Текст книги "Русская литература XIX века. 1880-1890. Учебное пособие"

Как художник Златовратский тяготел к соединению романтизма и трезвого реализма, факта и вымысла, живописности и публицистики. Элементы фольклора, лиро-эпическая ритмизация повествования часто сочетались с идеологическим пафосом и образной иллюстративностью отвлеченных социальных схем. В этом смысле его поэтика была выражением тех явлений, которые господствовали в сознании и эстетике пореформенной России.

В поздней статье «Три легенды» (опубликована посмертно в 1913 п) возникают идеи, близкие «религиозному марксизму», «христианскому социализму». Рабочие названы здесь «новыми крестоносцами», способными воплотить «Царство Божие на земле» во имя идеалов «братства, свободы и справедливости», напоминающих лозунги французской революции (Свобода, Равенство и Братство). В дни декабрьского вооружённого восстания 1905 г. в квартире Златовратского находился штаб одной из боевых дружин, но в революционную борьбу шестидесятилетний писатель не ушёл. В 1909 г. он был избран почетным академиком по разряду изящной словесности, в 1910–1911 гг. готовил к изданию своё собрание сочинений в восьми томах.

Со второй половины 1880-х гг. Златовратский увлечённо работал над автобиографическими рассказами и воспоминаниями. Это «Очерки народной жизни. I. Лес» (1886), «Так это было» (1890), «Детские и юношеские годы» (1908) и др. В 1911 г. воспоминания писателя вышли отдельной книгой. Златовратский создал также яркие мемуары о писателях-современниках. Это воспоминания «А.И. Левитов» (1895), «Тургенев, Салтыков и Гаршин» (1897), «Из воспоминаний о Н.А. Некрасове как поэте 60-х гг.» (1903), «Воспоминания о Ф.Д. Нефёдове» (1903), «Из воспоминаний об А.И. Эртеле» (опубликованы в сб. «Воспоминания», 1956), «Из воспоминаний о Н.А. Добролюбове» (1910).

Златовратский не был «кабинетным» писателем. Кроме издательской деятельности, он организовал товарищеское объединение демократически настроенных литераторов. В московской квартире на Малой Бронной по субботам устраивались «шекспировские вечера». Литературные собрания проходили и в его имении Апрелевке под Москвой. Среди гостей были как известные, так и начинающие писатели: Д.Н. Мамин-Сибиряк, К.М. Станюкович, AM. Скабичевский, К.Д. Бальмонт, Аполлон Коринфский, писатели-самоучки Н.А. Лазарев-Тёмный, С.Д. Дрожжин, И.А. Белоусов и др. В начале 1900-х гг. Златовратский принимал активное участие в кружке «Московские литературные среды», организованном Н.Д. Телешовым.

В истории литературы творчество Н.Н. Златовратского является одним из типичных и в то же время художественно неповторимых проявлений так называемого литературного народничества как самобытного явления русского духа и культуры второй половины 80—90-х гг. XIX в.

Литература

Семёнкин К.Г. Н.Н. Златовратский. Очерк жизни и творчества.

Ярославль, 1976.

Соколов Н.И. Литература 70-х гг. Проза писателей-народников // История русской литературы. Т. 3. Л., 1982.

С.М. Степняк-Кравчинский (1851–1895)

Литературная и человеческая судьба Сергея Михайловича Кравчинского (псевдоним Степняк; в историю литературы, публицистики и освободительной борьбы вошел как Степняк-Кравчинский) теснейшим образом связана с русским революционным и террористическим движением. Собственно, художником его можно назвать с большим трудом. Его литературные опыты имели характер прокламаций или политических статей. И тем не менее он был яркой фигурой общественно-литературного движения, определённым образом повлиявшей на идеологию и эстетику литературы 80—90-х гт.

Сергей Михайлович родился в семье главного лекаря военного госпиталя и по настоянию отца получил военное образование. Он закончил Орловскую военную гимназию, а затем поступил в Московское военное Александровское училище. Более всего интересовался историей и военными дисциплинами, в совершенстве овладел тремя иностранными языками. Вскоре Кравчинский был переведен в Михайловское артиллерийское училище в Петербурге, которое окончил в 1870 г., получив чин поручика. Некоторое время служил учителем в военно-технической школе Харьковского военного округа. Однако военная карьера его не привлекала, и вскоре он вышел в отставку.

