Текст книги "Литературное приложение «Знание-сила: Фантастика. №01/2017"

Андрей Лободинов
Три желания капрала Хюпшмана

Хюпшман пил исключительно чистый абсент. Попытка бармена уболтать его на убойный (бедолага так и сказал – убойный) коктейль с абсентом «Звезда Полынь» привела к внезапной вспышке ярости.

– Ты видел, как вспыхивает подбитый корабль, вывозящий людей с обреченной планеты? Нет, не тот, на котором давно, благополучно и тактически правильно свалило всё командование, а самый последний, на котором улетают те, кто прикрывал отход?! Вот это и есть Звезда Полынь! Понял?! А у тебя тут налита шлюхина моча! С приятным послевкусием и воткнутой туда трубочкой! – орал Хюпшман.

Никто не рискнул засмеяться, хотя рожа у бармена стала потешная. Хюпшман может и не такой бывалый, как из себя корчит. То, что в его теле одни биопротезы остались, само по себе еще ни о чём не говорит. Но он самый старший здесь. Да и Метеоритный Крест только за умение пить абсент не дают. А пить Хюпшман умел. Более того, абсент, казалось, оказывал на его мозг положительное влияние – вспышки ярости сменялись почти лиричным настроением.

Выпито было немало, и беседа перешла к той приятной стадии, когда разговор обычно заходит о женщинах.

– Пандора оказалась грёбаным тропическим раем. Океан и острова, покрытые джунглями. Тамошнему правителю, Дагону ибн Дагону, мало показалось титула короля, и он провозгласил себя императором. Все ровно дышали к его титулам, да и к этой Пандоре. Позже выяснилось, что реальная власть была у его бабы, коронованной под именем Соломониэль. К той ровно дышать непросто, баба огонь. Краля эта пошла еще дальше и объявила себя там едва ли не богиней. А мужа своего соответственно – божеством. И до этого цирка никому за пределами Пандоры не было дела. В космосе чего только не встретишь. Позже там, на Пандоре, часть аборигенов в джунглях нас самих за богов приняла. Типа культ карго. В общем, вся планета работала на Соломониэль – драгоценности, наряды, пластика… Она пыталась засветиться и за пределами своей планетки, разве что в опере петь не пробовала… с жиру бесилась по полной. Правда, молодка не старела совсем, но на ту же пластику всё списывали. Уже потом обнаружили пандорит – кристаллы, которые помогают сохранить молодость. Император не захотел ими делиться. Вот тут припомнили ему все грешки, объявили тираном и послали нас. Операция «Рагнарок». Юмор такой, так называлась гибель богов у этих, древних греков вроде. Как всегда, первой волной шла роботехника и для особо деликатных задач – наш отряд. Брофловски, Красавчик Суарес, жирдяй Ван Боммель, Мактавиш, Петренко… нас десантировали у королевской резиденции. – Видимо, забыв, что намеревался рассказать о пандорийской красотке, Хюпшман смочил горло абсентом и продолжил. Будь на его месте кто помоложе, ему бы уже посоветовали заткнуться, но Хюпшмана перебивать не стали. – Десантный модуль припандорился, выходить не спешим, выжидаем. Шутим, как припиндюрим этой Соломониэль. Вокруг непролазные джунгли. Обезьянки забавные, с голубой шерстью прыгают – любопытствуют, значит, и не боятся совсем. Вдали, посреди моря джунглей, видна здоровенная скала, на вершине которой дворец этого грёбаного монарха. Наконец, накрыли нас напалмом. Так, слабенько накрыли. До заварушки на Инферно далеко. Зверюшек только жалко, обезьянок этих… джунгли сгорели, а наши с неба в ответ накрыли их огневые точки.

Стало ясно, что второй волны напалма уже не будет. Наш выход. Вокруг выжженная земля. Продвигаемся к дворцу. Красиво идём, разве что ковровой дорожки нет. С воздуха прикрывают так, что можно детский сад на прогулку выпускать. На вершину, прямиком ко дворцу ведёт вырубленная в скале лестница, полная сюрпризов от защитников. Вот по ней подняться трудно. Устанешь и покалечишься. А туда никто и не лезет. Наша задача – быть рядом, на подхвате. Залегли, пялимся на эту скалу, ждём, пока нашего дважды Дагона выкурят оттуда.

