Текст книги "Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище"

В Каннах и на Лазурном берегу богачи аристократы, английские или русские, заказывали ему настенные росписи для своих вилл, например капитан Санд – для бастиды в l’Abadie, сэр Аллан Джонсон – для усадьбы в Fanfarigoule или для своей погребальной капеллы, как в случае с бароном фон Дервизом на кладбище Grand-Jas в Каннах. Хотя эти английские заказчики были знатоками, исповедовавшими культ красоты, они не оценили по достоинству искусство Стеллецкого. Однако именно в l’Abadie Стеллецкий сделал необычайно смелые стенные росписи салона, выполненные как широкий фриз с изображением всадников, закрученных в движении с невероятной экспрессией, напоминающие что-то среднее между античными барельефами и изображениями в Баи. [см. цв. ил.]

Ил. 2. Д. С. Стеллецкий (архитектор). Имение Лабади в Каннах. Начало 1920-х. Франция. Публикуется Впервые

Самой главной работой Стеллецкого периода эмиграции является полностью им выполненная в 1925–1927 гг. роспись церкви Св. Сергия Радонежского в Париже на улице Crimee. История ее создания хорошо известна, и я ссылаюсь на эту работу только для выявления ее основных стилистических особенностей. Полное украшение стен, свода, паперти, апсиды и росписи иконостаса, создание литургической утвари приближены к обширной иконографической программе 20-х гг. прошлого века, выдвинутой православными антонитами в монастыре Святого Антония Великого в Веркоре (Monastere Saint-Antoine-le-Grand). [см. цв. ил.]

Нужно сказать о значимости этого памятника. Стеллецкий смог реализовать свою мечту об интегральном искусстве, одновременно декоративном и монументальном. Кроме того он использовал свой талант театрального декоратора, свои унаследованные у символизма способности околдовывать зрителя, используя самые первые впечатления на пороге у входа, помещая наиболее важные особенности композиции для адекватной психологической подготовки зрителя, с помощью тонкой декоративной игры рисунка сводов, поддержанной игрой цвета.

Вы можете сказать, что эти качества относятся к любому удачному убранству интерьера, которое позволяет усилить символический смысл пространства, приближая отдаленный объем к символическому архитектурному центру. Пусть так. Но сравнение с украшениями сводов церкви Успения на русском кладбище в Сент-Женевьев-де-Буа, выполненными Альбертом Александровичем Бенуа (1888–1960) в 1938–1939 гг., позволяет нам подтвердить правоту Стеллецкого, который установил разнообразные перекрестные связи между наиболее удаленными частями интерьера и собственно иконами.

Чисто декоративные панно с предельно геометризованным цветочным орнаментом он поместил и на самом иконостасе. Цвет этих декоративных панно перекликается напрямую с иконами, искусной игрой усиливая притяжение, рождая разного рода переклички, которые помогают направить взгляд прямо на иконы, концентрируя внимание на них. Декор обеспечивает взаимосвязь с иконами, связывая их в единое целое, не только в силу того, что они написаны по единому замыслу создателя и исполнителя, но также потому, что декор задуман так, чтобы обеспечить взаимодействие со священными изображениями. Также происходит значительное обновление композиции икон по сравнению с периодом упадка XIX в., потому что линии контура, самая их извилистость приобретают новую силу как сами по себе, так и в соотношении с мотивами растительного и архитектурного орнамента. В этом отношении характерны знаменитые иконы св. Серафима Саровского и св. Сергия в иконостасе: в них доминирует единство композиции. В 1925 г. такое динамическое единство при сохранении иконописного иератизма представляло собой несомненное достижение, [см. цв. ил.]

Украшение церкви Св. Сергия в 1925–1927 гг. представляет собой новую веху в церковной русской живописи со времени украшения собора Святого Владимира в Киеве в 80-х гг. XIX в., двумя поколениями ранее. Открытие древнего иконографического и канонического искусства осуществлялось очень постепенно и было сделано художниками, а не иконописцами из монахов. Собор Святого Сергия в Париже представляет последний этап этого соединения искусства Запада, наследника Ренессанса, с церковным иконописным искусством, наследником Византии и греко-римской традиции.