Революционными идеями Кравчинский увлёкся ещё в артиллерийском училище, где вместе с группой товарищей создал тайный кружок. Вероятно, молодые люди вдохновлялись героическими образами декабристов – заговорщиков-военных. Будущие офицеры увлечённо изучали и обсуждали произведения Н.Г. Чернышевского, Д.И. Писарева, «Исторические письма» П.Л. Лаврова, «Историю цивилизации» Г. Бокля, «Положение рабочего класса в России» В.В. Берви.

В это время Кравчинский был еще далёк от радикальных взглядов. В 1871 г. он поступил в Петербургский Лесной институт, надеясь, что знакомство с теорией и практикой сельского хозяйства поможет реально влиять на улучшение жизни народа.

В 1872 г. Кравчинский был принят в петербургский революционный кружок «чайковцев», названный так по имени одного из его самых активных членов – Н.В. Чайковского. В него входили такие известные деятели русского революционного движения, как П.А. Кропоткин, С.Л. Перовская, Д.А. Клеменц, Н.А. Морозов. «Чайковцы» придерживались народнических концепций, главной из которых был общинный крестьянский социализм. Участники кружка видели в крестьянах главную движущую силу будущей революции и считали главной задачей пропаганду своих идей среди трудового народа. В первых рабочих кружках, созданных «чайковцами», Кравчинский рассказывал о русской социальной истории и знакомил с новыми экономическими идеями по «Капиталу» К. Маркса.

Однако Кравчинскому было мало просветительской работы. Когда «чайковцы» приняли решение о том, что нужно немедленно нести социалистические идеи крестьянам, Сергей Михайлович бросил институт и, переодевшись рабочим-пильщиком, осенью 1873 г. пошёл «в народ». Он проповедовал идеи революции как религиозный миссионер. Хорошо знавший текст Евангелия пропагандист призывал к бунту, ссылаясь на Священное Писание. Возможно поэтому, когда революционеров арестовали, крестьяне помогли им бежать, сочувствуя той правде, которую слышали в словах народников. В большинстве же случаев мужики сами выдавали пропагандистов властям. В Кравчинском они, наверное, чувствовали большую духовную силу, пророческую, апокалиптическую страсть.

Необходимость скрываться от властей повлияла на первые литературные опыты Кравчинского. Революционеры решили, что нужно создавать и распространять пропагандистские брошюры, написанные простым и образным языком, в духе фольклорных традиций.

В конце 1874 г. в Женеве была напечатана «Сказка о копейке», автором которой был Кравчинский. В произведении возникала утопическая картина жизни русской деревни, ведущей хозяйство на социалистических общинных основаниях. Стилистика сказки опиралась на лубочные формы. Воспроизводя устойчивые обороты народной речи, писатель в популярном виде излагал важную для него общественно-политическую информацию. Можно допустить, что он использовал и опыт Салтыкова-Щедрина, ведь первые публицистические «Сказки для детей изрядного возраста» «Повесть о том, как один мужик двух генералов прокормил», «Пропала совесть» и «Дикий помещик» были налисаны еще в 1869 г.

В середине 70-х гг. в Лондоне и в Женеве были изданы и другие сказки Кравчинского: «Мудрица Наумовна», «О Правде и Кривде», «Из огня да в полымя». В конспиративных целях произведения выходили под разными названиями, формируя, в свою очередь, новый смысловой и стилевой иносказательный пласт. Так «Мудрица Наумовна» в других транскрипциях именовалась «Похождения пошехонцев», «Сказка Говоруха». В тех же конспиративных целях указывалось, будто брошюра со сказками Кравчинского издана в типографии Духовной академии и якобы разрешена цензурой. При всей очевидной пропагандистской природе этого жанра литературной сказки он имел и познавательное значение. Несколько позже и Л.Н. Толстой начал создавать и распространять в литературе «народные» рассказы, обращённые непосредственно к народу, написанные в традициях народной стилистики.

Разгром революционного кружка вынудил Кравчинского в 1874 г. бежать за границу. Однако там он не прятался от полицейских агентов. Он знакомится с социалистическим рабочим движением в Европе, а затем принимает непосредственное участие в вооружённом восстании небольшого славянского государства Герцеговина против турок, командуя расчетом артиллеристов возле единственной пушки повстанцев.