В скале, по обоим сторонам лестницы, вырезаны львы, драконы и местные твари, мантикоры вроде. Время идёт, мы уже заскучали, Ван Боммель с Суаресом как всегда лаяться между собой начали. Ван Боммель говорит, мол, голубые обезьянки не твои родичи были? Суарес оскалился и грозится жирдяя на сало пустить и Петренко скормить. Петренко вроде не возражает, если только под водку.

Вот не понимаю я таких вещей. Ясный пень, что Суарес обезьяна, а Ван Боммель жирный хряк. Но зачем об этом постоянно напоминать? В общем, когда из пещер в скале полезли эти твари – пандорианские мантикоры, мы почти обрадовались. Твари похожи на тех, что у лестницы в скале вырезаны. Не знаю, может это местный вид. Эндемичный, так сказать. Но надпись «Без ГМО» я бы на них точно не прилепил. Те еще уродцы. Прут и прут, как зомбяк в заварушке на Эмбере. Пришлось буквально размазать их по камню. За нами не заржавело, размазали.

Смотрю, ребята повеселили, подобрались малёх. Вот только так их в тонусе держать и можно. Обычная муштра таких уже не берёт. Элита, мать её. Десантники. Глянул на них и думаю, вот через пару часов всё закончится, а торчать нам на этой Пандоре еще неделю, как на грёбаном курорте. Мактавиш, Петренко и Брофловски забухают на троих. Красавчик Суарес вопреки всем инструкциям за местными юбками гоняться будет, а Ван Боммель хуже всего – расползётся, как та жаба на пеньке, и будет целыми днями трындеть, Суареса доставать… Но дело свое жирдяй знает. Как и любой в отряде. Ничто не могло остановить нас. Нет в Галактике того камня, об который сломалась бы наша коса. И уж точно не об эту скалу царька-экзота.

Ничто не могло остановить нас, кроме людской глупости. По официальной версии, когда Дагон ибн Дагон понял, что это конец, то приказал уничтожить все запасы пандорита, из-за которого началась вся заварушка. Наше командование, узнав, что пандорит уничтожат, напрудило в штаны и приказало немедленно брать скалу штурмом. Нам – прорваться хотя бы на первую террасу. Любой ценой.

Вот теперь стало не до шуток. Понятное дело, огневая подготовка была. Эту скалу вообще в пыль растереть не вопрос, но там же – пандорит! Как бы то ни было, до первой террасы мы почти добрались. Ребята сражались как львы, а каменные львы равнодушно взирали на наши подвиги из своих ниш. Где непосредственно выход с подъёма на террасу, мы попали под шквальный огонь из уцелевшего блиндажа. Прорваться в том месте можно только лобовой атакой, но буквально нельзя было поднять головы. Нас прикрывали сверху, с тыла враг не зайдёт, но задача то была – прорыв наверх… Ван Боммеля ранили. Я приказал ему отойти и ждать, пока подберут свои, но у жирдяя проснулась профессиональная гордость. Остался с нами. А толку с него? Огонь врага стал перед нами непроходимой стеной.

Я приказывал согласно уставу, потом орал на них благим матом. Я кричал, что если они останутся лежать, то загорят, как та местная шалава Соломониэль, и что потом их также вздрючат, потому что они не бойцы, а бабы.

Элита… одно дело сражаться под практически стопроцентным прикрытием. Когда ты на коне, а враг – мясо. И другое – встать под огнём, подчиняясь глупому приказу, зная, что скорее всего погибнешь. Многие из наших врагов на разных планетах, то самое пресловутое «мясо», сражались и умирали за свои грёбаные идеи. А за что должны были умереть мы тут?

Никто не встал. Я их понимал. Но у нас был приказ.

