Текст книги "Замечательное шестидесятилетие. Ко дню рождения Андрея Немзера. Том 2"

Лев Соболев

Москва

Ольга Александровна Фрибес и ее автобиография

В сентябрьском номере журнала «Нева» за 1907 г. была напечатана статья «Забытая писательница». И. Данилов (так была подписана статья) напоминал о Варваре Семеновне Миклашевич, авторе романа «Село Михайловское»: роман, появления которого ожидал Пушкин, был напечатан только в 1864 г. и к началу XX века оказался совершенно забытым. «Если бы всё истинно хорошее в искусстве и в жизни сразу становилось на свое место, слово „успех“ не имело бы никакого значения для писателя и вообще для деятеля. Но книги, видно, имеют свою судьбу, подобно людям: подобно им и незаслуженно блистают, и незаслуженно остаются в тени» [Нева. 1907. №9. Стб. 34]. Не знаю, думала ли О. А. Фрибес (И. Данилов – её постоянный псевдоним8282
  В журнальных публикациях вторая буква инициала варьируется: И.А., И.Л. и И.Н.


[Закрыть]) о себе, когда писала эти слова, но они вполне приложимы к её литературной судьбе.

28 сентября 1900 г. Чехов писал Горькому из Ялты: «Милый Алексей Максимович, купите в Нижнем, если есть, или выпишите книжку некоего Данилова И. А. „В тихой пристани“ и прочтите там средний рассказ, написанный в форме дневника8383
  Заглавная повесть, о которой пишет Чехов, напечатана в книге первой.


[Закрыть]. Непременно прочтите – и напишите мне, в самом ли деле эта вещь добропорядочная, как мне показалась». И в конце письма: «„В тихой пристани“ умная вещь. Только не следовало бы ее в виде дневника писать. Впечатление оставляет крупное. Во всяком случае не стану забегать, прочтите сами»8484
  Отзыв М. Горького, которому Чехов прислал книжку И. Данилова, неизвестен.


[Закрыть]. В сборнике «Памяти А. П. Чехова» (М., 1906) А. М. Федоров передавал слова покойного писателя: «Вот еще тоже интересная книга! – и тоже нигде не пишут об ней и никто ее не знает… Из монастырской жизни рассказы. Теперь уже я не помню хорошенько, но, кажется, фамилия автора была Данилин, причем Чехов уверял, что это псевдоним, что автор, наверное, женщина. – Женская рука чувствуется… Так приятно читать» (С. 169—170)8585
  Повесть «В тихой пристани» (с подзаголовком «Дневник монастырской послушницы») написана в форме дневника молодой женщины, поступившей в монастырь. В письме от 7 августа 1893 г. Всеволод Соловьев писал Ольге Фрибес: «Я бы просто назвал „Обитель“ или „Тихая пристань“, или „В тихой пристани“, или, наконец, „В затишьи“». – РГАЛИ. Ф. 2168. Оп. 1. Ед. хр. 39. Л. 25.


[Закрыть].

Пройдет 12 лет, и М. О. Меньшиков (именно он обратил внимание Чехова на книгу Данилова – под этим псевдонимом скрывалась Ольга Александровна Фрибес) противопоставит автора сборника «В тихой пристани» Максиму Горькому (статья «Антипод Максима Горького» – «Новое время», 1912. №12963. 15 апреля). Критик признавался: «Получив от писательницы маленький томик „В тихой пристани“ (дневник монастырской послушницы Веры Николаевны), я, признаюсь, с предубеждением развернул книжку. Есть что-то такое, – к глубокому несчастию, – что и у нас, и у католиков отталкивает от религиозного быта. Святошество в монастырях постепенно вытравило святость. На монаха или монахиню невольно глядишь, как на пустой флакон из-под дорогих духов. Но когда, пересилив себя, я начал читать дневник послушницы, я пришел в восхищение. Да ведь это прелесть! Это свежесть, это поэзия, это настоящее искусство! Как, же это так вышло, что об Н. Данилове, авторе „В тихой пристани“, не кричат в критике и что даже в обществе, литературно образованном, о нем ничего не слышно? <…> Я с изумлением спрашивал себя: как же это – иметь целый ряд литературных поклонников, начиная с таких авторитетных, каковы Полонский и Розанов, – и оставаться в совершенной неизвестности? Русская жизнь, – увы, – соткана из несправедливости и небрежности, – только этим и можно объяснить, что иное яркое дарование остается в тени, когда одновременно публика идолопоклонствует пред весьма сомнительными художниками, а часто и не художниками вовсе». Далее Меньшиков объяснял, почему он не смог откликнуться сразу на подаренную ему книжку, восхитившую его. «Надо заметить, что послушница описывается в данном романе не простая, а великосветская барышня с очень чуткою и восторженною душою, потерпевшая неудачу в своей первой влюбленности. Именно она нуждалась в „тихой пристани“ после жестокого шквала, сорвавшего ее с якорей и чуть не погубившего на розовой заре жизни. Показать тихое отчаяние девичьей души, чистой, как утренняя роса, показать драму неопытности и невинности, незнанья жизни и мучительных догадок, – показать затем, как разбитое сердце девушки снова оживает в монастыре, обвеянное строгими и прекрасными утешениями веры, показать, как это бедное сердце начинает трепетать надеждой и всеми восторгами воскресения, – ибо любовь, – как весна, – вернулась, – всё это тема, признаюсь, слишком тонкая и трогательная для моих критических способностей».

В архиве сохранился черновик ненапечатанной и незаконченной рецензии Меньшикова на книжку О. Фрибес. «Кто такой г. Данилов? – начинает критик статью, названную так же, как и книга писательницы. – Кто бы он ни был, русская литература может поздравить себя с появлением нового замечательного таланта» [РГАЛИ. Ф. 2168. Оп. 1. Ед. хр. 78. Л. 1]. «Тихая пристань – монастырь, но сама эта небольшая прекрасная книжка, почти никем не замеченная, похожа на тихую пристань в очень шумном, но не особенно глубоком и довольно-таки мутном море нашей беллетристики» [Там же]. Своеобразие таланта автора критик определяет как «глубокую заинтересованность, почти влюбленность» в «самобытные черты русской жизни, в нашу народную культуру» [Там же. Л. 1—2].

Получив в 1912 году еще два тома той же писательницы: роман «Игуменья Рахиль» и сборник рассказов «Наша Жизнь», Меньшиков решает написать публицистический отзыв о Данилове-Фрибес. И отзыв этот строится на контрасте.

«[Т] алант писательницы, досадно скрывающейся под мужским псевдонимом, составляет совершеннейший контраст Максиму Горькому и его раздирающей уши славе. Оба писателя выступили в литературе приблизительно в одно время, но один – в консервативном журнале, другой – в радикальном. Один выбрал себе рекламный, кричащий, напоминающий горького пьяницу, псевдоним и уже одним этим обратил на себя некоторое изумленное внимание. Другой взял псевдоним серенький и бесцветный. Согласитесь, что „Данилов“ звучит не более выразительно, чем „Иванов“ или „Петров“. Один писатель вышел, как сам описывает в автобиографии, из смрадных подонков мещанства и прошел еще в раннем детстве огонь, воду и медные трубы. Другой писатель пришел из старого „дворянского гнезда“, из той отживающей культуры, которую описывали Пушкин и Тургенев. Я не отрицаю крупного таланта Максима Горького, я написал когда-то две критических о нем статьи, под названием „Красивый цинизм“8686
  Новое время. 1900. №76. Перепечатано в сб. Максим Горький. Pro et contra. СПб. 1997.


