Текст книги "Последнее плавание адмирала"

Мисс Фицджеральд слегка наклонила голову в знак того, что слушает, и, казалось, ждала продолжения.

«Черт бы ее побрал, – подумал инспектор. – У нее хоть какие-то чувства есть? Можно подумать, что я ей сказал о том, что по лужайке гуляет кошка!»

– Боюсь, это станет для вас сильным потрясением, – заметил он.

– Вам нет нужды принимать во внимание мои чувства, инспектор, – промолвила Эльма Фицджеральд, бросив на него взгляд, откровенно говоривший: «И с вашей стороны в высшей степени дерзко касаться их!» – Полагаю, у вас есть предположения, почему… это произошло? Или кто это сделал?

– Пока не могу сказать чего-либо определенного, – ответил инспектор. – Не могли бы вы…

– Нет, – решительно произнесла мисс Фицджеральд. – Не имею ни малейшего понятия, зачем кому-нибудь понадобилось бы убивать моего дядю. Я думаю…

На этом фраза оборвалась. Что бы она ни думала, инспектор, сколько бы ни ждал, не смог бы разгадать ее мыслей.

– Что вы хотите, чтобы я вам рассказала? – наконец продолжила она. А в ее интонации слышалось: «Давайте побыстрее, а потом отправляйтесь по своим делам».

– Только вот это, – сказал инспектор. – Когда вы в последний раз видели адмирала Пинестона?

– Вчера вечером. Мы возвращались с ужина у викария.

– В котором часу? – Инспектор верил в то, что информацию нужно подтверждать из максимального количества источников.

– Чуть позднее десяти вечера. Часы пробили десять перед нашим уходом.

– Вы переплыли через реку, а затем подошли к дому вместе с адмиралом?

– Нет, он запирал лодочный сарай и сказал, что намеревается выкурить сигару перед отходом ко сну. Я пожелала ему спокойной ночи и направилась прямо к дому.

– В доме кто-нибудь находился, когда вы вошли туда?

– Нет, Эмери с женой легли спать. Приближаясь к дому, я видела, как зажигался и гас свет. Очевидно, они запирали двери.

– А после что вы делали?

– Поднялась к себе и легла спать.

– Вы не слышали, как адмирал Пинестон вошел в дом?

– Нет, но я особо не прислушивалась. Он часто долго не ложится, гуляя у дома, – ответила мисс Фицджеральд.

– Смею предположить, – продолжил инспектор, – что вчера вечером адмирал Пинестон выглядел огорченным и расстроенным?

– Нет. Отчего бы?

– У вас не возникло с ним никаких… разногласий?

– Вы имеете в виду мое замужество? Это… чистой… воды… сплетни. – В ее тоне прозвучало отвращение. – Дядя никоим образом не препятствовал моему браку. Полагаю, он немного беспокоился о том, как наилучшим образом обустроить его финансовую сторону. Однако это был единственный вопрос, который в свое время разрешился бы сам собой. Вот и все.

Но это совсем не все, отметил инспектор, иначе она бы так быстро не перескочила на другую тему.

– Значит, у вас нет предположений о том, что его тревожило?

– Я не сомневаюсь в отсутствии причин для этого, – ответила мисс Фицджеральд, сделав жест, намекающий, что аудиенция закончена.

– Понимаю.

Инспектору хотелось бы продолжить разговор, но он не представлял, какие именно сведения мог бы у нее получить. И едва ли было уместно вот так сидеть и докучать вопросами даме, на которую нахлынула волна скорби – если она вообще скорбела. Ее сильная, довольно крупная рука вдруг дернулась, и это свидетельствовало о более сильных чувствах, нежели те, что она проявляла внешне. – Еще одно, мисс Фицджеральд, и я не стану вас беспокоить. Вы можете назвать юристов, которые ведут дела адмирала Пинестона?

– Юридическая контора «Дейкерс и Дейкерс». По-моему, она расположена в «Линкольнс-инн».

– Благодарю вас. Могу ли я теперь взглянуть на бумаги адмирала Пинестона и пообщаться со слугами?

