Текст книги "«Молитва – главное дело в духовной жизни…» Валаамский старец схиигумен Иоанн (Алексеев)"

Всего на Новый Валаам перебралось около 150 человек валаамцев. Первое время часть братии – старостильники, выехавшие с острова несколько ранее по указу правительства – проживала отдельно от основной братии в зданиях школы в местечке Каннокоски. После того, как было отремонтировано и подготовлено достаточно помещений – все братство собралось вместе на Новом Валааме. Дополнительную трудность составляло то, что все иноки были уже в преклонном возрасте. Более 70-ти человек братии разменяли седьмой десяток. Остальным было за 60 лет. Притока новых молодых сил не было. Немало монахов скончалось, с трудом пережив военные потрясения и переезд. Тем не менее, выжившие, с надеждой на помощь Божию, взялись обустраиваться на новом месте. Сохранившиеся надворные постройки отремонтировали и соорудили трапезную, храм, два келейных корпуса, вскоре провели электричество, починили водопровод. Если на Старом Валааме почти у всех были отдельные келлии, то теперь братия жила тесно, по несколько человек в комнате.

Келлия схиигумена Иоанна представляла собой небольшую скромную комнату с видом на тихое озеро. На дверь с внутренней стороны был прикреплен рисунок с изображением двух беседовавших между собой монахов: в глазу у одного был маленький сучек, а у другого – бревно. Рисунок был иллюстрацией притчи Спасителя об осуждении ближнего: «Что ты смотришь на сучок в глазе брата твоего, а бревна в твоем глазе не чувствуешь?» (Мф. 7: з). Рядом с келлией в коридоре стояла лавка для приходивших к старцу на исповедь.

Этот послевоенный период жизни валаамского братства нашел яркое отражение в письмах схиигумена Иоанна. Он не только делал наставления, поддерживал и утешал духовных чад, но и рассказывал иногда о жизни теперь уже Ново-Валаамского монастыря. Все иноки были сильно привязаны к Старому Валааму и очень по нему скучали. Отец Иоанн принял все случившееся с глубокой покорностью воле Божией и верой в Божественный Промысел.

В 1945 г. как-то произошел следующий случай. Схиигумен Иоанн возвращался из поездки в город. На вокзал встречать его отправили из монастыря монаха на лучшей монастырской лошади, но была она чужой, предоставленной монастырю на время. Лошадь, к несчастью, пропала в дороге – то ли украли, то ли сбежала. Среди братии поднялся ропот, мол, старец часто выезжает из монастыря и наносит монастырскому хозяйству ущерб. Отец Иоанн вспоминал: «Один инок сказал мне: “Ты разъезжаешь, и лошадь потеряли”. Раньше сказал мне другой инок: “Есть ли в монастыре хоть один монах, который сердится на тебя?” А оказалось есть. Люди как люди: сегодня хвалят, а завтра свалят. Однако я не тревожусь, ибо глубоко верю, что не без Божией же воли это случилось… Не то потеряли, а лошадь нечего жалеть. […] Кто похитил – ему нужнее»[44]44
  Там же. С. 130


[Закрыть].

Но не все с такой кротостью покорились обстоятельствам. Схиигумен Иоанн упоминал в письмах случай, как один монах, чрезмерно тосковавший, не выдержав разлуки с Валаамом, решил вернуться своим ходом обратно на остров. Его не пугали ни расстояния, ни плохие дороги и их отсутствие, ни даже советские охранительные органы. Ничто не могло его удержать. Монах Ксенофонт, так звали страдальца, даже прошел благополучно границу. «В Сердоболь шел пешком, 30 верст провезли на автомобиле рабочие. В Сердоболе пришел на пристань и спросил: “Когда пойдет пароход на Валаам”… Визы у него не оказалось, забрали и посадили в тюрьму. Сидел больше месяца. Были разные допросы. Затем отправили в Петрозаводск. Тоже посадили в тюрьму. Тоже были допросы. Наконец отправили с конвоем на границу. Передали финской полиции. Последние отправили его в монастырь…». Эпопея завершилась благополучно, хотя бедного инока допрашивали 15 раз. «Помурыжили все же», – писал отец Иоанн[45]45
  Письмо от 20 декабря 1947 г. Там же. С. 169.


[Закрыть].

Как упоминалось выше, на Новом Валааме проживали в основном иноки преклонного возраста. Но они, как и на прежнем месте, продолжали трудиться на общих послушаниях – занимались сельским хозяйством, животноводством, заготавливали дрова на зиму. «Я хожу на работу после обеда на два часа дрова рубить. Хорошо поработать при здоровье на воздухе»[46]46
  Письмо от 20 декабря 1947 г. Там же. С. 169.


[Закрыть], – писал отец Иоанн в 1947 г., когда ему было 74 года. Или: «Хлеб с полей убрали и намолотили, во время молотьбы я даже заболел, простудился: пыль, пот и сквозняк. Теперь начали картошку копать, картошки много, при хорошей погоде хватит на две недели. При здоровий хорошо и поработать, даже назидательно, иногда до слез…»[47]47
  Письмо от 16 сентября 1947 г. Там же. С. 160–161.