[Закрыть], и покойный Чехов передавал мне, что эти статьи произвели на его друга некоторое впечатление. Но нельзя однако не признать, что талантливый босяк выступил в литературу с неслыханною и совершенно беспримерною даже в наш век развязностью».

Но дело, конечно, не только в том, как входили в литературу два писателя. «Таинственный автор названных трех томиков видимо влюблен в Россию столько же, сколько она ненавистна Горькому. И Горькому Россия ненавистна, конечно, не как враг, а как мать родная, которую иной раз любишь и которою возмущаешься, – но у Горького чувство негодования на действительность подчас затмевает здравый смысл, и он явно впадает в злословие на родную мать, даже в клевету на нее. Диаметрально противоположно настроен г. Данилов. Чувствуется из каждой его строки, что он любит Россию такою, какова она есть в натуре, и что именно теперешняя действительность г. Данилову кажется поэтической и желанной. Всё, что глубоко противно Горькому, – церкви, монастыри, попы, монахи, верующие барыни, влюбленные офицеры, помещичьи усадьбы, постоялые дворы и пр. и пр. – все это для г. Данилова восхитительно и прекрасно. Трудно поверить, однако это так: в наше революционное время, в годы анархизма и всяческого отрицания, – явился писатель – точнее писательница, – которая имеет мужество громко сказать: что вы! Россия-то плоха? Да она прекрасна! Она очаровательна, если отнестись к ней с детским сердцем. Лучше ничего и представить себе нельзя, как эти простые люди из провинции – батюшки и матушки, владыки и келейники, купцы и промышленники, мещане и крестьяне. Ведь это-то и есть натура, какой ей нужно быть и какою она выходит из вечно-творческих рук Божиих. Почему вы думаете, что Россия должна быть иною?»

Прошло больше века с тех пор, как появилась статья Меньшикова. Все мы знаем и помним, что пережила наша страна за это время. Но ни одной строчки О. А. Фрибес, насколько мне известно, за эти годы не было переиздано8787
  Третье издание кн.: Игуменья Рахиль. Картинки монастырской жизни. СПб. вышло в 1913 г.


[Закрыть]. Возможно, эта писательница вернется к нам – как и какими своими произведениями, гадать не стану. Пока предлагаю вниманию читателей ее автобиографию, написанную незадолго до смерти (скончалась в 1922 г.).

Автобиография О. Фрибес8888
  Печатается по: РГАЛИ. Ф. 2168. Оп. 1. Ед. хр. 67. В этом архиве отложились воспоминания О. А. Фрибес о Лескове (в печати), письма к ней многих литераторов, в т. ч. Я. Полонского, Н. Лескова, В. Розанова, М. Меньшикова и К. Чуковского.


[Закрыть]

Фамилия моя «Фрибес» произносится и пишется неправильно. Предки мои были шотландцы по фамилии очень распространенной – Форбс. Прапрадед мой, сэр Виллиям Форбс, в 1784 году переселился вследствие религиозных волнений в Польшу. Сын его Френсис был записан при Станиславе Понятовском польским дворянином, о чем сохранились документы. Старший сын единственного сына Френсиса, Викентия, Александр был моим отцом8989
  Викентий Францевич Фрибес (1791 – после 1856) был гражданским губернатором Архангельской губернии с 1843 по 1856 г.; Александр Викентьевич Фрибес (1826—1889) – вице-губернатор Сувалкской (1869—1871) и Радомской губерний с 1871 по 1878 гг.


[Закрыть]. Два поколения Форбсов были женаты на польках. Отец мой был уже совершенно обруселый, потому что с 17 лет служил в Архангельске, где отец его был губернатором. Мой отец женился на вполне русской, Евгении Николаевне Кучаевой, к тому времени фамилия наша уже была давно превращена в фамилию Фрибес.

Когда моя мать родилась – она была первым ребенком – её мать произнесла: «тяжела ты шапка Мономаха!» Эти слова передали Пушкину и он был доволен этим. Передать Пушкину могли потому, что одна из grande tantes моей матери, Степанида Александровна Раевская, была первой женой Плетнева9090
  Раевская Степанида Александровна (1795—1839); grande tante – двоюродная бабушка.


[Закрыть]. Я родилась в Петербурге около шестидесяти лет лет тому назад одной из старших сестер многочисленного семейства; нас было десять человек у родителей. Мой отец служил в Статс-секретариате по делам Царства Польского, и мы жили в казенной квартире в большом угловом доме, выходившем на Никольскую площадь. В этом доме потом было Губернское правление. Когда мне было лет десять, отца моего назначили вице-губернатором в Сувалки, а потом в Родом, где я окончила гимназию.

Всех нас в гимназию приготовляла моя мать; она была очень развита духовно и очень религиозна. Когда я была еще совсем ребенком, я помню, мать моя ежедневно приходила в детскую читать нам Евангелие и давать уроки.

(В 915 году, упомянув о ее смерти, Меньшиков в «Голосе Руси» сравнил ее с дорогой старинной вазой, незаметной на первый глаз сравнительно со стучащей швейной машиной).

В ранней молодости, по окончании Смольненского института, мать моя печатала в «Пантеоне» свои рассказы и повести; псевдонима ее я не знаю. Под конец жизни она издала две книжки рассказов под псевдонимом С. Качуриной9191
  Возможно, имеются в виду след. книги (одна из них, как легко видеть, роман): Качурина С. А. В Варшаве. Лето в майорате. Рыба. На окрайне (СПб., 1899); Качурина С. А. До женского вопроса. Роман в 3-х частях. (СПб., 1912).


[Закрыть]. Кроме того, книжку по вопросам о женском труде, о браке, о свободе воли и т. д9292
  Евгения Фрибес: «По вопросам о воспитании детей, научном обучении, женском труде, браке и об отношении к падшим женщинам». СПб. 1877.


[Закрыть]. В 60-х годах, еще живя в Петербурге, мать моя издала Азбуку9393
  Азбука и постепенное чтение. Сост. Е. Фрибес. СПб. 1869.


[Закрыть] и книжку переводных рассказов для детей под названием «Алмазы»9494
  Евгения Фрибес. Алмазы. Рассказы и сказки для детей. Вып. I. СПб., 1868.


[Закрыть]. Отец мой, увлекался фотографией и в то же время издавал журнал «Фотограф»9595
  Фотограф. Учено-технический журнал, посвященный фотографии и ее применениям. 1864—1866. СПб. См. также: Монкговен ван Дезире. Популярное руководство к фотографии… С французского экземпляра, исправленного автором, перевел и дополнил примечаниями, таблицами и др. сведениями Александр Фрибес. СПб., 1863.


[Закрыть]. Старшая сестра моя, девочка удивительная по своему развитию и уму, 11 лет писала поэмы, а гимназические сочинения ее ставились в образец и заставляли говорить о себе. Вся эта литературность влияла и на меня, и я не помню себя без мечты стать писательницей. Эту мечту очень поощрял инспектор родомской гимназии, ученик и поклонник Плетнева, Михаил Лонгинович Попов9696
  М. Л. Попов (1819—1882) – муж сестры Менделеева Марии Ивановны.


[Закрыть].

