Текст книги "Семья, брак и родительство в современной России"

Ребенок в мегаполисе: особенности проживания в городской среде и проблема благополучия личности

Т. В. Дробышева, М. Ю. Войтенко (Москва)

Россия является страной с высоким уровнем урбанизации. Однако численность населения больших городов продолжает расти. Московская агломерация – крупнейшая в России. Это основа формирующегося «центрального мегалополиса с населением по разным оценкам от 14,7 до 17,3 млн человек, в нее входит более 40 городов. Одной из особенностей этой «супер-агломерации» является то, что она более чем в два раза превосходит Санкт-Петербургскую агломерацию, которая занимает второе место в России. Другое ее отличие заключается в доминировании ядра (численность населения столицы) в сравнении с периферией, т. е. когда следующие по размеру города-спутники в агломерации уступают ядру более чем в 50 раз [1].

В чем же специфика проживания в городской среде, особенно в мегаполисе? В первую очередь, по мнению ряда исследователей, она проявляется в межличностных отношениях и общении людей (Г. Зиммель, С. Милграм, М. Вебер, Ч. Кули и др.). Исследователи в области социологии, психиатрии и психологии активно изучают особенности проживания человека в большом городе, обсуждают «психологические последствия» урбанизации [3, 4 и др.]. Так, еще в начале прошлого века Л. Мамфорд указывал на негативные стороны жизни населения в мегаполисе: социальную дезинтеграцию, плохую экологию, нехватку элементарных условий жизни (солнечного света, свежего воздуха), беспорядочные городские районы, всевозможные болезни [4]. Г. Зиммель отмечал повышенную эмоциональность жизни в мегаполисе [3]. Можно продолжить список негативных последствий жизнедеятельности личности и социальных групп, оказывающих влияние на взаимодействие людей в больших городах. Речь идет о: формализации личностных отношений (Ф. Теннис), ослаблении моральных принципов (Э. Дюркгейм), снижении глубины и интимности межличностных контактов (М. Вебер, Ч. Кули) и др. По данным А. А. Балакиной тип города обуславливает различия в отношении к обобщенному другому у жителей города. Автор отмечает, что жители мегаполиса по сравнению с жителями больших и малых городов демонстрируют наиболее высокий уровень выраженности негативного отношения к другим, причем не последнюю роль здесь играют территориально-пространственно-временные факторы (место рождения, тип проживания, наличие или отсутствие переезда) [2].

М. Хейдметс указывает на следующие особенности городской жизни: небывалая концентрация людей, с одной стороны, и увеличивающееся пространственное рассредоточение их деятельности, – с другой; чрезмерное повышение числа и интенсивности контактов; подрыв традиционных связей между людьми; анонимность и безличность характера общения; потеря традиционных соседских отношений; публичность большей части деятельности людей. Также он делает акцент на отношении человека к среде, которая становится для него психологически «чужой». По мнению исследователя жители относятся к ней равнодушно и даже «вредительски», у них отсутствует чувство «своего» двора, дома, улицы, города [6]. В частности, автор указывает важность наличия у ребенка своего стола, уголка или комнаты – объектов личного контроля [6]. О важности реальной или воспринимаемой контролируемости среды (возможность контроля физического окружения и потока информации) пишет и М. Раудсепп, определяя этот контроль как детерминанту психического благополучия личности [5]. Исследователем выделяются особенности проживания горожан в высотных домах (типовой застройки) по сравнению с малоэтажными и «отдельными» домами. К ним относятся: меньшая визуальная и акустическая изоляция, ограниченность пространства, затрудненный выход из дома во двор (зависимость от лифтов). Интересно, что автор отмечает и негативные эффекты проживания детей в высотных домах: отсутствие возможностей для игровой деятельности (шум и ограниченность территории двора), недостаточные условия для обеспечения безопасности детей (наблюдение мам за детьми, играющими во дворе самостоятельно, зависит от этажа проживания). В целом, деятельность детей вне квартиры отделена от их деятельности в квартире, от родителей, таким образом детей реже отпускают гулять во двор самостоятельно. Отмечается напряженность, состояние тревоги у матерей маленьких детей, живущих на высоких этажах (больше различных опасностей). Последствие стесненности проживания в квартире проявляется у горожан в тенденции проводить время вне дома, в преобладании пассивного времяпрепровождения (просмотр телевизора, например) в сравнении с активного (спорт, прогулки и т. п.) [5].