[Закрыть]. Все граждане Финляндии после определенного возраста получали небольшую пенсию – и монахи тоже. Из небольших денег старцы выделяли часть средств для помощи сестрам Линтульского женского монастыря, также эвакуировавшегося вглубь Финляндии и устроившегося недалеко от Нового Валаама. Валаамцы духовно окормляли и поддерживали линтульских сестер.

В Ново-Валаамском архиве сохранилось письмо казначея монастыря иеромонаха Григория к благотворителю А.В. Оболенскому[48]48
  Оболенский Алексей Васильевич (1877–1969), князь – до революции директор-распорядитель золотопромышленной компании, председатель комитета по восстановлению Ферапонтова монастыря, состоял на государственной службе. После революции проживал в Финляндии, затем в Швеции. Был благотворителем Валаамского монастыря, вел переписку с настоятелем и братией.


[Закрыть] с описанием всех ново-валаамских «владений». Отец Григорий, которому в 1947 г. было 77 лет, писал: «Здесь хозяйство небольшое сравнительно со старым Валаамом. 70 гектаров пахотной и луговой земли и лесу 230 гектаров. Лес мелкий, мало хорошего, и тот реквизируют и отправляют в Россию: повоевали теперь надо рассчитываться[49]49
  Финляндия выплачивала послевоенные репарации СССР.


[Закрыть]. В прошлом году заклеймили 1 000 деревьев[50]50
  «Заклеймили», т. е. отметили как выделенные для государственных нужд.


[Закрыть], нам осталось только сучьё и вершинки. А нынче еще заклеймили 2 000 дерев – остается нам кустарник и молодой лесок, а дрова у нас в течение года выходят 1 200 кубометров. Поэтому необходимость заставила как-нибудь выходить из этого положения и находить себе топлива. Управляющий этого имения сказал нам, что у берегов есть много затонувшего лесного материала, его можно извлекать из воды на дрова… Вот я и занялся… и… шесть лет производил эту водолазную работу с начала весны, как только лед растает, и до морозов… Помогают мне два старца по 63 года каждому. Один с 6 часов утра едет со мной, а другой с обеда, а до обеда он печет хлеб. И в течение лета вытаскиваем и распиливаем на метровые, и раскалываем, и кладем в клетки… и по первому льду… везем их на лошадке… Еще то воодушевляло меня, что моя эта работа избавляла старцев от трудов повинности в [финляндскую] казну до 65 лет. И нынче, если буду здоров, то буду продолжать свою водолазную работу… К сожалению, рабочих теперь нанять негде, все работы старцы сами работают»[51]51
  Письма Нового Валаама: труд иноков / Публ. Т.И. Шевченко // Альфа и Омега. 2008. № 3. С. 248–249.


[Закрыть].

На Новом Валааме жили очень бедно, многие считали тамошние условия даже нечеловеческими. У стареющей братии не было ни сил, ни особого желания добиваться лучших бытовых условий и внешнего комфорта, к которым так стремилось финляндское общество, да и немощь старческая брала свое. Трапезная со временем пришла в упадочное состояние – всюду царил беспорядок. Пища была скудной и плохо приготовленной, по столам дерзко разгуливали тараканы, их можно было обнаружить и в тарелке с пищей. Неудивительно, что многие иноки предпочитали питаться у себя в келлиях[52]52
  Иоанн (Алексеев), схиигум. Письма о духовной жизни… С. 71


[Закрыть]. В письмах схиигумена Иоанна из Папинниеми часто встречаются упоминание о еде. В послевоенной Финляндии были трудности с продовольствием. Заботливые почитатели присылали иногда что-нибудь съестное, надеясь порадовать старца. Он же делился со своими соседями и тоже пересылал подарки чадам в виде сушеных грибов или ягод, которые собирал сам.

Один из иноков, чьи письма к А.В. Оболенскому сохранились, писал в те годы: «В Финляндии стало во всем скудно: на черной бирже масло продают по 1 200 марок кило. Где же взять такие большие деньги?»[53]53
  Письма Нового Валаама: труд иноков… С. 244.


[Закрыть] Понимая, как трудно жить в миру, отец Иоанн старался поддержать духовных чад, в том числе материально. «Посылаю я вам посылочку, не стесняйтесь принять, изюм мне не нужен, а вам пригодится, кофе тоже не нужен, а сахару осталось у меня еще четыре таких порции, скоро еще дадут. Мама твоя любит, пусть кушает, еще малиновый чай посылаю, своего производства»[54]54
  Письмо от 23 декабря 1947 г. Иоанн (Алексеев), схиигум. Письма о духовной жизни… С. 72.


[Закрыть].

Откровенно говоря, такая щедрость старца проистекала скорее от его духовной силы и способности довольствоваться малым, чем от изобилия. Все жили небогато. Но некоторые иноки в письмах к давнему благотворителю монастыря, наоборот, просили помочь им продуктами, и особенно чаем и кофе. Эти разгорячительные напитки, из-за склонности младшей братии к унынию, монастырское начальство старалось ограничить в употреблении. В 1946 г. один из иеродиаконов сетовал А.В. Оболенскому: «Мы, Валаамская братия, уже больше четырех годов не видим чаю. Конечно, после Валаама мы получали чаю понемногу из прежних запасов, но потом нам перестали давать… По милости Божией жить мы устроились. Конечно, в сравнении с Валаамом – “день с ночью” в жизненных условиях… Просвету нет, и не видно, когда будет… Видно так допущено свыше за плохую жизнь!»; «Так мне скорбно, что нет у меня чайку. Хотя бы вы… оказали милость чайную, да немного кофейку. А я вам смогу воздать, только если в Храме Божием помяну вашу к нам, бедным, доброту… По правде вам скажу, очень желательно попасть в свою родную Россию»[55]55
  Письма Нового Валаама: труд иноков… С. 244–247.


