Текст книги "Ритмы и события детского сада: ежедневные и еженедельные"

Начало дня – создание сказок. Каждое утро у нас в саду начинается с «календарика»…

В 1998 году соединилась пара маленьких событий, моих наблюдений и страданий по поводу работы. События были с именами.

Марина Иванова – первый мой партнёр по работе с детьми, с которой я начинала и с которой мне было очень уютно и интересно работать – была неиссякаема в области новых идей, прочитанных где угодно. И однажды она мне говорит: «Я читала, что некоторые подписывают детские рисунки. Не просто имя, а и то, что там нарисовано». Мы стали это делать. Просто то, что дети в полёте нарисовали, подходили и подписывали.

Дальше – мой разговор с Леной Тубельской (учителем начальной школы) про то, что первоклассники не знают дней недели и названия месяцев. Потом ко мне приходили мысли, как дети могли бы это осваивать незаметно и без скукотищи.

Да ещё у самой кризис назрел – не могла я встречать детей утром спокойно. Боялась я их. Боялась не справиться, что пойдут вразнос. Что не будут меня слушать. Вообще боялась не понять, кто пришёл и что ему нужно, а в итоге чего-нибудь ему «недодать».

И сделали мы с Мариной вот что. Купили блокнотики, назвали их «Календарики». Каждому ребёнку свой. С именем. Разложили их по столам с утра, заранее. Написали в них число, поставили стаканчик с фломастерами.

И стали так начинать каждое утро. 16 лет подряд.

…В 2013 году, когда я пишу эти строки, я вспоминаю нынешнюю весну и разговор моей уже взрослой дочери с мужем, папой пятилетнего Тимоши: «Пожалуйста, Никита, не опаздывайте в сад, не позже девяти – Тимошка очень расстраивается, что не успевает нарисовать сказку!» Как я изумилась, услышав это! Что же это я такое наделала! Что мы все такое наделали (ведь в других группах дети теперь тоже торопятся в сад – успеть сказку нарисовать)! Что-то очень важное для детей мы придумали и поддерживаем – и не мультик, не энгри бёрдс, а возможность выразить себя самих (в рисунке) и быть услышанными (записанными). Только и всего. Ну ещё – возможность оказаться сегодня Сказочником дня, когда у тебя куча работы не как у всех и куча удовольствия от этого. Быть главным героем этой пьесы. И ответственным за неё и других. Сегодня. Одновременно со взрослым (воспитателем).

Вот и всё. Это главное про сказки. Суть проста. Поделиться собой, быть принятым и услышать, принять другого. Культура этого воспитывается у нас в саду. А форма, которую мы нашли, она органична для ребёнка – оставление следов, рисунок и – зона ближайшего развития – перевод на другие языки – словесный, театральный. Сказка.

…Двадцать лет назад екатеринбургский учёный Александр Лобок, работая с группой шестилетних детей, изобрёл и исследовал неожиданную форму обучения грамоте. Он быстро записывал за детьми множество их высказываний – а в ходе обсуждения возникающих текстов, характера записи, ситуаций общения как бы сама собой происходила постановка и навыков чтения, письма, счёта. Причём результаты такой работы оказались существенны и без прямой связи с обучением грамоте: с точки зрения формирования определённой культуры диалога, самообучения, понимания себя, взаимопонимания со взрослыми и сверстниками.

Четырьмя годами позже за эту работу в нашем саду взялась Лариса Журавлёва. Тогда ей сразу пришлось заметно изменить метод (ведь у неё была разновозрастная группа, начиная с трёхлетних детей). Она просила малышей сначала нарисовать что-то по желанию, а потом рассказать об этом. Эти рассказы записывали, в тот же день читали с детьми, а потом иногда обсуждали со взрослыми.

Со временем в записывание таких «сказок» втянулось большинство воспитателей нашего сада. Ведь они увидели, что в результате им многое становится понятно про себя и про детей.