Нельзя не сказать об исключительной роли и влиянии знаменитых профессоров Института Св. Сергия преподобных Сергея Булгакова и Киприана Керна, Антония Картакова и многих других, распространившемся по всей Европе, влиянии, которое вдохновило новое поколение иконописцев. Слишком часто связывают открытие древней иконописи во Франции с совместными трудами Леонида Успенского и инока Григория (Круга), как это сделал, например, преподобный Simon Doolan десять лет назад. Но говорить так – значит смешивать две эпохи, разделенные четвертью века, т. е. по существу смешивать реку и ее истоки. Ибо иконографический цикл Стеллецкого на улице Crimee есть и завершение изобразительной традиции церковного искусства, и в равной мере это также исходный пункт развития иконописи, обогащенной традицией, унаследованной у Ренессанса. И в этом разрешение противоречия, которое открывает прямой путь к развитию иконописи в современной Франции и России.

Украшение церкви Сергиевского подворья в Париже является самой крупной, но не единственной и не первой по времени работой в области церковного искусства, которую Стеллецкий сделал во Франции. Весной 1916 он возглавил работы по украшению деревянных походных церквей в военном лагере Майи в Шампани, где стоял русский экспедиционный корпус во Франции, насчитывавший около двадцати тысяч человек. Он сам расписал один из иконостасов маслом по холсту, натянутому на легкие деревянные рамы. Эта конструкция была предназначена для простоты демонтажа во время переброски войск.

После иконостасов, расписанных в России в 1911–1914 гг. вместе с Комаровским по заказу графа Юрия Александровича Олсуфьева для церкви на Куликовом поле и церкви Святых Константина и Елены, в сооружении которой принял активное участие барон Александр фон Медем (прославленный как новомученник в 2000 г.) в имении Александрия в Саратовской губернии (эти церкви были полностью уничтожены большевиками), был еще походный иконостас, написанный Стеллецким в 1916 г. Он – самый ранний из тех, которые дошли до нас.

Благодаря целому ряду чудесных случайностей этот иконостас сохранился до наших дней. После расформирования Экспедиционного корпуса в 1917 г. походный иконостас оказался в часовне на борту корабля «Царевич Георгий», использовавшегося для перевозки войск русской судоходной компанией РОПИТ. Этот корабль был разоружен и оказался в 1928 г. в Марселе. В это время мои дедушка и бабушка Николай Дмитриевич и Нина Петровна Семеновы-Тян-Шанские, которые жили на большой вилле в Aubagne в нескольких километрах от Марселя, предложили перенести иконостас к ним и разместить его в домашней часовне. Этот прекрасный план получил благословение митрополита Евлогия. В то время мои дедушка и бабушка еще не знали имени автора иконостаса.

И только летом 1939 г., благодаря счастливому случаю, они познакомились со Стеллецким в молодежном лагере Русских Витязей в Laffrey у подножья Альп, неподалеку от знаменитой «дороги Наполеона». Стеллецкий жил на ферме в нескольких сотнях метров от лагеря и подрабатывал как пастух. Они узнали, что Стеллецкий является автором иконостаса с «Царевича Георгия», а Стеллецкий понял, что его работа, которую он считал погибшей, сохранилась. Родилась самая сердечная дружба, и мои дед с бабушкой пригласили художника к себе в Aubagne, где устроили для него мастерскую на ферме, поскольку мой дед был тем, что называется «джентльмен-фермер».

Стеллецкий оставался в Aubagne вплоть до мая 1940 г. Он полностью переписал иконостас, считая, что его иконописный стиль достаточно сильно изменился. С течением времени на иконостасе под живописными слоями 1939–1940 гг. проступили слои первоначальной живописи 1916 г.; эти контуры значительно более широкие, что говорит о том, что искусство Стеллецкого стало более символическим, театральным и зачаровывающим. Эволюция его иконописного стиля бесспорно шла в направлении сближения с монастырской иконописью, с чисто церковной живописью, которая стала объектом изучения и синтеза в работах Леонида Успенского.

Этот факт также чрезвычайно важен потому, что он показывает, что (стилистическая) эволюция стиля Стеллецкого в эмиграции во Франции не прекратилась в связи с концом Российской империи. Но эта эволюция у Стеллецкого, в отличие от многих других художников эмигрантов его поколения, не сводилась к растворению русского начала в западничестве. Наоборот, его эволюция пошла по пути дальнейшего углубления. Те путешествия, которые он совершил для знакомства со средневековой Францией в Шартр, в Saint-Savin-sur-Gartempe и, безусловно, еще во многие другие места, обогатили его живопись, расширили и углубили его представления о средневековье, подпитали его восприятие древности и христианской духовности. (Ил. 3)

Ил. 3. Д. С. Стеллецкий. Домашняя церковка. Петровка. Около 1950. Фото – П.Н Семенов – Тян-Шанский. Публикуется впервые.

