Текст книги "Притчи со всего света"

Тантал

Никто из смертных не пользовался такой любовью и почестями олимпийских богов, как сын Зевса, Тантал, который царствовал в лидийском Сипиле.

Он был облечен их полным доверием и дружбой, обедал с ними за одним столом и мог знать и слышать все, о чем говорили бессмертные.

Но его честолюбию было мало этого сверхчеловеческого счастья, и он начал совершать преступления против богов.

Он выдавал тайны богов людям и крал с их стола нектар и амброзию, которые делил потом со своими земными друзьями.

Однажды он скрыл у себя драгоценную золотую собаку, украденную из храма Зевса одним из его товарищей, и когда жрец потребовал ее обратно, он клятвенно отрекся от нее.

Побуждаемый своим преступным высокомерием, он позвал раз к себе в гости богов и, желая испытать их всеведение, подал им на обед зажаренное мясо своего единственного, зверски убитого им для этого, сына Пелопса. Но боги заметили преступление. Богиня Деметра, погруженная в печальные мысли о своей похищенной дочери Персефоне, съела кусок плеча. Другие же бросили раздробленные члены мальчика в котел, и парка Клото вынула его оттуда ожившим и преображенным новой красотой. Только съеденное плечо было заменено плечом из слоновой кости.

Тантал же, переполнивший чашу своих преступлений, был низвергнут богами в ад, где должен был ценою ужасных страданий искупить свою вину.

Он стоял там посреди пруда, где вода доходила до его подбородка, и не мог никогда достать до нее.

Томимый мучительной жаждой, наклонялся он к воде, но она тотчас отливала от него, и пруд казался совсем высохшим.

Страдал он также и от ужасного голода. Великолепные фруктовые деревья, росшие на берегу пруда, простирали над его головой свои ветви. Сладкие груши, яблоки, фиги и гранаты притягивали его взгляд, но лишь только он собирался сорвать их – сильный порыв ветра отклонял ветви, и несчастный мог только издали смотреть на них, терзаемый муками голода.

Ко всему этому присоединялся еще постоянный страх смерти, так как прямо над его головой свешивался кусок скалы, угрожая каждую секунду задавить его своей тяжестью.

Так был наказан Тантал, нарушивший доверие богов.

Это тройное, никогда не прекращавшееся мучение должно было длиться вечно.

Пелопс

Насколько грешен был по отношению к богам Тантал, настолько же свято чтил их сын его, Пелопс.

После низвержения его отца в преисподнюю, он, в одну из войн с соседним троянским царем Илом, был выгнан из своего царства и отправился странствовать по Греции.

Во время этих странствований он женился на прекрасной Гипподамии, дочери короля Эномая из Элиды. Но ему нелегко было получить ее руку.

Оракул предсказал ее отцу, что он умрет, как только дочь его выйдет замуж. Испуганный царь после этого начал всеми способами отдалять от нее женихов. Он заявил, что только тот получит в жены его дочь, кто победит его самого в беге на колесницах. Тот же, кто будет побежден царем, будет лишен жизни.

Скачки происходили от Тезы до храма Посейдона на морском берегу Коринфа, и царь выставлял следующие условия.

Жених должен выезжать на четверке, он же, после того, как окончит жертвы, будет догонять его на своей парной колеснице, сопровождаемый возницей Миртилом, с копьем в руке, и если он сможет догнать противника, то имеет право заколоть его этим копьем.

Многие юноши, сватавшиеся за прекрасную Гипподамию, охотно соглашались на эти условия, так как они считали царя Эномая за слабого старика, который нарочно предлагает своим противникам такое преимущество, чтобы иметь потом возможность оправдать свое поражение.

Один за другим приходили они в Элиду просить руки прекрасной Гипподамии, и каждого из них ласково принимал Эномай.

Предложив жениху великолепную упряжь для поездки, он тотчас шел приносить жертву Зевсу.

Окончив ее, он выезжал за умчавшимся юношей. Его быстроногие кони летели как ветер, и каждый раз он настигал жениха задолго до конца пути и, настигнув, безжалостно протыкал его своим копьем.

Так умертвил он уже 12 юношей, так как всегда его кони оставались победителями.

Когда Пелопс в своих поисках за женой приехал на остров Гальп, он увидел, что находится близ Элиды. Тогда воскликнул он, обращаясь к своему покровителю, великому Посейдону, вышедшему на его зов из морской глубины: «Могучий Посейдон, владыка морей, если ты благосклонен к моим жертвам, отврати от меня копье Эномая, дай мне самую быструю колесницу и, о великий бог, именем Афродиты молю тебя, помоги мне одержать победу!»

