Текст книги "Политическая наука №4 / 2015. Сравнительные исследования мировой политики"

Со своей стороны А. Цыганков считает, что формирование действительно полицентричного мира «откладывается» на период глобальной неопределенности, который, скорее всего, «продлится не одно десятилетие и окажется наиболее опасным со времени окончания Второй мировой войны» [Россия в глобальной политике, 2015, с. 107–119].

Другие полагают, что будущее не за полицентричным, а за бесполярным миром. Сегодня ни одна страна не обладает достаточными ресурсами для диктата своей воли. Америка перестает быть гегемоном. Запад утрачивает лидирующие позиции в мировой политике, по крайней мере значительную их часть. В результате происходит неуклонное перемещение центра мирового влияния от Запада – США и Европы – на Восток, к Китаю, странам ЮВА, Бразилии и, возможно, России, в результате чего формируется бесполюсный мир [Баталов, 2012].

«Так или иначе, – пишет А. Безруков, – если Россия устоит до 2020 года, если все попытки ее противников не приведут к экономическому коллапсу, хаосу и распаду страны, то можно будет с уверенностью сказать, что доминированию Запада пришел конец. Это значит, что международные отношения официально вступят в новую эру» [Россия и мир, 2015, с. 27].

Таким образом, в обеих странах реальная конфигурация соотношения сил в глобальной политической системе закономерно видоизменяется, проходя через призму интерпретации стратегического положения страны в мировой иерархии власти, важнейших аспектов ее исторического и культурного опыта, а также идейно-теоретических предпочтений авторов. При этом критический анализ доминирующих западных теорий сочетается с заимствованием некоторых из них (например, «мягкой силы», «международного общества», глобального гражданского общества) с целью переосмысления в ином социокультурном контексте и использования в качестве инструмента продвижения собственных взглядов.

Заключение

В международных исследованиях китайских и российских ученых наблюдаются как близкие положения, связанные с общностью ряда факторов глобального геополитического свойства и характером взаимных отношений, так и различия, обусловленные региональными особенностями, традициями международной мысли, спецификой социокультурного контекста и не в последнюю очередь – стратегиями правящих элит.

В науке международных отношений обеих стран сохраняется культурное доминирование западных теоретических концепций и подходов. В то же время и в Китае, и в России отмечается тенденция адаптации западных парадигм к иным условиям, становления национальных школ, ориентированных на аргументацию собственных интересов. В Китае этот процесс более востребован и идет значительно быстрее. Существует уже устоявшаяся точка зрения о «китайской специфике». Китайская наука продвинулась дальше и на пути преодоления своей периферийности в глобальной науке МО.

В обеих странах большинство ученых выступают за сохранение суверенитета, настаивают на высоком статусе страны в мировой иерархии. В Китае эта позиция более распространена и более бескомпромиссна. В российских исследованиях линия размежевания реалистов и либералов носит более четкий характер. Вместе с тем российские реалисты говорят о «групповом суверенитете» как условии глобальной стабильности [Безруков, 2015], а либералы признают, «что власть государств не снижается» [Лебедева, Харкевич, Касаткин, 2013, с. 25]. При этом российское видение проблематики миропорядка более плюралистично и менее нормативно. Кроме того, за редкими исключениями, российские международники, в отличие от некоторых из своих китайских коллег, не настаивают на глобальном лидерстве России в будущем миропорядке.

Список литературы

Арбатов А.Г. Крушение миропорядка? // Россия в глобальной политике. Новые правила игры без правил / Под ред. Ф. Лукьянова. – М.: Эксмо, 2015. – С. 10–20.

Барановский В. Трансформация мировой системы в 2000‐х годах // Международные процессы. – М., 2010. – Т. 8. – № 1(22). – С. 4–13.

Баталов Э.Я. Современные глобальные тренды и новое сознание // Международные процессы. – М., 2012. – Т. 10. – № 1(28). – Режим доступа: http://www.intertrends.ru/twenty-eight/02.htm (Дата посещения: 20.08.2015.)

Безруков А. Это не конец истории // Совет по внешней и оборонной политике.–2015. – 15 июля. – Режим доступа: http://svop.ru/main/16049/ (Дата посещения: 24.08.15.)

