Текст книги "Пушкин и финансы"
Автор книги: Коллектив авторов
Жанр: Биографии и Мемуары, Публицистика
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 12 (всего у книги 38 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]
Мало того, что книгоиздатели не имели каталогов и не вели бухгалтерских книг. Самые формы сбыта подчас понимались ими весьма превратно.
«В 1830-х годах, – вспоминал Овсянников, – выход какого-либо нового романа, особенно Загоскина, или какой-нибудь другой книги, составлял эпоху. На приобретение этих новостей в достаточном количестве экземпляров все тогдашние книгопродавцы, кроме Смирдина, были скупы, в особенности для московских изданий: которой книги надо было выписать 200 экз., ее выпишут 10–25 экз. и держат под прилавком, для своих покупателей, чтоб не показать на полке соседям. А те поступали так же, чтоб не показать тоже соседям, и друг другу не продавали таких книг, даже без уступки. Этим тормозилось все дело. Бывали случаи, что выйдет какая-либо новая книга, купить ее тотчас не решаются, но слыша постоянный спрос покупателями, купят наконец десяток, и она распродается медленно, а потом сами же сетуют, что мало ее спрашивают»[502]502
Столпянский П.Н. Материалы для истории книжной торговли в России. С. 8.
[Закрыть].
Весьма образно описывал книгопродавческие приемы Булгарин. Позволим себе привести еще небольшой отрывок:
«Книгопродавец берет у издателя или сочинителя несколько экземпляров его книги или журнала на комиссию и продает в своей лавке, получая по двадцати процентов с рубля за комиссию. Мудрено разориться от такого рода торговли. Должно при сем заметить, что некоторые купцы по полугоду и более удерживают у себя вырученную сумму, употребляя оную на свои коммерческие обороты, тогда как издатель, в ожидании выручки, прежде выхода книги в свет, должен заплатить типографические и другие издержки»[503]503
Северный архив. 1823. № 5. С. 379. Ср. в его же статье: Литературные листки. 1824. № XI–XII. С. 418–421.
[Закрыть].
Немудрено, что между писателями и книгопродавцами создавались ненормальные отношения. Литераторы острили, что так как в мире все построено на противоположностях, то и случилось так, что дураки торгуют умом и продают ум на вес[504]504
Новоселье. СПб.: издание А. Смирдина. Ч. III. С. 495.
[Закрыть].
Таковы были, в общих чертах, те условия, в которых предстояло развиваться литературной и издательской деятельности Пушкина.
Издательская деятельность Пушкина в период ссылкиI
В начале 1820 г., еще до ссылки на Юг, Пушкин задумал два отдельных издания своих сочинений: во-первых, собрание стихотворений и, потом, «Руслана и Людмилу». Стихотворения свои Пушкин намеревался печатать, согласно распространенному тогда обыкновению, по подписке. Господство на книжном рынке переводного романа, с одной стороны, и отсутствие профессионализации литературного труда, с другой – обусловливали склонность писателей к собственным изданиям, и юноша Пушкин в данном случае следовал прочно установившемуся обычаю.
Несколько десятков билетов было уже распроданоIV, когда поэт, по собственному признанию, «полупроиграл, полупродал» рукопись Никите Всеволожскому, одному из ближайших друзей своей юности. Выражение «полупроиграл, полупродал»[505]505
XIII, 115.
[Закрыть] надо понимать, конечно, в том смысле, что рукопись пошла в погашение карточного долга Пушкина, но как скоро она, по взаимному соглашению, была оценена выше суммы, проигранной поэтом, последний дополучил еще за нее от своего партнера. Интересно, что в письме к Я.Н.Толстому, ведшему в 1822 г. переговоры о приобретении рукописи, Пушкин не упоминал о проигрыше, замечая лишь, что обстоятельства принудили его продать свою рукопись Всеволожскому. Отсюда можно заключить, что поэт сам стыдился своего ветреного поступка, стараясь скрыть его от постороннего взора. Однако в откровенном письме к Вяземскому, через два года, он снова признавался, что рукопись свою проиграл.
Так или иначе, но Пушкин за рукопись своих стихотворений получил 1000 руб.V, видимо, навсегда утратив право располагать ею, ибо еще на пятом году после этого происшествия Всеволожский, хотя и не напечатал рукописи, оставался ее безраздельным владельцем. И это, в свою очередь, было явлением обыкновенным. Даже в тех случаях, когда авторы вступали в сделки с книгопродавцами, никакие сроки, на которые покупщик приобретал свое право, не обусловливались.
Таковы были первая торговая операция и первый авторский гонорар Пушкина. Вслед за тем разразившаяся над ним гроза смешала все его карты, и он вынужден был покинуть Петербург, оставив рукопись стихотворений в руках Всеволожского, а поэму «Руслан и Людмила», уже заканчивавшуюся печатанием, поручить попечениям друзей.