– Все бумаги у него в кабинете. Эмери вам покажет. – Мисс Фицджеральд протянула руку к колокольчику и позвонила. – Инспектор, – произнесла она, – объясните, что происходит? Его хотят привезти… сюда? – В ее голосе прозвучали отголоски настоящих чувств, и Ридж поспешил уверить, что тело отправят в морг и сделают все возможное, чтобы доставить ей как можно меньше беспокойства.

– Благодарю вас, – кивнула она, снова становясь равнодушной, и в этот момент шаркающей походкой вошел Эмери. – Эмери, проводите инспектора в кабинет адмирала. Пусть он осмотрит все, что захочет. Да, и никому из вас лучше не выходить из дома. Инспектор, вероятно, пожелает переговорить с вами.

Она откинулась на спинку кресла и не шевельнулась, когда Ридж, выглядевший, как он надеялся, не столь озадаченным, каким себя чувствовал, вслед за Эмери вышел из комнаты.

Кабинет адмирала представлял собой просторную и светлую комнату, окнами выходящую на лужайку и на реку. Там царил относительный порядок, хотя утром в нем явно не убирались, а на столе хаотично лежали бумаги, относившиеся, вероятно, к предыдущему вечеру. Ридж наметанным глазом оглядел кабинет и отметил, что ему вряд ли понадобится много времени, чтобы раскрыть все таившиеся там секреты. Затем он отпустил переминавшегося с ноги на ногу Эмери.

– И прошу вас пока что в дом никого не впускать без моего разрешения, – распорядился он.

Эмери, пробормотав «хорошо», вновь удалился, шаркая подошвами.

Письменный стол и стоявший рядом с ним шкаф для документов являлись единственными наиболее вероятными «хранилищами бумаг» в кабинете. При открытии шкафа обнаружилось, что там содержатся лишь аккуратно разложенные газетные вырезки. Стол оказался заперт, но Ридж предусмотрительно запасся ключами покойного и открыл его. Первое, что он там увидел, – пистолет, идеально вычищенный и полностью заряженный, одиноко лежавший в ящичке. Инспектор беззвучно присвистнул и перешел к разбору бумаг и конвертов, ящика, полного трубок, еще одного ящика с письмами, датированными недавними числами, потом другого ящика с чековыми книжками и корешками чековых книжек, бланками налоговых деклараций и прочими финансовыми документами. Наконец он добрался до пятого ящика, где лежал конверт большого формата, подписанный «Эльма Фицджеральд». Помня о словах викария, инспектор заключил, что содержимое конверта поможет пролить свет на загадку дела, и принялся осуществлять предварительный осмотр. Первым оказался документ, озаглавленный «Последняя воля и завещание Джона Мартина Фицджеральда», довольно объемистый и многословный даже для подобного рода юридических бумаг, и инспектор, владевший жаргоном стряпчих не так виртуозно, как хотелось бы, с трудом разобрался в его многочисленных условиях. Ему удалось выяснить, что Джон Мартин Фицджеральд являлся мужем сестры адмирала, и, согласно завещанию, имущество, в чем бы они ни состояло, в равных долях отходило его сыну, Уолтеру Эверетту Фицджеральду, «если он окажется жив на момент моей кончины», и его дочери, Эльме Фицджеральд. Там также отмечалось, что если сын окажется мертв («Полагаю, что он скорее всего исчез или что-то в этом роде. В любом случае, нелепо так формулировать»), то Эльма Фицджеральд получит все имущество по вступлении в брак.

Внимание инспектора привлекли раздававшиеся внизу звуки, похожие на перебранку. Он прислушался, после чего решил, что вопреки его распоряжениям какой-то гость пытается силой проникнуть в дом. А поскольку он сильно сомневался в способностях Эмери противостоять даже назойливой мухе, то спустился в зал, чтобы узнать, что происходит. Как инспектор и ожидал, он увидел пунцового и растерянного дворецкого, вялыми хлопками отбивавшегося от разъяренного гостя, успевшего прорваться к нижней ступеньке лестницы.

– Инспектор велел… – бормотал дворецкий.

– К черту инспектора! – крикнул незваный гость и, подняв голову, заметил, что смотрит прямо на вышеупомянутого инспектора, однако это непредвиденное обстоятельство не смутило его.

