Текст книги "Судебно-медицинская экспертная служба Московской области: история и современность"

Согласно справке Департамента общих дел МВД, направленной в МД 21 декабря 1898 года, впервые подобные вопросы были возбуждены еще Саратовской казенной палатой в 1869 году МД в своем отзыве 13 сентября 1869 года сообщил в Департамент государственного казначейства мнение, что прогонные деньги следует назначать лишь медицинским чиновникам, не отпуская особых прогонов для находящихся при этих врачах учеников или фельдшеров: «В настоящее время только по отношению к фельдшерам, служащим на Кавказе, разрешено выдавать врачу, следующему в командировку по делам службы с фельдшером, прогонные на три лошади во всякое время года». Департамент общих дел полагал, что фельдшерам, не имеющим чинов, следует отпускать одну лошадь, а имеющим чин – две. Во всяком случае, нельзя требовать от командируемых врачей принимать на собственные средства издержки по уплате прогонов за откомандированных в их распоряжение фельдшеров. Таким образом, фельдшер может получить прогонные, исходя из наличия или отсутствия у него чина, на одну или на две лошади.

Соответствующее письмо товарища министра внутренних дел государственному контролеру направлено 14 марта 1899 года. Однако тот 4 апреля возразил, что в законе прямых указаний не имеется. Разделяя мнение МВД, Госконтроль считал, что вопрос может быть разрешен лишь в законодательном порядке.

Товарищ министра внутренних дел 5 ноября 1899 года так описывал еще одну сторону положения дел: «Уездный врач, взяв на свой счет фельдшера (лекарского ученика) в уезд для вскрытия трупов, должен предоставить и возможность возвратиться из уезда. Между тем случается, что уездному врачу при выездах на вскрытия трупов одновременно предстоит произвести в уезде и судебно-медицинские освидетельствования живых лиц (тяжкие побои, раны, увечья и т. п.), причем в фельдшере уездному врачу не имеется никакой надобности; тогда уездный врач, покончив дело со вскрытием трупа, по требованию того же уездного следствия, с которым производилось вскрытие, обязан без замедления следовать далее по уезду для судебно-медицинских освидетельствований живых лиц, а фельдшер, исполнив свое дело по вскрытию трупа, в силу необходимости должен бесцельно разъезжать с врачом по селам или ждать врача на месте бывшего вскрытия трупа до тех пор, пока врач, окончив свои дела по службе, при обратном следовании возьмет его с собою; но уездному врачу иногда приходится разъезжать по уезду дней десять и более и возвращаться совсем не тем путем, где остался фельдшер. При выезде же для судебно-медицинских освидетельствований в уезде живых лиц по требованиям судебных следователей (причем, как выше сказано, в фельдшере уездному врачу не имеется такой надобности) нередко приходится врачу вместо освидетельствования живого лица производить вскрытие трупа, что встречается в случаях нанесения тяжких побоев, увечий, ран и т. п., от которых во время следования уездного врача к месту освидетельствования бывает смерть потерпевшего. В данном случае вскрытие должно быть произведено, но на месте нет фельдшера, одному же врачу крайне трудно, а иногда и совсем невозможно производить вскрытие трупов, что предусмотрено законом и в силу чего даны уездному врачу два фельдшера, которые состоят при нем и находятся на особом положении. Находясь в уезде без фельдшера, уездный врач при необходимости произвести непредвиденное вскрытие трупа должен заставить судебного следователя ждать себя, пока съездит за фельдшером, так как последний не имеет возможности прибыть к месту вскрытия трупа, да и врач не имеет и лишен права посылать и вызывать его отдельно от себя. При таких условиях неизбежно последует промедление в производстве вскрытия трупа».

Министр финансов 16 ноября 1899 года ответил МВД, что, в принципе, согласен с внесением вопроса на разрешение в Госсовет, но после предварительной проработки, во что новый порядок обойдется. МВД начало собирать ото всех врачебных и медицинских управлений сведения о числе служебных поездок уездных врачей и фельдшеров за последние пять лет, с разбивкой общей суммы по годам. Пока же вице-директор Госконтроля предложил МД прекратить выдачи средств на путевые расходы фельдшерам вплоть до разрешения вопроса в законодательном порядке.