Ребенок, родившийся в мегаполисе, воспринимает окружающие условия как «естественную среду обитания». Он не адаптируется, а живет в условиях «автомобильных пробок», высокого уровня шума и плотности населения. Ориентируясь в окружающей предметно-пространственной, природной и социальной среде города, ребенок формирует образ среды, опираясь на собственный жизненный опыт, а также на мнение родителей. Родители и семья являются важнейшим фактором его благополучия на этапе дошкольного детства. Проживание семьи в мегаполисе оказывает влияние и на ее психологический климат, в том числе, систему детско-родительских отношений, семейные ценности, включая традиции и т. п. Действительно современные семьи москвичей, особенно молодые, существует в условиях постоянного стресса. Многие родители испытывают финансовые трудности, у них отсутствует собственное жилье, для них характерен напряженный график работы. В московских семьях отмечается изменение семейных ролей и системы семейных ценностей, нарушение межпоколенческих отношений, отсутствие семейных традиций (например, совместного времяпрепровождения в выходные дни, вечерние часы) и семейных праздников. Все это оказывает непосредственное воздействие не только на психологический климат в семье, но и на ее размер (отказ от второго ребенка) и т. п. Важным для самочувствия родителей является факт их социального статуса горожанина: «коренные» москвичи или нет; как долго они живут в мегаполисе; особенности условий проживания (центр или «спальные» районы, коттеджные поселки или «ветхое» жилье под снос, собственное или съемное жилье и т. п.).

Таким образом, проблема исследования связана с выбором оптимальной совокупности (системы) факторов, которая детерминирует социально-психологическое благополучие детей старшего дошкольного возраста, проживающих в мегаполисе. Данная система факторов включает объективные условия проживания (район проживания, тип застройки дома, этажность и т. п.), характеристики семьи и родителей (ее размер, состав, сфера занятости родителей, уровень материального благосостояния семьи, ценностные ориентации родителей, тип детско-родительских отношений, наличие традиций и т. п.), а также характеристики самого ребенка, которые выступают в роли психологических и социально-психологических детерминант его благополучия. В частности, важным является изучение представлений детей о психологическом климате в семье, условиях проживания в мегаполисе, их отношений с окружающими значимыми и т. п. Все факторы, взаимодействуя между собой образуют целостную многоуровневую систему воздействий, детерминирующую социально-психологическое благополучие детей, проживающих в мегаполисе.

Литература

1. Агломерации России. https://ru.wikipedia.org.

2. Балакина А. А. Социально-психологические особенности отношений к другим людям жителей городов разного типа // Автореф. дис. … канд. психол. наук. Ростов-на-Дону. 2013. С. 3–20.

3. Зиммель Г. Большие города и духовная жизнь // Логос, 2002. № 3–4. URL: http://www.ruthenia.ru/logos/number/2002_03–04_34.htm.

4. Мамфорд Л. Культура городов. URL: http://avangard-ru.org/files/urbanistika/mumford.ppt.

5. Раудсепп М. Человек. Общение и жилая среда / Под ред. Ю. Орна, Т. Нийта. Таллин, 1986. С. 115–147.

6. Хейдметс М. Человек, среда, общение / Под ред. Х. Миккина, Ю. Орна. Таллин, 1980. С. 26–47.

Современная няня в российской семье: наемный работник или член семьи?