[Закрыть].

Схиигумен же Иоанн, как и в прежние «старовалаамские» времена, не терял подвижнический настрой и твердо шел путем нестяжания и молитвы. Он писал Елене Акселевне: «Твои селедочки я получил, по назначению раздал… и другим неимущим дал… Пожалуйста, не присылай мне больше» (1947). Иногда он помогал чадам и из своей пенсии: «Расходуй мои денежки, не стесняйся, мне они не нужны» (1948); «Не посылай мне, пожалуйста, деньги. Если будет нужда, тогда попрошу» (1952)[56]56
  Иоанн (Алексеев), схиигум. Письма о духовной жизни… С. 72–73.


[Закрыть]. Старец был очень строг к себе и снисходителен к другим. В одном из писем он писал: «К стыду моему живу я в монастыре уже 48 лет и до того расстроился, что просто не знаю, с чего и начинать, как спасти свою душу… Ты не подумай, что говорю так по смирению. Нет, нет, я такой есть воистину… Но не отчаиваюсь, верую в Божие милосердие и стремлюсь к нему по силе моей… Очень я доволен и рад, что Господь судил мне жизнь проводить в стенах монастыря. Ты писала, “что любишь вкусную пищу”; а кто не любит? Только тот не любит, кто вкусил небесного утешения и обуздывает чрево – этого господина всего худого» (1945)[57]57
  Там же. С. 138.


[Закрыть].

* * *

Вспоминая о послевоенном времени в монастыре нельзя не сказать несколько слов об известном «воссоединении»[58]58
  Подробно об этом см.: Шевченко Т.И. Валаамский монастырь и становление Финляндской Православной Церкви. М.: ПСТГУ, 2012. С. 284–308.


[Закрыть]. В 1945 г. валаамское братство в Папинниеми перешло в юрисдикцию Московского патриархата. Переход этот был неполный – административно монастырь остался в ведении Финляндского церковного управления. В 1945 г. взявший на себя инициативу лидера валаамских старостильников монах Иувиан (Красноперов) и настоятель обители игумен Харитон (Дунаев) несколько раз писали в Московскую патриархию с просьбой восстановить связь и обсудить возможность возвращения братии на Старый Валаам. В то время уже 20 лет валаамское братство жило в состоянии идейного разобщения – часть иноков, отказавшихся принять новый церковный календарь, введенный в Финляндской Православной Церкви в 1920-е гг., прервала евхаристическое общение со своими братьями новостильниками и с Церковным управлением, хотя, благодаря мудрости и авторитету настоятеля обители игумена Харитона, обе части братства несли общие послушания и жили вместе, в одном монастыре, административно подчиняясь одному настоятелю.

После Великой Отечественной войны победители диктовали условия – и финляндское и советское руководство были заинтересованы в мирном и взаимовыгодном решении всех проблем. Московская патриархия не признавала отделения Финляндской Православной Церкви под юрисдикцию Константинополя в 1923 г., но и не налагала никаких прещений, поскольку сама испытывала от властей жесткие притеснения. Теперь же советское правительство оказалось заинтересованным в том, чтобы Русская Православная Церковь укрепила свои позиции на западе. Так появился шанс разрядить напряженную атмосферу церковной жизни в Финляндии. Православные финны болезненно переживали каноническое непризнание их Церкви, это тяготило всех. Тем более что самый крупный и авторитетный монастырь в Финляндии, Валаамский, и вовсе – позиционировал себя русским, будучи наполовину старостильным.

Игумен Харитон сумел договориться и с местным Церковным управлением, и с московской делегацией таким образом, что все остались довольны. Монастырь перешел в каноническое послушание Русской Православной Церкви, и это позволило всему братству перейти на старый церковный календарь. А Финляндское церковное управление серьезно озаботилось деталями плана возвращения всей Финляндской Православной Церкви в Московский патриархат. В течение нескольких лет сохранялась надежда, что воссоединение двух Церквей все-таки произойдет, валаамцы в это очень верили. Но, в конце концов, переговоры затянулись, советское правительство потеряло интерес к идее использовать это воссоединение в своих политических интересах, а финляндское правительство строго придерживалось курса независимости и нейтралитета и не допустило на своей территории «чужой» церковной юрисдикции. Тем не менее, все эти события имели положительным результатом воссоединение валаамского братства и образование двух старостильных приходов Московского патриархата – Покровского и Никольского – в Хельсинки, действующих и поныне. В 1957 г. Московский патриархат отказался от идеи вернуть Финляндскую Церковь и признал ее автономию в юрисдикции Константинопольского патриарха. Валаамскому монастырю велено было вновь вернуться в полное подчинение местному Церковному управлению.

Начиная с посещения Ново-Валаамского монастыря митрополитом Григорием (Чуковым)[59]59
  Григорий (Чуков Николай Кириллович, 1870–1955), митрополит. Хиротонисан во епископа Саратовского (1942). Возглавлял Астраханскую, Псковскую, Олонецкую епархии. Митрополит Ленинградский и Новгородский (1945). Неоднократно возглавлял церковные делегации за рубеж.


