Текст книги "Все правители Москвы. 1917–2017"

1. Кишкин Н.М. Терапевтическое применение душей высокого давления. М.: 1891.

2. Медицина. 1892. № 38, 39, 40; Вестник клинической и судебной психиатрии и невропатологии. 1893.

3. Астров Н.И. Памяти Н. М. Кишкина. /Последние новости. Париж.: 1930. – 8 апреля.

4. Известия Всероссийского Союза городов помощи больным и раненым воинам. 1915. – № 4.

5. Фронтовая работа Союза городов летом 1916 года. Доклад заместителя Главноуполномоченного Н. М. Кишкина. М.: 1917.

6. Ведомости комиссариата московского Градоначальств. 1930. – 6 марта. (далее: ВКМГ). В публикации указаны и домашние адреса избранных.

7. Кускова Е.Д. Н. М. Кишкин в революции /Последние новости. Париж.: 1930. – 30 марта.

8. Сборник материалов Комитета московских общественных организаций. Вып. I. М.: 1917.

9. Милюков П.Н. История второй русской революции. Т.I. Вып. 2. София: 1922.

10. Советские архивы. 1991. – № 5.

Лариса Бадя. Последний городской голова. Вадим Викторович Руднев

Характерен был его жест, с которым, беря слово, он скидывал с себя цепь городского головы, чтобы показать, что он говорит не как представитель города, а как представитель партии… обладал чарующей улыбкой, мягкой и задушевной, и умными маленькими глазами, живо блестевшими из-под высокого открытого лба.

С.В. Бахрушин

Руднев Вадим Викторович.

1879 – 19.11.1940.

На вершине московской власти с 11.07 по 13.11.1917

Вадим Викторович Руднев был городским головой Москвы с 11 июля по 13 ноября 1917 года – в один из самых трагических периодов истории России. В биографии этого человека по-своему преломились важнейшие события конца XIX – первых четырех десятилетий XX века.

В.В. Руднев родился в 1874 году в семье поместных дворян (в одной из своих эмигрантских статей он упоминал о матери, жившей «в своем имении в глуши N-ской губернии»). В 1900 году он стал студентом медицинского факультета Московского университета. Как многие его сверстники, Руднев не остался в стороне от студенческого движения, за что был исключен из университета. Изгнанные из учебных заведений студенты, лишались права продолжить учебу в России. Поэтому целые группы молодых людей перебирались за границу, «некоторые из них еще в студенческих тужурках, но со споротыми пуговицами», поступали в европейские университеты. По свидетельству В.М. Зензинова – товарища В.В. Руднева, Вадим учился какое-то время с ним в Германии.

В 1902 году Руднев был препровожден из Москвы в Сибирь вместе с Ираклием Церетели и другими «смутьянами». В Москву он вернулся из ссылки накануне первой русской революции, связал судьбу с эсеровской партией, вошел в состав ее Московского комитета в числе представителей молодой «новой волны». Он был известен под псевдонимом Бабкин. Его – энергичного, ответственного, инициативного соратники называли, наряду с И.И. Бунаковым-Фондаминским, В.М. Зензиновым, братьями Мазуриными, в числе «выдающихся по смелости «работников» партии».

Летом 1905 года В. Руднева опять арестовали и поместили в Таганскую тюрьму. Выпустили его по манифесту «Об усовершенствовании государственного порядка», подписанному Николаем II 17 октября 1905 года, провозгласившему неприкосновенность личности, свободу слова, собраний и союзов, а также создание представительного законодательного органа – Государственной думы. В.М. Зензинов свидетельствовал о том, что в октябре-ноябре 1905 года в расположенном в доме Хлудова Музее содействия труду обосновался сборный пункт эсеров.

Руднев был участником заседания членов московского отдела ЦК эсеровской партии, Московского и Петербургского комитетов партии социалистов-революционеров (ПСР) 5 декабря 1905 года, которые обсуждали вопрос о целесообразности забастовки железнодорожников. Руднев выступил за всеобщую забастовку, считая, что рабочие настроены на восстание, они «все равно выйдут на улицу», задержать восстание нельзя. Заседание решило начать всеобщую забастовку 7 декабря.

