Текст книги "Словенская литература. От истоков до рубежа XIX–XX веков"

Таборское движение распространилось на словенской территории в 1868–1871 гг. Его основу составили политические митинги на открытом воздухе, организованные в большинстве случаев на границах словенской этнической территории. Первый такой митинг состоялся в Лютомере в 1868 г., последний, восемнадцатый, тремя годами позже в каринтийской Згорня-Бухле. Главными политическими лозунгами таборов были требования программы «Объединенная Словения» и введение словенского языка в качестве языка обучения в учебных заведениях и в качестве официального языка во всех административных учреждениях, многочисленных участников митингов привлекли также актуальные местные экономические и социальные требования. Самым многочисленным был табор в Вижмарье близ Любляны, в нем приняло участие около 30 тыс. чел. (среднее число участников – 5-10 тыс). При проведении таборов у восточных границ словенской Штирии митингующие обращали внимание на положение словенцев в Венгрии, где после введения нового дуалистического политического устройства монархии оно быстро ухудшалось под давлением венгерских националистов.

После успешных выборов 1867 г., на фоне экономического подъема политическая жизнь активизировалась. В 1862 г. Южная железная дорога дошла до Загреба, годом позже железнодорожная ветка соединила Марибор и Клагенфурт, в 1870 г. дошла от Любляны до Тарвизио (Трбиж), в 1873 г. – от Любляны до Риеки. Благодаря преимущественно несловенскому капиталу в 1869 г. было создано акционерное Крайнское промышленное общество (КПО), объединившее предприятия черной металлургии, в 1872 г. – Трбовельское угольное общество (ТУО), контролировавшее большинство угольных разработок. Оживленное экономическое развитие наблюдалось в Мариборе, процветал Триест, который был крупнейшим портом Габсбургской монархии. Словенцы стремились к созданию своих национальных акционерных обществ, особенно страховых агентств и банков, доходы от которых могли бы идти на поддержание национальной политической деятельности, до тех пор зависевшей от взносов отдельных лиц – преимущественно священнослужителей и адвокатов. Но страховое агентство «Словения» из-за слабого руководства и вследствие биржевого краха, произошедшего в 1873 г. в Вене, прекратило свою деятельность, создать словенский банк не удалось из-за противодействия правительства. Не были реализованы планы строительства железных дорог в направлении Нижней Крайны и Гориции. Эти неудачи, а также общее неблагополучное состояние экономики в Австро-Венгерской монархии вызвали снижение интереса к развитию предпринимательства среди словенцев. Словенские капиталисты успешно вели дела прежде всего в крупных центрах за пределами словенской территории – в Вене, а также в Риеке и Триесте. Некоторые из них при этом проявляли исключительное внимание к национальным нуждам. Так, например, Й. Г. Славинский на рубеже XIX–XX вв. издал на свои средства стихотворения С.Грегорчича.

В новых политических условиях появились новые газеты. Вслед за «Напрей» (1863) Левстика, «Словенцем» (1865–1867), Эйншпилера в 1867 г. в Мариборе начал издаваться «Словенски господар» (а в 1868 г. там же – «Словенски народ», затем редакция последней газеты переместилась в Любляну, и в 1873 г. «Словенски народ» стал первым словенским ежедневником. Это была газета либерального направления. В качестве ее конкурента в 1873 г. начал издаваться консервативный «Словенец». Впоследствии к ним присоединились и другие газеты, особенно много их было в Триесте и Гориции. Начали появляться также специализированные журналы, например, литературно-критический журнал «Звон» (1870, 1876–1880), издававшийся Й.Стритаром в Вене. Для словенских политических требований, особенно в связи с постепенным введением наряду с немецким словенского языка в административных учреждениях и судебных органах[22]22
  Впервые депутаты начали присягать по-словенски в 1867 г. (прим. ред.).