[Закрыть] в 1945 г.[60]60
  С 21 сентября по 12 октября 1945 г. митрополит Григорий находился в Финляндии для переговоров с Финляндским архиепископом Германом (Аавом) и посетил Ново-Валаамский монастырь. Целью поездки было узнать больше о состоянии церковной жизни в Финляндии и о возможностях возвращения Финляндской Церкви в юрисдикцию Московского патриархата, а так же разобраться с ситуацией календарного раскола в Ново-Валаамском монастыре.


[Закрыть] в монастыре периодически обсуждался вопрос о возвращении иноков на родину на Старый Валаам. Поначалу и сам митрополит Григорий, и сопровождавший его как правительственное «око» секретарь А.Ф. Шишкин[61]61
  Шишкин Александр Федорович (1897-?) – преподаватель Ленинградской Духовной академии, сотрудник Отдела внешних церковных сношений (ОВЦС), в прошлом был связан с обновленцами.


[Закрыть] поддержали эту идею и обещали похлопотать, «где и у кого надо»[62]62
  Шевченко Т.И. Игумен Харитон. С. 303.


[Закрыть]. Были даже высланы анкеты для оформления советского гражданства, которые желавшие переехать иноки должны были заполнить[63]63
  Там же. С. 300.


[Закрыть]. Но процесс переговоров все время затягивался по непонятным причинам. Если вначале многие из братий захотели вернуться в Россию, то со временем количество желающих значительно уменьшилось. Опять-таки сказался преклонный возраст монахов – поразмыслив, они поняли, что в настоящих условиях не смогут поднять полуразрушенный Старый Валаам, к тому же обещания советских властей были туманными – сначала никто не видел препятствий для возвращения монахов, но потом им предложили вернуться не на Валаам, а в какой-нибудь другой монастырь.

Схиигумен Иоанн вспоминал в своих письмах о визите в монастырь митрополита Григория в 1945 г., во время которого состоялось каноническое воссоединение братства с Московским патриархатом. «Митрополит Григорий служил у нас, и с ним служащих было восемнадцать человек. Служба была торжественная. […] О приезде к нам митрополита Григория… кратко скажу. Валаамские братия соединились после двадцатилетнего разделения и влились в Русскую Православную Церковь, и был у нас праздник три дня, теперь едиными устами и единым сердцем славим Господа»[64]64
  Иоанн (Алексеев), схиигум. Письма о духовной жизни… С. 97.


[Закрыть]. Старец критически смотрел на возможность вернуться на родину, ведь это была уже не та Россия, которую они когда-то потеряли, а совершенно новое государство – СССР: «Возвращение на Старый Валаам меня лично не очень радует. Зачем ехать туда, только для встречи со скорбями? Ведь мы еще пока не знаем, какие будут нам поставлены условия»[65]65
  Там же. С. 99.


[Закрыть].

При присоединении к Московской патриархии всю валаамскую братию, и новостильников и старостильников, попросили принести покаяния. Братия исповедовала «невольный грех, что, живя на территории Финского государства, не имея правильного представления о положении Церковного Управления в России, не смогли сохранить каноническую верность… Матери Церкви Российской и, следуя за своими архипастырями, отошли от нее частью в подчинение Константинопольского Патриарха, частью Епископам Карловацкой группы, и тем оказались невольными нарушителями церковного мира в самой Финской Православной Церкви и отщепенцами от Матери Русской Церкви»[66]66
  Шевченко Т.И. Валаамский монастырь и становление Финляндской Православной Церкви. С. 286.


[Закрыть]. Некоторые монахи плакали, а некоторые, особенно в преклонных летах, и не поняли толком, что им говорил при этом митрополит Григорий[67]67
  Нестор (Кыселенков), игум. В иных пределах / Вступ. и публ. Н. Корниловой // Север. 1991. № 9. С. 118–126.


[Закрыть]. При таком раскладе кто мог поручиться, что простецов-монахов в Советском Союзе не обидят и не станут использовать? Ведь все действия свои Московская патриархия вынуждена была согласовывать с Советом по делам РПЦ при Совете Министров СССР. Как ни посмотри, иноки намеревались въехать в СССР из страны, которая недавно воевала на стороне фашистской Германии.

Как писал духовным чадам сам схиигумен Иоанн: «О церковной политике рассуждать – для меня больное место…»[68]68
  Иоанн (Алексеев), схиигум. Письма о духовной жизни… С. 232.


[Закрыть]; «Хорошо, что ты не любишь говорить о церковных делах; подобные разговоры очень мешают внутренней жизни, также и политика вредна»[69]69
  Письмо от 10 июля 1946 г. Иоанн (Алексеев), схиигум. «Загляни в свое сердце»… С. 82.


[Закрыть]. Следует заметить, за весь период календарной смуты в Валаамском монастыре[70]70
  «Смута» началась с церковных судов над старостильниками в 1925 г.


