Текст книги "Малахитовая вселенная. Сборник участников Международного фестиваля литературной фантастики «Аэлита» и Международного конкурса «Новый сказ» им. П. П. Бажова"

Из книги «Сказки Дядюшки Гру»

Жили муж и жена. Муж был ходячим образцом добропорядочного семьянина. Ни упрекнуть, ни обругать его даже у отъявленных сплетников язык не поворачивался. Но мнительная супруга вечно подозревала суженого в изменах и беспрестанно пилила.

Однажды, не выдержав душевных пыток и попреков жены, бедный мужик с горя напился. В теплой компании «сочувствующих» исповедь невезучего собутыльника незаметно перешла в «праздник жизни». Праздник возымел продолжение и вылился в многодневный запой.

Тем временем ревнивая жена не находила себе места. Обнаружив пропажу «собственности», она принялась обзванивать родственников, знакомых, городские экстренные службы. Нигде не найдя следов подлеца-мужа, женщина впала в негодование: «Мерзавец! Я так и знала! Он мне изменяет! Не успела я за порог ступить, как он тут же побежал за утешением на сторону!» В воображении ревнивицы рисовались буйные оргии мужнего разгула. Она едва удерживалась на ногах от собственных представлений.

Уже три дня «изменник» не подавал никаких вестей. Воспаленная женская фантазия продолжала бурлить. Грязные сцены, чередуясь, сменяли друг друга, как ужасные сновидения, пока не завертелись в беспрерывном кошмаре. Смятение и отчаяние лишили ревнивицу сна и покоя. Чтобы облегчить страдания, она выпила целую банку успокоительных снадобий и прилегла на кушетку, сомкнув веки. Глаза ее так и не открылись: успокоительная доза «от нервов» оказалась смертельной.

Пока супруг избавлялся от «недугов», его мучительница обрела вечное пристанище за кладбищенской оградой. О смерти жены вдовец узнал лишь после возвращения. Сердобольные соседи поведали о разыгравшейся драме и призвали горемыку к мужеству и самообладанию. Слова соболезнования вяло обволакивали его потрясенный разум. Как бы ни была сварлива покойница, стойкое родственное чувство держало безутешного вдовца в прочных объятиях. Боль трагическим мазком перечеркнула прошлое. Туман грядущего не предвещал ничего хорошего. Истерзанное сердце окаменело.

Но время – великий врач. Интерес больного к миру начал понемножку пробуждаться, силы возвращались. Сквозь горький пепел вины и безысходности пробивался родничок возрождения и надежды.

Как-то в доме вдовца появилась премиленькая барышня. Красивый стол, накрытый голубенькой скатертью, сиял, как небеса. Нарядные цветы в изящной вазочке улыбались весне и солнцу. Парочка уже стала подходить к желанному моменту: взоры увлажнились, наполнились нежностью. И вот первый легкий поцелуй заалел на щечке девушки…

Вдруг послышался скрежет. Кто-то дико царапался в дверь. Хозяин, встав на цыпочки, осторожно прокрался к входу и рванул дверную ручку. На пороге сидел котенок. Гортанно мяргнув, он опрометью бросился в дом. Ощетинившись, котенок зашипел на гостью. Улыбнувшись, девушка протянула руку навстречу вздыбленному комочку:

– Какие мы страшные! Какие грозные!

Маленький злодей неожиданно повис на руке гостьи, вонзив в нее весь свой кошачий арсенал. Девушка вскрикнула. Рука мгновенно покрылась безобразными багровыми полосками. Кровяные липкие шарики, словно ртуть, раскатились по полу.

– Ах ты, негодник! – Хозяин хотел схватить животное за шкирку, но котенок юркнул в щель под диван. Настроение парочки безнадежно испортилось, вскипевшие было чувства улеглись и замолкли.

– Простите, милочка! – извинялся ухажер, провожая гостью. – Такая неприятность, но мы ведь не прощаемся, правда?

