Текст книги "Теория и история политических институтов"

2.2. Классический институционализм и неоинституционализм

На рубеже XIX–XX вв. была сформирована первая версия институционализма, основанная на формально-юридическом анализе и сопоставлении государственно-правовых и политических институтов разных стран (законодательные системы, исполнительная власть, конституции). Среди наиболее значимых исследователей, относящихся к этой плеяде, следует назвать Ф. Полока, Э. Фримена («Сравнительная политология», 1873 г.), М. Ковалевского («Историко-сравнительный метод в юриспруденции и приемы изучения права», 1880 г.), В. Вильсона («Государство», 1889 г.), Д. Перджеса («Политическая наука и сравнительно-конституционное право») и т. д. Ученые ориентировались преимущественно на изучение государства, его органов и институтов, посредством которых оно осуществляет свои функции. Значительный вклад в становление институционализма в области экономики внес Т. Веблен («Теория праздного класса»).

В 1918 г. термин «институционализм» вводит У. Гамильтон, определяя институт как «распространенный способ мышления или действия, запечатленный в привычках групп и обычаев народа» [Hamilton, 1932, p. 84]. Институты рассматриваются в это время преимущественно как политические установления – формальные положения, законы или производные от них разделения полномочий, методы избрания. Считается, что институты фиксируют устоявшиеся процедуры, отражают общее согласие, сложившуюся в обществе договоренность. Под институтами в это время понимаются обычаи, корпорации, профсоюзы, государство и т. д. Подлинную славу «старого» институционализма составили исследования В. Вильсона, Дж. Брюса, Т. Коула, Г. Картер, К. Фридриха. Классический институционализм способствовал более глубокому анализу проблем управления.

К середине XX в. ученые фиксируют кризисное состояние методологии институционализма, что было связано с целым комплексом причин: недостаточными возможностями только эмпирического/описательного метода в исследовании институтов; ограниченностью возможностей формально-правового анализа объяснять политические реалии, низкими прогностическими возможностями институциональной теории в объяснении становления и функционирования демократии в ряде государств, сложностями проведения сравнения институтов различных регионов и т. д.

В 1960-х гг. исследования в парадигме классического институционализма практически исчезают под натиском сторонников бихевиорализма. К особенностям бихевиорального подхода к анализу политики Дж. Марч и Й. Ольсен относят следующие:

• контекстуализм (политика рассматривается как зеркальное отражение внешнего окружения – экономических условий, географического положения, социально-классовой структуры и т. д.);

• редукционизм (политические явления рассматриваются как общие результаты индивидуального поведения);

• утилитаризм (политическое действие – результирующая собственных интересов политических акторов);

• функционализм (оптимальным результатом политических действий является достижение равновесия политических сил);

• инструментализм (процесс принятия политических решений и распределение ресурсов рассматривается как центральная проблема политической жизни). Бихевиоралисты относились к политическим институтам как к формальным механизмам, которые функционируют только благодаря работающим в них людям, действующим по принципу «стимул – реакция».

Однако несостоятельность объяснения политических процессов в рамках поведенческого подхода вновь порождает интерес к исследованию институтов. Неоинституционализм оформляется как самостоятельное направление в 1980-х гг. Программной для становления этой методологии в политической науке считается статья Дж. Марча и Й. Ольсена «Новый институционализм: организационный формы в политической жизни» 1984 г., хотя пионером неоинституционализма обычно называют Дж. Роулза. Политические институты анализируются с точки зрения взаимосвязи формальных норм и неформальных «правил игры», образующих в итоге сложные организационные отношения, формы взаимодействий и саму кооперативную деятельность людей, поддерживающих стабильность и воспроизводящих порядок в обществе. Формирование новых методологий в политических исследованиях не происходит одномоментно, методологические подходы могут сосуществовать как конкурирующие, или исследователи пытаются использовать мультипарадигмальные подходы, сочетая различные методологии (в политической науке эти тенденции усиливаются как раз на стыке появления новых методологий, как это было на рубеже 1980–1990-х гг.).

Принципиальных отличий у «старого» и «нового» институционализма несколько. Если институционалисты были склонны анализировать политические процессы методами других наук об обществе, то неоинституционалисты расширяют арсенал своих средств, обращаясь в том числе к теории игр. Новый институционализм опирается на теорию развития и использование количественных методов анализа. Традиционный институционализм опирался преимущественно на индуктивный метод; неоинституционалисты предпочитают дедуктивный путь – от попыток создать универсальную теорию к анализу конкретных явлений политической жизни. Кроме того, институционализм преимущественно анализирует действия структур, для неоинституционализма более значим как объект анализа независимый индивид, который по своей воле и в соответствии со своими интересами интегрируется в ту или иную структуру, т. е. внимание исследователей приковано к реальному поведению. Если «старый» институционализм центральное место в теории отводит конфликту интересов, то для неоинституционализма он играет периферийную роль. Наконец, неоинституционализм предоставляет несравнимо большие возможности для компаративного анализа, чем предшественник [Вайнгаст, 1999].