Т. В. Дробышева, М. А. Романовская (Москва)

В ряду современных социономических профессий отсутствует упоминание о няне, которая традиционно в российских семьях (с высоким социальным статусом) выполняла помогающую функцию. Исторически деятельность няни была связана с уходом за детьми, их воспитанием, однако, по статусу она квалифицировалась как «член семьи» (вспомним образ Арины Родионовны, воспетой Пушкиным). В настоящее время статус няни изменился. Няня – наемный работник. За оказанные ею услуги по уходу за маленькими детьми, в основном раннего возраста, она получает зарплату. Отношения с родителями воспитанника выстраиваются в контексте – «работодатель – наемный работник». В поисках няни в крупных городах родители обращаются в агентства по подбору кадров, в маленьких городах ищут знакомых женщин, способных выполнять роль няни. Количество агентств по подбору персонала в крупных мегаполисах растет так же, как и число кандидатов, ищущих работу няни в семье. Так, в среднем в Москве только в одно агентство в течение месяца обращается до 200 потенциальных нянь. Сотрудники по набору кадров, определяя спектр требований, предъявляемых к кандидатам на должность няни в семье, ориентируются на ожидания родителей – работодателей. Учитывается стаж, образование, опыт работы с маленькими детьми, а также личностные характеристики. К примеру, аккуратность, ответственность, трудолюбие, доброжелательность, заинтересованность не в заработке, а в содержании деятельности, связанной с уходом за ребенком и пр. Потенциальные няни, ориентируясь на требования родителей, стараются в анкетах отразить именно этот аспект родительских ожиданий – работа няни – это не способ заработка, это «работа по душе». При этом они понимают, что деятельность няни в семье, в первую очередь, работа, за которую она получает заработную плату. Тем не менее, амбивалентность ожиданий современных российских родителей связана с предъявлением требований к няне, с одной стороны, как к человеку, который будет частично заменять маму ребенку раннего возраста, что предполагает близкую психологическую дистанцию, с другой стороны, как к наемному работнику, чьи функциональные обязанности по уходу за ребенком требуют от нее дистанцированности в отношениях с воспитанником.

Данное противоречие осознается каждой из сторон, принимающей активное участие в жизни ребенка, т. е. и родители, и наемный работник осознают, что няня, осуществляя функции мамы, в отношениях с ребенком может нарушать дистанцию. Стараясь удовлетворить потребность воспитанника в психологическом контакте с мамой, няня сама оказывается «заложником роли». Проведенные нами исследования [1 и др.] показали, что выраженность психологического эффекта от присутствия няни в жизни ребенка раннего возраста, особенно при условии ее полной занятости (пять дней в неделю по 8–10 часов), зависит от психологической близости/удаленности матери с ребенком, ее готовности выполнять функции матери, мотивации достижения и т. п. Данная ситуация непосредственным образом отражается на ребенке как объекте труда няни, в частности, может быть рассмотрена как неблагоприятное условие его социализации на следующих стадиях развития, проявляющееся, к примеру, во взаимоотношениях со сверстниками [2, 3].

Противоречивый характер деятельности няни в современной российской семье определяется следующими предпосылками: традиции воспитания в российской семье, исторические предпосылки формирования статуса няни в семье; противоречивые ожидания наемного работника (няни) и ожидания мамы ребенка относительно содержания деятельности няни; рассогласование образов реальной и идеальной няни в сознании мамы воспитанника; неустойчивая материнская привязанность к ребенку в ситуации длительного присутствия няни в семье; представления няни о важности, значимости своей роли в воспитании ребенка; неудовлетворенность няни своим статусом в семье (низкий статус наемного работника в представлениях родителей и высокий статус значимого «чужого взрослого», заменяющего мать, в сознании ребенка); предпочитаемые няней стратегии профессионального поведения, их мотивация профессионального выбора, декларируемая цель деятельности.

