Текст книги "Polystoria. Цари, святые, мифотворцы в средневековой Европе"

Преемственность в именах, таким образом, в который раз оказалась наглядно связанной с преемственностью власти, при том что модель наследования «от уя к сестричичу» ни в коей мере не была традиционной и легитимной для русской правящей династии. Более того, мы не взялись бы утверждать, что, нарекая своего старшего сына Владимиром, Игорь напрямую рассчитывал именно на такой поворот событий (тем более что галицкий проект в конце концов завершился для Игоревичей трагически – они были повешены горожанами). Так или иначе Владимир Ярославич, нетривиальным образом отдавая свое имя сыну сестры, явно договаривался о долгосрочном сотрудничестве с новгород-северской княжеской семьей, которое оказалось столь значимым в династической судьбе обеих сторон и не утрачивало силы как при жизни старшего из двух тезок, так и много лет спустя после его смерти.

Все это как нельзя лучше соответствует изначальной стратегической направленности традиции имянаречения в русской княжеской династии, традиции, призванной поддерживать единство Рюриковичей, живых, умерших и еще не родившихся, в их праве на власть. Наделение непрямого родича собственным именем ради закрепления договора успело к концу XII в. стать привычным инструментом в практике выбора имени. Однако род продолжал разрастаться, а внутридинастические браки заново сближали разошедшиеся было ветви огромной княжеской семьи, система наследования властных привилегий все усложнялась и отчасти расплывалась, так что традиционные антропонимические средства начали использоваться в неожиданных целях. Не исключено, что сама возможность передавать свое имя свойственникам и родственникам по женской линии отражала некую более общую тенденцию, в русле которой родство через женщин смогло бы играть большую роль в передаче власти и пресловутый андроцентризм династии Рюриковичей был бы отчасти редуцирован. Однако потрясения, ожидавшие страну и правящий род в XIII столетии, не оставляли пространства для естественной и постепенной эволюции династического обихода.

Существенно, что имена, это символическое родовое имущество, во всех ситуациях, о которых нам приходилось говорить выше, не ушли из русского правящего рода. Сложнее, а быть может и интереснее, обстояло дело, когда Рюриковичи вступали с помощью имен в договорные, союзнические отношения с половцами, этими заклятыми друзьями русских князей, ради борьбы с которыми род то и дело объединялся. В то же время практически никакая княжеская внутриродовая распря в XII столетии не обходилась без того, чтобы одна, а то и обе противоборствующие партии Рюриковичей не вовлекли в нее половцев в качестве союзников.

Для создания и укрепления подобных союзов средневековый мир знает самое универсальное и действенное средство, к которому русские князья прибегали весьма охотно, – это междинастический брак. Из летописи нам известны около 10 случаев женитьбы Рюриковичей на половецких принцессах, тогда как на практике таких эпизодов, по-видимому, было несколько или даже заметно больше[92]92
  Гуркин С.В. К вопросу о русско-половецких матримониальных связях [часть 1-я] // Дон. археология. 1999. № 2. С. 40–50; Он же. К вопросу о русско-половецких матримониальных связях [часть 2-я] // Там же. № 3–4. С. 41–54; Литвина А.Ф., Успенский Ф.Б. Русские имена… С. 20–25, 248–266.


[Закрыть]. Однако не менее эффектным и эффективным приемом оказывалось дарение имени, которое могло сочетаться с междинастическим браком в различных комбинациях, а могло, судя по всему, работать и без него.

Вновь обратившись к уже обсуждавшейся семье Игоря Святославича Новгород-Северского, мы без труда заметим, что этот князь искал союза не только со своими свойственниками-Рюриковичами, но и с половцами. Мы довольно много знаем, например, о драматической, а во многом и трагической истории его длительных взаимоотношений с половецким правителем Кончаком. Отношения эти, по всей видимости, не сводились к собственно политическому союзу, но несли на себе отпечаток личной дружбы, закончившейся (а возможно, и не вполне закончившейся) нелепым походом Игоря в степь и его знаменитым пленением. Заметим, что плен и последующий побег русского князя не помешали сыну Игоря – уже упоминавшемуся Владимиру – вступить в давно задуманный старшими династический брак с дочерью Кончака, а впоследствии и благополучно вернуться с молодой женой и «с дѣтдтемь» к отцу на Русь (рис. 5)[93]93
  ПСРЛ. Т. 2. Стб. 659.


[Закрыть].

Не менее существенно, что у Кончака был сын, ставший по прошествии времени его главным наследником, которому русский князь подарил свое имя. Однако этот половецкий наследник, которому суждено было стать «болиише (sic! – А. Л., Ф. У.) всихъ Половець»[94]94
  Там же. Стб. 740.


[Закрыть] и погибнуть от рук татаро-монголов незадолго до битвы на Калке, отнюдь не звался *Игорем Коннаковинем. От союзника своего он замечательным образом получил в дар его крестильное имя Юрий (Георгий) и стал, тем самым, Юрием Кончаковичем[95]95
  Существенно при этом, что Игорь Святославич, судя по всему, не был крестным отцом сына Кончака. Юрий Кончакович, да и другие половецкие князья, получавшие христианские имена русских князей, по всей видимости, оставались язычниками, во всяком случае, все летописные источники последовательно продолжают характеризовать их как поганых и окаянных. Христианские имена кочевников в данной ситуации отнюдь не являются маркером их конфессиональной принадлежности, но выступают как своеобразный дипломатический инструмент в процессе заключения договоренностей (см. подробнее: Литвина А.Ф., Успенский Ф.Б. Русские имена… Passim.).


[Закрыть]. Отметим, кстати, что антропоним Юрий, Тюрги или Юрги фигурирует не только в русских, но и в китайских источниках, описывающих победоносное шествие монгольских завоевателей[96]96
  Золотая Орда в источниках: в 5 т. Т. 3: Китайские и монгольские источники / пер., сост., ввод. ст. и коммент. Р.П. Храпачевского. М., 2009. С. 228.


[Закрыть].