На сбор сведений ушло более двух лет. 20 августа 1902 года МД сообщил в Департамент государственного казначейства следующее: с 1 января 1895-го по 1 января 1900 года врачами в среднем ежегодно было совершено 21769 поездок, в том числе с фельдшерами 12 378, причем сумма по всем поездкам достигала 221757 руб. 22 коп. Сведения носили приблизительный характер, так как не учитывали ряда вариантов «бесплатного» для МВД использования лошадей (за счет земства, сельских обществ, с оказией и т. п.). 19 февраля 1903 года министр финансов предложил МВД отложить рассмотрение вопроса до издания новых правил о путевом довольствии должностных лиц при командировках.

20 февраля 1906 года саратовский губернатор обратился в УГВИ для разъяснения такой ситуации: уездные фельдшера иногда, в отсутствие уездного врача, вызываются на вскрытие судебными следователями единолично, в помощь местным земским врачам, и отказаться от этого не могут, тем более что должно в этих случаях доставить на место вскрытия анатомический набор. Из дальнейшей переписки можно сделать вывод, что впредь вместо ответов на запросы губернаторов УГВИ посылало им бумагу Госконтроля о необходимости законодательного решения, которого так и не последовало.

В течение 1898 и 1899 годов из Государственного казначейства отпущена двумя равными частями сумма в 59160 руб. на приобретение 493 судебно-медицинских наборов для уездных, окружных и объездных врачей.

2 июня 1903 года были приняты Правила о вознаграждении потерпевших от несчастных случаев рабочих и служащих, а равно членов их семейств на предприятиях фабрично-заводской, горной и горнозаводской промышленности. Владелец предприятия был обязан возмещать пострадавшему расходы по лечению вплоть до излечения или до прекращения лечения. О несчастном случае на месте происшествия полицией немедленно составлялся протокол. Среди лиц, участвующих в составлении этого документа, должен был быть врач или, в крайнем случае, фельдшер. Если протокол был составлен без участия врача, то не позднее четвертого дня после составления, а в случае смерти рабочего – немедленно, лицо, заведующее предприятием, или владелец обязаны приглашать врача для медицинского освидетельствования. В свидетельстве должно быть дано описание телесного повреждения и состояние здоровья потерпевшего, а также сделано заключение о возможной в будущем утрате трудоспособности. В свидетельстве о смерти указывалось, зависела ли она от несчастного случая. Восстановление трудоспособности, постоянный характер ее утраты, излечение и своевременность прекращения лечения, а также зависимость смерти от несчастного случая удостоверялись медицинскими свидетельствами. Для составления медицинских свидетельств каждая из сторон имела право приглашать уездного, городового или полицейского врача.

22 марта 1904 года МС, Хозяйственный департамент и МД МВД подверглись реформированию. А с 1 мая компетенцию МС ограничили обсуждением важнейших мероприятий по вопросам здравоохранения, а также некоторых вопросов по ветеринарной части. МС продолжал также выполнять функцию своеобразного коллективного эксперта в спорных или сложных случаях исчисления медицинского стажа при назначении пенсий, при рассмотрении решений врачебных отделений об открытии или запрете деятельности частных медицинских учреждений и аптек. Тогда же руководство врачебно-санитарным делом в России из упраздненного МД перешло в ведение вновь образованного УГВИ МВД. Обязанности УГВИ были обширными. Главными из них, как и прежде, оставались кадровые вопросы: наблюдение за деятельностью врачей, фармацевтов и других медицинских чинов, как состоящих на службе в ведомстве МВД, так и вольнопрактикующих; заведование делами о прохождении службы, о пенсионных и других правах медицинских, фармацевтических и карантинных чинов; определение, перемещение и увольнение врачей, уездных фельдшеров и лекарских учеников с правами государственной службы, а также сверхштатных врачей; подбор и представление министру внутренних дел кандидатур на врачебные должности 5-го и 6-го классов и др. Кроме того, УГВИ, как прежде МД, вел санитарную статистику и ежегодно издавал Российский медицинский список, содержавший краткие сведения не только практически обо всех врачах, включая ветеринаров, дантистов (зубных врачей), окулистов, фармацевтов и провизоров. Эти сведения, постепенно расширявшиеся, к 1917 году стали содержать: фамилию, имя и отчество врача, год рождения, год получения диплома, ученую степень, специальность, место проживания или службы, должность и чин. Особый раздел списка составляли женщины-врачи. Одной из обязанностей было также снабжение врачебных отделений, уездных воинских присутствий и уездных врачей наборами инструментов. Отдел народного здравия и общественного призрения Главного управления по делам местного хозяйства, учрежденного взамен Хозяйственного департамента, техническим обеспечением СМЭИ не занимался, поскольку его деятельность была направлена главным образом на материальную организацию работы больниц и других лечебных заведений ведомства МВД.