Кто бы он ни был, незваный гость вполне мог справиться с десятком инспекторов. Росту в нем было, по крайней мере, метр восемьдесят, и он обладал атлетическим телосложением, более того, телосложением спортсмена, выступавшего в таких состязаниях, где требуется недюжинная сила. Над парой восхитительно широких плеч возвышалась голова с симпатичным загорелым лицом и шеей, квадратным подбородком, коротким орлиным носом, каштановыми волосами, подстриженными столь коротко, что не было заметно ни единого завитка, и большими горящими карими глазами. Глаза эти сердито глядели на Риджа с праведным негодованием законопослушного гражданина, возмущенного вмешательством закона в его личные дела.

– Я говорил мистеру Холланду, – пролепетал Эмери, – что вы велели никого не пускать без вашего разрешения.

– А я сказал ему, – произнес мистер Холланд, – что войду.

– Вы мистер Холланд? – спросил инспектор. – Мистер Артур Холланд? – Тот кивнул. – И вы хотите видеть…

– Я приехал повидаться с мисс Фицджеральд. И позвольте заметить, что я тороплюсь, кто бы вы ни были. Значит, Эмери, идите и сообщите мисс Фицджеральд, что я здесь, да побыстрее!

– Секундочку, сэр, – промолвил инспектор, в то время как из одной из смежных с залом комнат вышла служанка и стала что-то шептать на ухо дворецкому. – С вашего позволения я хотел бы вначале сам с вами переговорить. Этот человек сказал вам, что адмирал Пинестон…

– Убит? Да, – кивнул молодой человек. – И по этой причине я не должен видеться с мисс Фицджеральд? Ей понадобится кто-то…

– Прошу прощения, сэр, – почтительно произнес подошедший к ним Эмери, – но мисс Фицджеральд уехала.

– Уехала? – недоуменно воскликнули оба.

– Да, сэр. Она только что велела собрать саквояж и уехала в своем автомобиле, как говорит Мертон. – Он указал на служанку. – Десять минут назад, сэр.

– Вот так так! – Удивившись, инспектор принялся размышлять над новым поворотом дела.

Глава 3
Генри Уэйд
Блестящие мысли о приливах

Все еще раздраженно хмурясь оттого, что у него из-под носа ускользнул важный свидетель, инспектор Ридж обратился к своему спутнику.

– Соблаговолите пройти в кабинет, сэр! Есть несколько вопросов, которые я хотел бы задать вам.

– Вопросы могут подождать, – резко заявил Холланд, поворачиваясь к двери. – Я собираюсь разыскать мисс Фицджеральд.

– Нет уж, сэр! – В голосе инспектора прозвучали металлические властные нотки, которые заставили даже своенравного Холланда повернуть назад. Ридж не намеревался терять двух свидетелей.

– Должен просить вас сначала уделить внимание мне, сэр. Я не задержу вас дольше положенного.

Усмехнувшись, Артур Холланд проследовал за инспектором в кабинет и, отказавшись от предложенного кресла, прислонился спиной к высокой каминной доске.

– Ну, в чем дело? – бросил он. – Выкладывайте.

Ридж вынул свой блокнот и нарочито медленно стал готовиться к снятию важных показаний. По опыту он знал, что подобный спектакль производит должное воздействие на строптивых свидетелей.

– Назовите, пожалуйста, свое полное имя.

– Артур Холланд.

– Возраст?

– Тридцать три года.

– Адрес?

– Гостиница «Лорд Маршал», Уинмут.

Ридж поднял голову от блокнота.

– Это ведь не постоянный адрес вашего проживания?

– Надеюсь, что нет.

– Тогда, пожалуйста, назовите постоянный адрес.

– У меня его нет.

Инспектор вздернул брови и открыл рот, словно бы оспорить этот пункт, но молча послюнил карандаш и записал, диктуя сам себе:

– Без постоянного адреса проживания. – Чуть поразмыслив, он продолжил: – Род занятий?

– Я торговец.

– Коммивояжер?

– Нет же, господи! Я торгую сырьем: каучуком, джутом, слоновой костью…

– В Лондоне, сэр?

Холланд скривился от нетерпения:

– В Лондоне они не растут и не водятся, дружище. Сейчас я обеспечиваю рынки.

