Текст книги "Дары рождества. Рассказы и истории священников"

Священник Александр Дьяченко
(Род. 1960)

Рождественская елка

Очень люблю праздник Рождества Христова!

К нему долго готовимся: собираем подарки, ставим в храме елки и, хотя их не принято украшать, украшаем. Причем одна елка предназначена специально для украшения самими детьми – теми подарками Младенцу Христу, которые они творят своими руками.

Проводим елку для воскресной школы с постановками, костюмами и счастливыми родителями, но самая интересная елка – для так называемой «неорганизованной публики». А эта «публика» тоже готовится: учат стишки о Рождестве Христовом, кратенькие молитовки, что-то поют, несут рисунки. На выходе из храма каждый ребенок, независимо от возраста, получает подарок, но за выступление перед другими детьми и конечно же перед батюшкой дитя получает дополнительно книжки, раскраски, шоколадки, игрушки и т. д. За спиной батюшки волшебная коробка, из которой как из рога изобилия потоком текут призы…

Обычно нам помогали владельцы магазинов игрушек, привозили игрушки с небольшими дефектами и другой неликвид. Но в общем-то игрушки были вполне пригодные, а самое главное – их было много!

В этом году игрушек нам не привезли, может быть, они стали качественнее, а может, возникли какие-то проблемы. Помоги Бог этим людям – они очень хорошие, а напрашиваться неудобно, сейчас многим становится тяжело. Но буквально вечером перед елкой один мой друг привозит мне большой пакет неликвидных мышей-брелков! Самых разных – героев прошедшего года. Как эти мыши меня выручили!

Детей приходит очень много, в нашем понимании конечно. У нас почти сельский храм, но 230 детей – это много для любого храма, а еще и родители, переживающие за своих чад, суфлирующие им по бумажке. Зимняя часть храма рассчитана где-то на 250 человек, так что можете представить столпотворение! Но, как говорится, в тесноте, да не в обиде. Детям нравится, да и взрослым тоже.

А еще, наверное, важно то, что подарки всегда для детей бесплатны. В этом году их оплатил один предприниматель, добрый человек. У него незадолго до Рождества Христова скоропостижно скончался брат, и вот такой детский помин он устроил по нему. В начале елки мы с детьми совершаем кратенький молебен, так что душа усопшего там, наверно, прослезилась, ведь столько маленьких сердечек вспомнило ее…

Вот прав отец Димитрий Смирнов, что если у тебя есть что дать просто так, то к тебе обязательно выстроится очередь за тем, что дают, причем совершенно неважно, что дают, главное – что «за так». И очередь выросла…

Ребенка поднимаем на возвышение, и чтобы он не упал, мне приходится его поддерживать. Слушайте, какое чудо эти маленькие дети! Душа тает, когда он что-то лепечет тебе на ухо, а ты прижимаешь его к себе, – не передать словами! Видимо, уже созрел к роли дедушки, требуются внуки…

После выступления, уже получив приз, дитя невольно бросает взгляд на мой чудесный ящик: а что там есть еще? С одной стороны, это так смешно, но и натура наша человеческая здесь открывается во всей красе (а кто-то говорит, что на детях нет греха).

Конечно, маленькие дети не совершают сознательно греха, но последствия наших грехов отражаются на наших детях. Поврежденная человеческая природа – вся она тут… Как же их не крестить, не приводить к Таинству Святого Причастия?

Вот наконец храм пустеет, все подарки, призы и мыши (а это то, что больше всего понравилось моей «публике») розданы. Даже одна мама не устояла и рассказала стишок – кстати, тоже заработала шоколадку.

Тишина, умиротворение, тихая радость.

Вдруг слышу:

– Батюшка, а я вот тоже жду, хочу рассказать тебе стишок. – Из-за колонны выходит девочка лет восьми-девяти.

Я лихорадочно начинаю хлопать себя по карманам и вспоминать, а что у меня осталось. Пусто…

– Дитя мое, – говорю, – прости, но у меня ничего не осталось, я все раздал…

– А мне ничего и не нужно, батюшка, – говорит ребенок, – я тебе бесплатно расскажу!

Мы потом еще долго разговаривали с ней, и воистину нет слаще общения, чем общение друзей!

