Текст книги "Слова, упавшие в воду: современная поэзия Гуанси (сборник)"

Хоу Цзюэ

侯珏

(род. 1984)

ПОЛЕВЫЕ ЦВЕТЫ У ДОРОГИ

 
Полевые цветы вдоль дороги,
как прекрасные сны среди ночных кошмаров,
от которых во сне едва улыбаешься,
или как невинные задорные шутки
в голодные времена.
В уголке гор я провёл с ребятишками незабываемый вечер,
эти дети из горной глуши чисты и невинны,
по понедельникам они стоят навытяжку
на церемонии поднятия флага в сельской школе
и детскими ртами выпевают государственный гимн.
Утреннее семи-восьмичасовое солнце освещает
трёхногую парту.
«Прилежно, старательно учиться, каждый новый день
продвигаться вперёд» – восемь таких важных слов
скоро осыплются с затенённой глинобитной стены.
В разбитом до невозможности классе,
отгороженном старыми досками,
со стены смотрит измождённое лицо Лу Синя[9]9
  Лу Синь (1881–1936) – один из основоположников современной китайской литературы, лидер левых писателей.


[Закрыть],
за окном – вся в колдобинах спортплощадка,
глаза нескольких десятков землистых мордашек
смотрят прямо в небо.
Старательно выпрямив спину, в ярких красных галстуках,
они напоминают мне заморенные, густо покрытые пылью
полевые цветы у дороги.
 

УРАГАН

 
Я вынужден лицом к лицу встретить ураган.
непобедимый, чудной ураган,
поднявший с земли мелкие камни, песок,
сухие ветки и опавшие листья.
Стихия вырывает с корнем тонкие травинки,
бумажного змея она заставляет бешено резвиться,
а мелкие птахи и насекомые,
крылья которых коротки и слабы,
из зарослей травы взмывают прямо ввысь.
 
 
Ветер со свистом и рёвом прилетает из-за горизонта,
набрасываясь на поля, склоны гор и деревушки,
горячие волны гордо вздымаются под ветром,
людям негде укрыться,
движение на улицах города встало,
перевозбуждённые животные страдают
от сердечной слабости
и бьются в конвульсиях под звуки
величественной музыки.
 
 
И когда покровы частной жизни оказываются сорваны
громадными руками ветра,
а календарь на стене – весь перепутан,
три лютых толстобрюхих врага объединяются:
кот, пёс и крыса спешно срывают с себя одежды
и запрыгивают в ванну общественной купальни,
чтобы испытать чудесное головокружение
и получить удовольствие от пены.
 
 
Ветер унёс нескольких нетвердо стоявших на ногах прохожих,
во дворике только длинные травы
покачиваются на разрушенной стене,
подняв длиннющие руки,
они дирижируют миром под ветром
и мимоходом обсуждают попрошаек у дороги и стариков,
согбенных ребятишек, подбирающих старьё,
на них нет даже штанов, и голые зады обращены к небу.
 

ЛОШАДЬ ПОД ВЕТРОМ

 
Одинокая лошадь
стоит на окраине деревни
на весеннем поле
у дороги.
 
 
Эта сильная
белая лошадь
промелькнула перед моим взором
и, удаляясь, скрылась вдали.
 
 
Я тоже помчался вдаль
и исчез из вида лошади.
Все вёсны,
все дни разбиты вдребезги.
 
 
Паровозный гудок
подменил лошадиное ржание,
жаждущие дети
заменили злаки в полях.
 
 
Белая лошадь
стоит на ветру,
принюхиваясь к опустевшей деревне
и полю, перерезанному оврагом,
лошадь, полная тщетных сил.
 

В МОЁМ ТЕЛЕ ЕСТЬ РЫБА

 
По моему телу плывёт рыба.
Когда она достигает пяток, я думаю о Ду Фу[10]10
  Ду Фу (712–770 гг. н. э.) – танский поэт, один из величайших литераторов Китая. Автор намекает на бесконечные странствия Ду Фу.