Рис. 5. Связи Игоря Святославича и Кончака

Политико-ономастические комбинации могли, по-видимому, быть и более сложными. Известны, например, два половецких князя, постарше и помоложе, Белук и Кза, причем последний, как и Кончак, упоминается не только в летописи, но и в «Слове о полку Игореве». Они находились в тесных союзнических отношениях между собой, им случалось, в частности, нести совместный значительный урон от набегов русских князей[97]97
  ПСРЛ. Т. 2. Стб. 532.


[Закрыть]. Однако в определенный момент, когда очередной семье Рюриковичей, на этот раз возглавляемой Ростиславом Мстисла-вичем – отцом уже знакомых нам Романа, Давыда, Рюрика и Мстислава (см. рис. 1 на с. 68), – понадобилось заключить мир с кочевниками, этот договор половцев с Русью ознаменовался тем, что старший из двух половецких партнеров, Белук, выдал дочь за одного из сыновей Ростислава – Рюрика (этот Рюрик в нашем рассказе уже фигурировал в качестве дяди и покровителя рано осиротевшего Мстислава Мстиславича Удатного, см. рис. 1 на с. 68)[98]98
  Там же. Стб. 521–522.


[Закрыть], а младший половецкий партнер по этой сделке, Кза, получил для своего наследника имя другого сына русского князя – Романа. В результате на исторической арене появился Роман Кзич, со временем также занявший весьма высокое положение среди половцев (рис. 6).

Здесь мы снова сталкиваемся с тем, что наследнику половецких князей достается крестильное, христианское имя русского князя, а не родовое, мирское, такое как Игорь, Святослав, Мстислав или Всеволод. Аналогичную картину мы наблюдаем практически во всех случаях появления «русских» имен у половцев, будь то Глеб Тириевич, Даниил Кобякович или Василий Половчин. Есть, в сущности, лишь одно исключение – Ярополк Томзакович, но уникальность этого случая сама по себе довольно симптоматична[99]99
  Имя Ярополк принадлежит к той группе антропонимов, которые, будучи изначально династическими, к концу XII в. все реже употреблялись самими Рюриковичами, зато могли иногда появляться за пределами княжеского рода, у его ближайшего окружения. Так, Ярополком звался один из сыновей княжеского воспитателя, приближенного уже упомянутого нами Владимира Ярославича Галицкого. По-видимому, модель наречения половецкого наследника в чем-то напоминала в данном случае модель, по которой дано было имя этому кормиличичу. См. также выше примеч. 8 на с. 64–65 к настоящей работе.


[Закрыть].

Нетрудно догадаться, почему русские князья дарили детям кочевых союзников свои христианские, а не мирские, языческие по происхождению имена. Иначе они поступить и не могли – настолько тесно на Руси обладание княжеским именем срослось с правом на княжескую власть на этой земле, каковую, естественно, никто и в мыслях не держал передавать половцам. При этом общим системным явлением на Руси была княжеская двуименность. Каждый Рюрикович непременно получал в крещении христианское имя. Набор этих крестильных имен был также весьма ограничен, большинство из них повторялось из поколения в поколение. Однако никакого запрета на их распространение за пределами династии, разумеется, не существовало и существовать не могло – каждый подданный, как и князь, мог получить в крещении имя Роман, Глеб или Василий.

Рис. 6. Связи сыновей Ростислава Мстиславича с половецкими князьями

Модель двуименности, таким образом, давала Рюриковичам в руки средство удачно, со стратегическими целями, распоряжаться хотя бы одним из собственных имен, не самым публичным, но при этом широко известным. Если князь уже носил христианское имя в качестве единственного, то и тогда он мог подарить его сыну своего половецкого союзника, ведь никакого родового табу на такое именование в любом случае в династии не существовало. Мы не знаем, случалось ли Рюриковичам непосредственно дарить свои христианские имена своим подданным на Руси, однако известно, что факт совпадения христианского имени князя и, например, имени человека, посылаемого к нему с деликатной миссией, в летописи отмечается и даже подчеркивается[100]100
  «… да се Василю шлю тѧ. иди к Василкови тезу своєму. с сима ѡтрокома. и молви ѥму тако…» (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 265).


[Закрыть].

Итак, древний обычай имянаречения, подразумевающий запрет на использование родового имени живого отца или деда, в династии Рюриковичей со временем породил целый ряд моделей дипломатического использования антропонима, когда имя новорожденного наследника скрепляло некую договоренность между старшими. Самой насущной из них и ранее всего сформировавшейся стало, по-видимому, наречение племянника в честь живого дяди, подтверждающее договор между двумя родными братьями, каждый из которых брал на себя заботу об интересах наследников того из партнеров, кому случится умереть первым. Еще раз обратим внимание, что чаще всего в такой ситуации дядиным тезкой становился кто-то из младших мальчиков в семье, хотя, разумеется, это правило не было абсолютным. Со временем обнаруживаются примеры, когда князья отдают свое имя тем новорожденным, с чьей семьей они связаны союзом по свойству, сыновьям сестры или шурина. При таком – в целом необычном для рода – акцентировании внимания на родстве через женщин не столь важно было, о младших или старших наследниках шла речь, «андроцентрический счетчик» родового старшинства в данном случае позволял себе некоторые сбои.

В то же время необходимо учитывать, что все без исключения Рюриковичи не только состояли в кровном родстве друг с другом, но и прекрасно это родство осознавали, сколь бы отдаленным оно ни было, и строили свою династическую политику на том, что все мужчины, принадлежавшие к этой огромной семье, были прямыми потомками одного и того же лица. Княжеские имена, напомним, были своего рода неотчуждаемой коллективной собственностью этого стремительно разраставшегося рода, и хотя в отдельных ветвях отдавалось явное предпочтение тем или иным династическим антропонимам, ничего запретного в своеобразной циркуляции этого общего фонда имен в пределах рода, строго говоря, не было. Нежелательным представлялось, как уже говорилось, их распространение за пределами княжеского обихода.

Иной была ситуация с крестильными именами Рюриковичей, формировавшими особое ономастическое пространство, которое сближало правителя с людьми, не принадлежавшими к династии. Оно-то и делало возможным существование еще одной модели имянаречения, когда князь мог дать собственное христианское имя сыну своего половецкого союзника-язычника.

