Текст книги "Кастальский ключик. Выпуск 2"

Пронзая моря…

Его звали Николас Трюк, и, клянусь, в мире не было поэта несчастнее, чем он. Этот забавный чудак страдал от неизлечимой болезни – искренней любви к невероятно красивой и в то же время капризной даме, чье хобби заключалось в игре чувствами бедного мастера слова. Сколько чудесных строк вышло из-под его пера, благодаря загадочному свету ее ослепительной улыбки…

– Мама! Почему он смотрит на небеса? – удивленно спросил малыш, указывая на Николаса.

– Он ждет, мой дорогой, – она ласково потрепала кудрявую голову своего сына.

– Но чего? Неужели нельзя ждать дома?

– Ты многого не понимаешь, глупыш, – ее изящный палец слегка дотронулся до кончика его носа. – Трюк – удивительный парень. Когда-то давно он влюбился в самую красивую женщину на Земле – в Луну, и с тех пор пребывает в вечном ожидании темноты…

– Интересная история, – мальчик почесал затылок, – но что значит слово… влюбиться?

– Мой дорогой, – она засмеялась, – я, если честно, и сама не знаю…

Каждую ночь, ровно в двенадцать, Николас выходил из своего скромного дома и, сжимая дрожащими руками листочки с новыми одами, направлялся в бескрайнее поле, ставшее традиционным местом их свиданий. Изредка запинаясь, он во весь голос читал свои произведения, надеясь на снисходительность своей госпожи, но в ответ как всегда раздавался лишь похожий на издевку шум бродяги-ветра. Иногда, в дни особых невзгод и переживаний, Николас обижался на столь надоедливую немногословность Луны и, презрительно скомкав свои записи, оставлял ее в гордом одиночестве, но даже лежа в своей кровати, Трюк с особой теплотой вспоминал ее округлое бледное лицо…

Несмотря на бесспорную красоту, Луна страдала от загадочного недуга. Примерно раз в месяц бедная девушка полностью теряла свой вес и превращалась в несчастную худышку. В такие дни Николас покупал на рынке несколько головок отменного сыра и, аккуратно сложив их на скатерть, оставлял лакомство под покровом ночного неба. Его счастью не было предела, когда любимая вновь возвращала себе привычный облик! Трюк, разумеется, не знал о том, что сыр растаскивают бедняки, и, наверное, это было к лучшему.

– Ты маешься ерундой, Николас! – пристыдил его за разговором в таверне прагматичный кузнец. – Луна – девушка странная, я бы даже сказал, недосягаемая…

– К чему ты клонишь, мой друг?

– Поищи кого-нибудь… Своего уровня. – Холодно произнес он. – Не стоит витать в облаках, Трюк…

– Ты просто не способен понять мою любовь! – перебил его Николас.

– В самом деле? – язвительная улыбка скользнула по его лицу. – Что же это за любовь такая, если девушку и обнять-то нельзя?

– Неземная, – он встал из-за стола. – Иногда для любви достаточно лишь понимания, что с твоим избранником все хорошо. Увы, эту истину не понять металлическим кузнецам!

Его чувства медленно переросли в нечто мучительное. Каждую ночь, глядя на прекрасную Луну, Николас ощущал, как невидимый нож слегка касался пылающего от любви сердца. Ее молчание разбивало на куски ранимый разум поэта.

– Почему ты не хочешь говорить со мной? – прошептал он. – Мои стихотворения не по нраву небесной госпоже? А может… Ты просто не слышишь меня?

«Мне нужно отправиться в морское путешествие!» – размышлял он, глядя на серебристую гладь воды, – «Там, вдали от берега, я заберусь на корабельную мачту и громко прокричу признание в любви! Это рискованно, но я должен попробовать!

Быть может, мой шепот впервые превратится в крик посреди водной пучины?»

Трюк всегда находил вдохновение в бушующей водной стихии. Стоя на берегу моря, он пропитывался особой, ни с чем не сравнимой тоской по своей возлюбленной, ведь нешуточный размах природы лишний раз напоминал ему о собственной никчемности. Вряд ли Луна полюбит жалкую песчинку. Гуляя по пристани, Николас придумывал душещипательные оды о неразделенных чувствах.