4 февраля 1905 года в Кремле великий князь Сергей Александрович, сохранявший за собой должность командующего войсками Московского военного округа, был взорван бомбой, брошенной в его карету эсером Иваном Каляевым. 12 апреля 1905 года деятельность московского генерал-губернатора была восстановлена, при этом должность градоначальника сохранена, хотя и подчинена генерал-губернатору. Еще раньше, 15 июля 1904 года, при убийстве в Санкт-Петербурге министра внутренних дел В.К. фон Плеве был смертельно ранен 33-летний кучер, у которого остались безо всяких средств беременная вдова и два малолетних пасынка; пострадало еще десять случайно оказавшихся поблизости человек, среди них трехлетняя девочка. 12 августа 1906 года при взрыве на даче министра внутренних дел П.А. Столыпина на Каменном острове в Санкт-Петербурге погибли на месте не менее 15 человек и около 40 человек ранены, в том числе пятеро скончались в первые сутки. В 1905–1909 годах в России пострадали от террористических актов 17 342 человека (из них 6649 человек – в 1907 г.). Большинство жертв составили случайные люди. 18 марта 1909 года был принят закон о пенсиях и пособиях лицам, пострадавшим от преступных деяний, действие которого распространялось на пострадавших, получивших травму начиная с 1 января 1905 года. Менее чем через год были введены в действие «Список болезней и телесных недостатков» и «Инструкция определения степени утраты трудоспособности лицами, ходатайствующими о назначении пенсий и пособий на основании закона 18 марта 1909 года».

27 июня 1909 года состоялось утверждение об изменении порядка издания правил о производстве судебно-медицинских исследований трупов и об исследовании повреждений вообще. Определено, что правила вообще составляются Медицинским советом и утверждаются министром внутренних дел по соглашению с министром юстиции. Одновременно были отменены ст. ст. 1205–1226 и 1231 Устава врачебного (Свод законов. Т. XIII; изд. 1905 г.).

25 июня 1912 года временно, с 1 января 1913 года до 1 января 1915 года, увеличено содержание 506 уездных врачей 50 губерний, управляемых по общему учреждению, до 1500 руб. (600 руб. жалованья, 600 руб. столовых и 300 руб. квартирных). В Сольвычегодском уезде Вологодской губернии и в восьми уездах Украины введены вторые должности уездных врачей.

28 июня 1912 года при прокуроре Санкт-Петербургской судебной палаты учрежден кабинет научно-судебной экспертизы для производства исследований по уголовным и гражданским делам посредством фотографии, дактилоскопии, химического и микроскопического анализа и т. п., за исключением исследований, производимых врачебными отделениями губернских правлений. Следом стали возникать аналогичные кабинеты и при прокурорах других судебных палат, в том числе московской (январь 1913)

Инспектор и члены врачебного отделения определялись министром внутренних дел. СМЭИ в отделении, в работе уездных и городовых врачей занимали, как и прежде, важное, но отнюдь не единственное место.

В обязанности уездных и городовых врачей входили санитарный и противоэпидемический надзор, оказание лечебной помощи заключенным местных арестных домов и тюремных лазаретов.

Должности врачебного инспектора, уездного и городового врачей были в России чуть ли не единственными, для занятия которых требовалось сдать специальный экзамен при одном из университетов или Военно-медицинской академии. Начальнику и инспектору МВУ необходимо было иметь степень доктора медицины. Это правило не знало исключений (в отношении Н.Я. Кетчера имеются противоречивые сведения; в ряде документов он все же именуется доктором медицины).