[Закрыть] отец Иоанн ни разу нигде не был замечен ни как возмутитель спокойствия, ни как раскольник, ни как ревнитель, ни как спорщик – ни одна из сторон ничего отрицательного не могла о нем сказать. Острый период календарных распрей отец Иоанн провел вне Валаама – в Трифоно-Печенгском монастыре – и вернулся на остров только в 1932 г. В одном из поздних писем он так выразил свою позицию: «Преподобный Арсений Великий сказал: “Монах – пришлец в чужой стране, ни во что не должен вмешиваться, – и тогда он будет спокоен”. Чудно и справедливо сказал ты, великий отец, кратко, но очень глубоко, конечно, это [слово] вытекло от великого твоего святого опыта.

А современное монашество, к стыду нашему, от невнимательной и рассеянной жизни не стало следить за собой… Следим, подчеркиваем немощи других и вмешиваемся в чужие дела, а выходит разная нелепая болтовня, клевета, ропот и недовольство на монастырское начальство вместо послушания и повиновения. Делаем им даже указания и даем советы. Но этого мало… – вмешиваемся даже в мировые дела и готовы управлять странами…»[71]71
  Письмо от 14 ноября 1955 г. Иоанн (Алексеев), схиигум. Письма о духовной жизни… С. 459.


[Закрыть].

Схиигумен Иоанн полностью поддерживал линую тогдашнего настоятеля монастыря игумена Харитона (1933–1947). С отцом Харитоном его сближало еще и то, что оба они были большими любителями пустынножительства, святоотеческих поучений, усердными делателями Иисусовой молитвы и оба подвизались какое-то время в Предтеченском скиту. Отцу Иоанну «повезло» больше, поскольку должность помощника духовника не обязывала его вникать в административные перипетии с властями. В то время как на исполнявшего тяжелое послушание настоятельства игумена Харитона многие были обижены. В 1947 г. отец Иоанн часто исповедовал и причащал игумена Харитона во время предсмертной болезни. Незадолго до кончины настоятель принял великую схиму. «Отец игумен очень слабеет, скоро свечечка жизни его погаснет. Готовится хорошо, я его часто причащаю, он в полной памяти и спокоен»[72]72
  Письмо от 17 октября 1947 г. Там же. С. 162–163.


[Закрыть], – писал отец Иоанн.

Схиигумен Харитон, сам известный делатель Иисусовой молитвы и опытный администратор, хотел видеть именно схиигумена Иоанна своим преемником на посту настоятеля монастыря – обстановка в послевоенные годы была очень напряженной и сложной. По достоинству оценив такие замечательные качества схиигумена Иоанна как незлобивость, кротость, смирение и духовный опыт, и сама братия хотела видеть его отцом-настоятелем. Один из особенно роптавших насельников, иеродиакон Сергий, писал благотворителю: «Состоялся выбор нового Игумена, выбирали только имеющие финское гражданство, некоторые не пришли на выборы… выпало… на Схиигумена Иоанна. […] И, слава Богу, Отец Иоанн у нас хорошей духовной жизни, он сам о себе водится смиренным мудрованием, и тоже начитанный святоотеческого наследия, и всегда нас, своих духовных чад, приводит к миру»[73]73
  Письма Нового Валаама: труд иноков… С. 251.


[Закрыть].

На общем собрании 26 января 1948 г. отец Иоанн был избран настоятелем 31 голосом из 44, но Финляндское церковное управление неожиданно вспомнило о «канонах» и постановило, что схимник не может управлять монастырем и занимать ответственную административную должность. Братия была очень расстроена, хотя сам избранник был спокоен и полагался на волю Божию: «Я, по Божией милости, спокоен… Стараюсь держать себя от всего в стороне и от всяких разговоров уклоняюсь. Буди воля Господня во всем», – писал он 12 марта 1948 г.

Несмотря на просьбы и возражения братии, Церковное управление не утвердило кандидатуру схиигумена Иоанна. Иеромонах Григорий[74]74
  Григорий (Федоров, 1870-?), иеромонах. Поступил в Валаамский монастырь в 1895 г., зачислен послушником в 1897 г., рукоположен во иеродиакона в 1903 г., во иеромонаха – в 1906 г. Казначей с 1918 г., в 1920 г. принял финляндское гражданство. Был делегатом от монастырей на Собор Финляндской Православной Церкви 1935 г. На Новом Валааме занимался огородным хозяйством, но по болезни был освобожден от послушания.


[Закрыть], казначей, вспоминал: «Братия была очень обижена и расстроена, неутверждением всеми желаемого отца Иоанна. Неутверждение несправедливое: схима – не препятствует управлению Монастырем. В доказательство этому был послан список Игуменов и Архиереев, которые в схиме управляли монастырями, а Архиереи – епархиями».[75]75
  Архив Ново-Валаамского монастыря. Папка: Письма князю А.В. Оболенскому. Письмо иеромонаха Григория от 9.04.1948 г.


[Закрыть]

«Каноны», скорее всего, не были определяющим фактором, повлиявшим на исход дела – когда в 1920-х гг. вводилась календарная реформа в Финляндской Православной Церкви, весьма спорная и вызвавшая много протестов, «каноны» не особенно волновали Церковное управление. Здесь стоит упомянуть еще об одном факте, недавно открывшемся, но не подтвержденным дополнительными источниками.

