигур литературной жизни той эпохи. Он всегда хотел основать свой журнал. Цанкаровский кружок, душой которого был Косовел, вступил в 1925 г. в деловые отношения с органом аграриев-либералов «Младина» (1924–1928); несколько позже из-за конфликта соратники Косовела Б. Крефт, А. Гспан и В. Кошак были вынуждены выйти из-под опеки аграриев и самостоятельно издавать свой печатный орган под названием «Свободна младина» (1928–1929). До Косовела «Младина» была антикоммунистическим изданием; встав во главе журнала он идейно переориентировал журнал: статьи и эссе взывали к единению людей труда, борьбе с мировым империализмом, к всеобщей любви и братству. После его смерти журнал долго не просуществовал. К концу 1920-х гг. идейное единство «младинцев» уже не было столь прочным, а от перспективы напечататься в престижных журналах «Люблянски звон» или «Дом ин свет» трудно было отказаться. Раскол и распад «Младины» довершила едкая, хотя и несколько односторонняя критика А. Оцвирка (1907–1980), появившаяся в журнале «Словенец». Оцвирк зачислял «младинцев» в наследники «революционного» направления – т. е. хаоса, несостоятельности, политической тенденциозности, абстракций и нездорового, мистического обожания цивилизации, полагая, что искусство они рассматривают только сквозь призму «научного» марксизма. Критик, безусловно, отнесся к Косовелу и его единомышленникам односторонне и пристрастно. Впрочем, далеко не все «младинцы» были марксистами и социалистами, что и показали их дальнейшая жизнь и творчество.

В 1967 г. в Словении был опубликован ранее неизвестный поэтический цикл Косовела, написанный в 1925–26 гг., – «Интегралы 26» – своего рода конструктивистские упражнения, не имевшие аналогов в межвоенной словенской поэзии.

 
Навоз – это золото и золото – навоз и то и другое = 0
0 = ∞
∞ = 0
А Б <
1, 2, 3
У кого нет души, не нуждается в золоте, у кого есть душа, не нуждается в навозе
1 A.
 

(«Конс 5»)

Эта публикация вызвала новый всплеск интереса к жизни и творчеству Косовела, так как продемонстрировала читателям самый смелый и авангардный поэтический эксперимент межвоенного двадцатилетия. Связь Косовела с конструктивизмом не дает покоя исследователям, и до сих пор полной ясности в этом вопросе нет. Похоже, что Косовел не был непосредственно знаком с идеями и творчеством русских литераторов-конструктивистов (И. Сельвинского, К. Зелинского, А. Чичерина, В. Инбер), а познакомился с ними опосредованно – в частности, через творчество сербских авангардных поэтов, выступавших под общим названием «зенитисты».

В 1920-х гг. словенский экспрессионизм получил некоторое организационное оформление. Проблемы поэтики, эстетики и идеологии движения активно обсуждались в литературных объединениях, из которых наиболее значительную роль играла группа Косовела, формировавшаяся вокруг журнала «Младина» и литературно-драматического кружка «Иван Цанкар», а также журнал «Криж на гори».

Программные взгляды Косовела наиболее ярко проявились в манифесте «Кризис» (1925), который он опубликовал в журнале «Младина» (1925/26, № 23) и несколько раз читал публично. Косовел относит начало европейского экспрессионизма еще к довоенным временам: «В ожидании войны родилось новое искусство. Оно родилось в зловещей тишине, разрешившейся кровопролитием»[91]91
  Kosovel S. Kriza // Slovenski literarni programi in manifesti. Ljubljana, 1990. S. 70.


[Закрыть]. В его определениях, которые относятся в основном к области идеологии, а не поэтики, видны структурные особенности раннего экспрессионизма – враждебное отношение к цивилизации, технике и индустриализации. Одновременно с этим в манифесте присутствуют идеи мессианско-утопического экспрессионизма: человек как олицетворенный «этос», новое обновленное человечество, освобождение человека, человек человеку брат. Звучит и близкая каждому словенцу мысль о принадлежности к малому народу, находящемуся под угрозой физического уничтожения, которая, естественно, отсутствует в немецком экспрессионизме. Стиль манифеста близок к поэтике Цанкара.