Подобного рода ономастические возможности оттеняют своеобразие каждой отдельно взятой династии, своеобразие развивавшегося на фоне некой универсальности и конвергентное™ основных принципов выбора имени. Имена дают замечательную возможность проследить так называемые «длинные линии» культурного взаимодействия, где русская династия домонгольского времени предстает в качестве своеобразного медиатора, заимствующего некоторые принципы номинации, обрядовые практики, элементы дипломатического и церемониального обихода на севере и западе Европы, транслирует их далее, в частности, тем кочевым народам, с которыми им приходится тесно соприкасаться. Не менее интересным и актуальным оказывается и описание обратного процесса, когда в качестве исходной точки для заимствования предстает кочевой Восток.

«Кодекс Гертруды» после Гертруды: судьба книги на династических перекрестках XII в.

Александр Назаренко

Кодекс с содержательно и хронологически сложной структурой, за которым в науке закрепилось название «Кодекс Гертруды», Codex Gertrudianus[101]101
  Ныне хранится в Национальном археологическом музее северо-итальянского города Чивидале в собрании рукописей кафедрального собора: Museo Archeologico Nazionale. Cod. cap. CXXXVI. Inv. 1545.


[Закрыть], в основе своей представляет собой иллюминированную Псалтирь позднекаролингского маюскульного письма размером 24 х 19 см. Она предназначалась для трирского архиепископа Эгберта (977–993), известного покровителя искусств, и была выполнена в прославленном скриптории швабского монастыря Райхенау[102]102
  Cm.: Hoffmann H. Buchkunst und Königtum im ottonischen und frühsali-schen Reich. Bd. 2. Stuttgart, 1986. S. 315. (Schriften der MGH; 30).


[Закрыть] (этот Psalterium Egberti не следует путать с Codex Egberti – евангелиарием аналогичного происхождения[103]103
  Der Egbert Codex. Das Leben Jesu – Ein Höhepunkt der Buchmalerei vor 1000 Jahren: Hs. 24 der Stadtbibi. Trier / hrsg. v. G. Franz. Darmstadt, 2005.


[Закрыть]). Вместе с конвоем Эгбертова псалтирь занимает fol. 16v-230v нынешнего кодекса. При неизвестных обстоятельствах Псалтирь оказалась во владении семейства лотарингского (рейнского) пфальцграфа Эццо (996-1034). Уже его отец, пфальцграф Херманн (ок. 986–996), управляя обширными землями королевского фиска по Рейну и Мозелю, занял весьма влиятельное положение в период малолетства Оттона III и регентства императрицы Феофано (983–991)[104]104
  bewald U. Die Ezzonen. Das Schicksal eines rheinischen Fürstengeschlechts // Rheinische Vierteljahresblätter. 1979. Bd. 43. S. 120–168.


[Закрыть]. Оно отразилось, в частности, в женитьбе (еще при жизни Феофано) Эццо на Матильде, родной сестре Оттона III. Дочь от этого брака, Рихе(н)ца, в 1013 г. была выдана замуж за сына польского князя Болеслава I Храброго (992-1025), а именно за будущего польского короля Мешка II (1025–1034, с перерывом)[105]105
  Jasinski K. Rodowöd pierwszych Piastöw. Warszawa; Wroclaw, [1992]. S. 114–115.


[Закрыть]. В свою очередь, дочь (очевидно, старшая) Мешка и Рихе(н)цы, т. е. правнучка императора Оттона II, по имени Гертруда около 1043 г. стала супругой Изяслава, одного из старших сыновей киевского князя Ярослава Владимировича (Ярослава Мудрого) (1016–1054, с перерывом)[106]106
  Ibid. S. 144–147.


[Закрыть], в будущем также князя киевского (1054–1078, с перерывами). В связи ли с браком, в качестве благословения матери, или после смерти последней в 1063 г.[107]107
  Brunwilarensis monasterii fundatorum actus / ed. G. Waitz // MGH SS. T. 14. Hannover, 1883. R 140 (cap. 34). Монастырь Браунвайлер близ Кельна был родовой обителью семейства Эццо.


[Закрыть] Эгбертова псалтирь оказалась в руках Гертруды.

Именно в это время вокруг Псалтири и складывается кодекс, получивший название по имени ее новой владелицы. Были добавлены fol. 2r-15v и 231r-232v, а также появились многочисленные приписки молитвенного содержания не только на оставшихся чистыми листах Псалтири (обычно на оборотах миниатюр, занимавших всю страницу), но и на ее полях – так называемый «молитвенник Гертруды». Добавленные листы были приплетены к Псалтири – быть может, уже после смерти Гертруды, вследствие чего и в изначальном, трирском, конвое Псалтири, и в листах Гертруды заметны отдельные утраты. Нынешний вид Codex Gertrudianus приобрел в результате повторных, позднейших переплетений[108]108
  См. факс, изд.: Psalterium Egberti: facsimile del ms. CXXXVI del Museo archeologico nazionale di cividale del Friuli / ed. C. Barberi. S.I., [2000]. (Relazioni della Soprintendenza per i beni ambientali, architettonici, archeologici, artistici e storici del Friuli-Venezia Giulia; 13).


[Закрыть].

Среди добавлений имеются пять высококачественных миниатюр во весь лист византийско-русского происхождения[109]109
  См. в последнее время: Смирнова З.С. Миниатюры XI и начала XII в. в Молитвеннике княгини Гертруды. Программа, датировка, мастера // Древнерус. искусство. Искусство рукоп. кн.: Византия. Древ. Русь. СПб., 2004. С. 73–106; Попова О.С. Миниатюры кодекса Гертруды в кругу византийского искусства второй половины XI в. // Визант. временник. 2008. Т. 67 (92). С. 176–193; в этих работах приведена более ранняя литература.