Гостья ничего не ответила и зашуршала платьем, спускаясь по лестнице.

Котенок оказался самочкой. Досада за испорченное свидание сменилась жалостью к неразумной глупышке. Беспомощная хвостатая кроха растрогала доброго покровителя, и он оставил животное в доме. Так кошечка отвоевала кусочек хозяйского сердца и нашла приют в скромном холостяцком жилище.

Чем старше становилась кисуля, тем больше в ней проявлялся свирепый нрав. Она и близко не переносила женского духа, ревниво охраняя хозяйскую территорию. Женщины будили в зверушке лютую ненависть. Одна любвеобильная особа, попав под когти маленькой бесовки, поплатилась жестоким рассечением «от пупа до уха». Порез долго не заживал, и, как ни бился профессор, шрама избежать не удалось. Молва о пушистой злодейке разлетелась по всему городу. Дамочки старались обходить опасный дом стороной. Поползли слухи, что кошка – настоящее исчадие ада.

Но чувства отменить невозможно. Очередная любовь, разыгравшаяся стремительно и бесповоротно, вторглась в одинокую жизнь вдовца. Новая подруга не стала испытывать судьбу и вместо посещения опасного дома пригласила милого на свидание в свое гнездышко. Весь вечер и всю ночь парочка находилась в любовном угаре. На блаженном облаке наслаждений оба воспарили в небесный океан. Но как ни сладко на небесах, даже романтики рано или поздно возвращаются на будничную планету…

Благоухая цветами и ароматами, счастливый влюбленный переступил родной порог. Чуткая зверюга, уловив женский запах, выгнулась дугой. Словно стальная пружина подбросила ее вверх: когтистые лапы вцепились в шею хозяина…

…Нелепая гибель вдовца обросла множеством домыслов и толкований. Любители почесать языки изощрялись в выдумках как могли. Одни утверждали, что к печальному исходу привело заражение крови, другие, что от внезапного испуга остановилось сердце, третьи – что кошка перекусила хозяину сонную артерию. Что было на самом деле – трудно сказать.

Страдальца похоронили рядом с супругой. Кошка куда-то пропала, словно ее никогда и не было.

Гости Поэта – веселые неугомонные волшебники были в ударе. Но главный сюрприз ожидал именинника впереди.

– Дружище! – Старший волшебник сделал выразительную паузу. – Мы приготовили для тебя нечто особенное. Счастья не бывает много, и нам хотелось добавить еще кусочек для тебя – остроумного выдумщика, мечтателя и поэта.

Он щелкнул пальцами. В его руках появилась коробочка с серебряной пряжкой, похожая на книжицу.

– Этот Чудесный Блокнот скрасит твое творческое одиночество. Открыв его, ты увидишь дивных фей. Но лишь одна из них станет твоей музой и помощницей. Выбери именно ту, что придется тебе по сердцу. Не ошибись! Волшебники прилетают лишь раз…

Именинник с трепетом принял презент. Он осторожно расстегнул серебряную пряжку. Обложка в кожаном переплете приподнялась. Комната наполнилась благовониями. На поэта упоительно смотрели тысячи прекрасных глаз, нежные голоса разливались ангельским пением. Каждая из красавиц протягивала к Поэту грациозные ручки. Легкие пальчики шаловливо манили его в ласковый девичий рай:

 
Ах, милый стихотворец,
Не упускай мечты.
Лови, лови мгновенье –
И счастлив будешь ты!
 

Волшебники незаметно исчезли…

Отныне все дни напролет Поэт проводил с феями. Стихи обиделись и покинули его. Выбрать среди красавиц Единственную оказалось непросто. Поэт ежеминутно принимал разные решения, пока окончательно не запутался. Феи сжалились над нерешительным воздыхателем и сами сделали за него выбор.