Каждое утро в большинстве групп нашего детского сада начинается с того, что дети в собственных блокнотиках-«календариках» рисуют разные истории, потом рассказывают их, а воспитатель записывает рассказ печатными буквами[2]2
  Обзор опыта педагогической работы с записью детских сказок по рисункам нашего детского сада представлен в сборнике «Живало-бывало. Книга сказок в детских рисунках, историях, мордашках и каракулях, а также многочисленных загадках для взрослых» (специальный выпуск газеты «Детский сад со всех сторон», № 20, 2004). См. также книгу Журавлёва Л. Общий камертон и маленькие шедевры. Истории про больших и маленьких в детском саду. – СПб, 2014.


[Закрыть].

Яна: «Для меня эти детские тексты – окошко во внутренний мир ребёнка. Окно, не распахнутое настежь, а лишь приоткрытое – только краешком глаза могу заглянуть. В детских текстах дети открывают в себе то, что не скажут прямо. Я уже четвёртый год работаю с записью детских сказок и понимаю, что эту работу надо продолжать. Потому что ни разу ни у одного ребёнка в группе не было отрицания этой работы. Дети с удовольствием стремятся ещё раз прожить состояние своё и друзей: наговорив и проговорив себя, они бегут в музыкальный зал для инсценировки, каждый день просят, чтобы были прочитаны все рисунки».

Лариса: «Здесь смешаны реальность и нереальность в одну восхитительную картину! В детских текстах отражается та связь, которой мы добиваемся в своей работе, – связь «детскости» и «взрослости», иррационального с рациональным и их взаимопроникновение».

Ольга: «Понимаете, каждое утро – одно и то же! Достаточно однообразный вид деятельности для воспитателя, совсем не творческий: запиши за ребёнком фразы, которые он тебе (именно тебе!) доверит. А ты (сам тоже такой весь из себя творческий!) должен бесстрастно принять и спокойно записать всё тебе сказанное – без всяких комментариев и изменений. Но результаты! Такие вещи открываются… Возможность наговорить то, что хочется, для детей оказалась возможностью выплеснуть свои эмоциональные зажимы…»

Детям зачем-то нужно рассказывать кому-то про свою жизнь, как и нам, взрослым, нужно, чтобы кто-то нас выслушал…

Через такую ежедневную работу у ребёнка развивается способность выразить свою мысль, связать слово и изображение, услышать и удержать в памяти не только своё, но и чужое.

«Слова, которые произносит ребёнок, – это слова-метки: они метят мир внутренних переживаний ребёнка и посылают вовне своего рода сигналы об этих внутренних состояниях. Это акты детского доверия нам и самим себе. Это бесстрашное предъявление ребёнком своего душевного мироустройства», – утверждает Александр Лобок, обосновывая важность записи детских текстов.

Здесь же – и естественное вживание в череду дней недели, во вчера и завтра, соотнесение каждого дня с состоянием природы и многое-многое другое, что является для ребёнка основой и условием осознавания себя и соотнесения себя с окружающим миром.

Вопрос. Вы говорите: «Когда дети диктуют свою историю взрослому, то учатся удерживать собственные мысли и повторять сказанное…»

В общем, да, но это требует пояснений. Взрослый, который записывает за ребёнком его слова, выступает для этого ребёнка как бы в трёх ипостасях.

Это:

1. Важный сигнал от взрослого мира о том, что всякая всячина,

которая обычно проносится в голове у ребёнка «со скоростью мысли» и торопится вырваться на свободу (причём зачастую в скомканном виде: ведь сам ребёнок себя не слышит!), почему-то чрезвычайно важна этому миру и достойна того, чтобы быть зафиксированной в письменных фразах.

2. Важный повод для формирования у ребёнка собственного слуха на понимание своей и чужой речи. Если угодно – тренинг внутреннего слуха. Ведь у ребёнка возникает принципиальное ощущение того, что есть существенная разница между тем, что он проговаривает «на внутреннем языке», и тем, что слышится окружающим миром. Обычно люди не догадываются об этом долго-долго (иногда – до взрослости!). А здесь, в письменном тексте, в процессе этой удивительной трансформации устного в письменное ребёнок отчётливо видит эту разницу: ведь взрослый вынужден «грамматически оформить» речь ребёнка. А грамматический формат – это и есть формат какой-то огранки живой устной речи и, следовательно, процесс восхождения к собственно мысли (в этом-то и заключается искусство ювелира, каковым в данный момент работает взрослый: он должен огранить, но эта огранка не должна быть насилием, она должна быть точной – высвечивать скрытую красоту и силу алмаза).