[Закрыть],
когда заплывает в голову, я вспоминаю Ли Бо[11]11
  Ли Бо (701–762 гг. н. э.) – великий танский поэт, известный своим безрассудством и пристрастием к вину.


[Закрыть],
когда скользит через шею, я думаю о Сян Юе[12]12
  Сян Юй (232–202 гг. до н. э.) – военачальник, затем гегемон Западного Чу, разбивший циньские войска. Позднее был окружен другим претендентом на трон Поднебесной, Лю Баном (основателем династии Хань), и совершил самоубийство, перерезав себе горло. Воспет в китайской литературе разных жанров и эпох.


[Закрыть],
когда бьётся в промежность, я вспоминаю одну строчку Ван Сяобо[13]13
  Ван Сяобо (1952–1997) – современный китайский писатель, произведения которого отличает язвительный юмор и особое внимание к непристойностям.


[Закрыть],
когда проплывает пальцы, я вспоминаю папиросы Лу Синя,
когда подныривает в глаза, я вспоминаю Борхеса,
когда достигает моего рта,
я выплевываю её, и невольные зрители при этом смеются,
они обсуждают, что я, оказывается,
умею грязно ругаться.
Я поднимаю рыбу с пола, сжимаю её в ладонях,
будто это драгоценный нефритовый диск,
и демонстрирую рыбу публике,
и все собравшиеся наперебой утверждают, что где-то её уже видели.
Чертова рыба, она красавица!
 

ВОСЬМИДЕСЯТЫЕ

 
В те времена небо было ясным, вода – прозрачной,
а настроение – небесно-голубым.
В те времена Майкл Джексон ещё не сделал
пластическую операцию,
а Цуй Цзянь[14]14
  Цуй Цзянь (р. 1961) культовый китайский рок-музыкант.


[Закрыть] ещё не состарился.
Большинство студентов ещё увлекалось стихами,
с лодок ещё доносились пронзительные
народные песни,
а мои сёстры, чтобы заработать на лунные пряники
на Праздник середины осени,
трепали и полоскали коноплю у реки
днями и ночами.
В те времена моя мать
прославилась по всей реке своим искусством плести корзины,
а мой благопристойный отец зарабатывал на жизнь переноской дров.
В те времена под безлюдным звёздным небом
звучали фантасмагорические рассказы бабушки,
в ту пору деда часто зазывали на свадьбы
и похороны писать парные надписи.
Тётушка тогда ещё не вышла замуж,
младший дядька носил, не снимая, брюки-клёш.
Тогда не было образования, зато был творческий
порыв, не было денег, зато являлись мечты.
В те времена новый роман, фильм или телепрограмма
могли всколыхнуть всю деревню.
Тогда мы были ещё детьми,
играли во все деревенские игры,
собирали черепки, катали стальной обруч, вырезали
деревянные мечи, заводили мелких птичек,
ловили змей и лягушек.
Тогда мы научились ездить на велосипеде
и зачесывать волосы на пробор.
В те времена я выучился курить и полюбил
китайские боевые искусства.
Вспоминаю о том времени, оно было прекрасным,
прекрасным и очень добрым.
В ту пору много чего ещё не родилось,
а кое-что уже сто лет было не ново.
В те времена хорошо было ностальгировать, мечтать,
влюбляться и петь вместе под магнитофон.
В моей стране тогда творились великие дела,
и я совсем недавно пришёл в этот мир.
 

Фэн И

冯艺

(род. 1955)

ДОРОГОЙ ВОЖДЬ ПЛЕМЕНИ

 
Летящие перья на каменной стене перекликаются
с красными закатными облаками
и цветущими деревьями у воды,
со стены звучит бой барабанов,
бронзовые барабаны – сосуды для хранения чувств,
я выплескиваю их день за днём,
в унисон с ветром и громом.
Дорогой вождь племени, я никак не могу разыскать тебя.
 