Роман с роскошной избранницей поглотил поэта с потрохами. Он беспрестанно заглядывал в Чудесный Блокнот, любуясь Феей. Ее проницательность и покорность поражали влюбленного. Любое его желание она угадывала моментально. Но Фея могла жить только в Блокноте. Поэт не знал, как помочь возлюбленной выйти на свет божий.

Но он не сдавался. Страсть преодолевает многое. Влюбленный поэт перечитывал старинные книги, беседовал со знатоками и магами, просматривал звездные карты. И труды не пропали даром – однажды ему открылись заветные слова! Они оказались на удивление простыми. Как только счастливец произнес их, Чудесный Блокнот распахнулся, и Фея выпорхнула наружу. С восторженным визгом она упала в объятия возлюбленного, повалив его наземь. Верхом на ошеломленном Поэте, моргая накрашенными ресницами, сидела полногрудая, пышная девица…

«Ошибка!» – сверкнула отчаянная мысль, но было поздно…

_______________________________

…За свадебным столом произносили тосты. Бледный жених и краснощекая невеста принимали поздравления. Пьяные гости с воодушевлением кричали: «Горько!» и двусмысленно перемигивались.

После свадьбы стихи вернулись. «Жена не Фея, можно и подвинуть», – буднично рассудили они. Чудесный Блокнот, заброшенный Поэтом, пылился безо всякой надобности…

 
Скончался герой-любовник…
И вот у его могилы,
Как прежде, возник треугольник:
Две дамы всплакнули о милом.
 
 
Одна, проклиная, поносит,
Другая жалеет, рыдая.
Дрожит дождливая осень,
Трясется дворняга от лая.
 
 
– Ну что, скопытился, мерин?
Изменщик, что врал бесконечно!
– Неправда, душой был он верен,
Но просто немного беспечный.
 
 
– Он верен?! Ты вспомни тот вечер…
Мы были вдвоем в «Интуристе».
Тебя «грел» мороз минус тридцать,
А нас – коньячок да свечи.
 
 
– Зато как потом на коленях
Он плакал, моля о прощенье!
Безгласною стала я тенью,
Горой из бездушных каменьев.
 
 
– Подруга, хорош трепаться!
Делить никого уж не надо.
Сегодня крутая бригада
Играет попсовые танцы!
 
 
Как скоро поладили дамы!
Не вечны раздоры и страсти…
Проходят болезни и раны –
Приходят иные напасти.
 

 
Любят нам дамы закатывать драмы!
Мозг полоскать, уличая обманы.
Гордо уходят и снова приходят.
Но есть особые в царской породе…
 
 
Две эти дамы важнее любимых:
Мамы, жены – обе жутко ревнивы.
Первая – Жизнь, дарит звезды и нивы,
Дама вторая мрачна и строптива.
 
 
Имя ей Смерть. Ходит мымрой без звука.
Спутницы с нею – Печаль и Разлука.
Жизнь опьяняет, кукует кукушкой,
Быть обещает слезой и подушкой.
 
 
Нас в сладкий плен Жизнь берет без остатка,
Страстью пронзая, несет, как лошадка,
Топит в объятиях пылкой истомы,
Шашни разводит, что многим знакомы.
 
 
Пялится Жизнь на сторонку украдкой,
Хитрой кокеткой покинув кроватку,
Мигом находит чужие объятья,
В друга постылого мечет проклятья.
 
 
Старость, болезнь надвигаются вскоре.
Вот при дверях замаячило горе…
Жизнь ускользает сквозь камни и стены.
Верная Смерть не приемлет измены,
 
 
Сменит сестру – ненадежную даму,
Быстро залечит и немощь, и раны.
Вслед за избранником всюду пойдет…
Спрячет навек от никчемных забот.
 

Галина Дуткина

Галина Дуткина – писатель, журналист, известный российский переводчик художественной литературы с японского и английского. Член Интернационального Союза писателей, член Союза журналистов Москвы, член Совета Ассоциации японоведов России, Председатель Центрального правления общества «Россия – Япония». Кандидат филологических наук. Историк, филолог, японовед-культуролог широкого профиля.