Активированный взрывной механизм жалобно запищал, отсчитывая секунды. Сначала никто даже не поднял голову. Лишь Ван Боммель хрюкнул в общий эфир «отсюда ты не достанешь их, командир». Проворчав, чтоб он заткнулся, я ждал. Постепенно взоры моих залёгших орлов обратились в сторону этого звука. И тогда я кинул гранату. Назад. Поскольку мы лежали чуть выше, то оказались в прямой зоне её поражения.

Что еще сказать. Это была хорошая атака. Можно сказать, образцовая. Казалось, мы летели вверх по лестнице. Мы выполнили задачу – подавили огневую точку, проложив путь тем, кто пойдет за нами. И заплатив за это свою цену. Мактавиша сняли сразу. Потом осел на ступеньки здоровяк Брофловски – получив ту же порцию, что и Мактавиш, он сделал еще пару шагов. Затем покатился вниз Красавчик Суарес. Раненый Ван Боммель, которого вдобавок едва не накрыло вдогонку взрывом моей гранаты, дошёл до самого верха. Просто повезло. Умирая, он еще успел выдохнуть проклятие в мой адрес. Ну, это он не со зла, я не держу на него обиды. Уверен, что он на меня – тоже. Мы же профессионалы, мать его. Петренко с его звериным чутьём на опасность всегда везло. В этот раз везенья не хватило самую малость. Он умер молча. Из всего отряда на Пандоре выжил только я. За тот бой мне и дали Метеоритный Крест, – подвёл итог Хюпшман.

Все молчали, пока тишину не прервала чья-то приглушённая пивная отрыжка.

– Вы наверно ни разу не одевали его? – уважительно спросил кто-то из молодых.

– С какого бы хрена? Конечно одевал, – искренне удивился Хюпшман. – Ты хочешь сказать, я его не заслужил?!

Задавший вопрос кадет изменился в лице. К его облегчению, Хюпшман выжрал уже изрядно абсента и настроен был благодушно, не став заострять вопрос, а продолжив своё повествование.

– Мы задачу выполнили, и на остальное мне плевать, но по большому счёту всё оказалось зря. Запасы пандорита защитники успели уничтожить. Дагон ибн Дагон покончил с собой. А баба его, Соломониэль, жить хотела, аж из юбки выпрыгивала, и ударилась в бега. В итоге девку поймали за её божественный зад в джунглях, когда гоняли там, как мух полотенцем, недобитков-повстанцев. К тому времени оккупационная администрация уже отчаялась обнаружить пандорит. Мне то всё равно – мне его при любом раскладе не видать. Как и любому из вас, салаги. Мои парни полегли там для того, чтоб кто-то из верхушки снял сливки. Но речь не о том. У Соломониэль нашли кусок пандорита. Понятное дело – нелегко женщине расстаться с вечной молодостью. Она прятала его там, где только баба может спрятать. Как по мне, там ему было самое место. – смочив в очередной раз горло, Хюпшман продолжил. – Метеоритный крест мне вручал новоиспеченный король Пандоры. Король со всеми регалиями – вроде как уважение победителей к традициям и суверенитету свободной Пандоры. По сути – марионетка, понятное дело. Тут же стоят наши армейские чины – те, кто дёргают за веревочки. Король говорит мне – что может сделать для вас Пандора в благодарность за ваш подвиг? Смотрю я на этого болванчика – у того в глазах страх и ненависть к «освободителям». Он то думал, что я себе кусочек пандорита клянчить буду. А мне после того, где этот пандорит прятали, брезгливо как-то. Говорю ему – я всего лишь выполнял свой долг. Но раз такое дело, хотелось бы мне вашу экс-королеву, Соломониэль, попользовать чуток. – Хюпшман выдержал паузу, наслаждаясь оживлённой реакцией слушателей.

– Смотрю, у наших армейских чинов глаза округлились. Полкан наш только оценил ситуацию, ухмыльнулся… правда тут же сделал рожу кирпичом. Нормальный мужик, наверху такие редкость. Король же чуток позеленел. На Пандоре к монархии особый пиетет, а тут такое… отвечает, мол, этого я обещать не могу. Экс-королеву публично обезглавят за преступления против народа Пандоры. А попользовать ни до, ни после никак не получится – противоречит этическим нормам, так сказать.