[Закрыть], было важно появление таких периодических изданий, как «Правник Словенски» (1870–1872), с 1881 г. – «Словенски правник». Правовая лексика была нужна не только для издания государственных и земельных официальных бюллетеней на словенском языке, но и для постоянного расширения терминологии в соответствии с условиями социально-экономического развития, регулировавшегося тогдашним законодательством. По существу речь шла о претворении в жизнь одного из основных требований национального движения 1848 г.

Политический раскол среди словенцев произошел уже в начале 70-х гг. XIX в., противоречия между консервативными «старословенцами» и более либеральными «младословенцами» была весьма глубокими. Неудачи в области экономики, провал на выборах 1873 г. и все возраставшее давление со стороны немецкого национализма, венгерского национализма в Прекмурье и итальянского ирредентизма[23]23
  Ирредентизм (от итал. irredento – неосвобожденный) – политическое и общественное движение в Италии в кон. XIX – нач. XX вв. за присоединение к Италии пограничных земель Австро-Венгрии с итальянским населением (прим. ред.).


[Закрыть] в Триесте заставили словенских политических и общественных деятелей в следующие двадцать лет сплотиться и проводить политику национального согласия. К этому их в немалой степени вынуждало экономическое положение, которое, особенно в сельской местности, стремительно ухудшалось. Введение в строй новых транспортных путей оказывало сильное давление как на промышленно-ремесленную, так и на аграрную сферу, став причиной возникновения сильной конкуренции за счет притока более дешевых привозных товаров и сельскохозяйственного сырья. Закат словенской черной металлургии, необходимость срочной модернизации сельского хозяйства, последствия «дикого» капитализма, полное преобладание денежного хозяйства при росте населения вызвали сильный кризис в аграрной области. Крестьяне влезали в долги, многие были вынуждены спасать свое будущее, переселяясь в другие места. Индустриальное развитие было весьма скромным, словенский капитал – слишком слабым. Сначала многие искали заработок в западноевропейских странах – Германии, Франции, Бельгии, а с 80-х гг. XIX в. – в США, куда до Первой мировой войны переселилось не менее четверти миллиона человек, то есть около 15 % населения. Кливленд стал, таким образом, одним из городов со значительной долей словенского населения. Для нации, которая насчитывала около 1,5 миллиона человек, это было существенным ударом, особенно потому, что среди искателей лучшей жизни были, как правило, наиболее целеустремленные и предприимчивые люди. По образцу других стран Западной Европы среди словенцев в эти годы получила распространение такая форма социальной помощи, как создание касс взаимопомощи. В последующие десятилетия сеть таких касс, получив определенную политическую поддержку, стала крупнейшей национальной компанией.

В начале 90-х гг. XIX в. среди словенцев произошел окончательный политический раскол, стало очевидным принципиальное расхождение умонастроений. Начался процесс формирования политических партий. Первой была организована консервативная Словенская народная партия, которую из-за доминирующей роли духовенства называли клерикальной. Ей противостояла либеральная Народная прогрессивная партия. Позже других, в 1896 г. была создана Югославянская социал-демократическая партия, взгляды социал-демократов разделял, в частности, крупнейший прозаик и драматург этого времени И.Цанкар. По существу, такое развитие событий было следствием хода исторического процесса. Полное разделение произошло в Штирии, Крайне и Гориции, Триест находился под влиянием либералов, Каринтия – консерваторов. Политическая поляризация особенно ярко отразилась в области культуры. Это заметно при сравнении содержания двух центральных литературных журналов – консервативного «Дома ин света» (1888–1944) и либерального «Люблянского звона» (1881–1941). Важнейшим социал-демократическим теоретическим печатным органом были «Наши записки» (1902–1922). Негативным следствием политической поляризации стала «культурная борьба» – крайне примитивные идеологические и политические дискуссии, участники которых не выбирали слов и выражений. В этой борьбе активное участие принимал лидер либералов писатель И.Тавчар, одновременно являвшийся лидером либеральной партии. Либералам организационно и теоретически было трудно конкурировать с клерикальной партией, опиравшейся в сельской местности на мощную поддержку духовенства. Развивая христианско-социальную теорию и воплощая ее в жизнь на практике, клерикалы привлекли на свою сторону самые широкие народные массы, в том числе и многих рабочих. Среди словенцев возникла уникальная ситуация, не наблюдавшаяся в других землях Австро-Венгерской империи. Чернорабочие и высококвалифицированные мастера были сторонниками социал-демократической партии, а основная масса рабочих состояла в рядах христианско-социальной организации, которой руководил профессор богословия Я. Е. Крек.

