Текст книги "Альманах «СовременникЪ» №1 (28), 2022 (посвященный Николаю Гоголю)"

Невеста

Как-то, гостя у дяди в Боулдере, штат Колорадо, я встретил своего старого знакомого, приехавшего учиться в Боулдерский университет по программе обмена студентами.

Боулдер понравился моему знакомому. Был май, лучший месяц года. Мы гуляли по улицам, любовались причудливой архитектурой домов, экзотическими цветами, слушали пение птиц. Я рассказал, что в 2010 году Боулдер был признан самым счастливым городом Америки. И вдруг мой собеседник заметил:

– Всё это хорошо, но посмотри, какие уродины здешние женщины: тощие, с длинными носами и лошадиной челюстью. А в России или на Украине каждая вторая – красавица.

Я посмотрел вокруг. Действительно, окружающие женщины как-то не вдохновляли.

Вдруг чуть поодаль я заметил, как к ресторану подъезжает свадебный кортеж.

– Давай посмотрим на невесту, – сказал я. – Может, она тебе больше понравится.

– Ну-ну, – скептически заметил мой знакомый. – Наверно, очередная лошадь.

Мы приблизились. Толстый надутый жених помог невесте выйти из машины. Невеста опустила вуаль. Мы обомлели. Это была совершенная красота. Нежный овал лица, огромные голубые глаза, маленький аккуратный носик, пухлые губки, жемчужные зубки. А фигура! Платье только подчёркивало красоту длинных ножек, а приоткрытая грудь обещала неземное блаженство.

– Ну, – заметил я, – очередная лошадь?

– Господи, какая красота! – не удержался от восклицания мой приятель.

Невеста посмотрела на нас. От взгляда прекрасных очей нас охватило голубое блаженство.

– Спасибо, – тихо сказала невеста по-русски, зарделась и опустила пушистые ресницы.

Мне почему-то стало грустно.

Медицинские истории
Интермедия

Походы к дантистам

Действующие лица:

От автора.

Больной, лет 50, чуть полноватый.

Регистратор первого дантиста – женщина под 30, глуховатая.

1-й дантист – здоровенный еврей.

2-й дантист – пожилая женщина.

3-й дантист – средних лет, худощавый.

Регистратор 3-го дантиста – молодая девушка.

Factum est factum.

Что сделано, то сделано.

Жил в США весёлый иммигрант, немного плут, немного лох,

Был либерал, и демократ, и в спорах жуткий демагог.

Мог боссу комплимент ввернуть и деликатно попросить.

Того, кто нужен, мог лизнуть, а кто не нужен – укусить.

Хоть не хватал он с неба звёзд, был аккуратный, не бездельник.

По службе потихоньку рос и накопил немного денег.

Любил он выпить, вкусно ел, но зуб однажды заболел.

Проклятый зуб болит и ноет. Беднягу мучит не шутя.

Сердечный, вдруг «как зверь, завоет» или «заплачет, как дитя».

Картина первая. Дома. Больной ходит, держась за щёку.

– У-У-У, А-А-А, болит и крутит, и ноет чёртов зуб. Господи! Что делать? Замучил проклятый зуб. Чеснок клал, солью натирал, ватку с одеколоном прикладывал – ничего не помогает. А я хотел в отпуск пойти. На курорт слетать. Вот 2500 долларов отложил. Придётся идти к дантисту. Какой тут поблизости? – смотрит в газету. – Клиника. Во, пойду в клинику, там уже выберу доктора.

Вторая картина. Клиника. Регистратор.

– Ох, девушка, какая вы красивая, просто Мерилин Монро.

– Сам мурло. У вас никакого вкуса.

– Ой, что вы, вы просто Брижит Бардо.

– Прекратите, мужчина, здесь вам не бордель. Вы к дантисту пришли. Какая у вас страховка?

– Вот, рабочая.

– Ладно, хоть вы и грубиян, я запишу вас к самому лучшему доктору. Вот, доктор Кац. Он коллекционирует вырванные зубы. У него их целый ящик. Ох, что вы, может, и не будет вырывать. Проходите, он здесь и вас примет, но сначала снимочки.