 
Осень на реке Минцзян, романтичные горные цветы,
туши птиц и зверей, добытые мечом, копьём и стрелами,
уже разделаны.
Злаки с полей собраны, просушены, убраны в хранилища.
Представляю, как плошки с вином
исполняют тотемный танец
и отражаются на подобной сну глади реки.
Я не могу постичь, в какой далёкой эпохе вдруг оказался.
 
 
Мне симпатичны танцующие,
все на одно лицо,
они – мои дальние предки.
Их кожа бронзово-коричневого цвета, их чувства,
желания, вдохновение и порыв отпущены на волю,
их пение потрясает глубины сердца,
воспламеняет душу.
Эти ранние облики и первые звуки
зарождающейся культуры отпечатаны в истории.
Я смотрю вверх и вниз, влево и вправо.
Дорогой вождь племени, где же ты? Возможно,
ты исчез в закатный час, предопределив,
что предстанешь уже мёртвым в моих стихах.
Этим наскальным рисунком ты сотворил себе памятник,
передав самые величественные позы
своим поющим и танцующим людям.
Меня восхищают оттенки твоей киновари,
под ветрами и дождями не утратившие яркости,
навечно сохранившие красоту твоих соплеменников в этом мире.
 

СЕВЕРНЫЕ МАРИАНСКИЕ ОСТРОВА

 
Какие он пережил потрясения
от куска застывшей лавы до зеленеющего острова?
Я понимаю – всё это произошло не случайно,
это движение плит земной коры,
которые сталкиваются друг с другом, разбрасывая тучи огненных брызг,
огромная энергия, напряжение, невиданная мощь,
они вынуждают лаву закипеть,
вздыбливая глыбы, и вулкан извергается
из самой глубокой подводной впадины Тихого океана
и вздымается, заставляя небо потускнеть.
Даже на полотне нелегко запечатлеть скорбь и величие этого мгновения.
Великие потаённые силы природы оставили шрамы глубоких ран
на островах Сайпан, Тиниан и Роту,
в каждой пещере, на каждом подводном рифе и отвесной скале,
под натиском свирепого прибоя и ревущего
на сотни голосов ветра
выгравировано «Старик и море», –
образ, год за годом шлифуемый и полируемый ветром.
На лицо моё упала капля морской воды,
как метеор, исчезающий менее чем за секунду,
поведала о бушующем вдали пламени,
о крови на письменах и проржавевших пушках,
оставленных на сверкающем огнями острове.
 
 
Я поднимаю голову и смотрю на луну,
ищу на её поверхности
следы жестокой войны,
историю упадка человечества,
ужасающий свет проник в глубочайшую впадину.
Из-за высадки десанта американских морпехов
девять тысяч японских солдат покончили с собой, спрыгнув со скалы,
освободившись от телесных мук на самом красивом
Звёздном побережье.
А затем американцы погрузили здесь атомные бомбы
на бомбардировщики В-29
и доставили их к Хиросиме, чтобы сотворить грозный
радиоактивный гриб.
«Малыша» забрали у матери,
восстановив до атомов углерода, серы и водорода.
Каждая волна, разбивающаяся о берег,
навзрыд рассказывает свою историю.
 
 
Впадина слишком глубока, небо чересчур необъятно,
я же – ограничен и не хочу легкомысленно облекать в слова
черноту, застывшую в вулканических скалах,
и синее пламя, вызванное одной нечаянной встречей.
Никто не сможет утешить скорбь вулканического острова,
всё ненавистное, отринутое, горькое –
подобие облаков, которым никогда не рассеяться.
Небо ночное глубоко, хотя все звезды померкли
над теми, кто смотрит издали на разбросанные в скрытой печали
Северные Марианские острова.
 

30 июля 2002 года, о. Сайпан

РАЗГОВАРИВАЮ САМ С СОБОЙ НА ВЕТРУ

 
Я ещё не слышал про государство ЮАР,
но уже знал, что существует Мыс Доброй Надежды.
Португальские мореходы
в поисках морского пути в Азию
здесь обогнули Африку.
 