В Петровке, как называлось имение моего деда в Aubagne, Стеллецкий интенсивно работал: он нарисовал множество икон, портреты членов моей семьи, а также чрезвычайно удачные изображения Кремля и лучников на конях в степи в технике гуаши. Пребывание в Петровке было последним в его жизни временем, проведенным в домашнем кругу старой русской семьи, в подлинном «дворянском гнезде», отличавшемся сердечным гостеприимством, интересом к искусству и философии, это было тесное, наполненное взаимным уважением общение с людьми высокой культуры. Жизнь в Петровке была для Стеллецкого еще важна потому, что подавляющее большинство русских эмигрантов жило в это время в нищете. Только князь Трубецкой в Кламаре и еще некоторые редкие русские семьи сохраняли эту традицию широкого гостеприимства, столь характерного для дореволюционной эпохи, [см. цв. ил.]

Коснемся, наконец, еще одного сюжета, который сам по себе заслуживает отдельного рассказа, – истории второго цикла иллюстраций к «Слову о полку Игореве», который известен, главным образом, по подробному описанию, сделанному С.К. Маковским в 1928 г. после большой выставки русского искусства во Дворце изящных искусств в Брюсселе, и о котором Стеллецкий говорил как о главном деле своей жизни. Оконченная в 1928 г. и состоявшая из пятидесяти четырех гуашей форматом в пол-листа, вторая версия иллюстраций к «Слову» объединила в себе все наиболее оригинальное и экспрессивное в стиле мастера, что было им выработано за всю творческую жизнь со времени его обучения в Петербургской Академии художеств. Изобретательность композиции свидетельствует о сильном влиянии знаменитого Лицевого летописного свода XVI в., наряду с фресками из Ферапонтово.

В то же время свобода и смелость композиции, трактовка элементов, живость красок, импульсивность рисунка позволяют нам без колебаний утверждать, что Стеллецкий прекрасно усвоил уроки Сезанна, мюнхенской школы «Голубой Всадник», работу с формами Кандинского. Мы рискнем утверждать, что вторая версия «Слова» – самый значительный цикл иллюстраций, как в живописном, так и в иллюстративном плане, одновременно и пассеистский, и полностью современный. Он является вершиной русского искусства XX в. Этот блестящий цикл был полностью украден во время пребывания Стеллецкого в Русском Доме. Эта невосполнимая утрата сократила дни больного и почти ослепшего художника. Вплоть до нашего времени этот шедевр редкой выразительности и силы не найден, [см. цв. ил.]

Теперь о взаимоотношениях Д.С. Стеллецкого и Н.В. Глобы. Известно, что они друг друга знали еще до революции, помятуя давний интерес Глобы и Строгановского училища к узорным мотивам древнерусских летописей. Они могли встречаться также благодаря общению Дмитрия Семеновича с П.И. Нерадовским (председателем Общества изучения древнерусской живописи) и другими знатоками старины. В 1925 г., т. е. к моменту приезда Н.В. Глобы во Францию и его решения остаться в эмиграции, Стеллецкий действительно находился в Париже и расписывал Сергиевский храм. Одним из первых русских художников он откликнулся на приглашение Глобы преподавать в созданном им Русском художественно-промышленном институте, что видно из письма М.В. Добужинского к супруге от 4 июля 1926 г., в котором он сообщает о решении И.Я. Билибина, В.Я. Шухаева, Д.С. Стеллецкого работать в Институте декоративного искусства, основанном Н.В. Глобой в Париже ⁵.

Все взаимоотношения и сотрудничество с выдающимися фигурами русского искусства в изгнании еще раз доказывают плодотворную активность Стеллецкого в эмигрантский период и признание его современниками как одного из самых способных и ярких художников своего времени.

Перевод с французского: Михаил Арсеньевич и Александра Юрьевна Семеновы Тян-Шанские

Примечания

¹ РГАЛИ. Фонд В.А. Комаровского. № 274. Док. 131.

² Librairie Generale et Internationale Gustave Ficker. Paris. 1910. – 218 p.

³ Бенуа A.H. Искусство Стеллецкого // Аполлон. 1911. № 4. С. 5–16.

⁴ Стеллецкий Д. Драгоценная цепь. Родная старина: Сборник, посвященный религиозно-нравственному и национальному просвещению. Рига. 1928. № 5.