Бывший Финляндский архиепископ Серафим (Лукьянов)[76]76
  Серафим (Лукьянов Александр Иванович, 1879–1959), митрополит. В сентябре 1914 г. хиротонисан во епископа Сердобольского, викария Финляндской епархии. Епископ Финляндский и Выборгский (1918). Архиепископ (1920). После отстранения от должности финляндским правительством проживал в Коневецком монастыре (1924–1926). В 1926 г. переехал в Англию, был назначен настоятелем Лондонского прихода и викарием митрополита Евлогия (Георгиевского). В 1927 г. переехал в Париж. С 1927 по 1945 гг. возглавлял Западно-Европейскую епархию РПЗЦ. Митрополит (1938). В 1945 г. вошел в юрисдикцию Московского Патриархата. После смерти митрополита Евлогия с 9.08.1946 г. – Экзарх Московского Патриархата в Западной Европе. В 1949 г. уволен на покой. В 1954 г. переехал в СССР. С 1956 г. пребывал на покое в Гербовецком монастыре Кишиневской епархии, где
  и скончался.


[Закрыть], управлявший Финляндской епархией в 1918–1923 гг., пока не был отправлен в отставку местным правительством, на склоне лет оставил воспоминания о валаамских подвижниках и сообщил неожиданную новость: «Я еще должен отметить одного из наших подвижников – это Епископа Иоанна, тайного посвящения в Валаамской обители. Я назначил его Игуменом отдаленного и сурового Печенгского монастыря и с ним послал 4-х Валаамских иноков, но все они, проживши в этом суровом монастыре, где в январе почти не бывает света и где очень дикая природа… попросили меня отправиться всем им в любимую ими Валаамскую обитель. Я согласился с их просьбами, и все они поселились в Валаамской обители и, как прежде, подвизались в трудах, в молитвах и в постах. Но особенно подвизался их начальник… Он поселился в… строгом уединенном Предтеченском скиту и за свою исключительную жизнь удостоен был тайного посвящения в сан Епископа. О времени его кончины мне, к сожалению, ничего не известно»[77]77
  Бахметьевский архив (Bakhmeteff Archive of Russia and East European History and Culture, Columbia University Libraries, NY, USA). BOX 15. Воспоминания митрополита Серафима (Лукьянова). Л. 94-119. Рукопись. Цит. по: Шевченко Т.И. Игумен Харитон. С. 467–468.


[Закрыть].

Схиигумен Иоанн скончался в 1958 г., а владыка Серафим в 1959 г. Знал ли Финляндский Архиепископ Герман (Аав)[78]78
  Герман (Аав Герман Васильевич, 1878–1961), архиепископ. Родился в Эстонии в семье регента и учителя церковноприходской школы. Закончил Рижскую Духовную семинарию в 1900 г. В 1904 г. женился, рукоположен во иерея архиепископом Рижским и Митавским Агафангелом (Преображенским). За время служения в Эстонии избирался: а) дважды благочинным самого крупного в Эстонии Эзельского благочиния (17 приходов) б) депутатом на два церковных собора в г. Юрьев в 1917 г. в) членом поземельных комиссий в нескольких благочиниях; г) состоял председателем и товарищем председателя в обществах: просветительском, земледельческом и трезвости; д) служил на приходах в Лэлле, Старо-Фаннэрне, Му стеле и более 12 лет на острове Сааремаа. Был известным в Эстонии духовным писателем. После провозглашения независимости Эстонии местные церковные власти предложили ему занять кафедру викарного епископа в г. Нарва, однако в 1922 г. в родах умерла его жена, оставив шестерых детей, и протоиерей Герман предпочел покинуть Эстонию, отправившись в Финляндию. Архиепископ Герман управлял Финляндской Православной Церковью с 1.01.1924 г.


[Закрыть] об этой тайне или нет – не известно. Но в конце 1940-х и в начале 1950-х гг. Финляндское церковное управление отчаянно сопротивлялось укреплению позиций Русской Церкви в Финляндии. Возрастание же авторитета Ново-Валаамского монастыря, с епископом во главе, могло содействовать образованию отдельной епархии Московского патриархата, чего так хотели в Москве и чего, в конце концов, не допустили финляндские власти. Сам отец Иоанн никогда не упоминал об этом факте, ровно, как и остальные насельники Нового Валаама. Никто из живущих ныне его духовных чад также ничего не слышал об этом. Уж очень не вяжется с образом церковного иерарха образ смиренного старца-простеца. Впрочем, как здесь не вспомнить слова некоторых современников отца Иоанна, утверждавших, что старец и на схимника-то совершенно не похож, что он и сам неоднократно подтверждал.

Интересно следующее замечание. Схиигумен Иоанн был не просто скромным и тихим человеком, он, как сам признавался, был чрезвычайно робким от природы. Старец никогда ни с кем не спорил и, тем более, никого не обличал. Но в начале 1950-х гг. в Финляндии участились негативные выступления деятелей Русской Зарубежной Церкви, имевшей возможность открыто выступать в СМИ, против Московской патриархии. Ее обвиняли в сотрудничестве с богоборческой советской властью и осуждали, причем зачастую явно преувеличенно. В Ново-Валаамском монастыре постоянно обсуждался этот вопрос. В Финляндии со стороны эмигрантов последовала «фабрикация всякого рода недоброжелательных слухов». Православные финны тоже прислушивались к дискуссии, и в конце концов заняли позицию – «русские эмигранты лучше знают намерения Русской Церкви»[79]79
  Шевченко Т.И. Валаамский монастырь и становление Финляндской Православной Церкви. С. 319.


