Текст книги "Великий Кристалл. Памяти Владислава Крапивина"

Эдуард Шауров
Продай слона, купи Луну

Они оставили луносипеды в тени высокого как колонна обломка скалы, в паре сотен метров от границы мормонского участка. Стараясь держаться в чернильной тени каменной осыпи, подобрались поближе и залегли в мелком полуразрушенном кратере. Равиль поднял к шлему изогнутую пластину бинокля, внимательно рассматривая купола из мутноватого старинного армогласа. Купола раскинулись полукругом и отсюда походили на распиленные пополам елочные игрушки.

– Чего там? ― Генка нетерпеливо приподнялся на локтях.

– Да вроде чисто, ― отозвался Равиль, передавая ему гаджет.

– А где вход? ― беспокойно спросила Аришка. ― Я входа не вижу.

– Покажите ей схему, ― попросил Равиль.

Никита и Алик разом задергали клапаны накладных карманов. Никита достал свой мини-ком первым.

– Вот, ― он развернул экран, выводя на него план фермы и окружающей местности, ― здесь центральный купол, а вот здесь, полукольцом, купола теплиц. Эти линии ― галереи переходов.

Три шлема плотно сдвинулись над экраном, на Алькином, чуть выше забрала было выведено черным маркером: «Дикий пес». Равиль втиснулся четвертым.

– Смотри, ― сказал он, показывая на схеме. ― Тут жилой комплекс, к нему мы даже не лезем, вот тут два купола с овощами: картошка там, морковка, разные баклажаны… в этом кукуруза, но она щас зеленая, тут плодовые кусты: слива, айва, тут грядки с клубникой. Здесь мормон держит коз и овец.

– Козы? ― Аришкино лицо сделалось оживленным.

– К козам мы тоже не лезем, ― строго предупредил Равиль.

– Запашок там, ― хихикая, вставил Алик.

– Да, запашок что надо, ― рассеянно согласился Равиль. ― И к овцам не лезем. Нам нужно попасть вот сюда, ― толстый палец перчатки прошелся по переходам, ― тут гидропонные лотки с грибами. Поняла?

Аришка кивнула, внимательно изучая кружок того купола, который с овцами.

– А как мы попадем внутрь? ― наконец спросила она.

Никита торжественно показал ей стандартный радиобрелок.

–Это что?

– Это открывалка. Нажимаешь на кнопку ― и оп-па!.. Равка еще в позатом году взломал шлюзовой код теплиц, теперь мы туда входим как в школьную столовую.

– И выходим, ― добавил Алик.

Равиль хмуро на него покосился.

– Про «выходим», ― сказал он серьезно. ― Как окажемся в теплицах, все время будь начеку, смотри по сторонам, если вдруг появится мормон, что есть мочи ори: «Атас! Полундра! Спасайся, кто может!», хватай руки в ноги и рви к ближайшему шлюзу, а потом к этому камню. Шлюзы вот здесь, здесь, здесь и еще здесь. ― Палец тыкал в схему, отмечая выходы. ― Запомни все. Изнутри они открываются просто кнопкой. Говорить не бойся, мормон все равно нашей частоты не знает, но много не болтай.

Аришка изобразила, что замыкает рот на замок-молнию и тут же поинтересовалась, саркастически улыбаясь:

– А мормон что, такой страшный?

– Ты слушай, что тебе говорят, ― укоризненно сказал Никита. ― Мормон ― еще тот гад. Все время проверяет свой огород, если кого застукает, шутить не станет.

– Он в доисторическом черном скафе с трубками, а на пузе всегда пукалка, ― добавил Алик.

– Какая еще пукалка?

– Ружье, ― пояснил Никита. ― Настоящий «ремингтон»… Вот такая вот дура.― Он показал руками какая. ― Двуствольный дробовик. Прикинь…

– И чем стреляет? ― Аришка презрительно оттопырила нижнюю губу. ― Резиновыми пульками?

– Какашками!.. Дробью. Свинцовой. Поняла?

– Уж прямо так и дробью? ― усомнилась Аришка. ― Прямо в куполе?

– А что ему купол? ― Алик пожал плечами. ― Купол на прямое попадание метеорита рассчитан. Дробь ему ― тьфу.

Аришка хмыкнула.

– И это, между прочим, без шуток, ― вставил Равиль. ― Если сачкуешь, подожди пока здесь, а мы сбегаем и вернемся.