Взгляды экспрессионистов католической ориентации на основные проблемы нового направления наиболее отчетливо выразил Тине Дебеляк (1903–1989) в своей статье «Косовел» («Криж на гори», 192 6/27, № 3). Вторая ее часть – некролог, в первой же автор устанавливает сходства и различия между «Младиной» и «Крижем на гори», чтобы максимально четко определить это литературное течение. Дебеляк с легкостью оперирует понятиями мессианского экспрессионизма, активизма, определением Ф. Вер феля «добрый человек». Переходя к анализу словенского эксп рессионизма («литературной революции»), Дебеляк ограничивает область применения этого термина исключительно движением, сплотившимся вокруг «Крижа на гори» и в меньшей степени – творчеством других католических писателей. «Мистико-религиозные основы» современного человека ведут его к экспрессионизму, «коммунистическо-марксистские» – к пролетарскому искусству. По его мнению, как «Криж на гори» представляет собой ядро словенского экспрессионизма, так «Младина» – ядро словенской пролетарской литературы; литературная вершина словенского экспрессионизма – творчество братьев Водников[92]92
  Брат поэта Антона Водника литератор Франце Водник (1903–1986), впоследствии известный переводчик, также начинал в русле экспрессионизма (примеч. ред.).


[Закрыть], литературная вершина пролетарского искусства – Тоне Селишкар. Разграничения Дебеляка базируются на критерии отношения к массам – персоналистское в «Криже», коллективистское в «Младине». В сущности, Дебеляк выдвинул в качестве основной характеристики экспрессионизма именно то, что было характерно для журнала «Криж на гори» с первых лет существования. Из подобным образом понятого персонализма вытекает отношение к эротике как к искушению, к симптому вечной раздвоенности души и тела, которую следует преодолеть при помощи религиозной или мистической трансценденции.

Дебеляк приписывал пролетарскому искусству реакцию сопротивления всему индивидуальному, классовую ненависть, страсть к разрушению, социальную тенденциозность. При этом он не нападает на пролетарское искусство, даже не полемизирует с ним, признавая за ним «огромную этическую высоту», а также давая ему ряд характеристик, которые современное литературоведение связывает в первую очередь с экспрессионизмом, например, «всечеловеческую любовь» и крик в качестве выразительного средства. Для Косовела Дебеляк делает исключение: его эссеистика по направленности не совпадает с поэзией, поэтому Дебеляк готов признать ее «мистико-религиозные» литературные основы и тем самым условно причислить к экспрессионизму.

В межвоенную пору в литературе впервые выступил поэт, значение которого выходит далеко за рамки рассматриваемого периода и словенского экспрессионизма, – Эдвард Коцбек (1904–1981). Свою литературную карьеру он начал как представитель католического экспрессионизма. Еще в школьные годы он участвовал в сборах католической молодежи, в 1920-е – учился в Мариборской семинарии. В это время его общественные взгляды вполне сложились: он выступал за тотальную аграрную реформу, за близость к земле как основе духовного возрождения и против уравнительного коммунистического братства. Коцбек отвергал пассивное созерцание и выступал за деятельное участие в общественной и духовной жизни. После завершения обучения в семинарии он изучал романистику в Любляне, Берлине, впоследствии – в Лионе и Париже. В 1938–1941 гг. он редактировал журнал «Деянье», в котором само название предлагало читателю включиться в общественную и народную жизнь. Он призывал сограждан и писателей спуститься после долгих лет беспорядочных духовных исканий на твердую почву реальности. Политизированная современность, считал Коцбек, требует от человека участия в политической и общественной жизни, но это участие может быть только результатом личностного духовного роста. Выполнение своей миссии в обществе – это обязанность, а неотъемлемым правом человека при новом общественном устройстве должна быть духовная свобода. В силу этих причин Коцбек отвергал «единственно верное учение», считая, что марксизм – тоталитарная доктрина, а новому обществу нужен плюрализм.

Объем и финансовые возможности журнала «Деянье» были скромными. Теме не менее в нем публиковались поэты Л. Станек, Й. Удович, А. Водник, А. Градник, В. Тауфер и, конечно, сам Коцбек; критики Ф. Водник (член редколлегии), Т. Логар, А. Слодняк и многие другие. В журнале живо обсуждались новости славянской и европейской литературы, театра, политики, искусства, науки и философии.

Коцбек стал одним из руководителей Освободительного фронта словенского народа в годы оккупации, работал в Исполкоме ОФ в качестве лидера христианской группы. До 1950 г. он занимал важный государственный пост, позже был вынужден уйти в отставку, поскольку не был согласен с партийной линией, и долгие годы провел в опале.