– Простите, капитан, – несмело начал он, – не могли бы вы взять меня с собой… В плавание.

– Тебя? – громко засмеялся бородатый мужчина. – Прости, но мне не нужна лишняя проблема!

– Я Вам заплачу, – дрожащим голосом произнес он.

– А вот это уже другой разговор… Сколько?

– Сто золотых…

Капитан изменился в лице: его глаза наполнились тоской непонимания, а ехидная улыбка сменилась выражением отчаянного удивления.

– Парень, сотня золотых – огромные деньги. Ты мог бы купить на них небольшой дом, ну, или хотя бы доплыть до нужного тебе порта не на старой развалюхе. Я люблю звон монет, но ненавижу лжецов, поэтому сразу скажу, что мое судно – ужасное место. Во время штормов мы будем молить о пощаде…

– Мне все равно, – сухо перебил его Николас. – Мне нужно встретиться с дорогой сердцу девушкой, если меня не возьмете вы – я поеду на другом корабле. Вы берете меня в команду?

Печально вздохнув, просоленный моряк протянул ему покрытую морщинами руку.

– Добро пожаловать на борт, матрос! – Он слегка улыбнулся. – И… Оставь деньги на подарок любимой.

Целый месяц Николас бороздил величественные морские просторы. Ночью на палубе он с упоением наблюдал, как любовь всей его жизни становится все ближе и ближе. Порой ему казалось, что совсем скоро он сможет обнять ее за талию и нежно прошептать на ухо заветные слова…

– Так кто она, Николас? – как-то раз спросил его капитан.

– Боюсь, я не могу Вам этого сказать. Вы сочтете меня дураком…

– Эх! – Он с силой похлопал Трюка по плечу. – Разве может быть дураком столь великолепный поэт? Поделись со мной, парень. Глядишь, станет легче…

– Ну, – Николас слегка улыбнулся, – я влюбился в Луну.

Они на минуту замолчали. Лишь назойливый бродяга-ветер, видимо, преследующий Трюка по всему земному шару, чуть слышно нашептывал морские легенды.

• – Знаешь, Николас, несколько десятилетий назад, когда густая борода была для меня всего лишь мифом, я влюбился в красавицу Бетси…

– Звучное имя, – подметил Трюк.

– Еще бы! Она была самой грациозной самкой кита. Я увидел ее в детстве, когда отец взял меня с собой в плавание. Она была удивительна. Мое юное сердце источало любовь к этому поразительному существу… Жаль, что нам не суждено было встретиться вновь. Вот уже как сорок лет я хожу по морям в поисках ее, но… Видно, не я должен быть рядом с ней.

Из глаз старого моряка текли жгучие, как капитанский ром, слезы. Ударив кулаком по палубе, он громогласно прокричал:

– Черт возьми, Николас! У тебя должен быть шанс! За мной, матрос!

Громко топая, он повел Трюка на корму, где за плотным куском парусины скрывалась добротная лодка. Спустив ее за борт, капитан удовлетворенно смахнул пот с загорелого лба.

– Увы, Трюк, наши пути расходятся! – улыбаясь, произнес он. – Завтра наш корабль прибудет в крупный восточный порт, а это значит…

– Что я никогда не прижму к себе Луну… – еле слышно прошептал Николас.

– Нет! У вас все будет отлично! Плыви, матрос! – Он указал на лодку. – Плыви ради меня, ради Бетси!

Николас прыгнул в лодку. Крепко сжав в руках весла, он громко прокричал: «Спасибо за все, капитан!»

Но ответа не последовало. Трюк все дальше и дальше отходил от борта судна. Вот оно уже совсем пропало из виду. Ведомый тусклым лунным светом, он подплывал к своей возлюбленной все ближе и ближе. Восторженно всматриваясь в ее чудное лицо, Николас не заметил, как начался сильный шторм, грозящий опрокинуть его маленькое «суденышко».

