Текст книги "Чи100 поржать. Выпуск 3"

Марина Богатырева (Краснодар)
Помощница Купидона

Вчера я получила новую должность – помощница Купидона. Да, знаю, звучит безумно и глупо. Попала сюда совершенно случайно. Хотя сейчас полагаю, что это судьба.

Представляете, я шла устраиваться на должность помощницы руководителя в одну небольшую компанию, которая занимается разработкой сайтов. Но перепутала номер офиса. Захожу, а секретарь мне с порога: «Вы помощница? Мы вас заждались!» – с такой улыбкой говорила, что у меня не возникло никаких сомнений: ждут именно меня. А она всё говорит и говорит. Про людей, про любовь, про Купидона, про то, какая нынче молодёжь. Я была уверена, что она мне на сайты знакомств намекает. А потом она меня повела к тому самому Купидону. Я обомлела.

Стоит мужчина, роста небольшого, волосы светлые, кудрявые, красивый – слов нет. А за спиной виднеются небольшие крылья. У меня даже голова закружилась. Долго он со мной церемониться не стал. Сообщил, что завтра мне выдадут розовые крылья и другие инструменты. Сегодня же разрешил погулять по городу и понаблюдать за потенциальными влюблёнными.

Вышла из офиса я как во сне. Мне очень хотелось верить, что это правда, а не глупый розыгрыш. Поэтому пренебречь заданием было нельзя. Я почему-то сразу решила, что нужно ехать в парк. Романтичнее места в нашем городе не найдёшь. Но раз на такси я пока не заработала, поеду на автобусе.

Ждать пришлось недолго. Автобус пришёл почти пустой. Идеально. Я села и поначалу уставилась в окно. Но потом моё внимание привлекла пожилая пара. Они сидели так спокойно, так уютно прикасаясь друг к другу. И тут я задумалась: «Сколько же людских судеб вершится в автобусах, магазинах и прочих совсем неромантичных местах». Я начала разглядывать пассажиров. Пока ничего выдающегося.

Вот в автобус зашла молодая женщина. Светло-русые волосы собраны в тугой пучок. Лицо симпатичное, но уж очень усталое. В руках большая дамская сумка и явно тяжёлый пакет. По очертаниям можно понять, что в пакете тетради. Видимо, учительница. Догадку подтверждает и тёмный брючный костюм, рукав которого слегка испачкан мелом. Возраст определить сложно. Я думаю, лет тридцать пять. Скорее всего, одинока. Вполне может подойти.

Следом за учительницей вошёл старик, девочка с пекинесом на руках и тучная женщина в ядовито-жёлтом платье. Впрочем, в них я не вижу ничего примечательного. Разве что в пекинесе, который то и дело тянет свою морду к тучной женщине. Не знаю, чем она его так привлекла, наверное, от неё пахнет колбасой.

Автобус закрывает двери, трогается с места, но тут же останавливается. Двери вновь открываются, и в них влетает мужчина. Он немного отдышался, привёл волосы в порядок и встал рядом с учительницей. А вот это уже интересно.

Учительница тут же приосанилась, голову повернула в сторону окна. Так она украдкой сможет осмотреть своего попутчика. Я тоже с интересом начала его рассматривать.

Волосы с лёгкой проседью, кожа тёмная, сложён хорошо. На нём белая рубашка и синие брюки. В руках кожаный портфель. Предполагаю, что он работает в офисе или в банке. Однако должность невысокая. Выглядит достаточно молодо, хоть и седой. Я бы не дала больше сорока.

Они стоят на передней площадке автобуса, хотя в салоне ещё есть свободные места. Она уже третий раз проводит рукой по волосам, несмотря на то что те зачёсаны безупречно. Он отодвигает ворот рубашки и шумно вздыхает. Она старательно смотрит в окно. Он разглядывает табличку с ценой за проезд. Оба украдкой поглядывают друг на друга. Выглядят как провинившиеся школьники. Нужно что-то делать.

Автобус тем временем уже набрал скорость. Я тихонько пробираюсь в конец салона и дёргаю рычаг аварийной остановки. Затем так же юрко занимаю свободное место. Все пассажиры резко летят вперёд, затем назад. В салоне слышно недовольное ворчание тучной дамы. Пекинес отчаянно лает. Я делаю вид, что тоже возмущена. Смотрю на парочку: мужчина держит учительницу за локоть. Оба улыбаются. Невольно улыбаюсь вместе с ними.