Эмпирическое исследование, целью которого стало выявление социально-психологических типов нянь, различающихся по целям и мотивации профессионального выбора, предпочтениям стратегий профессионального поведения, позволило описать четыре таких типа. В исследовании участвовали 77 человек – кандидаты на должность няни, зарегистрированные в агентстве по набору кадров в семьи. Ключевыми дифференцирующими характеристиками, лежащими в основе типологии стали цель и мотивы профессионального поведения. Няни первого типа, условное название – «Посредник» (40 % выборки), – это женщины в возрасте от 40 до 50 лет, имеющие педагогическое, медицинское, техническое, экономическое и др. высшее и среднее специальное образование, а также небольшой опыт работы с детьми. Их цель – соответствовать ожиданиям родителей, основной декларируемый мотив – интерес к работе с маленькими детьми (55.6 %), а также наличие свободного времени (28 %) и материальные трудности (16.4 %). Няни второго типа («Прислуга») составили 30 % выборки респондентов. Все они имели профессиональное, чаще среднее специальное образование (воспитатели), большой опыт работы с детьми. Их возраст варьировался от 46 до 55 лет. По мнению данных нянь цель их деятельности в семье – помощь родителям, поэтому самое важное для них – это «хорошие отношения с родителями». В качестве мотивов предпочтения деятельности няни они отмечали «материальные проблемы» (56 %) и «интерес к работе с маленькими детьми» (44 %). Третий тип нянь («Подруга ребенка») – это профессионалы с высшим образованием, имеющие опыт работы с детьми, в возрасте 35–45 лет. Они составили 16 % от общей выборки участников исследования. Цель своей деятельности в семье они связывали с построением взаимоотношений между воспитанником и няней, а мотивацию выбора деятельности – с интересом к работе с маленькими детьми (90 %), материальной заинтересованностью (10 %). Няни четвертого типа («Соседка-бэбиситтер») составили 14 % от выборки. Это самая разнородная группа. В нее вошли кандидаты на должность со средним педагогическим или медицинским (т. е. профессионалы) и высшим непрофильным образованием, также небольшим опытом работы с детьми. Интересно, что в данной группе возраст респондентов варьировался от 25–30 лет – одна подгруппа и свыше 60 лет – другая. Цель их выбора деятельности няни связана с получением опыта работы с маленькими детьми и времяпрепровождение; декларируемый мотив выбора – «интерес к работе с маленькими детьми» и «наличие свободного времени». Няни этого типа, единственные из всех, кто не проявили заинтересованности в размере заработной платы.

Все, описанные нами типы нянь являются наемными работниками, однако няни типа «Подруга ребенка» и «Соседка-бэбиситтер» отличаются от нянь типа «Посредник» и «Прислуга» тем, что в некоторых ситуациях не следуют оговоренному с работодателем функционалу, а принимают самостоятельные решения. Оставаясь наемным работником, няни типа «Подруга ребенка» стремятся нарушить психологическую дистанцию с ребенком. Они в большей степени, чем другие готовы эмоционально «заменить» ему мать. Эти няни стараются развивать у воспитанника эмпатию. Однако именно они в меньшей степени, чем няни с любым другим типом профессионального поведения наносят ущерб психике ребенка, т. к. готовы поддержать его в любой момент. Няни типа «Соседка-бэбиситтер» имеют сходство с нянями типа «Подруга ребенка», но они в меньшей степени ориентированы на нарушение психологической дистанции с ребенком, при этом больше позволяют проявлять воспитанникам самостоятельность на детской площадке. Таким образом, мы приходим к выводу, что большинство современных нянь, оставаясь наемным работником, в той или иной степени не соответствуют ожиданиям родителей в вопросах полного выполнения их требований. У няни есть свои представления о том, как должны взаимодействовать с ней члены семьи, включая воспитанника. Поэтому в современном обществе есть потребность официально признать профессию няни, составить профессиограмму, определить функциональные обязанности профессионала. Общественным институтам необходимо обеспечить социальную и юридическую поддержку людям, выбирающим эту профессию. Работодатели, нуждающийся в услугах няни как помощницы по уходу за ребенком, не готовы принять чужого человека в качестве члена семьи, как это было в историческом прошлом. Родители хотели бы иметь качественного исполнителя их требований по доступной цене.

Литература

1. Дробышева Т. В., Романовская М. А. Системная детерминация эффектов ранней социализации: образ няни в представлениях мамы воспитанника // Развитие психологии в системе человекознания. Т. 2 / Отв. ред. А. Л. Журавлев, В. А. Кольцова. М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 2012. С. 354–357.