В последнее десятилетие перед Первой мировой войной Триест, где проживало больше всего горожан словенского происхождения, было больше всего словенских рабочих, начинает играть определяющую роль в национальной политической и экономической жизни. Именно здесь периодически располагалась штаб-квартира социал-демократической партии, принадлежавшая ей Рабочая библиотека насчитывала несколько десятков тысяч книг.

В Триесте развивалось также словенское банковское дело, способствуя созданию многих акционерных компаний. Самым крупным был Адриатический банк. В 1912 г. ему принадлежало 47 % банковского акционерного капитала Триеста. В Триесте же планировалось открыть первый словенский университет.

Активная политическая и культурная жизнь была и в Гориции. Здесь располагались многочисленные словенские учреждения, успешно конкурировавшие с итальянскими и занимавшие достойное место на общесловенском уровне. Так же как Любляна и Целье, в эти годы Гориция постепенно превращалась в город, большинство населения которого было словенским.

Хуже было в Мариборе, где словенскому национальному движению противостояли не только пользовавшиеся значительным влиянием немецкие националисты, но и состоявшие в рядах Австрийской социал-демократической партии хорошо организованные рабочие. Однако, несмотря на трудности, в целом национальное развитие словенцев успешно проходило и здесь. Такие же процессы характерны и для Прекмурья. Самая неблагоприятная ситуация сохранялась в Каринтии, где словенцы не могли опереться ни на поддержку земельных парламентов, ни епископства.

Развивалась промышленность, ширилась местная сеть железных дорог. К 1914 г. была построена железная дорога в хорватский город Карловац, прошедшая по территории Белой Крайны и Нижней Крайны, которые из-за отсутствия железнодорожного сообщения были наиболее отсталыми словенскими регионами.

Хуже было только в Прекмурье. Именно из этих областей, а также из Прекмурья эмигрировало более всего населения.

В целом в первые десятилетия XX в., несмотря на сильный отток населения, словенцы переживали национальный подъем. Функции словенского языка расширились – постепенно он становился языком обучения в гимназиях (первая частная гимназия была основана в 1905 г. на окраине Любляны, первая государственная – в 1913 г. в Гориции), должен был стать языком обучения в университете, создание которого наряду с программой «Объединенная Словения» оставалось одним из базовых политических требований словенцев.

Первая мировая война имела для словенцев трагические последствия. Вдоль западной этнической границы проходил фронт на реке Соче, военные действия, сопровождаемые большими человеческими жертвами, нанесли страшный материальный ущерб, вынудили многих жителей стать беженцами. Словенская территория в значительной степени служила тылом этого фронта, там действовал жесткий военный режим, обеспечение продуктами первой необходимости было строго нормировано.

Во время Первой мировой войны общение словенцев с русскими становится более массовым. Словенцы воевали на русском фронте, многие из них переходили на сторону противника. Многочисленные русские военнопленные строили на словенской территории военные объекты, например дорогу на перевал Вршич, где несколько сотен из них в 1916 г. засыпало снежной лавиной.

