Текст книги "Политическая наука №3 / 2014. Посткоммунистические трансформации: Политические институты и процессы"

5. Если мы добавим к этим наиболее важным предпосылкам другие факторы, такие как политическая культура, смена элит, то в нашем уравнении окажется слишком много неизвестных, чтобы прийти к однозначным аналитическим заключениям. Для политической науки это означает следующее.

А. Общая закономерность во всех трансформациях, независимо от того, ведут ли они к демократизации, состоит в относительном уменьшении значимости объективных предпосылок и расширении сферы, в которой ведущими становятся субъективные, актор-ориентированные факторы. Эта закономерность ни в коем случае не носит абсолютного характера: взаимоусиление негативных предпосылок может образовать критическую массу, исключающую демократизацию или заводящую ее в тупик; в каких‐то обществах влияние «ресурсного проклятия» может предопределять судьбу этих обществ на неограниченно долгий срок. «Агенты перемен» могут «строить демократию на ровном месте» только тогда, когда набор структурных предпосылок преимущественно позитивен для демократизации, как произошло в описанных выше случаях центральноевропейских стран, но поле для их деятельности в любом случае расширилось.

Б. Обзор политических преобразований в посткоммунистических странах наглядно демонстрирует роль, которую в них сыграли актор-ориентированные факторы. Демократизация происходит там, где элиты, вольно или порой невольно, избирают институциональное устройство и развивают практики, способствующие более развитому и лучше институционализированному плюрализму, разрешению конфликтов и вовлечению общества в политику. Выбор такого политического курса изначально может диктоваться внешними факторами, например стремлением «приблизиться к Европе», но со временем они укореняются и обретают собственные стимулы развития. Истории «побед акторов над структурами» – это Молдова и Украина, Сербия, Хорватия, Черногория, возможно – Румыния и Болгария. Список достаточно обширен, чтобы характеризовать это явление как полноценный тренд.

В. В других случаях элиты избирают политический курс, препятствующий развитию плюрализма и враждебный либерализму. Такой выбор всегда делается намеренно, чтобы сохранить контроль над благами «ресурсного проклятия», монополию на власть и / или из страха социального протеста. Порой, однако, такой выбор подается собственному обществу как вынужденный или камуфлируется заявлениями о «национальном пути» к демократии. Такие случаи – тупики демократизации. Из нашей выборки Россия и Украина – примеры таких «застрявших транзитов». Развитие событий покажет, возможна ли в них эволюционная демократизация, или выход из подобного тупика возможен лишь через коллапс социальной модели (в более бедных странах) или смену элит под воздействием либо поколенческих, либо внешних факторов, требующих специального анализа.

Г. Выше уже упоминалась необходимость анализа каждого конкретного случая. Отметим теперь одно из измерений такого анализа, имеющее прямое отношение к оценкам дальнейшего развития посткоммунистических стран. В отличие от всего остального мира они начали свои трансформации с близкого к нулевому уровня развития рыночных отношений в экономике. В этом регионе мы и сейчас найдем примеры того, как демократия возникала параллельно с рождением или возрождением «буржуа», если вспомнить знаменитую максиму Дж. Баррингтона Мура «нет буржуа – нет демократии» [Moore, 1966]. Центральная и Юго-Восточная Европа не только построили демократии с рыночной экономикой, но и доказали их состоятельность: даже тяжелое воздействие экономического кризиса в 2008–2010 гг. не нанесло серьезного ущерба их демократическим институтам и практикам, в отличие от многих других европейских демократий (по оценкам индекса демократии журнала «Economist» за 2010 г.). Но этот «буржуа» будет продолжать развиваться даже в недемократических странах. В последнее десятилетие впечатляющие результаты показала модель авторитарного экономического роста в Китае, служащая образцом для многих недемократических стран Третьего мира: это выглядит глобальным вызовом демократии как «единственной игры в городе». Модели экономического роста в странах «ресурсного проклятия», таких как Россия, Казахстан или Азербайджан, не приносят значимых свидетельств роста запроса на демократизацию. Напротив, новейшие исследования среднего класса в России [см.: Средний класс после кризиса, 2010] показывают, что у современного российского «буржуа» развиваются как продемократические, так и проавторитарные запросы; первые связаны с модернизацией, вторые – со страхом хаоса или попыток «реванша» со стороны менее удачливых социальных слоев в случае, если страна вступит на путь демократизации.