Я росла болезненным ребенком и хотя развивалась медленно, но была очень впечатлительна – природа, особенно у нас в деревне, и музыка волновали меня до страдания, что не мешало мне быть очень веселого нрава. В 1885 году мать моя, потеряв в Польше трех едва расцветших дочерей (две умерли раньше детьми) вернулась со мной и с братьями на постоянное жительство в Петербург. Это был год смерти моей любимой сестры, Анны, подруги, обожавшей меня и не менее меня самой заботившейся о моем писательстве. Утрата ее значительно изменила мою жизнь.

Еще раньше этого личные разочарования были причиной знакомства моего с монастырем; потери в нашем семействе укрепили это знакомство. Монастырский быт вначале поразил меня, а потом его значение духовное и деятельность много раз служили противовесом моей сравнительно праздной мирской жизни. Я не переставала писать, но пока мое писательство оставалось без применения, а рукоделие не могло наполнить моего досуга.

В 90 году старинная приятельница моей матери, Варвара Ивановна Прибыткова9797
  В. И. Прибыткова (годы жизни установить не удалось) – знакомая Достоевского и Вл. Соловьева, спиритка, писательница.


[Закрыть] познакомила меня с издателем Севера, Всевол. Серг. Соловьевым, который взял у меня маленький рассказ9898
  Повесть «Призрак любви» напечатана в ж. Север (№40—46 за 1890 г.); подп. Данилов.


[Закрыть]; следующий рассказ он уже устроил в «Русском Вестнике»9999
  Очевидно, ошибка мемуаристки: в «Русском вестнике» с 1890 по 1893 год была напечатана только повесть «Без прикрас» (1893. №3—5); более ранних публикаций И. Данилова нет.


[Закрыть]; но эти два рассказа так слабы, что я отказываюсь от них.

В 94-ом году в Р.В. была напечатана моя повесть «В тихой пристани»100100
  Русский вестник. 1894. №2. С. 82—104; №3. С. 115—144; №4. С. 105—128; №5. С. 107—132.


[Закрыть] и вызвала рецензию в том же Р. В. Ачкасова101101
  Русский вестник. 1895. №4. С. 258—266 (в постоянной рубрике «Письма о литературе»). П. А. Ачкасов, оценивая характеры отдельных персонажей и степень убедительности их, завершает свою рецензию таким образом: «Обладает ли автор художественным творчеством, способным к дальнейшему развитию, я с уверенностью сказать не берусь. К числу оригинальных особенностей этой повести надо отнести следующее. Разговорный язык выведенных в ней духовных лиц и монахинь очень типичен, верен и характерен, но этого нельзя сказать про язык автора, когда он говорит от себя. Точно пишет другое перо и притом неустановившееся» [С. 266].


[Закрыть], и не помню чью в «Гражданине»102102
  Гражданин. 1894. №165. 18 июня. Литературно-критический фельетон. Роман в монастыре. Подп. М. Южный.


[Закрыть]. В том же году напечатан был роман «Поездка на богомолье»103103
  Русский вестник. 1894. №11. И. Н. Данилов. Поездка на богомолье. С. 56—80. №12. С. 123—141. В декабрьском номере напечатан рассказ «Без покаяния» (С. 142—149).


[Закрыть], а в 96 – роман «По новому пути»104104
  Роман «По новому пути» печатался в «Русском вестнике» – 1896. №3, 4, 8—11.


[Закрыть]. Об этом романе писал в своем фельетоне в «Нов <ом> Вр <емени>» Шперк105105
  Новое время. 1896. №7373. 6 сентября. Критические заметки. Женская беллетристика. (Подп. Оръ).


[Закрыть]. Я думала, что это Розанов, который перед тем познакомился со мною благодаря «В тихой пристани» (так же как Страхов, Полонский, Стахеев, Кусков. Полонский прислал письмо редактору Р.В., спрашивая, кто автор)106106
  Сохранилась выписка из письма Я. Полонского к Ф. Н. Бергу (редактору «Русского вестника») 11 февраля 1894 г.: «Пока же скажу Вам несколько слов по поводу Вашей последней книжки „Русского Вестника“. Неужели автор „В тихой пристани“ какой-то Данилов? или это псевдоним писательницы действительно посвятившей себя монастырской жизни? Тут не творчество, а действительно проживаемая жизнь, не испытавши которой нельзя ее описывать с такими тонкими подробностями… это очень интересное повествование». – РГАЛИ. Ф. 2168. Оп. 1. Ед. хр. 31. Л. 7.


[Закрыть]. Недоразумение по поводу того, кто написал фельетон, повело к дружескому сближению с В. В. Розановым и его семьей107107
  О. А. Фрибес была крестной матерью сына Розанова Василия, родившегося 27-го января 1899 г.


[Закрыть].

В 97 году рассказ «В морозную ночь» я нигде не могла пристроить, потому что Р.В. прекратился108108
  О. А. Фрибес ошиблась: после смерти М. Н. Каткова журнал арендовал у его вдовы Ф. Н. Берг и перевел редакцию в Петербург; журнал выходил до 1906 г. включительно.


[Закрыть]; наконец этот рассказ взял в Cosmopolis обязательный Ф. Д. Батюшков109109
  «В морозную ночь». – Cosmopolis (международный журнал, выходивший на французском, немецком и русском языках). 1897. №9 (сентябрь). Т. VII. С. 161—189. Октябрь. Т. VIII. (окончание). С. 1—12. Судя по письмам Ф. Д. Батюшкова к О. Фрибес [РГАЛИ. Ф. 2168. Оп. 1. Ед. хр. 3], писательница предлагала в «Cosmopolis» рассказ своей матери (в 1897 г.) и вторую часть своего романа «Игуменья Рахиль» (в 1902 г.); оба произведения были отклонены редактором.


[Закрыть]. Рассказа два было напечатано в Вестнике Европы110110
  И. Данилов. Весною. – Вестник Европы. 1899. №5. И. Данилов. Случайная встреча. Вестник Европы. 1902. №3. Первоначально рассказ «Весною» был отклонен редактором М. Стасюлевичем, который писал 19 января 1899 г.: «Милостивая Государыня Ольга Александровна, Прежде всего прошу извинить мою медлительность в ответе, причем должен выразить сожаление: по моему мнению и на основании опыта я считаю решительно невозможным для журнала воспользоваться Вашим трудом – весьма интересным и написанным с большим знанием внутренней жизни женских монастырей. С искренним почтением и преданностью покорный слуга М. Стасюлевич». – РГАЛИ. Ф. 2168. Оп. 1. Ед. хр. 41. Л. 1. В письме от 17 апреля 1899 А. Н. Пыпин, ведущий критик «Вестника Европы» сообщал О. Фрибес: «Заметка в В. Евр. о вашей книге принадлежит мне (буква Т. поставлена произвольно, для разнообразия), и я очень рад, что немногими искренними словами сочувствия мог доставить Вам удовольствие: благодарю Вас за ваши ласковые слова. Мне приятно было узнать, что ваш рассказ (может быть, не без некоторого моего содействия) был принят редакцией В. Евр. Вам преданный и готовый к услугам А. Пыпин». – РГАЛИ. Ф. 2168. Оп. 1. Ед. хр. 34. Л. 1.


[Закрыть], один в Историческом Вестнике111111
  И. А. Данилов. От света к свету. – Исторический вестник. 1901. №5.


[Закрыть]. В 99 году В. В. Розанов уговорил меня издать отдельную книжку рассказов112112
  И. А. Данилов. В тихой пристани. В морозную ночь. Поездка на богомолье. СПб. 1899.