Во время декабрьского восстания он участвовал в уличных боях, главным образом – на Арбате, где действовала боевая дружина А. Яковлева. Рядом с Рудневым боролась на баррикадах его жена – Вера Шмидт. Эсерки, рискуя жизнью, занимались транспортировкой оружия и патронов. Однажды Вера вместе с Евгенией Ратнер, членом МК эсеров, везли на извозчике ящики с патронами и напоролись на казачий патруль. Находчивость женщин спасла их от неизбежной гибели: Ратнер сказала, что везет подругу рожать в больницу.

Более серьезное испытание пришлось вынести Вадиму Рудневу. Как-то в декабрьские дни он с товарищем искал оружейный склад, и они попались на глаза полиции, которая попыталась их задержать. Руднев был ранен, но ему повезло – рана оказалась неопасной. Его долго прятали в Москве по разным квартирам. В конце 1905 года московская организация ПСР в силу «ее исключительно высокого рейтинга» получила право быть представленной на первом съезде партии тремя делегатами: И.И. Бунаковым-Фондаминским, М.В. Вишняком и В.В. Рудневым. Последнего побрили (он обычно носил усы и бородку), «переодели, нашли для него богатую медвежью шубу и благополучно вывезли из Москвы. Внешний вид его изменился настолько, что даже я не узнал его», – писал потом встретившийся с Рудневым в Выборге Зензинов.

На съезде под Иматрой в отеле «Турист» собрались делегаты 51 организации ПСР. Им предстояло обсудить важнейшие для партии вопросы: программу, устав, стратегию и тактику, структуру организации. 29 декабря начались дебаты, в которых активно участвовал Рощин-Руднев (все делегаты в протоколах съезда проходили под псевдонимами). Он был радикально настроен относительно партийной тактики в условиях революции: «Момент, переживаемый нами, – говорил Руднев, – исключительно благоприятен и больше уже не повторится. Государственный механизм сильно расстроен и у правительства нет сколько-нибудь значительных групп, на которые оно могло бы опереться». Он требовал «немедленного призыва крестьян к захвату земли», за что В.М. Чернов назвал его и других левых «наследниками П.Н. Ткачева». А один из ветеранов эсеровского движения О.С. Минор считал тактическую линию Руднева-Ракитина-Чайковского «политикой отчаяния», анархизмом и «авантюристической политикой ва-банк». Левые же квалифицировали своих оппонентов как «предателей» Съезд не поддержал левых – активное выступление масс счел преждевременным.

В начале 1906 года делегаты отчитывались о работе съезда перед московской организацией ПСР. На собрание ворвались городовые, схватили нескольких эсеров. В их числе был арестован и Руднев, которого препроводили в уже знакомую ему Таганскую тюрьму.

Когда удалось освободиться из застенков, он с прежним пылом продолжил революционную работу. Известны его выступления против крестьянского террора в деревне – разгрома и поджогов помещичьих имений и усадеб. В середине 1907 года его избрали делегатом второго съезда эсеровской партии, на котором В.В. Руднев был кооптирован в состав Центрального комитета ПСР. Но вскоре активный и смелый революционер опять был арестован и сослан в Якутскую губернию.

В 1911 году В. В. Руднев вернулся из ссылки с намерением завершить медицинское образование и стать земским врачом. Но двери отечественных университетов для политически неблагонадежного были наглухо закрыты. Он выбрал медицинский факультет в Базеле (Швейцария), где продолжил начатое когда-то в Московском университете образование. Занимался он с наслаждением, о чем писал в 1934 году: «…удовлетворение даже от самого процесса напряженной умственной работы. С удовольствием до сих пор вспоминается трудовой ритм базельской жизни, ранние лекции, занятия в тихой университетской библиотеке, работа в лаборатории». Он полностью отошел от политики, погрузившись в университетскую идиллию, научные изыскания. Начало Первой мировой войны было для Руднева «совершенно неожиданным». Паника в Базеле, марширующие по улицам воинские части, беженцы из Эльзаса, минирование мостов и другие признаки войны… «Что же будет с Россией, и что в данных обстоятельствах следует делать мне, – вспоминал Руднев. – Было до жуткого холода в душе очевидно, что России грозит страшная, быть может, смертельная опасность, что на этот раз риск не ограничивается лишь возможностью потерять окраину, как в 1904 году, а на карту поставлено самое бытие России как великой державы». Как истинный патриот своего отечества, он решил: «Мое место в час испытаний для моего народа – там, в России, вместе с ним на предстоящем ему крестном пути».