Наши выводы ни в коем случае не носят завершенного характера. Преобразования во многих посткоммунистических странах отнюдь не закончены. Структуры всех экономик, в том числе в недемократических странах, продолжают видоизменяться, и общий тренд этих изменений – прорыночный. Недемократические правители и те вынуждены имитировать демократические процедуры и проводить выборы. Демократические ценности и либеральные практики являют себя постсоветским гражданам даже через кривые зеркала авторитарных режимов. С другой стороны, после кризиса 2008–2010 гг. на повестку дня вновь вернулся вопрос о качестве демократии и госуправления даже в домене устоявших демократий. На обозримое будущее в дискурсе о демократии очевидно будут доминировать темы пределов демократической волны 1989–2010 гг. и вызов демократии со стороны китайской модели развития. Но в новый раунд обсуждения судеб демократии мы входим с лучшим пониманием ее основных трендов и осознанной потребностью более нюансированного изучения взаимовлияния объективных и субъективных факторов развития каждого трансформирующегося общества.

Литература

Петров Н. Обилие слабого государства // Pro et Contra. – М., 2011. – Т. 15, № 5. – С. 51–66.

Полтерович В., Попов В. Демократия, качество институтов и экономический рост // Прогнозис. – М., 2006. – № 3. – С. 91–114.

Полтерович В., Попов В., Тонис А. Нестабильность демократии в странах, богатых ресурсами // Экономический журнал ВШЭ. – М., 2008. – № 2. – С. 176–200.

Средний класс после кризиса: экспресс-анализ взглядов на политику и экономику / Григорьев Л.М., Макаренко Б.И., Салмина А.А., Шаститко А.Е. – М.: МАКС-Пресс, 2010. – 147 с.

Carothers T. The end of the transition paradigm // Journal of democracy. – Baltimore, MD, 2002. – Vol. 13, N 1. – Р. 5–21.

Diamond L. Can the whole world become democratic? Democracy, development, and international policies. – 2003. – 34 p. – Mode of access: http://escholarship.org/uc/item/7bv4b2w1 (Дата посещения: 14.05.2014.)

Elgie R. From Linz to Tsebelis: Three waves of presidential / parliamentary studies? // Democratization. – L., 2005. – Vol. 12, N 1. – Р. 106–122.

Fish S. Stronger legislatures, stronger democracies // Journal of democracy. – Baltimore, MD, 2006. – Vol. 17, N 1. – Р. 5–20.

Gellner E. Conditions of liberty: Civil society and its rivals. – N.Y.: Hamish Hamilton, 1994. – vii, 225 p.

Huntington S. The third wave: Democratization in the late twentieth century. – Norman: Univ. of Oklahoma press, 1991. – xvii, 366 p.

Lijphart A. Patterns of democracy: Government forms and performance in thirty-six countries. – New Haven: Yale univ. press, 1999. – xiv, 351 p.

Linz J. The perils of presidentialism // Journal of democracy. – Baltimore, MD, 1990. – Vol. 1, N 1. – Р. 51–69.

Moore B. Social origins of dictatorship and democracy: Lord and peasant in the making of the modern world. – Boston: Beacon press, 1966. – xix, 559 p.

Ross M. Does oil hider democracy? // World politics. – Cambridge, 2001. – Vol. 53, N 3. – Р. 325–361.

Shugart M., Carey J. Presidents and assemblies: Constitutional design and electoral dynamics. – Cambridge: Cambridge univ. press, 1992. – ix, 316 p.

Treisman D. Oil and democracy in Russia: Working Paper 15667. – Cambridge, MA, 2010. – Mode of access: http://www.nber.org/papers/w15667 (Дата посещения: 14.05.2014.)

World economic outlook: A survey by the staff of the International Monetary Fund. – Washington, DC: International Monetary Fund, 2010. – April. – 216 p. – Mode of access: http://www.imf.org/external/pubs/ft/weo/2010/01/pdf/text.pdf (Дата посещения: 14.05.2014.)

Разделенная исполнительная власть и демократизация в полупрезидентских системах 77
  Статья написана специально для нашего журнала. Перевод с английского.


[Закрыть]

Р. Элджи, И. Макменамин

Согласно распространенному мнению, если правительство несет ответственность только перед законодательным собранием, процесс демократизации будет успешным. В парламентских системах правительство, возглавляемое премьер-министром, несет ответственность перед парламентом. В системах, где существует двойная ответственность правительства, вероятность успеха демократизации достаточно низкая.