Так молил Пелопс, и мольба его была услышана. Зашумели волны, задрожали они от стука копыт и лошадиного ржания и выкатили на берег золотую колесницу, запряженную четверкой крылатых коней. Радостно вскочил на них благодарный Пелопс и, как ветер, помчался в Элиду.

При его появлении ужаснулся Эномай. Он узнал упряжь морского бога. Но отказаться от обычных условий скачек было уже нельзя, и он, надеясь на быстроту своих коней, согласился на состязание.

После короткого отдыха Пелопс начал скачки и выехал в путь.

Он быстро мчался к цели и почти совсем уже достигал ее, как вдруг сзади послышался шум приближающейся колесницы; кони Эномая и на этот раз выручили старого короля, и Пелопс, оглянувшись, со страхом увидал занесенное над собой копье…

Но в эту минуту Посейдон натолкнул колеса царской колесницы на камень, они соскочили с оси, и колесница разбилась. В эту же минуту Эномай, ударившись о землю, испустил дух. Когда Пелопс, уже достигший цели, оглянулся назад, он увидал дворец царя, охваченный пламенем. Молния воспламенила его.

При помощи своих крылатых коней Пелопс спас из огня Гипподамию, свою прекрасную невесту, и отпраздновал с ней свадьбу.

Он сделался прославленным царем и скоро достиг владычества над всей Элидой.

Он приобрел, между прочим, Олимпию, где основал известные всему миру игры.

Его же сыновья основали свои собственные царства.

Ниоба

Ниоба, царица Фив, была чрезвычайно гордая женщина. И ей было чем гордиться. Ее отец, Тантал, был постоянным гостем богов, ее муж, Амфион, получил от Муз волшебную лиру, от игры на которой сами собой сдвинулись фиванские стены, а сама она была владетельницей могущественного царства. Кроме того, это была женщина высокого ума и царственной красоты.

Но ничем так не гордилась Ниоба, как своими четырнадцатью детьми, из которых было семь сыновей и семь дочерей. Она называла себя счастливейшей из матерей и, действительно, могла бы быть ею, если бы не так высокомерно сама прославляла себя за это.

Это-то самонадеянное высокомерие и гордость и были причиной гибели Ниобы.

Однажды на улицах города появилась ясновидящая Манто, дочь Тиресия, и, собрав вокруг себя всех женщин, приказала им устроить жертвоприношение в честь Лето и ее детей, Артемиды и Аполлона.

Когда все уже собрались, появилась и Ниоба в сопровождении царской свиты. Она была в роскошных одеждах и сияла божественной красотой.

Негодующе подняв свою гордую голову, она подошла к занятым жертвоприношением женщинам и крикнула им властным голосом: «Что вы безумствуете здесь, несчастные, и приносите жертвы, когда между вами находится женщина, осыпанная милостями богов! Мой отец, Тантал, сидит с ними за одним столом, моя мать – Диона, а мои сестры, Плеяды, сияют в небе как звезды; мой предок – Атлас, тот, что держит на своих плечах весь небесный свод, мой дед – сам Зевс! Мне и моему мужу принадлежит город Кадма, и бесчисленные фригийские народы повинуются одному знаку моей руки; я – мать детей, каких нет ни у одной матери: семь могучих сыновей и семь прекрасных дочерей!

Всем этим я имею право гордиться, и у вас нет никакого основания почитать Лето, никому не известную дочь титана, больше, чем меня. Она – мать только двух детей. Несчастная! Кто осмелится сказать или будет сомневаться в том, что я значу больше, чем она?!

Итак, идите прочь от ваших жертв, вернитесь домой и бросьте вашу безумную затею!»

Так говорила гневная Ниоба, и пораженные женщины сняли венки со своих голов, оставили жертвы недоконченными и уныло разошлись по домам.

Между тем Лето стояла на вершине Кинтоса и смотрела божественным взором на то, что происходило в Фивах. Слезы дрожали на ее ресницах. Обратясь к детям, она воскликнула: «О, мои дети, я, ваша мать, так гордившаяся вашим рождением и никогда не уступавшая ни одной богине, я ныне оскорблена простой смертной и буду лишена алтаря, если вы не поможете мне. Вы также будете оскорблены Ниобой, и толпа ее детей превзойдет вас!..» Лето хотела еще дальше продолжать свою речь, но Аполлон-Феб перебил ее и воскликнул: «О, мать, оставь свои жалобы! Она получит наказание, которое мы тотчас совершим над ней!» Лето кивнула утвердительно головой, и, завернувшись в облачные покрывала, Аполлон и Артемида полетели на землю в город Кадма.