Поэма была издана под наблюдением Льва Пушкина и С.А. Соболевского, но фактическим ее издателем оказался Н.И. Гнедич[506]506
С. А. Соболевский свидетельствовал, что он и Л.С. Пушкин принимали большое участие в издании «Руслана и Людмилы» (Русский архив. 1878. [Т.] III. [№ 11]. С. 381; ср.: там же. 1866. № 8. Стлб. 1108). Видимо, это относилось только к технической стороне дела, ибо коммерческой частью ведал сам Гнедич.
[Закрыть], на квартире которого был и склад издания. При этом никаких условий между поэтом и издателем заключено не было, что также являлось естественным в те времена. Писатели, частью за недосугом, частью за отсутствием издательских навыков, обыкновенно предпочитали издание своих произведений передоверять более опытным друзьям, и тогда все коммерческие расчеты предоставлялись на милость издателя.
Такой порядок вещей отнюдь не всегда шел на пользу автора. В частности, Гнедич никак не мог похвалиться добросовестностью в отношении к своим доверителям. Так, еще в 1817 г., издавая «Опыты в стихах и прозе» Батюшкова, Гнедич заставил поэта принять на себя всю целиком денежную ответственность, на случай неуспеха издания. А когда книга вышла и принесла доход сверх всяких ожиданий, Гнедич, выручив до пятнадцати тысяч, уплатил Батюшкову всего две тысячи.
Таким же образом поступил Гнедич и с юным Пушкиным, тем более что сам поэт был далеко и даже при желании не мог бы вступиться за свои интересы. Поэма не принесла ему почти никакой материальной выгоды. Все издание купил книгопродавец Сленин, но деньги выплачивал по частям и даже книгами. Об отношении к Пушкину его издателя можно судить уже по одному тому, что экземпляр книги, вышедшей в конце июня 1820 г., Гнедич удосужился выслать автору не ранее как через восемь месяцев, и Пушкин свою поэму в печати увидел только 20 марта 1821 г.
По присущему ему в высшей степени чувству деликатности, Пушкин в переписке с Гнедичем ни звуком не обмолвился о недовольстве своем поведением издателя. Напротив того, в первом же письме, по получении долгожданного экземпляра, он нашел еще возможным благодарить Гнедича «за дружбу, за хвалу, за упреки», за «участие, которое принимает живая душа ваша во всем, что касается до меня»[507]507
XIII, 28.
[Закрыть].
Так благородство Пушкина сумело сгладить недобросовестность Гнедича. А тот неожиданную, казалось бы, благодарность обсчитанного им поэта принял, по-видимому, как нечто вполне естественное и закономерное и считал бесспорным свое право на издание новой поэмы Пушкина. Но последний, в действительности, иначе расценил поведение своего друга и в письме к Вяземскому пессимистически заключал: «Меркантильный успех моей прелестницы Людмилы отбивает у меня охоту к изданиям»[508]508
Пушкин – Вяземскому, от 02.01.1822 (XIII, 35).
[Закрыть].
Между тем у Гнедича не было оснований жаловаться. Книжка в 142 страницы, в 8-ю долю листа, продавалась по 10 руб., а на веленевой бумаге – по 15 руб. И несмотря на эту баснословно высокую, даже по тем временам, цену, издание было распродано чрезвычайно быстро. В 1828 г., когда «Руслан» вышел вторым тиснением, «Северная пчела» писала по этому поводу: «Первое издание Руслана и Людмилы, раскуплено было очень скоро. Через два года, с трудом и за большую цену можно было достать экземпляры сей Поэмы»[509]509
Северная пчела. 1823. № 45.
[Закрыть]. Еще определеннее выражался тогда же «Московский телеграф»: «Руслан и Людмила. явилась в 1820 г. Тогда же она была вся распродана, и давно не было экземпляров ее в продаже. Охотники платили по 25 руб. и принуждены были списывать ее»[510]510
Московский телеграф. 1828. № 5. С. 77–78. Ср.: Сын Отечества. 1828. № 7.
[Закрыть].
Гнедич, однако, не считал нужным держать своего доверителя в курсе дел. Письма к Пушкину друзей этого времени, в том числе и Гнедича, не дошли до нас, но, по нечаянным намекам самого Пушкина, можно судить о том, что и те гроши, которые издатель нашел возможным уделить автору, он платил крайне неохотно, отговариваясь неаккуратностью книгопродавца. Пушкин вынужден был постоянно напоминать Гнедичу о его неписаных обязательствах. «Нельзя ли потревожить Сленина, если он купил остальные экземпляры Руслана»[511]511
XIII, 40.