Последний неловкий взгляд на красавицу Луну…

Вода нежно обняла юного поэта. Водоросли ласково гладили румяные щеки. Обидно, что он подвел капитана… Обидно, что больше некому присматривать за небесной госпожой в дни ее таинственного недуга…

Неожиданно яркий блеск пронзил безжизненную морскую темноту. Чьи-то холодные ладони схватили уставшее тело Николаса.

– Луна? – прошептал он. – Это… Ты?

– Да, дорогой, – раздался сладкий медовый голос, – ты меня не на шутку перепугал…

– Почему ты не отвечала на мои оды? – прокашлявшись, спросил Трюк.

– Милый, разве ты не знал, что сильны те чувства, в которых страшно признаться?

Величественная Луна забрала Николаса с собой на небеса. Я услышал эту историю от бородатого капитана. Он сказал, что Трюк каждый день пишет новые оды своей возлюбленной, а черновики стихотворений, скомканные рукой своенравного поэта, превращаются в маленькие звезды, согревающие сердца не только моряков, но и китов…

Зимняя грусть

 
Батареи
Портят отношения
Между людьми.
К чему дарить
Тепло друг другу
Если можно прижаться
К бездушному
Металлу?
 

 
Не люблю
Гулять по зимнему
Городу.
Трудно понять,
Что хрустит под ногами:
То ли лед,
Притворившийся весенним
Зеркалом,
То ли осколки сердец,
Треснувших в студеную
Вьюгу.
 

 
Дети радуются:
Выпало много снега!
Им повезло:
Они не знают,
Что их соседу
Придется чинить
Проломленную крышу…
 

 
Мы договорились
Встретиться у фонтана.
Я долго ждал тебя,
Кажется, час или два.
В конце концов
Не вытерпел
И решил уйти.
Жаль, что из-за пурги
Я не разглядел
Твой силуэт,
Стоящий недалеко
От меня…
 

Лопнуло терпение

 
Гром!
Разразись уродливым шрамом
По лицу нахального человечества!
Градом
По стеклам машин и окнам
Жилых домов пройдись, разбивая их
Вдребезги!
Не жалей муравьишек жалких,
Возомнивших себя Богами и правителями
Этого мира!
Природа!
Бей со всей силы! Загоняй их в углы
И сжигай города, словно мальчик, держащий лупу
В руках!
Люди!
А чего, собственно, ожидали вы,
Протыкая вены планеты, в поисках
Черной крови?
Получайте!
Держите!
Ловите!
Лопнуло терпение
Земного шара!
 

Кристина Касаткина

Студентка 1 курса Краснодарского архитектурно-строительного техникума, специальность «Реклама», выпускница ДЛК «Озаренок» 2015 года.

Сергею Есенину

 
Вы мне приснились нежданно сегодня.
Словно явившись в черствеющий век,
Тонкость натуры и чувств половодье
Вечно хранимы сквозь времени бег.
 
 
Милый Есенин, я Вами болею
И не устану учить наизусть.
В творчество вновь окунаюсь несмело
И благодарна за сладкую грусть.
 
 
Не перестану я Вами дивиться:
Истинный гений для многих, Сергей,
Ваши стихи заставляют забиться
Сердце в груди на полтакта быстрей.
 
 
Так же люблю я родимые дали,
Так же, как Вы, отрекаюсь, любя.
Снова странички я тихо листаю
И нахожу в них частичку себя.
 
 
Тонкою ниточкой свито былое,
Но не вернуть ни кусочка его.
Сердце поэта вечно живое,
В строках крылатых хранимо оно.
 
 
Жизнь быстротечна, проложено русло.
Вихрем уносит в пучину забот…
Вас больше нет, а шедевры искусства,
Помнит и любит весь русский народ.
 

Народа клад

 
Священно сохраненный праотцами,
В отчизне драгоценный есть тайник,
А кладом служит в нем родной язык,
Оберегаемый от бед веками.
 
 
Язык России, нации великой,
О, как сильна твоя былая стать!
Как страшно нам сегодня осознать:
Неумолимо ты становишься безликим.
 
 
В своих трудах тебя умы светили,
Благоговели пред красой не раз,
Но вот ты гаснешь, даже без прикрас –
Многообразие твое забыли.
 