Автор нескольких сборников художественных эссе о постсоветской России, изданных в Японии и США на японском и английском языках. Включена в справочник современных писателей XX–XXI вв. «Contemporary Authors», издаваемый независимой службой библиотек США Gale Research.

Автор нескольких десятков переводов книг с японского и английского, автор многочисленных публикаций в российских и японских СМИ. Координатор ряда масштабных российско-японских литературных проектов. Пишет прозу, стихи, либретто и т. д., также репортажи, статьи, интервью.

Практически все произведения Галины Дуткиной становятся бестселлерами.

Вот уже более 20 лет занимается исследованием темы японской низшей мифологии. Кандидатская диссертация посвящена теме генезиса японского кайдана – «повествования о загадочном и ужасном» (Москва, Институт востоковедения РАН, 1992). Является составителем, переводчиком и автором предисловий к ряду сборников классических и современных кайданов, в настоящее время ставших библиографической редкостью. Автор статей на тему японской демонологии и литературного жанра кайдан, охватывающего японскую низшую мифологию (классические и современные произведения).

Ведет сайт Общества «Россия – Япония» и пишет для него статьи. Занимается народной дипломатией. Работает над романом (фантастика, эзотерика) и сборником мистических рассказов (подробнее см. http://inwriter.ru/candidates/dutkina-galina-borisovna.html).

Литературный псевдоним Д’Арина Лежина.

Принимала заочное участие в Международном литературном фестивале фантастики «Аэлита-2019», мастер-класс «Проза», участвовала в конкурсе «Новый сказ» как автор рассказа «Листья белого тополя» (фантастика, мистика).

Туманные берега несбывшегося

…Рано или поздно, под старость или в расцвете лет, Несбывшееся зовет нас, и мы оглядываемся, стараясь понять, откуда прилетел зов…

Александр Грин, «Бегущая по волнам»

Обычно это приходит позже, на склоне лет. Но меня затянуло туда еще в самом начале Пути – в эту влажную мглу, откуда неслись едва слышные голоса Несбывшегося. Видимо, они тогда уже знали, что нескоро придет их черед…

…Город, Город Детства снится мне каждую ночь. Таким, каким был тогда, в пору рожденья Желаний. Безнадежно провинциальный, оцепеневший в дремоте узеньких улочек, стиснутых древними вязами. На дагерротипе памяти – черная, раскисшая в непогоду дорога; в жирной грязи круги фонарей… Царство заборов, глухих и высоких. За заборами гремят цепями остервенелые псы и идет своя, невидимая для чужаков жизнь. Мелькнет в поздних осенних сумерках чья-то одинокая фигура, скрипнет торопливо калитка, лязгнет засов – и вновь пуста улица, только ветер гоняет мокрые листья и гнет голые уже ветви…

Тогда я ненавидела Город до мучительных слез. Я мечтала уехать. Куда? Куда ляжет путь. Знать бы тогда, что все повторится – уже среди безупречно геометрических башен огромного мегаполиса…

Освободившись, я воспарила. И только поеживалась, вписывая в анкетах место рождения. Я стыдилась Города Детства, как столичная штучка стыдится провинциальной родни. А потом он позвал меня – с какой-то настойчивой силой. Каждое утро я просыпалась от неуютной, тревожащей мысли – что со мною не так?

Я стала просеивать воспоминания, как песок между пальцев, – и однажды нашелся ответ.