В 1875 г. Кравчинский нелегально вернулся в Россию. Это было время переосмысления прежней тактики, которая из просветительской и пропагандистской превращалась в радикальную. Кровавая революционная романтика во многом формировалась под влиянием западноевропейского освободительного движения.

В 1877 г., сопровождая больного товарища на лечение в Италию, Кравчинский принял непосредственное участие в вооружённом восстании в провинции Беневенто и был арестован при его подавлении. В тюрьме, где он провел девять месяцев, революционер написал на итальянском языке несколько инструкций по ведению восстания.

По амнистии после вступления на трон нового короля в 1878 г. Кравчинский пешком отправился в Швейцарию. Здесь вместе с группой русских политических эмигрантов он организует выпуск журнала «Община», где публикует статьи о русском и итальянском освободительном движении. С первыми его номерами в мае 1878 г. он нелегально вернулся в Петербург.

В России он активно включился в деятельность подпольной организации «Земля и воля», созданной в 1876 г. Кравчинский не только вербовал новых членов, но и занимался литературной и издательской работой: редактировал одноимённую газету, впервые в истории русского подполья наладил регулярную деятельность нелегальной типографии на родине. Товарищей по борьбе он удивлял своей дерзостью и бесстрашием. Именно ему организация поручила первый террористический акт.

Шефу жандармов генералу Н.В. Мезенцеву было послано требование отставки с должности, в противном случае ему выносился смертный приговор. Его исполнил Кравчинский, убив Мезенцева ударом кинжала в сердце на людной площади, а затем скрылся на ожидавшей его пролётке. Эта вызывающая кровавая акция дала мощный толчок русскому политическому терроризму, волна которого в итоге привела к гибели императора Александра II.

Убийство Мезенцева Кравчинский обосновал в теоретической статье «Смерть за смерть». По настояниям друзей его удалось отправить за границу. Официальным поводом стало изучение способа приготовления динамита. Хотя на родину он больше не вернулся, русские «бомбисты» с успехом воспользовались результатами этой командировки.

После гибели Александра II русское правительство начало переговоры о выдаче Кравчинского швейцарскими властями. Тогда он переехал в Италию, где писал публицистические статьи, работая под псевдонимами С. Михайлов, Абрам Рублёв, Владимир Джанжиеров, Шарль Обер, С. Горский и др.

В 1881 г. по заказу миланской газеты «Пунголо» («Жало») Кравчинский написал на итальянском языке цикл очерков под общим названием «Подпольная Россия». Пропагандист и террорист, Кравчинский поставил себе задачу опровергнуть представление о революционерах как о злодеях и разбойниках. Он хотел «выставить самих террористов такими, каковы они в действительности, т. е. не каннибалами, а людьми гуманными, высоконравственными, питающими глубокое отвращение ко всякому насилию, на которое только правительственные меры их вынуждают».

Очерки, подписанные псевдонимом Степняк, раскрывали историю, психологию и философию русской революции. В разделе «Революционные профили» возникали яркие литературные портреты деятелей подполья – Веры Засулич, Софьи Перовской, Петра Кропоткина, Дмитрия Лизогуба и др. Жанр мемуаров, эссе, литературного портрета позволял в живой форме раскрыть романтический пафос революционной квазирелигии, основанной на искажённой вере в «светлое будущее», в «святость» кровавого возмездия беззаконной власти. Этот пласт квазирелигиозных идей развернулся особенно ярко в катастрофическом XX веке. А.А. Блок гениально воссоздал такую псевдоапокалиптическую одержимость в поэме «Двенадцать»: «Мы на горе всем буржуям // Мировой пожар раздуем, // Мировой пожар в крови – // Господи., благослови!»(курсив мой. – М.Я.).

Очерки Степняка-Кравчинского пользовались огромной популярностью. В 1882 г. они вышли отдельной книгой и были переведены на многие европейские языки. В 1893 г. в Лондоне книга была издана на русском языке. Многие «русские мальчики» (выражение Достоевского) пришли в революцию под влиянием этой талантливой роковой книги Кравчинского.

Переехав в Лондон, писатель создал вторую публицистическую книгу «Россия под властью царей», опубликованную в 1885 г. по-английски. Фрагменты произведения были переведены на русский язык (полный перевод опубликован лишь в 1964 г.). В яркой, образной форме Кравчинский рассказывал об истории и современности России, заостряя социальные и нравственные противоречия, говорил о бесчинствах жандармов, плачевном состоянии правосудия, образования, печати и т. д. Концентрация негативных фактов действительности этически и эмоционально оправдывала революционный максимализм.