[Закрыть], – робко запрашивал издателя автор в конце июня 1822 г., иначе говоря, в то время, как за экземпляр поэмы платили уже по 25 руб. И, видимо, не получая от Гнедича удовлетворительного ответа, через месяц Пушкин обращался снова, но уже не к Гнедичу, а к брату: «Что мой Руслан? Не продается? Не запретила ли его Цензура? Дай знать. Если же Сленин купил его, то где же деньги? А мне в них нужда»[512]512
XIII, 42.
[Закрыть]. Нужда Пушкина была действительно велика. Тогда же Вяземский писал Ал. Тургеневу: «Кишиневский Пушкин, написал кучу прелестей. Денег у него ни гроша. Кто в Петербурге заботился о печатании его „Людмилы“? Вся ли она распродана и нельзя ли подумать о втором издании?»[513]513
Остафьевский архив князей Вяземских. Переписка князя П.А.Вяземского с А.И. Тургеневым. 1820–1823. 1899. Т. 2. С. 257 [далее – ОА].
[Закрыть]
Трудно допустить, чтобы Пушкин мог серьезно сомневаться в успехе книги. Скорее надо предположить, что этим самым он старался не дать почувствовать Гнедичу своего взгляда на его поведение. О том, что «Руслан» хорошо расходится, Пушкин не мог не знать, ибо еще прежде того, в апреле либо в начале мая, Гнедич предлагал ему выпустить второе издание, на что Пушкин, впрочем, отвечал довольно уклончиво[514]514
Пушкин – Гнедичу, от 13.05.1823 (XIII, 62).
[Закрыть].
Он теперь хорошо узнал подлинную цену услужливости Гнедича и потому не имел особенного желания возобновлять с ним деловые отношения. В середине мая, задумав печатать новую поэму, «Кавказский пленник», Пушкин предложил ее Н.И. Гречу, издателю «Северной пчелы» и «Сына Отечества». «Хотел было я прислать вам, – писал он Гречу, – отрывок из моего Кавказского пленника, да лень переписывать; хотите ли вы у меня купить весь кусок поэмы? длиною в 80о стихов; стих шириною 4 стопы – разрезано на две песни; дешево отдам, чтоб товар не залежался»[515]515
Гречу, от 21.09.1821 (XIII, 31–32).
[Закрыть].
Таким образом, на первых же порах своей литературно-издательской деятельности Пушкин уже стремился изменить каноническим приемам печатания стихотворений, чисто торговые операции с профессионалом-издателем предпочитая собственным изданиям. Приемы эти корнями своими восходили, конечно, к литературному меценатству XVIII века, а ближайшим предшественником имели деятельность писателей-дилетантов, из которых строилась литературная фаланга начала XIX века и которые, не гонясь за материальным успехом, готовы были довольствоваться одною славой.
Сделка с Гречем не состоялась, но Пушкин еще не складывал оружия и вошел в переговоры с петербургскими книгопродавцами, однако и тут, видимо, потерпел поражение. На пути его должна была стать все та же исключительная ограниченность стихотворного рынка, что побуждало книгопродавцев слабо верить в рентабельность поэтических произведений, несмотря на успех «Руслана».
Гнедич между тем разыграл оскорбленную невинность, узнав от Льва Пушкина, что брат его намерен обойтись без него при издании новой своей поэмы[516]516
Заметим, однако, что в 1861 г. в письме к П.И. Бартеневу Греч свидетельствовал, будто Гнедич сам уговаривал и убеждал его приобрести рукопись, но он «не мог принять этого предложения» (Бартенев П.И. Пушкин в Южной России. М.: Синод. тип., 1914. С. 121, прим. 82). Трудно судить о степени достоверности этого воспоминания, отделенного 40-летней давностью.
[Закрыть] «Он прав, – деликатничал Пушкин, отвечая брату на известие о недовольстве Гнедича, – я бы должен был к нему прибегнуть с моей новой поэмой, но у меня шла голова кругом. От него не получал я давно никакого известия; Гречу должно было писать – и при сей верной оказии предложил я ему Пленника. К тому же ни Гнедич со мной, ни я с Гнедичем не будем торговаться и слишком наблюдать каждый свою выгоду, а с Гречем я стал бы бессовестно торговаться, как со всяким брадатым ценителем книжного ума»[517]517
Письмо от 24.01.1822 (XIII, 35–35).
[Закрыть].
Первые строки – естественная дань вежливости, последние – трезвый расчет. Исходя из этого расчета, Пушкин и не спешил отдаваться на милость Гнедича, а предварительно, как выше сказано, еще снесся с петербургскими книгопродавцами. Но и те не сулили ему больших выгод[518]518
Ср.: Анненков П.В. А.С. Пушкин. Материалы для его биографии и оценки его произведений. СПб.: Изд. товарищества «Общественная польза», 1873. С. 75.