Там, перед городскими стенами лежало большое открытое поле, которое служило для боевых игр и упражнений в верховой езде.

Здесь упражнялись все семь сыновей Ниобы. Одни скакали на горячих конях, другие занимались метаньем дисков и единоборством.

Самый старший, Исмен, гонял на корде свою взмылившуюся лошадь, как вдруг его руки ослабели, поводья выпали из них, и он тихо упал к ногам лошади. Стрела Аполлона попала ему прямо в сердце. Его брат, Сипил, услышав свист стрелы, бросился бежать, чтобы спастись от невидимого стрелка; но смертельный выстрел поразил и его: острая, дрожащая в воздухе стрела впилась ему в затылок и проколола его насквозь. Пораженный, упал он с лошади и залил землю своею кровью.

В это время двое других, Тантал и Файдим, пытавшие свои силы в единоборстве, лежали на земле, крепко обхватив друг друга. Вдруг зазвенела тетива, и стрела пронзила обоих борцов. Они застонали и, распростерши по земле свои сведенные смертельными судорогами члены, одновременно расстались с жизнью.

Альпенор, пятый сын Ниобы, увидав гибель братьев, быстро подбежал к ним и старался оживить своими объятиями их застывшие тела. Но в эту минуту стрела Аполлона поразила и его, и он упал, обливаясь кровью, к трупам своих братьев.

Дамасихтон, шестой сын Ниобы, вынимая стрелу из своего колена, был поражен вторично в шею и упал мертвым, увлекая за собою самого маленького братишку, Илиона, который, подняв ручонки, молил: «О, милостивые боги, пощадите меня!»

Даже сам безжалостный стрелок был тронут мольбами малютки, но пущенную стрелу вернуть уже было нельзя, и мальчик пал, сраженный внезапной, безболезненной смертью, так как стрела попала прямо в сердце. Так погибли все семь сыновей Ниобы.

Ужасная весть скоро дошла до несчастного отца Амфиона. Услышав ее, он, обезумев от горя, пронзил себе грудь мечом. Скоро узнали о происшедшем и в женских покоях.

Ниоба долго не могла постичь всего ужаса, она не хотела верить, чтобы боги могли, чтобы они осмелились сделать это.

В конце концов она все же должна была поверить.

С безумными рыданиями бросилась она в поле к трупам своих детей; там, кидаясь от одного к другому, она пыталась оживить их своими поцелуями. Наконец, простирая руки к небу, она вскричала: «Наслаждайся теперь моим горем ты, ужасная Лето! Смерть моих сыновей унесет и меня в могилу!»

Между тем прибежали ее семь дочерей и стояли вокруг, плачущие, с распущенными волосами, около трупов своих братьев. При взгляде на них прояснилось лицо Ниобы, и она воскликнула, гордо взглянув на небо: «И все же, даже в моем несчастье мне остается больше, чем тебе в твоем счастье, безжалостная победительница!»

Но едва она произнесла эти слова, как в воздухе послышался звон тетивы, и тотчас одна из ее дочерей, схватившись за сердце, в которое попала стрела, упала мертвая. Ее сестра, поспешившая к ней на помощь, упала тоже, сраженная безжалостным выстрелом. Всех остальных постигла та же участь, и они пали рядом с трупами первых. Только одна, самая младшая, осталась цела, так как мать закрыла ее складками своих одежд и спасла таким образом от выстрела.

«О, только эту, только самую младшую оставьте мне, – молила богов несчастная мать, – только одну эту, одну из стольких!»

Но дитя уже падало мертвым…

Одинокая осталась Ниоба между холодными трупами.

Вдруг взгляд ее остановился, кровь отхлынула от ее лица, руки и ноги перестали двигаться – и вся ее фигура превратилась в каменную статую. Ничто больше не жило в ней, кроме слез, которые не переставали течь из ее окаменелых глаз.

Сильный порыв ветра поднял эту статую и перенес на Лидийскую возвышенность, старую родину Ниобы. Там возвышается она и теперь, в виде скалы на горной вершине, и проливает вечные слезы.