Доктор:

– Так, голубчик. Снимочки сделали. Хорошо. Просто чудесно. Нужно вырывать восемь зубов.

– Как – восемь? У меня только один болит.

– Сегодня – один, завтра – восемь. Не бойтесь. Я рву небольно. А потом импланты сделаю.

– Знаете, я должен подумать.

– Подумайте. Только недолго. У вас болит, не у меня.

Больной уходит. «Нет, надо получить второе мнение. Жалко восемь зубов. Пойду-ка я к доктору Приятиной. Она пожилая, опытная. Лишь бы зубы рвать не будет».

Доктор Приятина:

– Ах, голубчик, проходите. Что у вас?

– Да зуб проклятый замучил. Вот снимки.

– Ах-ах-ах. Немедленно удалять. Вам сразу станет легче. Ждать не надо, будет хуже.

– Ладно. Рвите, замучил проклятый зуб.

Усаживается. Дантист делает укол.

– Вам будет не больно. Расслабьтесь. – Берёт инструмент. Вырывает зуб. – Теперь сплюньте.

– Всё, да, доктор?

– Нет, голубчик, ещё один вырву, подождите. – Вырывает второй зуб. – На сегодня всё, можете отдохнуть. Придёте завтра.

– Доктор, а почему всё равно болит?

– Этот зуб, который болит, я вам вырву завтра.

– Как – завтра? А что вы сегодня рвали?

– Эти тоже больные.

– А всего сколько?

– Не волнуйтесь. Ещё три, и будет хорошо.

– Ещё три?

– А как вы думали? Зубы – дело серьёзное.

«Господи. Два зуба вырвала, а болит ещё сильнее. Пойду к третьему врачу. Он, правда, говорят, дорого берёт, но у меня страховка».

В кабинете:

– Доктор, вот снимки. Сколько зубов мне нужно вырвать?

– Вам не нужно вырывать зубы. Сделаю маленькую пломбочку, и всё.

– А вот мне два удалили и сказали, ещё три нужно.

– А вам удалили здоровые зубы. В одном было маленькое дупло, а второй мешал его запломбировать. А вот в этом, больном, нужно убить нерв. Буду чистить рутканал. Через неделю запломбирую.

Через некоторое время:

– Всё, болеть не будет. Через неделю приходите. Поставлю коронку.

– Ой, спасибо, доктор. И правда не болит.

– Оплатите регистратору чистку и рутканал. А через неделю я поставлю коронку. Оплатите, и всё.

У регистратора:

– Вот моя страховка.

Девушка проверяет:

– Так у вас нет денег на страховке. Вы все использовали.

– Как? Когда?

– У предыдущих дантистов. Платите 950 долларов. А через неделю придёте и заплатите за коронку.

– А сколько за коронку?

– Да совсем немного. 1500 долларов.

«Плакал мой курорт».

Альберт Каиков

Родился в 1932 году. Перед Отечественной войной семья проживала в Анапе. Началась война, отец ушел на фронт. Мать, трое детей и бабушка оказались на оккупированной территории. Алик был старшим из детей. Семья жила впроголодь. Все помыслы были направлены на добычу пропитания. В это время он пристрастился к рыбалке и охоте из рогатки на воробьев и голубей. В дальнейшем рыбалка и охота стали увлечением на всю жизнь и темой для стихов и прозы. Первая книга, «Потерянное детство», написана по воспоминаниям о суровых годах воны.

В 1948 году семья переехала в Новосибирск. Альберт вступил в общество охотников и рыболовов. С друзьями-единомышленниками всё свободное время проводил в походах по охотничьим угодьям Новосибирской области.

Он зачитывался книгами о путешествиях. Его любимым автором был Джек Лондон. Его произведения: «Белый клык», «Белое безмолвие», «Морской волк», «Дочь снегов» и другие – произвели на Альберта неизгладимое впечатление. Он мечтал побывать в северных широтах, увидеть северное сияние и полярную ночь.

Любовь к морю и страсть к путешествиям привели его после окончания школы во Владивостокское высшее военно-морское училище им. С. О. Макарова. Во время учёбы и службы на флоте он побывал на Сахалине, Курильских островах, Чукотке и Камчатке.