Следующая остановка – «Рынок». Двери открываются, и в салон врывается поток пряных запахов. Раздаётся звонкий гомон разносортных голосов. Толпа, неся с собой рыночную атмосферу, заполняет автобус. Свободных мест не остаётся. Последней заходит женщина с ребёнком. Она бесцеремонно ставит коляску между моими потенциальными влюблёнными. Моему возмущению нет предела. Женщина отвернулась в сторону, а мужчина пытается протиснуться назад, освобождая место мамаше.

У меня в голове кружатся отвратительные мысли: «Ну куда ты лезешь? Ты-то уже нашла мужика, вон и ребёнок есть. Ну что тебе надо?» Вслух же говорю:

– Женщина, садитесь с ребёнком на моё место. Коляску я подержу, – улыбаюсь в этот момент самой приветливой улыбкой.

– Нам выходить на следующей, – отвечает мамаша.

«Могла бы и пешком дойти», – гневно думаю я.

На следующей остановке мамаша действительно выходит, а вместе с ней ещё человек пять. В салоне становится просторнее. Учительница поворачивается к мужчине. «Ну же!» – ору я про себя. Она улыбается ему, словно извиняясь. А после направляется к дверям и произносит:

– На следующей, пожалуйста.

Моё сердце было упало, но тут же подскочило. Потому что мужчина тоже подошёл к выходу. В моей груди всё затрепетало. Я уже безо всякой утайки пялюсь на своих влюблённых. Вот автобус останавливается, двери открываются, мужчина помогает учительнице выйти и…

Они идут в разные стороны.

Я подскочила с места и прям-таки вылупилась в ещё открытую дверь. «Вот чёрт!» – со злостью думала я.

– Девушка, вы выходить будете? – голос водителя подействовал отрезвляюще.

Я опустилась на сидение и подумала уже без раздражения, а даже с удовольствием: «Без Купидона тут не обойтись».

Марат Валеев (Красноярск)
Крупная разборка

– Муж ты мне или не муж? – спросила Василина Петровна Симкина своего супруга, плюхнув на стол пакеты с покупками. Прямо перед самым его носом, поскольку Николай Львович мирно попивал в это время чаёк на кухне, уткнувшись в газету.

– Ну, муж, – недовольно ответил муж, отпихивая пакеты подальше.

– А если муж, иди, наконец, и поговори по-мужски с этим козлом Балябиным.

– А чего мне с ним говорить? – искренне удивился Николай Львович. – Утром виделись, разговаривали уже.

– Да меня его собака постоянно облаивает! – заявила Василина Петровна. – Вот и сейчас иду из магазина, а Балябин выгуливает своего кабысдоха. Я ему сделала замечание, почему он ходит без совка и пакета, чтобы подбирать за своим шелудивым псом его «добро». А они меня облаяли.

– Оба? – снова удивился Николай Львович. – Выходит, крепко ты их обидела, раз даже Балябин залаял.

– Да ничего я такого им не говорила, а просто высказала законное требование о соблюдении гигиены во дворе, – продолжала возмущаться Василина Петровна. – А они… А он… И уже не в первый раз. В общем, иди и разберись с ними. Или ты мне не муж?

Николай Львович вздохнул и отложил газету. Он примерно представлял, как могло прозвучать «замечание», в сердцах высказанное его темпераментной половиной: «скотина» и «тварь подзаборная» в такие моменты были одними из самых мягких ругательств в её лексиконе, значительно обогащённом за годы работы нормировщиком в стройуправлении.

А если ещё учесть, что Василина Петровна недолюбливала Балябина за то, что Николай Львович иногда позволял себе выпить с ним по стопке-другой, то внушающую силу её замечания следовало многократно умножить. Ну и ответ со стороны Балябина, вероятно, прозвучал соответствующий. Тут, как ни крути, всё по-честному. Но если сейчас не выполнить требование жены, она потом надуется на него так, что того и гляди лопнет от обиды. А это в расчёт Николая Львовича пока не входило.

– А что я ему скажу? – неуверенно спросил он, втыкая ноги в шлёпанцы.

– Ты не тапочки, а ботинки надень, он ещё во дворе гуляет со своим крокодилом, – потребовала Василина Петровна. – Что он ему скажет?! А то и скажи, что у вас, мужиков, принято. Ну, там типа: «Ещё раз гавкнешь на мою жену – зубов недосчитаешься!» И пусть мне больше во дворе со своим поганым барбосом не попадается! Ну, иди уже, иди! Мужик ты или не мужик? Постой. На-ка вот, возьми на всякий случай скалку.

– Да я его голыми руками!.. – пообещал Николай Львович и отправился во двор на разборки со своим соседом Балябиным и его болонкой. Нашёл их, прогуливающихся у соседнего подъезда.