В президентских системах исполнительная власть принадлежит президенту, избранному прямым голосованием. В таких системах велика вероятность возникновения конфликта между исполнительной и законодательной ветвями власти, если президент не имеет поддержки парламентского большинства. Это утверждение является основой для критики полупрезидентских систем. В полупрезидентских системах исполнительная власть разделена между президентом, избранным прямым всенародным голосованием, и премьер-министром, возглавляющим правительство, ответственное перед парламентом. Если президент и премьер-министр принадлежат к разным политическим партиям, вероятен конфликт внутри исполнительной власти [Valenzuela, 2004, p. 17]. Это может привести к ситуации взаимного блокирования, выходом из которой окажется авторитаризм.

Данная статья посвящена изучению влияния разделенной исполнительной власти на процесс демократизации в полупрезидентских системах, т.е. системах, в которых исполнительная власть представлена президентом, избранным прямым голосованием, и премьер-министром, ответственным перед законодательной властью.

Пример из учебника, иллюстрирующий опасность конфликта внутри исполнительной власти, – Нигерия в 1996 г. В результате парламентских выборов в Нигерии 1995 г. образовалось большинство, оппозиционное действующему президенту Махамана Усмана. Когда новым составом парламента был избран премьер-министр Хама Амаду, возникла тупиковая ситуация: «…президент и премьер-министр объявили забастовку и отказались исполнять обязанности, предписанные Конституцией, для нормального функционирования правительства» [Villalón, Idrissa, 2005, p. 38]. В январе 1996 г. в конфликт вмешались вооруженные силы, и первый демократический эксперимент Нигерии завершился.

В рамках данного исследования мы выдвигаем гипотезу о том, что разделенная исполнительная власть негативнее влияет на процесс демократизации в странах, где президент и премьер-министр имеют широкие независимые полномочия, чем в тех странах, где один актор доминирует в исполнительной власти. При этом мы будем определять разделенную исполнительную власть как ситуацию, при которой президент и премьер-министр принадлежат к разным политическим силам.

Для того чтобы проверить гипотезу о влиянии разделенной исполнительной власти на процесс демократизации во взятых нами в качестве примера странах, мы будем использовать рейтинги Freedom House («Свободные», «Частично свободные», «Несвободные»).

Влияние разделенной исполнительной власти на процесс демократизации является важной исследовательской проблемой. В январе 2004 г. члены Лойя-джирги одобрили новую конституцию Афганистана. Согласно проекту Конституции (сентябрь 2003 г.), в Афганистане устанавливалась полупрезидентская система с президентом, избранным прямым голосованием, и премьер-министром, ответственным перед Волеси джиргой – нижней палатой Национальной ассамблеи Афганистана [Rubin, 2004, p. 12]. Поскольку политические интересы оказались под угрозой, выбор был сделан в пользу президентской системы [Rubin, 2004, p. 12.], однако ключевой проблемой стало возможное возникновение конфликта внутри исполнительной власти. Один из разработчиков конституции назвал причины, почему был сделан выбор в пользу президентской системы: «Не будет сомнений в том, кому принадлежит исполнительная власть в Кабуле, Вашингтон получит выгоду от наличия опознаваемого Афганского партнера…» [ibid].

Конечно, успех или неудача демократизации зависит от многих факторов. Тем не менее, согласно распространенному утверждению, институциональные факторы способны изменить исход процесса демократизации. Если Афганистан отказался от полупрезидентской системы, то многие неустойчивые демократии приняли ее, например Восточный Тимор в 2002 г. и Демократическая Республика Конго – в 2006 г.

Институциональное разделение в парламентских, президентских и полупрезидентских системах

Существуют три основные формы правления. У каждой из них есть свои преимущества и недостатки. В данной статье мы исследуем проблему институционального конфликта. Для институционального разделения исполнительной и законодательной ветвей власти наименьшие возможности предоставляют парламентские системы, а наиболее широкие – президентские. В полупрезидентских системах возможно разделение исполнительной власти между президентом и премьер-министром.