Рассказ бабушки Раи

В детстве я была очень любознательная. Меня интересовало все, что происходит вокруг: как растет травка и куда бежит муравей, почему соловей поет только в мае, а потом умолкает? Когда мама уходила на работу, главным по дому оставался брат Николай. Однажды я в чем-то провинилась и, спасаясь от наказания, пряталась в картофельных грядах, наблюдая за маленькими букашками. Я лежала среди ботвы, совершенно забыв обо всем на свете. До сих пор помню, как мне тогда было хорошо.

Долгое время мы с младшими братьями оставались некрещеными. И однажды летом, это уже после войны, наши соседи привезли батюшку. Скорее всего, он служил в городе, там в сорок четвертом храм открыли. Мамка с соседкой тетей Валей, тоже солдатской вдовой, быстро наполнили корыто водой, и священник принялся нас крестить, а мой средний брат Витя почему-то отказался раздеваться и убежал. Он у нас вообще был такой стеснительный. Мамка устроила его на лето подпаском, пасти деревенский скот. По договору пастух должен был кормить мальчика обедом, а Витька стеснялся и отказывался, уверяя, что мамка его сама дома кормит. Когда пастух садился перекусить и звал к себе подпаска, тот отворачивался, чтобы не смотреть на еду, и ел только вечером, после того, как пригоняли стадо.

В церковь мы не ходили, но церковные праздники знали и очень любили. Помню Рождество Христово. Морозец, дым над избами столбиками стоит, и над всем селом запах печеного хлеба. Праздновать тогда разрешали Новый год, Рождество не позволяли, а как народ отучишь? Мамка раскатает тесто, потом получившийся блинок сунет в печку, и через несколько секунд он уже большая горячая лепешка, с молоком ох как вкусно!

На Рождество собираемся у деда с бабушкой. У них детей десять человек, вот все внуки, кто еще мал и не перебрался в город, идут к ним в гости. А внуков-то человек, почитай, под шестьдесят. И мы собираемся идти, а мамка дает нам подарочек – коробок спичек. Идем, предвкушая, как поедим сейчас творожку и маслица с теплыми лепешками. Хорошо, на душе сладостно.

Перед войной, пока храм не закрыли, все ходили на службу, а потом в нем устроили колхозную лесопилку.

Так и собирались, в Перново к тете Кате – на Петра и Павла, в Старово к дяде Ване – на Смоленскую, а к нам на ноябрьскую Казанскую приходили только бабушка с дедом, очень уж мы были бедные, всех нам было не угостить. А старших мы ждали, знали, что они сейчас гостинчик принесут, и все гадали, – может, даже вкусненького сальца достанется.

И вот видим – идут! Дедушка с бабушкой, идут, родненькие! Полушубочки на них такие черненькие, по коленочку, а на плечах по палке, а на палках узелки. Подарки несут, подарки! Слава тебе, Господи, идут!

Ангел

Новый год – праздник семейный. Во всяком случае, очень многие придерживаются именно такого мнения. Он тоже считал Новый год семейным праздником, хотя жизнь часто складывалась так, что оставалось только мечтать, чтобы когда-нибудь собраться в этот день всей семьей за одним праздничным столом.

Однажды как раз в новогоднюю ночь ему пришлось вести свой вертолет от Кандагара куда-то в сторону границы с Пакистаном. Тогда он был еще совсем молодым летчиком и носил погоны старшего лейтенанта. Повезло, в ту ночь его ни разу не задело.

Афганистан остался в памяти двумя орденами Красной Звезды. Потом был Чернобыль, и еще один орден, и еще одна маленькая звездочка на погоны.

Новейшая российская история не позволяла особо расслабиться. Его многочисленные командировки на Кавказ до срока посеребрили голову жене. В девяностые годы многие его сослуживцы уволились из армии, а он остался. Летать было его призванием, и больше никем, кроме как летчиком, он себя не представлял. Правда, выше командира эскадрильи он не поднялся, но, как классный специалист, был переведен на должность начальника штаба полка.

Начштаба почти не летает, зато и требования к состоянию его здоровья не такие строгие, как у обычных летчиков. Тем более что сердечко все чаще давало о себе знать. Да и должность начштаба более домашняя, что ли. Во всяком случае, в командировки его больше не посылали и в Новый год он чаще бывал дома.

Пока летал, выросли дети. Он и не заметил, как они стали взрослыми. Сын пошел по стопам отца, в свои неполные тридцать уже был майором и служил на Дальнем Востоке. Дочь вышла замуж, родила ему внучку Машеньку и жила в соседнем микрорайоне недалеко от родительского дома.