Ладно, говорю, может это и к лучшему, вот слышал я, у Дагона ибн Дагона был платиновый унитаз. А есть у меня, так сказать, голубая мечта – справить малую нужду в платиновый унитаз. Тут все заулыбались натужно, вроде как остаётся всё в шутку перевести. Король тоже улыбнулся, но совсем уж вяло – будто его на смертном одре пощекотали. Ответил, впрочем твёрдо – тоже не выйдет. Унитаз пустили на переплавку. Нужно поднимать разрушенную экономику планеты.

Я киваю понимающе, но с капелькой разочарования, дескать, два отказа не прошли бесследно. Пауза, король обреченно смотрит на меня в ожидании очередной солдафонской издёвки, наши едва ли не семафорят мне – хватит, мол. И тогда я попросил, чтобы меня бросили в яму с пандорианской мантикорой.

При этих словах Хюпшмана слушатели, только что хохотавшие на весь бар, с недоумением уставились на него. Тот продолжил, как ни в чём ни бывало.

– Из оружия чтобы дали только штык-нож. Дальше ничего интересного. Яма как яма, мантикора как мантикора. Пожелание это выполнили, подозреваю, не без содействия короля, больно я его достал предыдущими просьбами. Все, и я в том числе думали, что мне конец. А убить мантикору оказалось не так уж сложно – если отрубить ей хвост, тварь сходит с ума от боли и бессмысленно мечется по яме. Правда потрепать она меня успела изрядно, а потом еще кислота, которая у неё хлестала вместо крови, выжгла мне глаз. Но это мелочи… кое-как подлечили за армейский счёт, после чего без лишнего шума списали в запас. – Хюпшман явно скомкал концовку, показывая, что рассказ завершён. Повисла тишина.

– Хюпшман, какого хрена? – не выдержал наконец один из его приятелей. – Первые два желания понятно, поддел ты их чётко. Но какого хрена ты забыл в яме с мантикорой?!

Хюпшман, уже собиравшийся вставать, внезапно осунулся и уставился на дно стакана.

– Да я же рассказывал, что этот жирдяй, Ван Боммель, успел шепнуть мне пару тёплых слов перед смертью. Так и сказал: «чтоб тебя в яму к мантикоре сунули с одним лишь штык-ножом». Это же практически последнее желание умирающего. А их принято выполнять… вот и я тоже подумал: так какого хрена?

Об авторе

Родился в 1981 году в городе Усолье-Сибирское, близ Байкала. Через пару лет родители переехали в Севастополь – город, который когда-то оборонял дед Андрея, кубанский казак. Получил высшее образование по специальности «Финансы», окончив Московскую академию труда и социальных отношений. Проработал по специальности в банковской сфере более десяти лет. В 2014 году в Крыму последовали известные перемены. В свете изменившейся ситуации, и внутреннего стремления к новому, поменял сферу деятельности, устроившись корреспондентом в газету. В сфере журналистики работает по сей день. Писать начал 2011 году. В 2012 году – первая публикация. Неполный список публикаций: журналы «Москва», «Химия и жизнь» (Москва), «Ступени» (Москва), «Astra Nova» (Ганновер), «Эдита» (Санкт-Петербург), «Литературная газета» (Москва), сборник «Русский фантастический» (Санкт-Петербург) и другие. В 2013 году занял первое место литературной премии имени Куприна (Союз писателей Украины) за исторический рассказ. В 2016 году – первое место на конкурсе «Крымский рассвет» (Союз писателей России). Пробовал писать рассказы в разных жанрах, но в основном это научная фантастика и мистика.

Александр Юдин
Проект «Адам»

– Ископаемое! – с чувством воскликнул Виктор, наблюдая за очередной неудачной попыткой Адама получить свой обед. – Неудивительно, что ты вымер.

Адам обеими руками сдернул разноцветные кольца со стержня и, оскалившись, швырнул их в Виктора. Ударившись о прозрачную стену вольера, кольца беззвучно попадали на пол.

– Кажется, он обиделся, профессор, – заметила, невольно отпрянув, Ева – фигуристая двадцатипятилетняя блондинка.