Безруков А., Сушенцов А. Россия и мир в 2020 году: Контуры тревожного будущего. – М.: Эксмо, 2015. – 137 с. – Режим доступа: http://www.hse.ru/pubs/share/direct/demo_document/152996587 (Дата посещения: 16.10.2015.)

Бергер Я.М. Эволюция геополитических взглядов в Китае // Проблемы Дальнего Востока. – М., 2010. – № 4. – С. 23–37.

Богатуров А.Д. Современный международный порядок // Международные процессы. – М., 2003. – Т. 1. № 1(1). – С. 6–23.

Бузан Б. Наука о международных отношениях – удел избранного круга государств // Международные процессы. – М., 2012. – Т. 10. – № 3. – С. 73–82.

Нин В. Особенности и современное состояние мировой политики как науки и учебной дисциплины в Китае // Вестник Российского университета дружбы народов. Серия: Политология. – М., 2008. – № 4. – С. 15–43.

Грачиков Е.Н. Геополитика Китая: Эгоцентризм и пространство сетей. – М.: Русайнс, 2015. – 234 с.

Дегтерев Д.А. Количественные методы в международных исследованиях // Международные процессы. – М., 2015. – Том 13. – № 2. – С. 35–54.

Иноземцев В.Л., Караганов С.А. О мировом порядке XXI века // Россия в глобальной политике. – М., 2005. – № 1. – Режим доступа: http://www.globalaffairs.ru/ number/n_4476 (Дата посещения: 14.09.2015.)

Кортунов С.В. Крушение Вестфальского мира и становление нового мирового порядка // Клуб мировой политической экономики. – М., 2015. – Режим доступа: http://www.wpec.ru/text/200708310905.htm#_ftn1 (Дата посещения: 24.08.15.)

Кузнецов А.М. Сибирское бремя, китайская специфика, или что нам делать с китайской теорией международных отношений // Российский совет по международным делам. – М., 2014. – 20 января. – Режим доступа: http://russiancouncil.ru/blogs/dvfu/?id_4=932 (Дата посещения: 15.08.15.)

Лебедева М.М. Российские исследования и образование в области международных отношений: 20 лет спустя // Рабочая тетрадь / Российский совет по международным делам. – М., 2013. – № 11. – Режим доступа: http://russiancouncil.ru/inner/?id_4=1394#top-content (Дата посещения: 12.08.2015.)

Лебедева М.М., Харкевич М.В., Касаткин П.И. Глобальное управление. – М.: МГИМО-Университет, 2013. – 219 с.

Мунтян М.А. Глобальное гражданское общество и гуманитарные науки. – М., 2015. – Режим доступа: http://law-znatock.ru/docs/index-6313.html (Дата посещения: 15.08.15.)

Тимофеев И. Наука международных отношений: вернуть лидерство? // Российский совет по международным делам. – М., 2013. – 13 марта. – Режим доступа: http://russiancouncil.ru/inner/?id_4=1524#top-content (Дата посещения: 17.06.2015.)

Никонов В.А. Назад, к концерту // Россия в глобальной политике. – М., 2002. – № 1. – Режим доступа: http://www.globalaffairs.ru/number/n_15 (Дата посещения: 20.08.2015.)

Тимофеев И.Н. Мировой порядок или мировая анархия? Взгляд на современную систему международных отношений // Рабочая тетрадь; Российский совет по международным делам. – М., 2014. – № 18. – Режим доступа: http://russiancouncil.ru/common/upload/RIAC_WP_18_RU.pdf (Дата посещения: 20.08.2015.)

Цыганков А.П. Теория международных отношений: традиции русской политической мысли: учебное пособие. – М.: Альфа-М: Инфра-М, 2013. – 336 с.

Цыганков А.П., Цыганков П.А. Российские международники-теоретики: опыт автопортрета (Результаты экспертного опроса) // Мировая экономика и международные отношения. – М., 2014. – № 9. – С. 92–102.

A confucian constitutional order / Ed. by D.A. Bell, F. Ruiping. – Princeton, NJ, 2013. – vii, 256 p.

