Текст книги "Времена и нравы (сборник)"

Родные Го Юня отправились в полицейский участок. Они не верили, что сын мог такое сотворить, и хотели докопаться до истины. Почему их добряк-сын внезапно стал убийцей? Уголовная полиция вела расследование обстоятельств гибели Го Юня. Полиция отправила сотрудников в уезд Наюн посмотреть, как жил Го Юнь. Провели вскрытие трупов Го Юня и девочки. Ход расследования держали в строжайшей тайне.

Лун Шанъин по ночам то и дело просыпалась и зачастую спросонок не понимала, где находится. У Го Жуйжэня постоянно болело сердце, и он спал по чуть-чуть. Ему хотелось отправиться в те места, где видели Го Юня. Чжан Тун боялся, что старик слишком распереживается и здоровье не выдержит, а потому без конца уговаривал не делать этого.

Спустя два дня вечером в редакцию снова позвонили. Газета напечатала запись телефонного разговора, не указывая фамилию звонившего:

«Я на все сто процентов гарантирую, что все, что расскажу, – правда, если захотите, то могу даже еще раз провести вас по этим местам.

Второго сентября в шестом часу утра Го Юнь – я уже потом в газете прочитал, что его зовут Го Юнь, – вышел из здания вокзала, в руках он нес плетеный мешок, дорожную сумку и красное пластиковое ведро, судя по всему, довольно тяжелые. Он потоптался у входа в метро D3 буквально пару минут, где с ним заговорили двое зазывал, но Го Юнь не отреагировал. Он направился к пешеходному мосту, чтобы добраться до автовокзала. На пешеходном мосту Го Юнь повстречал какого-то парня, у которого на груди висела табличка "Координатор пассажирских перевозок автовокзала" (сотрудники автовокзала сказали, что в их организации нет такой должности. – Примечание редактора), еще при нем было удостоверение с печатью, видимо, Го Юнь решил, что перед ним действительно сотрудник автовокзала. Я так понял, что эти ребята заодно и все они хэнаньцы. Они рядом с вокзалом зазывают клиентов как минимум лет пять-шесть. Тот парень посадил Го Юня в автобус № 269. А двое других зазывал зашли следом. Они втроем буквально сели Го Юню на хвост.

Примерно в десять минут седьмого я провожал одного пассажира, только что сошедшего с поезда, до перекрестка Чэбэй, чтобы посадить на автобус до Шэньчжэня, и оказался в одном автобусе с Го Юнем, мы с ним сидели друг за другом. Я учуял, что от вещей Го Юня исходил сильный аромат съестного, и спросил, что там. Го Юнь ответил, что везет гостинец из дома, местный деликатес. Я поинтересовался, откуда он, и он ответил, что из Гуйчжоу. А еще он добавил, что никогда не сталкивался с дурными людьми и не боится их. Мне он тогда показался обычным парнем, правда много повидавшим. А та троица за всю дорогу не проронила ни слова.

Примерно в половине седьмого Го Юнь вышел на остановке "Перекресток Чэбэй", и его преследователи тоже. В том месте останавливается очень много нелегальных автобусов, особенно рано утром, можно добраться до любого города в дельте реки Чжуцзян. Но в тот момент прохожих было мало, зато рядом болтался мотоциклист. Троица хэнаньцев усадила Го Юня в желтый нелегальный автобус, который следовал по маршруту до Дуньгуаня, в автобусе уже сидели двое других пассажиров.

По нашей внутренней договоренности, когда я привожу клиента водителю, он мне платит тридцать юаней. После того как Го Юнь сел в автобус, я услышал перепалку. Впоследствии оказалось, что эта троица разменивала деньги Го Юню и подсунула одну фальшивую купюру. Го Юнь – человек очень бдительный, он тут же обнаружил обман и потребовал, чтобы ему вернули деньги, громко заявив, что обратится в полицию. Зазывалы разозлились: «Ах, в полицию пойдешь! Тогда мы тебя прирежем!" Они все втроем накинулись на него, били руками и ногами. Го Юнь сопротивлялся, и тут один из парней вытащил нож, и тогда Го Юнь что есть мочи рванул прочь из автобуса, а эти трое его преследовали. Го Юнь прихватил только плетеный мешок, а остальные вещи так и остались в багажнике нелегального автобуса, их никак было не взять. Го Юнь тащил на спине плетеный мешок, и один из зазывал догнал его, свалил с ног и пнул со всей силы, затем подоспел и его напарник с ножом, но Го Юнь поднялся и побежал что было сил… Он поймал мотоциклиста, который ехал в сторону Танся. А что было дальше, вы уже знаете».