Оставшись с женой вдвоем, они каждый Новый год наряжали маленькую елочку и встречали праздник. А вечером первого января собирали подарки и отправлялись навестить молодых, и главным образом поиграть с маленькой внучкой.

Он любил своих детей, но виделся с ними нечасто. Их самый забавный возраст незаметно прошел мимо. Зато в общении с внучкой он с лихвой возвращал себе недополученную прежде радость. В выходные они гуляли с Машей, играли с ней в прятки и догонялки. Весной он вырезал из сосновой коры крошечные кораблики и они с внучкой пускали их в плавание по огромным лужам от талого снега.

Он обнаружил, что научился у ребенка думать так, как думают маленькие дети, и обращать внимание на то, что взрослые обычно не замечают.

Рядом с домом, где жила его девочка, открылся новый магазин. Перед входом в магазин повесили большой стеклянный шар, похожий на футбольный мяч, зато вечером этот «мячик» начинал светиться разноцветными огоньками: красными, желтыми и зелеными «зайчиками». Если подойти к такому цветному зайчику и подставить ногу, то зайчик прыгает тебе на ножку и она вся становится желтой или зеленой. Ты смотришь на свои сапожки, а они разные: один красный, а другой желтый. И становится радостно. Играть с переливающимися разноцветными огоньками стало их любимым занятием.

Вот малышка открывает кармашек своей курточки, и зеленый зайчик немедленно запрыгивает внутрь. Ему хорошо в кармашке у девочки, уютно. Чтобы зеленому зайчику не было одиноко, она пускает туда же в кармашек и красный огонек, и желтый.

– Дедушка, дедушка! – кричит Маша. – У меня в курточке живут друзья, веселые разноцветные зайчики.

Она подходит к деду и осторожно открывает кармашек, а там пусто и темно.

– Наверно, они не хотят со мной дружить, – сокрушается малышка, а дедушка утешает свою любимицу.

Разноцветные огоньки, горящие на улице перед входом в магазин, напоминают ей праздник. Она уже знает, как красиво переливаются высоко в воздухе сияющие шапки фейерверков. Маша любит смотреть на фейерверк. Не представляешь, во что сейчас превратятся множество сияющих в небе звездочек и огоньков. Иногда они образуют огненные шары, а иногда превращаются в огромные цветочные шапки. Так бы стоять и смотреть. Долго-долго. До того это красиво.

Скоро Новый год, потом праздник Рождества Христова. Маша еще не знает, что это такое. Но вокруг нее постоянно звучат эти слова: «Рождество Христово».

– Мама, что значит «Рождество»?

Мама достает книжку с картинками и рассказывает дочке о Младенце Христе. О том, как Он родился в пещере и как к Нему приходили поклониться и люди, и ангелы. А потом показала Маше мультфильм об одном маленьком ангеле. Он был таким маленьким, что не знай Маша, что это ангел, подумала бы, будто это мальчик из соседней группы детского садика.

Крошка ангел летает по небу и держит в своих ручках маленький, но яркий фонарик. В ночь, когда родился Спаситель, он влетел в пещеру к Младенцу Христу и своим маленьким фонариком осветил ее изнутри. Маше история про маленького ангела очень понравилась.

На Новый год в гости приехали дедушка и бабушка. Девочка любит играть с дедушкой. Он носит ее на плечах, возит на спине как лошадка. А еще они с дедушкой любят бороться, и Маша всегда побеждает.

Вечером, напрыгавшись и наигравшись с дедом, Маша забралась на подоконник и смотрит вниз на людей, спешащих по своим делам. На снующие туда-сюда, кажущиеся сверху такими маленькими машинки.

Дедушка тоже подходит к окошку, обнимает девочку, и они оба стоят и смотрят на город. Вдруг совсем низко над домами они услышали тяжелый гул и увидели мерцающие в темноте огни. Это боевой вертолет низко-низко пролетел над их домом и пошел на посадку. В темноте самого вертолета не видно, зато его сигнальные огни загадочно мерцают белыми и красными огнями, а вращающиеся лопасти с фонариками на краях сливаются в один сплошной горящий круг. Маша смотрит на них не отрываясь.

– Как ты думаешь, – спрашивает ее дедушка, – что это за огоньки? Кто это летает так высоко в небе?

Маша молчит. Тогда дед начинает подсказывать:

– Наверное, это летит самолетик. Да, малышка? Видишь, какие у него красивые разноцветные огонечки?