В Лондоне Кравчинский активно занимается переводами на английский язык повести ВХ Короленко «Слепой музыкант», пьесы А.Н. Островского «Гроза» и А.В. Сухово-Кобылина «Свадьба Кречинского». Пишет предисловия к произведениям И.С. Тургенева, В.М. Гаршина и других русских писателей.

В Англии и Америке писатель выступает с публичными лекциями о революционном движении и литературе в России. В 1886 и 1888 гг. выходят третья и четвертая публицистические книги «Русская грозовая туча», посвященная национальному вопросу и царской армии, и «Русское крестьянство», в которой, по его признанию, попытался «заставить англичан узнать и полюбить наших мужиков», как «заставил их узнать и полюбить нигилистов» своими прежними книгами.

Вынужденный жить за границей. Степняк-Кравчинский по существу стал первым русским англоязычным писателем (парадоксальным образом предваряя в этом отношении В.В. Набокова). В 1875 г. у него возник замысел написать роман о русских революционерах. Работа над произведением продолжалась с 1886 по 1889 г. Элеонора Маркс и её муж Эдуард Эвелит сделали окончательную стилевую правку английского текста Кравчинского, и в 1889 г. роман был опубликован. Показательно, что рабочее название произведения «Андрей Кожухов» было заменено на понятное для англичан «Карьера нигилиста».

Образы главных героев книги Андрея и Жоржа имели автобиографический характер. Однако Кравчинский стремится к ёмким художественным обобщениям, к социально-психологической типизации. Так, Андрей ведёт пропаганду в революционных кружках, нелегально переходит границу с контрабандистами, организует побеги товарищей, устраивает покушение. Несмотря на обилие программных революционных положений, это не руководство к действию (не «Что делать?» H.F. Чернышевского). В произведении Степняка-Кравчинского изображаются яркие человеческие характеры и судьбы народников. Этически и эстетически писатель стремится показать глубину и значимость жизни людей, посвятивших себя борьбе за справедливость и переустройство мира. В этом смысле это очень русский роман, хотя и обращённый преимущественно к англоязычному читателю. Отдельные главы на русский язык перевела единомышленница и соратник Степняка-Кравчинского по революции В. И. Засулич.

В последних его прозаических произведениях – повести «Домик на Волге» (1896) и незавершённом романе «Штундист Павел Руденко» (1894), написанных по-русски и изданных в Женеве, писатель тяготеет к социально-психологическому исследованию личности. Он стремится изобразить процесс формирования характера и убеждений революционера, исследовать пути, которые ми человек приходит к политической борьбе.

Однако главные усилия Степняка-Кравчинского в 90-е гг. были направлены на организационную работу. В конце 1889 г. в Англии он создает «Общество друзей русской свободы», объединившее людей разных политических убеждений, партий и национальностей. Общество занималось пропагандой освободительных идей и сбором средств для помощи политзаключенным в России. С 1890 г. на английском языке стал выходить ежемесячный журнал «Свободная Россия». Кравчинский был в нём редактором и автором статей. Активное участие в работе журнала и общества принимала англичанка Лили Буль. В доме Кравчинского она познакомилась с польским революционером и писателем, бежавшим из сибирской ссылки, – Михаилом Войничем. Они помогали в организации «Фонда вольной русской прессы» (1891), занимавшегося изданием и доставкой революционной литературы в Россию. По замыслу создателей, работа фонда должна была продолжить дело АИ. Герцена.

Колоритная личность Кравчинского повлияла на создание многих литературных произведений. Наиболее показательными из них являются «Овод» Войнич и «Жерминаль» Золя. Кравчинский поддерживал широкий круг знакомств, среди его собеседников были Ф. Энгельс, Б. Шоу, О. Уайльд. Лондонский дом революционера стал местом сбора оппозиционных художников и писателей разного толка, и гостеприимный хозяин умел находить общий язык со всеми, улаживая споры и разногласия, находя точки сближения в общей и личной судьбе и в мыслях о России.

Участвовавший в вооружённых столкновениях, сидевший в тюрьмах и устраивавший дерзкие побеги и покушения, избежавший стольких опасностей, Степняк-Кравчинский погиб нелепо и случайно. Он был сбит паровозом, когда переходил линию пригородной железной дороги. Эта неожиданная смерть 44-летнего лидера русской революционной эмиграции 80—90-х гг. воспринимается почти как знак судьбы – как предупреждение или возмездие, как сигнал о катастрофичности революционного пути.