В парламентских системах только одна линия политической ответственности. Премьер-министр является главой исполнительной власти, кабинет министров во главе с премьер-министром несет ответственность перед парламентом. В подобных системах не существует никакой гарантии, что премьер-министр будет иметь поддержку большинства в парламенте. Даже в этом случае вероятность возникновения институционального конфликта крайне мала, так как парламент может выразить вотум недоверия правительству и премьер-министр будет заменен; или парламент будет терпеть правительство, тогда премьер-министр продолжит оставаться главой исполнительной власти88
  Конечно, власть премьер-министра зависит от многих факторов, включая степень фракционности парламента. Смысл в том, что премьер-министр не будет конкурировать с президентом или монархом.


[Закрыть].

В парламентских системах могут возникнуть противоречия между премьер-министром и главой государства – монархом или президентом, избранным непрямым голосованием. Однако в демократических странах подобные разногласия не представляют никакой опасности для режима.

Наличие единственной линии ответственности премьер-министра перед парламентом означает, что легитимность премьер-министра оказывается в конечном счете неоспоримой. Поэтому непрерывный конфликт внутри исполнительной власти невозможен.

В президентских системах есть две линии политической ответственности. Президент избирается прямым голосованием и является главой государства и главой правительства, поэтому нет возможности для разделения исполнительной власти99
  Может существовать разделение между премьер-министром и кабинетом, но в рамках данной статьи мы не будем его рассматривать.


[Закрыть]. Президент и парламент избираются на определенный срок и не зависят друг от друга. Вследствие этого в случае, если президент не имеет поддержки большинства в парламенте, может возникнуть длительный институциональный конфликт между ветвями власти, так как оба института обладают демократической легитимностью. Таким образом, в президентских системах двойные линии политической ответственности создают возможность для институционального конфликта. Однако такой конфликт может возникнуть только между исполнительной и законодательной ветвями власти.

В полупрезидентских системах также существуют две линии политической ответственности. Президент избирается прямым голосованием на определенный срок, в то время как премьер-министр и кабинет министров несут ответственность перед парламентом. Как и в парламентской системе, в полупрезидентской системе длительный конфликт между премьер-министром и парламентом практически невозможен. Если парламент не одобряет кандидатуру премьер-министра, правительство может быть отправлено в отставку. Таким образом, премьер-министр всегда будет иметь поддержку парламента1010
  Данное утверждение является верным в том смысле, что премьер-министр, находящийся в оппозиции к парламенту, может быть отправлен в отставку.


[Закрыть]. В отличие от полупрезидентской системы, в президентской существует возможность длительного институционального конфликта между президентом и парламентом, поскольку оба института обладают неоспоримой демократической легитимностью. В отличие от президентской системы, в полупрезидентской этот конфликт обнаруживается внутри исполнительной власти. Он происходит из-за того, что большинство в парламенте оказывается в оппозиции к президенту. Конфликт выражается в противостоянии между президентом и премьер-министром.

Таким образом, полупрезидентская система – единственная система, при которой может возникнуть длительный конфликт внутри разделенной исполнительной власти.

Проблема разделенной исполнительной власти в полупрезидентских системах

С парламентскими, президентскими и полупрезидентскими системами связанны определенные проблемы. В парламентских системах наличие единственной линии ответственности означает, что в случае сильной фрагментации парламента происходит частая смена правительств. В президентской системе президентские выборы по принципу «игры с нулевой суммой» могут привести к появлению президента, который начинает доминировать на основании прямых выборов. В то же время двойная демократическая легитимность в подобных системах означает, что президент может не получить поддержку большинства в парламенте, тем самым создается «тупик между главой исполнительной власти и парламентом, для которого не существует предусмотренного конституцией выхода» [Stepan, Skach, 1993, p. 18]. Более того, фиксированный срок полномочий обоих институтов означает, что конфликт между ветвями власти имеет продолжительный характер и побуждает авторитарных президентов нарушать закон или приводит к вмешательству военных (резервной силе) [Linz, 1994, p. 7].

Полупрезидентские системы объединяют недостатки парламентских и президентских систем. Премьер-министр ответствен перед парламентом, поэтому в случае большой фрагментации парламента происходит частая смена правительства, как в парламентских системах. Прямые президентские выборы способствуют появлению популистских и / или авторитарных лидеров, как в президентских системах. Лейпхарт утверждает, «что полупрезидентские системы позволяют президенту, имеющему поддержку большинства в парламенте, усилить свою власть» [Lijphart, 2004, p. 102]. Однако самым главным недостатком полупрезидентской системы является потенциальный конфликт внутри исполнительной власти вследствие «ее разделения» [Pierce, 1991].