 
Язык, замечу, потерял здоровье,
И здесь не компетентны доктора,
Но будет доктору тому хвала,
Кто вылечит Россию от злословья.
 
 
Сквозь рамки сжатой будничной программы
С телеэкрана диктор иль актер
Арго нам шлёт под звонкое «Мотор!»,
А виноват сей двигатель рекламы?
 
 
Нам не добавит славы и успеха,
Не нужно сквернословить, господа,
Тот смех едва ль великого ума,
Пусть даже если выражение «для смеха».
 
 
Мы красотой души могли гордиться.
Задумайтесь над слова чистотой,
Как стыдно нам должно быть пред страной –
Наследие по камушкам крошится.
 
 
Исконный дух российского народа
Давайте для потомков сохраним.
Язык России будет пусть любим!
Ведь не нужна нам ложная свобода!
 

Анастасия Калинина

Студентка 1 курса БПОУ ВО «Вологодский педагогический колледж», выпускница ДЛК «Озаренок» 2015 года., г. Сокол Вологодской обл.

Сокол

Самое светлое и высокое чувство – это любовь. Именно любовь открывает нам глаза на различные мелочи, о существовании которых мы раньше и не подозревали. Самая чистая и искренняя любовь – это любовь к своей малой родине. В творчестве многих великих писателей и поэтов существуют тёплые строки, посвященные краю отцов. Все мы храним в душе воспоминания о родной стороне, где каждый из нас переживает столь важные и светлые события, которые потом мы помним долгие годы. На родной земле человек ощущает себя частью этой большой и дружной семьи. Малая родина – это твой дом, где всё такое знакомое и родное. Ты знаешь, что тебя любят и ждут, уверен, что помогут словом и делом. И даже воздух кажется каким-то особенным, будто он придаёт особую силу.

Мой дом – это Сокол. Он совсем ещё молодой – всего 83 года – но у него, как и у многих других городов, существует своя страничка истории. Из документа 1615 года известно, что на месте современного Сокола находилась деревня Соколово. В 1897 году на берегу реки Сухоны было организовано «Северное акционерное общество целлюлозного и писчебумажного производства». Среди акционеров общества были архангельский купец первой гильдии А.Ю. Сурков, фабриканты Е.И. Шергольд и В.В. Гувелякен. Однако фабрика «Сокол» не стала единственным крупным предприятием района.

2 марта 1932 года выходит постановление Президиума ВЦИК о преобразовании посёлка Сокол с примыкающими к нему населёнными пунктами в город Сокол. Этот момент фактически считается началом городской истории.

В нашем городе протекает одна из красивейших рек России. Название этой таинственной красавицы – Сухона. Это сама крупная река Вологодской области. Её длина составляет 558 км, исток – озеро Кубенское, устье с рекой Юг образует Малую Северную Двину, воды Сухоны доходят до Белого моря, а, значит, и до Северного Ледовитого океана. Весной во время половодья река течёт в обратную сторону, что делает её необыкновенной. Порой кажется, что её воды несут в себе загадку. Река завораживает таинственностью, хочется снова и снова всматриваться в водную рябь и искать ответы на вопросы. Прогуливаясь вдоль её берегов, ощущаешь некую мощь, прилив энергии.

Многие знаменитые поэты воспевают в своих произведениях родину. Не стали исключением и красоты Сокола. Их славили такие мастера слова как Полина Рожнова, Александр Швецов, Николай Фокин и Лидия Теплова. И молодое поколение восхищается этим милым сердцу городком. Очень хорошо о нашем крае сказала ученица средней общеобразовательной школы номер десять и участница детского литературного клуба «Озаренок» Касаткина Кристина:

 
…Ну ладно, поведаю тайну свою,
Есть город родной мне, который люблю,
Он Соколом гордо зовется недаром.
Живу и учусь здесь, и это – подарок…
 

Возможно человек, который приехал к нам впервые, не сможет в полной мере оценить всю красоту родины сокольчан. Только пройдясь по нашим тихим, спокойным улочкам, посетив уютные скверы, пообщавшись с добрыми и приветливыми людьми, можно оценить всю неброскую красоту нашего города.

