Текст книги "Времена и нравы (сборник)"

Эти три мысли успокоили его, сильно нахмуренные брови наконец расслабились. Он вспомнил, что в четыре часа должен идти на родительское собрание в школу к сыну Чжао Тяньи.

Обычно на собрания ходила его жена, Ду Мэй, сам Чэнь Цзэво никогда на них не бывал, он даже не знал, в какой именно группе первых классов учится его сын. А сейчас жена в командировке и вернется лишь во второй половине дня и на собрание не успеет. Чэнь Цзэво вообще не хотел идти на собрание, но сын, услышав, что никого из его родителей там не будет, заплакал, и сердце Чэнь Цзэво смягчилось:

– Пойду, как можно не пойти?

Услышав, что отец все-таки пойдет, мальчик начал прыгать от радости. Он сказал, что Лю Шиши, которая сидит впереди, всегда говорит, что ее папа самый красивый. Но он не согласен, ведь это его папа самый красивый. На прошлом собрании они договорились, что на следующем собрании попросят отцов прийти, а они посмотрят, чей отец красивее. На прошлом собрании Чэнь Цзэво не присутствовал, и Лю Шиши застыдила его, мол, его отец испугался сравнения, поэтому не пришел.

– В этот раз надо обязательно ей доказать, что именно мой отец самый привлекательный!

Чэнь Цзэво погладил сына по голове и улыбнулся:

– Такие маленькие и уже сравниваете отцов. Обычно люди меряются тем, чей отец круче, а вы – чей красивее.

– Если сравнивать, чей отец круче, то тут нам не победить…

В ответ судья Чэнь Цзэво промолчал. Школа, в которой учился сын, была лучшей в городе. Чтобы попасть туда в уже сформированный класс, надо было заплатить сто тысяч юаней. Среди одноклассников сына были дети высокопоставленных чиновников и богачей. А он – всего лишь какой-то заместитель начальника.

Сын у Чэнь Цзэво родился довольно поздно, когда ему был тридцать один год. В городе этот возраст не считался слишком большим, в отличие от его родного уезда. Для Чэнь Цзэво сын был сокровищем. Жене он говорил, что нельзя, чтобы у сына была плохая стартовая позиция. Но жена была не согласна, она считала, что детство сына должно быть радостным, счастливым и ничем не стесненным. Ду Мэй была против того, чтобы Чэнь записывал сына то на одни занятия, то на другие. В этом вопросе их позиции были диаметрально противоположными, и они никак не могли договориться. Жена выросла в городе, в обеспеченной семье, после окончания университета ездила на стажировку за границу, а после возвращения на родину ее распределили в издательство. Она была моложе Чэнь Цзэво, но два года назад получила место начальника отдела городских новостей. Она была известным журналистом на хорошей должности. Ее жизнь текла гладко и успешно, условия ее жизни предопределили то, что она не могла понять те трудности, с которыми столкнулся крестьянский сын Чэнь Цзэво, чтобы вырваться из деревни. К тому же все это Чэнь Цзэво получил незаконным способом, и это лежало камнем на его душе, который давил так, что не продохнуть, и о котором нельзя рассказать. Он говорил Ду Мэй, что человеческую жизнь можно сравнить с подъемом в гору. Некоторые люди с самого рождения уже находятся на пике, другие карабкаются наверх с горного склона, но больше всего людей начинают путь к вершине со дна горного ущелья. Ду Мэй возражала:

– Почему жизнь похожа на подъем в гору? Почему обязательно надо стремиться к самому верхнему пику? Ведь можно же хорошо жить и на дне ущелья, там тоже прекрасный пейзаж! В жизни главное – сам процесс.

А Чэнь Цзэво на это отвечал:

– Легко тебе говорить. Если бы ты пожила на дне ущелья, то поняла бы.

Благодаря взглядам Ду Мэй, их сын рос психически здоровым ребенком, его счастье и здоровье были на первом месте. А Чэнь Цзэво надеялся, что сын будет на голову выше всех остальных. У него была одна мысль, которой он не осмелился бы поделиться с женой: он сам добился так называемого успеха благодаря методам, о которых нельзя рассказать, но надеется, что сын добьется в этой жизни всего, что заслужил, своими собственными усилиями.