В полупрезидентских системах проблема разделенной исполнительной власти возникает, когда президент принадлежит к одной партии, а премьер-министр – к оппозиционной. Такая ситуация соответствует французскому типу сосуществования. Согласно распространенному утверждению, сосуществование не является проблемой. Например, Сулейман [Suleiman, 1994] подробно описал причины, почему Франция выжила в потенциально дестабилизирующий период сосуществования 1986–1988 гг. Линц и Степан [Linz, Stepan, 1996, p. 286] определили условия, при которых эффекты от сосуществования могут быть намного менее благоприятными: когда сторонники одного или другого элемента полупрезидентства полагают, что страна могла бы быть более процветающей, если бы одна из ветвей демократической легитимной структуры управления была бы упразднена. Демократическая система в этом случае подвергается опасности и переживает кризис легитимности, поскольку те, кто подвергает сомнению тот или иной элемент полупрезидентской системы, продолжают считать ее неподходящей, до тех пор, пока сторона, которую они поддерживают, не будет преобладать.

В подобных условиях, утверждают исследователи, «политические конфликты часто выражаются как конфликты между двумя ветвями демократии» [Linz, Stepan, 1996, p. 286]. Поэтому Степан и Сулейман [Stepan, Suleiman, 1995] выступают против экспорта французской системы в демократизирующиеся страны.

Проблема разделенной исполнительной власти осложняется тем, что конфликт внутри исполнительной власти может не быть ограничен периодами сосуществования. Согласно Линцу, полупрезидентским системам свойственны такие проблемы, как «политиканство и большое количество интриг, которые замедляют процесс принятия политических решений и приводят к возникновению противоречивой политики вследствие борьбы между президентом и премьер-министром» [Linz, 1994, p. 55]. В полупрезидентских системах основные акторы включают президента, премьер-министра, министра обороны и начальника объединенного штаба вооруженных сил. В этой ситуации, утверждает Линц, «иерархия, являющаяся ключевой в военном мышлении, усложняет ситуацию» [ibid, p. 56]. Эта сложность создает неопределенность относительно «главной цели демократии: подчинения военных демократически избранным органам власти и верховенства гражданских» [ibid, p. 59].

Исходя из теории, проблема разделенной исполнительной власти может возникнуть не только в периоды сосуществования, но и в других ситуациях. По мнению Сулеймана, главная причина этого – существование в системе соревновательного элемента [Suleiman, 1994, p. 158]. Процик говорит о возможности возникновения конфликта внутри исполнительной власти в коалиционном правительстве. Он утверждает, что тот факт, что президент и премьер-министр принадлежат к одной коалиции большинства, не является достаточным условием для избежания конфликта внутри исполнительной власти. По его мнению, «…стимулы к сотрудничеству между президентом и премьер-министром должны быть менее сильными в случае, когда они принадлежат к одной организационно дисциплинированной и идеологически связанной политической партии» [Protsyk, 2005, p. 13].

Разделенная исполнительная власть может вызвать проблемы еще при одном развитии событий. Прямые выборы президента способствуют приходу к власти популистских лидеров [Linz, 1990, p. 61]. Такие кандидаты стараются привлечь внимание общественности, позиционируя себя как независимые кандидаты или кандидаты всей нации. После избрания у популистского президента могут возникнуть разногласия с премьер-министром, имеющим партийную принадлежность и пытающимся продвигать интересы своей партии. В подобном случае существует большая вероятность возникновения конфликта внутри исполнительной власти.

Следует отметить, что в случае, если президент имеет партийную принадлежность, а премьер-министр – нет, конфликт внутри исполнительной власти не произойдет, поскольку беспартийные премьер-министры – технократы, а не популисты.

Таким образом, мы видим, что существуют веские причины утверждать, что разделенная исполнительная власть в полупрезидентских системах может вызвать проблемы, и они не ограничены периодами сосуществования. Эмпирические исследования и статистические данные подтверждают теоретические основания, но в целом литература имеет тенденцию к субъективности. Например, в своем исследовании полупрезидентской системы Меструп [Moestrup, 2004] выступает против принятия данной системы1111
  Ведутся продолжительные дебаты по поводу того, что составляет полупрезидентскую систему [Siaroff, 2003]. Мы оставим в стороне эти дебаты. Однако стоит отметить, что все полупрезидентские системы попадают под наше определение полупрезидентской системы. Но не все страны, называющие себя полупрезиденсткими системами, действительно таковы.