Нина Павловна Гаврикова

На фото Позгалёв Вячеслав Евгеньевич, депутат Государственной Думы, дарит книгу «Своя колея» Нине Павловне Гавриковой

Член ЛиТО «Сокол» и МСТС «Озарение». Руководитель детского литературного клуба «Озаренок».

Секрет

Первые дни января выдались на редкость солнечными и теплыми. Снег, заметно подтаяв, начал тяжело оседать. Воздух как весной наполнился веселым теньканьем синиц и радостным чириканьем воробьев. Природа, будто пытаясь исправить допущенные за первый месяц зимы ошибки, наверстывала упущенное. И это было кстати! Целых две недели декабря шли бесконечные нудные дожди. За окном стояла ноябрьская серость и сырость. Осень капризничала, не хотела уступать место зиме. Лишь перед наступлением Нового года всю эту слякоть покрыл густой белоснежный покров.

Поселок находился в окружении леса. Местные жители, как могли, приспосабливались к переменам погоды. Дом семьи Изотовых стоял в самом центре. В выходной мама, как обычно, с самого утра хлопотала у печи, готовилась накормить домочадцев горячими пирогами. Отец, отключив звук, смотрел телевизор. А младшим сестренкам никак не сиделось на месте, и они, чтобы не разбудить старших – двух братьев и сестру, а заодно и скоротать время, вышли на прогулку.

– Вчера Танька приходила, у них под окном ночью кто-то сказочный городок построил. Я сбегала посмотреть. Представляешь, стоит высокий замок из снега с острыми башнями и круглыми окошками. Рядом – танк! Вместо дула – палка торчит. В него можно сверху забраться или сбоку. Я попробовала, получилось! – восхищенно рассказывала Люба.

– Вон, – показала рукой на соседский огород Эля.

– Пошли?

– Ага, – с полуслова поняла сестренка.

Девчонки спустились с крыльца, перешли широкую дорогу, проворно забрались на высокую обочину. Утопая ногами в мягком ослепительно белом пуху, двинулись к огороду. Остановились около полураскрытой калитки, сразу за ней находился снежный занос, один край которого нависал на изгородь, а противоположный опускался на грядки.

– Давай здесь замок делать, – предложила старшая сестра.

– Ага, – вертела маленькую деревянную лопатку в руках младшая. Сначала девчушки потоптались у калитки. Потом Люба руками в вязаных рукавичках начала выгребать из высокого бархана снег, а Эля его лопаткой откидывала в сторону. Увлеченные работой, они не замечали времени – главное сейчас было сделать сквозной проход. Спустя некоторое время Люба шустро выползла из снежной горы с другой стороны и с нескрываемым восторгом запрыгала на месте:

– Ура! Я здесь!

– А я? – фыркнула сестра, в тот момент она напомнила серого нахохлившегося воробья.

– Подожди, сейчас попробую дыру шире сделать, – быстро улеглась на спину, оттолкнулась ногами и очутилась внутри сугроба Люба. Через толстый слой снега было видно очертания солнышка. «Красота!» – подумала она, но не успела поднять руку, как вся эта глыба обрушилась. Девочка оказалась заживо погребенной в снежном месиве, попыталась крикнуть – рот мгновенно наполнился колючими льдинками, в глазах потемнело. Дышать с каждой минутой становилось труднее.

– Люба! – безумно испугавшись, откинув в сторону лопатку, стащив рукавички, как собачка лапками, рыла снег пятилетняя Эля. Она не замечала, как маленькие тоненькие пальчики обжигал смертельный холод. Ледяное стеклянное крошево врезалось в кожу ручек, забивалось под ноготки, но девочка не чувствовала боли. Щеки раскраснелись, из-под шапки выбилась прядь черных длинных волос. На глазах – смородинках застыли слезы.

А Люба, находясь в заточении, не могла шевельнуть ни ногой, ни рукой. «Все! Конец! Вдруг Эля побежит к маме? Что будет?.. Страшно… Мне восемь лет…» – беспорядочный поток мыслей внезапно прервался, она почувствовала, как крохотная ладошка сестренки коснулась щеки, потом второй, бережно убрала снег со лба. Люба открыла глаза, солнышко ослепило, она зажмурилась, сделала глубокий вздох носом, выплюнула остатки снега, еле шевеля губами, чуть слышно произнесла:

– Жива! – попыталась открыть глаза, получилось, они уже немного привыкли к яркому свету.