После окончания службы вернулся в Новосибирск, получил второе высшее образование в Новосибирском инженерно-строительном институте и работал на стройках Новосибирска, Игарки.

Годы, прожитые в заполярном городе Игарка, послужили стимулом для написания книг: «На заполярной широте», «Под северным небом», «В Туруханской тайге», «Чёрная пурга».

Он издал шесть стихотворных сборников и двадцать книг прозы. Им написаны книги: «Встреча через полвека», «Флотские будни», «По жизни с друзьями», «О друзьях с улыбкой», «Близкие сердцу» и другие. В 2020 году издал две книги: «Наши студенты в Америке» и «На притоках Кети»; в 2021 году роман «Семья фронтовика».

Проживает в Новосибирске. Член Союза писателей России, Петровской академии наук и искусств. Участвует в работе творческих коллективов, часто выступает в школах и библиотеках перед учениками со своими произведениями.

Таёжная трагедия

1

Пожар в Туруханской тайге 1946 года лишил привычного образа жизни не только жителей посёлка Ворогово, большинство которых вынуждены были покинуть край своих предков. Пожар полностью уничтожил посёлок староверов, затерянный в дебрях тайги. Они и сами собирались сменить место проживания, но не успели. В последнее время их стала беспокоить власть, требуя для призыва в Советскую армию молодых парней. Старообрядческий толк принадлежал к так называемому «бегунскому», который отвергал первоначально реформы патриарха Никона и царя Алексея, затем нововведения Петра, отвергал все законы и притеснения властей. Им это было «непотребно и неможно». Своё спасение от Антихриста в облике властей они видели только в том, чтобы «бегати и таитися».

2

Бурное развитие Красноярского края и события начала двадцатого века вынудили староверов податься по Енисею на север в поисках глухих мест, где они будут недоступны глазу властей. Место подыскивали, заплывая вверх по многим притокам могучей реки. Всем понравился затаённый уголок в Туруханской тайге, на притоке реки Дупчес. Могучие кедры под своими кронами могли скрыть их жилища. Вдоль ручья можно распахать землю под огород и посев ржи. В тайге обитали разные звери, в реке водилась разнообразная рыба. Решили, что лучшего места не найти.

Не успели лодки причалить к берегу, как собаки выскочили из лодок и унеслись в тайгу. Вскоре послышался их разноголосый лай: то ли по белке, то ли по глухарю.

Перекрестившись, воздав Богу славу, начали выгружать на берег немудрёный скарб: деревянные вёдра, кадки, ушаты, лопаты, топоры, плотницкий инструмент. Посуда в основном была деревянная, но цивилизация давно коснулась быта староверов. Они не могли обойтись без металлических чайников, чугунов и других принадлежностей. Аккуратно, чтобы не повредить, снесли прялки и ткацкие станки. Мебель с собой не брали, решив, что руки есть – сделают новую. Осторожно снесли на берег несколько пчелиных ульев, со дна лодок выгрузили мешки с рожью, картошкой и другими продуктами.

Одежда на всех была немудрёная и однообразная, сшитая из отбеленного холста, вытканного из конопляных нитей. Мужчины носили брюки и длинные рубахи навыпуск, воротники некоторых рубах были украшены вышивкой. На женщинах – длинные платья из этой же ткани. Обуты все в ичиги из лосиной шкуры.

Староверы – народ крепкий и трудолюбивый. Застучали в тайге топоры, пугая дикого зверя. За работами присматривал глава общины Харитон. Ростом он был высок, в плечах – широк, в чёрной бороде наметилась проседь. Из-под густых бровей смотрели строгие, суровые глаза. По характеру человек волевой и с ранних лет лидер, он считал для себя, что неможно работать вместе со всеми. У него хранились церковные книги семнадцатого века, передаваемые по наследству. Что касается старинных икон, то они были в каждой семье староверов. Пока мужики рубили избы, Харитон прошёл вдоль ручья, присмотрел место, где можно соорудить плотину и поставить колесо с лопастями, к оси которого с помощью ременного привода подсоединяй хоть токарный станок, хоть жернова.