Особое внимание неоинституционализм уделяет социокультурным символам и ценностям, стереотипам и регламентам, оказывающим влияние на структурирование макрополитики. Классики неоинституционализма американские политологи Д. Марч и Й. Ольсен в работе «Вновь открывая институты: организационный базис политики» (1989 г.) анализируют проблемы организационных иерархий, норм и правил, процедур и регламентов, формирующих деятельность политических институтов [March, Olsen, 1989]. Д. Норт отметил необходимость анализа неформальных ограничений (традиций, обычаев, социальных условностей), формальных правил (конституций, законов, судебных прецедентов, административных актов) и механизмов принуждения, обеспечивающих соблюдение правил (судов, полиции и т. д.) [Ibid].

Основными для неоинституционализма считаются два вопроса: как в качестве одного из факторов институты влияют на политическое поведение индивидов и политическую жизнь; как возникают и изменяются политические институты. Д. Дьермейер и К. Кребил предложили различать «теории институтов» и «институциональные теории» [Институционализм…, 2005]. Многообразные направления неоинституционализма заставили аналитиков предлагать различные версии их классификации. Например, П. Каценстайн говорит о двух формах нового институционализма – «толстой» и «тонкой». «Тонкая» версия ориентирована на рационалистский аналитический стиль, где институты рассматриваются в качестве механизмов, способствующих решению проблемы координации. «Тонкий» институционализм ориентирован на исследование оснований индивидуального политического выбора и неэффективно описывает процессы на макроуровне. Й. Блом-Хансен выделяет два основных направления неоинституционализма – рационального выбора в рамках экономического направления политической науки и социологическое. П. Холл и Р. Тейлор считают необходимым выделять три варианта – исторический, социологический и экономический (институционализм рационального выбора) неоинституционализм [Там же]. По мнению Г. Питерса, следует выделить шесть вариантов неоинституционализма:

1) нормативный институционализм, акцентирующий важность норм и ценностей, а не только формальных структур, правил или процедур (Д. Марч, К. Ольсен);

2) институционализм рационального выбора (Дж. Бьюкэнен, Э. Остром, М. Леви), исследующий значимость внешних структурных ограничений в отношении рациональных акторов;

3) исторический институционализм, рассматривающий институциональный выбор (цели, средства и критерии оценок) как долговременный фактор политических результатов (К. Телен, Д. Ашфорд, Т. Лонгстредт);

4) эмпирический (структурный) институционализм (К. Уивер, Б. Рокман), представляющий собой обновленную научную версию «старого» институционализма (формализованного анализа форм правления, политических систем, особенностей административного устройства и т. д.);

5) социетальный институционализм, концентрирующий внимание исследователей на связи между государством и обществом – моделях взаимодействия внутри частного и государственного секторов и между ними (Д. Марш, Р. Родсон); 6) институционализм в исследованиях внешней политики и международных отношений.

Кроме того, в зоне внимания неоинституционалистов находятся и так называемые альтернативные подходы – правила и/или принуждение к правилу, которые позволяют, предписывают и запрещают действия членов институтов; при этом институты трактуются как самовыбранные ограничения и средство агрегирования индивидуальных предпочтений.

В трактовке институтов с точки зрения теории рационального выбора есть особенность – наличие двух уровней анализа, которые позволяют не только понять эффекты взаимодействия институтов, но и ход развития институтов и причины сохранения определенных форм организаций:

1) анализ институтов как неизменных и экзогенных;

2) анализ причин появления конкретной формы институтов, что позволяет их рассматривать как эндогенные явления.

Институты при этом понимаются как ограничители действий акторов, включенных в процесс взаимодействия. Все акторы действуют исходя из принципа максимизации своих целей в рамках существующих ограничений (так называемая концепция самоусиления). Теория рационального выбора позволяет на основе сравнения функционирования институтов и оценки результатов их деятельности строить прогнозы относительно стабильности, эффективности и перспектив выживания. Кроме того, сильной стороной теории рационального выбора в неоинституционализме является оценка трансформации характера взаимодействия институтов при изменении внешних обстоятельств.

Работы современных представителей неоинституционализма в политологии демонстрируют многомерность институциональной эволюции вследствие влияния динамики формальных и неформальных институтов, а также многообразие траекторий политического выбора акторов под влиянием институциональной среды. Налицо – многообразие способов взаимодействия формальных и неформальных институтов, идей и убеждений, их влияния на политический выбор, особенности ограничений, налагаемых ими на политическую эволюцию.