[Закрыть], в том числе с изображениями сына Гертруды, волынского и Туровского князя Ярополка Изяславича (1078–1086/7), а также самой княгини. И в молитвах Гертруды, многие из которых носят не формулярный, а личный, авторский характер, многократно упоминаются крещальное имя Ярополка – Петр, его Гертруда не раз называет своим «единственным сыном» («unicus filius meus»)[110]110
  Psalterium Egberti… Fol. 206v-208v; Manuscriptum Gertrudae filiae Mesconis II regis Poloniae / ed. V. Meysztowicz // Antemurale: diss. in IX Intern, congressu scientiarum historicarum Romae a. MCMLV a sociis Societatis historicae Poloniae in exteris praesentatae. Romae, 1955. T. 2. P. 151–153; Modlitwy księżnej Gertrudy z Psalterza Egberta z Kalendarszem – Liber precum Gertrudae ducissae e Psalterio Egberti cum Kalendario / wyd. M.H. Malewicz, B. Kürbis; oprac. B. Kürbis. Krakow, 2002. P. 161–164. (Monumenta Sacra Polonorum; 2).


[Закрыть], и имя владелицы молитвенника «недостойной рабы» Божией Гертруды[111]111
  «…indigne famule tue Gertrude» (Psalterium Egberti… Fol. 232v; Manuscriptum Gertrudae… P. 157; Modlitwy księżnej Gertrudy… P. 170).


[Закрыть].

Это свидетельство источника, достоверность которого не может подвергаться сомнению, принято толковать фигурально: unicus будто бы означает «единственный» в смысле эмоционального предпочтения. Причина тому понятна: ведь у Изяслава Ярославича, помимо Ярополка, имелось еще двое сыновей – Мстислав, правда, рано, в 1069 г., умерший[112]112
  ПСРЛ. 2-е изд. Л., 1928. T. 1. Стб. 174; 2-е изд. СПб., 1908. T. 2. Стб. 163.


[Закрыть], и Святополк, родившийся в 1050 г.[113]113
  Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов / под ред. А.Н. Насонова. М.; Л., 1950. С. 16.


[Закрыть] (т. е. заведомо уже после замужества Гертруды) и занимавший киевский стол в 1093–1113 гг. Учитывая, что Гертруда была жива еще, по крайней мере, в 1085 г., когда, оставленная в Луцке бежавшим в Польшу Ярополком, попала вместе с невесткой в плен к Владимиру Всеволодовичу Мономаху[114]114
  ПСРЛ. Т. 1. Стб. 205; Т. 2. Стб. 197.


[Закрыть], то предположение о втором браке Изяслава исключается. В таком случае летописное сообщение о смерти 4 января 1108 г. «Святополчей матери»[115]115
  Там же. Т. 1. Стб. 282; Т. 2. Стб. 259.


[Закрыть] приходится относить именно к Гертруде.

Вместе с тем нам уже приходилось обращать внимание на тот замечательный факт, что эта традиционная генеалогия ведет к необходимости мириться с недопустимо близкородственным характером всех трех хорошо известных брачных союзов потомства Святополка Изяславича: Ярослава Святополчича – с дочерью венгерского короля Ласло I (1077–1095), Сбыславы Святополковны – с польским князем Болеславом III (1002–1038) и Передславы Святополковны – с венгерским герцогом Альмошем (ум. 1123). В совокупности с показанием молитвенника Гертруды это дало нам основание сформулировать гипотезу о внебрачном происхождении Святополка[116]116
  Назаренко А.В. Древняя Русь на международных путях: Междисциплинарные очерки культурных, торговых, политических связей IX–XII веков. М., 2001. С. 559–584. (Studia historica).


[Закрыть]. Однако в историографии продолжает господствовать убеждение, что Святополк был сыном Гертруды – просто не столь любимым, как Ярополк[117]117
  Jasinski К. Op. cit. S. 145–146; Поппэ А. Гертруда-Олисава, русъская княгини: Пересмотр биографических данных // Именослов: ист. семантика имени. Вып. 2: Именослов. Имя [филология имени собственного]. М., 2007. С. 205–229. (Тр. по филологии и истории); и многие другие.


[Закрыть].

Отнюдь не ставя перед собой в настоящей работе задачу окончательно разрешить этот внешне крохоборческий спор, займемся несколько иным, более общим, хотя по сути тоже родословно-династическим, вопросом о судьбе Codex Getrudianus после Гертруды. Какой путь и по каким причинам проделала рукопись, покинув Киев, чтобы в конце концов водвориться в соборном капитуле Чивидале? Данные для суждений на сей счет, как ни удивительно, есть, и содержатся они в самом кодексе Гертруды, а именно в начальной его части (fol. lr-4v), которая представляет собой краткий латинский месяцеслов на весь год. В этом календаре, изготовленном скорее всего несколько прежде 1071 г.[118]118
  Дело в том, что под 22 августа в календаре есть приписка, палеографически близкая времени его создания, о смерти краковского епископа Сулы Ламберта (1061–1071): «о[biit] Zul» (Psalterium Egberti… Fol. 3v, прав, стб.; Modlitwy księżnej Gertrudy… P. 108). Относительно дискуссии о происхождении месяцеслова и его датировке см.: Kürbis В. Opracowanie // Modlitwy księżnej Gertrudy… S. 18–33.


[Закрыть] и несомненно для Гертруды, есть известное количество более поздних некрологических записей. В совокупности они способны не только пролить свет на личности владельцев кодекса в «послегертрудианский» период, но и уточнить время смерти Гертруды, которая, оказывается, ушла из жизни на 20 с лишним лет раньше «матери Святополчей»; тем самым обретался бы и еще один аргумент в пользу нашей гипотезы о происхождении Святополка Изяславича.

* * *

Из мемориальной записи на fol. 9 г кодекса Гертруды явствует, что «почтеннейшему собранию фриульских каноников», т. е. в Чивидале, место своего нынешнего хранения, он был передан в 1229 г. Елизаветой, вдовой тюрингенского ландграфа Людвига IV (1217–1227), дочерью венгерского короля Эндре (Андрея) II (1205–1235), по просьбе ее дяди – аквилейского патриарха Бертольда (1218–1251) – в знак «восхищения их усердием в молитвах в соединении с превеликим благочестием»[119]119
  «Sanctae Elisabeth Ungariae regis filiae lantgravii ducis Turringiae coniugis munus. Quod cum hortatu Pertoldi patriarche Aquileiensis eius avunculi… anno 1229 dedit honestissimo canonicorum Foroiuliensium collegio iam pridem eius in orando assiduitatem summa cum pietate coniunctam admirata» (Manuscriptum Gertrudae… P. 130. Not. 22; Modlitwy księżnej Gertrudy… P. 129. Not. *) Эта запись почерком XV/XVI в. была затем, уже в XVII столетии, полустерта, хотя в целом поддается прочтению и сейчас.