Девочка оборачивается к деду. Внимательно смотрит ему в глаза и думает про себя: «Неужели такой большой мудрый дедушка не понимает, что происходит в небе над городом?» Потом, обеими ладошками обхватив его лицо, таинственно произносит:

– Дедушка, это не самолетик. Дедушка, это же ангел!

Он еще не знал, что накануне мама показала ей мультфильм о празднике Рождества Христова. А узнав, все удивлялся – надо же, мультфильм шел всего-то несколько минут, а про ангела она запомнила.

И нередко потом он, заметив огонек в ночи, улыбался и повторял вслед за ребенком: «Это же ангел, дедушка!»

Неожиданно заболела и, промучившись болями всего несколько месяцев, умерла жена. В своей квартире он остался совсем один. И теперь всякая новогодняя ночь превращалась для него в пытку воспоминаниями. К дочери идти ему было неудобно, там своя семья, да и традицию – приходить вечером первого января к детям с подарками – тоже не хотелось прерывать.

В этом году его пригласили встретить праздник в семье друзей. Он подумал и решил не отказываться, чтобы сменить привычную обстановку и не мучить себя картинками из прошлой жизни.

Кстати, ему предлагали познакомиться с одинокими женщинами. Пару раз он даже было соглашался, и его знакомили со сверстницами. А он, представляя, как ему придется привыкать к кому-то из этих немолодых уже женщин, извинялся и отношений не продолжал. Ему говорили, они такого же возраста, как и твоя покойная супруга, кто-то даже и моложе. Почему же ты отказываешься?

Он извинялся: честное слово, он не хотел никого обидеть, просто его жене во все годы их жизни всегда было двадцать лет, как тогда, когда она согласилась стать его женой. И когда ей исполнилось пятьдесят, ей все равно было всего только двадцать. Ни в ком другом он не мог рассмотреть той юной девочки. Оно и понятно: общая история ни с кем другим его не связывала.

Тогда его стали сводить с женщинами достаточно еще молодыми, а он вновь находил причины отказаться. Это сегодня ему еще пятьдесят, а завтра уже шестьдесят, а ей всего только… Она станет смотреть в сторону более молодых, а он будет мучиться и ревновать. Зачем своими руками создавать себе проблемы в недалеком будущем?

Только потом он понял причину такого своего поведения, просто он так и не смог отказаться от любви к человеку, которого уже не было на земле. Жены уже не было, а он продолжал ее любить, такая вот беда. И ничего ты с этой бедой не поделаешь.

После смерти жены он стал чаще бывать в церкви. Зайдет, поставит свечу, постоит, посмотрит на горящий огонек. Подойдет к иконам, остановится и смотрит на лики. Глаза святых, бесконечно мирные и покойные, приковывали его к себе, заставляя всматриваться в них и молчать.

Ему нравилось бывать в храме. Тем более что его самые светлые и радостные детские воспоминания были связаны именно с ним. Вернее, с его бабушкой. Она любила мальчика и водила с собой на службы. С тех далеких лет он навсегда запомнил тепло храма, горящие в полутьме огоньки свечей и пение клироса, тихое-тихое. Священник произносил что-то за иконостасом, слова вроде и понятные, а он почему-то все равно ничего не понимал. Со службой в храме были связаны и разные приятные запахи ладана и меда.

В старости он и рад был бы как-то теснее соприкоснуться с этим манящим к себе миром новых и в то же время давно знакомых ощущений. Но у него не было человека, который мог бы ему все доступно разъяснить. А спрашивать он стеснялся.

Все чаще он вспоминал свою бабушку, как ее называли соседи, «солдатку». Ее муж, его дедушка, не вернулся домой с войны.

Он хорошо помнил ее лицо и глаза, и еще помнил, как она молилась. Вспоминая ее, он успокаивался: смогла же бабушка жить одна, почему бы и ему не продолжать оставаться вдовцом.

Раньше он уже бывал в доме у людей, с которыми собирался встречать Новый год. Но вот так, чтобы на праздник, да еще ночью, ехал к ним впервые. Ехал и думал: в следующем году ему исполнится уже пятьдесят четыре. Хватит, пора уходить на пенсию. Он и так задержался дольше обычного, и все потому, что смотрели на него как на живую легенду. Редко у кого в послужном списке числилось столько вылетов на задания в горячих точках, да и пять боевых орденов тоже просто так не дают. Он еще не знал, чем станет заниматься на пенсии, но уже твердо решил весной подавать рапорт на увольнение и ложиться в госпиталь. Отдохнет немного, подлечится, а дальше будет видно.