China and the global politics of regionalization / Ed. by E. Kavalski. – L., 2009. – 195 p.

China and the international system: Becoming a world power / ed. by Xiaoming Huang, Robert G. Patman. – L.; N.Y.: Routledge. 2013. – 256 p.

Contemporary chinese political thought: Debates and perspectives / Ed. by F. Dallmayr, Z. Tingyang. – Lexington, KY: Univ. press of Kentucky. 2012. – vii, 295 p.

Martin J. When China rules the world: The end of the western world and the birth of a new global order. – N.Y., 2009. – Mode of access: http://inctpped.ie.ufrj.br/spiderweb/ pdf_3/4_when_china_martin_jacques.pdf (Дата посещения: 21.09.2015.)

Qing J. How China’s ancient past can shape its political future. – Princeton, NJ, 2013. – 236 p.

Luttwak E.N. The rise of China vs the logic of strategy. – Cambridge, MA; L., 2012. – 356 p.

Neuman St. International relations theory and the third world. – N.Y.: St. Martin’s press, 1998. – 244 p.

Noesselt N. Entre particularité et univrrsalité: à la recherche d’une paradigme chinoise // La perspective en relations internationales / Sous la dir. de Héléne Pellerin. – Outremont: Athéna éditions, 2010. – 543 p.

Non-western international relations theory: Perspectives on and beyond Asia / Ed. by Acharya A., Buzan B. – L; N.Y.: Routledge, 2010. – 253 p.

Shih Ch. Sinicizing international relations: self, civilization, and intellectual politics in subaltern East Asia. – N.Y., 2013. – 342 p.

Peng Y. On the changes in the international order // Contemporary international relations. – 2014. – Vol. 24, N 4. – P. 34–63.

Shiping Z. Zhongguo haiquan [China’s sea power]. – Beijing: Renmin ribao chubanshe, 2009. – P. 65–82.

Tingyang Z. Tianxia tixi: Shijie zhidu zhexue Daolun [Tianxia system: An introduction to the philosophy of world institutions]. – Nanjing: Jiangsu jiaoyu chubanshe, 2005. – P. 54–67.

Xinchun N. On China’s international identity: A horizontal analysis // Contemporary international relations. – 2015. – Vol. 25, N 1. – P. 64–75.

Xingzuo W. Guoji lei qigan fazhan xianzhuang, wenti yu qiangjin fangxiang zuotanhui jiyao [Summary about discussion meeting The present situation in International periodicals, problems and trends of development] // Xiandai guoji guanxi [Contemporary international relations]. – 2013. – N 1. – P. 12–32.

Xuetong Y. Ancient chinese thought, modem chinese power. – Princeton, NJ: Princeton univ. press., 2011. – 312 p.

Xuetong Y. Yichao duoqiang Zouxiang ZhongMei chaoji duojihua shihui [Движение от «одной сверх (державы) и многих сильных (государств) к «двум сверхдержавам – США-КНР и многоформатной державе]. – 2012. – Mode of access: http://www.guancha.cn/multiple-pattern-super-country/2012_01_13_64309.shtml (Дата посещения: 24.08.15.)

Yaqing Q. Quanqiu zhili shiling yu zhixu linian de jiangou [Failure of Global Governance and Establishment of Order Concept] // Shijie jingji yu zhengzhi [World economics and politics]. – 2013a. – N 4. – P. 32–54.

Yaqing Q. Culture and global thought: Chinese international theory in the making // Revista CIDOB d’afers internacionals. – 2013b. – N 100. – P. 23–37.

Zhongguo «Zouchuqu» zhanlue shi nian huigu: chengjiu yu tiaozhan [Обзор 10-ти лет стратегии Китая «Выхода за рубеж»: итоги и вызовы] // Xiangdai guoji guanxi [Современные международные отношения]. – 2011. – N 8. – P. 17–54.

Fanyin Z. Meiguo de Yatai tongmeng tixi yu Zhongguo de yingdui [The US Asia-Pacific alliance system and China's policy options] // Shijie jingji yu zhengzhi [World economics and politics]. – 2013. – N 11. – P. 30–44.