Чэнь Цзэво пораньше ушел с работы и приехал в школу, где учился сын. Сначала он нашел аудиторию, в которой учатся первые классы, затем спросил учителя, в какой группе учится Чжао Тяньи. Учитель поинтересовался:

– Вы пришли на родительское собрание?

– Да.

На лице учителя отразилось презрение:

– И вы не знаете, в какой группе учится ваш ребенок?

Чэнь Цзэво смутился:

– Я много работаю, обычно жена ходит на собрания.

Учитель сказал ему, что сын учится в третьей группе первого класса. Когда Чэнь Цзэво нашел нужный класс, собрание еще не началось, но уже было немало родителей, которые сидели рядом со столами своих детей, придвинув скамейки. Чэнь поискал глазами сына, но тот увидел его первым, вскочил и крикнул:

– Пап, я здесь!

Когда Чэнь Цзэво подошел, его сын громко сказал:

– Лю Шиши, смотри, мой папа пришел!

Девочка по имени Лю Шиши высокомерно выпятила губки и смерила судью взглядом, всем видом показывая, что тут и смотреть не на что:

– Твой отец такой тощий, он не такой красивый, как мой!

Чжао Тяньи сказал:

– Вот придет твой отец, пусть другие решат, кто из них красивее!

Чэнь Цзэво гладил сына по голове, то бледнея, то краснея:

– Ну разве так можно? Вам бы следовало соревноваться, чьи оценки лучше!

Пока он это говорил, Лю Шиши вскочила. В класс вошел мужчина, и она повернулась к Чжао Тяньи:

– Хм! Вот и мой папа!

При виде вошедшего сердце Чэнь Цзэво упало, он пришел в замешательство. Отец девочки подошел, взял ее за руку и, увидев Чэня, засмеялся и сказал:

– Цзэво, ты тоже пришел на родительское собрание?

Чэнь Цзэво ответил:

– Начальник Лю, это ваша дочка? Такая милая! – Потом добавил: – Вы лично ходите на собрания!

– Дочь приказала, чтоб сегодня обязательно пришел, потому что она будет с одноклассником меряться, чей папа красивее. Я не посмел не явиться.

Лю Шиши произнесла:

– Пап, он и есть отец Чжао Тяньи! Это он будет с тобой соревноваться, кто красивее!

Начальник Лю расхохотался:

– Естественно, он красивее!

Чэнь Цзэво покраснел:

– Начальник Лю…

Тот ответил:

– Цзэво, здесь у нас один статус – родители.

Затем спросил:

– Твоя фамилия Чэнь, а у сына – Чжао. У него фамилия матери? Насколько я помню, твою жену зовут Ду Мэй, она ведущий журналист ежедневной газеты «Наньго».

Чэнь Цзэво пришел в замешательство:

– У меня фамилия моей матери, а сыну я дал фамилию своего отца.

В этот момент вошел учитель. Оба мужчины уселись и начали его слушать.

Пока шло собрание, сгустились сумерки. Чэнь Цзэво попрощался с начальником Лю и вышел вслед за ним. По пути домой сын выглядел недовольным:

– Ну ты же явно красивее отца Лю Шиши!

Чэнь Цзэво сказал ему:

– Следует быть поскромнее. Скромность – это добродетель.

Ду Мэй уже была дома, когда они вернулись домой, а няня приготовила еду. Чэнь Цзэво спросил жену, успешно ли прошло интервью. Он переживал за нее и поэтому произнес:

– Ты же уже начальница! Такие дела нужно было поручить кому-нибудь из молодых подчиненных.

Ду Мэй ответила, что она брала с собой молодого журналиста, но тема серьезная, поэтому она решила взяться за нее сама.

– Я за твою безопасность волнуюсь! – сказал Чэнь Цзэво.

От такого его беспокойства на душе у Ду Мэй стало тепло. Они познакомились на работе. Тогда Чэнь Цзэво первый раз выступал в роли председательствующего судьи, а дело вызвало немало споров в обществе. Ду Мэй же была ведущей журналисткой отдела городских новостей и приехала на суд, чтобы потом взять у него интервью. Именно так начались их отношения. Надо сказать, что Ду Мэй первая пригласила Чэнь Цзэво на свидание, потом – второй раз, после чего сказала ему:

– Ни одно дело не следует делать больше трех раз. Я уже дважды приглашала тебя, в следующий раз – твоя очередь.