2. Дробышева Т. В., Романовская М. А. Взаимодействие со сверстниками «нянечных детей» как показатель социально-психологической незрелости формирующейся личности // Психология образования: Детство как стратегический ресурс развития общества. Материалы VII Всерос. науч. – практ. конференции. М., 2011. 90 с.

3. Романовская М. А. Психологический портрет «нянечного ребенка»: положительные и отрицательные эффекты присутствия няни в раннем возрасте // Психология – наука будущего. Материалы V международной конференции молодых ученых / Отв. ред. А. Л. Журавлев и др. М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 2013. С. 534–536.

Самооценки и взаимные оценки сиблингов

М. С. Егорова, О. В. Баскаева (Москва)

Исследование посвящено анализу одного из наиболее значимых факторов формирования индивидуальных различий – соотношению самооценок и взаимных оценок сиблингов.

Самооценка и адаптация

Установлена значимость самооценки для принятия решений относительно карьеры [Di Fabio, Palazzeschi, 2012]. Конструкт базовой самооценки объясняет больший процент дисперсии различных аспектов принятия решений по сравнению с процентом дисперсии этих аспектов, объясняемым флюидным интеллектом и личностными чертами.

Самооценка отражается на стиле принятия решений [Mann et al., 1997]. Позитивное самооценивание способствует адаптивному стилю принятия решений (бдительность), а негативное – неадаптивным стилям (избегание, прокрастинация, гипербдительность).

Роль базовой самооценки в хронической нерешительности и неспособности к принятию решения показана применительно к различным контекстам и ситуациям [Frost, Shows, 1993].

Имеется большой массив данных об отношениях самооценки и гендера. Мужчины, как правило, имеют более высокую самооценку [Furnham, 2001; Kaufman, 2006]. Они оценивают себя выше, в частности, по интеллекту, эрудиции, способности разрешать проблемные ситуации и чувству юмора [Hughes et al., 2013].

Показано, что самооценка способностей влияет не только на общее самовосприятие, но и на эффективность деятельности [Ackerman et al., 2011]. От самооценки способностей зависит, что именно мы попытаемся сделать и как много усилий мы на это затратим [Haimovitz et al., 2011].

Эмпирические исследования способностей с помощью самооценки в основном посвящены изучению множественного и общего интеллекта [Furnham, 2000, 2001].

Восприятие других – имплицитное упрощение

Невозможно постоянно детально оценивать «сигналы», поступающие от другого человека, поэтому результативность достигается за счет точности [Haselton, Funder, 2006]. Установлено, что воспринимающий субъект, оценивающий кого-либо по факторам «Большой пятерки», выносит суждения, основываясь на упрощенном представлении о структуре черт [Srivastava et al., 2010]. Это явление получило название «имплицитной несложности». В малознакомых неформальных диадах имплицитная несложность проявляется в глобальном оценочном «гало-факторе» и связана с характеристиками межличностной аттракции воспринимающего субъекта и его личностными чертами [Rauthmann, 2013]. Надо сказать, что особенности личностной сферы в исследованиях соотношения самооценок и взаимных оценок практически не рассматривались.

Родительские и сиблинговые оценки как фактор формирования индивидуальных различий

Представление о том, каким тебя видят родители и сиблинги и как они тебя оценивают, является важным фактором формирования самооценки в детстве и сохраняет свое значение даже тогда, когда человек вырастает и начинает самостоятельную жизнь. При этом и родительские, и сиблинговые оценки определяются не только реальными достоинствами и недостатками, но и порядком рождения детей, полом, возрастом, особенностями взаимоотношений с членами семьи и т. д. [Bleske-Rechek, Kelley, 2014].

Изучение самооценок и взаимных оценок в отрыве друг от друга представляется малопродуктивным для понимания семейной среды развития, поскольку именно их соотношение является значимым фактором развития. Однако исследований, сопоставляющих родительско-детские и сиблинговые самооценки и взаимные оценки крайне мало.

Описание исследования

Цель исследования – сравнить самооценки и взаимные оценки взрослых сиблингов, выросших в одной семье, по особенностям личностной сферы и определить степень их внутрипарного сходства.