В доме, куда он направлялся, жила верующая бабушка. Раньше он с ней не встречался, хотя уже успел побывать в ее комнате, правда, случайно. Однажды, когда он был у друзей, ему понадобилось выглянуть на улицу, а окно на ту сторону именно в ее светелке. На улицу выглянул, повернулся к двери и увидел в углу иконостас.

Его поразила большая старая, еще писанная красками, икона Пресвятой Богородицы. «Казанская», – подумал он. И так ему вдруг захотелось поговорить с верующим человеком. Стали искать старушку, а ее дома не оказалось.

В семье бабушку очень любят и считают своим ангелом-хранителем. Случись что – «бабушка, помолись». Хотя кроме нее в храм больше никто не ходит и в Бога не верит. И от того она скорбит.

Бабушка Лида любит молиться. Когда-то давно она отмолила своего сына. Он у нее легкими болел, врачи думали, что уже все. А она пришла в храм и молилась, молилась. И пошла ей помощь совсем от незнакомых людей, кто-то козу подарил. Козье молоко – для легочников первое лекарство. Так постепенно и выходила.

Уверившись в силе молитвы, она после только и делала, что молилась. И о своих близких, и о соседях, и о всех, кто просил у нее помощи. Правда, порой ей доставалось за ее молитвы. Вражья сила таких людей терпеть не может, потому и мстит.

Приходит к бабушке ее знакомая.

– Слушай-ка, Лида. Чего я тебе скажу. Мне знакомая рассказывает, мол, тетя Галя, колдушка эта из Авдеевки, ты ее знаешь, подошла у нас на кладбище к могилке одного новопреставленного и все чего-то жгла, и все шептала, шептала. Мне интересно, я и сходила, отыскала эту могилку. Смотрю, что-то такое в ней прикопано. Покопалась, а это фотография твоей дочери. Так что ты посматривай за дочкой-то. Как бы чего не вышло.

Бабушка Лида к своему иконостасу, да на колени. Помоги, Господи!

У нее в самом центре молельного уголка стоит старинная икона «Тихвинская». В свое время дочь с зятем купили у людей квартиру. Те сами съехали, а из старья кое-что бросили. Вот и снится зятю, будто приходит к нему женщина, вся в таких одеждах, как в старину носили, и требует:

– Нехорошо так с моим образом обходиться, нехорошо.

И не один раз снится. Тот голову сломал, да кто же это такая, и с каким еще образом?! Сам-то он человек неверующий, хоть и не осуждает. Звонит теще, мол, так и так. Вместе с ней идут в новую квартиру и в кладовке на верхней полке отыскали старую икону. Даже не икону, а грязную закопченную доску.

Бабушка икону забрала и отдала умелому человеку, чтобы тот доску от копоти почистил. Вот из-под слоя вековой грязи так и засиял образ Тихвинской иконы Божией Матери. Сейчас в иконостасе бабы Лиды – это самая почитаемая святыня.

Стала бабушка молиться о дочери, день молится, два. Потом мысль ей пришла: «А сама-то колдушка эта, тетя Галя, есть несчастнейший по сути своей человек. Мало того что такими делами занимается, так ведь никто о ней бедной и не помолится». От жалости принялась молиться и о «тете Гале».

Потом она сама рассказывала:

– Еду я на велосипеде, а по дороге, только с противоположной стороны, идет пьянющий мужик. Идет он себе, подбородком землю чертит. Народ навстречу ему попадается. Он никого не видит, ему лишь бы не упасть.

Я еду. Почти с ним поравнялась, гляжу, оживился человек. Выпрямился, плечи расправил, глаза белесые, и в три прыжка, точно дикая кошка, на меня напрыгнул. Сбил с велосипеда, к шее руки тянет, а достать не может. Зверем зарычал и опять понурился, глаза потухли, и вот уже не человек, а тень снова почертила по обочине дороги.

Знакомые узнали, недоумевают:

– Как же это твой Бог тебя да и не защитил?

А она в ответ:

– Так, может, как раз-то и защитил, раз задушить он меня не смог.

Потом батюшка ей посоветовал о колдунах не молиться, не надо, говорит, бесов тревожить. Больно уж они мстительны.