Литература

Маевская Т. Слово и подвиг. Жизнь и творчество С. М. Степняка-Кравчинского. Киев, 1968.

Таратута Е.А. С.М. Степняк-Кравчинский – революционер и писатель. М., 1973.

Д.Н. Мамин-Сибиряк (1852–1912)

Дмитрий Наркисович Мамин (псевдоним Мамин-Сибиряк) – уроженец Пермской губернии. Жизнь и творчество писателя во многом связаны с Уралом. Родился он в семье заводского священника. Первоначальное образование было духовным. С 1866 по 1868 г. учился в Екатеринбургском духовном училище, а затем в Пермской духовной семинарии. Учеба в семинарии не увлекала его, и идти по стопам отца он не хотел. К этому добавлялся разночинский «разумный эгоизм». Семинария, с его точки зрения, будущего благосостояния не гарантировала, и в 1872 г., окончив четыре класса, он решил поступить в Петербургскую Медико-хирургическую академию на медицинское отделение. Однако будущий писатель не выдержал экзаменов и был зачислен лишь на ветеринарное отделение. Чтобы подработать, он становится репортером, поставляя в разные газеты отчеты о заседаниях научных обществ. В 1876 г., не закончив академии, поступает на юридический факультет Петербургского университета. Через год из-за обострения туберкулёза он был вынужден уехать из Петербурга обратно на Урал, где прожил до 1891 г., зарабатывая частными уроками и литературным трудом. В 1891 г., будучи уже широко известным писателем, Мамин-Сибиряк вместе со второй женой, актрисой М.М. Абрамовой, переезжает в Петербург. Через год горячо любимая жена скончалась, оставив дочь Елену, которой посвящены знаменитые «Алёнушкины сказки» (1894–1897).

На рубеже веков Мамин-Сибиряк подолгу жил-в Царском Селе и Павловске, в Крыму встречался с Чеховым, Куприным, М. Горьким, Буниным, Станиславским. Незадолго до его смерти литературная общественность отметила 40-летие его литературной деятельности и 60-летний юбилей, который он встретил уже тяжело больным. Для писателя, при жизни не избалованного вниманием критики, это было заслуженным признанием.

Свой литературный путь Мамин-Сибиряк начинает еще в студенческие годы. В газетах и журналах он печатает развлекательную беллетристику, рассчитанную на массового читателя. Это были рассказы «Старцы» (1875), «Старик» (1876), «В горах» (1876), «Красная шапка» (1876), «Русалки» (1876) и др. В «Журнале русских и переводных романов и путешествий» он публикует роман «В водовороте страстей» (1876). Объединяла все эти произведения уральская тема. Это были экзотические остросюжетные произведения о разбойниках, старцах и старицах раскольничьих скитов. В произведениях использовался этнографический материал и уральский фольклор, однако всё это часто носило характер стилизации. Успеха произведения не имели, но в целом определили специфику творчества писателя. В 1872 г. он задумал написать цикл «о преемственном развитии типов уральских заводчиков» по аналогии с «Ругон-Маккарами» Э. Золя, о чём вспоминает в автобиографическом романе «Черты из жизни Пепко» (1894).

Как знаток уральской жизни в 1881 г. Мамин-Сибиряк был приглашён в Москву редакцией газеты «Русские ведомости». В начале 80-х он создаёт очерки «От Урала до Москвы» (1881–1882), отразившие его дорожные впечатления; рассказы «В камнях» (впервые подписан псевдонимом Д. Сибиряк), «На рубеже Азии», «В худых душах…» (все 1882 г.). Рассказ «Золотуха» (1883) вызвал одобрительный отклик Салтыкова-Щедрина. За Маминым-Сибиряком закрепляется репутация писателя со специфической «областной» темой, что подчёркивалось и его псевдонимом. Наряду с востребованными временем и издателями очерками и рассказами писатель обращается и к крупным жанровым формам. В 1883 г. в журнале «Дело» был напечатан роман «Приваловские миллионы», первый из задуманной серии романов. Далее в других журналах публикуются романы «Горное гнездо» (1884), «Жилка» («Дикое счастье») (1884), «Три конца» (1890), «Золото» (1892), «Хлеб» (1895).