[Закрыть]. Тем временем Гнедич всячески воздействовал на Пушкина, аргументируя к его врожденной деликатности, и в конце концов поэт отдал ему новую свою поэму.
Результаты были столь же неблагоприятны для Пушкина, как и при первом опыте. Соглашение с Гнедичем произошло в начале июня, и Пушкин продолжал расшаркиваться перед своим издателем: «От сердца благодарю вас за ваше дружеское попечение. Вы избавили меня от больших хлопот, совершенно обеспечив судьбу Кавказского пленника», – писал он ему вслед за тем, 27 июня, когда поэма уже начала печататься[519]519
XIII, 39. Цензурное разрешение дано было 12 июня.
[Закрыть].
Но очень скоро Пушкин должен был убедиться в том, что, заодно с хлопотами, Гнедич избавил его и от большей части доходов. Автор получил от издателя 500 руб. ассигнациями и один печатный экземпляр поэмы[520]520
Анненков П. В. А.С. Пушкин. Материалы для его биографии и оценки его произведений. С. 75.
[Закрыть].
Для издателя это предприятие снова оказалось крайне выгодным. Если предположить, что «Кавказский пленник» был напечатан обычным тогда тиражом в 1200 экземпляров[521]521
Большие тиражи обыкновенно отмечались в печати.
[Закрыть], то издание его не могло обойтись Гнедичу более 500 руб. Книга же снова продавалась по высокой цене—5 руб. на любскойVI бумаге и 7 руб. на веленевой. Если исходить даже из расчета 5 руб. за экземпляр (относя разницу в ценах на счет книгопродавческой скидки, крайне незначительной в то время), очевидно, что Гнедич заработал на издании до пяти с половиною тысяч и, следовательно, выплатив автору 500 руб., свой труд оценил в пять тысяч.
Должно быть, и Пушкин в своем кишиневском уединении прикинул эти цифры и не мог остаться равнодушен к операциям своего издателя. Правда, он и на сей раз отнесся к нему с традиционной благодарностью, но был крайне возмущен ничтожным вознаграждением. Гнедич перетянул струну и навсегда утратил в лице Пушкина заказчика.
II
Между тем «Кавказский пленник» разошелся очень быстро. В середине 1825 г. Плетнев даже для самого Пушкина не мог разыскать ни одного экземпляра. Но, конечно, «Пленник» распродан был много прежде того. Уже летом 1823 г. Гнедич заговорил о новом издании, однако на сей раз не встретил никакого отклика в Пушкине. «Гнедич хочет купить у меня второе издание Русл. и К. Плен., – сообщал поэт Вяземскому 19 августа, – но timeo DanaosVII, т. е. боюсь, чтоб он со мной не поступил, как прежде. Возьми на себя это 2 издание»[522]522
XIII, 66.
[Закрыть].
Последнее, впрочем, не состоялось, потому, может быть, что в это время Вяземский был занят печатанием «Бахчисарайского фонтана». Издание откладывалось, а тем временем, в середине следующего, 1824 года, Пушкин извещал Вяземского, что ему предлагают за второе издание «Пленника» 2000 руб., т. е. около 2 руб. 50 коп. за строчку. «Как думаешь, согласиться? – спрашивал он друга. – Третье ведь от нас не ушло»[523]523
XIII, 97.
[Закрыть]. Разница между гонораром в 500 руб. за первое издание и этой заманчивой суммой была достаточно велика, чтобы вскоре устранить всякие сомнения. Через несколько дней, 13 июня, Пушкин писал брату: «Слушай, душа моя, деньги мне нужны. Продай на год Кавк. Плен. за 2000 рублей…»[524]524
XIII, 98.
[Закрыть]
Уже современники отмечали колоссальную роль, которую в развитии книжного рынка сыграло последовавшее затем издание «Бахчисарайского фонтана», огромный авторский гонорар и быстрое распространение книги. Исследователи склонны были в баснословном успехе этого издания видеть решающий толчок к профессионализации литературного труда. Это безусловно справедливо. Но успех «Фонтана» не был уже неожиданностью. Он совершенно очевидно предопределялся предшествующими изданиями Пушкина. Двухтысячный гонорар за предположенное второе издание «Кавказского пленника» уже стимулировал постепенный рост как стихотворного рынка, так, вместе с тем, и авторского вознаграждения. В упомянутом письме имеется еще одна весьма любопытная черточка. Рукопись своих стихотворений, как мы видели, Пушкин уступил Всеволожскому в пожизненное владение. В отношении «Руслана» и «Пленника» он поступил уже осторожнее, ограничив права издателя одним только изданием. Теперь же Пушкин намеревался, сверх того, ограничить покупщика одним годом. Так, медленно, шаг за шагом, Пушкин с бою вводил нормы авторского права.