[Закрыть], и первый отзыв о ней был в апрельской книжке А. Н. Пыпина113113
  В сочувственной рецензии А. Н. Пыпина (с. 843—844; подп. «Т.») говорилось, что автор книги «обращает на себя внимание некоторыми особенностями и сюжетов, и дарования, – которое не подлежит сомнению». Подробно изложив сюжет первого рассказа и мельком коснувшись двух других, рецензент заключает: «Оба рассказа написаны с тою же теплотой и с поэтическим настроением; взгляд на жизнь, между прочим, народную и литературная манера могут напомнить Кохановскую, с выгодным отличием от последней, именно с отсутствием преувеличенной слащавости».


[Закрыть]. Розанов тоже написал две рецензии в «Нов. Вр.». Одна из них вошла в его книгу «Религия и культура»114114
  В. Розанов. Религия и культура. СПб. 1899. С. 254—258. Первоначально: Новое время. 1899. №8273. Иллюстрированное приложение. 10 марта. С. 6—7. Как и Меньшиков, Розанов подчеркивает, что сборник повестей И. Данилова «не для многих» и участь его – «быть обойденным вниманием и, может быть, остаться незамеченным вовсе». «Тонкий и изящный рисунок пера может ли сыграть роль олеографии, которая издали видна и со всех сторон сзывает к себе огромную толпу? Ничего кричащего; опять, как это заметить в литературе и в жизни, которая, хорошо это или дурно, но уже наполнена криками?» [С. 254]. Далее Розанов пишет на свою любимую тему в эти годы: о религиозном значении семьи и праве девушки на семью. Вторая рецензия в «Новом времени» не найдена.


[Закрыть]. А. А. Измайлов написал несколько строк в «Бирж <евых> Ведом <омостях>»115115
  11 мая 1901 г. А. Измайлов писал О. Фрибес: «Глубокоуважаемая Ольга Александровна, Посылаю Вам коротенькую заметку о Вашей последней вещице из моего последнего петербургского обозрения и пользуюсь случаем передать Вам свой сердечный привет. Искренне уважающий Вас А. Измайлов» [РГАЛИ. Ф. 2168. Оп. 1. Ед. хр. 12. Л. 1; к письму приложена вырезка из газ. «Биржевые ведомости» от 11 мая 1901 г., №126]. В заметке речь идет о рассказе «От света к свету» (Исторический вестник. 1901. №5); по мнению А. Измайлова, « [в] новом рассказе г. Данилов не выходит из своей обычной сферы и рисует ряд картин из жизни тихого женского монастыря <…>»; « [р] ассказ проникнут глубоким настроением, неизбежно передающимся читателю. Видно в нем бесспорное и детальное знание описываемого быта. Художественным изображением жизни русского монастыря наша литература до сих пор не может похвастать. Это – почти нетронутая область, если не иметь в виду нескольких очерков и повестей Н. С. Лескова и Вас. И. Немировича-Данченко».


[Закрыть]. В 98 году я познакомилась в доме Полонского с М. О. Меньшиковым. Поводом к более близкому знакомству послужила книга об Оригене, которую в ранней молодости моей мне давал читать Лесков116116
  В статье «Антипод Максима Горького» Меньшиков писал: «У покойного Я. П. Полонского мне довелось познакомиться с одной замечательной русской женщиной. Она зашла при мне к старому поэту вместе с В. В. Розановым и удивила меня с первых же слов. Ей понадобились зачем-то творения Оригена и она нигде в Петербурге не могла их достать. Ого, подумал я: русская барыня, читающая Оригена! Я предложил ей одну редкостную диссертацию об Оригене, доставшуюся мне после продажи библиотеки Н. С. Лескова. С этого у меня началось знакомство с названною дамой» [Новое время. 1912. №12963. 15 апреля; по-видимому, имеется в виду кн.: Г. В. Малеванский «Догматическая система Оригена Александрийского» (Труды Киевской духовной академии. 1870. №1—9).


[Закрыть]. Когда М. О. сделался редактором «Недели», он пригласил меня, но лишь только были напечатаны две главы повести «Игуменья Рахиль», как «Неделя» прекратилась117117
  «Игуменья Рахиль» (главы I – IV) напечатана в «Книжках „Недели“» за 1901 г. (№1. С. 141—175); на первом номере 1901 года издание прекратилось.


[Закрыть]. В 902 году В. С. Миролюбов взял у меня для «Журнала для всех» рассказ «Одинокие»118118
  И. Данилов. Одинокие (Посвящается Михаилу Осиповичу Меньшикову). – Журнал для всех. 1902. №1. Стб. 55—74. №2. Стб. 165—192. 12 ноября 1901 г. В. С. Миролюбов писал В. В. Розанову (датирую по почтовому штемпелю): «Нужно бы мне достать адрес Данилова (дама?), что написал сборник „В тихой пристани“. Если увидите автора, попросите дать нам что-ниб.». – РГАЛИ. Ф. 2168. Оп. 1. Ед. хр. 24. Л. 1. Рассказ редактору понравился, в нескольких последующих письмах к автору он просит присылать новые рассказы, но больше, по-видимому, в журнале Миролюбова О. Фрибес не печаталась.


[Закрыть]. И затем мне негде было поместить свои рассказы до 907 года, когда С. В. Воейков119119
  Сергей Валерьянович Воейков (1860 или 1861 – после 1937) – правый публицист, политический деятель.


[Закрыть] пригласил меня принять близкое участие в его маленьком журнале «Нева»120120
  В журнале «Нева» были напечатаны: очерк «Забытая писательница» (1907. №9. Стб. 33—52); №22. рассказ «У моря» (№22. Стб. 1641—1655); заметка О. Фрибес «Как сушить цветы» (№22. Стб. 1659—1669); рассказ «Овинный овес» (№31—32. Стб. 115—1420.


[Закрыть].

Частые посещения нашего дома Меньшиковым и Розановым, возникшее о-во по восстановлению прихода, а главное О-во Св. Ольги, учредителями которого были С. В. Воейков и М. О. Меньшиков121121
  Общество св. Ольги было основано Меньшиковым и Воейковым (ставшим председателем общества) в 1907 г.


[Закрыть], доставили мне много новых и интересных знакомств.

В 912 году по совету Меньшикова я издала три тома своих рассказов, хотя первое издание не имело успеха и значительное количество книг лежало на чердаке. Но неожиданно 15 Апреля появился фельетон Меньшикова, очень для меня лестный, и новое издание было распродано в один месяц, даже ушли все книги с чердака. Кроме рецензии Меньшикова был еще отзыв в Тамбовском крае Ив. Болотова122122
  Ив. Болотов в цикле «Журнальные очерки» (газ. «Тамбовский край». 2 мая 1912 г.) писал о романе И. Данилова «Игуменья Рахиль», о повести «В тихой пристани» и сборнике рассказов «Наша жизнь» (СПб., 1912), сочувственно отмечая изображение монастырской жизни («автор захватывает эту область так глубоко, как это может быть доступно только большому художнику пера, большому таланту»). Газету «Тамбовский край» с 1907 по 1916 г. издавал С. В. Воейков.


[Закрыть]. Следующие два издания123123
  В каталогах РГБ и РНБ изданий И. Данилова после 1913 года не зафиксировано.


[Закрыть] хотя медленно, но тоже разошлись.

Май 1921 г. Ольга Александровна Фрибес.