 
Расположенный на южной оконечности полуострова Кейп,
поросший пестрыми африканскими розами,
мыс вытянулся в океан.
Я стою на самой южной точке полуострова,
Лицом к морскому ветру, и смотрю вдаль:
слева – Индийский океан, справа – Атлантика,
граница двух океанов у меня перед глазами.
 
 
В лицо дует ветер, гораздо сильнее обычного морского бриза,
гигантские волны бьются о вздыбленные скалы обрывистого берега,
ветер доносит тучи брызг до того места, где я стою.
Ночная тьма непроглядна,
я всматриваюсь в неё, как мореплаватель Диаш[15]15
  Бартоломеу Диаш (1450–1500?) – португальский мореплаватель.


[Закрыть],
искренне надеясь, что его корабль не потонет.
Одетый в красный камзол, он крепко держит штурвал
вверх и вниз бросаемого судна и плывёт за мечтой.
Здесь он разглядел опасный берег, огромные, до небес, волны
и восхищённо воскликнул: «Вот край моря!»
Радость была безмерной, с того момента
был проложен морской путь между Европой и Азией.
Пламя, скрытое в ладонях мореплавателя, вспыхнуло мгновенно,
мощь огня перекрыла брызги волн, оставляя ритм самой жизни.
Расцветающие на туманном берегу,
с той поры величественно воспетые,
все цветы, что только могли цвести,
были названы африканскими розами.
За одну ночь безрассудной отваги Диаша
все предания в его паре рук, держащих штурвал,
мгновенно воплотились.
Он обогнул мыс Доброй Надежды,
но португальцы не остановились на том,
целью их был восточный берег Африки и Индия.
Жаль, что Чжэн Хэ[16]16
  Чжэн Хэ (1371?–1433?) – китайский мореплаватель и дипломат, посетивший с экспедициями Индию, восточное побережье Африки и Аравийский полуостров.


[Закрыть] не был столь же безрассуден, –
разговариваю я на ветру сам с собой.
 

4 ноября 2003 года, Кейптаун, ЮАР

Хуа Хэнь

划痕

(род. 1980)

ТАК Я ВОСХВАЛЯЮ СВОЮ МАТЬ

 
Ты подобна хлопку, рису, батату и сое,
произрастаешь из земли,
даже вдыхаемый тобой воздух густо пахнет землёй,
улыбка твоя подобна крошечным цветам сурепки.
 
 
Я люблю тебя, люблю грязь и глину у тебя под ногами,
поэтому я не стану вытаскивать тебя из глины
и, отмыв её, громко восхвалять тебя:
«Как чиста моя мать!»
 

РАЗГОВОР С ДЕВУШКОЙ-УЛИТКОЙ

 
У вас поблизости нет свободного домика? Точь-в-точь,
как у вас, скорлупки, чем прочнее, тем лучше,
я хочу снять дом,
чтобы оставить там душу, пусть вода её омоет, отбелит, увлажнит,
пусть песок и глина укроют и успокоят её,
и скоро в сердце вырастет нежная травка и мелкие цветочки.
 
 
Хочу быть вашей соседкой, хочу перешёптываться с вами через стену,
говорить друг другу «добрый вечер», «добрый день»,
«доброе утро» и спокойно засыпать,
иногда храпеть, иногда бормотать во сне.
 
 
Как прекрасно в безопасном домике –
можно беззаботно мечтать днями и ночами.
Можно смотреть, высунувшись, как собираются и рассеиваются облака.
 

ВО СНЕ МЫ ПОСЕТИЛИ СОВСЕМ ДРУГОЙ ПЕКИН

 
Они убеждали меня изо всех сил,
что это марево на самом деле – туман,
я же нащупала влажный мох
и соскользнула с поваленного дерева.
 
 
Внизу оказалась затопленная грязью деревушка
с узкими улочками, там были плетни, тутовые деревья, папайи,
одинокая лошадь,
крестьянка разбрасывала курам рис,
она подняла голову и заметила меня,
но тут же безразлично её опустила,
словно меня и не было.
 