– Ах вот как! – Инспектору показалось, будто он нащупал ниточку. – Тогда объясните, сэр, в какой части света вы получаете сырье для лондонского рынка?

– Я не говорил о лондонском рынке. Я сказал, что сейчас нахожусь в Лондоне, чтобы обеспечить рынки. Лондон только центр, рынки же могут располагаться в любой части света.

Раздражающе тупые вопросы полицейского вытягивали из Артура Холланда больше информации, чем он намеревался предоставить.

– Именно, сэр. Однако вы не ответили на мой вопрос. В какой части света лично вы получаете сырье, для которого пытаетесь найти рынок?

– Везде, где конъюнктура в данный момент благоприятная, – беззаботно ответил Холланд. – В Бирме, в Кении, в Южной Африке, в Индии – я постоянно перемещаюсь.

– Мне не составит особого труда разузнать доподлинно, – тихо произнес Ридж. – Вам лучше сказать мне самому.

Последовал медленный, почти вымученный ответ:

– В Китае.

– Понимаю, сэр. И никакого постоянного места проживания в Китае?

– Нет.

Инспектор Ридж быстро перевернул страницу и продолжил:

– Теперь по поводу вчерашнего вечера, сэр. Вчера вечером вы находились в «Лорде Маршале»?

– Да.

– Вы приехали… в котором часу?

– Я прибыл в Уинмут около девяти.

– Экспрессом?

– Да.

– Из Лондона?

– Да.

– И провели вечер… где?

– В Уинмуте.

– Вы не приезжали сюда повидаться со своей дамой?

– Я знал, что она ужинает в гостях, и остался в Уинмуте.

– Похвальная выдержка с вашей стороны, сэр. Вы оставались в гостинице?

– Я прогулялся вдоль моря после ужина и рано лег спать.

– Возможно, найдется человек, который подтвердил бы ваши слова о своих перемещениях?

Голос инспектора звучал непринужденно – слишком непринужденно. Глаза Холланда сузились.

– Вы подозреваете меня в убийстве адмирала? – резко спросил он.

– Нет же, нет! К тому же я узнал о вашем существовании всего лишь час назад. Забавно, правда? Нет, это обычная практика. Мы хотим знать – и по возможности с подтверждением – местонахождение любого лица, хоть как-то связанного с покойным, на время совершения преступления. Я просто подумал, что вы знаете кого-нибудь, кто подтвердил бы ваше заявление.

– Как кто-нибудь может подтвердить, лежал я в кровати или нет? Вообще-то у меня привычка спать одному. Забавно, правда? – Холланд с усмешкой передразнил инспектора.

– Значит, вам известно, что преступление было совершено после того, как вы отправились спать?

Холланд в недоумении уставился на Риджа.

– Откуда, черт подери, я должен это знать? Я сам только что об этом услышал.

– Именно так, сэр. Как и я только что услышал о вас. Теперь о мисс Фицджеральд. Вам известно, куда она уехала?

– Нет.

– Но когда вы только что рвались разыскивать ее, то, очевидно, представляли, где ее искать.

– Наверное, она уехала в Лондон.

– А вы смогли бы разыскать ее там?

– Вероятно.

– Тогда лучше вам найти ее и попросить немедленно вернуться сюда.

Холланд кивнул.

– Я ей скажу, но вообще-то в таких делах она поступает, как ей захочется.

– Было бы разумно, если бы ей захотелось вернуться, сэр. Вы в любом случае станете держать нас в курсе, не так ли?

Холланд замер, уже взявшись за ручку двери.

– Значит ли это, что я буду под наблюдением или как это там у вас называется?

– Я никого не поставлю следить за вами, сэр, но хотел бы, чтобы вы держали нас в курсе.

Фыркнув, Холланд распахнул дверь и вышел из кабинета. Лицо инспектора Риджа расплылось в улыбке, когда он позвонил:

– Эмери, я хотел бы видеть горничную мисс Фицджеральд. Вы называли ее Мертон, если не ошибаюсь?

Через минуту Мертон сидела на краешке стула, нервно поглядывая на ужасного инспектора полиции. Это была типичная английская девушка со свежим лицом, лет двадцати шести, привлекательная, но не то чтобы хорошенькая, и явно неглупая. Инспектор Ридж решил вести с ней разговор непринужденно. Это был один из его любимых методов ведения дознания.