Чем дольше длилась война, тем больше росло недовольство народа. Смерть императора Франца-Иосифа I в 1916 г. остро поставила вопрос о будущем монархии. Национальные противоречия в государстве обострялись. Словенцы все решительнее поднимали вопрос о создании новой югославянской государственной единицы в рамках империи. Их положение еще больше обострило заключение Лондонского пакта, в котором Антанта обещала передать Италии более трети словенской территории на западе. Оживление парламентской жизни в Австро-Венгрии после принятия Майской декларации (20 мая 1917 г.) сделало возможным окончательное формирование словенских политических требований. Хотя сначала они не предусматривали выхода из состава Габсбургской монархии, объективные события, прежде всего поражение блока Центральных держав, вынудили словенских политиков искать выход в объединении с остальными южными славянами. Это вызвало раскол в правящей клерикальной партии. На проавстрийской стороне остался до тех пор бесспорно ведущий консервативный политик И.Шуштершич, проюгославянское направление возглавил после смерти Я. Е. Крека новый яркий политический лидер священник А.Корошец. 29 октября 1918 г. проживавшие до этого в Австро-Венгрии южные славяне провозгласили создание Государства словенцев, хорватов и сербов, а уже 1 декабря 1918 г. вместе с объединившимися к тому моменту Сербией и Черногорией вошли в Королевство сербов, хорватов и словенцев под властью сербской династии Карагеоргиевичей.

Народное поэтическое и эпическое творчество

Словенское народное поэтическое творчество и повествовательное творчество представляют собой часть народной духовной культуры и – одновременно – словесного искусства. У обоих этих явлений есть специфический контекст бытования, в котором они существуют, развиваются и отмирают. Народная песня и сказ являются истоком развития словенского литературного творчества, считаются своего рода «пралитературой». Однако народная песня и сказ – не только предшественники авторской поэзии и прозы. Это самостоятельно развивающиеся, не зависящие от литературных направлений и течений исконные явления национальной словесной культуры. В некоторых песнях мы находим следы древнейших событий, относящихся еще к праславянскому периоду. Таковы, например, песни, возникшие в VI–VII вв. н. э. в период заселения словенцами их нынешней территории.

Народная песня в Словении в настоящее время бытует в четырех различных проявлениях: народная песня в живой народной традиции, народная песня как часть перформанса – встречи народных певцов и музыкантов, народная песня как компонент авторской поэзии, прозы и драматургии и, наконец, народная песня как предмет неофольклоризации. Народное повествовательное творчество также сегодня представляет собой часть живой народной традиции и одновременно присутствует в структуре прозаических литературных произведений.

Общественный и научный интерес к народной песне в Словении возник уже в XVIII в., когда словенская территория была разделена между различными землями Габсбургской империи, а национальное самосознание словенского народа только формировалось. Тогда ее называли «narodna»[24]24
  «Narodna» – словен. «национальная, относящаяся ко всему народу, нации» (прим, ред.)


[Закрыть]. Этот термин использовался до Второй мировой войны, позднее был вытеснен терминологическим определением «ljudska»[25]25
  «Ljudska»– словен. «народная, относящаяся к простому народу» (прим. ред.).


[Закрыть], хотя за пределами профессиональных кругов продолжает бытовать и прежнее название. Реже используется термин «фольклорная» песня; он был введен в словенскую фольклористику в последнее десятилетие XX в.