Я вновь увидела Город, теперь неповторимо прекрасный в молочных лучах рассветного солнца; Город в лиловом буйстве тяжелой сирени, свисающей через заборы; Город в ворохе разноцветных листьев, в паутинках разморенного бабьего лета; Город в голубоватых сугробах с ломкой корочкой наста, над которым топорщат свои черные пальцы деревья, покрытые алыми каплями снегирей…

Все это бродило в моей детской крови, как молодое вино. Но я не дала Желаниям вызреть – я выплеснула их не родившимися на свет. Я так торопилась жить, что не успела понять, чего я хочу…

И вот я брожу в своих снах меж этих глухих заборов, обрываю бесстыдно-развратные грозди сирени, ломаю ледок на лужах, загребаю носками золотисто-шуршащую россыпь палой листвы… Я стою и смотрю на первый в моей недолгой пока еще жизни ледоход: внизу дыбятся тяжелые зеленоватые туши льдин, оттирая друг друга боками, и полуистлевшие сваи моста тихо охают от тяжких ударов. Из-подо льда выбиваются мутные струи, они выносят на берег деревья, ветки и грязный ил, перемешанный с водорослями и смутной тревогой. Я вдыхаю странный, манящий, сладостный запах – детства, весны и еще чего-то, чему нет названья, и слышу, как Город тихонько окликает меня: «Что сделала ты? Что успела? Чем расплатилась со мной – за весны и зимы, ливни и росы, за ледоход? Я так давно не видел тебя… Кем стала ты за годы разлуки?..»

Я молчу. Нечего мне сказать. Я добилась успеха, но не стала тем, кем должна была стать, кем хотела (а кем я хотела?..), меня закружил хоровод амбиций и унес далеко-далеко от тех берегов, от моста Заветных Желаний, где дыбились, оттирая друг друга боками, зеленоватые льдины…

Несбывшееся зовет не тогда, когда уютно и сухо потрескивают дрова в камине: оно зовет нас, когда в окно старушечьей лапкой стучит нудный осенний дождь и бессонница скользкой жабой лежит на сердце. За окнами ветер терзает деревья, к окну прилепился унылый лист, и я – в который уж раз! – даю себе слово, что плюну на все и поеду, завтра, в крайнем случае послезавтра – в Город Детства, встану на старом мосту и, глядя на струи, хлещущие по сваям, вспомню все, что хотела, о чем мечтала когда-то, а потом вернусь – и стану тем, кем должна была стать…

Эта мысль утешает. Она похожа на маленькую теплую розовую жемчужинку. Прежде чем погрузиться в спасительную дремоту, я катаю ее по ладони, поворачивая то тем, то другим боком. Ощупываю, любуюсь, трогаю кончиком языка… И тоска, эта злобная мышь, скалящаяся из угла, отступает, волоча за собой омерзительный хвост…

Но вот проходит утро, потом еще… И я снова бегу по ненужным делам, встречаюсь с ненужными мне людьми, еду в ненужные командировки, пишу о ненужных вещах -и вдруг с каким-то паническим страхом замираю, ощупывая на ладони спасительную жемчужинку: не потерялась?..

День сменяет день, год сменяет год, катается по ладони жемчужинка счастья – а Город ждет. Терпеливо. Он может ждать, ждать очень долго. Рано ли, поздно ли, он все равно дождется нас, своих заблудших детей. Когда-нибудь все мы вернемся в свои Города, к их туманным призрачным берегам, где во влажной и чуткой мгле притаилось наше Несбышееся…

Черный дракон

Это не греза, не плод воспаленного воображения. Хотя, наверное, сыщутся люди, которые усомнятся в истинности моего рассказа. Не будем их убеждать. Достаточно и того, если кто-то прочтет – и подивится прихотливым извивам нашего мира…

Телефон звонил истерично.

Иногда вещам сообщается наше волнение.

– Приезжай скорее! – бессвязно кричала мама. – У нас расцвел Черный дракон… не увидишь… скорее…

Смутно себе представляя, что это за «черный дракон» и почему я должна на ночь глядя ехать на дачу, я все-таки притащила себя туда. И… обомлела. Ирис словно ждал моего появления, распластав бархатисто-атласные, иссиня-черные с сизым налетом крылья. Он даже кивнул, когда я открыла калитку.