– Ты чего? Я так испугалась? Зачем сугроб уронила?

– Я не уронила, он сам упал!

– Упал? А мне чего делать? Откуда я знаю, чего делать?

– Помоги.

Высвободившись из снежного плена, Люба попыталась встать, но ноги неожиданно подогнулись, и она рухнула вниз:

– Как ты поняла, где надо рыть?

– Как? Как? Не знаю! Испугалась, вот и начала рыть куда дотянулась.

Старшая сестра посмотрела на место, где стояла младшая, и будь у нее хоть на чуточку руки короче, то могло произойти непоправимое… но ей совсем не хотелось об этом думать. Горячая волна нежности поднялась от пят до макушки, щеки обожгло неведомым до этого дня нестерпимым огнем. По левой щеке медленно сползла горячая одинокая слеза.

– Милая моя спасительница, – усадила рядом младшую сестру Люба бережно взяла ее руки в свои и начала медленно растирать окоченевшие пальчики.

– Замерзла?

– Нет.

– Только маме не говори! Пусть это будет секрет!

– Ладно, – согласилась спасительница.

Вдруг послышался веселый звонкий голос мамы:

– Пироги остывают, самовар вскипел, скорей бегите домой.

– Мамочка, уже идем, – в один голос ответили дочери.

Поступок

Сонные минуты прохладного утра сменились радостными мгновениями дня. Зоя торопилась из школы домой. Косички подпрыгивали в воздухе, солнышко приплясывало в такт. Чувства переполняли – две пятёрки за день! Грунтовая дорога до деревни пролегала между бескрайних полей. Девочка любила простор, который в зависимости от времени года выглядел по-разному: ослепительно-белой взбитой ватой – зимой, а с приходом весны появлялись чёрные пятнышки, которые на солнцепёке стремительно увеличивались в размерах. Летом даль становилась разноцветной. По-особому выглядели поля с посевами льна, создавалось впечатление, будто осколки неба рассыпались на землю. Осенью всё переливалось золотом, лишь после уборки урожая ненадолго становилось уныло-серым. Поля разделялись небольшими перелесками.

Вот и Степановка. Ранний пламенеющий восход встречал один её край, а догорающие искорки заката провожал – противоположный. С одной стороны деревню подпирали поля, с другой – дорога, за которой были расположены совхозные фермы, где в основном работали местные жители. Деревенский труд тяжёлый, а многие ещё и скотину держали.

На окраине деревни в покосившемся от времени доме жила Галина Николаевна Комарова. Она и семья Зои были соседями. Девочка часто бегала в гости слушать сказки, сочиняемые доброй женщиной, и как-то незаметно привязалась к соседке. А та, охотно погружаясь в воспоминания, рассказывала о себе. Как с частями Красной Армии дошла до самого Берлина, – правда, должности не имела никакой, была простой прачкой. Их подвода двигалась следом за воинским батальоном. На телеге везли деревянные корыта, железные бачки, стиральные доски. Жили в полевых условиях. Стирали без отдыха и почти без сна, предварительно замачивая засохшие от крови бинты, одежду, постельное бельё. Кусочки мыла выдавались крохотные, в основном бельё парили в щёлоке, который сами заваривали из древесной золы. Кокотышки на руках были стёрты до крови. Вездесущие вши забирались с грязной одежды выше локтей, стряхивать не успевали.

Вернулась домой с Победой, только вот документы и награды затерялись где-то, пришлось всё заново восстанавливать. Она помнила, что день рождения был зимой, а когда именно – забыла. День ангела у Галин двадцать третьего марта, вот и выбрала себе день рождения накануне – двадцать второго марта, при этом не задумываясь над тем, что если бы выбрала январь, то на пенсию вышла бы раньше. Радость Победы омрачила гулкость пустого дома. Осталась одна-одинёшенька: отец и брат погибли на фронте, мать умерла от тифа. Парень, которого любила больше жизни, погиб под Сталинградом. Замуж так и не вышла. Нерастраченную любовь и женское тепло некому отдать, поэтому женщина охотно общалась с соседской девочкой.