Вскоре на пригорке, прижавшись к кедровому бору, стояли рубленые избы. В центре стоял самый большой дом, Харитона, с моленной комнатой в особой горнице. В переднем углу висели иконы, на полочке под иконами лежали Библия и старинные книги. Прихожане, видя эти книги, с трепетом и уважением смотрели на пастыря, которому, по их мнению, было ведомо, что написано в этих книгах. Сами они этих книг никогда не читали. Вечерами, после молитвы, Харитон читал вслух при горящей лучине Библию собравшимся братьям по вере.

Лучину готовили впрок из берёзовых чурок длиной около половины метра. Прежде чем её зажечь, лучину под определённым углом укрепляли над столом на светце. Огонь добывали первобытным способом, с помощью кресала, кремня и трута, хотя при случае не брезговали и спичками.

Весной зазеленела на целинной раскорчёванной земле рожь, хорошие всходы дали картошка, морковь, репа, брюква, свёкла, горох, чеснок, лук и другие овощи. Особенно радовали дружные всходы конопли, из которой изготовляли холсты, вили верёвки, нити для сетей и удочек. Предварительно стебли конопли сушили, затем вымачивали в ручье, потом снова сушили, мяли и трясли. Из кудели свивали нити, которые шли на любые изделия.

Тайга служила людям вторым огородом. Без её даров трудно выжить в глухой изоляции. Весной лес угощал берёзовым соком. Его собирали в берёзовые туеса и наполняли им кадушки, готовили квас. Для длительного хранения ставили кадушки в естественный холодильник – холодный ручей. Окрошка из первой зелени на берёзовом квасе была излюбленным весенним блюдом. Летом собирали грибы, чернику, бруснику, смородину. Заготавливали на всю зиму сушёные грибы и чернику, бруснику и клюкву заливали водой в туесах и кадушках. Осенью наступала страда по заготовке кедровых шишек. Их собирали все, от малого до старого. В урожайный год после ветреной погоды шишки устилали всю землю под кедрами. Их ссыпали в деревянные ящики, установленные тут же, на берёзовых чурбаках, и закрывали тяжёлыми крышками от незваных гостей: птиц и зверей. Шелушили их позже на деревянных тёрках, затем провеивали и хранили в деревянной таре, оберегая от сырости и грызунов. Орехи старались заготовить впрок, поскольку хороший урожай кедровых шишек случался через четыре года.

Заготовить орехи спешили не только люди. Деловито спускались с деревьев на землю бурундуки; осторожно, с оглядкой – белки. Кедровки, набрав в клюв орешков, уносили их в свои кладовые. Для медведей наступал период жирования. На легкодоступном лакомстве они жирели и спокойно переносили в берлогах долгую северную зиму.

Несколько десятилетий прошло с тех пор, когда секта обосновалась в благодатном таёжном углу. Многие пожилые люди отошли в мир иной. Харитон постарел, голова и борода побелели. Он был по-прежнему бодр и крепок духом. Шёл второй послевоенный год. И вот нежданно-негаданно пришла беда.

3

Первым вестником надвигающейся беды был сильный ветер, который принёс запахи дыма. Харитон позвал к себе проходящего мимо парня и сказал:

– Беги на холм, залезь на самую высокую кедру и посмотри, что творится в тайге.

У таёжников было принято называть кедр женским именем «кедра».

Когда парень вернулся, Харитон спросил:

– Что видел?

– Ничего не видел, только за горизонтом молнии сверкают.

– Какие молнии? – удивился Харитон. – Сушь стоит, на небе ни единого облачка.

– Может быть, в тех местах дождь идёт, – ответил парень.

– Какой тебе дождь? Это пожар, беги, народ покличь.

Когда вокруг Харитона собрались единоверцы, он твёрдым голосом произнёс:

– В тайге пожар, ветер дует в нашу сторону, надо спасать самое необходимое добро. Если пламя дойдёт до нас, избы вряд ли останутся целыми.

– Что делать, Харитон? – послышался испуганный голос женщины.

– Закапывайте всё, что можно, в землю. В первую очередь не забудьте иконы и церковные книги.

Закипела работа. Мужики копали ямы, напоминающие могилы, а бабы и дети стаскивали небогатое имущество, туеса и кадушки с зерном, орехами и другой снедью.