[Закрыть]. Она полагает, что опасения Линца «по поводу возможного тупика в ситуации разделенной исполнительной власти подтверждены эмпирическими доказательствами» [ibid., p. 222]. На основании статистической модели Меструп делает вывод о том, что полупрезидентская система не подходит для молодых демократий [Moestrup, 2004, p. 228]. Подобным образом Процик (2005) утверждает, что в режимах Восточной Европы с 1992 по 2002 г. наблюдался высокий уровень конфликта внутри исполнительной власти. Он пишет: «…конфликт внутри исполнительной власти обычно возникает, когда президент ставит под сомнение работу премьер-министра» [Protsyk, 2005].

Анализ казуса Восточного Тимора показывает, что возникшие трудности были вызваны отчасти разделенной исполнительной властью. В июне 2006 г. президент страны Гужмау угрожал уйти в отставку, если премьер-министр Алкатири не оставит свой пост [East Timor leaders in stand up, 2006]. Казус Восточного Тимора особенно интересен нам, потому что президент Гужмау был беспартийным лидером, в то время как премьер-министр страны представлял партию «Фретилин», имеющую большинство в законодательном собрании. Ситуация в Восточном Тиморе напоминает ситуацию в Польше в период президентства Леха Валенсы. Линц и Степан полагают, что этот период был особенно трудным для страны: «Из-за высокой партийной фрагментации и дуалистического тупика, в котором она оказалась, работа польского руководства по обеспечению сбалансированного бюджета и внедрению смешанной системы экономики была остановлена» [Linz, Stepan, 1996, p. 282].

Таким образом, мы видим, что существуют эмпирические доказательства, подтверждающие тезис о негативном влиянии разделенной исполнительной власти на функционирование полупрезидентской системы. Далее мы проверим данное утверждение.

Примеры, гипотезы, переменные и спецификация модели

В качестве примера были взяты страны с полупрезидентскими системами, в которых существует президент, избранный всенародным прямым голосованием, и премьер-министр, ответственный перед парламентом. В 2005 г. в мире таких насчитывалось 54 (табл. 1). Кроме того, мы будем рассматривать государства, которые имели полупрезидентскую систему в прошлом. Например, полупрезидентская система существовала в Бурунди (1992–1996), на Коморских островах (1979–1985 и 1992–2000), в Конго (Браззавиле) (с 1992 по 1997) и в Молдове (с 1991 по 2000).

Для достижения поставленных в исследовании целей мы будем использовать в качестве примера как страны с одним доминирующим актором в исполнительной власти, так и страны, в которых власть разделена между президентом и премьер-министром. Рассмотрим страны и с «суперпрезидентской» [Lijphart, 2004, p. 102] системой, такие как Грузия, где президент является самой влиятельной фигурой в исполнительной власти, и такие страны, как Словения, где существует номинальный президент, а контроль над исполнительной властью принадлежит премьер-министру. В обоих случаях мы предполагаем, что разделенная исполнительная власть не окажет влияние на процесс демократизации, потому что доминирующий актор продолжает контролировать процесс принятия политических решений. Вероятность возникновения конфликта внутри исполнительной власти в обоих случаях крайне мала. Наконец, в число рассматриваемых примеров входят такие страны, как Нигерия, где президент и премьер-министр имеют широкие полномочия в сфере исполнительной власти. Здесь велика вероятность возникновения конфликта внутри исполнительной власти. Следовательно, мы можем выдвинуть гипотезу о том, что разделенная исполнительная власть негативно влияет на процесс демократизации в странах, где президент и премьер-министр имеют широкие полномочия.

Мы выделили три типа стран с полупрезидентскими системами, представленные в качестве примера. Первый тип – страны с полупрезидентской системой президентского типа, где президент является главой исполнительной власти, а премьер-министр выполняет его решения. Второй тип – страны с полупрезидентской системой парламентского типа, где президент является номинальной фигурой, а исполнительная власть находится под контролем премьер-министра. Третий тип – страны со смешанными полупрезидентскими системами, где президент и премьер-министр имеют широкие полномочия.

Составляя данную классификацию, мы опирались главным образом на конституции (см. табл. 1). Конституция определяет, кто оказывает решающее влияние на процесс принятия политических решений – президент или премьер-министр.