Однажды Зоя рассказала, что их коза Миля осуягнилась и теперь у них есть три маленьких козлёночка. Вот тогда и решилась Галина Николаевна попросить козлушку у Фёдора Ивановича, отца Зои. А тот охотно согласился, даже помог оборудовать место для скотины, сколотил ясли для сена, утеплил войлоком дверь.

Старушка бережно ухаживала за своей подопечной, поила из бутылочки молоком, укладывала спать ближе к печке на разостланную солому. Когда Малышка окрепла, твёрдо встала на ноги, хозяйка перевела её в сарай.

Зоя часто прибегала, чтобы помочь. Она очень горевала, что оставшиеся козлятки не выжили. Зоя тайком от всех плакала, но никому ничего не рассказала, боль в детской душе сжалась в кулачок.

Прошло несколько лет. Вернувшись из школы, Зоя сидела за столом, решала уроки. Услышав крики, невольно вздрогнула. «Что-то случилось», – мысли мгновенно пронзили сознание. Она вскочила со стула, подбежала к окну, выглянула и остолбенела.

– Ещё раз коза в огород залезет, – мужчина, живший в соседней деревне, остановился около калитки их дома, произнося бранные слова, – так и знай, пристрелю.

Он угрожающе размахивал большим охотничьим ружьём перед носом старушки.

– В вашей деревне коза все огороды обшастала, теперь к нам перебралась? – не встречая никакого отпора, начал громче ругаться дяденька. – Не пройдёт этот фокус, поняла?

Лицо мужчины было багрово-красное от злости. Постепенно теряя сдержанность, мужчина во всеуслышание обрушился ругательствами, подняв такой шум, что его, наверно, слышали на противоположной стороне планеты. Правой рукой он цепко держал козу за рога, та часто моргала широко раскрытыми глазами, переводя взгляд то на хозяйку, то на охотника, безмолвно умоляя о пощаде. Животное выглядело беспомощным и, находясь в неимоверном напряжении, боясь пошевелиться, не пыталось вырваться.

Галина Николаевна виновато опустила голову. Старушка была похожа на ученицу, которую отчитывал родитель за плохую отметку. Она вся сжалась, ссутулилась, непонятно откуда на спине вдруг образовался горб. Невысокого роста хрупкая женщина будто врастала в землю и от этого становилась ещё ниже. На лице образовались многочисленные глубокие морщинки, а из-под опущенных век текли скупые слёзы.

Зое стало нестерпимо жалко и соседку, и козу, ей захотелось встать непробиваемой стеной перед этим «громовержцем». Но как их защитить?

Лето выдалось жарким, дожди были редки, трава сохла на корню. Наступившая осень тоже не радовала дождями. Держалась сухая тёплая погода, в народе это время называют бабьим летом. Коза сама добывала пропитание, залезала в огороды соседей: у одних капустой баловалась, у других морковкой, у третьих листочками смородины не брезговала. В своей деревне все огороды были обследованы, вот и решила воспользоваться чужими запасами соседней деревни. Да не тут-то было. Только она пролезла под забором и встала на ноги, как вдруг будто привидение с неба спустилось – мужчина с ружьём. Он застиг животное врасплох, поэтому сумел сразу схватить за рога. Коза пыталась сопротивляться, упиралась ногами, мотала головой из стороны в сторону, но человек оказался сильнее. Обессилев, коза покорно повиновалась чужой воле. Мужчина разжал пальцы, животное беспомощно пошатнулось в сторону хозяйки, плотно прижалось к её ноге.

– Что делать? Пасти Малышку не в силах. Придётся Егорыча попросить, пусть на бойню отвезёт, – еле шевелила губами старушка.

Услышав это, Зоя выскочила на крыльцо:

– Бабушка Галя, не надо на бойню. Я буду пасти!

– Да разве справишься?