Переводы внутри губернии с одной должности на другую по линии МВД, за исключением временных прикомандирований, производились по представлению врачебного присутствия губернатором только по прошениям врачей, с предварительным согласованием и последующим уведомлением Медицинского департамента.

Практиковалось высочайшее награждение ценными подарками: золотыми часами, бриллиантовыми перстнями и т. п., на которых гравировался вензель государя-императора или государственный герб. Небольшие суммы шли также от штемпельного сбора, о котором говорилось выше, но достоверно только то, что эти доплаты были нерегулярными, а размеры неопределенными, так как поступления от штемпельного сбора уходили и на выплаты пособий семьям умерших медиков, а также на издание специальной литературы (в частности, «Архива судебной медицины…» и его преемников).

Государственные пенсии (существовали и другие: от органов общественного управления, из эмеритальных касс и др.), с точки зрения закона, рассматривались как награда за безупречную службу. Их размер определялся по окладу жалованья, которое медицинский чиновник получал на день обращения или увольнения. Столовые, квартирные, разъездные деньги в расчет не включались. Один день службы в походах против неприятеля считался за два. По желанию чиновников на медицинских, ветеринарных и фармацевтических должностях, продолжавших работать, пенсия выплачивалась наряду с жалованьем. Прослуживший не менее 20 лет получал половинную пенсию, не менее 25 лет – две трети, не менее 30 лет – в размере полного жалованья. Вдова и нетрудоспособные дети со дня смерти врача пожизненно получали половину пенсии покойного, иногда в увеличенном размере. Допускались и единовременные пособия, нередко приобретавшие характер достаточно систематических выплат. Выплата прекращалась вдовам при вступлении в новый брак, поступлении в монастырь или в связи с судебным приговором, «бесчестье наносящим». Детям мужского пола пенсия прекращалась при зачислении в какое-либо заведение на казенное содержание, при поступлении на службу, при достижении 17-летнего возраста. Детям женского пола пенсия прекращалась по достижении 21-летнего возраста, в связи с выходом замуж до достижения 21 года, поступлением в какое-либо заведение на казенное содержание. В последнем случае выплата по окончании заведения возобновлялась и продолжалась до 21 года или до замужества. Право ходатайствовать о получении пенсии по сокращенному сроку возникало в случае невозможности продолжения службы из-за потери здоровья в связи с исполнением служебных обязанностей. Подавший прошение должен был во врачебном отделении получить медицинское свидетельство с указанием времени возникновения болезни, ее излечимости или неизлечимости, причин, по которым невозможно продолжать службу и обходиться без постоянного постороннего ухода. При определенных обстоятельствах пенсия могла быть «усиленной», т. е. увеличенного размера. Для этого необходимо было либо иметь особые заслуги и добиться через ступенчатую процедуру прошений и ходатайств высочайшего соизволения, либо доказать, что потеря здоровья вызвана особенностями службы и продолжать ее нет возможности. Второй путь был проще, но результат далеко не всегда благоприятен для просителя. Пособия могли даваться также на лечение медика и членов его семьи, на воспитание детей, на погребение, на научные командировки, на издание научных трудов.

По ст. 337 Устава уголовного судопроизводства к следственным действиям с участием врача, предпринимаемым в пределах города, должен был вызываться не уездный, а городовой врач. Поэтому на последнего и возлагалось вскрытие доставленного в город мертвого тела деревенского жителя. Но доставка мертвых тел из сельской местности в город была большой редкостью – исследование проводили на месте обнаружения или поблизости. Уездный врач за счет казны обеспечивался анатомическим набором и микроскопом. При увольнении или перемене места необходимо было сдать по ведомости не только микроскоп, но и все инструменты набора, в том числе неисправные. Вообще же испорченные инструменты не выбрасывались, а заменялись и сдавались на специальный завод, где производился их ремонт («исправление») или утилизация.

Городовым врачам, пользовавшимся частью прав государственной службы (выслугой для пенсии, чинопроизводством и правом получения орденов), содержание от казны не полагалось. Вместо этого МВД по представлениям губернаторов раз в год назначало им из своих средств единовременное вознаграждение, составлявшее разницу между получаемым от городского самоуправления годовым жалованьем (400 руб.) и 600 рублями. Это вознаграждение не было обязательным, являясь одной из причин того, что примерно половина должностей городовых врачей в России постоянно оставалась вакантной.