Модели глобализации в условиях кризиса цивилизации: сравнительно-политологический метод

А.И. КОСТИН

Существующая международная система, основанная на изменчивом соотношении сил государств-наций и их союзов, переживает кризис. Функциональная целостность и взаимозависимость мира, возникающая под воздействием глобальных интеграционных процессов, вступают во все большее противоречие с политической фрагментацией международной системы.

Глобализация как явление известна давно. Это понятие употребляется в научной литературе уже несколько десятилетий. Как правило, этим понятием обозначался процесс обострения всего комплекса глобальных проблем и нарастания планетарной взаимозависимости различных стран и регионов мира. Его политическая актуализация связана с периодом 1990‐х годов, когда США и их союзники стали претендовать на безусловное доминирование в мировых делах, подтверждая это не только в экономической сфере, но и путем осуществления «гуманитарных операций», военно-полицейских акций и т.п.

Стратегия «силового глобализма» в экономической, политической, информационной сферах все чаще стала обозначаться термином «глобализация». Такое понимание «глобализации» приводит к неоправданному сужению содержания этого понятия, сведению его к одной или некоторым сферам, к одной из возможных исторических форм и в конце концов к терминологической путанице. Трудности усугубляются политическим звучанием проблемы, стоящими за ней масштабными интересами как материального, так и идеологического характера.

Сторонники глобализации приветствуют этот процесс, несущий человечеству невиданное доселе благоденствие: повышение уровня и качества жизни, новые рабочие места, широкий и свободный доступ к информации, расширение возможностей улучшения взаимопонимания между различными культурами и цивилизациями, постепенное стирание государственных, национальных и культурных границ на пути свободного движения товаров и людей, капиталов и идей, сглаживание социальных противоречий, наконец, обеспечение всеобщего мира и безопасности.

Противники нынешней формы глобализации предпочитают говорить о «мондиализме», «мировом заговоре» и даже о наступлении порядка, в котором не останется места для человека, его национальной, культурной и личной самобытности, духовных идеалов. Оппонентов достаточно много, и действуют они весьма активно. Многие встречи и заседания Международного валютного фонда, Всемирного банка, Всемирной торговой организации сопровождаются массовыми демонстрациями протеста. Но основные оппоненты такой глобализации принадлежат к общественным, политическим и научным кругам стран, которые не получают ощутимого улучшения от этого процесса.

Действительно, усиливается социальная дифференциация в обществе, углубляется социально-экономический разрыв между развитыми государствами и развивающимися странами, растет политическое влияние транснациональных корпораций в ущерб интересам национальных государств, подвергается эрозии международное право и т.д. Таким образом, явление, именуемое «глобализацией», порождает весьма сложный узел противоречий.

Понятие «глобализация» достаточно многозначно и может употребляться в различных смыслах. Во‐первых, им обозначают процесс слияния национальных экономик в единую, общемировую систему, основанную на быстром перемещении капитала, новой информационной открытости мира, технологической революции, приверженности развитых индустриальных стран либерализации движения товаров и капитала, коммуникационном сближении, планетарной научной революции. Для нее характерны межнациональные социальные движения, новые виды транспорта, телекоммуникационные технологии, интернациональная система образования.

Во‐вторых, американский исследователь Т. Фридман считает, что глобализация – это новая система, которая заменила «систему холодной войны». Не каждая страна может считать себя частью этой системы, но практически все государства (как и промышленные компании) находятся под ее давлением – они должны адаптироваться к вызову глобализации. Но политический и экономический выбор большинства правительств резко ограничен тем, что в мире существует одна сверхдержава и правит в ней капитализм.

В‐третьих, глобализация рассматривается как процесс становления единого взаимосвязанного мира, в котором народы не отделены друг от друга привычными протекционистскими барьерами и границами, которые одновременно и препятствуют их общению, и предохраняют их от неупорядоченных внешних воздействий. К новой системе открытого, глобализующегося мира различные народы и государства подошли неодинаково подготовленными, значительно отличающимися по своему экономическому, военно-стратегическому и информационному потенциалу.