Мамин-Сибиряк выступил в печати с романами в тот период, когда в литературном процессе стали преобладать малые жанры. Возможно, этим определилась их трудная критическая судьба. Однако, наряду с Эртелем, его считают создателем нового социологического романа, в котором рассматриваются общие законы социума, действующие помимо воли отдельного человека. Этим законам писатель придавал «роковые» черты, что отчасти сближало его мышление с историософией Л.Н. Толстого, но усиливало негативное понимание общественного движения. Решающее влияние на жанровую природу романов оказала теория биологической наследственности, представленная у французских писателей-натуралистов и в особенности у Золя.

Мамин-Сибиряк показывает признаки «вырождения», генетического детерминизма в социальных явлениях. Появляется у него и своеобразный коллективный герой, представляющий целый пласт бытия. Восходя к «Войне и миру» Толстого, этот тип героя активно разрабатывается в романе «Мать» Горького и, соединяясь с революционной идеологией, становится определяющим в литературе социалистического реализма. Мамин-Сибиряк же остаётся в границах своего времени, пересекаясь с традицией, идущей от романов А-Ф. Писемского («Тысяча душ», 1858), Ф.М. Решетникова («Горнорабочие», 1866), П.И. Мельникова-Печерского («В лесах», 1874; «На горах», 1881).

Прежде всего романы Мамина-Сибиряка объединяются тематически. Писатель изображает разрушительную власть капитала над душами и судьбами отдельных героев и целых социальных групп. Деньги становятся почти магической, роковой силой, а в сюжетообразующем плане являются основной динамической идеей. Жажда наживы определяет поведение героев вне зависимости от их социального положения.

Это касается и крупных заводчиков, и нищих старателей, которые мечтают о внезапном обогащении. Когда же им удаётся найти золотоносную жилу (в прямом и переносном смысле слова), они либо проматывают деньги в безудержном загуле, как это происходит с отцом Окси, героем романа «Золото», либо под властью богатства разрушают моральные устои семьи, как это происходит в романе «Дикое счастье». Золото, как дьявольская сила, деформирует душу и сознание героев Мамина-Сибиряка.

Особенно ярко это раскрывается в романе «Горное гнездо», где основные события разворачиваются в связи с конкуренцией за лучшее место у заводской «кормушки». Единственным бескорыстным человеком в системе героев оказывается инспектор заводских школ Прозоров. Однако к началу основного действия ОН уже спился и утратил физическую и нравственную способность бороться за лучшее. Основные же герои произведения тратят свои душевные силы и ум на то, чтобы расположить к себе хозяина, ничтожного фабриканта Лаптева, который живёт в свое удовольствие, расточая капитал, доставшийся от основателей династии (прототипами является семья заводчиков Демидовых).

Богатство нравственно уродует Лаптеза. Он полностью оторван от кормящего его производства. До судеб и проблем конкретных работников ему просто нет дела. Их не только жестоко эксплуатируют, но и отбирают наделы земли, положенные посессионным рабочим по закону. Поэтика произведения строилась на соединении социальной сатиры, которую высоко оценивал Салтыков-Щедрин, опубликовавший роман в «Отечественных записках», и своеобразной, мрачной апокалиптической патетики при изображении промышленного производства как «царства огня и железа», некоего адского видения (предваряя инфернальную промышленную символику Куприна – «Молох». Блока – «Фабрика», Горького – «Мать»). Патриархальные надежды рабочих на то, что хозяин защитит их, оказываются иллюзией. Подобную ситуацию Некрасов изображает в стихотворении «Забытая деревня». Эпиграф из него Мамин-Сибиряк берет для романа в целом.

Другая ситуация изображается в «Приваловских миллионах». В романе также изображается социальная среда, связанная с промышленным производством. В центре её Шатровские заводы. Писатель рисует сильные стихийные характеры, эстетически привлекательные самой своей страстностью, «дикостью». Таков Александр Привалов, который сразу после пьяной оргии отправляется каяться в грехах в старообрядческие молельни, отбивая земные поклоны «до синяков на лбу». Таким же необузданным показан и его «приятель» Сашка Холостое, который, по словам автора, был «настоящий зверь, родившийся по ошибке человеком». Типологически близким характером из другой социальной среды является старик Бахарев. Он приходит в бешенство от неудачи на приисках и готов проклясть свою дочь Надежду за «грех», но в конце романа в таком же порыве чувств является к ней, чтобы устроить её личную судьбу. Эти «широкие^ натуры становятся в романе выражениям стихийности русского человека вообще и в частности сибиряка, не знавшего крепостного рабства