– Значит, Мертон твоя фамилия? – спросил он, доброжелательно улыбаясь. – Звучит как-то слишком официально. Полагаю, у тебя есть имя, так ведь?

– Дженни меня зовут, сэр.

– Ну, вот так-то лучше. Дженни, все это очень печально, и я не хочу огорчать тебя, однако мне нужно задать несколько вопросов о хозяевах. Я о них ничего не знаю. Они ведь здесь недавно?

– Да, сэр, примерно месяц.

– А ты служила у них до того, как они приехали сюда?

– Нет, сама я из Уинмута. Тут я всего три недели.

– Значит, мисс Фицджеральд не привезла с собой горничную?

– Привезла. Француженку. Та называла себя мадемуазель Бланк, но мисс Фицджеральд звала ее Сели. Долго она не задержалась, все говорила другим девушкам, что это место напоминает морг. Называла она его «мертвым домом», вот только не знаю, что именно – Рэндел-Крофт или Уинмут. Но сдается мне – ей казалось, что здесь скучно. В общем, собрала она вещи и уехала, даже месяц не выдержала, чтобы жалованье получить, как девочки говорят. Мисс Фицджеральд пришлось спешно идти в агентство «Марлоу», нанимать новую горничную, но у них никого не оказалось. Однако там знали, что в свое время я работала горничной, а сейчас живу с мамой – хворает она сильно, – и попросили они меня, а я согласилась.

Последнее предложение, хотя и полное сугубо личных подробностей, разъяснило ситуацию. Инспектор Ридж кивнул.

– Значит, ты не очень-то хорошо знаешь мисс Фицджеральд.

– Да, но я же не слепая.

– Разумеется, нет. И что же ты видела?

– Да то, что по мне – так не очень-то они похожи на дядю и племянницу.

– Отчего же?

– А вот как она с ним разговаривала – резко и язвительно – вроде как жена, я бы сказала. Я не в том смысле, будто что-то там не так было.

– Но он же ей годился в дяди – или в отцы?

– Да, если вам кажется, что дело в этом.

– Они относились друг к другу нежно?

– Не очень, если приглядеться.

– Скорее наоборот?

– Точно сказать не могу. Мое место было не с ними, а только рядом с ней.

Дженни сообразила, что успела наговорить лишнего.

– Ну хорошо, тогда о ней. Ты знала, что мисс Фицджеральд обручена с мистером Холландом?

– Она так говорила.

– А как тебе кажется, она в него влюблена?

– Не уверена.

– Ты их подолгу видела вместе?

– Не очень. Но я ни разу не видела, чтобы они целовались или держались за руки.

– А теперь скажи-ка мне, Дженни, мисс Фицджеральд заботилась о своей внешности?

Горничная недоуменно уставилась на него.

– Как смешно, что вы об этом спросили, сэр. Меня это всегда удивляло. Иногда она заботилась, а порой нет. То выглядела как простушка – вот как нынче утром, – а потом принималась прихорашиваться, пока не становилась симпатичной.

– И когда она это проделывала? Когда приезжал ее молодой человек?

– Я так и не смогла разобраться, когда и зачем она наводила красоту – но вот только не для него. Вчера вечером мисс Фицджеральд была прямо-таки красавица – одевалась более часа, а ведь обычно переодевалась минут за пять. Надела свое любимое белое платье – шифоновое с накидкой из кремовых кружев. К нему всегда пришпиливала яркий цветок, искусственный.

– Хотелось бы взглянуть на это платье, – произнес Ридж. – При мне его уже упоминали.

– А вот тут еще одна смешная история, – продолжила Дженни, став раскованной и непринужденной, чего Ридж и добивался. – Она забрала его с собой! Велела уложить только спальные принадлежности и смену белья с чулками, но, наверное, упаковала его сама после того, как я ушла.

– Но разве ты его не забирала – почистить или что вы там еще делаете, – когда постучала к ней сегодня утром? – спросил инспектор, перебирая в уме наполовину раскрытые тайны.