В‐четвертых, под глобализацией понимается стремление перевести планету на западную систему отсчета. В условиях торжества свободы ценностная система общества упрощается, на первый план выходит наиболее простое, материальное. Глобализация становится лозунгом дня, поскольку международные финансово-промышленные корпорации в экономическом отношении, как правило, более мощные и эффективные, чем национальные.

Однако она вызывает довольно серьезное противодействие. В разных странах активно проявило себя так называемое движение антиглобалистов. Многие его участники предпочитают термин альтерглобализм. Основной целью этого движения называют развитие процессов интеграции экономик, народов и культур на основах демократии, социальной справедливости, уважения самостоятельности и самобытности национально-культурных образований. Антиглобализм в такой трактовке – это международное движение за глобализацию «снизу» в интересах граждан. Он объединяет представителей различных социальных слоев и групп – от безработных до представителей высшего класса. Первоначально антиглобализм проявился в виде социальных движений во время встреч международных организаций.

Следует отметить, что далеко не все считают необходимым использовать понятие «глобализация» вместо прежнего «интернационализация». Например, Дж.К. Гэлбрейт выступает против термина «глобализация», предпочитая понятие интернационализма. В XXI в., по его мнению, между странами будут устанавливаться более тесные связи в области экономики, культуры, искусства, науки и т.д., что поможет снизить риск возникновения неконтролируемого национализма, имевшего место в XX в. [Galbraith, 1999].

Интернационализация – это понятие, характеризующее конкретно-исторический процесс нарастания взаимосвязи и взаимозависимости многих сфер жизнедеятельности общества различных стран, народов и регионов, который особенно активно начал развиваться в эпоху индустриальной революции и становления капитализма. В ходе индустриальной революции она привела к формированию единого мирового хозяйства, интеграции промышленного и финансового капитала, углублению и развитию международного разделения труда. Интернационализация фиксирует появление развитой тенденции международного взаимодействия и взаимопроникновения хозяйственных, экономических и торговых интересов, связей и отношений, которая в конце XIX – начале XX в. приобретает интенсивный и целенаправленный характер. Интернационализация – это процесс интенсификации международных связей и обменов.

Глобализация характеризует качественное изменение этого процесса, перерастание и становление весьма противоречивого, но целостного (интегрального) мира, в рамках которого отдельные общества, страны и регионы все более приобретают черты частей единого целого. В известном смысле глобализация еще не стала всеохватывающим процессом и явлением. Большинству стран и регионов необходимо еще пройти стадию модернизации своих государств. Лидерам глобализации придется считаться с нарастающим сопротивлением антиглобалистских сил и с таким наследием предшествующей стадии интернационализации, которое одни исследователи называют «асимметричной взаимозависимостью», другие – неоколониализмом.

Следует различать такие понятия, как «глобализация» и «исторические формы глобализации». Исторические формы глобализации – характеризуются целями и средствами, которые реализуют и используют в различных сферах общественной жизни на разных исторических этапах основные субъекты процесса глобализации. Они определяют социально-экономическое и политическое содержание результатов процесса глобализации [Костин, 2005, с. 113].

Вести борьбу против глобализации как объективного процесса, нового этапа становления системной целостности мира представляется бессмысленным и бесперспективным занятием. Но можно и нужно добиваться, чтобы он шел в таких политических и иных формах и такими темпами, которые отвечали бы интересам большинства населения Земли. Корректировка в этом смысле нынешнего процесса глобализации требуется весьма значительная.

В понятии «глобализация» обычно фиксируется усиливающаяся «взаимозависимость» мира [Иноземцев, 2008]. Глобальный характер природной зависимости человечества связан с внутренней имманентной активностью природы и существовал всегда. Возрастание социоприродной и интерсоциальной взаимозависимости различных обществ является существенной (но не единственной!) характеристикой процесса глобализации.

Это свойство глобализации – явление не новое. В различных формах и отношениях оно существовало и развивалось на разных этапах истории. Но длительное время значительные территории оставались практически изолированными от процесса взаимозависимости. Географические открытия и колониальная экспансия изменили ситуацию. Основные параметры современной социоприродной и интерсоциальной взаимозависимости приводят к становлению нового качества – глобализации. Эти параметры характеризуют и определяют экономическую, информационную, планетарную взаимозависимость, взаимозависимость глобальной безопасности (имеется в виду весь спектр глобальных проблем – интерсоциальных, природно-социальных, антропосоциальных) и т.д.