В исследовании приняли участие взрослые сиблинги (94 пары, средний возраст старшего 23,3 года, младшего 20,4 года).

В процессе исследования каждому члену сиблинговой пары предлагалось заполнить 5 опросников, причем каждый опросник заполнялся дважды (последовательно), в соответствии с двумя различными инструкциям. Инструкция 1 предписывала определить свою степень согласия с вопросом или утверждением. Затем, по инструкции 2, респондент заполнял те же опросники, но уже за сиблинга. Инструкция 2: «Представьте, пожалуйста, как, по Вашему мнению, ответил (ответила) бы, Ваш брат (сестра)». На заполнение анкет испытуемые, как правило, тратили не более часа. Процедура исследования не допускала со стороны респондентов сравнения ответов и подсказки.

В опросную тетрадь, предложенную испытуемым, вошли 5 опросников. Это опросник Айзенка (адаптация В. М. Русалова [Русалов, 1992]), опросники «Уровень субъективного контроля» [Бажин и др., 1993], «Поиск ощущений» (краткий вариант) [Егорова, Пьянкова, 1992], «Толерантность к неопределенности» (краткий вариант) [Егорова, Паршикова; не опубликовано] и «Портретный тест-опросник» для диагностики «Большой пятерки» [Егорова, Паршикова; не опубликовано].

Результаты исследования

1. При оценке различий средних, полученных на выборках старших и младших сиблингов, значимые различия по самооценкам были обнаружены только для показателя «Сознательность/Контроль импульсивности», входящего в «Большую пятерку» (у старших сиблингов этот показатель выше), а по взаимным оценкам – для суммарного показателя уровня субъективного контроля (у старших выше внутренний локус контроля). Полученные результаты соответствуют данным других исследований о большей склонности к нормативному поведению старших сиблингов и о восприятии их как более ответственных.

2. Внутрипарные корреляции самооценок и взаимных оценок (старший оценивает себя – младший оценивает старшего, младший оценивает себя – старший оценивает младшего) значимы на 0,01 % уровне практически для всех показателей. То есть, сиблинги проявляют себя как хорошие эксперты по отношению друг к другу.

3. Из внутрипарных корреляций, подсчитанных для показателей самооценок старших и младших сиблингов, значимой оказалась только одна – по суммарному показателю локуса контроля. Взаимные оценки внутрипарно похожи по показателям невротизма, социальной желательности и некоторым частным показателям уровня субъективного контроля. Такие результаты свидетельствуют, во-первых, о дивергенции взрослых сиблингов по психологическим показателям и, во-вторых, о том, что они склонны видеть сходство друг с другом преимущественно по негативно оцениваемым характеристикам.

4. Структуры связей психологических характеристик (и самооценок, и взаимных оценок) значимо различаются у старших и младших сиблингов. Например, у старших сиблингов все самооценки субъективного локуса контроля связаны положительно с толерантностью к неопределенности (0,21–0,40; 0,04<p<0,000), а у младших сиблингов – нет ни одной значимой связи между этими показателями. Все оценки поиска ощущений (поиск приключений через активность, связанную с риском; поиск приключений в обычной жизни; поиск нового опыта и подверженность скуке), которые получил старший сиблинг от младшего, значимо связаны с экстраверсией (0,306–0,458, 0,003<p<0,000). У младших сиблингов значимых связей нет. Показатели субъективного локуса контроля старшего сиблинга обнаруживают в два раза больше связей с другими психологическими характеристиками – и по самооценкам и по взаимным оценкам. Иначе говоря, личностные характеристики старшего сиблинга по сравнению с характеристиками младшего представляются более интегрированными. Следует также отметить, что меньшей интеграцией отличаются и структуры связей, полученные на основании взаимных оценок по сравнению с самооценками, что позволяет отвергнуть предположение о проявлении гало-эффекта в восприятии сиблингами друг друга.