Сизиф и Беллерофонт

У Девкалиона был внук Эол, сын которого, Сизиф, основатель Коринфа, был самый хитрый из всех смертных. Однажды он открыл местопребывание Зевса речному богу Асопу за его обещание провести реку на коринфскую возвышенность.

Асоп сдержал свое слово и выбил из скалы известный источник Пирены.

Зевс решил наказать вероломного Сизифа и послал к нему Танатоса (Смерть). Но хитрый король заковал ее в крепкие цепи, так что ни один человек в стране не мог умереть.

Наконец, пришел бог войны Арес и освободил Смерть, Сизифа же низверг в преисподнюю.

Но и здесь Сизиф сумел обмануть богов. Он запретил своей жене совершать по нему погребальные жертвы. Отсутствие их возмутило все подземное царство, и Персефона позволила Сизифу возвратиться на землю, чтобы напомнить своей нерадивой супруге о ее обязанностях.

Вернувшись таким образом в свое королевство, хитрый король и не думал о возвращении в преисподнюю и снова весело зажил в своем роскошном дворце. Однажды, когда он сидел за столом, наслаждаясь богатыми яствами, к нему неожиданно вошла Смерть и неумолимо вернула его назад, в преисподнюю.

Там его постигло наказание: он должен был втаскивать на высокую гору громадную мраморную глыбу. Лишь только он достигал вершины и пробовал укрепить там камень, он срывался и снова катился вниз, и несчастный преступник с новым и напрасным трудом принимался за свою тяжелую работу. И это длилось века… До сих пор еще бесплодная, напрасная работа называется «Сизифовой».

Внук Сизифа был Беллерофонт, сын коринфского царя Главка. Вследствие совершенного им убийства он должен был бежать с родины и явился в Тиринф, где царствовал царь Прет, радушно принявший его в свое царство. Боги наградили Беллерофонта благородной наружностью и прекрасным лицом, привлекавшим к нему всех, и женщин и мужчин. Даже Антея, молодая царица, была очарована юношей.

Старому королю не нравилось это ничем не заслуженное восхищение, которым юношу награждали со всех сторон, и он решил положить этому конец.

Он послал Беллерофонта к своему тестю Иобату, королю Ликии, дав ему складные дощечки, покрытые воском, на которых были начертаны какие-то знаки. Эти дощечки Беллерофонт должен был предъявить царю по своем прибытии, чтобы тот мог узнать, что юноша действительно посланец Прета. Между тем этими знаками царь давал совет тестю отправить юношу на какой-нибудь опасный подвиг и таким образом избавиться от него.

Беззаботно отправился Беллерофонт в Ликию, не подозревая ничего о коварстве Прета. Но всемогущие боги взяли его под свое покровительство. Добродушный и гостеприимный Иобат ласково принял юношу, не спросив даже, ни кто он, ни откуда явился, так как благородное лицо и царственные манеры Беллерофонта расположили к нему царя и убедили его в том, что гость вполне заслуживает быть принятым в его доме. Он окружал его всяческим вниманием и каждый день устраивал в честь него какой-нибудь праздник. Только когда на небе занялась десятая заря, он спросил юношу о его происхождении и о цели его путешествия. Тогда Беллерофонт рассказал ему о своей поездке и вручил таблички царя Прета.

Когда Иобат разгадал значение знаков, он испугался, что так радушно принял его, и тотчас стал придумывать для него такой подвиг, из которого тот мог выйти победителем только в том случае, если окажется очень храбрым.

Прежде всего, он решил послать его убить чудовищную Химеру, дочь дракона Тифона и змеи Ехидны, которая имела голову льва, тело козы и хвост дракона. Из ее пасти, вместе с ядовитым дыханием, вырывался огонь.

Боги сжалились над прекрасным юношей, и прежде чем он отправился на битву с чудовищем, послали его к Пиренскому источнику поймать коня Пегаса. Но напрасно старался Беллерофонт поймать дикого коня, который еще никогда не носил на себе ни одного смертного; все его попытки оставались тщетными. Когда он, наконец, измученный, заснул на берегу ручья, к нему явилась Афина Паллада, держа в руке драгоценную, сотканную из золота уздечку и сказала: «Что ты спишь, отпрыск Эола? Встань, принеси быка в жертву Посейдону и возьми эту золотую уздечку!» Затем, потрясая своим мрачным эгидовым щитом, она исчезла. В страхе проснулся юноша и, вскочив, огляделся кругом, ища уздечку. И, о чудо! Уздечка, о которой он грезил во сне, была здесь! Радостно схватил он ее и побежал к прорицателю, чтобы тот растолковал ему значение сна.