В результате меняется облик мира во многих его параметрах. Становится бесполезным анализировать процессы общественного и политического развития многообразных государственных образований так, как если бы они были в преобладающей степени внутренне развивающимися структурами, в то время как они являются все в большей мере структурами, созданными всемирными процессами и обретающими свою форму в качестве реакции на эти процессы.

Современная глобализация стала качественно новым этапом экспансии Запада, ее идеологической основой послужили принципы и установки так называемого Вашингтонского консенсуса. Ключевое место в нем занимал тезис о наступлении эры триумфа свободного рынка, резкого сокращения вмешательства государства в экономику и устранение всех созданных государством препятствий на пути перемещения товаров, капиталов и людей по всему миру. Но реальные процессы и тенденции развития современного мира, его противоречивая динамика внесли существенные коррективы в эти и другие связанные с ними установки. Своеобразным рубежом, на котором отчетливо проявились эти коррективы, стал глобальный финансово-экономический кризис. Начавшись с ипотечного кризиса в США в 2007 г., он не преодолен и до настоящего времени. Двойственность и противоречивость этого процесса определяется тем, что финансово-экономический кризис совмещается с цивилизационным кризисом. Он носит системный характер и ведет к тектоническим сдвигам основополагающих ценностей, принципов, установок, институтов не только самой экономики, но и всего миропорядка в целом. Речь идет о подлинных революциях в важнейших сферах общественной жизни – социальной, политической, социокультурной, политико-культурной, социально-психологической, идеологической и т.д. [Гаджиев, 2015]. Эти процессы затронули все уровни: глобальный, национальный и субнациональный.

Основным следствием данного процесса помимо увеличения взаимозависимости государств является географическая и институциональная интеграция локальных рынков. Интернационализация бизнеса и экономик разных стран, несмотря на ряд несомненных преимуществ, тем не менее уже превратилась в глобальную проблему. Параллельно процессу глобализации нарастают процессы локализации и регионализации. Появление и усиление интеграционных систем в Европе, в Северной и Южной Америке, в Азии и на Евразийском пространстве показывает, что процесс глобализации происходит и будет развиваться далее значительно более сложным и противоречивым путем, чем предполагалось ранее.

Объективное содержание процесса глобализации носит гетерогенный характер. Его структурные составляющие представляют собой разнородные по происхождению и сферам явления, механизмы и процессы, образующие весьма противоречивую системную целостность [Шимаи, 1999].

К ним относят в том числе: непрерывно нарастающие долговременные отрицательные антропогенные воздействия на биосферу планеты, которые ведут к ее все более масштабной необратимой деградации и подрывают необходимые условия дальнейшего существования человеческого общества; масштабное развитие средств коммуникаций и связи, глобальной информационной среды и различных инфраструктур, взаимодействий и отношений между странами и народами; новое качество взаимосвязанности и взаимозависимости социума, в котором сосуществуют и весьма сложно взаимодействуют неоднородные и даже противоположные тенденции, угрожающие безопасности цивилизации; появляются и упрочивают свое влияние такие субъекты глобальной политики и экономики, как транснациональные корпорации, государства и объединения государств, межправительственные и неправительственные организации, которые действуют на планетарном уровне непрерывно в одной или нескольких сферах.

Наиболее очевидным и зримым результатом этого процесса является единство капитализма в его наивысшей современной стадии и техносферы как наиболее законченного материального результата всей предшествующей эволюции капитализма и начавшихся процессов функциональной стратификации государств в зависимости от того, какое место они занимают в системе обеспечения потребностей техносферы.

К началу XXI в. капитализм завершил формирование целостного мирового хозяйства, втянув в сферу своего действия всю планету, и интересы его дальнейшей экспансии требуют политического оформления этих новых реалий. Колоссальных масштабов достигли концентрация и централизация капитала, повлекшие возникновение весьма сложных организационных структур, нужных для обеспечения жизнедеятельности капитала в современных условиях, для контроля государства и общества за ним и, с его стороны, – за обществом и государством в десятках стран мира.