Молодая баба, посмотрев в яму, сказала:

– Хороним добро, случись с нами что – никто и не сыщет.

– Типун тебе на язык, – зашумели на неё сразу несколько человек.

Предположение Харитона оправдалось. Скоро над тайгой показались языки верхового пожара, небо заволокло дымом. Из леса выскакивали разные звери, не обращая внимания на людей, проносились мимо, перепрыгивали или переплывали ручей и исчезали в лесу на противоположном берегу. Пробегающий мимо медведь издал рык и ускорил бег. Исполин тайги – лось скакал как угорелый, запрокинув на спину голову с тяжёлыми рогами. Многие белки и соболюшки скакали с зажатым в зубах детёнышем. Охотничьи собаки, не понимая общего горя, гонялись за зверьками и терзали их. Люди поддались панике зверей. Кто-то молил Бога о спасении, кто-то причитал, а некоторые бабы завыли. Все взоры были направлены на Харитона.

– Хватит нюни распускать, – произнёс он властным голосом, – всем к обрыву у ручья, будем рыть схроны.

Вновь закипела работа, в отвесном обрыве рыли пещеры, похожие на норы. Слава богу, грунт был мягкий, песчаный.

В воздухе уже стояла жара, в тайге слышались треск горящих деревьев и завывание приближающегося пламени, на головы людей сыпалась зола, горящие ветки кедров перелетали через ручей и поджигали лес на его противоположном берегу. Крикнув к себе своих собак, люди, как кроты, забирались в вырытые норы. Они крестились, молились и мысленно отдавались на волю Бога.

Ветер довольно быстро угнал пал на противоположный берег ручья, а с ним и духоту в знойном воздухе. Люди вылезали из своих убежищ и не могли узнать окружающую местность. На месте их домов догорали кучи брёвен от обвалившихся кровель и стен, лес был завален обгоревшими деревьями, вместо развесистых зелёных кедров на кромке бора стояли голые чёрные стволы.

Люди стояли, молча взирая на новый ландшафт, в котором оказались по воле стихии. Им нужно было время, чтобы свыкнуться с бедой и принять решение: как жить дальше. Они лишились посевов и второго огорода – тайги. Первым заговорил Потап, мужчина средних лет, крепкого телосложения, бывалый охотник.

– Давно надо было уходить в разведанные мною места по реке Вороговке.

Харитон воспринял это высказывание как выпад против себя. Он давно заметил, что Потап пользуется авторитетом в общине и при случае не прочь занять его место. Ему давно хотелось избавиться от Потапа, но он не мог найти подходящего случая. Сегодня не время сводить счёты, надо соблюсти свой авторитет, поэтому, не отвечая на высказывание единоверца, твёрдо заявил:

– Прежде всего откопаем инструмент и скарб, будем строить лодки, а там, даст Бог, устроимся на новом месте.

4

Шли годы, тайга постепенно восстанавливалась. Только не было в ней кедров, все гари заполонили сосны. Они росли густо, как морковь на грядке, наперегонки тянулись к солнцу. Те, которые первыми вытягивались и создавали тень подлеску, выживали. Низкорослые засыхали и гибли.

Пётр, племянник Михаила, шёл по лесу, по милым с детства местам. Он внимательно всматривался в лес, радовался каждой маленькой птахе, встреченной на своём пути, примечал всё, даже мельчайшие детали вокруг. Его взгляд привлекли низенькие сосенки со срезанными как бритвой вершинами. «Здесь прошли лоси», – без сомнения решил он и стал рассматривать почву под ногами, на которой увидел отпечатки крупных и мелких следов. Для охотника не составляет труда по следам определить, какой прошёл зверь, и даже узнать, большой он был или маленький. «Прошла крупная корова с лосёнком, – подумал он. – Скоро можно будет охотиться и недалеко от дома».