Результаты исследования показывают, что самооценки и взаимные оценки имеют некоторые различия, в наибольшей степени проявляющиеся в структурах связей показателей. Кроме того, результаты демонстрируют низкие внутрипарные корреляции показателей, полученных на основании и самооценок, и взаимных оценок, что указывает на существенный вклад индивидуальной среды в вариативность черт личности. То есть, общая семейная среда влияет на личностные черты меньше, чем разнообразные внесемейные влияния и разное отношение к сиблингам в семье.

Литература

1. Бажин Ф. Е., Голынкина Е. А., Эткинд А. М. Опросник уровня субъективного контроля (УСК). М.: Смысл, 1993.

2. Егорова М. С., Пьянкова С. Д. Поиск ощущений и особенности личностной сферы // Актуальные проблемы психологической службы: Теория и практика: Сборник материалов международной конференции (Одесса, 8–9 сентября, 1992). Одесса, 1992. Т. 2. С. 140–143.

3. Русалов В. М. Модифицированный личностный опросник Айзенка. М.: Смысл, 1992.

4. Ackerman P. L., Chamorro-Premuzic T., Furnham A. Trait complexes and academic achievement: Old and new ways of examining personality in educational contexts // British Journal of Educational Psychology. 2011. V. 81 (1). P. 27–40. doi:10.1348/000709910X522564.

5. Bleske-Rechek A., Kelley J. A. Birth order and personality: A within-family test using independent self-reports from both firstborn and laterborn siblings // Personality and Individual Differences. 2014. V. 56. P. 15–18. doi:10.1016/j.paid.2013.08.011.

6. Di Fabio A., Palazzeschi L. Incremental variance of the core self-evaluation construct compared to fluid intelligence and personality traits in aspects of decision-making // Personality and Individual Differences. 2012. V. 53 (3). P. 196–201. doi:10.1016/j.paid.2012.03.012.

7. Frost R. O., Shows D. L. The nature and measurement of compulsive indecisiveness // Behavior Research Therapy. 1993. V. 31 (7). P. 683–692.

8. Furnham A. Parent’s estimates of their own and their children’s multiple intelligences // British Journal of Developmental Psychology. 2000. V. 18 (4). P. 583–594. DOI: 10.1348/026151000165869.

9. Furnham A. Self-estimates of intelligence: Culture and gender differences in self and other estimates of General (g) and multiple intelligences // Personality and Individual Differences. 2001. V. 31 (8). P. 1381–1405.

10. Haimovitz K., Wormington S. V., Corpus J. H. Dangerous mindsets: How beliefs about intelligence predict motivational change // Learning and Individual Differences. 2011. V. 21 (6). P. 747–752. DOI: 10.1016/j.lin-dif.2011.09.002.

11. Haselton M. G., Funder D. C. The evolution of accuracy and bias in social judgment // M. Schaller, J. A. Simpson, D. T. Kenrick (Eds). Evolution and social psychology. N. Y. – London: Psychology Press, 2006. P. 15–38.

12. Hughes D. J., Furnham A., Batey M. The structure and personality predictors of self-rated creativity // Thinking Skills and Creativity. 2013. V. 9. P. 76–84. doi:10.1016/j.tsc.2012.10.001.

13. Kaufman J. Self-reported differences in creativity by ethnicity and gender // Applied Cognitive Psychology. 2006. V. 20 (1). P. 1065–1082.

14. Mann L., Burnett P., Radford M., Ford S. The Melbourne Decision Making Inventory: An instrument for measuring patterns for coping with decisional conflict // Journal of Behavioral Decision Making. 1997. V. 10 (1). P. 1–19. doi:10.1002/(SICI)1099–0771(199703)10:1<1::AID-BDM242>3.0.CO;2-X.

15. Rauthmann J. F. Perceiving others is so simple: Implicit simplicity of personality perceptions in a dyadic design // Personality and Individual Differences. 2013. V. 54 (5). P. 634–639. doi:10.1016/j.paid.2012.11.024.

16. Srivastava S., Guglielmo S., Beer J. S. Perceiving others’ personalities: Examining the dimensionality, assumed similarity to the self, and stability of perceiver effects // Journal of Personality and Social Psychology. 2010. V. 98 (3). P. 520–534. doi:10.1037/a0017057.