Важнейшие особенности техносферы, сформировавшиеся к началу столетия, состоят в следующем: в развитых странах население не имеет реальной возможности вернуться в случае социальной катастрофы к доиндустриальному образу жизни из-за риска физического вымирания значительного числа людей; наиболее экономически развитые страны, центры техносферы, способны сохранить свое могущество и обеспечить существование при условии освоения и использования планетарного пространственно-ресурсного потенциала, подчиняя целям, задачам, процессу этого освоения свои связи с экономиками других стран и регионов, во многом и сами эти системы хозяйства; техносфера радикально изменила природные условия существования человека и устранила возможность возврата к доиндустриальной глобальной экологии; она служит материальной основой ускорения процессов глобализации [Косолапов, 2001].

Стремительно и непредсказуемо меняющийся современный мир вызывает противоречивые суждения исследователей. Одни видят в нем торжество либерально-демократической модели, веря в перспективу глобального мирового порядка, другие – знак надвигающейся угрозы этому порядку, предугадывают планетарные экологические, социоэкономические катастрофы и потенциальную вероятность «схватки цивилизаций». Увеличение численности населения и нарастающие миграционные процессы, проблемы ограниченности части ресурсов и охраны окружающей среды – эти и другие глобальные проблемы и факторы предопределяют острые коллизии на международной арене [Костин, 2015].

Глобализация экономики пока осуществляется в такой исторической форме и такими темпами, при которых ускоряется подрыв локальных экосистем, исчезают все новые виды растений и животных, фиксируется тенденция климатических изменений, усиливается таяние ледников, эрозия почв, исчезновение лесов и т.д. Все сильнее чувствуются проблемы, связанные с нехваткой питьевой воды, недостатком продовольствия, с распространением эпидемий, возникновением внутренних этнических конфликтов или внешнеполитической напряженностью.

Сегодня очевидно, что экологические проблемы превращаются во все более серьезную и трудноразрешимую задачу. Причем многие из вариантов их решения на национальном уровне неминуемо затрагивают природно-экологический потенциал других стран. Чтобы решить эти проблемы и одновременно снизить военную опасность, необходимо добиться реализации концепции сохранения всего разнообразия природных ресурсов всемирного (общего) наследия человечества, в соответствии с которой земляне должны рационально и рачительно использовать эти ресурсы в интересах всех жителей планеты. Но в глобальной экополитике по-прежнему ключевым вопросом остается классическая дилемма совместных действий [The dark… 2011; Global resources… 1988]. Взаимодействие различных участников экопроцесса должно быть каким‐то образом целенаправленно оптимизировано.

Конечно, следует иметь в виду эволюционное значение конфликта, в том числе глобального и экологического. В основном оно выражается в его энергетическом аспекте: конфликт дает потенциально конструктивную энергию (в случае благоприятного его разрешения) для следующей стадии. В этом смысле конфликт несет энергию, которую можно направить не на разрушение, а на созидание. Однако человечество пока не осознало, что в случае неправильного использования накопленная энергия конфликта «взорвется» (и это становится все более вероятно) в виде глобальной, уничтожающей планету катастрофы. В современных условиях уже не существует относительного системного равновесия мира.

С позиций мир-системного подхода суть дела состоит не в том, что прежняя модель развития работала плохо, а в том, что работала она, скорее, «слишком хорошо» [Уоллерстейн, 1992, с. 87–88]. Капиталистическое мировое хозяйство в течение более чем 400 лет показывало эффективность в решении своих краткосрочных и среднесрочных проблем. Более того, оно и сейчас демонстрирует способность сделать в настоящем и ближайшем будущем еще больше. Но сами эти решения проблем создали такие изменения в его глубинной структуре, которые со временем устранят эту способность делать постоянные и необходимые приспособления. Система устраняет свои степени свободы. Именно поэтому среди примеров эффективности капиталистической цивилизации, как считают сторонники мир-системного подхода, повсюду видны признаки нездоровья и культурного пессимизма. Это отражает и бесчисленное множество антисистемных движений, которые набирают силу и нередко выходят из-под контроля [Уоллерстейн, 1992, с. 87–88].