Мудрый старец посоветовал ему повиноваться словам богини и заколоть быка для Посейдона, а самой Афине, его покровительнице, воздвигнуть алтарь.

Сделав все это, Беллерофонт без всякого труда поймал крылатого коня, накинув на него золотую уздечку, и, вскочив на него, полетел туда, где гнездилась ужасная Химера.

Пустив сверху стрелу в нее, он убил животное и свез его голову Иобату.

Тогда царь снова послал его, на этот раз уже с целым войском, против разбойничьего народа солимов, которые жили на границе с Ликией.

Но и на этот раз Беллерофонт вернулся с победой, счастливо одолев несметное количество врагов. Победителем же явился он и после битвы с мужененавистницами-амазонками.

Только теперь понял царь, что его гость не злодей, а храбрый герой и любимец богов. Он дал ему высокое положение в государстве и выдал за него свою дочь Филонею, от брака с которой родились у него два сына и дочь.

Ликийцы, любившие Беллерофонта, предоставили ему самые лучшие поля для обработки, так что его богатство непомерно росло. Пегаса он оставил у себя и совершал на нем всевозможные поездки для благоустройства страны, что навсегда прославило его имя.

С помощью этого же Пегаса, который так охотно повиновался ему и делал его знаменитым повсюду, он захотел однажды полететь на Олимп и проникнуть на собрание бессмертных. Но на этот раз божественный конь воспротивился этому преступному желанию и, подняв дерзкого в воздух, сбросил его в топкое моховое болото. Беллерофонт едва уцелел от падения, но его гордости был нанесен неизлечимый удар.

С этих пор он стал стыдиться и богов и людей и, одинокий, бродил повсюду, влача безмолвную горестную старость.

Салмоней

Брат Сизифа, Салмоней, царь Элиды, был несправедлив и высокомерен.

Он основал себе великолепный город Салмонию и в своем высокомерии зашел так далеко, что требовал от своих подданных божеских почестей. Он хотел, чтобы его считали равным Зевсу.

Как Зевс, разъезжал он по стране в колеснице, похожей на колесницу Громовержца, и при этом разбрасывал по пути горящие факелы, которые должны были заменять молнию, топот же копыт о железные мосты изображал гром. Он приказывал убивать невинных странников и говорил потом, что убил их своей молнией.

Долго наблюдал отец богов с Олимпа проделки безумца и, наконец, поразил его своим молниеносным ударом, в то время, как он разъезжал по городу. Молния разрушила также и построенный Салмонеем город, умертвив в нем почти всех жителей. В живых осталась только дочь его Тиро, которая вышла замуж за Кретея и была матерью Эсона, отца столь прославленного впоследствии героя Ясона.

Эдип

Лай, сын Лабдака, из рода Кадма, был фивянским царем и жил в долгом и бездетном супружестве с Иокастой, дочерью знатного фивянина Менекея. Так как он страстно хотел иметь сына, то спросил об этом разъяснения дельфийского Аполлона и получил такое порицание: «Лай, сын Лабдака. Ты хочешь быть благословен детьми. Исполнится твое желание. Тебе будет дарован сын. Но знай, – судьбой предрешено тебе погибнуть от руки собственного ребенка. Таково веление Юпитера – Кронида, внявшего мольбы Пелопа, у которого ты отнял сына». Дело в том, что еще в юности своей Лай бежал из родной страны в Пелопоннес, при дворе царя Пелопа был принят как гость. Но он неблагодарностью оплатил своему благодетелю и на немейских играх похитил сына Пелопа, прекрасного Хризиппа. Сознавая свою вину, Лай поверил порицанию и долго жил в разлуке со своей супругой. Однако любовь, которую они питали друг к другу, снова свела их вместе, вопреки предостережению судьбы, и Иокаста родила своему супругу сына. Когда ребенок появился на свет, они вспомнили о предсказании и, чтобы избегнуть приговора бога, решили проколоть и связать ребенку ноги и бросить его на третий день жизни в диких горах Киферона. Пастух, который должен был выполнить это страшное поручение, сжалился над невинным ребенком и передал его другому пастуху, который в тех же горах пас стада коринфского царя Полиба. Сделав это, он предстал перед царем и супругой его, Иокастой, с таким видом, словно выполнил их поручение. Цари и царица решили, что дитя погибло там от голода и от диких зверей и что этим они помешали сбыться предсказанию. Совесть же свою они успокоили мыслью, что, жертвуя ребенком, тем охранили его от отцеубийства, и с тех пор стали жить с облегченным сердцем.