3. Повод затормозить свою мысль, а, значит, успеть «обкатать» её на внутреннем языке, попробовать поработать над её формой — начать работу собственного грамматического редактирования произносимых фраз. Но это произойдёт в том случае, если взрослый не просто механически записывает каждое слово ребёнка (ведь запись всего без исключения важна только на самом первом этапе, когда нужно «разговорить» ребёнка, дать ему почувствовать важность его слов), а создаёт своего рода ювелирное зеркало грамматически оформленного текста.

Взрослый – это не механический магнитофон, записывающий все шумы, а своего рода локатор, который чем дальше, тем больше не просто записывает «всё», а демонстрирует культурную мускулатуру своего слуха, выбирая из речевого потока и акцентируя то, что позволяет ребёнку всё глубже и объёмнее раскрывать оттенки своих переживаний, оттенки своего неартикулированного пока ещё «Я». И если эта педагогическая работа ведётся точно и филигранно, то ребёнок осознаёт потребность во всё более глубоком и более точном «Я-высказывании», осознаёт, что эта работа по выписыванию оттенков своего мировосприятия (а всякий детский устный текст – это определённая презентация мировосприятия на разном уровне глубины и артикулированности) чрезвычайно интересна и ценна для него самого. И тогда в ребёнке будет нарастать потребность в содержательной письменной речи как способе диалога со своим глубинным «Я» – способе описания оттенков своего мирочувствования.

Вопрос. Изо дня в день воспитатель записывает детские тексты, оставляя право за ребёнком быть самим собой и в себе, не предлагая дальнейшего продвижения ребёнку (например, в культуру). А что дальше? Куда, на что эта работа может быть направлена в дальнейшем? Перспективы?

«Быть собой» – это самое сложное. На первых этапах самопредъ-явления в тексте ребёнок, как правило, весьма поверхностен. Но, по мере работы с ювелирным зеркалом взрослого, он обретает инструменты всё более тонкого и точного описания оттенков своих внутренних проживаний и переживаний, инструменты всё более тонкого и точного описания мира своего сознания (то, чего в огромном большинстве случаев с нами не происходит, и мы до конца жизни мучаемся своей «безъязыкостью», когда чувствуем и понимаем очень много, но слов и языка катастрофически не хватает! И это – проблема всех).

А по мере развития этих инструментов вглядывания в свой собственный внутренний мир, взгляд в себя становится всё более точным, сложным и объёмным, и чем более сформировано это «зрение внутрь», тем больше потребность в культурных образцах, которые помогают сформировать адекватный и достаточно богатый язык такого рода описания (в сущности, вся человеческая культура есть не что иное, как описание многообразных человеческих миров разными средствами – словом, звуками, кистью, пластическим жестом, кинокадром и т. д.)

Если же потребности в культуре не возникает – это значит лишь то, что диалог взрослого с внутренним миром ребёнка (а, соответственно и диалог ребёнка с самим собой) застрял где-то на поверхности, не опустился на достаточную личностную глубину.

Вопрос. «Высказывается мнение, что предлагать детям сочинять изо дня в день какие-то их тексты – это постное и однообразное задание. Не лучше ли предлагать работу в «разных жанрах» – например, коллективно сочинять сказки?»

В общем, на этот вопрос я ответил выше. Искусство воспитателя, записывающего детские тексты, в том и состоит, чтобы у ребёнка формировалась потребность описывать всё более глубокие слои и всё более разнообразные оттенки своего миропереживания и мировосприятия. И если этот процесс углубления и усложнения происходит, он никогда и никому не наскучит – ни ребёнку, ни воспитателю.

Как раз всякого рода «коллективные» сочинительства всякого рода сказок довольно быстро утомляют (хотя ничто не мешает их попробовать – это довольно весело и забавно) и исчерпывают себя. А вот вглядывание в себя — это такая вещь, которая не утомляет человечество на протяжении вот уже нескольких тысяч лет, и всё усложняется и усложняется, о чём свидетельствует продолжающееся развитие культуры во всех её формах.