Пётр родился после пожара. Дядя Михаил рассказывал ему, какие здесь росли кедрачи, сколько дичи водилось в тайге. С тех пор минуло много лет, большие изменения произошли в тайге. Вместо могучих кедров стояли сосны, едва достигшие пятиметровой высоты. Около озера вместо торфяных бугров зияли провалы, залитые водой. В его сердце появилось радостно-тревожное чувство, когда увидел на воде плавающих уток и лебедей. Он смотрел на них не как охотник-добытчик, а как расчётливый хозяин. Его радовало возвращение птиц на свою родину, он понимал, что их надо беречь и не пугать. Не подходя к берегу, продолжил свой намеченный путь.

Дядя Михаил передал ему свой промысловой участок, который расположен за сотню километров от Енисея. Пожар тот район не тронул, ему преградили путь многочисленные болота и озёра. Пётр каждый охотничий сезон проводит в избушке, построенной ещё его дядей. Охотник – это разведчик тайги. В межсезонье он не может спокойно сидеть дома, его тянет в таёжные дали, ему хочется узнать, что происходит в лесу, какие виды на урожай орехов и ягод, какой приплод дали пушные звери. Вот и сегодня такие мысли увели Петра в лес.

Тундровые болота пострадали от пожара меньше. Выгорели только торфяники по берегам, образовав новые озёра. На болотной трясине красовалась спелая морошка. Ягода очень вкусная, поспевает раньше брусники, но её мало кто собирал, поскольку впрок она не хранится. «Если морошка уродилась, – думал Пётр, – значит, должна дать урожай клюква – любимый корм боровой дичи. При пожаре много глухарей улетело через Енисей, должны же они когда-нибудь вернуться». В подтверждение его мыслей из-под его ног вылетела капалуха и полетела над болотом. Проводив её взглядом, Пётр повернул назад, в сторону дома.

Петру было двадцать лет. Парень слыл лучшим рыбаком и охотником, в плечах широк, ростом под сажень. Стоит, бывало, среди мужиков – всех выше на полголовы; здоровый румянец играет на щеках, тёмно-русые волосы вьются. Первым красавцем был не только в Зотино, но и в Ворогово. Ни один праздник с песнями и танцами без него не обходился. Он всегда в центре внимания, многие девчата на него заглядывались. Особенно неравнодушно относилась к нему Татьяна. Девушка на год его моложе, крепко сложённая, сильная и здоровая, с тёмными как смоль волосами и карими глазами. Любое дело у неё в руках горело. В огороде, на сенокосе, в избе ли одна за двоих могла управиться. Подругам она говорила:

– Девчата, ох и мил мне Пётр, обязательно за него замуж выйду.

– Размечталась! – отвечала ей Ксения, лучшая её подруга. – Он что, тебе предложение делал?

– Пока не делал.

– А с какой стати он должен тебе предложение сделать?

– Он всегда на танцах со мной танцует.

– Со мной тоже танцует, – не унималась Ксения, – может, я за него замуж выйду.

– Я тебе выйду! – угрожающе произнесла Татьяна. – Все волосы на голове мигом выдеру, смотреть не на кого будет.

Ксения прикусила язык и в полемику больше не вступала, зная характер, силу и крепкую руку подруги. Если она задумает, то и в самом деле волосы может выдрать.

Пётр знал неравнодушное отношение к себе Татьяны, но жениться ни на ней, ни на какой другой девушке пока не собирался. Считал, что ещё рано обзаводиться семьёй.

Домой из леса он вернулся вечером в хорошем настроении. Мать Эмма Павловна, взглянув на сына, подумала, что он был где-нибудь на гулянке, и спросила:

– Когда ты нагуляешься? Пора бы уже жениться.

– Так, как сегодня я гулял, никогда не нагуляюсь, а жениться не на ком.

– Как это – не на ком? – удивилась мать. – Вон Татьяна по тебе сохнет.

– Тебе откуда это известно?

– Многие в посёлке говорят, что она – твоя невеста.

– Языки без костей, вот и мелют что попало, я повода не давал.

Про себя Пётр подумал: неужели Татьяна специально распускает слухи, чтобы от него других девчат отвернуть?

Мать тем временем продолжала начатую тему:

– Зря ты так говоришь. Девка она видная, работящая, мне бы хорошей помощницей была.

– Будет тебе, мама, помощница, только в своё время.

– Когда это время настанет?

– Сам ещё не знаю.