Происшествия, последовавшие непосредственно за этими событиями, должны были, несомненно, вызвать у Пушкина еще большее внимание к этой стороне литературной деятельности. Еще прежде того, как Пушкин в письме к брату санкционировал второе издание «Кавказского пленника», С.Л. Пушкин узнал, что петербургский почтовый цензор Евстафий Ольдекоп, издатель S. Petersburgische Zeitschrift, 17 апреля получил разрешение на выпуск «Кавказского пленника», с приложением немецкого перевода Вульферта[525]525
Кавказский пленник. Повесть. Соч. А.Пушкина. СПб. Печатано в тип., состоящей при Особой канцелярии Министерства внутренних дел, 1824. Der Berggefangene von A.Puchkin. Aus dem russischen ubersetzt. St.Petersburg. 8 + 68 стр.
[Закрыть]. Совершенно очевидно, что роль перевода сводилась к завуалированию грубой контрафакции. Ольдекоп, несомненно, расчел весьма трезво соотношение сил своих и ссыльного автора, лишенного возможности действенно встать на защиту своих прав, а прибыльность предприятия стояла вне сомнений, ибо старое издание было давно распродано.
Узнав об этом, С.Л. Пушкин подал в С.-Петербургский цензурный комитет прошение, ходатайствуя о том, чтобы впредь не разрешалось «печатать никаких сочинений сына его без письменного позволения самого автора, предъявленного от него издателем, или без личного его, просителя, удостоверения». Комитет, в заседании от 7 июля, отметил, что в цензурном уставе «нет законоположения, которое обязывало бы Цензурный комитет входить в рассмотрение прав издателей и переводчиков», что «ни от сочинителя сего стихотворения, ни от отца его. не было подано в Комитет прошения о запрещении печатать другим стихотворения его сына вместе с переводами их на иностранные языки». Поэтому Комитет не усмотрел никакого правонарушения в поступке оборотистого издателя, однако же постановил известить Ольдекопа о прошении отца поэта «сообщением ему копии сего прошения, по содержанию которого впредь уже не позволять печатать никаких сочинений сына просителя» без формального разрешения Пушкина либо его отца[526]526
Подробно см. в статье Ю.Оксмана «Нарушение авторских прав ссыльного Пушкина в 1824 г. (По неизданным материалам)» // Пушкин. Статьи и материалы (Одесский дом ученых. Пушкинская комиссия). Одесса: Одесполиграф, 1925. [Вып.] I.
[Закрыть].
Таким образом, в будущем Цензурный комитет как будто готов был встать на защиту авторских прав ссыльного поэта вопреки точным указаниям на этот счет в действующих законах. Однако же в отношении первого правонарушителя Комитет ограничился лишь нравоучительной отпиской. Между тем в «Московских ведомостях» появилось объявление книгопродавца Ширяева, извещавшего о продаже у него этого нового издания, откуда, очевидно, существование его стало известно Пушкину. 15 июля он писал Вяземскому: «Я было хотел сбыть с рук Пленника, но плутня Ольдекопа мне помешала. Он перепечатал Пленника, и я должен буду хлопотать о взыскании по законам».
В конце июня или начале июля, появившись в Петербурге, издание Ольдекопа было на некоторое время задержано, покуда вопрос о нем решался в Цензурном комитете, но вскоре опять поступило в продажу и ранней осенью достигло Москвы. Друзья Пушкина всполошились. «Ты, вероятно, знаешь, – писал Вяземский 9 сентября Жуковскому, – что Ольдекоп перепечатал беззаконно поэму Кавказского пленника, что Сергей Львович протестовал, что продажа была остановлена и проч. Теперь прислали в Москву на продажу. Я писал о том Шаликову, который говорил Ширяеву, который сказал, что Сергей Львович сделался с Ольдекопом и позволил ему продавать свое издание. Узнай, сделай милость, сейчас от Сергея Львовича, правда ли это. Если же нет, то пусть он немедленно напишет мне предъявительное письмо, которым я воспользуюсь для удержания продажи. Не надобно же дать грабить Пушкина. Довольно и того, что его давят. Если Сергея Львовича нет в Петербурге, ни сына его Льва, то ты можешь узнать о деле от Гнедича или Плетнева, и тотчас отписать мне, а я через Оболенского [председ. Моск. ценз. комитета. – С. Л.] все могу предварительно приостановить продажу»[527]527
Бартенев П. И. А.С. Пушкин: Сборник новонайденных его произведений. Его черновые письма. Письма к нему разных лиц. Заметки на его сочинения: В 2 т. М.: Университетская типография, 1881–1885. Т. II. 1885. С. 25.
[Закрыть].