 
Было объявлено, что мы наконец прибыли в Пекин.
Я вспомнила про Великую стену, но не смогла найти
выход с рынка старья,
телефонный номер, который я знаю наизусть, отказался
отвечать на звонки с четырёх телефонов,
никак не получалось дозвониться.
 
 
Мы поехали в Пекин,
где накрапывал мелкий дождик
и плиты мостовой блестели от влаги,
когда меня окликнул знакомый голос, –
оглянувшись, я увидела только клубящийся туман.
 

КАК Я ЗАРЕЗАЛА СВИНЬЮ

 
Я заметила, что глаза хряка вдруг закатились,
мне показалось, что это выражение чувства
благодарности или иного, мне непонятного, чувства,
но мне хотелось дать ему понять, что благодарить не за что.
Чуть погодя я заметила, что шаг его стал неровным,
передние ноги подкосились,
голова стала раскачиваться вправо и влево,
мне всё ещё казалось, что таким способом свинья
выражает благодарность,
и я восхитилась этим хряком, более вежливым, чем некоторые люди!
Потом я наблюдала, как изо рта у него пошла пена,
в агонии он опрокинулся на землю,
из ноздрей вырывался неестественный хрип,
тут вдруг я поняла, что лепешка клейкого риса,
только что брошенная мной в свиной загон,
застряла у хряка в глотке.
 

КАЖДОЕ И КАЖДЫЙ

 
Чжан Третий – вегетарианец,
корова – также,
лошадь – также,
овца – также,
свинья иногда также.
 
 
Ли Четвертый ест мясо,
волк – также,
тигр – также,
лисица – также,
собака в большинстве случаев также.
 
 
Улитка носит свой домик на себе,
Хуан Пятый – также,
Чэнь Шестой – также,
Чжан Седьмой – также,
Чжоу Восьмой – также.
 
 
Птицы умеют петь,
свиньи – хрюкать,
собаки – лаять,
львы и тигры умеют рычать,
все эти звуки Бай Девятый и Хэй Десятый,
а также все остальные люди умеют издавать.
 

Лю Чунь

刘春

(род. 1974)

САМОАНАЛИЗ

 
Душа твоя скитается день за днём
в поисках тела,
что посещает разные места,
не постигая, ради чего оно доселе живо.
Лишь появляется свободное время,
ты сразу погружаешься в Интернет,
заменяя обед играми,
события светской хроники ты помнишь лучше,
чем дни рождения своих домашних.
Что особенно важно,
со временем нарастает твоя робость,
ты стремишься двигаться вперёд,
но не получил образования,
ты идёшь на собрание, но не решаешься выразить
своё подлинное мнение.
Пока ты – часть народа, у тебя нет друзей,
когда ты становишься руководителем,
то не в силах обрести
радости в достойном поведении,
ты жаждешь почестей,
но с головы до пят покрыт позором.
Ты не любишь поддерживать полезные знакомства,
однако всегда наготове
твоя заискивающая улыбка.
Из твоего словаря постепенно стёрлись
некоторые слова,
например – «искренность», «прямота»,
например – «гнев», «неприятие».
Наконец ты стал знаменит в своей области,
занял колонки в газетах,
раньше другие представляли тебя,
ныне ты
представительствуешь за людей.
Ты обретаешь зрелость, уверенность,
становишься неуловимым,
привыкаешь к тому, что громят уличные лотки,
с улыбкой выслушиваешь жалобы
на злоупотребления чиновников.
Ты смотришь, но не видишь,
как по бросовой цене распродают землю,
о принудительном сносе жилых зданий
ты просто молчишь.
Наконец-то осознал,
почему тебе нравится литература,
но поэзия отринула тебя.
Ты утверждаешь, что любишь жизнь,
однако истина тебя не приняла.
Да, ты написал несколько книг,
но не можешь называться писателем.
На скромные сбережения
не купишь чувство полноты жизни посреди ночи.
Теперь я хочу спросить только об одном:
сколько нужно времени,
чтобы ты, как в былые годы,
стал безрассуден и бесстрашен,
сколько требуется отваги,
чтобы ты, не сомневаясь,
объявил всему миру:
«Я – настоящий Лю Чунь»?
 