Мы исследуем классические вопросы, такие как назначение министров и должностных лиц, полномочия законодательного собрания, декреты и чрезвычайные полномочия, зарезервированные политические области и др. Поскольку мы только пытаемся различить три типа полупрезидентских систем, мы не будем подсчитывать полномочия президента и премьер-министра. Нам необходимо рассмотреть только основные властные полномочия. Однако мы должны понимать, что конституции могут дать ложную картину, тогда мы будем классифицировать страны на основании реальных полномочий, которые осуществляют органы власти. Данный пункт относится к Австрии и Исландии. Мы будем классифицировать их как страны с полупрезидентской системой парламентского типа, хотя конституции этих стран предоставляют широкие полномочия президенту. В обоих случаях президент имеет номинальные полномочия, а реальная власть принадлежит главе правительства [Sartori, 1997, p. 126]. Например, Мюллер полагает, что «ведущие компаративисты рассматривают Австрию как парламентскую систему, и они во многом повторяют то, что уже давно говорили специалисты по австрийской политике» [Müller, 1999, p. 22]. Кристинсcон пишет о президенте Исландии: «В 1944 г. была учреждена республика и создана должность президента c номинальными полномочиями датского монарха. Статьи Конституции, определяющие полномочия президента, были взяты из Конституции 1918 г., времен существования Исландского королевства, созданной по образцу исландской и датской конституций. Отсюда Исландию традиционно принято считать парламентской республикой, подобно датской, несмотря на разные способы избрания глав государства» [Kristinsson, 1999, p. 86]. Мы уверены, что наша классификация стран соответствует заключению компаративистов и экспертов по странам1212
  Мы сравнили нашу классификацию, представленную в табл. 3, с похожими классификациями смешанных систем Сиарофа [Siaroff, 2003, p. 299–300] и классификацией президентских и смешанных систем Чейбуба [Cheibub, 2002, p. 137–138]. Между тремя классификациями есть много совпадений. Однако стоит отметить, что ни одна из них не будет полностью равноценна другой из-за субъективной оценки их авторов. К примеру, существуют различия между классификациями Сиарофа и Чейбуба. Более того, следует помнить, что Сиароф и Чейбуб выделили типы систем на основе президентских полномочий, в то время как наша классификация построена на основании полномочий президента и премьер-министра.


[Закрыть].

Можно выделить три типа разделения исполнительной власти в полупрезидентских системах. В первом случае президент и премьер-министр принадлежат к оппозиционным партиям1313
  Мы будем использовать данные о странах с сайта www.worldstatesmen.org/, а также дополнительные источники, чтобы подтвердить, являются ли рассматриваемые примеры разделенной исполнительной власти случаями сосуществования.


[Закрыть]. Подобное положение характерно для французского стиля сосуществования между политическими противниками, здесь большая вероятность возникновения конфликта внутри исполнительной власти.

Второй тип разделения – президент и премьер-министр принадлежат к оппозиционным партиям, входящим в состав правящей коалиции. Подобные ситуации мы будем называть внутрикоалиционным конфликтом. В этом случае президент и премьер-министр могут иметь общие цели, но разные партийные интересы, которые и могут стать источником разногласий и конфликтов. Наконец, третий вариант – президент является беспартийным, а премьер-министр – член политической партии. Как было сказано ранее, в случае, если беспартийный президент сосуществует с премьер-министром, имеющим партийную принадлежность и отстаивающим интересы партии, вероятность возникновения конфликта внутри исполнительной власти чрезвычайно велика.

Чтобы проверить гипотезу о влиянии разделенной исполнительной власти на процесс демократизации в предложенных примерах, мы будем использовать классификацию стран Freedom House («Свободные», «Частично свободные», «Несвободные») в качестве зависимой переменной. Так как институциональные эффекты проявляются только когда процесс демократизации уже начался, в качестве примера были взяты только те страны, где есть всенародно избранный президент и премьер-министр, ответственный перед парламентом, и которые классифицируются Freedom House как «Частично свободные» или «Свободные». Следовательно, мы исключаем из нашего анализа Камерун, Чад и Египет, потому что эти страны признаны «несвободными», а Мавританию будем рассматривать с 2001 г., когда она была впервые признана «Частично свободной», несмотря на то, что полупрезидентская система там существует с 1991 г.