[Закрыть].

Действительно, первой супругой Эндре II и матерью Елизаветы, вошедшей в историю как св. Елизавета Тюрингенская (ум. 1231), была Гертруда, сестра патриарха Бертольда; оба они, являясь отпрысками меранского герцога Бертольда (до 1181–1204), принадлежали к известному западнобаварскому роду графов Андекс-Дисен[120]120
  Oefele Е. v. Geschichte der Grafen von Andechs. Innsbruck, 1877; Herzoge und Heilige. Das Geschlecht der Andechs-Meranier im europäischen Hochmittelalter: Kat. zur Landesausst. im Kloster Andechs, 13. Juli – 24. Okt. 1993 / mit einem Beitr. v. A. Schütz; hrsg. v. J. Kirmeier, E. Brockhoff. München, 1993. (Veröff. zur Bayerischen Geschichte u. Kultur; 24/93).


[Закрыть]. Благодаря записи о вкладе св. Елизаветы Тюрингенской становится известен финал этой истории, остальные же ее этапы приходится реконструировать. Путеводной нитью при такой реконструкции служат, как сказано, некрологические заметки при имеющемся в кодексе календаре, к которым с должным вниманием отнесся уже Г. Зауерланд, один из соавторов первого научного издания Codex Gertrudianus и комментария к нему[121]121
  Sauerland H.V, Haseloff A. Der Psalter Erzbischof Egberts von Trier: Codex Gertrudianus in Cividale. Trier, 1901.


[Закрыть]; его наблюдения прочно вошли в историографию и почти без поправок воспроизводились позднейшими комментаторами.

В связи с андекс-дисенским происхождением матери последней владелицы кодекса (перед водворением его во Фриуле) обращает на себя внимание группа имен, несомненно относящихся к представителям этого семейства. Их по меньшей мере три. Под 6 сентября читается: «Sophia ofbiit]»[122]122
  Psalterium Egberti… Fol. 4r, лев. стб.; Manuscriptum Gertrudae… P. 121, лев. стб.; Modlitwy księżnej Gertrudy… P. 109.


[Закрыть], а под 11 декабря – «Ворро comes ofbiit]»[123]123
  Psalterium Egberti… Fol. 4v, прав, стб.; Manuscriptum Gertrudae… P. 122, прав, стб.; Modlitwy księżnej Gertrudy… P. 114.


[Закрыть]. Путем сопоставления этих данных с записями под теми же днями в синодике Дисенского монастыря – «Sophia comitissa obiit, fundatrix huius loci» («Преставилась графиня София, основательница этой обители»)[124]124
  Necrologium Dissense // MGH. Neer. T. 1: Dioeceses Augustensis, Constan-tiensis, Curiensis / hrsg. v. F.L. Baumann. Berlin, 1888. P. 25; Borgolte M. Stifferge-denken in Kloster Diessen. Ein Beitrag zur Kritik bayerischer Traditionsbücher (Mit einem Textanhang: Die Anlage der ältesten Diessener Necrologien) // FM ASt. 1990. Bd. 24. S. 279 B.


[Закрыть] и «Рорро comes obiit, sepultus Constantinopoli, filius Bertholdi comitis, fundatoris nostri» («Преставился граф Поппо, погребен в Константинополе, сын графа Бертольда, нашего основателя»)[125]125
  Necrologium Dissense… P. 31.


[Закрыть] – выясняется, что речь идет о Софии, жене андекс-дисенского графа Бертольда I (ум. 1151), одного из основателей монастыря и деда упомянутого выше меранского герцога Бертольда (Бертольда III в череде андекс-дисенских Бертольдов)[126]126
  Sauerland H.V., Haseloff A. Op. cit. S. 41. Anm. 1.


[Закрыть], а также о сыне Бертольда I и Софии андекс-дисенском графе Поппо, который и в самом деле скончался в 1148 г., во время Второго крестового похода, и похоронен в византийской столице[127]127
  Oefele E. v. Op. cit. S. 21.


[Закрыть]. Эти две записи, вращающиеся вокруг персоны графа Бертольда I, дают право уверенно идентифицировать графа Бертольда, чья память в календаре Codex Gertrudianus значится под 29 июня, днем памяти свв. апостолов Петра и Павла («Berhtold cofmes]»[128]128
  Psalterium Egberti… Fol. 3r, прав, стб.; Manuscriptum Gertrudae… P. 119, прав, стб.; Modlitwy księżnej Gertrudy… P. 105; край страницы с окончанием слова comes обрезан.


[Закрыть]), как именно Бертольда I, смерть которого в дисенском синодике отмечена под 27 июня (расхождения в один-три дня в помянниках встречаются нередко): «Berhtoldus comes, fundator huius loci, post conversus nostre congregationis frater obiit» («Преставился граф Бертольд, основатель этой обители, затем, по пострижении, брат нашего монастыря»)[129]129
  Necrologium Dissense… Р. 21; Borgolte М. Op. cit. S. 273 А; В. Мейштович, путая Бертольда I с его сыном Бертольдом II, ошибочно пишет о «сыне сестры Саломеи (жены польского князя Болеслава III. – А. Н.)» (Manuscriptum Gertrudae.. Р. 119. Not. 5), тогда как речь идет о ее зяте.


[Закрыть].

Поместим результаты этих наблюдений в генеалогический контекст и представим его в виде родословной таблицы (рис. 1, полужирным шрифтом выделены имена, включенные в помянник при Codex Gertrudianus).