ПОЗВОЛЬТЕ МНЕ БЫТЬ РОБКИМ ЧЕЛОВЕКОМ

 
Позвольте мне быть робким человеком,
не обвинять, не оправдываться, не взывать всенародно,
не глядеть косо, не брататься с толпою,
оставить ненависть из-за любви,
позвольте мне снова и снова понижать
высоту моего лба над уровнем моря.
Позвольте мне стать эгоистичным
с чуть заискивающей улыбкой на лице.
Кто-то гулял в парке, а к горлу ему приставили нож,
кто-то вышел пройтись после ужина,
а у него отобрали кошелек,
кто-то ночи напролёт работает сверхурочно,
отдавая своё здоровье хозяину.
Увидев всё это, я отверну голову,
Позвольте мне быть равнодушным.
Робкие, как спрятавшиеся кошки, люди,
которых забивают посреди улицы,
люди, вызванные в суд, но после разбора отпущенные,
люди, которых увозят из дома, и они исчезают навсегда, –
я видел всё это, однако смолчал.
Позвольте мне стать забывчивым.
Когда-то начальники настаивали, чтобы я
отправился учиться, однако родные
чрезмерно опекали меня.
Меня обличают друзья, от моего имени
говорят другие люди,
я сам запрятал собственные сердце, лёгкие и печёнку,
так в начале осени земля скрывает
в глубинах малые реки.
Сейчас мать хлопочет на кухне,
отец заходится кашлем,
жена пересчитывает скудное жалование,
дети играют на полу.
В силах ли я ещё спокойно писать,
могу ли продолжать говорить…
Позвольте мне в темноте хранить молчание,
как оболочке пустоты.
 

ЛУННЫЙ СВЕТ

 
Много лет минуло, и я вновь увидел столь ясную луну,
ночь блеснула визиткой в воскресный вечер на окраине города,
осветила меня, как памятник.
Не хочется возвращаться в дом.
Несколько стариков толкуют под луной
об урожае этого года и ожиданиях на следующую весну.
Один говорит: зерно выросло в цене,
на следующий год буду сажать бататы.
Другой вторит: мандарины идут по дешёвке, сгнили на деревьях.
Свет луны ярок, молодняк укрылся в тени деревьев,
обнявшись, они шепчутся о чём-то.
Воздух накаляется, потайные желания
как трава, прорастают в сердце.
А ребёнок в доме уже крепко спит
с чистым и нежным личиком.
Его родители сидят на кровати,
один из них говорит, что пройдёт несколько лет,
и он уедет в Гуандун[17]17
  Гуандун – развитая провинция на юге Китая, куда устремляются со всего Китая в надежде преуспеть.


[Закрыть].
 

НАЧИНАЕТСЯ С ЛЮБВИ

 
Когда я думаю о том, что она скоро придёт,
то спящие в весенней земле насекомые
воскресают.
Я воодушевлён и вместе с тем робок,
лицо заливает краска,
а когда я представляю некоторые сцены,
становится совсем невероятно.
По телу разливается жар, руки стискивают грудь,
чтобы не дать скрытому в моём теле
стаду пятнистых оленей
вырваться и убежать прочь.
Когда я думаю, что она непременно покинет меня,
то мучаюсь в разочаровании и не знаю,
как поступить,
как будто всё лишено смысла.
Весенние насекомые превратились в бабочек –
но что мне с того?
Десять тысяч оленей статны, как львы –
ну так что?
До двадцати лет ты идеалист,
но какой прок в идеалах?
А сейчас ты реалист,
но что за польза от реализма?
Прекрасная пора кратковременна,
чудесные вещи увянут.
Ради чего тогда некогда тобой обретённое?
Всё, чем ты владел, зачем оно?
Осмыслив это, ты становишься спокойнее,
и на душе как-то легче,
словно завершено важное дело,
мнится, что прежняя жизнь была напрасной,
былое упорство оказалось никому не нужным.
Начинаешь задумываться, что бы съесть за ужином –
тушёные с картофелем рёбрышки
или тофу с молодым луком?
После ужина – смотреть сериал по каналу «Манго»
или аналитические программы
по спутниковому каналу «Фэнхуан»?
Стоит ли вставать посреди ночи, чтобы поработать?
На выходных ведёшь жену и ребёнка
в ресторан или в парк
или едешь в деревню проведать отца и мать,
выгулять облезлую дворнягу,
убедиться, что та, как и прежде,
любит пугать соседских куриц,
проверить, помнит ли собака твою машину,
подбежит ли к ней издалека.
Думая обо всём этом,
ты ощутишь, что жизнь наполнена смыслом,
в теле кипит избыток сил
и будущее твоё светло.
Тогда ты оторвёшь руки от клавиатуры,
уже не стараясь казаться крутым.
 