Вопрос. Ещё раз о процессе записи детских сказок. Мы стараемся не вмешиваться в речь ребёнка, стараемся реже задавать вопросы, чтобы своими репликами не сбить ребёнка с его ритма, с его состояния. Но, может быть, всё-таки подтолкнуть его к внутреннему преодолению своих границ? Насколько имеет смысл вмешательство в детские тексты и, например, вытягивание из двух предложений дальнейшего сюжета?

Распространённая педагогическая привычка: мы навязываем ребёнку свои темы, свои сюжеты, свои интерпретации. И определённый смысл в этом есть: ребёнок имеет право знать, как устроено сознание окружающих его взрослых.

Но когда мы ведём запись текстов, порождаемых ребёнком, у нас есть шанс помочь ребёнку фиксировать собственные темы, собственные смыслы и собственные интерпретации. Но вместе с тем – мы же вглядываемся и вслушиваемся в то, что говорит ребёнок, и неизбежно понимаем (конечно, если у нас есть слух), когда ребёнок идёт «вглубь» себя, а когда скользит по поверхности. Закон простой: идёт вглубь, когда его текст становится более сложным и интересным. Скользит по поверхности – когда повторяет сам себя, и когда и ему самому, и воспитателю становится скучно.

И если воспитатель удерживает в своей работе этот непростой принцип, ребёнок уже в дошкольном возрасте начнёт понемногу отходить от чисто сказочной («рассказочной») сюжетности и наполнять свои сюжеты метафорами и философемами. Но при условии, что взрослый будет поддерживать в ребёнке тягу к сложности!

Ведь сложность текста – это зеркало, отражающее реальную сложность внутреннего мира ребёнка. Только мы должны отчётливо понимать одну простую вещь: реальный, неартикулированный и потому рационально смутный, но чрезвычайно эмоционально насыщенный мир детских переживаний чрезвычайно сложен, и восхождение к реальной сложности этого мира и к возможности хотя бы минимального его описания – безумно трудный и долгий путь. Практически бесконечный.

Так что вопрос не в том, чтобы мы «не вмешивались» в детские тексты (это, повторяю, важно только на самом первом этапе, когда формируется сама ситуация доверия ребёнка ко взрослому), а в том, чтобы всячески поддерживать импульсы ребёнка к сложности: ведь они свидетельствуют о стремлении ребёнка погружаться в глубину своего «Я». Иначе всё действительно превратится в «однообразное и занудное» скольжение по поверхности. Но письменная речь – это слишком драгоценный дар, чтобы тратить его на поверхностное скольжение!

Каждое утро начинается с такой встречи воспитателя и ребёнка, один на один.

Это редкие минуты, когда внимание воспитателя целиком и полностью принадлежит только ему.

У каждого есть свой блокнотик, который он изо дня в день, приходя в группу, открывает и что-то рисует в нём – самое важное, с чем он пришёл сегодня и то, что должно быть обязательно услышано всеми.

Со своим рисунком ребёнок подходит к воспитателю и рассказывает историю, которую воспитатель записывает печатными буквами со всеми подробностями, не исправляя детские неточности, слово в слово, как тот рассказал.

Это не только акт доверия, но и ежедневная работа с текстом.

Каждый будний день ребёнок тренируется переводить свои мысли в рисунок, потом в текст, наблюдает, как созданные им образы выходят из-под карандаша воспитателя в виде букв, слов, предложений – запечатлевает образ пишущего человека.

Каждый год этот процесс имеет свои особенности. В предыдущие годы в нашей практике утренние сказки были действительно сказочными историями, фантазиями, вымыслами. В этом году неожиданно родился жанр реальных историй.

Дети начали рассказывать о себе, о своей семье, событиях, путешествиях и даже о своих чувствах.

Совсем необычными были сказки-философские рассуждения: об устройстве мироздания, о добре, о зле, о жизни, о любви.

Процесс достиг своего апогея, когда через сказки дети стали обращаться друг к другу и говорить о самом сокровенном.

А потом начали писать сказки вдвоём (мы слышали об этом опыте в других группах, но у нас такого ещё никогда не было). Для нас это было очень важно, потому что это означало, что они научились слушать друг друга, для них это стало ценно.