После недавнего ливня цветок был усыпан бриллиантиками воды. Капли сливались, образуя выпуклые линзы. Косые лучи заходящего солнца огненными язычками вспыхивали в воде, и брызги горели, словно каменья на брюхе дракона… Там, где лучи собирались в линзах, цвет резко менялся – с сине-черного на коричневый, перетекающий в палевый, так что цветок весь покрылся размытыми пятнами леопардовой шкуры. Словом, и не цветок, а неземное создание, залетевшее из Вселенной на лужайку «Земля»…

От фантастичной, избыточной красоты перехватило дыхание. Не заходя в дом, я опустилась на колени и поползла… именно так, мне казалось, надобно приближаться к царственному цветку. Почти механическим жестом я вытащила из сумки новенький «Никон»…

Потом оглушенно до самых сумерек щелкала затвором, подбираясь то с той, то с другой стороны, то нависая, то распластавшись на животе… Мне страстно хотелось вызнать Истинное имя цветка… ирис дразнил меня, являя причудливые личины. Прикидывался темнокожей красавицей из гарема, хищно вытягивал морду древнего ящера, складывал покрытые пыльцой крылышки беззаботной бабочки… И всякий раз было ясно, что это – новая ложь, Истинное – не в этом, оно сокрыто от взоров и не хочет являть мне себя, ну никак. Цвет ириса на фото тоже менялся – ежеминутно, ежесекундно, я не понимала отчего – от настроек ли аппарата, от ракурса или от освещения (солнце стремительно садилось), но у меня появилось отчетливое ощущение, что это живое, разумное существо, оно так выражает мысли и чувства – пробегающими волнами цвета и еле заметной дрожью. А потом ирис закрылся, так и не подпустив меня к своей тайне.

Когда легла тьма, я отправилась спать, грезя о его красоте, раздавленная и потрясенная.

Наутро, едва солнце протянуло первые бледные лучи, я вскочила и бросилась на лужайку, где рос ирис. Все было по-прежнему – все, да не все. По-прежнему зеленела трава, тянулись вверх острые злые стрелки стеблей и топорщились плотные малахитовые листья, но сам цветок… Вчерашнего ириса не было. Вместо него я увидела совершенно иное создание – красивое, но другое. Не было бархатистой атласности, переливчатости полутонов, вызова и томной развратности… Даже цвет был не тот – просвеченный и подсушенный солнцем, ирис потерял густоту лилового бархата, стал банально багровым и утратил всю свою царственность. Он показался мне простоватым…

Мне стало совсем любопытно – что он выкинет дальше? Целый день до отъезда я слонялась вокруг цветка, время от времени делая снимки, но ничего не происходило. Наступали сумерки, и я разочарованно поплелась к машине. Тут на сад упали лучи заходящего солнца – и черный ирис, никший в течение дня, ожил! Бархатисто-атласные лепестки махали мне на прощанье, хищная прекрасная головка склонялась в поклоне… Мысленно я послала ему прощальный поцелуй.

Поцелуй действительно оказался прощальным – для всех… Ночью взметнулось пламя, и огненная колесница в одночасье унесла на небо отдельно стоявший большой дом и его обитателей – маму и папу… Когда я спустя несколько дней приехала на пепелище, ириса на лужайке близ уцелевшего флигеля тоже не оказалось, хотя огненные языки не доставали до этого места. Возможно, вандалы-соседи выкопали или вытоптали волшебный цветок. А может, он просто вознесся к вечерней звезде, прихватив с собой души тех, кто так его любил.

И лишь спустя годы в полусне-полугрезе мне вдруг открылось Истинное его имя. «Вестник»… Его звали Вестник! Как же я сразу не догадалась…

И сами собой сложились стихи:

 
Черно-сизые тени…
Гордо крылья свои изогнул
Ирис-дракон,
Чешуею дождинок сверкая, –
Тайный вестник Темного мира!