– Нет, – заверил ассистентку профессор Виктор Агинский, – Адам не может нас сейчас слышать. Он нас даже не видит – я затемнил перегородку с его стороны.

– Да? А было такое впечатление, что он метил прямо вам в лоб.

– Это невозможно, – усмехнулся Виктор. – Жрать хочет, вот и психует. Только шалишь, приятель, обед придется заработать… или сидеть тебе сегодня на диете.

– А что Адам делает не так? – спросила Ева, с сочувствием наблюдая, как тот нервно меряет шагами вольер. – Мне показалось, что пирамидку он собрал правильно – сложил все кольца по размеру.

– Я сегодня усложнил тест, – пояснил Виктор: – он должен не просто нанизать кольца от большего к меньшему, но еще и подобрать их по цвету, в определенном порядке – красные к красным, зеленые к зеленым, и так далее…

– Откуда ж ему об этом знать?

– Ну, ты-то хоть не тормози, Ева, – возмутился профессор. – Разумеется, я сначала показал ему, что и как он должен сделать, чтобы получить свою пайку. Причем трижды показал. А он тупит! Это уже пятая его неудачная попытка.

– А… может он не разбирает цвета? Вдруг он дальтоник?

– Как бы ни так: его способности к цветовосприятию я давно проверил – цвета он различает не хуже нас с тобой. Просто ленится думать. Наверное, я слишком его избаловал… Ну, что ты топчешься, как бык в стойле! – снова вспылил профессор Агинский. – Головой работай, а не ногами. Ладно, показываю еще раз – последний.

Виктор сел за стол и включил компьютер. Внутри вольера, на стене, немедленно вспыхнул один из двух широких плазменных экранов. Ученый поставил перед собой точно такую же пирамидку, которую не удалось правильно собрать Адаму, стряхнул кольца со стержня на столешницу и принялся медленно, фиксируя каждое движение, нанизывать их обратно. Адам смотрел на экран набычившись, тем не менее, внимательно наблюдал за всеми манипуляциями профессора Агинского; когда тот закончил, Адам с явной неохотой, но все же подобрал разбросанные кольца и сложил пирамидку заново – на сей раз как надо.

– Браво! – зааплодировал профессор. – Вот ведь можешь, когда захочешь. Получай заслуженную награду.

В вольере отворилось небольшое окошечко, из него выдвинулся поднос, на котором стояла пластиковая миска с густым фасолевым супом; в фасоли плавала кость с изрядным шматом мяса. Адам схватил миску обеими руками, поднес к самому носу и понюхал. Оставшись, по всей видимости, доволен запахом, он сначала вытащил из миски ложку, облизал её и отбросил прочь. Затем, запустив в суп короткопалую, поросшую рыжеватыми волосами пятерню, выложил мясную кость прямо на пол, и в три глотка выхлебал суп. Закончив с супом, Адам удовлетворенно рыгнул и, отшвырнув миску, принялся за мясо.

– Эх ты, свинота необразованная, – покачал головой Виктор, – приличным манерам, сколько не бьюсь, так и не научился.

– Не слишком ли много вы от него требуете, профессор? – заметила Ева, с сомнением глядя на скошенный лоб и массивные надбровные дуги Адама. – С его-то мозгом…

– А что не так с его мозгом? – уточнил Агинский с ноткой иронии в голосе.

– Ну, как… – растерялась ассистентка, – он же менее развит, чем наш… разве нет?

– Во всяком случае его мозг даже крупнее человеческого. А касаемо развитости, тоже не все однозначно. Лобные доли у палеоантропов или, как их чаще называют – неандертальцев действительно развиты слабее, нежели у нас, сапиенсов. Однако затылочные, напротив – гораздо сильнее. Как ты наверняка знаешь, лобные доли отвечают прежде всего за логико-аналитическое мышление, а затылочные – за символическое, основанное на ассоциативных связях зрительных образов.

– И что из этого следует?

– Следует, что человек разумный, можно сказать, социальнее неандертальца; в частности, мы с тобой значительно эффективнее способны подчинять свое поведение нуждам общества, коллектива – короче, слушать других и обуздывать темные, животные инстинкты. Понятно излагаю?