Чжан Тун прочел эту статью и засомневался, зачитывать ли ее старикам. Ему было горько понимать, что они очень ждут этих подробностей, но как старикам вынести этот ужасный рассказ и кровавые подробности?! Сердце затрепетало и заболело так, что и словами не выразить. Он припрятал газету, решил дождаться подходящего случая.

В тот день Го Жуйжэнь как раз спрашивал, нет ли в газете новостей о сыне. Звонил ли тот мотоциклист? Лун Шанъин спросила, выяснили ли, что то был за парень с зонтиком. Чжан Тун покачал головой и ответил, что ничего нового нет. Го Жуйжэнь добавил, что хочет попросить Ян Фули отвезти его в Тянся. Ян Фули – его второй зять, он на заработках в Кайпине. Он спозаранку выехал из Кайпина в Гуанчжоу, а когда Го Юнь погиб, именно Ян Фули первым опознал тело и пришел в полицейский участок заполнять необходимые бумаги.

Ян Фули приехал в одиннадцать. Они вчетвером сходили в ресторан пообедать. Лун Шанъин не хотела есть, попросила завернуть с собой. Когда вернулись в номер, она тут же легла. Вся эта суета и скорбь последних дней совершенно лишили ее сил. Го Жуйжэнь не стал подниматься и попросил Ян Фули отвезти его в Танся.

В автобусе № 224 было чисто, работал кондиционер. В полдень народу было не много, можно было устроиться поудобнее. По обеим сторонам от улицы Дафэнлу высились дома. Го Жуйжэнь сидел у окошка. В огромное окно автобуса было видно все по обе стороны дороги. Железобетонные высотки вырастали одна за другой, тридцатиэтажки и сорокоэтажки жались друг к другу – некоторые стеклянные, некоторые облицованы темно-красным мрамором, некоторые гладкие и сияющие, словно листовая сталь, белые-пребелые, белоснежные. Го Жуйжэнь не понимал, из чего они сделаны. От долгого разглядывания закружилась голова.

А некоторые дома только строились, они были затянуты огромной зеленой сеткой, рабочих внутри было не разглядеть, звуков Го Жуйжэнь тоже не слышал, но понимал, сколько приехавших из деревни парней прячутся там за сеткой и трудятся в поте лица. Некоторые односельчане из Хуанбаобао работали на стройках в Гуандуне. Все эти высотки построили крестьяне!

И тогда Го Жуйжэнь снова вспомнил о желании сына построить дом. Всей семьей целый год они трудятся не покладая рук, а даже одноэтажный домик себе позволить не могут. Почему же, когда приезжаешь в город, эти высотки растут как на дрожжах, яблоку негде упасть – сплошь многоэтажки, одна выше и элитнее другой, и вырастают словно бы без денег? Высотки тоже презирают бедных и предпочитают богатых!

Автобус въехал на круговую автомобильную развязку. Надо же, в этом городе даже дороги на уровне крыш, это сколько же денег нужно потратить! У них в Хуанбаобао все дороги сообща прорыли мотыгами и лопатами в желтоземе совершенно бесплатно. В последние годы все молодые крепкие парни из деревни поуезжали, дорога раскисла, даже нескольких человек, чтобы отремонтировать, и то не сыскать. Старикам и детям приходилось ходить по этой ухабистой дороге на базар и в школу, в дождливый день по уши в грязи, в ясный – с ног до головы в пыли. Однако кто же из тех, кто жалел денег, чтобы вернуться в Хуанбаобао, сам разбогател? Го Жуйжэнь не знал. Международный рынок заполонили продукты с низкой себестоимостью, которые производили в городах с опорой на дешевую рабочую силу, хозяева фирм считали прибыль, а братья-крестьяне терпели невзгоды.