Было время, бабушка Лида сама заболела, да так, что и не надеялись, что поправится. Дочка ей рассказывала, пришла она к маме в палату. Села рядом и смотрит. А та в коме. Но тоже интересно, человек в коме, а молиться не перестает. В видении своем она вовсе не здесь, не в больничной палате, а в храме. И идет она по храму, крестным ходом от образа к образу. Возле каждого остановится, перекрестится и начинает молиться.

Так проходит, может, час, может, полтора, и бабушка неожиданно открывает глаза. Видит дочь. Узнала, улыбается:

– Ты тоже в храм пришла? Как я рада.

– Да, мама, я здесь. А ты, я вижу, молишься.

– Молюсь. Мне немного еще осталось. От Архангела Михаила к Божией Матери «Знамение», а там рукой подать до иконостаса.

– Молись, мамочка, я подожду.

Я уж говорил, что никто из ее близких в храм так и не пришел. Хоть и помогают чем могут, а так вот, чтобы молиться, нет. Но она не унывает и при всяком подходящем случае рассказывает людям о Христе, и о силе молитвы, и о том, как любит Господь человека.

Случай тут был. Работали у них в доме два строителя из Беларуси. Не помню, из Барановичей, что ли? Солидные мужики, одному за пятьдесят, другой лет на пять его моложе. Что-то они у них строили.

Бабушка Лида, понятное дело, с ними познакомилась и даже подружилась.

– Люди были уж больно хорошие. Как собственных сынов я их полюбила. А как мать может любить? Супчик им сварю, блинцов напеку. И они мне добром платили. Вставали они пораньше, тепличку пойдут откроют, курочек выпустят. Так и жили. Иногда вместе с ними ужинала. Однажды и стала я им про Бога-то говорить, про Христа. А они меня на смех подняли: «Баба Лида, ты вот что, про Бога с нами, пожалуйста, не заговаривай, никогда. Для нас этой темы не существует». – «А жены-то, они разве о вас не молятся?! А матери, с колен, небось, не встают!» Они смеяться: «Моя жена с тещей только и делают, что сериалы по телевизору смотрят! Им не до молитвы».

– Бедные, – только и нашлась что сказать старушка.

Где-то месяц спустя после того разговора отправились белорусы работать к одному предпринимателю. Его заведение стоит как раз на оживленной автомобильной трассе. И понадобилось хлопцам на другую сторону перейти. А уже вечерело. Им надо срочно, а машины идут и идут. Они и решили перейти дорогу пока наполовину и встать посередине, а как вторая половина освободится, так и дальше идти.

Одного только не учли. В темноте человека на дороге не видно. И в сумерках тоже не разглядеть. Они хоть и остановились посередине, да прошел огромный КамАЗ, совсем рядом с ними, и волной воздуха откинул мужиков назад. Как раз под колеса идущих навстречу автомобилей.

Затормозила только четвертая по счету машина, а три предыдущие прямо по ним и проехали.

Сын бабушки Лиды, спасибо ему, просто так тела погибших не бросил. Положили их в гробы, отпели по-человечески в храме и отправили машиной на родину. Даже денег на помощь дал, хоть ничего им уже не был должен.

Все дни читала бабушка Лида по ним Псалтирь, справила сорок дней и записала к себе в помянник.

– Их жены да матери только и делают, что телевизор смотрят, кто же о них молиться будет? И раньше у них душа о мужьях не болела, а теперь и подавно. Раз прибились они ко мне, сердешные, значит, мне их и поминать.

Утром, накануне праздника, он почувствовал себя неважно. И даже подумывал, стоит ли ему ехать встречать Новый год. Но желание познакомиться с верующим человеком оказалось сильнее. Почему-то нужна была ему эта встреча.

Вечером его радушно встречали друзья. Кто-то помогал раздеться, кто-то его обнимал, и все, без исключения, поздравляли с наступающим Новым годом, и как это положено, желали здоровья, радости и исполнения задуманного. Он тоже улыбался, всех поздравлял, а сам искал глазами ту, с кем хотел встретиться.

– Бабушка у себя, там, наверху. У нее же еще пост. Так что она нас только поздравит где-то ближе к полуночи и снова уйдет.

– Я ехал с ней познакомиться. Хотелось бы пообщаться.