Первые записи словенских народных песен были сделаны почти случайно еще в XVIII в. люблянским монахом патером Дизмой Закотником. Так стали известны пять эпических песен: «Пегам и Ламбергар», о неудачливом охотнике, о короле Матьяже, о Юрии Кобиле и о липе на Старой площади. Сам рукописный сборник Закотника не сохранился, но его, несомненно, держали в руках деятели словенского Просвещения Ж. Цойс и В. Водник. Был знаком с ним и первый национальный драматург А. Т. Линхарт, который в 1780 г. в свободной форме переложил на немецкий язык песню «Пегам и Ламбергер», опубликовав ее в своем поэтическом сборнике «Цветы Крайны» («Blumen aus Krein»). Начало собирательства текстов связано в Словении с распространением немецкого перевода М. Дениса «Оссиана» Дж. Макферсона и прозвучавшим в то же самое время призывом к славянским народам записывать свои старинные песни. Первую целенаправленную запись песен как текстов с мелодиями организовало в 1819 г. люблянское Филармоническое общество по инициативе Венского Общества друзей музыки (Gesellshaft der Musikfreunde). По мере распространения романтических призывов к изучению народного творчества число собирателей росло, однако в основном записывались лишь тексты. До конца 1880-х гг. песни, или «народное творчество» («narodno blago»), собирали отдельные энтузиасты, в число которых входили С. Враз, Й.Рудеж, Э.Корытко, М.Майяр-Зильский и многие другие. В 1887 г. приват-доцент славянской филологии Венского университета К.Штрекель составил «Просьбу о собирании народного творчества», которая была опубликована в журнале «Люблянский звон». В ней он впервые употребил слово «фольклор», а также описал, какими должны быть принципы записи и публикации. Результатом этой работы стал сборник «Словенские народные песни» 1–4 (1895–1923), его последнюю – 16-ю – тетрадь после смерти Штрекеля завершил Й. Глонар. С именами Штрекеля и, позднее, словенского этнолога и слависта М. Мурко связано собирательство народных песен по всей Словении в рамках распространенного по территории тогдашней Австрии призыва к собирательству фольклорного материала, завершившегося публикацией издания «Народные песни в Австрии» («Das Volkslied in Österreic») (1904–1913). Так был создан один из самых значительных словенских рукописных сборников народных песен – OSNP[26]26
  OSNP – Odbor za nabiranje narodnih pesmi, словен. «Комитет по собирательству народных песен» (прим. ред.).


[Закрыть], объем которого составляет тринадцать тысяч единиц.

Первые звукозаписи словенских народных песен были сделаны в 1898 г. Их записал на восковые валики с помощью фонографа Б.Викар в с. Тишина (Седлак в нынешнем Прекмурье, которое тогда входило в состав Венгрии). Первым словенцем, сделавшим звукозаписи народных песен также на восковые валики с помощью фонографа в 1914 году в Белой Крайне, стал Ю.Адлешич, а годом раньше, в сентябре 1913 года, сто словенских песен записала на фонограф русская фольклористка Е.Э.Линева, посетившая Чрномель, Адлешичи, Виницу, Блед, Речицу и Брезье. Большинство записей Линевой ныне хранится в отделе фольклора Института русской литературы (Пушкинский дом) в Санкт-Петербурге, а сорок семь из них – в Институте народной музыки (ИНМ) Научно-исследовательского центра Словенской академии наук и искусств (САНИ). Системное собирание и изучение народных песен продолжилось с учреждением Института фольклора, основанного в 1934 г. в Любляне по инициативе Ф.Маролта, и ведется до настоящего времени. В архиве ИНМ хранится более пятидесяти тысяч единиц фольклорного материала (народная музыка, песни, танцы). Это один из самых крупных архивов подобного рода в Европе. Самое значимое академическое собрание народных песен – сборник «Словенская народная песня» в 4-х тт. (1970–1998), опубликованный издательством «Словенская матица» в Любляне под эгидой ИНМ.