Так и произошло. При встрече они много обсуждали самые актуальные новости. Ду Мэй долго занималась социальными проблемами и немало повидала трудностей и невзгод низших слоев общества, с которыми она никогда до этого не сталкивалась. Она выросла в семье начальника. Ее мать работала в правительственном учреждении на невысокой должности, на пенсию она ушла, будучи начальницей отдела. А вот отец до сих пор был большим начальником. Знания о трудностях жизни Ду Мэй черпала из книг, она и не предполагала, что реальность превзойдет ее воображение. Поэтому она, горя энтузиазмом, подбадривала обиженных и пострадавших, призывала всех помогать им. Ее эмоциональная позиция была похожа на позицию выросшего в деревне Чэнь Цзэво. Кроме того, он изо всех сил старался быть хорошим судьей, так как нес на себе груз вины. Чем больше они с Ду Мэй общались, тем больше понимали, насколько они похожи по характеру, и постепенно полюбили друг друга. Когда их чувства уже нельзя было скрыть, Чэнь Цзэво впервые отправился на встречу с будущими тестем и тещей. Мать Ду Мэй была против того, чтобы дочь выходила замуж за деревенского парня, а отец спросил, что ей нравится в ее избраннике. Ему казалось, что Чэнь Цзэво слишком сдержанный и осмотрительный, поэтому никогда не совершит ничего выдающегося. Ду Мэй ответила, что ей нравится, что у Чэня есть представление об искуплении. У китайцев редко встречаются мысли о прощении, а у него они есть. Поэтому ей кажется, что он – человек глубокий, обладающий чувствами, и он достоин ее любви. Отец попросил ее привести пример, чтобы пояснить свои слова. Она рассказала, как однажды делала репортаж о старике, который упал на дороге, потому что закружилась голова, и никто из прохожих не подал ему руки, не помог подняться, и даже в полицию или по номеру 120 не позвонили. Таким образом, было упущено драгоценное время, и старик умер. В своей колонке Ду Мэй начала общественное обсуждение этого случая. Многие ученые, известные и простые люди выразили свое осуждение такого безразличия. Ду Мэй брала по этому вопросу интервью и у судьи Чэнь Цзэво. Он же считал, что хотя безразличие и нельзя прощать, но ни у кого нет права осуждать тех прохожих, потому что каждый из нас в определенных обстоятельствах может стать одним из них. Поэтому у нас нет причин с высоты своей морали порицать других, делая вид, что к нам это не имеет отношения, просто нам повезло больше, чем тем прохожим, и все. Ду Мэй сказала, что была потрясена этими словами. До этого она считала, что если бы оказалась среди тех прохожих, то точно протянула бы руку помощи старику, но Чэнь Цзэво ответил, что это – всего лишь ее предположение. Он предложил ей почитать книгу американского философа Джона Дьюи «Человеческая природа и поведение», в которой как раз и говорится о подобной «моральной удаче»[32]32
  Моральная удача (Moral luck) – термин, введенный в современную философию Томасом Нагелем и Бернардом Уильямсом. Они подчеркивали эмоциональную природу мотивации поступков людей. Так, например, стыд и угрызения совести являются моральными реакциями человека на возникающие ситуации, в которых он участвует. Моральные чувства зависят от ситуации: одни и те же поступки могут вызывать у совершившего их человека стыд и угрызения совести, а могут не вызывать – все зависит от того, насколько «повезет» ему с внешними обстоятельствами.


[Закрыть]. Отец Ду Мэй смотрел на одухотворенное лицо дочери, выражавшее гордость, когда она рассказывала ему все это, и понимал, что она сильно любит Чэнь Цзэво. Тогда он сказал, что уважает выбор дочери.