Была и еще одна причина вакансий. 5 мая 1832 года было законодательно установлено: «1) вменить в обязанность уездным лекарям, когда призывает их полиция для подания помощи наказываемому по приговору Уголовного суда преступнику, являться по первому оной требованию и немедленно; 2) в случае отсутствия уездного лекаря или его болезни полиция имеет право призвать и другого медика, в том месте находящегося, хотя бы он был и вольнопрактикующий. Таковое требование полиции должно быть также выполнено немедленно; при сем со стороны оной имеет быть наблюдаемо, чтобы из числа служащих призывать младших, а вольнопрактикующих только тогда, если не будет на месте медиков, обязанных службою». Хотя летом 1904 года телесные наказания были отменены, это не распространялось на арестантов. Городовые врачи, нередко безвозмездно выполнявшие обязанности тюремных врачей, были обязаны давать заключение о возможности наказания и присутствовать при его исполнении. Но самым тяжким было присутствие при исполнении смертных приговоров.

Закон категорически запрещал производить судебно-медицинское вскрытие трупа в отсутствие представителя следственных или, в исключительных случаях, полицейских властей. За нарушение следовало суровое наказание. Например, исправляющий должность судебного следователя по одному из уездов Курской губернии в 1916 году был приговорен к четырем месяцам заключения в крепости за то, что, не присутствуя на вскрытии трупа новорожденного младенца, через несколько дней подписал соответствующий протокол. Врач, произведший это вскрытие в отсутствие следователя, тоже был предан суду.

Интересные вопросы были заданы «Врачебной газете» одним из читателей. Приводим их, как и ответ, в максимально приближенном к оригиналу виде. «Вопросы: Кто должен писать протокол судебно-медицинского исследования – следователь или врач? В последнем случае – как и когда должен это сделать врач: во время самого вскрытия, хотя бы и с руками, выпачканными в крови, или уже после вскрытия, на память? Обязан ли врач зашить вскрытый труп? Должен ли врач копию с протокола исследования представить в губернское врачебное управление в тех местностях, где введены судебные уставы? Ответ: Надо отличать протокол исследования от акта осмотра тела. Последний врач имеет право составлять дома (ст. 1330 Устава врачебного).

Протокол по закону (ст. 1329) врач обязан вести по ходу исследования, в таком же точно порядке. Дозволяется диктовать, но следователь не может записывать, так как должен составлять свой собственный протокол. Зашивание трупа – обязанность вскрывающего врача. По ст. 1338 Устава врач обязан представить в губернское врачебное управление точную копию с осмотра, а не с протокола, причем это касается всех местностей империи».

Как можно заметить, процедура протоколирования судебно-медицинского вскрытия трупа имела противоречивый и довольно неопределенный характер: «дозволяется диктовать» — кому? Кто должен находить писца, доставлять его на место, заставлять писать, да еще как следует (когда и просто грамотного человека не всегда можно было сыскать), и оплачивать его труд? А если диктовать всего лишь «дозволяется», то законодатель, вероятно, действительно допускал возможность одной рукой вскрывать, а другой строго по порядку аккуратно записывать проделанное и найденное.

Оценки качества судебно-медицинской работы уездных и городовых врачей современниками достаточно противоречивы. Хирург и писатель Юлий Германович Малис (сын бывшего петербургского уездного врача), сам неоднократно участвовавший в качестве медицинского эксперта в судебных процессах, писал: «У нас в России медицинская экспертиза стоит во всех отношениях не на должной высоте». В то же время, не без влияния эмоций, детских и студенческих впечатлений, автор ставил уровень работы уездных врачей чуть ли не выше уровня работы профессоров судебной медицины. Называя заявления Ю. Малиса слишком смелыми, юрист Александр Александрович Гинзбург возражал: «У нас судебный врач есть тот же лекарь, выдержавший экзамен на уездного врача. Экзамен же этот ничем не отличается от обыкновенного выпускного экзамена и держится обыкновенно через 2–3 дня по получении диплома лекаря, а во многих университетах и совсем не держится: диплом на уездного врача просто выдается записавшимся желающим его иметь…Студенты мало интересуются судебной медициной и не мечтают стать уездными врачами, хотя бы из-за тех материальных условий, каковыми обставлена служба уездного врача». Далее А. А. Гинзбург отмечал недостаточную оплату труда уездных фельдшеров, отсутствие денег на канцелярские расходы и оплату фельдшерам разъездных и суточных, несообразно длинный перечень обязанностей, значительная часть из которых все равно никогда и никем не исполнялась.