Коцбек – уникальный в словенской литературе поэт-мыслитель. Идеи экзистенциализма и персонализма, в особенности взгляды С. Кьеркегора, оказали на него огромное влияние. Нонконформист и вольнодумец, он не был готов воспринять ортодоксальную церковную доктрину, так же как и марксистскую. В послевоенные годы Коцбек-эссеист пытался примириться с марксизмом, видел в нем «этическое вдохновение», но не мог простить ему атеизма, материалистического мировоззрения. Он считал, что марксизм и христианство в будущем объединятся благодаря схожему ощущению вечности и истории.

В межвоенный период Коцбек опубликовал лишь один поэтический сборник – «Земля» (1934). В нем преобладают три основных идейных мотива: Земля, Бог, Смерть. Лирический герой одновременно пытается слиться с изначальным ритмом мира и страстно вслушивается в собственные ощущения и духовные порывы. Вещи, предметы и особенно сама Земля в этих стихах мифологизируются, личное лирическое пространство расширяется до пределов Вселенной. При этом в «Осенних песнях» много реалистичных, простых картин, хотя и затуманенных подчас изысканно-экзистенциалистской концовкой:

В лесах силки расставил тайный Бог, никто ловитвы избежать не мог.

Из дома в лес, из леса снова в дом, круговорот повсюду и во всем.

В сборнике «Земля» Коцбек постоянно возвращается к детству и к таинству слова, символами которого выступают ветхозаветные пророки и Орфей. Большинство критиков признало эту книгу одним из самых значительных поэтических сборников межвоенного двадцатилетия.

В 1930-е гг. экспрессионизм перестал быть живым литературным направлением, отошел в прошлое – с этим были согласны практически все критики. М. Клопчич и Т. Селишкар выпустили сборники, где в центре оказались страдания и мечты рабочих («Простые песни», 19 3 4 и «Песни ожидания», 19 3 7); И. Груден (1893–1948) показал великолепие природы Приморья и духовную красоту населяющих этот край простых людей (сборник «Двенадцатый час», 1939). В творчестве ряда поэтов-экспрессионистов (М. Ярц – «Ноябрьские песни», 1936; Б. Водушек (1905–1978) – «Расколдованный мир», 1939) существенно усилились социально-критические мотивы. Наступило время осмысления. В капитальном «Обзоре словенской литературы» (1934) А. Слодняк касается экспрессионизма бегло и без сочувствия, лишь допуская возможность, что попутчиков словенского модерна «привлекали иностранные образцы», в том числе манифесты футуристов и экспрессионистов.

В 1935–1936 гг. писатели левых взглядов – И. Брнчич, Б. Фатур, В. Павшич – нанесли решительный удар по экспрессионизму. Возможно, на их взгляды повлияло директивное утверждение социалистического реализма в СССР (1934), возможно, они оглядывались на недавний разгром немецкого экспрессионизма, предпринятый Д. Лукачем. Так или иначе, Брнчич агрессивно осудил словенский экспрессионизм; интересно, что он отнес к этому направлению исключительно современную католическую лирику – в точности как Т. Дебеляк десятью годами ранее. При этом Брнчич полностью отдавал себе отчет в том, что эстетические установки католической лирики не претерпели со времен модерна существенного изменения. Можно предположить, что он принял одностороннюю и необоснованную классификацию своего идейного противника, только чтобы одним ударом расправиться с двумя врагами в литературе – экспрессионизмом и католицизмом. Одновременно он вывел из-под удара писателей левого фланга М. Клопчича, Т. Селишкара и др. При этом Брнчич причислил к экспрессионистским произведениям и сборник «Земля» Э. Коцбека – несмотря на то что большинство критиков относили его к «новой реальности».

Б. Фатур и В. Павшич, в отличие от коллеги, не ограничились включением в экспрессионизм поэтов-католиков; Фатур считал экспрессионистами А. Подбевшека, М. Ярца, А. Водника, Т. Селишкара и осудил направление как «антисоциальное и негуманное». В. Павшич от советской критики воспринял расплывчатую категорию «декадентского искусства», поэтому его выступление носит более общий характер и основывается на психиатрических терминах: «больные нервы», «патологические комплексы», «болезненное настроение», «дегенеративная романтика».