Когда сынок поехал в город на заработки, то сначала испытывал радостное возбуждение, искал в городе карьерного развития, раз в два-три месяца звонил по телефону и не забывал рассказывать о будущих планах. Сын хотел найти свое место в городе. Он упорно осваивал технические знания, повсюду искал работу, хотел расти профессионально, возможно, даже перевезти родителей в город, чтобы и они попользовались городскими благами. Но это все мечты, в городе у человека душа ожесточается, ты посреди широченной улицы ползаешь и плачешь, а окружающие не обращают на тебя внимания. Если бы все это происходило в Хуанбаобао, разве были бы люди такими жестокими?

С одной развязки автобус снова съехал на другую, а потом спустился с высот на землю и оказался на улице Тяньхэлу. От этих поворотов у Го Жуйжэня голова пошла кругом. Он испугался: город такой огромный, и человек в нем пустое место. Внезапно он затосковал по родному дому. Он понял, почему сыну не хотелось обратно в город. Пусть Хуанбаобао и нищая деревня, но там дом, если у односельчан, независимо от возраста, что-то случается, то ему всегда придут на помощь. А в городе к кому обратишься? Сердце Го Жуйжэня исступленно колотилось. Два дня Го Жуйжэнь повсюду ходил за журналистом, не осмеливался ни слова сказать, ни шагу самостоятельно ступить. Этот город словно безграничное море – чуть зазеваешься и утонул.

Автобус остановился перед торговым центром «Тяньхэчэн», вышло много народу, но и зашло тоже много. На площади повсюду были люди, они копошились, как муравьи, занятые своими делами. Старик обратил внимание на фонтан, бивший вверх, а окружающие туда даже не смотрели.

Го Жуйжэнь вспомнил, что в первый вечер они тут уже проезжали. Если бы они были в деревне, то с наступлением темноты дома и не разглядишь. Как и горные пики, спокойно высившиеся за деревней, от них оставались лишь тени, а иногда тьма сгущалась так сильно, что и теней не видно. Вот что называется «вечер», вот что называется «темнота». А в Гуанчжоу вечер и белый день – одно и то же, в здании кругом огни, на улице красные и зеленые огоньки, словно нарисованные, а в воздухе, как туман, висит светящаяся пыль, да и стены тоже освещены. А еще ведь были и прожектора, которые озаряли лишь облака в небе. В Хуанбаобао тоже проведено электричество, вот только всем жалко им пользоваться, свет пораньше выключают и ложатся спать. Неудивительно, что сейчас повсеместно строят гидроэлектростанции, даже поля под них затапливают, перебрасывают электроэнергию с запада на восток[18]18
  Осуществление проекта транспортировки электроэнергии с запада на восток началось в июле 2001 г.


[Закрыть], а этой самой электроэнергией в городе народ освещает стены и облака. Жалко затопленных полей, ведь ту землю крестьяне унаследовали от предков!

Двадцать лет назад Го Жуйжэнь ездил в Ханчжоу, в те времена город был совсем не таким, на один фонарь больше по сравнению с деревней, не было такого расточительства, да и горожане не так явно отличались от деревенских жителей. И впрямь времена поменялись.

Они приехали в Танся. Вот и мемориальная арка. Вот та самая улица, по которой ползал Го Юнь: немного неровная, на углу гостиница. Движение в обе стороны, все кругом застроено, балкон на балконе, расстояние между ними меньше одного чи[19]19
  Чи – китайская мера длины, равная 33,3 см.