Строго говоря, это была первая любовь Чэнь Цзэво. Во время учебы в университете он не осмеливался заводить отношения, так как чувствовал себя воришкой и боялся, что его тайна будет раскрыта, поэтому вел замкнутую жизнь. В магистратуре он прилежно учился, пытаясь избавиться от тени прошлого. Когда он встретил Ду Мэй, ее активность заставила его наконец почувствовать, что такое любовь, а после создания семьи он стал потихоньку забывать о том, что случилось когда-то давно. Его отец умер, когда он еще учился в магистратуре, на родине не осталось никого, только дядя. После свадьбы Ду Мэй один раз ездила с ним к нему на родину. Это был праздник Цинмин[33]33
  Праздник поминовения усопших. В этот день принято ездить на могилы своих предков, приносить туда цветы, пищу и любимые вещи умерших, зажигать курительные палочки, жечь «жертвенные деньги».


[Закрыть], и они убирали могилы родителей Чэнь Цзэво. Так как он вернулся домой, как говорится, «в парчовых одеждах», добившись успеха, родственники поочередно приглашали его на обед. Ду Мэй все удивлялась, почему у них у всех фамилия Чжао, а муж объяснил ей, что он взял фамилию матери. После этого они в деревню больше не ездили. Чэнь Цзэво не осмеливался, ведь он знал, что его жена – идеалистка, каких редко встретишь в современном обществе, и если она узнает о его прошлом, то последствия будут непредсказуемыми.

Но чем больше чего-то боишься, тем больше вероятность, что это случится. За ужином Ду Мэй внезапно заговорила о деле торговца Чэнь Цзэво. Она слышала, что прокуратура уже выдвинула обвинение, и спросила, кто будет председателем на суде и когда он состоится, так как она собирается на нем присутствовать. Муж невнятно ответил, что еще не знает всех деталей, и добавил:

– Ты даже во время еды говоришь о работе! Не устала за эти дни? Давай лучше расскажу кое-что интересное!

И поведал ей, как их сын мерялся красотой отцов с одноклассницей. Ду Мэй смеялась до слез. Однако тему ему сменить не удалось. Отсмеявшись, жена снова заговорила про дело об убийстве. Чэнь Цзэво сказал:

– Таких дел великое множество, все произошло уже давно, что же ты до сих пор все о нем думаешь?

Ду Мэй серьезно ответила:

– Раз ты так говоришь, то мне придется преподать тебе, великому судье, один урок. Сколько уже за эти годы было новостей, которые поначалу вызывали пристальное внимание всех СМИ, а по прошествии какого-то времени и люди, и СМИ переставали ими интересоваться, и они так и оставались незавершенными, а потом постепенно стирались полностью из памяти. Я уже говорила коллегам, что, вместо того чтобы гоняться за разными новостями, а потом их бросать, лучше взять одну и проследить ее от начала и до конца.

– Мне тебя не переспорить, – ответил Чэнь Цзэво.

– Ты не меня, ты здравый смысл не можешь переспорить. К тому же я не могу отбросить эту новость, потому что преступник носит то же имя, что и ты, и родились вы в одном уезде. Глядя на него, я все время думаю о тебе. Вы оба родом из деревни. Ты получил образование и изменил свою судьбу, но если бы не смог продолжить учебу, то, возможно, у тебя была бы такая же судьба. Мне кажется, можно раскрыть эту новость именно с этой позиции.

От этих слов холодный пот потек по спине Чэнь Цзэво. К счастью, Ду Мэй не стала развивать эту тему.

На следующий день Чэнь Цзэво сразу, как пришел на работу, отправился к начальнику и объяснил ему, что ему как-то не по себе быть судьей на процессе у человека с абсолютно такими же именем и фамилией. Начальник ответил, что полностью его понимает, но решение о том, кто будет судьей, принимает не он, а партийная ячейка на собрании. Чэнь Цзэво сказал, что опасается, как бы журналисты, узнав о том, что судья Чэнь Цзэво будет судить торговца Чэнь Цзэво, не превратили серьезное дело в фарс. Потом он добавил:

– Кроме того, этот торговец родом из того же уезда, что и я. Боюсь, что они начнут строить пустые домыслы.

На это начальник ответил:

– Ничего страшного! Как человек, у которого тело выпрямленное, не боится, что тень будет кривая, так и порядочный человек не боится клеветы. Людей с одинаковыми именами много, – тут он привел пример: – возьмем, на пример, мое имя – Чжан Хуэй. В стране если не десять, то как минимум тысяч семь-восемь человек с таким же именем. У нас в суде как-то рассматривалось дело смертника по имени Чжан Хуэй. А уж людей из одного уезда и того больше! Вы же не родственники, так чего тебе бояться?