Главный человек дня – Сказочник

Как правило, быть Сказочником – это очень почётно, и все дети этого очень хотят и ждут. Им это знакомо ещё из разновозрастных групп и, придя к нам, они ожидают того же самого. Но оказывается, в нашей группе есть свои нюансы. Сказочником становится тот, в чьей сказке присутствует некая новизна, оригинальность, изюминка, необычность образа или яркость передачи впечатления.

Важно! Мы не сравниваем детей друг с другом, не ставим в пример, а ценим, когда человек продвинулся относительно самого себя и подтверждаем эту ценность, выбирая его Сказочником.

Кроме блокнотика, у каждого ребёнка есть свой кармашек на стене. В нём «живут» самые восхитительные его сказки. Очень радостно нам было от того, что в этом году дети настолько прониклись этим творчеством, что даже когда уже Сказочник был выбран, часто те, кто не успел до круга записать свою сказку, подходили и просили её записать. И совсем не ради того, чтобы стать Сказочником.

Привилегии Сказочника:

• выбирать себе помощников;

• давать задание в конце круга;

• желать всем «приятного аппетита» за столом, дождавшись абсолютной тишины и внимания;

• при желании, давать свой «пароль на выход» перед прогулкой;

• звонить в колокольчик, созывая всех в группу с прогулки и в четверг перед началом кулинарии;

• давать задание на вход в спальню перед тихим часом;

• руководить ритуалом подготовки ко сну;

• играть на ксилофоне, собирая всех на занятия или репетиции;

• иметь право решающего голоса в некоторых спорных ситуациях.

Вчера на утреннем кругу выбрала Сказочниками Ваню и Диму. У них оказалась перекличка сказок: оба написали про что-то космическое.

19 марта, Ваня. Жил-был космонавт. И потом электричество поступало в ракету. И космонавты ели суп из тюбиков. И им нужна была энергия, чтобы они могли вернуться на Землю. И у них не было топливного бака, но было электричество.

19 марта, Дима. Жило-было 2 озерца. Они испугались, когда ракета взлетела рядом с ними. Потом они только опомнились, когда упали только ускорители от ракеты. И они увидели её первую ступень, как она горела. Она отпала и загорелась вторая ракета. Это была Р-4.

Сказочник в конце утреннего круга выкладывает дорожку для всех ребят. Ваня чаще всего выкладывает такой путь: кладёт доску на пол, по доске надо будет проползти на спине вперёд головой, руками толкаясь, потом встать, схватиться руками за кольца, свисающие с потолка на верёвках, и покачаться, как на качелях. К тому же Ваня любит солировать, делать что-то вместе не любит, уступать не хочет.

А я надеялась, что два Сказочника объединятся: вдруг эта роль заставит Ваню договариваться о чём-то совместном, соединяться?

И вот Ваня… хватается за доску (Дима – не у дел) и обращается ко мне: «Помогите мне доску поставить». «Так вы сегодня вместе с Димой, попроси помощи у него». Ваня попросил – Дима помог, доску положили. Ваня плюхнулся и пополз. «Ваня, у тебя свой путь, отдельный от Димы?» – спрашиваю. «Да, это мой, пусть Дима сам строит». Ну хорошо, у ребят будет две дорожки, будет выбор – это интересно.

И вот появилось два пути. «Ребята, кто готов пойти по Ваниному пути?» – один человек, а по Диминому – все остальные.

Оба стоят как часовые, встречают в конце пути ребят, ставят им «печати» (дотрагиваются своей ладошкой до ладошки ребёнка, прошедшего путь) и помогают, если потребуется помощь.

Ваня расстроен, очень.

Он весь в переживаниях – никак не может успокоиться, что его путь невостребованным оказался.

Я наблюдаю за детьми: третий идёт, четвёртый… Вдруг замечаю Анюту (уже большая девочка, скоро будет шесть), она пристально смотрит то на Ваню, то на меня. и вдруг говорит: «Я пойду по Ваниному пути». Вслед за ней идёт ещё парочка ребят.