[Закрыть]. Даже на Новом Валааме появились такие иноки, которые уклонились от посещения службы приехавшего в 1954 г. в монастырь из СССР епископа Михаила (Чуба)[80]80
  Михаил (Чуб Михаил Андреевич, 1912–1985) архиепископ. Хиротонисан в 1953 г. во епископа Лужского, викария Ленинградской епархии. Ему было поручено управление Патриаршими приходами в Финляндии. 11 ноября 1954 г. освобожден от управления приходами в Финляндии и назначен епископом Старорусским, викарием Ленинградской епархии.


[Закрыть], из-за того что владыка «служит у большевиков»[81]81
  Шевченко Т.И. Валаамский монастырь и становление Финляндской Православной Церкви. С. 122.


[Закрыть].

Схиигумен Иоанн посчитал своим долгом заступиться за Русскую Православную Церковь. Он затронул эту деликатную и болезненную тему в нескольких письмах 1954 г. Даже написал своеобразное «послание заграничным иерархам», в котором дал откровенно резкую оценку поступков русских зарубежных иерархов, пусть и неправых, но явно вышестоявших его по чину, что в устах «простого» монаха, никогда не судившего поступки начальствующих, звучало непривычно и несколько дерзко: «Для меня больное место заглядывать в политику гражданскую и церковную. Я – монах, отрекся от мира… Очень печально, даже возмутительно слышать, что заграничные иерархи поносят Православную Святую Церковь Русскую. Еще печальнее, что даже и других заставляют поносить ее – сугубо грешат. Вам, иерархи Божии, можно кричать: сами откололись самочинно от Русской Церкви и улетели за тридевять земель. Православная Церковь Русская прошла огонь и воду и чисто славит Господа. […] А вы, иерархи заграничные, по долгу святого евангельского учения, должны молиться за страждущую Русскую Церковь, а не поносить. Если дух ваш заражен духом злобы – не можете молиться, тогда хоть не поносите. Конечно, вы много можете наговорить в свое оправдание… Но ваш разговор не оправдывает вас перед Богом… Эту статейку написал от боли сердечной…»[82]82
  Письмо от 10 октябрь 1954 г. Иоанн (Алексеев), схиигум. Письма о духовной жизни… С. 439.


[Закрыть]

И в другой раз в письме к «рабе Божией Н…» старец писал: «Почтенный митрополит, одумайся, почему ты так безумно поступаешь – поносишь Православную Русскую Церковь. Пишу эти строки и плачу. Не поноси, а молись о ней… Прошу тебя и умоляю, вразумись… Ах, заграничные иерархи, бревна в своем глазу не видите, просто не хотите видеть, а сучки в страждущей Церкви увидели [см.: Мф. 7: 3]»[83]83
  Письма 28 августа 1954 г. Там же. С. 436–437.


[Закрыть]. Человек, с болью написавший эти строки, говорил с архиереями как равный, стараясь предостеречь от опрометчивых поступков.

Забавно, но старцу очень нравились русские православные календари, где помещали фотографии всех служивших иерархов. Он писал Елена Акселевне: «Посылаю два календаря. Вот сколько там иерархов! Все с бородами!»[84]84
  Там же. С. 101.


[Закрыть]. Пассаж о бороде был, вероятно, в сторону Финляндского архиепископа Германа (Аава) всегда гладко выбритого и не принявшего предварительно перед хиротонией постриг[85]85
  Это было в рамках традиции Константинопольского патриархата.


[Закрыть]. В 1920-е гг. для консервативных валаамцев, привыкших считать епархиального архиерея своим отцом, принять такое положение дел было особенно трудно. Валаамец отец Памва (Игнатьев)[86]86
  Памва (Игнатьев Павел, 1877–1965), иеромонах. Происходил из крестьян Тверской губернии, в учебных заведениях не учился. Поступил в Валаамский монастырь в 1895 г., зачислен послушником в 1901 г., рукоположен во иеродиакона в 1910 г., посвящен во иеромонаха в 1914 г. Награды: набедренник (1916), золотой наперсный крест (1921). Проходил послушания при келлиях наместника, при Московском подворье, при Архиерейском доме в Выборге, при келлиях игумена. В 1933–1940 гг. избран членом Монашеского Совета от Печенгского монастыря. Для исполнения пастырских обязанностей в 1937, 1938 гг. был командирован в женский Пюхтицкий монастырь в Эстонии.


[Закрыть], делясь впечатлениями о событиях в монастыре, записал в дневнике 25 июня 1924 г.: «Встречали еп[ископа] Германа… Вид у него странный, без волос и на левой руке носит два обручальных кольца… В обращении очень прост, служит не торопясь… Мне он понравился и другим также, а некоторым нет… Некоторые отцы и миряне не подходили под благословение, считая его за неправильно поставленного…»[87]87
  НАРК. Ф. 726. Оп. 2. Д. 16. Цит. по: Шевченко Т.И. Игумен Харитон. С. 100.


[Закрыть]. Также и митрополит Евлогий (Георгиевский) в своих мемуарах отметил этот факт: «Старые монахи, верные церковным традициям, епископа Германа не признают. Ходит он в штатском, бритый. При встрече они ему не кланяются. Он спрашивает: “Почему не кланяетесь?” Они в ответ: “А почему кланяться?” – “Я – епископ!» – “А бороденка где у тебя?”»[88]88
  Евлогий (Ггоргиевский), митр. Путь моей жизни: Воспоминания Митрополита Евлогия (Георгиевского), изложенные по его рассказам T. Манухиной [1947]. М.: «Московский рабочий»; Изд. отдел Всецерковного Православного Молодежного Движения, 1994. С. 499.