На дороге появился Егорыч, прихрамывая на одну ногу, он возвращался с работы домой. Старушка, махнув рукой, зашаркала ногами в его сторону:

– Постой, Егорыч, дело есть…

Мужчина из соседней деревни махнул рукой Егорычу в знак приветствия и отправился восвояси. Коза, не веря, что свободна, обескураженно стояла на месте. Воспользовавшись ситуацией, Зоя сбегала домой, взяла корку хлеба и верёвку Спустилась с крыльца, позвала козу:

– Малышка!

Умное животное послушно подошло. Девочка протянула корку, коза осторожно одними губами взяла хлеб, начала жевать. Зоя накинула верёвку на рога, повела козу за ферму, где находился заброшенный сеновал. Добравшись до места, девочка обошла вокруг, подёргала двери – не открылись, заперты на замок. Под створками был небольшой проём.

– Как туда попадёт Малышка? – вслух рассуждала Зоя.

Коза, поняв человеческие слова, легла на бок, просунула рога под двери, задними ногами упёрлась в землю, раз – и очутилась внутри сеновала. Девочка залезла следом. Постояла, пока глаза привыкли к темноте. Осмотрелась. Нашарила большой гвоздь, вбитый в стену, привязала конец верёвки. Погладила Малышку по голове:

– Ну, вот видишь, как всё хорошо устроилось.

Зоя по-пластунски проползла под дверью обратно. Встала, отряхнулась, огляделась по сторонам и, убедившись, что никого нет, направилась домой.

Воскресенье. Родители ушли на ферму. Зоя встала, оделась, умылась, выпила чашку чая, отрезала толстый ломоть чёрного хлеба, взяла несколько варёных картошин из чугунка, разложила по карманам, направилась к сеновалу. Не дойдя до места, Зоя услышала, как жалобно блеяла коза. Девочка прибавила шаг. Приблизившись к зданию, легла на землю, пролезла под дверью. Встала, подождала, пока глаза привыкли к темноте, подала козе хлеб и картошины. Малышка с удовольствием съела. Девочка прошла вдоль сарая, в углу нашла остатки старого сена. Возвращаясь обратно, запнулась. Что-то с грохотом отлетело в сторону. На ощупь нашла и подняла незнакомый предмет, прошла к свету, чтобы разглядеть, оказалось, что это старая кастрюля. Зоя вернулась к козе, отвязала, перевела ближе к сену.

– Поешь, поди, проголодалась. Я попробую тебя подоить, – Зоя села на корточки перед козой. Та, словно поняв, в чём дело, стояла спокойно.

Молока удалось надоить треть кастрюльки. Что же с ним делать? Куда девать?

До уха девочки донеслось знакомое: «а-а-у-у». Она обернулась, под дверями сидела кошка Муська.

– Откуда ты здесь?

Кошка в знак приветствия подняла пушистый хвост. Зоя отдала ей утренний надой. Сама вернулась домой.

Целую неделю школьница тайно после уроков ходила к сеновалу, кормила, доила, пасла козу, вечером прятала обратно. Старушка подняла народ на поиски козы, она делала вид, что ничего не знает.

Однажды Егорыч на самосвале приехал к сеновалу, Зоя не успела спрятать козу.

– Вот, значит, куда скотина пропала! – мужчина выскочил из кабины, подошёл к Зое, а у той от неожиданности ноги подкосились. Водитель крепко сжал руку, от боли она опомнилась:

– Отпустите, вы не имеете права увозить Малышку на бойню.

– Хозяйке виднее, – Егорыч посадил девчонку в кабину, козу поднял на руки и поставил в кузов.

Через несколько минут грузовик остановился у ворот дома Галины Николаевны.

– Получай пропажу, – водитель раскрыл кузов, спустил козу на землю.

Девочка вылезла из кабины, виновато глядя на соседку, встала рядом:

– Простите, пожалуйста.

– Козу доить надо, – вздыхала хозяйка.

– Я доила… Как умела…

– А молоко где?

– Муське отдавала.

– Ладно, значит, не сгрудит, – ласково погладила шершавой ладонью по голове девочки женщина, – хорошо, паси Малышку, утром и вечером по чашке молока тебе буду наливать за это, – и, сделав небольшую паузу, продолжила:

– И Муське тоже.