[Закрыть]. Это дешевое жилье, которое крестьяне построили, а теперь сдавали в аренду, – фактически деревня в черте города. Город бешено разрастается, несколько лет назад тут была настоящая деревня, а теперь ее со всех сторон обступили высотки. У крестьян не осталось полей для посева, приходится жить за счет сдачи жилья. Зато появилась масса свободного времени, заняться нечем, и они коротали дни, играя в карты на деньги. Эти домики – тесные, темные, влажные, грязные, и сдают их исключительно приезжим работягам, а еще здесь обитают проститутки, преступники в бегах и всякий сброд, занимающийся нелегальной деятельностью. Азартные игры, грабежи, убийства, наркотики и проституция – все это процветает в темноте. А по улице снуют туда-сюда люди, словно бы ничего и не происходит, а о том, что случилось вчера, сегодня уже забывают.

Го Жуйжэнь нашел дежурку рядом с рынком, хотел лично расспросить сотрудников отдела по охране правопорядка о случившемся. Коротко стриженный молодой парень спросил, кто ему нужен, на что Го Жуйжэнь ответил, что он отец Го Юня и хотел поговорить о событиях второго сентября. Парень переспросил:

– Го Юнь? А кто это? Я такого не знаю.

Он уточнил у другого сотрудника в сине-черной форме, а тот целых две минуты смотрел в упор на старика и ничего не сказал. Го Жуйжэнь не намерен был отступать, он спросил еще одного проходившего мимо сотрудника. Тот оказался весьма любезен:

– Простите, я не знаю отца Го Юня, не знаком с ним.

Го Жуйжэнь пояснил:

– Я и есть отец Го Юня.

Сотрудник смерил его взглядом:

– Кто может подтвердить это?

Вопрос поставил Го Жуйжэня в тупик. А ведь и правда, кто может подтвердить, что он – это он? В деревне Хуанбаобао если представляешься, то никто не сомневается. А сейчас кто он? Го Жуйжэнь подумал про домовую книгу, но не привык постоянно носить ее с собой. Он не понимал, что город отличается от деревни. В городе люди подтверждают свою личность документами. Нет документов – и ты никто. Го Жуйжэнь ткнул пальцем в Ян Фули, сказал, что это его зять, он и может подтвердить. Сотрудник отдела по охране правопорядка терял терпение:

– А я откуда знаю, что он ваш зять? Все, хватит вопросов. Уходите!

Го Жуйжэнь в толпе людей, заходивших и выходивших из рынка, внезапно ощутил себя ужасно странно. Ему никогда не приходилось испытывать подобного одиночества в толпе. Ноги обмякли, но он отправился на поиски упомянутого в статье «ларька». Он подумал, что, наверное, речь шла о лавочке. Раз Го Юнь покупал там минералку, то точно лавочка. Лавочек кругом было превеликое множество, и он не знал, какая нужна, поэтому подошел к первой попавшейся, где продавали минералку, потоптался перед прилавком, кашлянул, а потом важно спросил у женщины средних лет, торчавшей в лавке:

– Скажите, несколько дней назад вы видели человека, который вон там звал на помощь?

Женщина как раз обслуживала покупателя и проигнорировала Го Жуйжэня. Он снова набрался смелости и повторил вопрос. Женщина отсчитала сдачу, а потом повернулась к нему:

– Что хотите купить?

Го Жуйжэнь ответил:

– Хотел кое о чем узнать. Несколько дней назад вы видели человека, который вон там звал на помощь?

Женщина переспросила:

– На помощь звал? Да тут куча народу на помощь зовет. Я продаю товары, а если ничего не хотите покупать, так ступайте в другое место.

Го Жуйжэнь задержался еще немного, хотел было сказать, что речь про молодого человека, который скинул с моста девочку, но язык не поворачивался такое вымолвить. В глубине души он надеялся, что это сделал кто-то другой. Пока он мялся, женщина начала обслуживать очередного покупателя.

Го Жуйжэнь смотрел на грубый асфальт улицы и словно бы видел сыночка Юня, который с трудом, шаг за шагом двигается вперед. Он плачет, вся спина в синяках от побоев, кровь капает на твердый и холодный асфальт, он ужасно напуган, ему очень больно, он одинок, а люди на улице, как и сейчас, движутся сплошным потоком, словно ни в чем не бывало, занятые только собой, бегут куда-то и торопятся по делам. Он впадает в истерику, и чем дальше, тем больше люди считают его безумцем и избегают, боятся навлечь на себя неприятности. Рядом с рынком много кто ползает на карачках, плачет и просит денег, все давно уже привыкли. А сын в исступлении кричит: «Я и после смерти вам спуску не дам!»