Для современного неоинституционализма важен анализ институциональной динамики и организационных структур, институционализации новых общественных движений на периферии институционального строя общества и поворотных политических событий для возникновения или разрушения институциональной структуры и политического порядка. В современной версии институционализма значимы новые направления – «социологический институционализм», «конструктивистский институционализм», «сетевой институционализм», возникшие под влиянием расширения объекта анализа: помимо традиционных институтов государственной власти и институтов политического участия учитываются социокультурные переменные институциональной динамики.

Исследовательские стратегии современного неоинституционализма концентрируют внимание на роли символических структур политических институтов (формальных и неформальных) в поддержании, конструировании политических культур, идентичностей, легитимации и делегитимации политического порядка.

Смещение исследовательского фокуса неоинституционализма на изучение влияния «сетей смыслов», «сетевого доверия», когнитивных схем и скриптов символической легитимации институциональной динамики привело к «антропологическому повороту» в неоинституциональном анализе, проявившемся в исследовании вариативности процесса возникновения и адаптации новых политических институтов под влиянием символической и организационных структур. Проявляется интерес неоинституционализма к специфике становления государственности в силу структурной автономии политических институтов по отношению к иным, роли симбиотических оснований (насилия и принуждения) в институциональной эволюции политики, «фоновым практикам» конструирования политических институтов.

К. Хэй указал на то, что неоинституционализм в целом и отдельные его направления не свободны от определенных ограничений и недостатков. Неоинституционализм делает упор на описание предшествующего развития институтов, в логике структуралистского подхода акцентирует зависимость политических акторов от институциональных обстоятельств, в большей степени способен объяснить состояние политической стабильности, чем изменений [Институциональная политология, 2006].

2.3. Исторический институционализм

Направление «исторический институционализм» (ИИ) обрело теоретическую автономию в рамках институционального анализа в начале 1990-х гг. ИИ, как и его предшественники, использует исторические факты для объяснения прошлой политики из настоящего. «Старый институционализм» не отрицал значимости знания исторического контекста при анализе политических институтов. Некоторые исследователи иронизируют, что если бы работы К. Маркса или М. Вебера появились сейчас, то они классифицировались бы как «исторический институционализм».

Специфика ИИ проявляется в том, что он смещает акцент с выявления исторических закономерностей и поиска исторической природы политических институтов на то, как многообразный исторический контекст влияет на вариативность институционализации политического и экономического процессов в настоящем и будущем.

Основной вопрос, на который стремится ответить неоинституционализм: как и почему возникают институты? При этом «рука прошлого» в современных историко-институциональных исследованиях проявляется не столько как «тень прошлого», «родимые пятна прошлого» или некий рудимент, традиция, а как источник вариативности и альтернатив в настоящей и последующей социальной эволюции. ИИ позволяет делать обоснованные эмпирически обобщения посредством конкретно-исторического анализа событий политической и экономической истории и ставить вопросы об альтернативности в развитии политических институтов. Показателен интерес к событиям, которые предопределяют исчезновение альтернатив.

Оформление предметной области ИИ связано с возникновением интереса исследователей к проблеме противоречивых отношений между формальными институтами, возникшими в результате становления конституционного порядка, и многообразием практик политического поведения в процессе их утверждения и дальнейшего существования. Высок интерес ИИ к исследованию взаимодействия социальных движений с государством, роли социальных движений, местных организаций, «низовых движений, патриотического партнерства» и их влияния на изменение формальных институтов, возникновение новых институтов посредников.

Характерен интерес представителей ИИ к политическим причинам краха проекта «совершенного конституционного устройства» в период Веймарской республики в Германии. Не отрицая возможности использования дедуктивных моделей институционального строительства, представители ИИ обращают внимание на национальные особенности конституционного дизайна, влияние специфического политического опыта институционального строительства на стабильность политического режима и политические последствия восприятия подобного опыта за рубежом.

Было замечено, что освоение новых конституционных форм, возникших во Франции после революционных событий конца XVIII в. и середины XIX в., использование этого опыта при строительстве аналогичных институтов и последствия подобного заимствования происходили весьма вариативно в Европе и Северной Америке; наблюдались существенные различия в уровне стабильности политического режима в этих странах при последующем политическом развитии. Выбор «французской колеи» при институциональных инновациях оказался весьма вариативным по своим последствиям. Исследования исторического контекста национальной специфики институциональных политических преобразований и специфики освоения идеологической вариативности реализации «идеальной модели» того или иного политического института позволяют выйти за рамки односторонних дедуктивных интерпретаций эволюции политических институтов и выявить множественность факторов, определяющих успешность или проблемность последующего развития.