Начальник взглянул на него, и в этот момент Чэнь Цзэво показалось, что взгляд этот непривычно острый и словно пронизывающий его насквозь. Чэнь поспешно сказал, что, естественно, он ничего не боится, просто не хочет для их суда дополнительных хлопот и неприятностей. Начальник заверил его, что внесет предложение, но выразил недовольство такой привередливостью Чэнь Цзэво. Увидев настроение начальника, Чэнь не стал больше ничего говорить. Изначально он думал, что это не большое дело, всего лишь надо поговорить с начальником, дать ему подходящие разъяснения, и судью поменяют, так как все равно, кто ведет процесс. Он и не думал, что такое обычно легкое дело натолкнется на препятствия. Незадолго до окончания рабочего дня позвонил начальник и велел явиться на следующее утро на заседание, чтобы объяснить свою позицию, потому что остальные начальники тоже не видят такой необходимости менять судью, ведь к тому же у каждого судьи на руках огромное количество дел. Чэнь почувствовал, что перспективы его темны и неясны. Он никак не мог понять, почему начальник в таком маленьком деле не хочет ему помочь. Выкурив две сигареты, он понял: на таком суде тяжело председательствовать. К этому делу приковано повышенное внимание со стороны общества, и на одной чаше весов – воля народа, а на другой – давление со стороны полицейского управления. Раз это дело попало ему в руки и весомых причин уклоняться от него нет, то, конечно, нет и причин менять председательствующего судью. Чэнь Цзэво достал дело торговца, но никак не мог сконцентрироваться. При взгляде на отпечатки пальцев в качестве подписи на показаниях подсудимого в его голове всплывала картина того, как его самого уводят в наручниках на допрос.

Чэнь Цзэво достал из папки фотографии торговца, снятые во время предварительного слушания. Одна – анфас, вторая – в профиль с левой стороны, третья – с правой стороны, все они сделаны на фоне линейки с указанием роста. Судья Чэнь Цзэво внимательно рассматривал его: торговец Чэнь Цзэво был худым мужчиной с темной кожей, глубокими глазными впадинами и небритым лицом, он не выглядел как сорокалетний мужчина, казалось, что ему уже за шестьдесят. Такие лица были ему хорошо знакомы, ведь это было типичное лицо китайского деревенского жителя, в его родной деревне такие лица были у всех его двоюродных братьев и дядей, и у отца когда-то было такое же лицо. На нем отражались тяготы жизни и бедность, но в то же время железная твердость. Но такое лицо было чужим для судьи Чэнь Цзэво. Глядя на него, он пытался вспомнить годы, когда они были в одной параллели. Торговец Чэнь Цзэво учился в первой группе, сейчас в школах часто формируют такие классы для лучших учеников, и тогда там тоже были собраны ученики с самыми выдающимися результатами. Это был коллектив, который учителя готовили к поступлению в университеты. А нынешний судья Чэнь Цзэво, в то время – Чжао Чэн, если судить по успехам в средней школе, учился несколько хуже и был в третьей, обычной группе. Мама Чжао Чэна потребовала, чтобы ее брат, Чэнь Гэнъинь, перевел сына в первую группу, но тот отказался, сказав, что Чжао Чэн будет отставать от других учеников той группы, чем заставил племянника почувствовать свою неполноценность и подорвал его стремление учиться. Дядя еще говорил, что, чем быть худшим в сильной группе, лучше быть самым лучшим в обычной. Даже пословица такая есть: «Лучше быть головой курицы, чем хвостом феникса». Хотя они учились в разных группах, но в последний год обучения пересекались несколько раз. Нельзя сказать, что их связывали дружеские отношения, но через столько лет Чжао Чэн – ныне судья Чэнь Цзэво – до сих пор помнил настоящего Чэнь Цзэво, симпатичного и молчаливого юношу, помнил все их немногочисленные встречи. Самым ярким воспоминанием была их поездка во время обучения в первом классе старшей школы на районный конкурс сочинений, где они представляли их школу № 1. Они вместе ездили в древний город, в котором проводился конкурс, и ходили смотреть на городскую стену, напоминавшую Великую Китайскую стену. За день до конкурса все ребята из их школы отправились в парк, где развернула свой шатер цирковая труппа, среди участников труппы был мастер цигуна, который во время представления поднимал ведра с водой при помощи век. Ученики увидели рекламное объявление и собрались идти, но одно представление стоило целых два юаня, поэтому Чжао Чэн и Чэнь Цзэво пожалели денег и не пошли. Остальные трое ребят заплатили по два юаня и пошли смотреть представление, а они остались ждать снаружи. Они молча сидели на камнях у озерца. Так прошло двадцать минут, и тут вышли те, кто пошел смотреть на мастера, который может поднять ведра с водой при помощи век. Чэнь Цзэво сказал:

– Время уже не раннее, если надолго задержимся, учитель будет ругаться.

И все пятеро отправились назад. По дороге те, кто смотрел представление, в ярких красках возбужденно рассказывали, насколько удивительный и чудесный цигун показал мастер, поднимавший воду. У выхода из парка они увидели толпу, которая на что-то с интересом взирала. На этот раз платить было не надо, и все пятеро втиснулись в самую гущу народа. Оказалось, что там выступают десятилетний мальчик и девочка, которой на вид было лет семь-восемь. Мальчик взял в правую руку острый нож и воткнул в запястье левой руки, брызнула кровь, по лицу было видно, как ему больно. Девочка достала лекарство в виде порошка, быстро втерла в рану, мальчик вынул нож, и она платком перевязала запястье. Девочка взяла поднос, чтобы зрители клали на него деньги. В одно мгновенье толпа рассосалась, осталось лишь несколько человек. Чжао Чэн с другими учениками собрался уходить, но увидел, что Чэнь Цзэво замер на месте. Чжао Чэн потянул его за руку со словами: «Пойдем!» – но тот внезапно вытащил из кармана пять мао[34]34
  Мао — одна десятая часть юаня.


[Закрыть] и положил на поднос девочки. В его глазах стояли слезы. На обратном пути он не проронил ни слова. На протяжении многих лет эта картина постоянно всплывала в памяти тогдашнего Чжао Чэна – нынешнего Чэнь Цзэво. За четыре года обучения в университете он бесчисленное количество раз по ночам вспоминал того деревенского Чэнь Цзэво и слезы в его глазах. Учась в магистратуре, он тоже вспоминал Чэнь Цзэво, хотя уже и не помнил, как именно тот выглядел, но помнил его слезы настолько отчетливо, что стоило закрыть глаза, как они тут же вставали перед его мысленным взором. Уже ставший судьей Чэнь Цзэво, глядя на деревенских работников, нет-нет да и вспоминал настоящего Чэнь Цзэво, его смутный образ и слезы в его глазах. Сейчас судья смотрел на фотографию и не видел больше в глазах Чэнь Цзэво слез… В этих глазах была лишь пустота.

Растерянность. Всего лишь растерянность.

Судья Чэнь Цзэво глубоко вздохнул. Он подумал: «Столько лет прошло, сможет ли он узнать меня?» Когда они встретятся в суде, узнает ли он в человеке в величественной судейской мантии, сидящем на месте председателя, своего бывшего знакомого из параллельной группы? И если узнает, то что скажет? Но, возможно, и не узнает. За двадцать лет они оба слишком изменились. Если бы судья Чэнь Цзэво встретил на улице торговца Чэнь Цзэво, то ни за что не признал бы его. «Не сможет он меня узнать», – подумал судья. Но когда он узнает, что председатель носит то же самое имя, разве не зародится у него подозрение?