На этом разговор сына с матерью о невесте закончился. Пётр больше был обеспокоен поиском места для зимнего промысла пушного зверя. Ему хотелось подыскать угодья поближе к дому. Он давно мечтал разведать тайгу по правому берегу Енисея. В рыбалке и охоте он с детства освоил все виды промысла, применяемые его предками в течение многих поколений.

Эмма ушла в свою комнату и задумалась. Её сына Петра в армию не взяли – у него была судимость. Дважды его рыбнадзор штрафовал за незаконный лов рыбы, но он ловить осетров не прекращал, заявляя, что все его предки для питания ловили осетров и он будет ловить. Он не мог согласиться с тем, что рыбаки государственного лова тралами черпают рыбу из Енисея. Осетрину отправляют в Москву, другие крупные города. Богатые люди её могут заказать в любом ресторане. Ему же, местному жителю, работающему в леспромхозе на заготовке древесины для страны, предлагают питаться картошкой и рыбными консервами в томатном соусе, которыми завалены все полки в магазине. Попавшись рыбнадзору в третий раз, он был осужден условно на три года.

5

Одинокий обласок упрямо скользит против течения Енисея вдоль его левого берега. Здесь течение значительно слабее, чем посередине могучей реки. Руки Петра работали непрерывно, как автомат. Однолопастное весло крутилось каруселью около правого борта лодки. Раздетый по пояс, с хорошо развитой мускулатурой, его торс напоминал скульптуры греческих богов. Сильными мускулистыми руками он уверенно преодолевал быстрое течение. Заплыв на значительное расстояние против течения, Пётр резко повернул долблёнку поперёк реки. Течение подхватило лёгкую лодку и понесло вниз. Спорить с течением было бесполезно. Используя течение в своих целях, он грёб веслом только с левого борта, удаляясь всё дальше и дальше от берега.

Лодку снесло к устью реки Вороговки. Вытянув лёгкую долблёнку на отмель, Пётр подошёл к устью реки, напился и обмыл потное тело. Перед его глазами происходило слияние двух рек. Это интересное зрелище заинтересовало его. В Енисее вода имела мутно-синий цвет, в него со скоростью вторгалась прозрачная, как стекло, вода Вороговки. Она оттесняла от берега на несколько метров енисейскую воду, текла параллельно, постепенно с ней перемешиваясь.

Берега Енисея и устья Вороговки, высокие и скалистые, казались неприступными. Пётр подумал, что они, возможно, оберегают лесные просторы на крутом берегу от незваных гостей. Возникло сильное желание разведать тайгу по берегам ещё незнакомой ему реки. Налюбовавшись суровыми красотами, Пётр поплыл вверх по течению. Река оказалась полноводнее, чем он предполагал. Она проложила своё русло между скалистыми берегами. На узких полосках берегов лежали гальки и крупные валуны, отшлифованные водой. Сквозь чистую, прозрачную воду просвечивалось каменистое дно. В глубоких заводях у дна он видел тайменей, ленков и хариусов. «Богатая река, – подумал Пётр, – не уступит нашему Дупчесу».

Оторвав взгляд от воды, он стал рассматривать высокие берега. Его взгляд привлёк кедр, который, уцепившись корнями в расщелине скал, парил над рекой. «Значит, есть в этих местах кедровый лес, – обрадовался Пётр. – Где кедрач, там всегда найдёшь белку и соболя».

Вскоре его путь преградил шумный перекат-водопад, скатывающийся с пятиметровой высоты в глубокий плёс. Через четырёхметровую толщу воды виднелись огромные таймени. Они стояли в раздумье: подниматься вверх или ждать добычу скатывающуюся по перекату. Осмотревшись, Пётр понял, что без верёвки ему обласок по перекату не поднять. Оттащил его на отмель, подальше от воды, и начал осторожно подниматься по каменистой отмели вдоль переката. В верхнем бьефе переката берега ущелья стали ниже, и он поднялся на высокий берег, переходящий в холм, посмотрел на солнце, которое подбиралось к полудню, определил направление на север относительно реки и начал спускаться в долину, раскинувшуюся между холмами. Он всегда ориентировался по солнцу, направляясь по незнакомой местности. Его окружали ели и сосны, в лесу стоял полумрак, через развесистые кроны сосен солнце не всегда пробивалось к земле, чувствовалась прохлада.