– Сейчас, ― презрительно отозвалась Аришка. ― Давайте сюда рюкзак.

– Держи свой рюкзак, ― сказал за их спиной Генка. ― И вообще, хватит уже болтать. Командир, пора выдвигаться.

* * *

Гидропонные лотки, составленные ярусами по десять―двенадцать штук, поднимались выше человеческого роста. «Интересно, как он обрабатывает самые верхние? ― подумал Генка, задирая голову. ― С лестницы, что ли?» В теплом и тяжелом воздухе пахло влажной землей и прелыми листьями. В некоторых лотках деловито рылись роботы-садовники, похожие на маленьких полевых мышей.

Генка свернул в очередной тупичок, прислушался: где-то позади него шуршали и посмеивались в проходах невидимые отсюда юные грабители. Кто-то сосредоточенно сопел в наушниках. Наверное, Алька. Дикий пес. Ха-ха. Дикий слон… Генка улыбнулся, присаживаясь над понравившимися ему лотками. Россыпи мелких, не больше ногтя, грибов заполняли лотки плотным лепным узором. Лучше всего выбирать синевато-серые, со светлыми тонкими прожилками. Они самые вкусные. Генка развернул термопакет и едва не подпрыгнул от неожиданности. «Атас! ― завопила рация. ― Он в центральном проходе! Спасайся, кто может!»

Одним движением Генка захлопнул забрало шлема и выскочил из своего тупичка. Соображая, к какому шлюзу лучше всего повернуть, он рванул в центральный коридор и едва не налетел на хранителя мормонской фермы. Раньше, раза три или четыре, ему уже приходилось лицезреть грозного хозяина гидропонных грядок, но все больше издалека и на бегу, сейчас же черная с серебряным фигура показалась Генке просто чудовищно огромной. Кряжистый и в то же время высокий, словно людоед из сказки; старинный скафандр заклеен в нескольких местах кривыми заплатами, путаница рыжей волосни за опущенным забралом и вороненые стволы дробовика на сгибе руки…

Издав от ужаса невнятный горловой звук, Генка развернулся и прыгнул…

Кто знаком с техникой «лунного кенгуру», тот в курсе, какую скорость можно развивать даже в тесном проходе или на пересеченной местности. Генка по длинной дуге взмыл вверх, сконцентрировавшись на лету, поймал ногами пол, чтобы толкнуться снова, и вдруг потерял равновесие. Правая ступня резко провалилась куда-то вниз, острая боль пронзила лодыжку, и Генка, охнув, со всего маху вломился в лотки с гидропоникой. «Ой, мама», ― подумал Генка. Обмирая от страха и боли, он перевернулся и увидел прямо перед собой оскаленные желтые зубы в обрамлении рыжей бородищи и тонкую трещину в забрале шлема.

* * *

Задыхающиеся от радостного возбуждения, налетчики допрыгали до высокого камня и сразу кинулись к двухколесным экипажам.

– Стоять! ― заорал замыкавший отступление Равиль. ― А ну стоять, балбесы! Никто уже вас не ловит.

Тихо смеясь, Алик и Никита расцепляли рули своих луносипедов.

– Погодите, ― вдруг со страхом проговорила Аришка, ― а Генка где?

Никита с Аликом разом замолчали. Равиль оглянулся, будто надеялся, что Генка прячется за каким-нибудь камнем.

– Вот гадство, ― пробормотал Никита. ― И что теперь делать?

Пару минут все молчали, беспомощно глядя на подсвеченные желтым полушария теплиц, такие милые и уютные на фоне усыпанного звездами черного неба. Никита поежился.

– Надо Наташе звонить, пока этот урод его не убил, ― малодушно предложил Алик, и с надеждой поглядел на командира.

– Щас, ― отозвался Равиль. ― Ты, Алька, дурак и не лечишься. Мормон тебе что, маньяк с пилой из старого фильма? Нафиг ему кого-то убивать?

Алик растерянно переступил с ноги на ногу.

– Думаешь, он там Генке выписывает благодарность за хорошую учебу и примерное поведение? ― осведомился Никита.

– Нет, мальчики, ― запальчиво проговорила Аришка. ― Если человек в куполе из ружья палит, то он точно псих. Алик прав, нужно звонить Наташе.

– Да, может, он и не стреляет вовсе, ― осторожно проговорил Никита. ― Я тогда в шлеме был и выстрела не слышал, только вспышку видел… Кажется.