– Д-да, – неуверенно кивнула девушка, – но значит я все-таки права? Или нет?

– Зависит от расстановки приоритетов, – пожал плечами Виктор, – что считать важнейшим. Между прочим, если бы под всякими там телепатиями и магиями-шмагиями имелась реальная основа, то у неандертальцев эта составляющая присутствовала бы максимально.

– Как интересно! – оживилась Ева. – Значит, неандертальцы могли обладать экстрасенсорными способностями?

– Я же говорю: если бы, – усмехнулся Агинский. – Но, увы! Все это совершенно ненаучно, а, следовательно, никак не соотносится с реальностью.

– Скажите, профессор…

– Будь добра, называй меня Виктором. А то я начинаю чувствовать себя Мафусаилом.

– Как можно! – округлила глаза Ева. – Вы же самый молодой из профессоров нашего Университета.

– Тем более.

– Хорошо. Скажите, Виктор… надеюсь, вы извините мою неосведомленность – все-таки, я совсем недавно в проекте – но как вам удалось обойти запрет на клонирование? Ведь наше законодательство в этой области такое суровое.

– О, мы нашли гениальное по своей простоте решение! Хочешь узнать какое?

– Конечно.

– Дело в том, что последние исследования нуклеотидных цепочек позволяют сделать однозначный вывод: генетические различия между современными людьми и неандертальцами слишком велики, чтобы относить их к единому биологическому виду существ. Об этом же свидетельствует и сравнительный анализ черепов неандертальцев и кроманьонцев. Улавливаешь?

– То есть неандертальцы – не наши предки?

– Разумеется, нет! Мы и они – два различных биологических вида, независимо произошедших, предположительно, от питекантропов. А скорее всего мы с ними вообще происходим от разных ветвей древних гоминидов. Когда наши прямые предки – кроманьонцы, около сорока тысячелетий назад проникли в Европу, неандертальцы обитали там давным-давно. После этого еще порядка десяти-двенадцати тысячелетий мы жили с ними, что называется, бок о бок. А затем неандертальцы неожиданно исчезли. Как и почему это случилось – тайна, покрытая мраком. Известно одно: в кострищах стоянок неандертальцев неоднократно находили обглоданные кости кроманьонцев. И наоборот. Но дело не в этом. А в том, какой из сказанного следует вывод.

– Какой же? – спросила девушка.

– Очевидный: палеоантропов нельзя считать людьми – в нашем понимании этого слова. Это был особый вид разумных существ. Особое, иное «человечество»!

– Исчезнувшее человечество, – задумчиво произнесла Ева, – звучит романтично. И загадочно.

– Не знаю как там насчет романтики, – хмыкнул профессор, – но все это позволило адвокатам нашего Университета убедительно доказать, что в данном случае – с юридической точки зрения – не может идти речи о клонировании человека. Так то!

– Почему же, если проект изначально легален, он до сих пор засекречен?

– Наш научно-исследовательский центр «Эдем» структурно входит в состав Йелоустоунского Университета криптогенетики, но, в отличие от самого Университета, «Эдем» курирует Министерство обороны, а проект «Адам» вообще полностью финансируется по линии МО. Оттого и секретность.

– Но почему? – удивилась ассистентка. – Чем военных так заинтересовал ископаемый палеоантроп? Они что, собираются поставить клонирование неандертальцев на поток и делать из них этих… «универсальных солдат» каких-нибудь?

– Не знаю и не желаю знать, – отрезал ученый. – И тебе, Ева, не советую копать в этом направлении. Зачем? Благодаря деньгам «оборонщиков» мы получили исключительный шанс – реализовать уникальнейший, невиданный доселе эксперимент. Мы вернули к жизни представителя исчезнувшей цивилизации. Только вдумайся: мы с тобой корректируем эволюцию; фигурально выражаясь, правим ошибки Творца!

– Спасибо за ваше «мы», – скромно потупилась Ева, – но мой вклад в проект пока ничтожен.

– Теперь ты тоже член команды, – похлопал её по плечу Агинский.

– Поверьте, я это ценю.