Лю Пинь

刘频

(род. 1963)

АМЕРИКАНСКИЙ ВОРОБЕЙ И КИТАЙСКИЙ ВОРОБЕЙ

 
Американский воробей
на самом деле не разговаривает по-английски.
Китайский воробей
на самом деле не разговаривает по-китайски.
 
 
При встрече китайский и американский воробьи
разговаривают на одном птичьем наречии,
вместе они порхают по дереву,
как эскадрилья истребителей новейшей модели.
 

РАССУЖДЕНИЯ ВОЛКА

 
Мир чересчур жесток,
зверь не решается никуда выйти
и всю свою жизнь
будет таиться в норе, до самой смерти от старости.
 

ПИСЬМО ОТ БАНЬ ЛУ

 
Я – машинист старого поезда,
который, как враг, испуганно мчится вперёд,
вагоны переполнены боеприпасами с передовой.
 
 
Над хвостом локомотива низко летит самолёт,
преследуя меня со скоростью поезда,
под рёв моторов
я смог разглядеть свирепое лицо пилота.
 
 
Я решил, что он сбросит бомбу
или расстреляет меня из пулемёта,
но этого не случилось,
и самолёт пролетел вровень с составом триста километров.
Стиснув зубы, я страшно желал вытащить
этого пилота из кабины за шиворот,
 
 
но вдруг лётчик высунул голову из кабины
и громко прокричал мне: «Для вас письмо!» –
и ловко забросил конверт в окно локомотива.
 
 
О, это было письмо от Бань Лу, и первая строка гласила:
«Дорогой мой, доброй весны!
Война завершена, когда ты вернешься?»
 

ВОЕННОПЛЕННЫЕ

 
Я сопровождаю целую роту военнопленных
по дороге, над которой ещё висит пороховой дым,
я громко отдаю приказы, пыль стоит столбом.
Винтовка имеется только у меня одного,
израненные винтовки пленных спрятаны в их сердцах.
Эти враги, ещё вчера сражавшиеся со мной
за жизнь и победу,
мрачно и безмолвно передвигают ноги,
в их глазах – огромное дуло моей винтовки.
Не ведаю, в какой момент
посреди позорной толпы военнопленных
я сам поникаю головой и бреду, как пленник.
 

ПЕРЕСЧИТЫВАЮ ОВЕЦ

 
Вечером перед продажей овец
с фонарём в руке
я считаю овец в загоне,
и, сколько ни пересчитываю, выходит
на одну овцу больше.
 
 
Потом
я понял внезапно,
что в силу привычки и себя
тоже посчитал.
 

У НАСЫПИ НОВОЙ СКОРОСТНОЙ ЖЕЛЕЗНОЙ ДОРОГИ

 
Под насыпью новой скоростной железной дороги
пшеничные поля, овощные грядки, колодцы,
дымы печных труб,
коровьи колокольчики, кваканье лягушек,
диалекты, местные обычаи, могилы предков,
алтари, народные песни, ремёсла,
«Троесловие»[18]18
  «Троесловие» – написанный трехсложным стихом рифмованный текст, содержащий основные постулаты конфуцианской морали. Входил в состав текстов, обязательных для заучивания детьми на начальном этапе обучения грамоте. Создан литератором Ван Инлинем в эпоху Сун (960–1279).