⁵ Подробнее об этом в наст. изд. в ст.: Астраханцева Т.Л.: Н.В. Глоба – выдающийся деятель художественно-промышленного образования в России и в эмиграции. Возвращение на родину.

Храм Знамения Божьей Матери в Париже

Владимир Ягелло

Протоиерей Владимир Ягелло родился в 1943 г. в Париже в семье русских белых воинов. С детства состоит в национальной организации Витязей и является ее духовным руководителем. Учился в Парижском университете и в Школе восточных языков в Париже. Окончил Свято-Сергиевский православный богословский институт в Париже. С детства был прихожанином храма иконы Божией Матери «Знамение» в Париже. Был рукоположен во диакона в 1975 г. и во иерея в 1994 г. Обслуживал также приход Св. Николая Чудотворца в г. Труа (Франция). С 2001 по 2003 г. временно исполнял обязанности настоятеля собора Св. Николая Чудотворца в Ницце. Настоятель храма иконы Божией Матери «Знамение» в Париже. Иконописец. Член общества «Икона» в Париже. Секретарь Союза потомков галлиполийцев и общества потомков ахтырских гусар. (Ил. 1)

Его отец Владимир Павлович Ягелло (1907–2000) родом из Вильно, сын офицера, с семьей вместе с армией П.Н. Врангеля в ноябре 1920 г. эвакуировался из Крыма. В 1926 г. уже в эмиграции окончил Первый русский кадетский корпус в Сараево, затем военные курсы генерала Головина в Париже. Корнет 12-го гусарского Ахтырского полка и член полкового объединения в Париже. В начале 1930-х гг. учился у художника П. Сабо, ученика Н.В. Глобы по Русскому художественно-промышленному институту в Париже. Работал художником в ателье В.Ф. Кривуца, где создавались рисунки тканей для различных французских фирм. В 1935 г. участвовал в молодежном празднике русских художников в ателье В.Ф. Кривуца (альбом «Emigration Russe en photos 1917–1947»). Воевал в рядах французской армии, был взят в плен и провел девять месяцев в плену в Германии. Впоследствии был членом прихода Знамения Божьей Матери и членом приходского совета, [см. цв. ил.] (Ил. 2)

Приход Знамения Божьей Матери был основан в 1927 г. по инициативе князя Горчакова и располагался поначалу на рю д’Одесса 18, затем с 1934 г. на рю Буало 32, затем с 1938 г. на рю Микель-Анж 65. В то время сооружение всей храмовой утвари и украшение храма было поручено основанному в Париже в 1926 г. Институту прикладных искусств (Русский художественно-промышленный институт) под руководством Николая Васильевича Глобы (1859–1941) – выдающегося деятеля художественно-промышленного образования в России. Почти все предметы были изготовлены Н.В. Глобой и его учениками. Иконостас был заказан художнику Дмитрию Семеновичу Стеллецкому (1875–1947), при участии княжны Елены Сергеевны Львовой (1897–1971). Иконы двунадесятых праздников были написаны студентом Института, художником Ростиславом Владимировичем Лукиным (1904–1988). Другие принадлежат руке современных иконописцев Л. Успенского, Г. Морозова, А. Бенуа. Лично Глоба исполнил басменное обрамление икон иконостаса, запрестольный крест, рипиды, руководил исполнением плащаницы, шитьем завес, изготовлением подсвечников, дарохранительницы, лампадок и других мелочей. В храме много старинных икон. [см. цв. ил.]

Ил. 1. Храм Знамения Божией Матери на бул. Экзельманс, Париж.

В сентябре 1954 г. состоялся переезд храма с улицы Микель-Анж на бульвар Экзельманс № 87 в собственный особняк. Этот обыкновенный жилой дом постройки 1875 г. был немного перестроен для устройства храма. Был сделан хороший фасад в русском старинном стиле. Все, что было тогда исполнено в мастерской Института Глобы на рю Викторьена Сарду, осталось в храме Знамения в полной сохранности и в случае надобности аккуратно реставрируется и чинится. Во главе прихода были такие известные личности как протопресвитер Василий Тимофеев (1878–1952), архимандрит Савва (Шимкевич), архимандрит Роман (Золотов), впоследствии епископ в Ницце, затем протоиерей Александр Семенов-Тян-Шанский, ставший епископом в 1971 г., потом протоиерей Николай Куломзин – профессор Нового Завета в Богословском Институте на Сергиевском подворье.