– Нужно звонить, ― упрямо повторила Аришка.

– А Наташа сразу побежит к директору, ― мрачно предрек Равиль.

Все замолчали, переглядываясь.

– Хотя, опять же… ― неуверенно проговорил Никита, ― чего он Генке, в конце концов, сделает? Ну, уши надерет, фамилии сказать потребует …

Алик вздохнул. Аришка, зло глядя на Никиту, постучала себя пальцем по шлему.

– Народ, ― решительно проговорил Равиль, ― не надо пороть горячку. Сейчас садимся и ждем, ― он посмотрел на часы, ― четверть часа, а там будет видно. Если через пятнадцать минут Генка не появится, то лично я предлагаю идти туда самим. Ничего этот старый козел с нами не сделает. В крайнем случае, извинимся, похнычем, пообещаем ему год картошку окучивать и за козами дерьмо убирать.

– Я за, ― сказал Алик.

– Я тоже, ― усмехаясь, поддержал его Никита. ― А как внутрь попадем? Мормон сейчас все тепличные шлюзы задраит… Как пить дать.

– А мы через центральный блок, через вход в гараж, ― нашелся Равиль. ― Подключу свой миник к внешнему разъему, подберу код. Как вам такой расклад? Сами вляпались, сами и разберемся.

Никита с Аликом разом кивнули. Аришка скептически скривилась.

– А ты сделаешь, как решит большинство, ― строго сказал Равиль. ― У нас демократия, мать.

* * *

Напряженно согнувшись, Равиль то всматривался в бешеное мельтешение цифр на экране мини-кома, то поднимал глаза на неподвижный щит полимерных ворот.

– Что там у тебя? ― спросил Никита, через плечо Равиля заглядывая в экран. ― Не получается?

Аришка с Аликом ждали чуть поодаль, рядом со сцепленными звездочкой луносипедами.

– Почему не получается? Сейчас все сделаю, ― пробормотал Равиль.

– Может, миник твой глючит?..

Равиль смерил товарища презрительным взглядом, затем поднялся с корточек и, протянув руку, вытащил шнур из настенного разъема. Он осмотрел иглу штекера, вставил его обратно.

– А давай попробуем дернуть, ― вдруг предложил Никита.

– Что?

– Ворота. Кверху.

– Гонишь?

Никита помотал головой:

– А вдруг получится.

Равиль с сомнением посмотрел на ворота и неожиданно кивнул.

Они ухватились за ручки на нижнем притворе и разом потянули наверх.

– Я сейчас! Я помогу! ― крикнул Алик, кидаясь к ним.

Втроем они дернули еще раз, потом еще, и еще… и едва не полетели вверх тормашками. Ворота поддались и начали стремительно поворачиваться. Аришка пискнула, пацанов отнесло прочь от черного гаражного зева, а из этой пещерной темноты, подсвеченное огоньками габаритов, вдруг выдвинулось, подрагивая от неслышного рычания, рыло шестиосного вездехода с каркасной кабиной. На водительском месте весело щерился в рыжую бороду хозяин лунной фермы в своем залатанном черно-серебряном скафандре, а рядом с ним, вытянув вперед ногу, сидел Генка с удивленным и слегка потерянным видом.

Алик запнулся и плавно шмякнулся на задницу.

– Что за фигня? ― потрясенно пробормотал Равиль.

В его шлеме, щелкнув, включилась ближняя связь, и незнакомый надтреснутый голос прорычал на эспере, странно выговаривая слова:

– Эй, воришки, а ну кидайте свои байки в кузов, а сами лезьте в кабину. Да поживее, я не намерен возиться с вами до второго пришествия.

* * *

― Мистер Кэндлесс, вон у того раздвоенного камня сверните налево, ― сказала Аришка с заднего сиденья.

– Знаю, ― отозвался рыжебородый водитель. ― И зовите меня просто Рон. Я уж убился вам говорить.

Вездеход обогнул невысокую скальную гряду, и стали видны корпуса интерната, образующие два полукружья на дне неглубоко кратера. За ними у близкого горизонта висела голубовато-молочная Земля.

– Еще пятнадцать минут, и будем у вашего кемпинга, ― оборачиваясь, сообщил Рон.