Рис. 1. Меранская ветвь графов Андекс-Дисен

Такой интерес к столь тесно взаимосвязанной группе лиц из андекс-дисенского дома и только к ней, проявившийся в некрологических записях из календаря в Codex Gertrudianus, настойчиво подсказывает, во-первых, что кодекс оказался во владении этого семейства вовсе не при Гертруде, матери св. Елизаветы Тюрингенской, в конце XII в., а ранее. Во-вторых, сами записи в их сохранившейся форме, исключающей как Генриха, единственного сына графа Поппо, так и все остальное потомство графа Бертольда I, кроме Поппо, должны были возникнуть, с одной стороны, не ранее 1151 г. (года смерти Бертольда I), с другой же – либо при жизни Генриха, т. е. до 1177 г., если кодекс принадлежал Генриху, либо до 1160 г., когда умерла аббатиса Матильда (Мехтхильда), скончавшаяся ранее всех детей Бертольда I из числа не включенных в поминание (с одной оговоркой: даты смерти Гизелы и Кунигунды остаются неизвестными), если Псалтирью владел кто-то из последних. Вторая из этих двух возможностей выглядит предпочтительнее, так как иначе трудно понять, почему в поминание не вписано имя жены Поппо и матери Генриха – Кунигунды: ее развод с мужем по причине неканонически близкого кровного родства (фактически в деле были замешаны имущественные интересы Бамбергской церкви)[130]130
  Herzoge und Heilige… S. 60.


[Закрыть] вряд ли мог служить в глазах сына причиной не поминать мать. К кому именно из потомства графа Бертольда I восходят андекс-дисенские записи, можно судить по другой, более многочисленной группе памятей – на этот раз относящейся к семейству графов бергских.

Графский род, именуемый обычно по замку Берг (на Верхнем Дунае, несколько выше Ульма), принадлежал к числу влиятельных в Восточной Швабии и был особенно заметен в XII столетии, в начале которого (в результате политико-генеалогических хитросплетений, о которых еще будет идти речь) он породнился с княжескими династиями польских Пястов и чешских и моравских Пржемысловичей. Трое дочерей бергского графа Генриха I – Рихе(н)ца (Рикса), Саломея и София – вышли замуж соответственно за чешского князя Владислава I (1109–1125, с перерывами), польского князя Болеслава III Кривоустого и моравского князя Оту (Оттона) II Черного (1113–1126). По всей вероятности, первым в череде этих матримониальных союзов был брак Рихе(н)цы и Владислава I, тогда как женитьбу Болеслава III следует отодвинуть максимально близко к дате рождения (1115) его первенца от этого брака – Лешка[131]131
  Jasinski K. Op. cit. S. 209.


[Закрыть]; примерно одновременно с Саломеей, в 1114 г., вышла замуж и София[132]132
  Premyslovska dynastie: Soupis clenü püvodniho ceskeho panovnickeho rodu / ved. red. L. Polansky; sest. D. Kalhous, P. Kopal, I. Moravcova, L. Polansky // Premyslovci: Budovani ceskeho statu / vyd. P. Sommer, D. Trestik, J. Zemlicka. Praha, 2009. S. 557. Nr. H 16.


[Закрыть], видимо, младшая в этой тройке.

Памяти двух из трех названных сестер присутствуют в календаре при молитвеннике Гертруды; под 27 сентября читается: «ofbiit] Richinza»[133]133
  Psalterium Egberti… Fol. 4r, лев. стб.; Manuscriptum Gertrudae… P. 121, лев. стб.; Modlitwy księżnej Gertrudy… P. 110.


[Закрыть], а под 27 июля – «Salome ducissa ofbiit]»[134]134
  Psalterium Egberti… Fol. 3v, лев. стб.; Manuscriptum Gertrudae… P. 119, лев. стб.; Modlitwy księżnej Gertrudy… P. 107.


[Закрыть]. Что речь идет именно о дочерях графа Генриха Бергского, удостоверяют записи под теми же дневными датами в помяннике Цвифальтенского монастыря (располагавшегося примерно в 50 км выше Ульма по Дунаю и сыгравшего, как еще выяснится, роль одного из перекрестков на сложных путях Codex Gertrudianus): «Richinza ductrix Boemie, filia Heinrici comitis senioris» («Рихе(н) – ца, герцогиня Чехии, дочь графа Генриха-старшего»[135]135
  Necrologium Zwifaltense // Dioeceses Augustensis, Constantiensis, Curiensis. P. 261.


[Закрыть]; «старшим» отец Рихе(н)цы назван в отличие от своего сына и тезки, также фигурирующего в синодике: см. ниже) и «Anno 1144 Salome ducissa Bolonie ob [iit], que mater Zwivildensis congregationis debito dici poterit ex innumerabilibus beneficiis, que nobis impends… ut ex sumptibus illorum prediorum karitas nobis impendatur, quando anniversaria dies eius ac coniugis sui agatur» («В лето 1144-e преставилась Саломея, герцогиня Польши, которую по справедливости следовало бы именовать матерью Цвифальтенской обители по бесчисленности оказанных нам благодеяний»; далее следует перечисление имений, переданных Саломеей монастырю, «дабы на доходы от этих имений нам оказывалась милостыня, когда ежегодно отмечается день [памяти] ее и ее супруга»)[136]136
  Ibid. R 256–257.


[Закрыть]. Остается только, вслед за историографией, согласиться с Г. Зауерландом, указавшим на данные Цвифальтенского синодика и идентифицировавшим с их помощью Рихе(н)цу и Саломею из календаря Гертруды[137]137
  Sauerland H.V, Haseloff A. Op. cit. S. 40, 41. Anm. 4.


[Закрыть].

Благодаря Цвифальтенскому синодику, который содержит подробные поминальные записи по крайней мере о четырех поколениях бергских графов, целый ряд других памятей-приписок из месяцеслова при Codex Gertrudianus вследствие совпадения календарных дат тоже расшифровываются как относящиеся к родне Саломеи. Их, помимо записи о Рихе(н)це, еще шесть. «Heinrifcus co]mes», отмеченный под 24 февраля[138]138
  Psalterium Egberti… Fol. 2r, прав, стб.; Manuscriptum Gertrudae… P. 117, прав, стб.; Modlitwy księżnej Gertrudy… P. 100.


[Закрыть], оказывается братом Саломеи бергским графом Генрихом-младшим: «Heinricus nfostre] cfongregationis] mfonachus] comfes] iunior de Berge… huius sorores fuerunt Salome ducissa, Richinza ducissa et Sophia ducissa» («Генрих, монах нашей обители, граф бергский-младший… его сестрами были герцогиня Саломея, герцогиня Рихе(н)ца и герцогиня София»)[139]139
  Necrologium Zwifaltense… P. 245; Sauerland H.V., Haseloff A. Op. cit. S. 34.