Между тем пастух Полиба, не знавший, кто и откуда этот переданный ему ребенок, развязал ему ноги с проколотыми ступнями и по ранам назвал его Эдипом, что значит опухшие ноги. После этого он принес его в Коринф к царю Полибу, господину своему. Царь сжалился над ним, передал найденыша своей супруге Меропе и воспитывал его как собственного сына, каким тот и прослыл при дворе и по всей стране. Достигнув юношеских лет, Эдип почитался самым знатным из всех граждан и сам жил в счастливой уверенности, что он сын и наследник царя Полиба, у которого не было других детей. Но скоро неожиданный случай бросил его из этой уверенности в бездну отчаяния. Однажды на праздничном пиру какой-то коринфянин, из зависти не расположенный к Эдипу, опьяненный вином, крикнул возлежавшему против него Эдипу, что он – не сын царя Полиба. Глубоко пораженный такими словами, юноша едва мог дождаться конца пира; все же, борясь с собой, он на весь этот день затаил свои сомнения. На утро же другого дня он предстал пред своими родителями, которые были, конечно, только его приемными родителями, и потребовал от них объяснения. Царь Полиб и его супруга сильно разгневались на клеветника, у которого вырвались такие слова, и старались рассеять сомнения Эдипа, не давая, однако, ему прямого ответа. Хотя и отрадна была ему любовь, которую он увидел в их ответе, но недоверие слишком глубоко засело в его сердце, слова его врага слишком глубоко запали в его ум. И вот тайно взялся он за посох странника и, ни слова не сказав родителям, обратился к дельфийскому оракулу в надежде услышать опровержения столько позорного для его чести наговора.

Но Феб-Аполлон не удостоил его вопроса своим ответом и открыл ему новое страшное несчастье, которое ему было уготовлено.

– Ты убьешь родного отца, – сказал ему оракул, – женишься на родной матери и явишь миру достойное презрения потомство.

Несказанный страх обуял Эдипа, когда он услышал это, и так как сердце все еще говорило ему, что исполненные такой любовью к нему Полиба и Меропа – его настоящие родители, – то он не посмел вернуться на родину: боялся он, что, гонимый роком, наложит руку на возлюбленного отца своего и, пораженный богами неотвратимым безумием, соединится нечестивым браком с матерью своей, Меропой. Уходя из Дельфи, он направился по дороге в Беотию. Он был еще по дороге из Дельфи к Давлиду, когда, дойдя до перекрестка, увидел подвигавшуюся навстречу колесницу, в которой сидели незнакомый ему старик с герольдом, возница и двое слуг. Возница и старик стали грубо гнать с дороги столкнувшегося с ними на узкой тропике пешехода. Эдип, от природы вспыльчивый, ударил дерзкого возницу; старик же, заметив, что дерзкий юноша все-таки идет прямо к повозке, размахнулся острым жезлом и сильно ударил его по темени. Эдип был вне себя от гнева. В первый раз воспользовался он геройской силой, дарованной ему богами: высоко поднял он в руки свой посох и с такой силой ударил им старика, что тот навзничь упал с сиденья на землю. Тогда дело дошло до кулачного боя. Одну свою жизнь Эдип должен был защищать против трех жизней своих противников. Но юная сила его победила: он убил всех, кроме одного, который убежал, и пошел дальше.

В его душе не возникло даже предчувствие, что случилось что-то другое: он был уверен, что расправился с каким-нибудь простым фокийцем или беотийцем и его слугами, вынужденный защищать свою жизнь. Ведь старик, столкнувшийся с ним, не носил никаких знаков, которые говорили бы о его высоком положении. На самом деле убитый был Лай, фивянский царь, отец Эдипа, и направлялся к пифийскому оракулу.

Так сбылось предвещенное отцу и сыну и выполненное судьбой пророчество, которое оба они пытались отвратить от себя. Один из жителей Платеи, по имени Дамасипп, нашел на перекрестке тела убитых и, сжалившись, предал их земле. И не одну сотню лет спустя мог видеть проходящий странник кучу камней – надмогильный памятник погибшим.