Го Жуйжэнь мысленно увидел растерянный, безумный, горящий огнем взгляд сына. В нем читались зависть, гнев и ненависть. Го Жуйжэнь горестно закрыл глаза. Сыну в конце концов приходится сделать тот шаг, он пытается перебороть себя, дрожит всем телом… денег нет, надежды создать семью и начать свое дело растаяли, жизнь висит на волоске, а на оживленной улице никто не протянул руку помощи, перед сыном предстал безумный мир – мир, живущий по принципу «или ты, или тебя», одинокий мир, который тебя губит… Го Жуйжэнь тоже невольно задрожал всем телом, он медленно брел по той дороге, где полз его сын, боялся идти быстро, поскольку хотел вместе с сыном преодолеть этот самый трудный и утомительный в его жизни путь. Двести метров, а сын плакал тут и кричал больше часа! Он вспомнил, как вернулся из Ханчжоу и двухлетний сын с перепачканными глиной ручонками бросился к нему, споткнулся по неосторожности о порог и упал. Го Жуйжэнь тут же заключил его в объятия, гладил и успокаивал: «Сыночек, сыночек», а сердце сжималось от боли. Тогда вся семья жила вместе, пусть и трудно им было, зато как уютно. А теперь истекающий кровью сын ползал по грязному шершавому асфальту, жалобно рыдал, словно был один в горном диком краю, никто не спас его, и Го Жуйжэнь тоже не смог спасти. Он был дома, он стар, он не понимал, что да как тут в городе. Старческие слезы текли по лицу. Он понял, почему сын выбрал такой диковинный способ – лечь на спину на землю, лицом к людской толпе, и ползти на спине, отталкиваясь локтями и ладонями. Парень отчаялся, потерял всякую опору, его никто не мог защитить, и Го Юнь чувствовал себя в безопасности, лишь прижавшись спиной к земле; только так никто не мог ударить его в спину, лишь на землю можно опереться. Слишком часто он видел, как удар наносят исподтишка. Он лег, чтобы на него обратили внимание. Гнавшиеся за ним мерзавцы не смогут действовать под пристальными взглядами толпы, а он понимал, что уже не в состоянии сопротивляться этим злодеям. Го Юнь кричал, надеясь, что его спасут. Он чувствовал, что преступники наблюдают за ним, стоя неподалеку, ухмыляются, выжидают… После часа плача кровавыми слезами и криков он полностью отчаялся, потерял надежду на собственную жизнь, разочаровался в обществе. А от отчаяния сделал шаг к гневу и бешенству, причем настолько сильному, что он уже не мог сдерживаться, и это состояние довело его до крайности…

Го Жуйжэню хотелось бы уговорить сына не трогать девочку, у малышки даже собственных игрушек не было, приходя в магазин, она каждый раз лишь гладила игрушки на прилавке – такой же несчастный ребенок!

Го Жуйжэнь с мокрым от слез лицом медленно брел, как серьезно больной человек, уставившись себе под ноги. Шаги стали тяжелыми, будто ноги налились свинцом. Прохожие с любопытством поглядывали на старика, возможно, некоторые принимали его за сумасшедшего, другие – за больного, третьи, видя его несчастный вид, наверное, думали, что у старика случилась какая-то беда… Но никто, ни один человек не замедлил шаг. Проявить заботу о незнакомце в городской суете весьма опрометчиво.

Старик медленно брел, слегка прихрамывая, он чувствовал, что этот отрезок пути принадлежит им обоим, отцу и сыну, он представлял те муки, что испытывал сынок, ползком преодолевая каждый сантиметр и хотел разделить эту ношу. Он в большом долгу перед сыном и таким способом оплакивает его и высвобождает душевную боль.