[Закрыть], а «Sophia comitissa» под 26 июня[140]140
  Psalterium Egberti… Fol. 3r, прав, стб.; Manuscriptum Gertrudae… P. 119, прав, стб.; Modlitwy księżnej Gertrudy… P. 105.


[Закрыть] – его женой: «Sophia comitissa de Berge»[141]141
  Necrologium Zwifaltense… R 255. Г. Зауерланд считал эту Софию упомянутой выше младшей сестрой Саломеи и Рихе(н)цы (Sauerland H.V., Haseloff A. Op. cit. S. 37. Anm. 2); однако последняя поминалась в Цвифальтене под 31 мая: «Sophia c[on]v[ersa] et ductrix Moravie, soror Salome ducisse; ista et soror eius multa bona fecerunt nobis» («София постриженица и герцогиня Моравии, сестра герцогини Саломеи; она и ее сестра соделали нам много добра») (Necrologium Zwifaltense… R 253). На естественный вопрос, почему же имени Софии, сестры Саломеи, нет в помяннике при календаре кодекса Гертруды, есть столь же естественный ответ: вероятно, потому, что мемориальные записи «бергской группы» были сделаны еще до смерти Софии. Дата ее смерти в науке считается неизвестной, но terminus post quem для этих записей, который определяется нами ниже – 1160 г., – позволяет предполагать, что супруга Оты II Оломоуцкого скончалась после 1160 г.


[Закрыть]. Другой Генрих, «граф и монах», из календаря кодекса Гертруды, вписанный под 24 сентября («ofbiit] Heinricus comes et monachus»)[142]142
  Psalterium Egberti… Fol. 4 г, лев. стб.; Manuscriptum Gertrudae… P. 121, лев. стб.; Modlitwy księżnej Gertrudy… P. 110.


[Закрыть], – это отец Саломеи, ее сестер и Генриха-младшего, также Генрих: «Heinricus comes senior de Berge nfostre] cfongregationis] mfonachus]… ipse cum patre suo Poppone et fratribus suis sepultus est in nostro capitulo» («Генрих, граф бергский-старший, монах нашей обители… он, вместе со своим отцом Поппо и своими братьями, погребен в [стенах] нашего капитула»)[143]143
  Necrologium Zwifaltense… P. 261; Sauerland H.V., Haseloff A. Op. cit. S. 41. Anm. 3.


[Закрыть]. Упомянутый в только что процитированной цвифальтенской заметке Поппо обнаруживается и в записях при календаре Гертруды: «Ворро comes ofbiit]»[144]144
  Psalterium Egberti… Fol. 3v, лев. стб.; Manuscriptum Gertrudae… P. 120, лев. стб.; Modlitwy księżnej Gertrudy… P. 106 (здесь «o[biit]» по недосмотру пропущено).


[Закрыть], причем ровно под тем же 11 июля, что и в Цвифальтенском синодике: «Bobbo com [es] de Berge, pater Heinrici senioris comitis de Berge» («Поппо, граф бергский, отец бергского графа Генриха-старшего»)[145]145
  Necrologium Zwifaltense… P. 255; Sauerland H.V., Haseloff A. Op. cit. S. 40. Anm. 1.


[Закрыть]. При такой широте охвата ближайших родственников Саломеи

в поминальных заметках календаря Гертруды в нем ожидалось бы и наличие ее матери, жены графа Генриха-старшего; она действительно есть под 1 декабря: «Adilheit comitissa»[146]146
  Psalterium Egberti… Fol. 4v, прав, стб.; Manuscriptum Gertrudae… P. 122, прав, стб.; Modlitwy księżnej Gertrudy… P. 114.


[Закрыть], – под тем же днем, под каким ее память значится и в Цвифальтенском синодике: «Adelheit com[itiss]a de Mochintal et c[onvers]a, mater Salome ducisse» («Адельхайда, графиня мохентальская и постриженица, мать герцогини Саломеи»)[147]147
  Necrologium Zwifaltense… P. 266; Sauerland H.V., Haseloff A. Op. cit. S. 42. В Mochintal усматривают владение близ Цвифальтена, которое Адельхайда принесла в брак с Генрихом в качестве приданого (Bühler Н. Die Wittislinger Pfründen – ein Schlüssel zur Besitzgeschichte Ostschwabens im Hochmittelalter // Jb. des Historischen Vereins Dillingen an der Donau. 1969. Bd. 71. S. 30). О предполагаемом происхождении Адельхайды см. ниже.


[Закрыть].

Из содержания довольно развернутых записей о графах бергских в Цвифальтенском синодике хорошо видно, что все они так или иначе вращаются вокруг личности Саломеи, пространная похвала которой не имеет в синодике хоть сколько-нибудь близких аналогов. Генеалогические определения иногда даются через Саломею даже в тех случаях, когда уместнее было сделать это иначе: Адельхайда определена именно как мать Саломеи, а не как жена Генриха-старшего. В той мере, в какой «бергские» памяти в календаре Гертруды калькируют цвифальтенскую некрологическую традицию, центральный характер фигуры Саломеи показателен и для них. Еще одним тому подтверждением служит присутствие под 28 октября памяти польского князя Болеслава III («Bolizflaus] dux о[biit]»)[148]148
  Psalterium Egberti… Fol. 4 г, прав, стб.; Manuscriptum Gertrudae… P. 121, прав, стб.; Modlitwy księżnej Gertrudy… P. 112; Sauerland H.V., Haseloff A. Op. cit. S. 41. Cp. в Цвифальтенском синодике под тем же днем: «Bolezlaus dux Воlaniorum… iste multa bona contulit nobis cum uxore sua Salome» («Болеслав, герцог поляков… он, вместе с супругой своей Саломеей, передал нам большое имущество») (Necrologium Zwifaltense… Р. 263). День смерти Болеслава III, 28 октября, подтверждается целым рядом источников (см.: Modlitwy księżnej Gertrudy… Р. 112. Not. 2), в том числе и собственно польскими; см. в «Анналах краковского капитула»: «MCXXXVIII dux Bolezlaus III^US obit V° Kalendas Novembris» (Rocznik kapituly Krakowskiej – Annales capituli Cracoviensis / ed. Z. Kozlowska-Budko wa. Warszawa, 1978. P. 58. (MPH NS; 5)).