Не будучи политическим эмигрантом, В.В. Руднев имел право на участие в военных действиях в России. Но как ратнику ополчения, не подлежащему мобилизации, ему долго пришлось добиваться разрешения на выезд. Из Петрограда ответили отказом. Но он надеялся на положительное решение вопроса и в ожидании его усиленно занимался, чтобы успеть окончить курс обучения до отъезда.

В.В. Руднев, рвавшийся на родину, практически не общался с русской эмиграцией в Швейцарии, считал, что она находится в состоянии «крайнего разложения», а себя – чуждым «эмигрантской психологии». Но о Рудневе помнили, его пригласили через И.И. Бунакова-Фондаминского – давнего соратника и друга – на «заграничное совещание центральных работников партии социалистов-революционеров», которое должно было обсудить вопрос о линии поведения эсеров в условиях Мировой войны. Это конспиративное совещание проходило в двадцатых числах августа 1914 года в деревушке Божи во французской Швейцарии на берегу Женевского озера. 12 эсеров-эмигрантов спорили об отношении к воюющей Росси, часть стояла за поражение царизма в войне, часть считала необходимым участие в борьбе за победу над внешним врагом. В.В. Руднев оценил совещание как «полностью неудачное».

Он сдал свой докторский экзамен и, не дождавшись решения, самостоятельно, окружным путем, через Балканы отправился домой. В начале 1915 года он явился к воинскому начальству своего уезда, вступил добровольцем в Русскую Армию, стал служить на госпитальном судне, плававшем по Волге.

Февральская революция застала Вадима Викторовича Руднева в Москве. Он занимал должность земского врача, слыл компетентным и честным специалистом, но снова увлекся политикой. Теперь, уже в условиях «свободной» России, ему казалось, что можно претворить в жизнь идеи, которыми он и его товарищи жили еще со студенческих времен.

Руднев начал с возрождения московского городского комитета ПСР, положив на это много сил и энергии. 22 марта 1917 года его избрали в члены МК. С марта по май он напряженно работал в инициативной группе, готовившей третий партийный съезд, активно участвовал в работе редакции известной московской эсеровской газеты «Труд». Третий съезд партии социалистов-революционеров прошел с 25 мая по 4 июня 1917 года. В.В. Руднев вошел в выборную комиссию, был избран товарищем председателя президиума съезда. С коллегой по партии А.А. Аргуновым он представил на съезде важный доклад о пересмотре организационного устава партии. Его авторитет рос и в эсеровских кругах, и в среде других сторонников Временного правительства.

18 апреля 1917 года министр иностранных дел Временного правительства П.Н. Милюков передал союзным державам ноту о намерении России продолжать мировую войну до победного оконца. В ней союзникам обещали выполнение принятых царским правительством обязательств. Население встретило этот шаг широкой волной протеста, начался политический кризис. В Москве и губернии проходили антимилюковские митинги, выступления. В.В. Руднев продемонстрировал верность Временному правительству на заседании Моссовета 22 апреля. Его речь была воспринята присутствовавшими как противовес большевистской резолюции о недоверии правительству министров-капиталистов и передаче всей власти советам. Руднев был противником сепаратных переговоров с Германией. 9 мая 1917 года он выступил на объединенном заседании исполкомов Советов рабочих и солдатских депутатов, где заявил: «Мир может быть заключен лишь в международном масштабе».

Московские эсеры стремились укрепиться в городе, чтобы реализовать свою программу реформирования российской жизни, а для этого, как они считали, необходимо было войти непосредственно в его властные структуры. Эсеры активно включились в борьбу за Городскую думу. Им удалось эффективно организовать избирательную кампанию, используя возможности общероссийской и московской прессы, выступая на митингах и многочисленных заседаниях. Они регулярно устраивали встречи горожан и жителей близлежащих населенных пунктов с кандидатами в думу. Московские газеты того времени полны объявлений о приемных часах будущих думцев для желавших с ними встретиться и обсудить «текущий момент», высказать пожелания и требования к «избранникам народа».

Уставшая от войны и разрухи Москва бурлила во время предвыборных баталий представителей разных политических партий и организаций. В условиях жесткой конкуренции эсеры выиграли у самых опасных своих противников – большевиков, которых называли в своих газетах и листовках «близорукими сектантами», «слепыми фанатиками мировой революции», «ничтожной кучкой мартовско-июльских дней».