– Это не кемпинг, ― гордо сообщил Алик. ― Лунная школа-интернат номер сто двенадцать. Обслуживает три шахты и четыре рабочих поселка. Наши папы и мамы здесь работают, а мы учимся.

«Если не спрошу сейчас, ― подумал Равиль, ― то не спрошу вообще».

– Скажите, Рон, ― проговорил он осторожно, ― а вы давно живете на Луне?

Рон задумался:

– Почти тридцать семь годков, ― сказал он. ― Купил участок с куполом в Лунном Риэлтерском и переехал.

– А почему вы стали мормоном?

Несколько секунд Рон переваривал вопрос, потом радостно захохотал, откидывая голову.

– А с чего вы взяли, что я мормон? ― спросил он, нахохотавшись.

– Ну… вы из Америки, вы сектант, живете тут один, ни с кем не дружите…

Новый взрыв хохота заставил Равиля сбиться и замолчать.

– Вот как это смотрится со стороны, ― отсмеявшись, резюмировал Рон. ― Нет, ребятки, я не мормон, даже рядом не стоял.

– Почему вы тогда уехали с Земли? ― Равиль запнулся, подбирая слово на эспере. ― Живете затворником?

– На Земле слишком много людей и рекламы. ― Рон криво улыбнулся, и Равиль не понял, шутит он или говорит серьезно.

– У нас здесь нет рекламы, ― сказал Алик.

– Потому я и терплю вас под боком.

– Наверное, скучно жить с одними овцами? ― сочувственно спросила Аришка.

Рон недоуменно оглянулся через плечо.

– Почему с овцами? ― проговорил он серьезно. ― Со мной моя жена, Беатрис. У нее синдром Редмейкера, она почти все время лежит, но я о ней забочусь, а она заботится обо мне. Раньше с нами жили сыновья, только оба сбежали, сначала Чарли, за ним Сэмюэль. ― Рон вздохнул. ― Кишка у них оказалась тонка.

Остатки пути они проехали молча.

Недалеко от крайнего блока жилых корпусов Рон остановил машину и объявил, что дальше он не ездок.

– У вашего дружка серьезный вывих, ― сказал он напоследок, ― так что вам придется его тащить. Я запечатал сустав в лангетку, но на ногу лучше пока не опираться… Сейчас не болит?

– Да вроде нет, ― отозвался Генка, осторожно выбираясь из кресла.

– Спасибо вам, ― сказала Аришка. ― Вы такой добрый. Можно мы к вам на ферму еще зайдем? Прополоть что-нибудь или покормить животных…

– А я могу поставить новые прошивки на роботов, ― предложил Равиль.

– Вот еще, ― заявил Рон, пряча улыбку в бороде. ― Мне крысята в курятнике не нужны. Обойдемся без воришек.

– Мы не воришки, ― обиженно сказал Равиль. ― Я всегда оставлял что-нибудь вместо ваших грибов или клубники. ― Парнишка выгреб из кармана и показал фермеру пригоршню конфет в ярко-красных веселых обертках.

– А еще фруктовые консервы… ― добавил Никита.

– Понятия не имею… Никогда ничего такого не находил, ― отрезал Рон. ― Еще раз сунетесь в теплицы, получите заряд дроби в задницу. ― Он похлопал ладонью по закрепленному у сиденья дробовику.

Равиль открыл и закрыл рот. Аришка толкнула его в бок локтем.

– А ну, вываливайте из машины! ― рявкнул мистер Кэндлесс. ― И тарантайки свои выгребайте.

Шестиосный вездеход сдал назад, заложил крутой вираж и тронулся по пологому склону, перемалывая колесами окатыши лунного реголита. Ребята некоторое время смотрели вслед его решетчатой корме, потом Генка неловко подпрыгивая на одной ноге, забрался на сцепленные замком руки Никиты и Равиля, и процессия тронулась. Аришка и Алик катили позади оставшиеся без седоков луносипеды.

– Слушай, ― задумчиво спросила Аришка, ― сколько раз вы лазали в его теплицы?

– Да раз двадцать, ― прикинул Алик. ― Не меньше.

– И сколько раз он вас гонял?

– Ну, может, раз пять.

– А входной код шлюзов хоть однажды менялся?

– Нет…

Алик сделал еще шаг и остановился, с изумлением глядя на спутницу.

– Дошло, ― весело сказала Аришка. ― Рот закрой, а то муха залетит.