– А вот тут – снова здорово! Я не стучалась к ней до вашего приезда – мисс Фицджеральд любит поспать подольше. Но когда поднялась сказать, что вы здесь, я пошла, чтобы забрать ее платье, туфли и прочее, но тут она как рявкнула на меня и велела уйти. Я, конечно, ушла, но когда она спустилась к вам, вернулась за теми вещами – но они исчезли!

– Исчезли! Вся одежда, что была на ней вчера вечером?

– Платье, туфли и чулки исчезли.

– А ты их не искала?

– Разумеется, искала. Только их нигде не было.

– А почему ты думаешь, что мисс Фицджеральд забрала их с собой?

– Тогда где же им быть?

Инспектор Ридж задумчиво поглядел на Дженни, кивнул и вытащил блокнот, который во время разговора лежал у него в кармане.

– Я все понял, Дженни, спасибо. Больше не стану тебя задерживать. Никому не рассказывай об этом платье и прочих вещах, однако поищи-ка их хорошенько и, если найдешь, сообщи мне.

Когда горничная ушла, инспектор Ридж откинулся на спинку кресла и принялся размышлять над тем, что услышал. Суждения горничной об отношениях Эльмы Фицджеральд с дядей и женихом могли быть ошибочными. Вопрос о внезапно возникавшем внимании мисс Фицджеральд к своей внешности на данный момент находился вне его понимания. Но вот исчезновение платья и туфель, которые были на ней в момент трагедии – или, в любом случае, в тот трагический вечер, – имело особое значение. Могла ли мисс Фицджеральд каким-то образом быть связана со смертью своего дяди? Услышав это известие, она не выглядела ни удивленной, ни удрученной, но будь она виновной – или даже знавшей о случившемся, – разве не могла бы разыграть изумление и печаль? Однако рано строить какие-либо предположения, не говоря уже о версиях. Сначала предстояло собрать множество фактов.

Начать хотя бы с газеты. Как она оказалась в кармане у покойного? Ридж знал, что самый поздний выпуск лондонской «Вечерней газеты» попадает в Уинмут не раньше восьми пятидесяти – экспрессом, которым, по совпадению, прибыл Артур Холланд. Несомненно, один экземпляр доставляют в Рэндел-Крофт около девяти часов вечера, а адмирал вышел из дома в семь пятнадцать, чтобы поужинать у викария. Если только он не взял газету из дома викария, то это могло означать, что Пинестон вернулся в Рэндел-Крофт после того, как покинул викария в десять часов. Но тогда почему газета оказалась в кармане его плаща? Вернулся ли он, чтобы взять ее и прочитать на свежем воздухе – но ведь это представлялось невероятным? Или же адмирал, возвращаясь в Рэндел-Крофт, кого-то встретил – не мальчишку-рассыльного, для этого было слишком поздно. Тогда кого-то, кто принес или привез газету с собой, вероятно, даже из Лондона. Артура Холланда, который провел вечер на берегу моря и рано лег спать – причем один. Но это опять же предположения – а ему требовались факты. Ридж позвонил:

– Эмери, ваш хозяин выписывал лондонскую «Вечернюю газету»?

– Да, сэр. Мальчишка от Толуисла приносит ее вечером, примерно около девяти.

– Газету доставили сюда вчера вечером?

– Да, сэр, – ответил Эмери с выражением легкого удивления на пухлом лице.

– Куда вы ее положили?

– На столик в зале.

– Она еще там?

– Не могу сказать.

– Пойдите и посмотрите и, если ее там нет, узнайте, убрали ли ее.

Эмери нехотя вышел за дверь. Ридж решил, что до возвращения передвигавшегося черепашьими темпами дворецкого пройдет, по крайней мере, минут десять, поэтому потянулся к стоявшему на письменном столе телефону и позвонил Толуислу, владельцу уинмутской книжной и канцелярской лавки. Номер оказался занят, и Ридж позволил себе вернуться к мыслям о пропавшем платье. Он вспомнил, что когда отослал Эмери попросить мисс Фицджеральд спуститься и переговорить с ним, дворецкий вернулся через десять минут со словами, что хозяйка придет через четверть часа. Таким образом, возник интервал в двадцать пять минут между его распоряжением и появлением мисс Фицджеральд. Оправдывал ли ее внешний вид – в высшей степени небрежный – столь долгую задержку? Объяснял ли он ее? Существовала ли вероятность того, что эта загадочная «племянница» прятала одежду?