В соответствии с принятым в Словении определением, народная песня – это созданное преимущественно спонтанно, в результате импровизации, словесно-музыкальное произведение, для которого характерны устный стиль и вариативность. Процессы ее создания и воспроизведения весьма близки друг другу. От авторского поэтического произведения народная песня отличается способом бытования, мелодией и типом языкового творчества, в ней отражаются как этнопоэтика конкретного народа, так и универсальная поэтика. Она возникает как результат творчества отдельного одаренного индивида и бытует в окружающем его обществе. Народная песня развивается согласно собственным закономерностям, испытывая влияние извне, однако сохраняя при этом компоненты, являющиеся наследием прежних эпох. Для нее характерны преемственность возникновения и отмирания во все временные периоды, вне зависимости от социальных и исторических изменений, специфическое по сравнению с авторским поэтическим произведением бытование. Народная песня сохраняется и передается устно, ее поют по памяти. Она отличается от авторской поэзии тем, что существует только вместе с мелодией, а также формированием текста, способами выражения, строением стихов и куплетов, ролью (функцией), которую она играет в обществе. По крайней мере до Второй мировой войны, а кое-где и после, народная песня была неотъемлемой частью повседневной и праздничной жизни словенцев. Народные песни поют по самым различным случаям (за работой, для развлечения, как элемент обычаев и обрядов). По форме и содержанию они весьма разнообразны: от простейших звуковых вокальных действий (возгласы, подражание звукам природы или производимым какими-либо музыкальными инструментами, припевы, состоящие из ничего не значащих слогов) до ритмизованных текстов, встречающихся как у детей (считалки, вопросы-ответы, дразнилки, подражания), так и у взрослых (рифмованные возгласы, исполняемые на гуляниях куплеты, колядки-пожелания, шутливые литании[27]27
  Литания – в католицизме вид молитвы, которая поется или читается во время торжественных религиозных процессий (прим, ред.).


[Закрыть]). Народная песня – это синкретический живой организм, подверженный постоянным изменениям, в то время как авторское поэтическое произведение – это прежде всего результат индивидуального словесного творчества. При этом стихи могут быть положены на музыку, а могут только декламироваться. Форма такого произведения неизменна. Воздействие аудитории на народную песню гораздо сильнее, чем на авторскую. Для народной песни существенны также все те факторы, которые определяют каждый раз иной способ ее исполнения, – условия, в которых она исполняется, участие в исполнении тех или иных лиц, способ вокального воспроизведения, событие (обряд, обычай, традиция), с которым связано исполнение определенной песни. В отношении авторского поэтического произведения мы должны иметь в виду то, как оно было создано, положение и место автора в обществе, стиль, характерный для периода творчества данного автора, политические и мировоззренческие (духовные) обстоятельства, в которых создается произведение. Носителями словенских народных песен в прошлом были выходцы преимущественно из крестьянской среды и других низших слоев общества (пастухи, солдаты, ремесленники, городская беднота), а ныне народные песни сознательно культивируются и изучаются также представителями высших общественных слоев. По сравнению с авторскими произведениями по средствам языкового выражения народные песни более предметны и конкретны; авторские произведения более абстрактны. Базовое различие в процессе возникновения народной песни в противоположность авторской – это способ исполнения и распространения с помощью легко запоминаемых формул, повторов, в комплексе с мелодией. В народном поэтическом творчестве жанры не смешиваются между собой (исключение составляют случаи, когда речь идет об изменении функциональной принадлежности, например, поминальная песня превращается в балладу, или об интертекстуальности отдельных песен, когда отдельные «бродячие» стихи или шаблоны переносятся из лирики в эпос или здравицы и т. д.), в то время как в авторской поэзии нередко наблюдается смешение жанров.

Когда словенцы в VI в. заселили свою нынешнюю этническую территорию, они уже были носителями праславянской традиции. От коренного населения – романизованных нориков, иллиров и кельтов, которых словенцы называют «влахи» или «лахи», – они, вероятно, переняли т. н. античную традицию, впоследствии слившуюся с их собственной. Позже в нее был включен также ряд элементов как содержательного, так и формального плана, заимствованных от соседних германских, романских и южнославянских народов.