– А, Лёвыч! – обрадовался Балябин, протягивая руку Николаю Львовичу. – А я уж думал, не выйдешь! Ну, что тебе подставлять – скулу, глаз? Или пинком ограничишься? Мне тут твоя сейчас таких наобещала, что мы с Пушком до сих пор дрожим со страху.

– Да брось ты, Виталик! Чего не бывает по-соседски? – примирительно сказал Николай Львович. – Ты только это… Как-то помягче с моей женой, что ли. Всё же женщина, как-никак.

– Женщина… Знаешь, как она меня тут понесла? – обидчиво сказал Балябин. – Не каждый мужик так сумеет! А всё из-за чего? Ну, не уследил я, описал Пушок вон тот тополёк, всего делов-то! По-большому же он у меня дома ходит, в лоток. Приучил, вот такая вот, понимаешь, он у меня умница. А твоя как понесла нас! Ой, не любит она меня, Лёвыч. А за что, не пойму.

– Поймёшь, поймёшь, – пообещал Николай Львович. – У меня вот пара стольников есть…

– И у меня стольник за подкладку завалился, – обрадованно заявил Балябин.

– Ну так чего же мы стоим? Пошли вон в «Загляни», пропустим на мировую по кружке-другой пивка!

Через пару часов соседи возвращались домой в обнимку, громко распевая про «Мой маленький плот», а впереди них без поводка весело бежал Пушок, методично описывая каждое попадающееся ему дерево, как будто это не его хозяин, а он выдул три литра пива.

Так и хочется закончить рассказ вот на этой мажорной ноте. Да не тут-то было. Пока Николай Львович и Балябин пили мировую, хотя они-то как раз и не ссорились, Василина Петровна, выждав с полчаса, заподозрила неладное и поднялась на третий этаж, где жили Балябины. Она позвонила. Дверь открыла Наталья Балябина.

– Мой у вас? Пьют уже, козлы? – отрывисто спросила Василина Петровна, стараясь заглянуть за спину Натальи.

– Может быть, твой и козёл, а у меня нормальный мужик, – тут же взвилась Наталья, характер которой мало чем уступал нраву непрошеной гостьи. – И у меня тут не распивочная!

– Кто козёл? Мой Николай? Да я тебе за него все шары твои бесстыжие выцарапаю! – вскинула перед собой растопыренные пальцы с закорючками длинных острых ногтей Василина Петровна. – Знаю, знаю, как ты ему глазки строишь! Мало тебе своего алкаша, так ты ещё на чужих мужей заглядываешься!

– Я заглядываюсь? Да на кой он мне сдался, рохля твой!

– Ах, ты так!

И Василина Петровна вцепилась в волосы Натальи, а та, взвизгнув, впилась ей зубами в плечо. И даже появление мужей не остановило эту жестокую битву. Тут же протрезвев, Николай Львович и Виталий Балябин с огромным трудом растащили своих жён. Хотя и сами при этом понесли потери: Василина Петровна сокрушительным ударом локтя выбила два передних зуба Балябину, а Наталья Балябина маленьким и остреньким кулачком засадила под глаз Николаю Львовичу, в результате чего тот обзавёлся нехилым разноцветным фингалом.

И лишь болонке Пушку, из-за которого, собственно, и затеялся весь сыр-бор, было весело в этой нешуточной кутерьме, и он, заливисто лая, хватал зубами по очереди за ноги всех участников соседской потасовки…

Мирились затем первый день у Балябиных, второй – у Симкиных. И собак теперь выводят гулять все вместе. Потому что Симкины тоже обзавелись пёсиком, только не болонкой, а пекинесом. Как истинная женщина, Василина Петровна не хочет быть похожей на кого-либо. Даже собакой…

Алёна Васильева (Санкт-Петербург)
Непись Грицко и припрятанный артефакт

– Опя-ять понабежа-али, – протяжно гундел под нос Грицко, толкая тяжеленную телегу с сеном. Зачем оно было нужно в Небесной крепости, где не водилось ни одной лошади или хотя бы козы, оставалось на совести разработчиков.

– Сколько вас тут шарит, времени не жалея! Бездельники! Интеллект – единичка!!! – Ругань сыпалась невзрачными кучками нулей и единиц в коде игры. И совершенно никто не мог её разобрать, даже другие неписи.

Но крестьянин час за часом упражнялся в злословии, глядя, как тупые нубы-первоуровневики в раздобытых на ближайшей помойке доспехах с энтузиазмом обшаривают торговую площадь. Артефакт, значит, ищут. Ага. В телеге он, родимый.