Жуковский и Дельвиг обратились за разъяснениями к Сергею Львовичу, отвечавшему, что никакой сделки с Ольдекопом он не заключал, почему, следовательно, все издание противозаконно. Тогда Вяземский, находившийся в ту пору в Москве, призвал Ширяева, который объяснил, что Ольдекоп будто бы заплатил Сергею Львовичу за свое издание. Сомневаясь в искренности книгопродавца, Вяземский просил Пушкина выслать доверенность на приостановление продажи[528]528
Кн. П.А. Вяземский – Пушкину, нач. октября 1824 г. (XIII, 110–111).
[Закрыть].
«Ольдекоп украл и соврал! – лапидарно отвечал Пушкин, уже из Михайловского, 10 октября. – Отец мой никакой сделки с ним не имел. Доверенность я бы тебе переслал, но погоди, гербовая бумага в городе, должно взять какое-то свидетельство в городе – а я в глухой деревне. Если можно без нее обойтись, то начни действия, единственный, деятельный друг»[529]529
XIII, 111.
[Закрыть].
Надо полагать, что будь у Пушкина более веры в возможность осуществления своих претензий, он нашел бы средства к получению листка гербовой бумаги. Очевидно, он предвидел неудачу, даже еще и не зная, что фактически попытка его «взыскания по законам» уже потерпела крушение.
«Научи, что делать, к кому писать, – спрашивал Вяземский Ал. Тургенева 27 октября. – Теперь у Пушкина только и осталось, что деревенька на ПарнассеVIII, а если ее разорять станут, то что придется ему делать? Неужели нет у нас законной управы на такое грабительство? Остановить продажу мало: надобно, чтобы Ольдекоп возвратил уже вырученные деньги за проданные экземпляры»[530]530
ОА. Т III. С. 87.
[Закрыть]. Но уже 6 ноября Вяземский извещал опального поэта, что приостановить продажу не представляется возможным, поскольку книгопродавцы сами являются покупщиками (так, один Ширяев приобрел 200 экземпляров, что само по себе свидетельствует о материальном успехе поэмы)[531]531
См.: XIII, 117.
[Закрыть]. Следовательно, взыскивать надлежало с самого издателя. В Петербурге об этом хлопотали Ал. Тургенев и Дельвиг. Последний намеревался ехать к Ольдекопу и требовать возмещения убытков. «Я поручил ему, – писал Тургенев, – постращать его жалобою начальству, если он где служит и если он, хотя экземплярами, не согласится заплатить за убыток. Ольдекоп сам нищий. Что с него взять. Авось страх подействует там, где молчит совесть»[532]532
ОА. Т. III. С. 90.
[Закрыть]. Таким образом, требования уже умерялись, но и с получением экземпляров ничего не выходило. Со своей стороны, Вяземский рекомендовал Пушкину апеллировать к помощи Шишкова, министра народного просвещения и старейшего литератора. «А права искать правому трудно, – сентенциозно заключал Вяземский. – К тому же у нас, я думаю, и в законах ничего не придумано на такой случай, и каждое начальство скажет: это не по моей части»[533]533
XIII, 117.
[Закрыть].
Последнее было совершенно справедливо. Авторское право, как видно и из заключения Цензурного комитета, абсолютно не было нормировано русским законодательством. Авторские привилегии, гарантировавшие от произвольных перепечаток и контрафакций, если и практиковались в России, то как эпизодическое явление, а не в форме законодательного акта[534]534
Ср. в статье С.А.Переселенкова «Пушкин в истории законоположений об авторском праве в России» // ПС. СПб., 1910. Вып. XI.
[Закрыть]. Таким образом, автор лишался возможности прибегнуть «под сень надежную закона», и Пушкин хорошо расчел положение вещей. «Ольдекоп. надоел. Плюнем на него и квит», – отвечал он Вяземскому 29 ноября[535]535
XIII, 124.
[Закрыть].
На самом деле Пушкин помирился с этой историей не так легко и не так скоро, что лишний раз свидетельствует о том, сколь ревниво оберегал он авторские прерогативы. Эта первая настоящая плутня, жертвой которой суждено было ему стать, задела Пушкина чрезвычайно глубоко. Очень скоро издание Ольдекопа было совершенно распродано, так что Пушкин мог приступить к новому. И все-таки он не успокаивался. 14 апреля 1826 г. Плетнев писал ему: «Не стыдно ли тебе такую старину вспоминать, как дело твое с Ольдекопом. Книги его уж нет ни экземпляра; да я не знаю, существует ли он в каком-нибудь формате. И из чего ты хлопочешь? Если хочешь денег, согласись только вновь напечатать Кавказ. Плен., или Бахч. Фон., и деньги посыплются к тебе»[536]536
XIII, 272.
[Закрыть].