Резко зазвонил телефон.

– Я хотел бы поговорить с мистером Толуислом. Это вы, мистер Толуисл? Говорит инспектор Ридж. Мне нужна кое-какая информация, конфиденциально. Звучит банально, но это не так. Вы доставляете газеты викарию Лингхема, преподобному Маунту? Он получает последний выпуск лондонской «Вечерней газеты»? Отказался от подписки в конце прошлого года? И как объяснил? А, портит утреннее настроение, да, понимаю. А кто-нибудь еще может осуществлять ему доставку? Нет, иначе вы бы, конечно, об этом узнали. Благодарю вас, мистер Толуисл. И прошу вас, никому о нашем разговоре. Позднее я вам все объясню.

Это снимало вопрос о том, брал ли адмирал газету в доме викария. Оставались два варианта. Или он вернулся в дом, взял газету, а затем снова вышел. Или встретил кого-то на улице, и тот человек по какой-то причине дал ему газету.

Раздраженный долгим отсутствием Эмери, Ридж отправился на его поиски. В зале дворецкого не было, однако там стоял полицейский констебль Хемпстед.

– Прибыл доложить, что тело отправлено в похоронную контору, сэр. Я сдал его по всей форме и получил расписку.

Инспектор заморгал. Вот что значит расторопность.

– Хорошо, – кивнул он. – По-моему, вы говорили, что этот дом не на вашем участке?

– Не на моем, сэр, но ведь там обнаружили труп.

– И вы считаете своим долгом проследить, чтобы его присутствие должно быть надлежащим образом задокументировано?

– Это на ваше усмотрение, сэр.

Ридж улыбнулся. Он знал, что смышленому молодому констеблю не терпится поучаствовать в настоящем расследовании.

– Ну хорошо, – сказал он. – Вот вам задание: отправляйтесь в лодочный сарай и выясните у сержанта Эпплтона, обнаружил ли тот что-нибудь важное. Нет, я с вами. Если там что-то есть, я хочу сам это увидеть. К тому же нельзя держать в сарае сержанта целый день.

Забыв о газете, инспектор Ридж вместе с констеблем Хемпстедом направились через парк к лодочному сараю. По дороге спросил подчиненного, не заметил ли тот в этом деле чего-либо необычное, привлекающее внимание.

– Кое-что, сэр. Прежде всего, одежда на трупе была почти сухой, а на спине – совсем сухой. Но вчера вечером выпала густая роса. Если бы он пролежал в траве или даже в лодке, начиная с полуночи – как вы помните, сэр, доктор Грайс датировал время смерти примерно полуночью, – то разве его одежда не намокла бы?

Инспектор Ридж с интересом посмотрел на констебля:

– Из чего вы делаете вывод…

– Что адмирала убили в помещении и оставили там – по крайней мере, под крышей – на некоторое время после убийства.

Инспектор молчал так долго, что Хемпстед испугался, не превысил ли он свои полномочия. Однако как только они дошли до лодочного сарая, Ридж произнес:

– Верно подмечено, вернемся к этому позднее. А, Эпплтон, извините, что заставил вас ждать. Что-нибудь нашли?

Сержант уголовной полиции Эпплтон был крепким мужчиной с серьезным и значительным лицом. Его талант сыщика проявлялся скорее в упорстве обнаружения и прослеживания мелких улик, чем в способности выстраивать версии на их основании.

– Только два подозрительных обстоятельства, сэр. Лодка чистая и довольно мокрая изнутри – похоже на то, что ее недавно отдраили. Это первое. Второе – она поставлена носом к берегу. Сыновья викария утверждают, будто адмирал всегда швартовал лодку к берегу кормой, чтобы в случае необходимости можно было отплыть, не теряя времени на разворот.

– А, морская косточка? Это следует отметить. Больше ничего? Ни крови, ни признаков борьбы, ни следов обуви, ни отпечатков пальцев?

– Первые два отсутствуют, сэр. Есть парочка отчетливых следов ног, которые я прикрыл досками, и, похоже, здесь множество отпечатков пальцев – по всей лодке и на веслах.