Пётр шёл не спеша по распадку, внимательно осматривая местность, пытаясь найти следы зверей и птиц. К его удивлению, с деревьев ни разу не сорвался глухарь, не зацокала на него белка. Постепенно распадок сузился, деревья стали реже и ниже, на него подул холодный ветер. «Надо выбираться из этой трубы», – подумал Пётр и стал подниматься на холм. С каждым шагом растительность становилась беднее, на вершине холма росли кедры-карлики, высотой чуть выше его роста. Их ветки были увешаны дозревающими шишками. Он остановился и подумал: «Странный здесь лес, но не возвращаться же восвояси несолоно хлебавши».

Впереди перед ним до самого горизонта расстилалась таёжная ширь. «С Богом, вперёд», – сказал сам себе вслух и продолжил путь. Спустившись в долину, попал в кедрово-сосновый лес с мягкой моховой подстилкой, на которой очагами пылала спелая брусника. Здесь лес ожил. Пролетали спугнутые им кедровки, стучал по стволу дерева лесной неутомимый труженик дятел. Под ногами встречались пустые кедровые шишки, брошенные любителями полакомиться молодыми недозревшими орешками. Пётр всё видел, всё примечал.

Неожиданно впереди, в просвете между стволами деревьев, кто-то промелькнул. «Неужели лось?» – подумал он. В нём вспыхнула охотничья страсть, захотелось увидеть зверя ближе. Потихоньку, прячась за стволами деревьев, подошёл к полянке, на которой увидел девушку, собирающую бруснику. Он остановился за толстым стволом сосны и разглядывал её стройную гибкую фигуру. На ней были ситцевый сарафан и льняная куртка, надетая, скорее всего, от гнуса в тёплую погоду. Из-под косынки на голове выбивалась прядь светлых волос, похожих по цвету на отбеленный лён. Она ходила по полянке, наклоняла гибкий стан и уверенным движением правой руки срывала бруснику, пропуская кисточки ягод между пальцев. Затем изящным движением бросала их в туесок, который держала в левой руке.

Пётр стоял неподвижно, боясь спугнуть прекрасное видение. Она, видимо, почувствовала его пристальный взгляд, выпрямилась и повернулась в его сторону. Их взгляды встретились. На него смотрели удивлённые и испуганные голубые глаза, в которых, показалось Петру, можно утонуть. Красивое белое лицо украшали чуть вздёрнутый небольшой носик и слегка припухшие губы.

– Ты кто, красавица? – первым заговорил Пётр. – Из какой сказки сюда явилась?

– Кто ты и как сюда попал? – не отвечая на его вопрос, проговорила душевным, мягким голосом девушка.

– Меня звать Петром.

– Это плохое имя. Царь Пётр был Антихристом.

– Я не царь, я простой рыбак и охотник. Скажи своё имя!

– Неможно мне с тобой разговаривать, я и так согрешила, – произнесла она и собралась уходить.

– Постой ещё минутку, – умоляющим голосом проговорил Пётр.

– Не можно!

– Приходи в следующее воскресенье на это место, я тебя буду ждать, – проговорил Пётр вслед удаляющейся красавице.

Это была Наташа, единственная дочь Потапа. Его жена Пелагея скончалась при вторых родах с мертворождённым ребёнком. В таёжной глуши у староверов врачей не было, повитуха справиться с родами не смогла. Похоронив любимую жену, Потап всю свою любовь отдавал дочери, баловал её как только мог. Одним из первых при сдаче пушнины взял для неё ситец, рассудив, что хватит девке в дерюге ходить. Следом за ним такие подарки для жён и дочерей стали делать другие члены общины. Этим он навлёк на себя гнев пастыря Харитона.

Наташа, возвращаясь в скит раскольников с неполным туеском брусники, думала, рассказывать отцу о встрече в лесу или не рассказывать. В конце концов решила, что встреча была случайной, больше его она никогда не увидит, зачем об этом речь вести. Она весь остаток дня загружала себя домашними делами, стараясь отгонять мысли о случайной встрече.