Настоятели храма Знамения

Архимандрит Савва (1899–1961) во время переезда был настоятелем храма. В России отец Савва был офицером, поручиком Литовского полка. В Париже окончил Богословский институт и был на службе в разных местах, в частности в корпусе имени Николая II в Вилье-ле-Бель и в Версале, был духовным руководителем в лагерях Витязей, во время войны – в местечке Тури. После войны и смерти митрополита Евлогия отец Савва был секретарем митрополита Владимира. В приход церкви Знамения он был назначен после кончины протопресвитера Василия Тимофеева в 1952 г. и оставался здесь до марта 1955 г. После отъезда отца Саввы во Флоренцию на его место был назначен архимандрит Роман (Золотов).

Архимандрит Роман (Золотов 1903–1995) впоследствии епископ в 1971 г., с марта 1955 и до сентября 1958 г. настоятель храма Знамения. Потом назначен в собор Св. Александра Невского. Затем был назначен в Ниццу, где стал епископом в 1971 г.

Ил. 2. Молодежный праздник русских художников в ателье В.Ф Кривуца (рисунки для тканей). Крайний справа на заборе – Владимир Ягелло-старший. 1935. Париж.

Протоиерей Александр Семенов Тян-Шанский (1890–1979) – настоятель храма с 1958 по 1979. Был племянником знаменитого путешественника-землепроходца Семенова, получившего в награду добавление к фамилии. Отец Александр служил в лейб-гвардии Егерском полку, в эмиграции был художником, затем окончил Богословский институт. Став священником, служил в разных местах, во время войны в русском пансионе в Веррьере, провел десять лет летних лагерей у Витязей в горах. Позже отец Александр служил в Покровском храме на улице Лурмель. В 1971 г. отец Александр был рукоположен во епископа Зилонского. Владыка отличался своей образованностью, написал три книги: о св. отце Иоанне Кронштадтском, Катехизис и сборник проповедей «Пути Христовы». Владыка любил молодежь и детей и многих привлекал к Церкви.

Протоиерей Стефан Книжников (1899–1977) был белым воином, георгиевским кавалером. В эмиграции окончил Парижский Богословский институт и служил в разных местах, в частности в Галлипольском храме, и наконец, в храме Знамения Божьей Матери. Летом годами отец Стефан обслуживал лагерь Соколов. В течение многих лет преподавал Закон Божий в приходской школе А.М. Осоргиной.

Ил. 3. Настоятель храма Знамения Божией Матери о. Владимир Ягелло. 2009.

Протоиерей Феодор Попов (1900–1982) окончил Богословский институт в Париже до войны, но священником стал уже в преклонном возрасте в 1975 г. Был помощником владыки Александра. После кончины владыки Александра в 1979 г. и до своей смерти был настоятелем храма Знамения. Служил ревностно и аккуратно несмотря на свой возраст.

Протоиерей Николай Куломзин (1912–1995) был родом из Санкт-Петербурга. Учился в молодости в Марселе. В Париже окончил инженерную школу «Suplec» по электричеству. Одновременно окончил Богословский институт и там остался профессором Нового Завета и еврейского языка. Преподавал также математику в русской гимназии, историю и Закон Божий в приходской школе. В 1982 стал священником и был назначен в храм Знамения, где ревностно служил до конца 1993 г.

Протодиакон Василий Коношенко (1890–1972) был в России ветеринарным фельдшером. Обладая прекрасным голосом и будучи знатоком пения и богослужения, был рукоположен во диакона в 1929 г. Оставался при храме до своей смерти в 1972 г.

Протоиерей Владимир Ягелло (род. 1943) прислуживал в храме Знамения с 1954 г., затем был чтецом, иподиаконом при владыке Александре. Рукоположен во диакона 10 мая 1975 г., оставался диаконом при храме до конца 1993 г. 2 января 1994 был рукоположен во иерея архиепископом Сергием и вскоре стал настоятелем храма. (Пл. 3)

Регенты храма

В хоре храма всегда собиралась группа молодежи под управлением опытных регентов как П.Ф. Волошин, П.К. Денисов (из квартета Кедрова), Д.С. Нестеров (1900–1983), Н.Н. Гедда-Нова, А.В. Циолкович, А.А. Михайлов (1931–1995), К.К. Малинин до 2010 г. Каждый из них много внес в церковную жизнь своим талантом и преданностью.