* * *

Рон Кэндлесс загнал вездеход в гараж, герметизировал закрывшиеся ворота, стянул залатанный скафандр, повесил его в шкаф, сунул туда же дробовик. Гремя ботинками по рифленым ступеням лестницы, он спустился на нижний этаж и двинулся к спальному блоку своего лунного дома.

Беатрис лежала, откинувшись на высокое изголовье динамической кровати. Рон нагнулся и поцеловал ее в теплый висок. Морщинки в углу глаза расправились, затем вновь собрались многоствольным кустиком.

– Привет, родная, ― прошептал Рон. ― Как спалось?

– Мне снился Чарли, ― сонно проговорила жена.

– Это хороший знак. ― Рон погладил ее по волнистым седеющим волосам. ― А на ферме опять были гости, те самые ребятишки из русского кемпинга. Обещали новые прошивки для роботов… Хочешь конфетку?

– Да, ― прошептала Бэт.

Она подняла ладонь, и муж бережно вложил в пальцы карамельку в ярко-красной веселой обертке.

Сергей Панарин
Рысьи глаза

 
…вышиб дно и вышел вон.
 

А. С. Пушкин

Сережа стоял на краю пшеничного поля и бережно ловил ладошкой золотую волну, будто хотел погладить огромного кота, а тот норовил ускользнуть. Теплый июльский ветер качал бескрайние колоски, шелест проникал в уши мальчика и заполнял, заполнял, заполнял голову…

«Сколько здесь колосков? – думал Сережа, глядя на розовеющий горизонт. – И сколько зерен в каждом? Сколько всего зерен? Страшные миллиарды миллионов, наверное…»

Огромное поле восхищало, а вопросы о несметных количествах зерен и колосков довершали ощущение какой-то пронизывающей бесконечности. Сережу захлестывала странная смесь восторга и опасения. Вдалеке, где-то между краем поля и горизонтом, за которым, как знал Сережа, оно продолжалось, виднелся огромный дуб. Было ясно, что дойти до этого дуба можно за несколько часов, потом еще обратно топать… Похоже, поход к дубу не состоится, да и незачем вроде бы.

«Но если не решусь, то никогда нигде не побываю, – подумал Сережа, не отрывая взгляда от далекого-предалекого дерева. – Товарищ Балуев говорит, что когда-нибудь свозит. Но поехать – это немножко не то… Вот дойти бы…»

Привычно вспомнив о том, что каждые два часа нужно возвращаться домой, Сережа отвернулся от дуба и поля и посмотрел на свое жилище – деревянный двухэтажный дом с пристроем. Рядом – сарай, курятник, теплица и поленница. Колодец-журавль. На самом кончике «носа» журавля высоко-высоко мигала лампочка – сейчас тревожным оранжевым светом. Наскучивший до чертиков огород, по сравнению с полем почти отсутствующий, но на самом деле не такой уж маленький. И за высоким бревенчатым частоколом – лес.

Частокол заканчивался на границе поля, то есть, пройди метров сто, заверни за забор и вот тебе вход в лес, в хвойный сумрак и пахучую прохладу. Сережа туда один не ходил. Не потому что боялся (он вообще ничего не боялся, ну, почти ничего), а потому что обещал товарищу Балуеву. Здесь товарищ Балуев был неприступен: лес не место для одинокого героя, пусть ему уже почти двенадцать и он бесстрашен, как воины древности.

И что самое обидное, Ирка Жукова, единственная Сережина подруга, не захотела сбегать в самоволку. Но Ирка – девчонка, с девчонок другой спрос. Даже такая умная девчонка все-таки не пацан.

В то же время, из леса никогда ничего опасного не появлялось. Вот медведь не дурак же – может забор обойти. Товарищ Балуев сказал, улыбнувшись, я, мол, единственный в округе шатун, а остальные медведи обитают далеко и точно сюда не сунутся из-за отпугивающих приспособлений.

И как не верить товарищу Балуеву, если он председатель лесохозяйства? Каждый день он приезжает в гости по дороге, что проходит между полем и лесом. Летит на старом темно-зеленом уазике, подпрыгивает. Пыль столбом. Только фары на ухабах подмигивают. Урчит довольный двигатель. Товарищ Балуев приезжает с севера – там деревня Кордоны. Боевое такое название. А Ирку Жукову привозят из противоположных далей – там село Лепово.

Сережа очень редко наведывается в Кордоны, а в Лепове был всего пару раз и то на несколько минут. Нельзя ему надолго отлучаться.