Анатолий Федорович Кони делил судебно-медицинских экспертов «по широте, научности и способу изложения своих мнений» на две категории. К первой он относил уездных, полицейских и городовых врачей, ко второй – профессоров медицинских факультетов и врачей-специалистов. К первой категории Анатолий Федорович относился с некоторым пренебрежением. Близко к этому и мнение проф. Николая Александровича Оболонского, отмечавшего, что из уездных и городовых врачей, даже по прошествии многих лет службы, не вырабатывалось опытных и научно подготовленных судебно-медицинских практиков: отчасти из-за многообразия обязанностей, а с другой стороны – из-за материальной необеспеченности и «неопределенности отношения к судебным и полицейским властям».

Интересно, что согласно ст. 91, 37, п.п. 1, 5 и ст. 38 Устава врачебного, а также ст. 336, 337, 353 и 355 Устава уголовного судопроизводства уездные врачи не обязаны были являться в суд в качестве эксперта. Если они все же являлись, то производство экспертизы в заседании и связанные с этим проездные, квартирные и командировочные расходы оплачивались.

Если вместо отсутствующего уездного или городового врача судебно-медицинское вскрытие поручалось земскому, вольнопрактикующему или иному врачу, то вознаграждения за это не полагалось – оплачивались только суточные и прогонные. Иными словами, подобная деятельность рассматривалась как своеобразная повинность.

Институт уездных и городовых врачей к началу второго десятилетия прошлого века большинством заинтересованных лиц считался отжившим. Многим выход виделся в создании независимой от МВД высшей медицинской администрации, создании института судебных врачей и окружных лабораторий. Была и другая точка зрения. Согласно ей, можно было обойтись без коренной перестройки, резко повысив уровень материального обеспечения СМЭИ, включая штатное, и сосредоточив уездных, городовых и полицейских врачей исключительно на судебно-медицинской деятельности. Большинство российских врачей-общественников возражали против проектов создания управления всей медициной из единого государственного центра: судебные врачи не должны замыкаться в рамках судебно-медицинской деятельности, должны быть ближе к земским врачам, заниматься и статистикой, и профилактикой, и просвещением, и изучением преступности.

Программа устранения недостатков в организации СМЭИ была сформулирована еще в 1867 году:

1) отделение судебно-медицинской деятельности от врачебно-практической;

2) более точное законодательное определение роли и значения судебного врача;

3) полное, наравне с судьями, материальное и служебное обеспечение;

4) установление гонорара за экспертизу;

5) радикальное изменение условий производства экспертизы;

6) равномерное распределение судебных врачей по территории и уменьшение участков;

7) способствование научному развитию врачей.

Как видим, за полтора прошедших века реализации большинства из предложений так и не наступило.

В 1912–1916 годах высочайше учрежденная Междуведомственная комиссия по пересмотру врачебно-санитарного законодательства под председательством академика Георгия Ермолаевича Рейна разработала и предложила ряд коренных реформ медико-санитарного дела в России, в том числе создание государственной судебно-медицинской экспертной службы. Эти детально проработанные реформы, начатые в сентябре 1916 года учреждением Главного управления государственным здравоохранением, в силу активного неприятия значительной частью врачей, высшим чиновничеством и Государственной думой, провести не удалось. В сентябре 1916 года полицейские, уездные и городовые врачи были переименованы в судебных и из МВД переданы в ведение ГУГЗ. Должности старших полицейских врачей, существовавшие в Москве и Петрограде, с января 1917 года были упразднены. ГУГЗ фактически представляло из себя министерство здравоохранения и требовало больших ассигнований. Буквально накануне Февральской революции Государственная дума отказалась признать создание ГУГЗ законным и выделить соответствующие кредиты. Ведомственная принадлежность судебных врачей к МВД была восстановлена.