– Ну, – резюмировал Виктор, решительно поднимаясь с кресла, – пожалуй, довольно на сегодня. Не будем перегружать нашего Адама. Между прочим, – заметил он, игриво взглянув на ассистентку, – какое знаковое совпадение: он Адам, а ты Ева. Не находишь? По-моему, это сулит плодотворное сотрудничество.

– Кавалер он, конечно, видный, – с готовностью поддержала шутку девушка. И добавила, окинув взглядом приземистую, но чрезвычайно широкую в плечах, и оттого казавшуюся квадратной, фигуру неандертальца. – Внушительный мужчина. Даже не верится, что ему всего три года. Сколько он весит?

– Восемьдесят пять. Только Адаму отнюдь не три года. Мы искусственно ускорили его взросление, так что сейчас его биологический возраст равен двенадцати годам. А неандертальцы созревали очень рано – как раз где-то годам к двенадцати – жизнь обязывала. Поэтому нашего Адама вполне можно считать взрослой особью. И обрати внимание, какие мышцы – точно корабельные канаты! А стати-то каковы?

– Кстати про стати, – хихикнула Ева, – вы не пробовали научить его носить одежду?

– А зачем? – пожал плечами Агинский. – В вольере тепло. Потом, так удобнее производить наблюдения… Все. Обучающую программу я Адаму включил – пускай себе смотрит, может, что в мозгу и осядет, хотя бы, хе-хе, в затылочных полушариях. А нам можно по домам… У тебя какие планы на сегодняшний вечер?

Аск ощутил уход зворгов, но вида не подал; он знал, зворги – эти извечные враги венов, неусыпно наблюдают за ним, следят денно и нощно. Аск затылком, всей кожей чувствовал их холодные, внимательные взгляды. То, что они пока сохранили ему жизнь, ничего не значит. Или не значит ничего хорошего. Наверняка, измышляют какую-нибудь жестокую пакость. Зворги всегда были мастера на подобные штуки. О! Он кое-что про них помнил. И с каждым днем все больше – память возвращалась к нему. Не только личная память Аска, но и память рода – та память, с которой каждый вен нарождался в этот суровый мир… Вот зворги, те не имели родовой памяти. Оттого-то им приходилось изворачиваться, всякий раз чего-нибудь изобретая, чтобы передать молодым опыт старших. Ведь их детеныши выскальзывали из материнских утроб совсем бессмысленными, точно речные голыши. У венов не так… их тяжелые головы с рождения хранили воспоминания длинной, теряющейся где-то в непроглядной тьме Колодца Времён, вереницы поколений. Поэтому сородичам Аска ни к чему были все эти новшества, что постоянно придумывали шустрые как белки зворги. Зачем? Предки давно изобрели все, что нужно – как добыть огонь из сухого дерева, как охотиться на зверя и птицу, как поступать с умершими родичами – и этих знаний у венов было не отнять никому, ведь они с ними рождались… В этом, да и во многом ином, вены превосходили суетливых, беспамятных зворгов; вены были сильнее, вены были мудрее… Да, зворги чуть быстрее бегали и значительно ловчее лопотали на своем зворгчьем наречии… трещали без умолку, точно сороки! Слова так и сыпались из их ртов, как горох из созревших стручков. Ну и что толку? Зато они совсем не владели Властью – подчиняющей властью слова. Их речи были пусты, также как головы их детенышей. Не потому ли (воспоминание медленно всплыло откуда-то с самого дна Колодца Времён) предков Аска совсем не встревожило, когда зворги впервые проникли в исконные земли венов, боязливыми тенями появившись со стороны Восходящего Солнца? И даже когда те стали множится, точно головастики в весенних лужах… и даже когда число их кочевий сравнялось с числом стойбищ венов… а потом – превзошло… даже тогда предки ничего не сделали, дабы уничтожить или хотя бы изгнать обратно не в меру расплодившихся пришельцев. Конечно, если кто-нибудь из зворгов неосторожно оказывался на пути вена, расправа была короткой, а участь наглеца – неизбежной. Поначалу сородичи Аска расценивали пришельцев с Восхода только как доступную, хотя и не самую вкусную еду, этакое пищевое подспорье в Тощие Времена. Случалось – особенно в межсезонье, когда охота еще скудна – зворгов съедали целыми кочевьями. Но – странное дело! меньше тех не становилось…