Та же по сути, но иная по форме и содержанию широта души раскрывается в образе Сергея Привалова, наследника «приваловских миллионов». Он осознает историческую вину своих предков, которые отняли земли у коренного населения и разбогатели, беспощадно эксплуатируя рабочих. Сергей борется с опекунами, стремясь отвоевать принадлежащие ему заводы, чтобы вернуть башкирам и заводским рабочим семейный «долг». Однако вскоре он понимает, что его наивные попытки изменить логику истории оказываются бесперспективными. Одинокому намерению противостоит вся система. Её представляют мошенник Половодов, наживающийся на приваловском наследстве, адвокат Верёвкин, удачливый делец Ляховский, хищная Хиония, эгоистичная Зося и другие герои. В лагере Сергея Привалова оказываются лишь Лоскутов, столь же утопично стремящийся переместить «центр тяжести» с экономических интересов на нравственность, и Надя Бахарева, душу которой не затронуло общее стяжательство. В образе Бахаревой продолжена литературная галерея передовых русских женщин 60—70-х гг. Дочь богатого золотопромышленника порывает с семейным укладом, чтобы следовать своим убеждениям.

Через Сергея Привалова Мамин дает ёмкую характеристику мира уральских (и не только уральских) дельцов, где всё погрязло в «стройном и могучем хоре себялюбивых интересов, безжалостной эксплуатации, организованного обмана и какой-то органической подлости». Однако сам герой далеко не борец. По теории наследственности, он, как последний отпрыск горнозаводской династии, лишен воли и жизненной силы. Понимая свою беспомощность, он оказывается на пороге самоубийства.

Журнальная публикация романа не вызвала никакой реакции критики, что задело литературное самолюбие Мамина-Сибиряка. На этом фоне особенно дорогим для него был положительный отзыв Г.И. Успенского.

По замыслу писателя, роман «Приваловские миллионы» должен был стать заключительной частью трилогии. Мамин-Сибиряк хотел показать три поколения уральских заводчиков на фоне разных исторических эпох: XVIII в., включая Пугачёвское восстание; первой половины XIX в. с его расцветом крепостничества и послереформенного времени. Замысел частично осуществлялся через рассказ об отце Привалова и его деда по материнской линии. Герои «Горного гнезда» должны были далее действовать в романе, события которого переносились в Петербург. Этот сюжет по-своему реализован в романе «На улице» (1886).

Другая социальная среда изображается в романах «Три конца. Уральская летопись» и «Золото». Там показаны бедные приисковые и заводские рабочие, жизнь которых после отмены крепостного права практически не изменилась. На смену юридической зависимости, «военно-горной крепи», приходит финансово-экономическая. Промысловое население оказывается «опутано» ею ещё крепче. С другой стороны, Мамин-Сибиряк рисует движение разных слоев приискового сообщества, пришедшего в оживление в связи с выделением участка для свободной добычи золота В отличие от романтически-экзотического решения сходной темы у Джека Лондона, изображавшего «золотую лихорадку» на Аляске, Мамин доказывает, как страсть к золоту разрушает семьи, развязывает тёмные инстинкты, толкает людей к преступлениям, чем продолжает социально-критическую линию, восходящую к демократической, обличительной литературе.

Пробуждение народного самосознания раскрывается в романе «Три конца». Мамин ярко изображает специфические черты пореформенного русского капитализма, ловко использующего наследие крепостничества. Однако теперь рабочие смогли организованно выступить против администрации и даже одержать победу в забастовке.

Последним в цикле уральских романов был «Хлеб» (1895). В романе рассказывается история купца Галактиона Колобова, приезжающего за Урал, чтобы организовать хлебную торговлю. Судьба предпринимателя передает противоречия капитализма. В начале романа герой раскрывается как умный и энергичный человек, искренне желающий процветания краю. Он успешно ведёт дела, завоёвывая хлебный рынок, приобретая богатство и влияние, но деньги и власть не приносят ему удовлетворения. Душа Галактиона опустошается, и он кончает жизнь самоубийством. Роман завершается картиной голода, вырастающей почти до апокалиптического символа.