Подготовка текста, вступительная заметка и примечания Л. И. Соболева

Благодарю сотрудников РГАЛИ и А. Л. Соболева за помощь в подготовке настоящей публикации.

Роман Тименчик

The Hebrew University of Jerusalem

Rhinocéros. Ненапечатанная статья И. Сергиевского об Ахматовой

 
Ах, как бы я хотел быть таким, как они. Жаль, что у меня нет
рога. Как это безобразно – совсем гладкий лоб.
Эжен Ионеско. Носорог
 

Литературоведа Ивана Васильевича Сергиевского (1905—1954) с его статьей 1946 года124124
  Сергиевский И. В. Об антинародной поэзии Ахматовой // Культура и жизнь. 1946. 30 августа); Звезда. 1946.№9.С. 192—194; Анна Ахматова: Pro et contra/Сост. Св. Коваленко. Т. 2. СПб., 2005. С. 88—94.


[Закрыть] из биографии Ахматовой не выкинуть. В 1959 году, в том году, когда была написана, похоже, что бессмертная, пьеса об «оносороживании», Ахматова вспоминала: «… как известно, я, уже бессчетное количество раз начисто уничтоженная, снова подвергалась уничтожению в 1946 дружными усилиями людей (Сталин, Жданов, Сергиевский, Фадеев, Еголин), из которых последний умер вчера, а стихи мои – более или менее живы»125125
  Литературное обозрение. 1989. №5. С. 6.


[Закрыть]; «… (1946) про Сергиевского в Москве говорили: «Он себе из Ахматовой шубу сшил». Как про дачу Плоткина: «На ваших костях стоит»126126
  Ахматова А. Записные книжки. М.; Torino. 1996. С. 698.


[Закрыть]. В материалах к автобиблиографии Ахматова пометила: «Жданов (Сергиевский, Рыбасов, Маслин). Доклад. «Правда»»127127
  ОР РНБ. Ф.1073. №669; см. о двух последних персонажах: Тименчик Р. Последний поэт: Анна Ахматова в 1960-е годы. Т.2. М., 2014. С.179—181 (в дальнейшем: Последний поэт).


[Закрыть].

В свое время покойный А.Ю.Галушкин писал мне:

«В марте 1991 г. горьковед и в то время уже сотрудник «ЛН» Е.Г.Коляда беседовала по телефону с ветераном «ЛН» Л.Р.Ланским (Каплан). Привожу ее запись. Место хранения: Архив редакции «ЛН».

«Только никому не говорите, этого никто не знает.

Сергиевский – автор статьи Жданова об Ахматовой.

Ценитель поэзии Серебряного века. Очень почитал Ахматову.

Умер от горя. Это его извиняет»»128128
  Елена Григорьевна Коляда (1927 – 1992); Леонид Рафаилович Ланский (Каплан; 1913—2000) – сотрудник «Литературного наследства» в 1946—1990—е гг. По-видимому, ту же связь ранней смерти с эпизодом 1946 г. имел в виду друг И.В.Сергиевского Федор Левин: «Его волновало все, что делалось в литературе и в жизни, но эти волнения горели внутри, в его сердце, и должно быть, поэтому он погиб так рано» (Левин Ф. Из глубины памяти. Воспоминания. М. 1984.С.113).


[Закрыть].

Литературный критик (и в этом качестве ценивший один из самых эффектных этюдов об Ахматовой129129
  «…органически впитывая лучшие традиции русской эстетической критики, умело соединяя свой утонченный интеллектуализм с языковым мастерством подлинного художника слова, богатое знание материала со стройностью и последовательностью его разработки, Л. П. Гроссман дает ряд опытов, очень высоких по своему качеству. Литературные портреты Лескова и Ахматовой, литературно-философский этюд о „России Салтыкова“, – вот наиболее выдержанные примеры такой художественной цельности и завершенности» (Сергиевский И. Рец. на кн.: Гроссман Л. Борьба за стиль. М., 1927// Печать и революция. 1927. №8. С.17).). Ср. также: «Поступила наконец в продажу виноградовская „Анна Ахматова“, прочитал. Не нужно ли Вам для „Нового мира“ рецензии на эту вещь; если нужно, можно было бы написать не плохую – книжка слабая и спорная» (Письмо И. В. Сергиевского Н. И. Замошкину от 11 мая 1926 г.//РГАЛИ. Ф.2569. Оп.1. Ед. хр.400.Л.3об.).


[Закрыть]), работник редакции «Литературного наследства» (и в этом качестве в 1935 г. обращавшийся к Ахматовой130130
  Письмо И. В. Сергиевского В. Н. Орлову от 11 августа 1945 г. по поводу подготовки блоковского тома: «Владимир Николаевич, а что – Ахматова как мемуаристка – не получится? Когда делался символистский том, я обращался к ней с соответствующим письмом, но ответа не получил никакого. Но времена меняются. Тогда она была чем-то совсем другим, нежели тем, чем стала сейчас» (РГАЛИ. Ф. 3290. Не разобран; сообщено А.Ю.Галушкиным).


[Закрыть]), пушкинист (и в этом качестве ценивший работу своей коллеги131131
  «Исследование А. А. Ахматовой написано как будто бы на довольно специальную тему: оно посвящено воздействию, произведенному на Пушкина „Адольфом“ Бенжамена Констана – первым психологическим романом на Западе, исторически предшествующим опытам Стендаля, Бальзака и плеяды других позднейших романистов. Но, как правильно заключает свое исследование автор, сопоставление „Адольфа“ с произведениями Пушкина вплотную подводит к принципиальным вопросам, связанным с проблемой реализма в творчестве Пушкина» (Сергиевский И. Пушкинский временник//Литературная газета. 1936.26 июля).


[Закрыть], он в апреле 1943 года вернулся после почти двухлетнего пребывания на фронте в Москву и вскоре стал писать статью о новых ахматовских стихах.

О своем положении и настроениях в эту московскую весну (жившую ожиданием открытия второго фронта, с чем, в конечном итоге, и связано было его появление в столице на рабочем месте) он рассказал в письмах к Б. М. Эйхенбауму:

«Приехав, выяснил, что по приказанию замнаркома, товарища Щаденко, я отзываюсь из армии и направляюсь в распоряжение Академии Наук для работы по специальности. В общем, дело рук Ильи Самойловича.

Пережил всего за последние полтора года невероятно много, чуть ли не больше, чем за предыдущие тридцать семь лет. Должность, правда, у меня была сравнительно мирная: работал в политотделе бригады, числился библиотекарем. Но так как по сути дела работа носила гораздо более широкий и разнообразный характер, – бывало всякое. Часто бывало трудновато, – не по причинам специфически фронтового порядка: эти трудности переносил как раз довольно легко, – а уж очень среда непривычная. Но в общем, что все сложилось именно так, а не иначе, – не жалею: на сквозняке хоть и легко простудиться, но ощущать вокруг себя это движение воздуха – не лишено приятности.

Сейчас – снова в «Литературном Наследстве», для работы над англо-русским томом которого я, собственно говоря, и был вызван. По тому же приказанию товарища Щаденко, на основании которого я был вызван, мне предоставлена броня до конца года, так что чувствую себя здесь более или менее оседло. Снова возиться с рукописями, картинками, ходить в Ленинскую библиотеку – все это довольно занимательно» (20 мая).