К наиболее древней мифологической традиции относится сюжет о сотворении мира, отраженный в песне «Рыба Фароника», о рыбе, на которой стоит мир. Этот текст вместе с мелодией был записан в с. Подмелец-на-Толминскем в 1952 г. В песне говорится о мифологическом персонаже – рыбе, которая, в соответствии с древнейшими преданиями, общими для народов Старого и Нового Света, держит у себя на спине весь мир. Подобное верование о том, что Земля стоит на рыбе, зафиксировано также у украинцев и поляков. Народная песня отражает мифологическое представление о рыбе Фаронике, но одновременно содержит также христианские апокалиптические элементы: Иисус взывает к рыбе, чтобы она сжалилась над детками и роженицами, что напоминает фрагменты из

Евангелия. К древней традиции относятся также песни о водяном, похищающем себе в жены девушку, пришедшую за водой; о спасении превращенного в змею королевича, для чего требуется ударить тремя прутами; о непослушных детях, которых прокляла мать, и они превратились в птиц; о десятой дочери – жертве поверья о том, что десятую часть всего нужно приносить в жертву богам. В прозаическом варианте этот сюжет распространен во всей Европе, прежде всего в Ирландии, а в Словении известен также в виде песни. Народная традиция рассматривает десятого ребенка как нечто особое, что может нанести вред семье, особенно если это – дочь, девочка. Поэтому и после христианизации такой ребенок мог подвергаться преследованиям. Эта песня известна также кочевским немцам[28]28
  Немецкоязычная этническая группа, проживавшая с начала XIV в. до середины XX в. близ г. Кочевье на юге Словении (прим. ред.).


[Закрыть], однако они заимствовали ее у словенцев. В словенском народном творчестве кроме баллады «Десятая дочь» существует также сказ о десятом брате, который является более поздней аналогией «Десятой дочери». Происхождение сюжета о десятом брате пока не выяснено.

 

Народная песня «десятая дочь»

1. Smrt ima suhe noge,
sam Boh ve, kod ona gre,
tralali, tralalom,
sam Bog ve, kod ona gre.
 
 
2. Kamor se ona zaleti,
povsod se žalostno godi,
tralali, tralalom,
povsod se žalostno godi.
 
 
3. Duons je tukaj, jutri tam,
sam Boh ve, kdaj pride k nam,
tralali, tralalom,
sam Boh ve, kdaj pride k nam.
 
 
4. Živelo je deset ženic,
deset ženic, deset sestric,
tralali, tralalom,
deset ženic, deset sestric.
 
 
5. Marija je pa mimo šla,
pa srečo jim je voščila,
tralali, tralalom,
pa srečo jim je voščila.
 
 
6. Nobena druga ne odgovori,
kakor najmlajš Marjančica,
tralali, tralalom,
kakor najmlajš Marjančica.
 
 
7. Marija seže v žepek svoj,
da Marjančki prstan zlat,
tralali, tralalom,
in da Marjančki prstan zlat.
 
 
8. Marjančka hitro dam leti,
mater prstan kazati,
tralali, tralalom,
mater prstan kazati.
 
 
9. Mati ga je vzamejo
in ga u kruh zamesijo,
tralali, tralalom
in ga u kruh zamesijo.
 
 
10. (Okrog) okol ga režejo,
na sred Marjančki šparajo,
tralali, tralalom,
na sred Marjančki šparajo.
 
 
11. Le rež, le rež ga Marjančka ti,
saj ti boš mogla rajžati,
tralali, tralalom,
saj ti boš mogla rajžati.
 
 
12. Ne bom pila, ne bom jedla,
tud pri vas ostala ne,
tralali, tralalom,
tud pri vas ostala ne.
 
 
1. У смерти длинные тощие ноги,
лишь Бог знает, куда она идет,
тра-ла-ли, тра-ла-лом,
лишь Бог знает, куда она идет.
 
 
2. Куда она попадает,
везде печаль,
тра-ла-ли, тра-ла-лом,
везде печаль.
 
 
3. Сегодня она здесь, завтра там,
лишь Бог знает, когда она к нам придет,
тра-ла-ли, тра-ла-лом,
лишь Бог знает, когда она к нам придет.
 
 
4. Жили десять молодиц,
десять молодиц, десять сестриц,
тра-ла-ли, тра-ла-лом,
десять молодиц, десять сестриц.
 
 
5. Мария мимо шла,
пожелала им счастья,
тра-ла-ли, тра-ла-лом,
пожелала им счастья.
 