В 1938 г. к двадцатой годовщине образования югославского государства ряд литературных критиков обратились к анализу и оценке развития современной словенской литературы; при этом, разумеется, нельзя было обойти вниманием и экспрессионизм. А. Оцвирк помещает словенский экспрессионизм в рамки 1918–1928 гг. и называет его «революцией поэтической формы». Ф. Водник считает, что словенский экспрессионизм закончился в 1934 г. с выходом «Земли» Коцбека. Для него это направление также революционное – «эпоха перелома». Водник разделял словенский экспрессионизм на религиозный и социальный; второй «вскоре стал исходной точкой нового поэтического творчества», т. е. «новой реальности» или социального реализма.

Споры о месте и значении экспрессионизма в словенской литературе не утихают по сей день; свидетельство тому – многочисленные статьи и монографии А. Слодняка, М. Боршник, Ф. Петре, Ф. Задравеца, Л. Легиши, Л. Краля, международный симпозиум по экспрессионизму в словенской литературе (1984)[93]93
  Obdobje ekspresionizma v slovenskem jeziku, književnosti in kulturi: tipološka problematika ob jugoslovanskem in širšem evropskem kontekstu. Ljubljana, 1984.


[Закрыть] и неугасающий интерес новых поколений специалистов к этому периоду.

Проза

1920-е гг. прошли в словенской литературе под знаком поэзии. Словенский экспрессионизм не был богат прозаическими произведениями, и в этой области литературы самый заметный след оставил романист и драматург Иван Прегель (1883–1960). Он изучал германистику и славистику в Вене, затем преподавал в ряде словенских гимназий. Для его творчества характерно соприкосновение с особенностями христианской барочной литературы и словенской готикой. Католическое течение в экспрессионизме тоже оказало на него значительное влияние. Прегеля считают наиболее выразительным словенским прозаиком-экспрессионистом; в 1920-е гг. он снискал репутацию «самого современного словенского писателя». В своих литературных взглядах Прегель придерживался традиционных католических концепций и остался им в основном верен, несмотря на богоборчество и ряд еретических высказываний. В лучших своих прозаических про изведениях Прегель проявил себя новатором в области формы и стиля. Он описывал жизнь как фатальное соединение инстинктов, религиозной мистики и свободной воли. Одним из частых мотивов его творчества стал внутренний конфликт священника, разрывающегося между плотскими инстинктами и церковными предписаниями. Самый плодотворный период в творчестве Прегеля – 1914–1923 гг., когда он переживал острейший духовный и религиозный кризис (романы «Тлачане», 1915–1916, во второй редакции – «Толминцы», 1927; «Последний бунтарь», 1918–1919, во второй редакции – «Штефан Голя и его родня», 1928; «Plebanus Joannes», 1920; «Проповедник Ерней», 1923). В «Толминцах» с эпическим размахом и документализмом представлена картина крестьянского бунта 1713–1714 гг. в Толмине на западе Словении. В этом одном из последних словенских восстаний приняло участие до 6000 крестьян, требовавших свобод и привилегий, якобы данных им императором Максимилианом I после крестьянских волнений начала XVI в. Выступления были жестоко подавлены властями, зачинщики публично казнены, у многих отняли землю. В романе история массового бунта крестьян, выступавших против местного феодала графа Коронини и ужесточения системы налогообложения, проецируется автором на библейский сюжет. Во главе восставших стоят двенадцать апостолов «толминской правды» (йогров), протестантов, которые «получили наставления от первых учеников Христа. Среди них есть и свой Иуда, из-за предательства которого большинство бунтарей были схвачены и приняли мученическую смерть ради сохранения жизни большинства. Идея жертвенности и мессианства «малого» народа видится автору неотъемлемой частью национального самосознания. Прегель был истинным мастером исторической стилизации, которая в его произведениях проявлялась на всех уровнях, от бытового до стилистического и языкового. Историческая основа произведений парадоксально сочеталась в его творчестве с религиозными, теологическими, психологическими и сексуальными проблемами, характерными для ХХ в. Позже Прегель создавал барочные по духу тексты с более развитым и динамичным сюжетом (повесть «Истории врача Музника», 1923–1929, роман «Магистр Антон», 1929–1930). За этим вновь последовал период кризиса, расчетов с самим собой. После 1933 г. Прегель беллетристики не писал; по окончании Второй мировой войны жил уединенно, не проявляя общественной и творческой активности.