Аск вспоминал и вспоминал, рассеянно глядя, как в одном из двух чудесных окон в стене его пещеры мельтешат, суетятся фигурки зворгов… Он знал – не раз уже проверял – что фигурки там не настоящие, не живые. Всего лишь одно из хитрых ухищрений зворгов. Вроде тех летающих копий, которыми… которыми, что? Аск прикрыл утомленные глаза и стал вспоминать дальше.

…Никто из венов даже не заметил того момента, когда пришельцев с Восхода расплодилось вокруг столько, что они сами отважились нападать на венов. И даже на их стойбища. Конечно, исподтишка, тайно, чаще – под покровом ночи. Ибо пуще Огня Небесного зворги боялись непонятной, цепенящей силы венского слова. Ведь стоило венскому вану взглянуть в глаза любому из зворгов и произнести Слова Власти, как тот мгновенно превращался в тупое нерассуждающее животное и покорно шел под разделочные камни венских женщин.

Время для венов текло незаметно: одни поколения уходили, погружаясь в сумрачные глубины Колодца, им на смену вырастали новые, мало чем отличные от прежних… И вот однажды кто-то наиболее сообразительный из зворгов догадался, что не все вены, а один только венский ван в полной мере владеет Словами Власти. С тех пор зворги стремились при любой возможности убивать их ванов – прежде всего ванов. А венское стойбище без вана, что камышовая глухатка без головы – еще мечется, крыльями хлопает, но от охотника ей уже не улететь. Новому вану заветную Власть мог передать лишь ван старый: если же он погибал, не успев совершить Обряда, у осиротевших родовичей был только один путь к спасению – как можно скорее присоединиться к другому венскому роду… Но вены никогда не ставили стойбищ близко одно к другому – каждому роду нужны собственные охотничьи угодья; да и непотребных межродовых связей должно опасаться. И лишенное вана стойбище почти неизбежно становилось добычей жадных до венского мяса зворгов. Так вены и зворги поменялись местами…

Аск открыл глаза: в чудесном окне он увидел огромное, похожее на каменный муравейник, жилище зворгов. Ему уже показывали подобные жилища раньше; ему вообще многое показывали, и он знал теперь про зворгов немало… Вдруг «муравейник» резко отдалился, Аск словно бы взлетел и с огромной высоты смог целиком рассмотреть всё зворгское кочевье, скорее даже стойбище… Сколько же их наплодилось за это время! Такого никому из венов и в страшном сне не могло привидеться. Ужас… Ужас… Он вновь закрыл глаза, прячась в воспоминаниях.

…Однако всё равно зворгам никогда бы не одолеть венов. Несмотря на муравьиные плодовитость и упорство, и все эти их хитроумные приспособления. Нет, нипочем не одолеть… если бы не Пузырчатая Смерть. Никто не знал, откуда она пришла. Никто не знал, как ей противостоять. Даже ваны. Память рода тоже молчала… Аск подозревал кое-что. Но поделать ничего не мог. Он давно заметил, что всякий раз после праздника Поглощения предков Пузырчатая Смерть с новой силой начинала свой победный пляс. Уж не проникала ли она в животы венов вместе с плотью мертвого сородича? Может и так, только… только нельзя же, в самом деле, вот так просто отменить одну из семи Извечных Традиций – праздник Поглощения?! Предложить венам оставить умершего родовича несъеденным, это все одно, что… предложить им съесть новорожденного! Страшное кощунство! Совершенно немыслимо!

Под тяжестью все новых и новых пластов пробуждающейся памяти он утомился и даже не заметил, как уснул.

Очнувшись ото сна, Аск увидел, что волшебное окно потухло, а передняя стена пещеры, в которой его держали зворги, вновь сделалась прозрачной, как вода. За стеной стояла и молча смотрела на него молодая самка зворга – судя по всему та самая, что приходила вчера.