[Закрыть], «Наставления ученикам»[19]19
  «Наставления ученикам» – трехсложный рифмованный текст, содержащий наставления из «Луньюя» в доступной, легкой для запоминания форме. Создан Ли Юйсю в эпоху Цин (1644–1911).


[Закрыть], «Песня печёных лепёшек»[20]20
  «Песня печеных лепешек» написана в 1368 году литератором Лю Цзи (1311–1375) для первого императора династии Мин в качестве ответа на вопрос о судьбе династии. Текст оказался пророческим. Получила свое название потому, что достопамятному разговору предшествовала проверка пророческих способностей Лю Цзи: когда он пришел на аудиенцию, император поедал лепешку с кунжутом, и, услышав голос Лю Цзи, накрыл ее плошкой, попросив угадать, что под ней. Лю Цзи проверку прошел.


[Закрыть].
 
 
Близ насыпи новой скоростной железной дороги
Договоры о возмездном отчуждении земли,
сопротивление властям
с применением грубой силы, коллективные петиции,
соблазны денежных компенсаций, семейные советы
в храме предков,
ссоры между родными братьями,
надменность бульдозеров, варварство строителей,
поваленные плетни.
 
 
Когда скоростной поезд с акульей мордой промчится
сквозь двадцать четыре сезона, расположенные на моей ладони,
тогда в вагоне ранней весной комфортабельное
одиночество современного человека
спрессуется в предельную скорость
и цифровые технологии, налетающие с рёвом
при покупке билета на экспресс.
 
 
Рядом с насыпью новой скоростной железной дороги
свежайшие раны диких трав, оборванные родословные, слёзы глинозёма,
дрожащие корни деревьев, чьи последние плоды
падают на землю под мощными порывами ветра,
там ветер всколыхнул древнюю крестьянскую
поговорку, и она недозрелым рисовым зерном
упала рядом с рельсами.
 

НАВОЗНЫЙ ЖУК

 
Во сне
гигантский скарабей
ведёт такой допотопный паровоз.
 
 
Только он да я
в кабине машиниста глубокой ночью,
он, в белых перчатках,
на всём пути оставляет горящим белоснежный фонарь,
чей яркий свет ослепляет деревья вдоль полотна.
 
 
Я, плечом к плечу с ним,
лопатой забрасываю уголь в топку,
устав, присаживаюсь покурить
и гляжу, как он
яростно рвёт вниз рычаг паровозного гудка
перед изгибом рельсов.
 
 
В этом поезде, где нас только двое,
я привык к источаемой им вони
и к его суровому взгляду.
Поезд поскрипывает, бормочет сам с собой,
мы оба сохраняем молчание,
будто не замечая друг друга, но работаем слаженно.
 
 
Когда поезд остановился,
я даже не знал, что он –
сотворённый из моего собственного навоза
жук-навозник.
 

ДВЕ ВЛЮБЛЁННЫЕ ПУЛИ

 
Две пули
в темноте магазина винтовок
тайно влюблены друг в друга,
они – пара влюблённых, нарушившие устав.
Уже сколько раз они мучительно пытались
представить облик друг друга.
Их любовный порыв и порывы
юного владельца винтовки
поддерживают гармонию периода духовной весны.
 
 
В настороженном мраке ночи
они одновременно вылетают из дула штурмовой винтовки,
вытянув в одну линию разнородные краски ночи.
О, это путешествие расправившей крылья любви!
Но оно оказалось слишком коротким.
Медовый месяц, которого они ждали так долго,
с глухим стоном прерывается,
едва они достигают тела врага.
 
 
Когда пули с металлическим стуком падают
на поднос в операционной,
в смешанном запахе любви и крови
они наконец могут разглядеть друг друга,
две искорёженных пули в потустороннем свете операционной
вскрикивают одновременно.