Судья Чэнь Цзэво посмотрел на торговца на фото; внезапно он увидел, как глаза Чэнь Цзэво на фотографии словно ожили, в них уже не было растерянности и пустоты – они светились пронизывающим холодом. Он выронил фотографию из рук, и она упала на стол. Прошло какое-то время, прежде чем он убедился, что у него просто зарябило в глазах. Он снова взял фото и вгляделся в глаза Чэнь Цзэво. Они действительно не двигались, но когда он, успокоившись, уже клал фото в папку с делом, вдруг увидел, как насмешливо шевельнулись уголки рта другого Чэнь Цзэво, ему даже послышался холодный смех. В этот раз он приказал себе успокоиться и твердым взглядом посмотрел на фото; он держал его в руках до тех пор, пока фотография опять не стала нормальной: глаза человека на ней больше не двигались, а рот не искривлялся в насмешливой улыбке. Убедившись, что это просто безжизненная фотография, Чэнь Цзэво убрал ее обратно в папку с делом, а саму папку запер в шкаф для документов. Он снова закурил. Ни в коем случае нельзя быть председателем на этом процессе, думал он, эти двадцать лет он все время беспокоился, упорно учился, усердно работал, стараясь получить все, что сейчас имеет, нельзя допустить, чтобы все оказалось напрасным. Он и представить не мог, что пережил в своей жизни торговец Чэнь Цзэво. Только вот как отказаться вести это дело? Он погрузился в горестные раздумья. Ему в голову даже пришла мысль самому создать какую-нибудь непредвиденную ситуацию, например автокатастрофу. Но кто мог гарантировать, что катастрофа будет такой удачной, что он получит именно те раны, какие надо?

Он еще не придумал никакого выхода из сложившейся ситуации, когда Ду Мэй узнала, что председателем на суде будет он. Перед сном она сказала, что ей звонил Вэй Гунчжи:

– Это дело давно уже передали тебе, почему ты мне не рассказал?

– Это моя работа. Я что, должен отчитываться тебе о каждом деле?

Ду Мэй задержала на нем взгляд секунд на десять, он показался ей совершенно незнакомым человеком.

Чэнь сказал:

– Чего ты на меня смотришь?

– Ты что-то скрываешь от меня!

– Что я могу скрывать от тебя? Разве я могу скрыть что-то от тебя, великой журналистки, прославившейся своими расследованиями?

– Чем больше ты так говоришь, тем сильнее я убеждаюсь, что ты что-то скрываешь! С начала наших отношений и до настоящего момента ты никогда не разговаривал со мной таким тоном.

Чэнь Цзэво притворился спокойным и беззаботным:

– Ну что за великое дело – меня назначили быть председателем на процессе по делу об убийстве, совершенном торговцем. Я собирался тебе сегодня рассказать, кто ж знал, что ты первой узнаешь?

Ду Мэй по-прежнему пристально смотрела на него, а он закрыл глаза и повернулся к ней спиной. Тогда она из властной снова стала нежной, мягко обняла его сзади и произнесла:

– Дорогой, если что-то случилось, мы переживем это вместе!

Ласка и нежность Ду Мэй немного успокоили Чэнь Цзэво. Она легонько поцеловала его в основание уха, он повернулся и заключил ее в объятия:

– Я немного устал, давай спать.

Сказать-то сказал, но заснуть не мог, в голове беспорядочно кружились разные мысли. Уже на рассвете Чэнь Цзэво посмотрел на спящую Ду Мэй и тихонько встал с кровати. Он сидел в гостиной, не включая свет, и курил сигареты одну за другой. На четвертой сигарете в гостиную вошла Ду Мэй, так же молча села рядом с ним и тихонько прижалась к нему. В этот момент ему показалось, что они – супруги, пережившие немало невзгод. Он затушил оставшиеся полсигареты и сказал:

– Пошли дальше спать!

– Не спится. Давай просто посидим, так хорошо, – и добавила: – дорогой, что бы ни случилось, помни, что я твоя жена, мы – одна семья, и я всегда буду на твоей стороне.

Чэнь Цзэво молча обнял ее за плечи.