«Я уверен, что работа Ваша о Толстом будет намного интереснее всего того, что пишется сейчас на аналогичные темы. Страшно много во всем этом штампа и напускной патетики. Вам не попадал случайно на глаза номер „Труда“ от вчерашнего числа. Там – моя статья о Горьком и России. Это – всего лишь газетный подвал, следственно – мелочь. Но мне кажется, что мне удалось найти там какие-то не совсем шаблонные слова» (19 июня)132132
  РГАЛИ. Ф.1527. Оп.1.Ед. хр.572. ЛЛ.1—3.


[Закрыть].

В названной статье рассмотрено отношение «к России, к родине, к этой чудесной стране, которую Горький, прибегая к его собственной формуле, знал, как знают книгу стихов любимого поэта…»133133
  Сергиевский И. Горький и Россия//Труд. 1943. 18 июня. Примечателен контекст этой родившейся в Финляндии формулы Клима Самгина: «„Вот этот народ заслужил право на свободу“, – размышлял Самгин и с негодованием вспоминал как о неудавшейся попытке обмануть его о славословиях русскому крестьянину, который не умеет прилично жить на земле, несравнимо более щедрой и ласковой, чем эта хаотическая, бесплодная земля. „Да, здесь умеют жить“, – заключил он, побывав в двух-трех своеобразно благоустроенных домах друзей Айно, гостеприимных и прямодушных людей, которые хорошо были знакомы с русской жизнью, русским искусством, но не обнаружили русского пристрастия к спорам о наилучшем устроении мира, а страну свою знали, точно книгу стихов любимого поэта».


[Закрыть] и тот же ход применен в статье о военных стихах Ахматовой, написанной пером, пожалуй, «неисправимого звуколюба». Эту статью он в июле сдал в журнал «Октябрь»134134
  РГАЛИ. Ф.619.Оп.1.Ед. хр.1610.ЛЛ.13—17.


[Закрыть]. Текст вызвал замечания редакторов (о которых ниже), в печать не пошел и рукопись 12 октября 1943 г. пошла в архив.

В этом тексте обращает на себя внимание странное обстоятельство. Вертясь вокруг естественного для советского критика вопроса о претворении боли в силу как условии победы над немецко-фашистскими захватчиками, автор рецензии не упоминает ни напечатанного в «Правде» в 1942 году стихотворения «Мужество»135135
  Этот номер центрального органа от 8 марта 1942 года служил своего рода охранной грамотой Ахматовой – см., например: «В те времена даже камни заговорили. А. А. Ахматова, которая в молчании прожила почти 24 года под нашим небом, в эти трудные времена опубликовала в „Правде“ маленькое стихотворение „Мужество“. Так как оно маленькое, я позволю себе процитировать его Вам» (Сурков А. А. Современная советская поэзия. Публичная лекция. Стенограмма. 24 мая 1945 г. //РГАЛИ. Ф.1899. Оп.1. Ед. хр.67а.Л.17). Но после исторических решений ЦК стихотворение было выведено из канона, процитировавший его школьный учебник Л. Тимофеева «Современная литература» был изъят, а во внутренней рецензии на сборник «Слава миру» оносороженный литературовед Вера Смирнова замечала 8 января 1952 г.: «В стихотворении „Мужество“ вызывает сомнение вторая строфа, где есть явное противоречие основной мысли о мужестве: Не страшно под пулями мертвыми лечь, Не горько остаться без крова, – говорит поэт, но ведь это не так: страшно лечь под пулями и горько остаться без крова. И вывод: И мы сохраним тебя, русская речь, Великое русское слово – гордое утверждение, что мы его И внукам дадим, и от плена спасем Навеки – не вытекает из первых двух „непротивленческих“ строк. Не правильно ли было бы „хоть страшно и горько“. В стихотворении о России образ России-родины дан двойственно – Опустивши глаза сухие, И сжимая уста, Россия От того, что сделалось прахом, В это время шла на восток. А навстречу, как из зеркала наяву, На призыв вождя молодая Шла Россия спасать Москву В этих стихах (в особенности „ахматовских“) есть, мне думается какое-то странное, неверное разделение на какую-то старую, жертвенно ощущаемую Россию и на Россию молодую. Здесь лексика – „сраженная“, отмщения срок, то, что сделалось прахом, непреклонно, грозная сеча, „как из зеркала наяву“– почти в каждой строчке вызывает протест современного человека. Когда вспоминаешь ленинградские, московские, киевские заводы, переселявшиеся по приказу вождя на восток на восток, чтобы ковать оружие для борьбы, ощущаешь единое стремление родины к победе и никак душой не соглашаешься с поэтессой. В стихотворении „Наступление“ вызывает возражение образ: „пречистое тело“ земли, а также заключительные строки – И могучие деды-морозы С нами сомкнутым строем идут. Невольно, быть может, автор повторяет здесь то, что утверждали наши враги о „генерале-морозе“, который будто бы дал советским войскам победу. <…> Стихотворение „Победители“ при всей его искренности обнаруживает, что автор не только не знает „победителей“, но и вообще современной войны: желтые „берты“ – это из войны 1914 года, а „незатейливые парнишки, Ваньки, Васьки, Алешки, Гришки“ – это звучит не ласково, как, очевидно, хотел автор, а недопустимо пренебрежительно. Это были ведь вовсе не такие „незатейливые“ парнишки, да и что значит „незатейливые“? Эти стихи надо исключить. „Победители“ не нуждаются в снисхождении Анны Ахматовой. <…> Сборник, после исправления и исключения нескольких стихов, можно было бы издать как свидетельство „доброй воли“ автора, его стремления быть с родной страной, с родным народом. Но это не было бы большим вкладом в советскую поэзию, ибо идейно-художественный уровень стихов сборника невысок» (РГАЛИ. Ф.1234.Оп.17.Ед. хр.151. Л. 3об.-5об; насчет «берт» Ахматова повторила то, что говорили на фронте – ср.: «Первые трофеи в Красном Селе: четыре исправные „берты“ 406– и 410-миллиметровые»; «подбитые в бою гитлеровские „берты“» (Лукницкий П. Ленинград действует… Фронтовой дневник. Кн. 3.2-е изд. М.,1971.С.205—206, 209).


[Закрыть], ни, что особенно удивительно, победоносно звучащего стихотворения «Наступление», напечатанного в «Красной нови» в 1942 году, которое тогда же отнес к разряду поэтических приказов Алексей Крученых и «доделал»136136
  Вероятно, Н.И.Харджиев переслал это стихотворение Ахматовой в Ташкент, на что она откликнулась 6 апреля 1943 г. «Передайте мой привет и благодарность Крученыху» и 2 июня 1943 г.: «Что Москва? Что Брики? Что додельщик Крученых?» (Баран Г. Письма А. А. Ахматовой к Н. И. Харджиеву // Russian Literature. 1974. №7/8. P. 12, 13).


[Закрыть] его:

Речетворке вещунье

«Славно начато славное дело»

Анна Ахматова, «Наступление»

Приказ Ахматовой —

врага изматывай,

чтоб днем и ночью

его кровоточило,

чтоб сила его —

на смарку,

ему могилой

его хибарка.

Чтоб поскорее

сыграл он в ящик,

рухнул на стружки

из дел пропащих.

От Киева до Берлина

дрожат посинелые спины —

сплошная медвежья болезнь, —

к нам больше в Москву

не лезь!..

Приказ Ахматовой —

врага охватывай

и с флангов, и с тыла,

от Буга до Берлина.