Вот и сейчас, посмотрев на редкие облака, гонимые ветром куда-то в сторону дуба и дальше, Сережа зашагал к журавлю. Опустил звонкое ведро в таинственное и гулкое горло колодца, достал воды. Перелил в другое. Потащил к дому.

В сенях разулся, стараясь не плескать на пол. Понес воду в дальнюю кладовку.

Там стояла клепсидра.

Конечно, одно название, никакие это не древнегреческие часы. Просто приемный резервуар, вмещающий ровно ведро воды. И каждые два часа вода заканчивается. А ночью каждые четыре. А Сереже во что бы то ни стало надо залить новую порцию, иначе (и вот здесь нет ни малейшего повода для смеха) домовой умрет.

Не странный бородатый человечек, ворующий крошки, конечно. Умрет, остановится, погаснет интеллект дома, питаемый водородным двигателем.

Сережу иногда брало зло: почему тот же товарищ Балуев не раздобудет ему резервуар большей емкости? И почему в хозяйстве нет ничего, из чего можно сделать приспособление для подачи воды? Почему бы просто не поставить насос? Года три назад Сережа задал эти вопросы товарищу Балуеву.

– Извини, брат ты мой, – пробасил председатель лесхоза. – У этой модели такое конструкционное ограничение. Знаешь, зачем?

– Чтобы я не ушел далеко от дома, – хмуро ответил тогда Сережа.

– Соображаешь, – уважительно и сочувствующе сказал товарищ Балуев.

А домового подвести никак нельзя, хоть он и не человек. Домовой Сереже первый друг и даже больше – нет у Сережи ни родителей, ни бабки-дедки. В старые времена кто-то стал бы его жалеть: сирота. Но никакой он не сирота, потому что родители живы, просто в дальней космической экспедиции, плюс поживите с таким-то домовым… И с товарищем Балуевым, который шесть раз в неделю по три-четыре часа учит Сережу всяким наукам и рассказывает такое, отчего хочется быстрее вырасти и отправиться вслед за папой и мамой. А еще – Ира Жукова. Без нее, без их игр и совместных уроков, совсем бы худо сделалось…

«Ладно, пора поогородничать», – вспомнил Сережа. Лентяев здесь не было: парень ежедневно вкалывал на участке, выращивая овощи. Остальное привозил товарищ Балуев.

– К нам гости, – подал голос домовой.

Недовольно так сказал, потому что никого они с Сережей не ждали. Мальчик предположил, что это колхозники – пшеница выглядела уже готовой к жатве.

Сережа не ошибся. С севера припылила легковушка главного агронома. Дядя Ваня, кряхтя, вылез из ее обшарпанного нутра и предстал перед маленьким хозяином заимки во всей красе – долговязый, усатый, морщинистый и в серой кепке, сдвинутой на затылок.

– Привет, малец, – гортанно проговорил дядя Ваня. – Как сам?

– Спасибо, дядь Вань, нормально, – ответил с крыльца Сережа, почесывая кожу, натертую браслетом коммуникатора, и намекая гостю, что тот мог бы просто позвонить. – Уборочная начинается?

– Сечешь! – подтвердил агроном. – Завтра приступим. До тебя доберемся суток через трое. Так что не дрейфь, ну, и водой помоги, как всегда.

– Конечно, дядь Вань!

Поговорили о погоде и видах на урожай, а потом огромный агроном чудесным образом сел в свою маленькую машинку и укатил восвояси.

Сережа глядел ему вслед, предвкушая приятные дни. Во-первых, на бескрайних просторах будет хоть что-то происходить. Во-вторых, он, Сережа, будет к этому причастен.

– Опять греметь и пылить станут, – пробурчал домовой. – Плюс вода не казенная…

Сережа отмахнулся, мол, не начинай, он знал, что домовой все видит через камеры.

На «носике» журавля чинно мигал зеленый огонек.

* * *

До пяти лет Сережа жил с родителями, а потом они отправились выполнять свой долг перед человечеством. Так они сказали. Так говорил и товарищ Балуев. Домовой ограничивался фразой «Время пришло, вот и отбыли». Долги людей перед человечеством машине непонятны.