 
6. Никто из них ей не ответил,
кроме самой младшей Марьянчицы,
тра-ла-ли, тра-ла-лом,
кроме самой младшей Марьянчицы.
 
 
7. Мария вынимает из кармашка,
дает Марьянчке золотое кольцо,
тра-ла-ли, тра-ла-лом,
дает Марьянчке золотое кольцо.
 
 
8. Марьянчка быстро бежит домой,
показать кольцо матери,
тра-ла-ли, тра-ла-лом,
показать кольцо матери.
 
 
9. Мать у нее берет кольцо
и замешивает в тесто,
тра-ла-ли, тра-ла-лом,
и замешивает в тесто.
 
 
10. Режут хлеб с краешку,
середку берегут для Марьянчки,
тра-ла-ли, тра-ла-лом,
середку берегут для Марьянчки.
 
 
11. Режь, режь хлеб, Марьянчка,
ведь тебе придется бродяжничать,
тра-ла-ли, тра-ла-лом,
ведь тебе придется бродяжничать.
 
 
12. Не стану пить, не стану есть,
и с вами не останусь,
тра-ла-ли, тра-ла-лом,
и с вами не останусь.
 

Античная традиция мощно представлена прежде всего в народной эпической поэзии. С мифом об Орфее связана песня о музыканте, который идет играть пред вратами ада, чтобы в качестве оплаты получить души своих родных и тем самым спасти их. Известного по античной мифологии дважды рожденного Диониса-Загрея воспевает баллада о во второй раз родившемся человеке. С античным сюжетом об Эдипе перекликается словенская песня о св. Матии, который, сам того не зная, убивает отца и мать. Сюжет об Оресте поэтически преобразился в семейной балладе «Рошлин и Верьянко». Некоторые праславянские, или дохристианские, следы мы находим также в ряде белокрайнских купальских колядок, в которых говорится о свадьбе с солнцем; в песне, обращенной к дождю. Некоторые заговоры также уходят корнями в самый древний слой народной традиции, например, заговор от отека или заговор от ненастья.

Средневековая традиция исключительно богато представлена прежде всего в эпических песнях. Особенно много среди них песен-легенд, в которых содержатся библейские мотивы, т. е. присутствует христианская традиция. Известно также много исторических, любовных и семейных баллад. Важным фактором жизни в средневековой Европе были паломничества (в Кельн, Сантъяго-де-Компостелла) – отсюда сюжеты песен «Св. Иаков спасает паломника, идущего в Сантъяго-де-Компостелла», «Иисус смиряет бурную реку», «Мария и лодочник», «Мария молит Бога за женщин-детоубийц». Свое отражение в народном творчестве находят также торговля, жизнь монастырей и замков («Благородная госпожа убивает ребенка служанки», «Неверная госпожа и три стражи»). Из немецкой традиции в XV в. в Словению попала песня о короле Матьяже и Маргетице. Описание жизни в замке характерно также для песен «Король Матьяж спасает свою невесту» и «Король Матьяж в турецкой неволе». Наиболее известной, несомненно, является эпическая песня «Пегам и Ламбергар». Повествование о битве богатыря Ламбергара с вызвавшим его на бой иноземцем

Пегамом является не только первым опубликованным примером словенского народного творчества, но и одной из самых известных словенских эпических песен светского содержания. Упоминания о ней встречаются в исторических источниках еще до того, как она была записана [29]29
  Хроники XVII в. Я.Л. Шёнлебена и Я.В.Вальвазора (прим. ред.).


[Закрыть]. Содержательное ядро песни – поединок между рыцарем и великаном, обладающим сверхчеловеческой силой. Первоисточником здесь стал вавилонский мотив боя богатыря с великаном, который оставил след в еврейской традиции (Давид и Голиаф) и распространился по всей Европе в прозаическом и песенном вариантах. Эта песня очень распространена, о чем свидетельствуют многочисленные изображения на фронтальных досках расписных ульев.