Не помогут ему

шайки гадюк,

всюду давит его

задыха-кандрюк.137137
  Футурум АРТ. 2002. №4. Публикация Е. Арензона; РГАЛИ. Ф.2577 (Л. Брик). Оп.1.Ед. хр.1515.Л.22; кандрюк – видимо, производное от кондрашки.


[Закрыть]

Сама Ахматова впоследствии это свое стихотворение не жаловала, судя по тому, что

заклеила в сборничке 1958 года страничку с ним, чтобы вписать туда другое стихотворение.138138
  Черных В. А. Летопись жизни и творчества Анны Ахматовой 1889—1966. М., 2016. С.654.


[Закрыть]

Думается, что это очевидное упущение объясняется тем, что Сергиевский в это время находился на фронте и следил за периодикой отрывочно.

После безрезультатного пребывания рукописи Сергиевского в редакции «Октября», один из трех изготовленных там машинописных экземпляров (с пропусками и ошибками по вине некомпетентной ремингтонистки) был передан в редакцию «Нового мира». К 3 декабря 1943 г. на полях экземпляра появились три резолюции:

«Статья кажется мне темной. Сомнительно утверждение слепой, нерассуждающей любви к родине – как ребенок любит мать. „Боль“ Ахматовой – утверждается в статье – не перешла в „силу“. Стало быть, не стала фактом поэзии? Это самое утверждается примером на последней странице – стихи Ахматовой поднимают на бой, как поднимает на бой солдат плач замученного ребенка. Вот уж подлинно медвежья услуга Ахматовой как поэту. А.Д.».

Полагаю, что это – Александр Дроздов (что не отражено в архивной описи) – прозаик, эмигрант, возвращенец, важный теневой деятель в нескольких журнальных редакциях 30—40-х годов, славившийся умением доводить до кондиции слабые сочинения (такова, в частности, текстологическая история романа В. Ажаева «Далеко от Москвы»).139139
  Упомянув Александра Михайловича Дроздова (1895—1963), пользуюсь случаем отметить укореняющуюся в справочной литературе об Ахматовой ошибку. 13 февраля 1922 г. К. Чуковский записал: «Очень смеялась Ахматова, рассказывая, какую рецензию написал о ней в Берлине какой-то Дроздов: „Когда читаешь ее стихи, кажется, что приникаешь к благоуханным женским коленям, целуешь душистое женское платье“. Впрочем, рассказывал Замятин, а она только смеялась» (Чуковский К. И. Дневник. 1901—1929. М., 1991.С. 188). Ср.: «Страшные годы жестокости и крови не убили в Ахматовой драгоценнейшего дара небес – нежности, ведь Настоящую нежность не спутаешь Ни с чем. И она тиха. И этой-то нежностью, тихой лаской полны ее стихи. Вчитываясь в эти сборники, такие „негромкие“, такие печально-простые, кажется порой, что опускаешься на колени, прячешь голову в мягкое, чуть пахнущее духами платье, и чьи-то нежные пальцы тихо-тихо, так ласково перебирают твои волосы» (Вальтер В. «Четки» и «Подорожник» А. Ахматовой//Сполохи. Берлин.1921.№1. С.41. Автор – искусствовед Владимир Викторович Вальтер (1893 -1956), учился в Петербургском университете на историко-филологическом и юридическом факультетах).


[Закрыть]

Вторая резолюция выведена бесцветным экспертом Осипом Резником: «Не чувствуется основной мысли критика. Нагромождено много туманного, и самый вывод в конце ни к чему не обязывает. Это, собственно, не вывод, а формула беспомощности свести концы с концами и с началом тоже… Почему такая уклончивость, боязливые [экивоки] кивания на классиков? Я уверен, что читатель ничего не поймет в рецензии кроме стремления критика увильнуть от необходимости сказать нечто определенное. О.Р.». Резник вообще был, видимо, к Ахматовой равнодушен – ее имя отсутствует в его статье 1945 года «Художественная публицистика в годы войны» (Новый мир. 1945.№1),140140
  «Среди поэтов, писавших о войне, выделяются имена А. Суркова, П. Антокольского, С. Маршака, А. Твардовского, М. Алигер, И. Сельвинского, Е. Долматовского, С. Вургуна, Г. Гуляма, П. Тычины, М. Рыльского, Л. Первомайского, А. Кулешова, О. Берггольц, В. Инбер и многих других» (Цит. по: Резник О. Встреча прошлого с будущим. Воспоминания и статьи. М.,1976. С.66). Осип Сергеевич Резник (1904—1986) с 1942 г. занимал в «Новом мире» должность завотделом критики и публицистики.


[Закрыть] хотя ранее оно влиятельным Алексеем Толстым уже введено было в соответствующий список рядом с Твардовским, Симоновым, Исаковским, Сельвинским, Сурковым и сатирами Маршака.141141
  Толстой А. О литературе и войне // Литература и искусство. 1942. 5 декабря.


[Закрыть]

Наконец, Николай Замошкин, заместитель главного редактора: «Я не вижу, чтобы Сергиевский хотел увильнуть от оценки лирики Ахматовой. Он прямо говорит, что „боль“ Ахматовой на [1 слово нрзб] войны тоже может сыграть положительную роль (см. пример на последней странице), что „боль“ свою она еще не переплавила „в силу“. Примеры из классики очень удачны, на мой взгляд; оценка лирики Ахматовой глубока. Однако пусть все-таки автор не вооружается против доказательств – интуиция и доказательства живут вместе и дружат, когда умело ими пользуются. Вообще говоря, тема статьи пикантна и нелегка. Если изменить в статье интонацию и выправить отдельные ее места – может, на мой взгляд, подойти. Н. Замошкин».142142
  РГАЛИ. Ф. 1702. Оп.1. Ед. хр.866. Л.1. Критик Николай Иванович Замошкин (1896—1960) писал когда-то по поводу статьи Леонида Гроссмана об Ахматовой: «Гроссман говорит, что популярность поэтессы среди интеллигенции объясняется трагическим стилем ее поэзии. Жаль только, что этот трагизм не доказывается, а импрессионистически раскрывается. Этюду определенно не достает социальных предпосылок» (Замошкин Н. По альманахам и сборникам // Новый мир. 1926. №6. С. 155). 27 марта 1942 г. писатель П.В.Слетов, когдатошний соратник по группе «Перевал», сообщал Н.И.Замошкину из Ташкента: «Впрочем тут живет не мало интересных людей – Анна Ахматова, Алексей Толстой, Всеволод Иванов. Из них лучше всего Анна Ахматова – мила, проста, чиста в своих поступках. Но все это – бесконечно разобщенные люди, потерявшие друг к другу интерес» (РГАЛИ. Ф.2569. Оп.1. Ед. хр.413.Л.12 об.; сообщил Л.М.Видгоф); об общении Ахматовой с П. Слетовым в Ташкенте см. нашу заметку: Пермяковский сборник. Ч. 2. М., 2009. С. 596.