ИИ показал, что действенность политических институтов в значительной мере определяется своеобразием политической культуры и спецификой конкретно-исторических практик политической деятельности, а за сходством рациональных обоснований институционального порядка скрывается институциональная изменчивость и вариативность. В этом аспекте ИИ вписывается в определение политических институтов как сравнительно устойчивых сочетаний правил и упорядоченных властных практик, укорененных в структурах значений и многообразии ресурсных оснований.

Высок интерес представителей ИИ к роли культурных фильтров, благодаря которым найденные в прошлом неформальные решения переносятся в настоящее и делают прежние неформальные ограничения важным источником непрерывности в ходе длительных социальных изменений. В ходе исторической эволюции могут сохраняться даже те институты, которые не в полной мере отражают институциональное равновесие или функциональную целесообразность.

ИИ ставит вопросы о том, почему при решении общих задач, совместимости личных стратегий и сопоставимости затрат в реформировании общества выигрывают в будущем не все активные участники подобного процесса. Выигрывают часто те, чьи правила взаимодействия повышают доверие к ним и облегчают реализацию целей. Институты не только культивируют коллективные идентичности, но и сами зависят от многообразных способов социальной идентификации, возникающих спонтанно.

Представители ИИ на примере политических взаимодействий неполитических организаций с политическими показывают, что оформившиеся в процессе политической борьбы конститутивные правила и практики предписывают соответствующее поведение для конкретных субъектов в конкретных политических ситуациях, придают направление и специфический смысл поведению и легитимируют поведенческие коды, которые создают возможности или блокируют политические действия. Возникающие неформальные политические практики обладают автономией и специфическими организационными качествами в конкретных социальных и временных рамках, а поэтому историчны.

В качестве пионеров исследований в русле ИИ можно назвать монографии С. Сковронек «Строительство нового американского государства» [Skowronek, 1982] и Т. Скокпол «Государство и социальные революции» [Skocpol, 1979], в которой анализируются причины возникновения революционной ситуации внутри режима (восстания снизу) и сложная конфликтная динамика взаимодействий между различными социальными группами на фоне деформаций в институциональных структурах, давших толчок революционной ситуации. Эволюция этого научного подхода привела к созданию новой исследовательской секции в Американской ассоциации политической науки (APSA).

ИИ – это не столько особое предметное направление в неоинституциональном анализе и даже не специфическая методология, а стратегический подход к анализу (Sven Steinmo) – «Path Dependence» («зависимость от предшествующего развития», «эффект колеи»). Теория зависимости опирается на междисциплинарные, близкие к синергетическим или постструктуралистским теориям эволюции общества, где настоящее и будущее не является жестко предопределенным. Эволюция институтов в этом случае в значительной степени непредсказуема и зависит от точек бифуркации, порождающих возможности выбора. Когда представители ИИ пишут об исторической случайности первоначального выбора политической траектории, они пытаются выявить события прошлого, когда произошел выбор одной возможности из различных альтернатив в силу неопределенности и неустойчивости баланса социально-политических сил.

Теоретический подход «Path Dependence» ориентирует на анализ существующих политических институтов с позиций потенциальных возможностей, не реализованных в прошлом. Д. Норт отмечал, что «теория Path Dependence является способом концептуально сузить диапазон выбора и связать во времени процесс принятия решений. Это не рассказ о неизбежности, при которой прошлое предрекает будущее… Мы можем теперь интегрировать изменения, связанные с path dependence, в институты, которые характеризуются устойчивыми моделями долговременного роста или упадка. Поскольку зависимое от пройденного пути направление развития уже определено, сеть внешних обстоятельств, процесс формирования организаций и исторически обусловленное субъективное моделирование результатов закрепляют это направление» [North, 1990, p. 98–99].

ИИ развивается как реакция на одностороннее объяснение проблем эволюции современных политических институтов. Стремление на основе конкретно-исторического, многофакторного и многоуровневого анализа патологий или позитивных институциональных эволюций в диапазоне времени обеспечивает его теоретическую и эмпирическую привлекательность по преодолению стереотипов выдавать желаемое за действительное в рамках позитивистского или идеологического дискурса институциональной динамики. ИИ нацеливает на проверку различных альтернативных теорий, претендующих на универсальность, будучи заинтересован в объяснении национального разнообразия стилей промышленной или социальной политики, задаваясь вопросами о падении или росте народной поддержки в государствах, проводивших при первом приближении сходную политику реформ при аналогичной ресурсной базе или формальном дизайне институтов.

Представители ИИ не придерживаются строго определенных институциональных теорий или методологий, но тяготеют к сравнительному анализу политических и экономических институтов. В отличие от поиска подобия в различном, ИИ сосредоточен на поиске специфического опыта строительства институтов как следствия внутренней политической борьбы или внешнего влияния.