Конечно, теперь, когда вопрос этот утратил уже всякое актуальное значение, проделка Ольдекопа интересовала и волновала Пушкина с принципиальной точки зрения, как прецедент на будущее. Поэтому письмо Плетнева нисколько не успокоило его, и уже по возвращении из ссылки, 20 июля 1827 г., Пушкин подал Бенкендорфу записку о деле с Ольдекопом[537]537
XIII, 333.
[Закрыть]. Бенкендорф не торопился с ответом и только через месяц, 22 августа, разъяснил Пушкину всю иллюзорность его надежд.
«Перепечатание Ваших стихов, – писал он, – вместе с переводом, вероятно, последовало с позволения Цензуры, которая на то имеет свои правила. Впрочем, даже и там, где находятся положительные законы на счет перепечатания книг, не возбраняется издавать переводы вместе с подлинниками»[538]538
XIII, 335.
[Закрыть].
Этот последний афронт заставил Пушкина сложить оружие. Он не мог не понять, что в государстве, в котором отсутствуют «положительные законы» насчет литературного воровства, он ничего не выиграет. Пушкин отвечал Бенкендорфу: «Если. допустить у нас, что перевод дает право на перепечатание подлинника, то невозможно будет оградить литературную собственность от покушений хищника. Повергая сие мое мнение на благоусмотрение Вашего превосходительства, полагаю, что в составлении постоянных правил для обеспечения литературной собственности вопрос о праве перепечатывать книгу при переводе, замечаниях или предисловии весьма важен»[539]539
XIII, 343.
[Закрыть].
И несомненно, что вся эта история осталась не без влияния на пять статей об авторском праве, впервые введенных в Цензурный устав, изданный 22 апреля следующего, 1828 годаIХ, согласно которым, между прочим, авторам предоставлялось исключительное право на продажу и издание их сочинений.
III
Мы оказались вынужденными невольно изменить хронологическому ходу событий, дабы покончить историю с перепечаткой «Кавказского пленника». Еще много прежде изложенных происшествий, 10 марта 1824 г., появилась в свет новая поэма Пушкина, «Бахчисарайский фонтан».
На сей раз поэт решительно обошел своего первого издателя и поручил издание Вяземскому, которому 4 ноября 1823 г. отправил рукопись[540]540
См.: XIII, 73.
[Закрыть]. 17 января следующего года Вяземский известил Александра Тургенева, что поэма уже печатается[541]541
ОА. Т III. С. 4.
[Закрыть].
Все издание обошлось Вяземскому в 500 руб[542]542
Дамский журнал. 1824. № 9.
[Закрыть]. Не в пример Гнедичу, он в этом предприятии не имел никакой заинтересованности, являясь только доверенным лицом Пушкина, чем и объясняется то, что последний впервые извлек ожидаемые выгоды от своего издания. Отпечатав поэму, Вяземский стал торговать ее книгопродавцам, успевшим уже по-коммерчески оценить Пушкина. Вяземский с удовлетворением извещал А.Ф. Воейкова, что «между книгопродавцами возникает брань за „Бахчисарайский фонтан“» [543]543
ОА. Т. III. С. 38.
[Закрыть].
В апрельской книжке (№ 13) «Новостей литературы» Вяземский напечатал заметку «О Бахчисарайском фонтане не в литературном отношении», в которой сообщал, что книгопродавец Пономарев приобрел поэму за 3000 руб., т. е. по 5 руб. за стих. Гонорар был действительно грандиозный, и сообщение о нем в печати носило явно демонстративный характер. Намерение Вяземского заключалось, конечно, в том, чтобы придать этому гонорару значение прецедента.
Появление Бахчисарайского фонтана, – писал он, – достойно внимания не одних любителей поэзии, но и наблюдателей успехов наших в умственной промышленности. Стих Байрона, Казимира Лавиня, строчка Вальтера Скотта приносит процент еще значительнейший: это правда. Но вспомним и то, что иноземные капиталисты взыскивают проценты со всех образованных потребителей на земном шаре, а наши капиталы обращаются в тесном домашнем кругу. Как бы то ни было: за стих Бахчисарайского фонтана заплачено столько, сколько еще ни за какие русские стихи заплачено не было. Пример, данный книгопродавцем Пономаревым, купившим манускрипт поэмы, заслуживает, чтобы имя его, еще не громкое в списках наших книгопродавцев, сделалось известным: он обратил на себя признательное уважение друзей просвещения, оценив труд ума не на меру и не на вес.