Известный большевик И.И. Скворцов-Степанов не без горечи вспоминал: «25 июня, по истечении 4-месячной революционной работы, на выборах в Городскую думу мы получили всего 11 % всех поданных голосов. Правда, наши «приятели» меньшевики, вопреки их и всеобщим ожиданиям, получили столько же. Но кадеты собрали 18 %, а социалисты-революционеры 58 % всех поданных голосов! В последнюю Московскую думу вошли известные эсеры О.С. Минор, М.Я. Гендельман, Е.М. Ратнер, И.Н. Коварский, А.П. Гельфгот (Чумаков), Н.И. Артемьев и другие. 11 июля состоялось заседание Московской городской думы, на котором Вадим Викторович Руднев был избран городским головой (110 голосов – за, 27 – против). Он выступил с речью о событиях в стране и задачах московского самоуправления, поддержал политический курс Временного правительства. Председателем Городской управы избрали «эсеровского патриарха» Осипа Соломоновича Минора (129 голосов – за, 22 – против).

В.В. Руднев ответственно относился к обязанностям «хозяина города», но он был все-таки «не столько городским головой, сколько лидером партии». Большевики, раздраженно называли его «политически ничтожной марионеткой», возмущались тем, что он «прилагал все силы к тому, чтобы поддержать традиции прежних купеческих московских голов».

Новый голова был известен своей приверженностью к православию. Верующим Вадим Викторович стал, судя по воспоминаниям одного из его друзей М.В. Вишняка, еще в молодости, чем и объяснял его «политическую совестливость», которая «иногда давала отрицательный результат». Так, в дни первой русской революции «морально оправданные колебания его приводили к нерешительности или сомнениям в самый решительный и ответственный момент». «Религиозно настроенным социалистом» назвали его коллеги в 1917 году. По инициативе В.В. Руднева, первое заседание Гордумы открылось молебствием, на которое не явились даже эсеры, чтобы не ссориться с представителями РСДРП(б) в думе (они на совете старейших думы «протестовали против такого открытия»).

В августе 1917 года Руднев приветствовал участников открывшегося в Москве Поместного собора Российской православной церкви и «говорил там речи, против которых ни слова не возразили бы его славные предшественники: Алексеевы, Челноковы, Гучковы. Для него было важнее всего поддержать непрерывную преемственность. Больше всего он страшился революционного разрыва с прошлым», – так отзывались о Рудневе его политические противники – большевики. Эта оценка воспринимается сегодня как свидетельство патриотизма, мудрости и дальновидности последнего московского головы.

Думские заседания пользовались огромной популярностью у публики: в такие дни здание в центре Москвы буквально осаждали толпы жаждущих попасть в зал. Билеты распределялись в строгом соответствии с численностью фракций, три четверти «вольнослушателей» были представлены эсерами и кадетами. В связи с этим у входа нередко случались потасовки, приходилось даже вызывать «наряды конных и пеших милиционеров».

На заседаниях думы обсуждали, как правило, проблемы текущей политики, войны и мира, спорили о методах и способах решения продовольственных, жилищных и топливных вопросов.

Городская дума изыскивала небогатые возможности для снабжения населения Москвы хлебом, для чего на подмосковные железнодорожные узлы посылались вооруженные спецотряды, которые должны были охранять составы с хлебом и другими продуктами. Ее специальные комиссии распределяли по ордерам дрова и одежду, ситец и селедку, заботились об обеспечении молоком грудных детей, пытались поддержать стариков и инвалидов, но жизнь в Москве становилась все тяжелее. Думе пришлось пойти на непопулярные меры: в городе были повышены цены на водоснабжение и на проезд в трамвае, значительно сократилось число телефонных аппаратов общественного пользования, город плохо освещался в темное время суток.