Сережа хорошо помнил мамины глаза и музыкальный смех, а еще копну волос – золотых и волнистых, как пшеничное поле. Отец запечатлелся в Сережиной памяти исполином: могучим, быстрым и страшно умным. Он подбрасывал Сережу в небо, и пока гравитация возвращала сына в его сильные руки, успевал перемножить в уме трехзначные числа.

Естественно, у Сережи были голографические изображения его родителей. И записи, на которых папа и мама с ним говорили… Это все хранилось в памяти домового. Еще и поэтому никак нельзя пропускать заправку клепсидры.

Раньше домовой был роботом, но к Сережиному восьмилетию робот окончательно пришел в негодность, тогда его блок памяти и встроили в сеть разумного дома. Да… Мальчик помнил: незадолго до отлета родители привезли его сюда, в это одинокое «поместье», и робот был первым и единственным, кто их здесь встретил. Робот питал киберсистему дома, заливая в приемную емкость по ведру каждые четыре часа. Это теперь расход энергии вырос – из-за «мозгов» домового.

Товарищ Балуев любил повторять, что разум – самая жирная статья затрат, но она того стоит.

Одним не очень прекрасным зимним утром товарищ Балуев осмотрел робота и сказал Сереже:

– Отпахался твой Железный дровосек. Придется выключить.

И хотя председатель лесохозяйства не раз предупреждал Сережу о том, что его единственный постоянный спутник и заступник скоро совсем износится, парень безумно расстроился. Тщательно подготовленная новость все равно оказалась внезапной.

– Товарищ Балуев, – медленно, чтобы не вырвался плач, сказал тогда Сережа, – почините его, пожалуйста.

– Не могу, старичок, – печально ответил товарищ Балуев. – Таких давно уже не делают, запчастей в округе нет.

– А самим изготовить? – с надеждой выдавил тогда парень.

– Только молекулярным клонированием, но для этого надо разобрать дровосека-то…

Товарищ Балуев называл робота Железным дровосеком неслучайно: помимо сходства со сказочным героем робот иногда брался за топор и приносил к дому дрова. Но ближе к своей полной остановке он совсем перестал ходить в лес. Старость.

Сережа так и не дал роботу имени. На этом настоял отец. Он не хотел, чтобы Сережа обманывался насчет машин. В более поздних записях, которые постепенно разблокировались по мере Сережиного роста, отец не раз возвращался к этой теме.

А Ира Жукова свою робокомпаньонку называла Мамми – в честь героини какого-то древнего романа про чужую войну.

Так вот, робота было неимоверно жаль, и Сережа ощутил, что остается совсем один в этом доме. Сначала родители, теперь дровосек… Тогда он впервые захотел сбежать куда глаза глядят. Но лучше в погоню за мамой и папой, хотя глупо, глупо… За несколько лет они успели улететь слишком далеко.

От них остались изображения и голоса. От робота только голос. Постепенно Сережа свыкся.

Он помнил, как из района приехали молчаливые техники и после серьезной доработки сопряжений квантовые «мозги» робота разместились в блоке памяти дома. Дом стал еще умней.

Техники увезли останки Железного дровосека. С тех пор Сережа носил ведра сам.

За стандартный год, как он посчитал, водородный двигатель «выпивает» три тысячи пятьсот ведер воды. Тридцать шесть с половиной тысяч литров! Тридцать шесть с половиной кубометров.

Если взять куб со сторонами длиной чуть меньше трех с половиной метров, то получится как раз годовая потребность. Однажды Сережа представил этот куб во дворе. Впечатляюще.

* * *

К вечеру, как обычно, приехали с разных сторон Ирка и товарищ Балуев.

Вообще, Ирка не была привязана к своему дому так, как Сережа, и потому он ей слегка завидовал.

Ирка, чернявая гибкая девчонка, лазающая по деревьям едва ли не ловчее Сережи, обладала кошачьей грацией и несносной манерой резко менять тему разговора.

– Смотри, чё умею! – выпалила она вместо «здрасьте», едва выскочила из машины.

Стремительно побежала к дому, подпрыгнула и в пару шагов по стене оказалась чуть ли не у самой крыши, оттолкнулась, сделала восхитительное сальто и приземлилась на ноги.

– Здорово! – выдохнул Сережа.

– Вчера научили. А я тебя научу. Позже, если захочешь, – пообещала Ирка.

Мамми, сидящая за рулем машины, и товарищ Балуев, чей уазик как раз вкатился в Сережин двор, демонстративно морщились. Им сумасшедшие прыжки и беготня по стенам явно не понравились.