– Придется осмотреть их. Версии есть, Эпплтон?

– Никаких, сэр.

Инспектор уселся на берегу реки и жестом пригласил своих подчиненных последовать его примеру.

– Закурим? – предложил он, вынимая из кармана трубку. – Когда куришь, лучше думается, а думать нам сейчас необходимо. Самое первое – шляпа викария. Почему она оказалась в лодке?

– Подброшена виновным в убийстве, чтобы навести подозрения на викария, – предположил сержант Эпплтон.

– Варианты есть, Хемпстед?

– Да. Викарий сам ее там оставил, а потом забыл об этом.

– Он заявил, что шляпа была у него на голове, когда вчера вечером он провожал адмирала после ужина, и что оставил ее на скамейке в беседке.

– А если викарий после этого поплыл на лодке, сэр?

– Вы имеете в виду… ладно, не важно, что вы имеете в виду. А зачем обрезали носовой фалинь?

– Кто-то очень торопился, – произнес Эпплтон.

– Кто-то хотел навести на мысль, что лодку украли, – пробормотал Хемпстед.

– И уключины были сняты, – продолжил инспектор, внеся свою лепту в предположения, – или оттого, что тело перебросили в лодку викария из другой посудины, а затем резанули и пустили ее дрейфовать. Вас устраивает подобное объяснение, Хемпстед, а?

– Да, сэр.

– А теперь, может кто-нибудь объяснить, почему труп обнаружили именно там и тогда? – спросил инспектор, мысленно добавив: «И именно это тело?»

Сержант Эпплтон оживился:

– Сэр, я над этим поразмыслил, пока тут ждал. Если убийство было совершено в полночь, как утверждает доктор Грайс, и лодку пустили в дрейф, ее бы унесло прямо в море, потому что тогда был полный отлив. Моя версия такова: убийство совершили в нескольких километрах выше по течению, и прежде чем лодка доплыла до Уинмута, отлив сменился приливом и лодку принесло обратно туда, где ее и обнаружили.

– В котором часу отлив сменился приливом?

– По словам мистера Уэра, сэр, примерно в три сорок пять утра, – ответил Хемпстед.

– Ладно, давайте разбираться. Как вы помните, Хемпстед, он сказал нам, что лодке потребуется от сорока до сорока пяти минут, чтобы доплыть от дома викария до того места, где он находился, когда ее обнаружил. В котором часу это было?

– Чуть позднее половины пятого, сэр.

– Это означает, что лодка отплыла – или прошла мимо – от дома викария примерно в три пятьдесят – то есть всего через пять минут после того, как отлив сменился приливом?

– Именно так, сэр.

– Тогда получается, что если бы ее отправили в дрейф отсюда или от дома викария, это должно было произойти около трех сорока пяти – иначе она бы не доплыла обратно туда, где ее обнаружил Уэр. Но в три сорок пять уже почти светло – они не могли отпустить ее так поздно. Похоже, версия Эпплтона оказалась верной.

Сержант Эпплтон расплылся в широкой улыбке, однако в глазах констебля Хемпстеда читалось упрямое несогласие. Ридж заметил его взгляд.

– Давайте уж, Хемпстед! – подбодрил он. – У вас есть своя версия, я же вижу.

– Сэр, если позволите внести предложение, то вы проглядели такую штуку, как «мертвый» прилив. Где-то за час или около того до смены отлива приливом течение слабое, и вода почти не движется. Вероятно, лодку могло прибить к берегу на длительное время. Моя версия, как вам известно, сэр, состоит в том, что тело пролежало в лодке недолго, иначе одежда намокла бы от росы. Мне кажется, что лодку пустили в дрейф отсюда в половине третьего или в три часа. Если сделавший это – новичок в наших краях, то он мог не учесть, что река у нас приливная, он бы ожидал, что лодку унесет прямиком в море. Но случилось вот что: она проплыла несколько сотен метров, потом вода спала, и ее прибило к берегу. В три сорок пять, когда начался прилив, она снова легла в дрейф и поплыла на приливной волне, пока не достигла места, где в половине пятого ее обнаружил Недди Уэр.