Об этом июле сохранились записи в дневнике агента московского пароходства «Самолет» Н.П. Окунева. 18 июля он писал: «Пошел в контору. На трамвай, конечно, не попал, но мог бы доехать на буфере, если бы там уже не сидело, вернее, не цеплялось человек 20. По тротуарам идти сплошь не приходится. Они заняты хвостами: молочными, булочными, табачными, чайными, ситцевыми и обувными. Зашел в парикмахерскую. Делаю это вместо двух раз в неделю только один: за побритье с начаем заплатил 1 р. 10 к. Парикмахерская плохенькая – в хорошей пришлось бы израсходовать все 2 р…. Цены на все подымаются, а нравы падают. Дисциплины никакой нет. Мало-мальски ответственное дело (как у меня, например), а дрожишь беспрестанно. Все идет не так, как нужно, нервирует тебя целый день всякое зрелище, всякий разговор, каждая бумажка, а в особенности, заглядывание в неясности завтрашнего дня. И погода тоже под стать делам и жизненному укладу: целый месяц то и дело дождь. В церквах унылая малолюдность, и вообще, все Божье как будто тоже уже устранено. Об Нем что-то ни проповедей, ни разговоров. В последнее время утешаемся тем, что по историческим воспоминаниям такие же безобразия жизни были и во Франции в 1847-1849 гг.»

Большевистская фракция обвиняла «господствующую в думе партию социалистов-революционеров», которая вместе с меньшевиками и «врагами народа» – кадетами держится за старое, в неумении хозяйствовать по-революционному.

В.В. Руднев считал, что серьезные шаги в реформировании городской жизни будут возможны лишь «при условии укрепления местного самоуправления». Только в этом случае он и его соратники видели смысл в передаче всей земли «в распоряжение муниципальных управлений», в обобществлении (муниципализировании) предприятий местного значения, к которым Руднев относил аптечное дело и ремонтно-строительную промышленность. Культурно-просветительные учреждения и производство (книжное и издательское дело, театры) должны были, по его мнению, относиться к сфере индивидуальной и общественной инициативы». Он был автором «программы муниципальной реформы, предусматривавшей государственный контроль над производством, введение 8-часового рабочего дня, упорядочение квартплаты, контроль за состоянием жилых помещений».

Большевики в это же время призывали к немедленной конфискации в пользу города всех церковных, монастырских и дворцового ведомства земель. Жилищный вопрос предлагалось решать так, как писалось в одной из листовок: «В вопросе жилищном – вместо объявлений в газетах с вымаливанием и выпрашиваем каких-либо помещений у богатых классов Москвы для нужд городского управления социал-демократы интернационалисты предложили думе приступить к распределению комнат в богатых квартирах, в барских особняках по карточной системе. Как хлеб, потому что его мало, ограничен в пользовании и распределяется по карточкам, так и жилые помещения, потому что их мало, потому что в них нужда безмерно велика, должны быть распределены по карточкам».

В.В. Руднев пытался сдерживать страсти в думе и в городе, призывал сограждан соблюдать порядок, защищал позиции Временного правительства. Он очень много работал: участвовал в совещаниях по поводу создания однородного демократического правительства; 6-8 августа представлял Московский комитет партии эсеров в президиуме VII расширенного совета ПСР, рассматривавшего финансово-экономические вопросы внутренней политики и проблемы предоставления независимости Финляндии и Украине. 12 августа 1917 года он, как московский голова, приветствовал Государственное совещание, которое должно было выработать меры по стабилизации положения в стране и на фронте: «Я присоединяюсь к призыву Временного правительства о преодолении во имя спасения Родины и революции всех противоречий, раздирающих страну, к призыву и сплочению всех живых сил». 13 августа Руднев был в группе встречавших приехавшего в Москву верховного главнокомандующего генерала Л.Г. Корнилова, о чем ему позже не раз напоминали политические противники. 29 августа Вадим Викторович был избран председателем Временного комитета, созданного для борьбы с контрреволюцией, олицетворением которой виделся тогда генерал Корнилов. Этот комитет был детищем московских Советов рабочих и солдатских депутатов и губернского Совета крестьянских депутатов.

В период корниловщины, который вызвал растерянность в интеллигентской среде, посеял рознь даже среди недавних единомышленников, московские эсеры заняли крайне правые позиции, что окончательно разочаровало их сторонников. Руднев и его команда, сосредоточившись на политической борьбе для удержания власти, все дальше уходили от насущных проблем голодающего населения. Сентябрь и октябрь 1917 года прошли для городского головы в напряженнейшем ритме переговоров, заседаний. Московские газеты полны кратких сообщений об этом. 14 сентября Руднев заседал в президиуме совещания представителей земств и городов, которое должно было выработать программу общественного самоуправления. 16 сентября он участвовал в думском совещании, на котором большевики предложили в повестку дня вопрос об образовании нового правительства. Представители большевистской фракции требовали «создания власти рабочих и крестьян, энергичной борьбы за мир, передачи земель в распоряжение крестьянских комитетов, беспощадного обложения имущих классов. Эсер Руднев и кадет Астров старались реабилитировать партию кадетов, запятнавшую себя активным участием в корниловском мятеже. Эсеры-интернационалисты отказались поддержать эсеровскую резолюцию», – сообщалось в московской газете «Социал-демократ». Руднев неоднократно разъяснял москвичам свой курс и обращался к ним за поддержкой.