Утолкать бы эту бандуру за ворота, где текстура недопрописана и глючит! Пусть эти идиоты так и сидят в первой открывшейся локации, будучи не в состоянии пройти вводное задание! А то аж смотреть тошно.

Так, не-не-не! Ты ко мне не иди!

Чучело в рогатом шлеме приближается. «Шлем сырой сопли сила, – видит Грицко. – Сапоги бег стреляй уйди».

Печальнее всего то, что контингент персонажей тут классом ещё ниже, чем команда горе-переводчиков.

Упорный нуб приближается, заглядывает в бочки у стены. Находит две золотые монеты, расплывается в идиотской улыбке. Взору непися предстаёт гордый профиль с орлиным носом и кустистыми бровями. Наверняка сопляк провёл часа полтора, примеряя на персонажа разные черты лица, дабы создать наиболее героическую внешность.

Обычно чем меньше реальный возраст игрока, тем больше тестостерона у его аватара.

Обладатель супершнобеля оказывается ещё на пару шагов ближе к телеге, планомерно обшаривая кучу мусора. Уже становится возможным разглядеть его цацки. Точнее, всего одну – «кольцо ловкость синяя кошка полёт».

М-да.

Технически на персонаже больше ничего нет. Но игра далеко не 18+, поэтому визуальный ряд бережёт хрупкую психику случайных свидетелей и являет их взору невнятную полотняную хламиду.

В сочетании со шлемом оно, конечно, не писк моды. Хотя нет, как раз он. Последний.

Грицко перестаёт ругаться под нос и хорошо поставленным голосом выдаёт прописанную в программе фразу:

– О-хо-хо, что-то урожаи в этом году ни к чёрту! И на южной границе неспокойно…

Где она, эта южная граница, и что за дела там творятся, непись не знает. Но очень хотел бы узнать. Бросить проклятую телегу, съездить по балде приближающемуся увальню, забрать его «сопли-шлем» и рвануть в неведомые дали!

Но нельзя, никак нельзя!

В телеге артефакт. А он как бы хранитель.

Нуб в активном поиске наконец подходит к крестьянину вплотную. Где-то в невообразимой дали жмякает на кнопку беседы.

– Вот и журавли на юг потянулись, – пространно-философски выдаёт Грицко, глядя вдаль.

Приходит эхо нового командного жмяка.

– О-хо-хо, что-то урожаи в этом году ни к чёрту! И на южной границе неспокойно…

Ну нету, нету у меня набора ответных реплик! С телегой взаимодействуй, дебил малолетний! Очень хочется изменить интонации стандартных заготовок, но код не позволяет.

Новый жмяк.

Да что ж такое?

Грицко изо всех сил толкает телегу, стараясь зацепить плечом рогатого обладателя синей кошачьей ловкости. Получается!

Тот сопит от злости, холёная морда идёт агрессивными пикселями. Ещё миг – и он налетает на крестьянина с кулаками. Тот оказывается на земле, хватается за подбитую губу и вдруг понимает: руки свободны от проклятой телеги!

Поднимается.

Делает шаг влево, вправо. Свободен!

Игрок в сердцах уже удаляется прочь, подозрительно по-женски повиливая задом.

А Грицко выхватывает из-под кучи сена заветный артефакт. Перед ним открывается синий овал портала: прочь из опостылевшей Небесной крепости в большой мир.

Может быть, на южную границу, где неспокойно. Но это ничего.

– Ну, кур-рва, где моя мега-сияние-некачественная броня? Щас я вам всем покажу! – восклицает бывший непись и шагает в неизвестность.

Инна Воронова (Мурманск)
Придёт день…

Чёрное вечернее Платье от «Диор» повело кружевными плечиками и запричитало:

– Я так больше не могу! Я достойно лучшей жизни! Она вообще про меня забыла… Моя красота совершенно несовместима с этим тесным душным шкафом, мне просто нечем дышать!

– Да замолчи ты уже, кусок непонятного кружева, вечно ты ноешь, выкинуть бы тебя навсегда отсюда. Тебя хоть в отпуск возят, по театрам выгуливают, по ресторанам, а вот кто совсем никому не нужен, так это точно я, – обиженно всхлипнул красивый белый Сарафан с вышитыми по подолу нежно-голубыми незабудками. – Скоро совсем из моды выйду. А помню, раньше Она как меня наденет – все вокруг аж замирали от восторга. Мы с ней и на солнце грелись, и там ещё было что-то такое непонятное, Она его «морем» называла, красиво, цветы вокруг, чайки…

– Да кому вы оба вообще нужны! Вчера Она телик включила, пока на кухне кофе пила, так говорили, что самолёты больше на юг не летают. Теперь Джинсы рулят! – послышалось с соседней полки. – Она теперь в новую религию подалась, у нас полная гармония и любовь.