Павел Федорович Волошин (1892–1969) был одним из самых замечательных регентов. Этот бывший офицер-артиллерист был доблестным белым воином, а в эмиграции во Франции посвятил себя музыкальной деятельности. Павел Федорович был преподавателем музыки в интернате святого Георгия у Иезуитов в Медоне и там обучал русских молодых людей игре на балалайке и других инструментах, хоровому пению. В интернате был сформирован большой великорусский оркестр в духе Андреева. Кроме того, Павел Федорович обучал светскому и церковному пению. Будучи исключительно одаренным педагогом, Павел Федорович обучил музыке и пению несколько поколений молодых людей в интернате и у Витязей, в летних лагерях в Ла-Напуль и Ла-Фрей. После войны Павел Федорович был приглашен регентовать хором в храм Знамения Божьей Матери в Париже на улице Микель-Анж. Был замечательный хор молодежи, в котором участвовали исключительные голоса: Надя Сапунова, Галочка Шелудковская, Катя Бражник, Николай Гедда и др. Когда храм окончательно переехал на бульвар Экзельманс в сентябре 1954 г., то Павел Федорович продолжал там регентовать еще несколько лет. На некоторое время его сменил Иван Кузьмич Денисов. Затем Павел Федорович вернулся и продолжал вести хор вплоть до своего отъезда в старческий дом в Сен-Рафаэль в 1968 г. Тогда же к хору примкнула известная певица Людмила Лебедева. Одно время был даже устроен второй клирос, состоящий из молодежи, бывших прислужников. Павел Федорович составил хорошие удобные сборники нот для богослужений, выбирал подходящие вещи и неустанно привлекал молодежь на церковный клирос. Павел Федорович был знатоком литературы и военной истории, хорошо писал и активно участвовал в редакции журнала «Военная быль», его воспоминания всегда привлекали внимание. Мы можем только быть глубоко благодарны Павлу Федоровичу за его преданность, талант и дружбу, за его замечательное наследие.

Иван Кузьмич Денисов (1880–1965) учился в Консерватории в Санкт-Петербурге и затем пел в Мариинском театре. Когда образовался квартет Кедрова, то Иван Кузьмич был приглашен Кедровым петь первым тенором. В эмиграции Иван Кузьмич продолжал свою деятельность с Кедровым и участвовал в церковных хорах. Несколько лет управлял хором в храме Знамения.

Константин Кириллович Малинин – большой ревнитель и знаток традиционного русского литургического пения, применяющий разнообразнейший репертуар напевов и обучивший немало певчих, отметил в 2004 г. 50-летие регентства. Константин Кириллович всегда отличался своей преданностью и верностью Церкви.

Андрей Дмитриевич Шмеман (1921–2008) состоял на должности старосты прихода храма Знамения в течение свыше пятидесяти лет. Он был назначен на эту должность митрополитом Владимиром в 1949 г. и позже был избран и переизбран на эту должность до 2002 г.

Непрерывная стабильность жизни прихода была несомненно обеспечена Андреем Дмитриевичем, приложившим все свои силы не только на материальное обеспечение прихода, но и на благолепие и стройность богослужений. В течение всего этого периода Андрей Дмитриевич являлся душой прихода. По случаю пятидесятилетия пребывания Андрея Дмитриевича на посту старосты храма владыка архиепископ Сергий вручил ему благодарственную грамоту в день престольного праздника 10 декабря 2001 г. Кроме того, Андрей Шмеман исполнял разные ответственные должности во многих структурах православного русского мира в Париже. Он был долголетним членом совета Экзархата, членом штаба национальной организации Витязей и ее главным начальником с 1984 по 1994 г.

Ил. 4. Иконостас храма Знамения Божией Матери на бул. Экзельманс, Париж.

Андрей Дмитриевич скончался 7 ноября 2008 г. на 88-м году жизни. Отпевание было совершено в соборе Св. Александра Невского в понедельник 10 ноября в присутствии многочисленной толпы молящихся. Служили три епископа с десятью священниками при двух диаконах.

Художники

Дмитрий Семенович Стеллецкий, художник и скульптор, учился в Академии художеств в Петербурге. Увлекался театральной декорацией, иллюстрировал «Слово о полку Игореве». В эмиграции посвятил себя главным образом иконописи. Стеллецкий написал несколько иконостасов, в частности на Сергиевском подворье в 1925–1927 гг., в храме Знамения Божьей Матери в Париже, в Гренобле, в Антибах и для храма лагеря Витязей. (Ил. 4)