А в это время большевики планомерно, грамотно и упорно проводили кампанию по выборам в районные думы. Их лозунги были близки и понятны народу, эсеровская дума дискредитировала себя нерешительностью, нерасторопностью, приверженностью к несостоятельному Временному правительству. Результаты не замедлили сказаться: 24 сентября москвичи избрали в районные думы более 50 % гласных из большевиков, меньшевики «растаяли» до 4 %, немного «выросли» кадеты – более 26 %, эсеры получили всего 14 % голосов. Тогда в стране не без основания обвиняли Временное правительство и его сторонников в том, что они «проговорили Россию».

В.В. Руднев продолжал работу по объединению антибольшевистских сил. Большим авторитетом пользовался он во Всероссийском Союзе городов, на съезде которого 15 октября Руднев был избран во Временный совет Российской республики (Предпарламент). Стремясь поддержать в очередной раз Временное правительство, Руднев пытался организовать в Москве «Дни Займа свободы». Облигации правительство выпустило еще в марте в целях финансирования воюющей армии, но, как и всюду в России, это мероприятие в городе провалилось.

Последнюю ставку правые эсеры сделали на Учредительное собрание, ожидая от него решения неотложных политических, экономических и социальных вопросов. Поэтому в октябре 1917 года они все силы сосредоточили на подготовке выборов в собрание. Руководил этой работой В.В. Руднев.

Революционные события в Петрограде, известие о II съезде Советов, его исторических декретах об учреждении новой власти, земле и мире застали правых эсеров врасплох. Теперь свою задачу они видели в сохранении Москвы в качестве оплота антисоветских сил. Руднев созвал экстренное заседание Городской думы, где заявил, что единственную власть в Москве представляет дума, которая не станет подчиняться Советам. Для поддержки Временного правительства и борьбы с Советской властью при думе был создан Комитет общественной безопасности (КОБ) во главе с Рудневым. В комитет вошли исполком Совета солдатских депутатов, Московский совет Всероссийского почтово-телеграфного союза, Московская уездная земская управа, исполком Совета крестьянских депутатов, штаб Московского военного округа под командованием полковника К.И. Рябцева.

В это же время объединенное заседание Советов рабочих и солдатских депутатов избрало Военно-революционный комитет (ВРК) «Для организации поддержки Петрограда». Эсеры, естественно, участвовать в нем отказались. Меньшевики в комитет вошли «не для того, чтобы содействовать захвату власти Советами», а чтобы «возможно безболезненно изжить все последствия этой попытки захвата и авантюризма большевистских вождей». Так в Москве появились две военно-политические противоборствующие организации, которые серьезно повлияли на дальнейшие события.

25 октября Комитет общественной безопасности обратился по телеграфу ко всем городским и земским органам самоуправления с предложением «немедленно избрать делегатов, которые по первому призыву съедутся для организации поддержки Учредительного собрания». В.В. Руднев от лица городской думы требовал ареста членов Военно-революционного комитета. Представитель московских большевиков на последнем официальном заседании Гордумы заявил голове: «Вы и ваша партия не имеете права говорить от имени московского населения. Большинство высказалось против вас, не за вами, а за нами стоит оно».

В распоряжении В.В. Руднева и К.И. Рябцева к началу октябрьского вооруженного восстания в Москве было около 6 тысяч хорошо обученных бойцов, среди которых – офицеры и солдаты гарнизона, казаки, фронтовики, юнкера Александровского и Алексеевского военных училищ. Полковник Рябцев ожидал подкрепления с Западного и Юго-Западного фронтов и из Ставки. Главные опорные пункты «рудневцев» находились в центральной части Москвы: в зданиях Городской думы на Воскресенской площади, гостиницы «Метрополь», Манежа на Моховой, в Провиантских складах и военных училищах, на Пречистенке и др. Юнкера обосновались вокруг Кремля, где было несколько рот Московского военно-революционного комитета. Сторонники большевиков расположились также на окраинах города и заняли московские вокзалы.