[Закрыть]

В 1923 г. настоятели Валаамского, Коневского и женского Линтульского монастырей даже обращались в Государственный Совет Финляндии в связи с отставкой архиепископа Серафима с просьбой не оставлять Церковь без возглявления: «Особенно тяжко будет положение монастырей, – писали они, – где всею духовною и административною жизнью ведает Архипастырь – и как имеющий высшею степень священства, и как сам монах, знающий монашескую жизнь по своему личному опыту. Церковное же Управление, состоящее из священников и мирян, не может руководить жизнью монастырей»[89]89
  Шевченко Т.И. К вопросу о юрисдикции Финляндской Православной Церкви // Вестник ПСТГУ II: История. История Русской Православной Церкви. 2008. № 1 (26). С. 68.


[Закрыть].

Свмч. Игнатий Антиохийский учил: где епископ – там и Церковь Божия[90]90
  «Ибо, которые суть Божии и Иисус-Христовы, те с епископом» (Филад. III, 2); «Без епископа никто не делай ничего, относящегося до Церкви. Только та евхаристия должна почитаться истинною, которая совершается епископом, или тем, кому он сам предоставит это. Где будет епископ, там должен быть и народ… что одобрит Он, то и Богу приятно, чтобы всякое дело было твердо и несомненно» (Смир. VIII, 1). Цит. по: Ранние отцы Церкви. Брюссель: «Жизнь с Богом», 1988. С. 130, 134–139.


[Закрыть]. Оставшись без архиерейского руководства и поддержки Русской Церкви, монастырь вполне мог рискнуть получить своего архиерея, – хотя это, конечно, только предположение[91]91
  Шевченко Т.И. Игумен Харитон. 159–160.


[Закрыть]. Был или не был отец Иоанн епископом тайного посвящения – никак не повлияло на его служение старца и нисколько не умалило значение его духовного опыта, которым валаамский подвижник щедро делился.

В 1950-е гг. схиигумен Иоанн стал известным старцем-утешителем и руководителем духовной жизни для многих мирян. Некоторые из его писем духовным чадам были опубликованы в журнале «Аамун Койтто» в переводе на финский язык главного редактора журнала, валаамского постриженика иеромонаха Павла (Олмари-Гусева). Так наставления валаамского старца стали доступны и православным финнам. Многие чада и друзья отца Иоанна одобрили перевод и идею публикации писем, и старец благословил начать работу по подготовке первого издания. Трое из ближайших учеников старца занялись отбором и редактированием писем: Елена Армфельд, Тито Коллиандер и Дмитрий Дороган, бывший офицер царской армии[92]92
  Иоанн (Алексеев), схьшгум. Письма о духовной жизни… С. 105.


[Закрыть].

Первую публикацию было решено сделать на русском языке. Проект был готов уже в 1953 г., а первый экземпляр, сделанный на мимеографе, множительном приборе для получения большого количества оттисков с машинописного текста, – в 1956 г. Схиигумен Иоанн сам принимал участие в подготовке первого сборника, давал рекомендации составителям, какие письма включить, а какие нет: «У тебя есть письмо к Ионовой, написанное карандашом, исключи его… Еще исключи письмо о Чаше. Мои переживания другим непонятны (4 апреля 1954)»; «Об обожении писать я не буду и не умею… (28 апреля 1956)»; «Статейку о заграничных иерархах не надо исключать из сборника. Пусть они прочтут, бояться не надо. Дождусь ли я этого сборника, чтобы увидеть его, не знаю (22 ноября 1954)»[93]93
  Там же. С. 105–108.


[Закрыть].

Некоторые из писем были утеряны. Старец успокаивал расстроенных помощников: «О потерянных письмах не надо скорбеть… Расположись на волю Божию. Наверно, так угодно Господу, чтобы они потерялись (6 ноября 1954)». Еще некоторые из писем были исключены издателями. Отец Иоанн и здесь не велел сильно беспокоиться: «О письмах, которые забраковали, тоже не смущаюсь и тебе не советую смущаться. А то до чего дошла, что даже ночи не спала. Повторяю, будь спокойна… (28 апреля 1956)»[94]94
  Там же. С. 107–108.


[Закрыть]. Всю основную работу по подготовке сборника отец схиигумен благословил делать писателю и своему духовному сыну Тито Коллиандеру: «Слишком спешить нельзя. По моему мнению, это никогда не бывает на пользу предпринятому делу. Пусть Тит делает, как он хочет. Я против этого ничего не имею (14 февраля 1956)»[95]95
  Там же. С. 110.


[Закрыть].

Несколько статей-размышлений по духовным вопросам старец написал дополнительно. В результате в сборник писем вошли его мысли о Святых Тайнах, о молитвенной жизни, о сновидениях и о нападении помыслов. Отец Иоанн сам подготовил предисловие к первому изданию и нарисовал обложку. Сборник он предлагал назвать «Письма о духовной жизни», но издатели предпочли назвать книгу «Письма валаамского старца»[96]96
  Там же. С. 109.


[Закрыть].