Бабушка Лида приняла гостя с радостью. Так, словно знакомы они с ним были целую вечность. Говорили долго. Вернее, она говорила, а он все больше слушал, а иногда задавал вопросы. Она делилась с ним самым сокровенным и дорогим ее сердцу – пожилой русской женщины, любящей людей и всей душой полюбившей Христа.

Тогда и он рассказал ей о своей бабушке и о том, как она водила его в детстве в храм и что теперь появилось в нем желание снова побывать на службах. Она слушала его, а сама жалела: «Сиротка ты, сиротка, и помолиться-то о тебе некому», – а вслух сказала:

– Приезжай к нам на Рождество Христово. Вместе на службу пойдем. Все тебе расскажу и покажу. Ты знаешь, какая это замечательная служба, на Рождество-то? У нас в храме всякий раз на праздник ставят большую красивую елку. Украшают ее гирляндами, игрушками. Специально так делают. Батюшка говорит, нужно, чтобы эта елка стала самой красивой и запомнилась маленьким прихожанам на всю жизнь. Чтобы и через сорок лет, и через пятьдесят, пройдя по жизни, натерпевшись, в том числе и страданий, узнав, что такое одиночество, они помнили храм своего детства, и рождественскую елку, и переполнявшую их тогда ликующую детскую радость. Может, человеку снова захочется вернуться назад, в детство. Ты главное, не волнуйся, входи в храм. Все когда-то начинали, ничего. А я тебе молитвой помогу.

Он вглядывался в лицо своей собеседницы и все больше узнавал в ней свою собственную бабушку, вместе с которой молился в храме. И думал: «Может, все бабушки походят друг на друга? Или только те, что берут своих внуков за ручку и идут с ними в церковь?»

Теперь он знал, чем станет заниматься на пенсии. И уже представлял, как они вместе с внучкой отправятся в центральный городской собор. А можно найти маленький уютный храмик, такой, чтобы там почти никого не было. Никому не мешая, он будет рассказывать ей о подвижниках, что изображены на иконах. Они вместе станут креститься и целовать святые образа. И еще обязательно зажигать свечи. Дети это любят. Зажигать и тушить свечи.

Детство. Самый беззаботный счастливый период человеческой жизни. Все, кого ты любишь, еще живы и здоровы. Тебе улыбаются, о тебе заботятся, взрослые проблемы тебя не касаются и обходят стороной. Твое дело веселиться, играть и радоваться солнцу, свету, воздуху. Носиться по лужам, плавать в речке и загорать, распластавшись на мягкой зеленой травке.

Возвращаясь домой, он уже думал о предстоящей рождественской службе и чувствовал, как начинает волноваться. Усмехнулся: «Вот ведь, взрослый мужик, а волнуешься, словно мальчик, что вместе с бабушкой собирается на ночную службу. Ему и трепетно, и интересно».

Раннее утро. Обычно переполненная трасса была непривычно пуста. Ни спереди, ни сзади него, нигде не видно огней от приближающихся или удаляющихся автомобилей. И только фонари вдоль трассы привычно освещали дорогу. Он был один. Во всем этом огромном мире – один. Он и уходящие под горизонт горящие фонари.

Внезапно он ощутил боль. Резкую, не дающую дышать. Словно кто-то невидимый неожиданно консервным ножом вспорол ему грудь с левой стороны, точно большую жестяную банку.

У него еще хватило сил съехать на обочину и, включив «аварийку», остановиться.

Боль, так же неожиданно, как и появилась, отошла. Он сидел и молча смотрел на дорогу. Вот где-то там далеко-далеко впереди появился огонек. Огонек дрожал и, приближаясь, увеличивался в размере. Он успел подумать:

– Солнце. Хотя нет, зимой оно так рано не всходит.

Свет разрастается, он наполняет собой все пространство автомобиля. Ему хорошо и хочется плакать, как когда-то очень давно в детстве. Но вместо того, чтобы плакать, улыбается. Силы покидают его, он начинает засыпать. Перед взором вырастает высокая украшенная огнями рождественская елка, рядом с ней его бабушка. Такая, какой она была, когда водила его маленьким мальчиком с собою в церковь.

Промелькнула мысль: «Наверное, это все-таки машина».

И тут же ощутил, как две маленькие детские ручонки касаются его лица. Он открывает глаза и видит Машу, ее широко открытые смеющиеся глазки. Ее личико рядом с его лицом, совсем близко:

– Дедушка, это не машина! Дедушка, это же ангел!