На другой день Чжан Тун нашел газету, где целый разворот посвятили репортажу с похорон хунаньской девочки. «На похороны по собственной инициативе пришло большое количество горожан, чтобы проводить бедняжку в последний путь; один человек принес плюшевого мишку, и работники морга положили игрушку рядом с девочкой. Еще один горожанин подарил две тряпичные куколки-талисмана. Многие хотели сделать пожертвование родителям малышки. Девочка успела один день сходить в детский сад, воспитательница вместе с родителями и коллегами собрали тысячу юаней, чтобы хоть так выразить сочувствие, и, подарив деньги родителям девочки, женщина не выдержала и за стенами зала для прощаний горько разрыдалась. Некоторые родители принесли венки. На похороны привели одну четырехлетнюю девочку, родители которой тоже приехали на заработки в Гуанчжоу. Пришел восьмидесятиоднолетний дедушка по фамилии Чжан, страдающий от рака, но и он хотел пожертвовать деньги. А раньше всех пришел один сокращенный работник, проживавший в районе Чиган. Всего более сотни человек, и среди них много тех, кто приехал на заработки, что очень тронуло семью Жэнь.

Девочка лежала в стеклянном гробу, одетая в розовый костюмчик. Это отец купил любимой доченьке последний в ее жизни наряд. Лицо малышки припудрили розовой пудрой, а в ножки положили большой букет хризантем. На фотографии девочка была одета в маечку в цветочек и розовые брючки, в руках малышка держала цветок и ослепительно улыбалась в лучах летнего солнца.

Родители девочки, обе бабушки и тетка рыдали в голос. Жэнь Чуань причитал: "Девочка моя, очнись! Ты знаешь, как папа тебя любит?! Ты в тот день поцеловала маму, а папу почему не поцеловала?! Знаешь, как сильно папа тебя любит? Почему ты не откроешь глазки и не посмотришь на папу? Папа правда тебя любит! Если бы в тот день папа не пошел на работу, а отвел бы тебя гулять, как обещал, то с тобой бы ничего не случилось!"

Девочку воспитывала в хунаньской деревушке ее бабушка по материнской линии. Бабушка перед гробом спела хунаньскую песню и прочла молитву об упокоении души. Пожилая женщина запиналась после каждого слова, мелодия была очень грустной, и она пела так, что прямо сердце разрывалось…»

Когда Чжан Тун дочитал репортаж с похорон, то тоже залился слезами. Они не смогли решить, нужно ли их семье пойти на похороны малышки. Им хотелось проводить бедняжку в последний путь, но они боялись, что родители девочки сорвутся и может произойти невесть что. Однако семья девочки очень удивилась, что из семьи Го на похороны не пришел ни один человек, и еще сильнее их возненавидела.

Чжан Тун нашел на другом развороте еще одну статью, имеющую отношение к Го Юню. Один журналист связался с тем самым зазывалой, что звонил в редакцию, и вместе с ним еще раз проехался по маршруту Го Юня. А после было напечатано мнение читателя, который сомневался в достоверности сведений, предоставленных свидетелем, ведь за такую информацию редакция платила деньги, кроме того, свидетель подставлял себя и коллег по цеху.

Дальше шло объяснение самого зазывалы. Он сказал, что зазывает пассажиров на вокзале уже много-много лет, но всего лишь берет долю у водителей нелегальных автобусов, отродясь не сделал никому ничего худого и всегда поступал по совести. Го Юнь совсем молоденький, приехал в Гуандун на заработки, а в итоге лишился жизни, очень и очень жалко. Промолчать – это пойти против совести. Только потому он и разоблачил своих же коллег, которые в погоне за деньгами сгубили чужую жизнь.

Чжан Туну показалось, что этому человеку нельзя до конца верить, сейчас народ запросто истории сочиняет. Но полиция никак не отреагировала, а ведь это какая-никакая зацепка. Остается придумать, как рассказать старикам. Страшновато, хотя их тревога уже бесполезна, сына-то не вернешь, но они все равно будут горевать. Нужно поразмыслить, как им преподнести.