[Закрыть] при отсутствии записей о Владиславе I Чешском и Оте II Моравском. Между тем Владислав умер еще в 1125 г., а в следующем году в битве под Хлумцем (Кульмом) против нового чешского князя Собеслава I (1125–1140) пал их (Владислава и Собеслава) двоюродный брат Ота, и память о них имеется в Цвифальтенском синодике под 12 апреля и 19 февраля соответственно[149]149
  «Lauzlant (писец не справился с иноязычным именем; путаница n и u, t и z палеографически легко объяснима. – А. Н.) dux Boemie, iste et uxor eius Richinza multa bona fecerunt» («Владислав, герцог Чехии; он и его жена Рихе(н)ца сделали [монастырю] много доброго») и «Otto dux de Moravia, vir ducisse Sophie» («Ота, герцог Моравии, муж герцогини Софии») (Necrologium Zwifal-tense… Р. 249, 245).


[Закрыть].

Из сказанного трудно не сделать вывода о причастности Саломеи и (или) кого-то из ее непосредственного потомства, кто состоял в связи с Цвифальтенским монастырем, к внесению в календарь Гертруды «бергской» группы записей, которую в науке иногда называют даже «календарем Саломеи» (calendarium Salomeanum). Среди детей Саломеи и в самом деле отыскивается персона, которая вполне могла и пополнить календарь Саломеи, если таковой действительно существовал, памятью о самой Саломее, и даже самостоятельно создать весь «бергский» комплекс памятей. Это – Гертруда, дочь Саломеи и Болеслава III, которая, как доподлинно известно, после смерти отца была отправлена матерью именно в Цвифальтенский монастырь. Об этом прямо сообщает современник, цвифальтенский историограф Ортлиб (ум. 1163): «Саломея, лишившись такого мужа, переправила одну из своих дочерей по имени Гертруда с большими дарами к нам для вечного пребывания»[150]150
  «Salome… tanto viduata marito unam de filiabus suis nomine Gertrudam perpetuo nobiscum mansuram cum magnis ad nos transmittit muneribus» (Die Zwiefalter Chroniken Ortliebs und Bertholds / hrsg. v. L. Wallach, E. König, K.O. Müller. Sigmaringen, 1978. S. 90. (Schwäbische Chroniken der Stauferzeit; 2)).


[Закрыть]. О возрасте Гертруды к моменту пострижения около 1139 г. историки спорят (вообще говоря, она могла быть и малолетней), но поскольку кончина Гертруды приходится, вероятно, на 1160 г.[151]151
  Эта дата есть только в записи о Гертруде Болеславне из одного компендиума середины XVI в. (Szczygielski S. Aquila polono-benedictina. Cracoviae, 1663. P. 49), но коль скоро запись помещена под 7 мая, которое действительно было днем памяти княжны-монахини (он значится в Цвифальтенском синодике: «Gertrut filia Salome ducisse» (Necrologium Zwifaltense… P. 251)), то есть основание думать, что в данном случае автор верно передал какой-то более ранний и достоверный источник (Jasinski К. Op. cit. S. 245–247).


[Закрыть], то в любом случае дочь Саломеи успела повзрослеть настолько, чтобы оставить личные некрологические заметки. Более того, в некрологических записях при кодексе Гертруды отыскивается свидетельство тому, что к моменту прибытия в монастырь Гертруда скорее всего была достаточно взрослой. В качестве такого свидетельства, думаем, позволительно рассматривать память под 21 марта: «Oudalricus ofbiit]»[152]152
  Psalterium Egberti… Fol. 2v, лев. стб.; Manuscriptum Gertrudae… P. 118, лев. стб.; Modlitwy księżnej Gertrudy… P. 101.


[Закрыть]; эту запись следует, вероятнее всего, связать с цвифальтенским аббатом Удальриком II, что доказывает Цвифальтенский синодик, где память об этом настоятеле с обширной похвалой помещена под 19 марта[153]153
  Necrologium Zwifaltense… P. 247. Эта запись упущена историографией, в том числе и Б. Кюрбис, комментатором последнего издания молитвенника Гертруды (Modlitwy księżnej Gertrudy… Р. 101. Not. 4), что помешало исследовательнице распознать в Удальрике из календаря Гертруды именно одноименного цвифальтенского аббата – современника Саломеи.


[Закрыть]. Так как Удальрик скончался в 1139 г., то становится понятным, почему его имя, единственного, насколько можно судить, из всех аббатов Цвифальтенского монастыря, попало в Calendarium Salomeanum (который, тем самым, следовало бы именовать Calendarium Gertrudae iunioris): очевидно, именно он постригал в начале 1139 г. Гертруду, и новоиспеченная княжна-инокиня вскоре благодарной рукой вписала его в свой помянник. В любом случае, перед нами веское указание на зиму 1138–1139 гг. как время вступления Гертруды в монастырь (после смерти отца 28 октября 1138 г. и до смерти аббата Удальрика 19/21 марта 1139 г.).

Рис. 2. Графы Бергские и их когнатные связи

Суммируем сказанное в виде родословной таблицы (рис. 2; полужирным, как и на рис. 1, выделены имена, имеющиеся в поминальнике при календаре Гертруды Мешковны).

Уже эта самая поверхностная генеалогия отчетливо демонстрирует звено, которое тесно связывает блок «бергских» некрологических записей с приведенными выше «андекс-дисенски-ми» памятями: это – родной брат Саломеи бергский граф Дипольд, который был женат на Гизеле, дочери андекс-дисенского графа Бертольда I, сестре истрийского маркграфа Бертольда II и андекс-дисенского графа Поппо (см. рис. 1 на с. 92). Именно благодаря этому родству Codex Gertrudianus мог попасть от Бергов к Андекс-Дисенам, чтобы впоследствии оказаться в руках св. Елизаветы Тюрингенской. Если так, то мы можем даже с неожиданной точностью определить не только когда и как это произошло, но и когда комплекс некрологических записей при календаре кодекса Гертруды сложился в целом.