Между тем в «Дамском журнале» некто И. П. поспешил дополнить историю этого издания рядом подробностей, которые могли остаться неизвестными Вяземскому. «Бахчисарайский фонтан, – писал И. П., – куплен не книгопродавцем Пономаревым, как было сказано в № 13 «Новостей русской литературы», а книгопродавцем Ширяевым. Первый. был только посредником между книгопродавцем и почтенным издателем князем П.А. Вяземским, получил за посредство 500 руб. и следовательно– не поспорит, если. имя его заменится именем Ширяева. Ширяев выдал за рукопись 3000 руб., принял на свой счет печатание, стоившее 500 руб., присовокупя к тому плату посреднику. Таким образом, каждый стих пришелся книгопродавцу не за пять, а почти за восемь рублей»[544]544
Еще несколько слов о Бахчисарайском фонтане не в литературном отношении // Дамский журнал. 1824. № 9 (май).
[Закрыть].
В свою очередь, «Литературные листки» вносили новый корректив, удивляясь, как «Дамский журнал» мог не знать, что в приобретении поэмы участвовал, вместе с Ширяевым, еще и Смирдин[545]545
Литературные листки. 1825. № 3. С. 281.
[Закрыть].
Расчет Вяземского оказался безупречно верен. Не случайно тот же «Дамский журнал» замечал, что «нынешний год был. началом нового переворота дел по книжной торговле». Известие об этой сделке произвело должное впечатление, обойдя все почти газеты и журналы. И даже «Русский инвалид» счел нужным откликнуться. Извещая публику об этой замечательной сделке, газета усматривала в ней «доказательство, что не в одной Англии и не одни англичане щедрою рукою платят за изящные произведения поэзии»[546]546
Русский инвалид. 1824. № 59.
[Закрыть].
Последнее сильно занимало и самого Пушкина. «Оевропеизирование» отечественных книгопродавцев он также включал в круг своих ближайших задач, почему и стремился, со своей стороны, блюсти и обеспечивать их интересы. Еще прежде выхода «Бахчисарайского фонтана» в свет до Пушкина дошло известие о том, что поэма широко распространена в рукописных списках. «Благодарю вас, друзья мои, за ваше милостивое попечение о моей Славе, – писал он со злой иронией. – Остается узнать, раскупится ли хоть один экземпляр печатный теми, у которых есть полные рукописи; но это безделица – поэт не должен думать о своем пропитании, а должен, как Корнилович, писать с надеждою сорвать улыбку прекрасного пола»[547]547
Письмо Пушкина к Л.С. Пушкину, начало января 1824 (XIII, 86).
[Закрыть].
Когда поэма была отпечатана и продана, страхи Пушкина должны были рассеяться. «Начинаю почитать наших книгопродавцев и думать, что ремесло наше не хуже другого», – замечал он в письме к Вяземскому[548]548
Письмо от 8.03.1824 (XIII, 88).
[Закрыть]. Но судьба книгопродавцев, «в первый раз поступивших по-европейски», продолжала волновать поэта. В конце марта Вяземский известил Пушкина о сообщении «Благонамеренного» относительно состоявшегося в одном ученом обществе чтения «Бахчисарайского фонтана» еще до выхода его в свет.
«На что это похоже? – возмущался Пушкин в письме к брату, являвшемуся главным проводником его еще не напечатанных произведений. – И в П. Б. ходят тысяча списков с него – кто же после будет покупать. Но мне скажут: а какое тебе дело? Ведь ты взял свои 3000 руб. – а там хоть трава не расти. – Все так, но жаль, если книгопродавцы, в первый раз поступившие по-европейски, обдернутся и останутся в накладе – да вперед невозможно и мне будет продавать себя с барышом. Напиши мне, как Фонтан расходится – или запишусь в гр. Хвостовы и сам раскуплю половину издания»[549]549
Письмо от 11.05.1824 (XIII, 90).
[Закрыть].
Опасения Пушкина оказались напрасными: издание разошлось чрезвычайно быстро[550]550
Северная пчела. 1827. № 152.
[Закрыть], несмотря на опять-таки огромную цену в 5 руб. за маленькую книжечку[551]551
74 стр., из коих 6 ненумерованных и 20, занятых предисловием князя Вяземского.
[Закрыть]. «Литературные листки» Фаддея Булгарина отмечали, что «Бахчисарайский фонтан, поэма А. Пушкина, привлекает в книжные лавки множество покупателей. Этот фонтан оживит басню о золотом дожде Юпитера, с тою только разницею, что вместо прекрасной Данаи русские книгопродавцы пользуются драгоценными камнями оного»[552]552
Литературные листки. 1824. № 6. С. 281.
[Закрыть]. Скорее, впрочем, в роли Данаи оказался Пушкин, нежели книгопродавцы. Последние отнюдь не остались в накладе, но и заработали не столько, сколько привык загребать Гнедич. При заводе 1200 экз., за вычетом помянутых расходов и скидки прочим книгопродавцам, им должно было очиститься около 1500 руб.
Внимание! Это не конец книги.
Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?