[Закрыть]

Пикантность, о которой обмолвился Замошкин, состояла, как сказано у Сергиевского в

«ахматовской религиозности, которую принято обходить стыдливым молчанием». Баланс между шагами Сталина в сторону Русской Православной Церкви (в сентябре 1943 г. было получено разрешение на созыв Архиерейского Собора и избрание на нем Патриарха, 7 октября 1943 г. был образован Совет по делам РПЦ при Совнаркоме СССР) и обычными антирелигиозными установками цензуры еще не установился. И что особенно делало неподходящим момент для прохождения статьи Сергиевского – в день регистрации рукописи было принято закрытое постановление Секретариата ЦК ВКП (б)

«О повышении ответственности секретарей литературно-художественных журналов»: «Ответственные секретари журналов некритически относятся к поступающим в редакции рукописям, не проявляют высокой требовательности к качеству публикуемых произведений, к их идейно-политическому содержанию».143143
  Власть и художественная интеллигенция. Документы ЦК РКП (б) – ВКП (б), ВЧК-ОГПУ-НКВД о культурной политике. 1917—1953 гг. М., 1999.C.508.


[Закрыть] В постановлении в качестве главного злоумышленника фигурировал друг О. Резника Илья Сельвинский со своим стихотворением «Кого баюкала Россия». Статья Сергиевского осталась в архиве журнала, откуда перекочевала в государственный архив, пролежав семьдесят три года с девственным листом использования.

В 1944 году Сергиевский вступил, как говорил Мандельштам, «в ряды ВКП золотые»,

а в 1946 литературовед А.М.Еголин, работник Отдела пропаганды и агитации ЦК, трудоустроил его к себе на должность консультанта. В.Н.Орлов писал Сергиевскому 22 июля 1946 г.: «Косвенное Ваше указание на „новый адрес“ понял как должно. Не знаю, поздравлять ли Вас или нет, но советских литературоведов с этим можно поздравить».144144
  РГАЛИ. Ф. 3290. Не разобран; сообщено А.Ю.Галушкиным; «адрес» – «Старая пл.».


[Закрыть]

Знавшая его с начала 1930-х годов сотрудница по «Литературному наследству» встретила его в новом качестве на заседании Пушкинской комиссии:

«И я с изумлением увидела, во что превратился славный, скромный паренек, о котором я вздыхала. На стуле сидел, важно развалясь и расставив ноги, толстый, я бы сказала, завмагазином, роскошно одетый и с самодовольным видом посматривал кругом. У него даже сделались маленькие, китайские, заплывшие жиром глазки…»145145
  Богаевская К. П. Воспоминания//РГАЛИ. Ф.1633. Оп.4.Ед. хр.18. Л.34.


[Закрыть]

И вот первым же ответственным заданием консультанту в августе 1946 года было обеспечить разгром Ахматовой. Он подготовил статью для органа Агитпропа – газеты «Культура и жизнь»:

Основные черты творчества Ахматовой с полной ясностью раскрылись уже в ее первых стихотворных сборниках, появившихся около сорока лет назад. Она вошла в литературу как писательница, с самых первых шагов тесно связанная с наиболее регрессивными тенденциями литературной жизни своего времени. Полная отрешенность от жизненной действительности, а, следовательно, и от борьбы за ее переустройство, антиобщественный индивидуализм, бедность интеллектуального содержания – вот какие признаки прежде всего характеризуют ее раннюю лирику. Ее поэтический кругозор ограничен узким мирком интимных чувствований и переживаний, и все, что выходит за пределы этого узкого мирка, просто не существует для нее. Ее мировосприятие окрашено тонами уныния, безнадежности, безысходной тоски.

Любовь – одна из «вечных» тем мировой лирической поэзии. Любви, как победному, окрыляющему человека чувству, любви, побеждающей смерть, посвящены многие лучшие страницы мировой поэзии. Но не об этой любви идет речь в стихах Ахматовой. Для нее любовь – прежде всего мука, страданье, боль; и в этом-то, может быть, и сказывается яснее всего ущербность ее поэзии.

Но давно было доказано, что «самодовлеющая» поэзия, замкнутая в самой себе, лишенная какого бы то ни было идейного содержания, неизбежно становится орудием политической реакции. Уже в той конкретной исторической обстановке, в условиях которой формировалась Ахматова как писательница, ее безвольные, расслабленные стихи не могли не играть отрицательной общественной роли, не могли не оказывать вредного действия на общественное сознание, притупляя и разлагая его.

Позицию, занятую Ахматовой в ее ранних произведениях, она сохранила неизменной на протяжении всей своей последующей литературной деятельности. Если иные из ее современников, в пору своей молодости также захлестнутые стихией декадентства, сумели преодолеть в себе его отраву, то у Ахматовой не нашлось сил к такой критической переоценке пройденного ею пути.

Великая Октябрьская социалистическая революция была воспринята ею преимущественно как катастрофа, как крушение привычного жизненного уклада с его застывшими, устоявшимися формами. Если она и пыталась увидеть в развертывающихся на ее глазах событиях рождение чего-то нового, небывалого, то попытки эти не получали дальнейшего развития, оказались подавленными скорбью об отошедшем, об утраченном прошлом.

Затем Ахматова замолкла и молчала в течение двух десятилетий. Вновь выступила она в печати после этого двадцатилетнего перерыва в преддверии Великой Отечественной войны. Но это возвращение в литературу не было для нее «вторым рождением». Победоносная борьба советского народа за построение социалистического общества осталась вне ее кругозора, никак не обогатила ее творческого опыта, – она прошла мимо всего того, чем жила наша страна в эти знаменательные десятилетия.

В своих стихах предвоенных лет Ахматова остается тем же, чем была в пору своей литературной молодости, – поэтессой, непроницаемой стеной отгороженной от мира, для которой единственная реальность – собственное «я». Только еще явственнее стало ощущение душевного надлома, надрыва, пронизывающего все ее мысли и чувствования; еще более резко и обнаженно прозвучали теперь у нее мотивы разочарования в жизни.

 
…О туда, туда,
Туда – по подкапризовой дороге,
Где лебеди и мертвая вода, —
 

эта тема, воплощающая самые худшие, самые гнилостные стороны декадентства, тема смерти – избавительницы, смерти – «сладчайшего сна» красною нитью проходит сквозь ее стихотворения.

 
Уже безумие крылом
Души накрыло половину
И поит огненным вином,
И манит в черную долину.
 
 
И поняла я, что ему
должна я уступить победу,
прислушиваясь к своему
уже как бы чужому бреду, —
 

каким чудовищным анахронизмом звучат в наши дни такие стихи!

Началась Великая Отечественная война. В большинстве ахматовских стихотворений ленинградского цикла военная тема раскрывается только как тема боли и страдания. Стихи ее далеки от жизни, они аполитичны.

И уже совсем уродливо получается, когда советским воинам Ахматова приписывает какие-то смертнические переживания, изображает их героическую борьбу как слепое и покорное движение навстречу неминуемой гибели:

 
Сзади Нарвские были ворота,
Впереди была только смерть…
Так советская шла пехота
Прямо в желтые жерла Берт.146146
  Здесь в газете астериск сноски: «Предельную безответственность проявила редакция журнала „Красноармеец“, поместившая это стихотворение в №10 журнала за 1946 г.».


[Закрыть]
 

Но и этого запаса однобоких, искаженных впечатлений, почерпнутых Ахматовой не из ее комнатного мирка, а из окружающей жизни, ей хватило ненадолго.

 
А дальше? А дальше
День шел за днем, и то и се
Как будто бы происходило —
Обыкновенно, но чрез все
Уж одиночество сквозило.
Попахивало табаком,
Мышами, сундуком открытым
И обступало ядовитым
Туманцем…
 

Так оборачивается перед Ахматовой советская действительность военных лет, как вереница бессмысленных, ничем не заполненных, мертвенных в своей пустоте дней, отравленных «ядовитым туманцем» пошлости.