Домовой тоже высказался:

– А следы кто затирать будет?

Впрочем, никаких отпечатков не осталось. Ворчун, он и есть ворчун.

Начался традиционный трехчасовой учебный цикл с перерывами каждые тридцать минут. Товарищ Балуев сначала разбирал с Сережей и Иркой системы квадратных уравнений (тут Сережа оказался сообразительнее Ирки), потом был диктант (здесь традиционно чемпионствовала Ирка), а третий час посвятили истории. Сереже история не очень нравилась, он не понимал, зачем нужно знать, кто в дремучем прошлом кому приходился вассалом, врагом или потомком, как были устроены давно исчезнувшие государства и в каком году произошла битва при очередной речке.

Товарищ Балуев добродушно и не без грусти говорил на это:

– Настанет время, сам поймешь… наверное…

Сережа чувствовал, что это цитата, но не знал, откуда.

После занятий Мамми традиционно накрыла в гостиной стол и вся честная компания с удовольствием почаевничала, обсуждая и предстоящую уборочную, и начинающийся чемпионат Мира по футболу, и способы выживания в лесу, и даже какие косички лучше заплести Ире Жуковой, если на дворе июль, а модные тенденции далекой столицы вновь тяготеют к африканским мотивам.

В вечернем воздухе пахло отступающим зноем.

– Завтра утром английский и литература. Не опаздываем, – сказал товарищ Балуев и упылил в сумерках домой.

Ирка упросила Мамми не торопиться, и у ребят появились свободные полчаса. Нянька пошла в дом смотреть очередную передачу для тех, кому до всего есть дело, а Ирка принялась учить Сережу бегать по стене.

Чтобы не злить домового, отправились к сараю.

Сначала выходило так себе, но потом парень разобрался и понеслось. Они даже успели отрепетировать синхронный трюк.

– Прикинь, а раньше редкий человек мог выше головы прыгнуть, – сказала Ира. – Чё они с этим делали, ума не приложу!

Проводив Ирку, Сережа сел на крыльцо и задумался. В который раз ему стало грустно: все разъехались, он снова остался один. Несправедливо.

Да, можно когда угодно соединиться из гостиной с любым человеком, если тот не занят, и говорить с ним, будто нет расстояний – голографическая технология последнего поколения. Но это все не то…

С другой стороны, родители сейчас летят где-то в бескрайней пустоте. Сидят в космическом корабле, и никого больше. Миллионы километров от Земли. Бесконечность, не помещающаяся ни в какое воображение.

Сережа поежился, растер плечи, чтобы согнать гусиную кожу, и пошел внутрь. Английский сам себя не выучит.

Правда, после английского рука сама собой потянулась к кубу с последней разблокированной родительской записью.

– Здравствуй, Сережа, – сказала мама, улыбаясь. – Папа сегодня в отъезде, поэтому я поговорю с тобой одна. Ты получишь это послание, когда мы будем на подлете к Альфе Центавра, наверняка мы уже почти схватили Кентавра за ногу, как говорит твой отец. Я уверена, что тебе непросто, но ты сильный товарищ, по-хорошему упорный. В общем, не квасишься… И… Я тебя очень-очень люблю…

Сережа поспешно выключил запись и прошептал:

– Я тебя тоже люблю, мама.

* * *

Ни свет ни заря на горизонте запылили комбайны – началась уборочная. До Сережиного жилища этим полностью автоматизированным системам было еще дня четыре непрерывной круглосуточной работы. Скорее всего, на четвертый-пятый день они начнут приезжать к нему на заправку, и колодец станет поить несколько водородных двигателей.

До занятий науками оставалось сто три минуты, и Сережа отправился в ежедневную пробежку. Обычно маршрут пролегал по периметру Сережиной вотчины – по ту сторону частокола.

Ближние пределы Сережа изучил досконально. Здесь все было привычно: каждый изгиб тропинки, пара поваленных сосен, причудливые пни, муравейник… Сегодня Сережа отчетливо почувствовал, насколько ему наскучил этот маршрут. Здесь он подмечал лишь редкие небольшие изменения, иногда останавливался рассмотреть дятла или другую птицу, пару раз натыкался на оленей. Жизнь текла в своем непререкаемом ритме: от сезона к сезону, от дня к ночи, от двухчасовки номер один к двухчасовке номер десять… Круг за кругом…