Я увидела в этом решении и действии поддержку Ване. И Ване стало легче. Я ему говорю, что в жизни часто бывает по-разному: то так, то эдак, то пополам.

На следующий день Ваня пишет сказку.

20 марта, Ваня. Жил-был Альфред. И ему захотелось попить. У него не было чайника, потому что не было денег. Он заработал деньги и купил чайник. Но не умел заваривать. А потом научился заваривать. У него не было дома. И построил дом сам.

…И я понимаю, что эту сказку невозможно не выбрать, хотя Ваня вчера был уже Сказочником.

И понимаю, что опять нужен второй Сказочник.

20 марта, Саша. Это сам не знаю. Огонь. Кошкин дом загорелся.

Снова у меня две сказки. Мало того, сегодня музыкальное движение и значит, эти сказки по обычаю будут инсценированы.

В обеих сказках – образ дома. В одной истории – Кошкин дом, который сгорел. А в другой сказке – дом, который построил некий Альфред. И опять Ваня кладёт ту же самую доску, показывает тот же самый путь. (А я им ставлю условие: всё должно произойти быстро, торопимся на музыкальное движение.)

А Саша задумывается и выкладывает дорожку, близкую к Диминой вчерашней.

Ситуация обратная. Сашин путь проходит один человек, а Ванин – все.

Ваня полностью удовлетворён и счастлив, и его радость так бурно выплёскивается, что я вынуждена его остановить, напомнить ему вчерашнюю ситуацию и чуть-чуть защитить Сашу.

Ещё я бросаю фразу: «Каждый вправе выбрать путь, который ему доступен». Слово «доступен», по-видимому, очень понравилось Ване, и он обращается в свою очередь к Даниле (трёх с половиной лет).

Данила ходит в садик редко, по утрам жутко плачет, расставаясь с родителями (плачет так, как Ваня в прошлом году; что-то для Вани в этих слезах было созвучно). И Ваня обращается именно к Даниле: «Данила, а мой путь тебе доступен?» – прозвучало по-взрослому, с достоинством. И Данила на той же волне: «Доступен» и начинает путь, но изменив движение (Ваня полз, а Данила идёт «паучком»). Ваня комментирует: «Да, Данечка, и так тоже можно», – Ваня очень артистичен. Фраза поддерживает Данилу – физические упражнения ему даются с трудом. Даня переходит к следующему этапу, собирается схватиться за кольца и… неожиданно для меня Ваня: «Данила… Давай мы с тобой договоримся: давай ты больше не будешь каждый день плакать, приходя в сад?» И Данила прочувствованно с достоинством кивает головой. И лицо стало взрослым. Потом довольный покачался на кольцах. (На следующий день Данила не заплакал! Держался из последних сил!)

Дальше. идём на музыкальное движение, несём две сказки. Ваня выбирает себе роль Альфреда, и он оказывается в центре. А Даня берёт себе роль чайника. И по сказке у Вани-Альфреда с Даней-чайником контакт: подойти, взять, заварить. И для обоих этот контакт был ценен.

«Пойдём, чайник, я тебя уважаю!» – говорит Ваня, берёт Данилу за руку и выводит в центр зала (на сцену).

Именно после инсценировки Ваня начал регулярно рисовать человечков, и в Ванином блокнотике появилась целая серия историй про Альфреда.

21 марта Ваня (нарисован человечек). Жил-был Альфред. И он был дома. И потом захотелось ему купить тарелку. И он пошёл зарабатывать. И всё. И вилка ему не нужна. Он ел руками. И он ел по-китайски. Палочками. Они у него были. И он был не худой и не толстый. И он потом захотел кошку и купил: кошку и собачку, и попугая.

24 марта, Ваня. Жил-был Альфред. Он пошёл гулять и встретил ёжика. Они пошли пить чай с сахаром. Они грызли сахар. Им было весело. Они жили вместе. У них весь дом был завален сахаром.

26 марта, Ваня (стал писать буквы). Жил-был Альфред. Ему захотелось что-то попить. Ему захотелось что-то интересненького: путешествовать. Он весь дом разобрал и в рюкзак положил, даже огород, деревья, дом. И он сделал дом в походе и на горе жил. А потом дом разобрал и дальше пошёл.