Днем 26 октября Комитет общественной безопасности и Военно-революционный комитет начали переговоры о мирном решении ситуации в Москве, преследуя каждый свои цели. КОБу нужно было время для подхода подкрепления, а также для формирования в Москве нового Временного правительства и превращения ее в центр антибольшевистской власти. ВРК стремился к консолидации своих сил, захвату стратегически важных позиций, для чего ему также необходимо было время. В конце концов, мирный путь не получился, военные действия продолжились. Инициатива была в руках КОБа, в их руках оказались Садовое кольцо, мосты, Кремль.

Уверенный в быстрой победе, В.В. Руднев телеграфировал 28 октября в Петроград: «Подавление мятежа обеспечено; раздражение велико. Жертв очень много с обеих сторон и мирного населения, расстреливаемого с крыш большевиками. Командующий войсками полковник Рябцев действует решительно в полном согласии с КОБ». А 29 октября появляется агитационная листовка ВРК «К оружию», которая на вопрос: «Кто против новой власти?» отвечала: «Все имущие, все богатые классы, все, кому выгодно продолжение войны, кому дороги помещичьи интересы, кто жаждет безудержной эксплуатации рабочих – все они на стороне буржуазно-корниловской власти. Их поддерживают предатели из Городской думы – городской голова Руднев и многие предатели эсеры – гласные думы… Борьба с этой буржуазной сволочью и их защитниками нужна беспощадная и непримиримая…»

В ночь на 30 октября между КОБ и ВРК было заключено перемирие на сутки для новых переговоров, но они зашли в тупик.

30 октября ВРК принял решение о власти в Москве, об аресте членов Комитета общественной безопасности. Один из членов исполкома Моссовета Н.В. Стрелков вспоминал, что Замоскворецкая партийная ячейка получила от Московского комитета РСДРП(б) задание «произвести обыск у городского головы Руднева на Чистых прудах и в особняке в Петровском парке, так как, по имевшимся сведениям, туда было вывезено большое количество пулеметов…» Во время обыска кроме небольшого количества револьверов там ничего не нашли.

В ночь на 31 октября В.В. Руднев выступил с докладом на совещании Комитета общественной безопасности, представителей частей Московского гарнизона, Совета солдатских депутатов, Комитета ПСР и думских фракций о предпринятых думой и Комитетом попытках мирного урегулирования положения в Москве. Совещание согласилось с тем, что КОБ исчерпал все средства к соглашению и «вина за дальнейшую междоусобную войну целиком ложится на Военно-революционный комитет большевиков». ВРК в это время начинал решающее наступление и собирал подкрепление из подмосковных городов и военных гарнизонов. Вместе со сводным отрядом матросов, солдат и красногвардейцев из Петрограда на помощь большевикам в Москву прибыли примерно 5 тысяч бойцов. 1 ноября КОБ лишился своих позиций в зданиях Исторического музея и думы, он вынужден был укрыться в Кремле.

Утром 2 ноября В.В. Руднев, видевший бесполезность сопротивления, обратился к ВРК с предложением о перемирии, мотивируя его желанием спасти «исторические памятники и святыни», и призвал прекратить «избиение мирных жителей». Он заявил, что боевые действия окончены, думцы переходят к политической борьбе с большевиками. Руднев подписал договор о капитуляции. КОБ был распущен.

Как сложилась дальнейшая судьба Руднева?.. 8 ноября ВРК издал декрет о роспуске Московской городской думы. Руднев и его фракция не согласились с этим решением. Экстренное заседание думы Руднев вынужден был проводить в этот день уже нелегально в здании Народного университета имени Шанявского. Он заявил: «Совершившаяся авантюра только доказала России, что большевики не умеют вести творческой работы, а способны лишь к разрушению». 9 ноября В.В. Руднев председательствовал на земско-городском совещании, где выступил с сообщением о событиях в Москве. 15 ноября состоялось еще одно нелегальное заседание думы. Его участники проголосовали за предложенную Рудневым резолюцию, в которой говорилось, что «массы идут за большевиками потому, что они введены в заблуждение, и что мир, который пытаются заключить большевики, приведет Россию к гибели».