Ду Мэй чувствовала, что муж столкнулся с какой-то щекотливой проблемой, но она и представить не могла, с чем именно. Она подозревала что-то совсем другое – например, что комиссия по проверке дисциплины засекла, как он брал взятку. На том посту, который он занимал, было много соблазнов. Но она сразу отвергла эту мысль, ведь она знала, что Чэнь Цзэво не имел больших притязаний в материальном плане. Он всегда говорил, что нынешнее положение досталось ему нелегко и он очень им доволен. Но если проблема была не в материальном, значит, замешаны чувства. При мысли об этом у нее в душе все перевернулось. Она часто ездит в командировки, задерживается допоздна на работе, идеальной женой ее сложно назвать. Думая об этом, она все больше убеждалась, что дело именно в этом. И смириться с этим ей было труднее всего. Изобразив нежность, она хотела победить воображаемую соперницу. Она и не знала, что, пока она строила предположения, Чэнь Цзэво размышлял, не рассказать ли ей всю правду. Это побуждение преследовало его всю их супружескую жизнь с момента самой свадьбы. Но он боялся, что, узнав истинное положение дел, Ду Мэй бросит его, от этого страха все в его душе было как натянута струна, готовая вот-вот лопнуть, он был на грани краха – его чувства готовы были вот-вот выплеснуться наружу. Он не раз думал рассказать правду и позволить Ду Мэй сделать выбор. В таком случае ему не было бы так тяжело. Он подумал, что жена простит, но тут же отверг эту мысль, потому что это несправедливо по отношению к ней: перекинуть подобное психологическое давление на нее – это проявление эгоизма. И так он все сомневался и сомневался, но в итоге каждый раз решал скрыть от Ду Мэй правду.

Утром Вэй Гунчжи позвонил Ду Мэй и спросил, есть у нее в ближайшие два дня время, он хочет с ней встретиться. Она спросила, в чем дело. Тот весело ответил:

– Я не могу без повода пригласить на обед великую журналистку? Я тут нашел новый итальянский ресторанчик, там вкусно готовят, особенно хорошо у них получается пицца. К тому же там дешево и обстановка классная.

Вэй Гунчжи помнил, что в студенческие годы она обожала пиццу. Ду Мэй спросила, кого он еще пригласил, и он ответил:

– Только тебя! Разве нельзя? Боишься, что я тебя съем?

– Неизвестно, кто кого еще съест! Только сегодня моя очередь готовить.

– А как насчет завтрашнего вечера?

– Ты и вправду решил пригласить меня? В чем дело?

Вэй Гунчжи ответил, что у него есть кое-что интересное для великой журналистки. Так разговор зашел об этом судебном процессе. Он рассказал, что уже получил уведомление о начале слушаний, и это означает, что они начнутся через десять дней. Еще он сказал, что председательствующий судья – Чэнь Цзэво, и затем добавил, что у него есть кое-что важное для нее. Ду Мэй и не подозревала, о чем он хотел поговорить.

Вэй Гунчжи был адвокатом, назначенным для торговца Чэнь Цзэво, естественно, он делал все, что могло пойти на пользу его клиенту. А Ду Мэй, будучи журналисткой, которая следит за этим делом, пару раз встречалась с торговцем – брала у него интервью, и каждый раз он производил на нее неизгладимое впечатление. Ей все время казалось, что этот человек каким-то непостижимым образом связан с ее жизнью, она никогда не брала интервью у людей, которые вызывали бы у нее такую тревогу. Ей даже казалось, что ее позиция в этом деле вызывает вопросы. Конечно, Чэнь Цзэво вызывал жалость, но если подумать о потерпевшем У Юне, то это была молодая и яркая жизнь, надежда двух пожилых родителей и невесты. Потом она подумала, что такие мысли у нее из-за того, что убийца носил то же имя, что и ее обожаемый муж, да еще и родился в одном с ним уезде. Но она отогнала эту мысль, ведь торговец Чэнь Цзэво и ее муж – это люди из разных миров, их совершенно нельзя сравнивать. В своей журналистской практике она не раз брала интервью у разных преступников и многочисленных представителей низших слоев общества, но Чэнь Цзэво производил иное впечатление. Она не могла забыть беседу с ним. Потом она общалась с родителями У Юна и с его невестой, глядя на которую непроизвольно думала о ребенке в ее животе. В душе Ду Мэй бесконечно сочувствовала ей, ведь она тоже была женщиной, но ей все равно казалось, что Чэнь Цзэво хоть и стал причиной этой трагедии, но его жизнь – еще большая трагедия.

И кто должен нести ответственность за эту трагедию? Убив плоть Чэнь Цзэво, можно ли будет восстановить справедливость по отношению к погибшему?

В этом смысле у нее и у Вэй Гунчжи сейчас одна общая цель, но она не могла заставить себя хорошо относиться к нему, ей казалось, что он слишком хитрый и расчетливый, в его словах нет ни слова правды, трудно понять, чего он хочет.