– И не стыдно вам сочинять такое? Мы с Ней тоже гуляем, куда Ей без меня? – презрительно фыркнул офисный брючный Костюм из натуральной английской шерсти хорошо поставленным голосом откуда-то из-под защитного чехла.

– Гуляете вы… два раза в год на общественных мероприятиях… Джинсы рулят! – не унимался хулиганский голос с соседней полки.

– А главное, Она постоянно притаскивает всё новых и новых жильцов, а тут и так уже не повернуться, зачем мы ей все нужны?! – печалилось вечернее Платье. – У меня уже всё кружево болит, скоро стану похожа на дешёвую тряпку.

– Да ладно, тесно, видите ли, им! Посмотрите, что у нас внизу делается, – раздался жалобный писк из коробки откуда-то в дальнем углу. – Натолкала и забыла, только Кроссовкам повезло, каждый день прогуливаются!

– Потому что Джинсы рулят! – победно раздалось сверху.

– А мне всю душу наизнанку вывернула, – донеслось из другой коробки. – Раньше каждый день гуляли, вокруг нами восхищались! У нас с Ней такая была любовь!

– Это кто там рыдает так жалостно? – поинтересовался Сарафан. – Вы кто там, такие убогие?

– Мы Лабутены… Совсем Она нас забросила… А последний раз надела – каблук расшатала, а потом долго ругалась. А такая была любовь, Она предала нас, забросила, променяла на какие-то Кроссовки!

– Потому что Джинсы рулят!

– Вот увидишь, вас тоже скоро забудут, – кокетливо обратилась к Джинсам шёлковая Блузка. – Вон уже протёртые все, старенькие…

– Что бы ты понимала! Джинсы бессмертны!

– И Кроссовки, – раздался басок с соседней полки. – Ишь ты, «какие-то», сами вы такие! И вообще, уймитесь наконец, дайте поспать. Она скоро опять куда-нибудь соберётся, а нам шлёпай по мокрому снегу. Дайте отдохнуть спокойно!

– Хорошо тебе, гулять ходишь, воздухом дышишь, а мы тут в темноте всеми позабытые, – уже в голос рыдало вечернее Платье.

– И каблук так ноет расшатанный, – подвывали Лабутены.

– Потому что Джинсы рулят!

– Всем тихо! – на правах старшего прикрикнул сверху Костюм. – Вон Она идёт, сейчас опять дверь откроет, уставится, а потом будет причитать: «Что бы мне сегодня надеть?»

– А Джинсы рулят! Ура, пойдём гулять!

– Опять не дали отдохнуть, чтоб вас всех… – вздохнули уставшие Кроссовки.

***

Женщина сидела на кухне с чашкой дымящегося ароматного кофе.

«Поехать бы к морю, а не вот это вот всё…»

За окном шёл снег. Первый в этом году, он ещё не лёг ровным покровом, и то там, то тут выглядывали чёрные грязные пятна. Листья совсем облетели, и пейзаж выглядел грустным и унылым.

«А два года назад в Таиланде… я в любимом сарафане… Море, солнце, фрукты…»

«Точно! Надо сходить в “Магнит” за фруктами, говорят, что бананы поднимают настроение! И шоколадку надо купить. Пойду, немного пройдусь, прогуляюсь…»

Допив кофе, женщина пошла одеваться. Открыв огромный шкаф, битком набитый самой разнообразной одеждой, она какое-то время пристально разглядывала его содержимое.

«Что бы мне такое сегодня надеть?»

С грустью посмотрела на вечерние платья, провела ухоженной рукой по деревянным вешалкам с костюмами, любимыми изящными юбками, брюками, блузками…

«Не сегодня, друзья мои, не сегодня…»

«Но придёт день – и всё изменится, ничего не длится вечно…»

Наконец, видимо, решившись, уверенным движением вытащила с полки джинсы, старенький, но такой любимый уютный джемпер и пару заслуженных кроссовок.

Дмитрий Головин (Петровск-Забайкальский)
Победить Демона

Демон сидел напротив меня. Увидев, что я проснулся, подмигнул красным глазом и улыбнулся:

– Вставай, чувак, опохмеляться пора.

Я недоверчиво посмотрел на него и, еле ворочая сухим от сушняка языком, прошептал:

– Ты кто?

– Сам не видишь? Демон я, откомандирован тебе в помощь. Все сроки-то твои вышли, уже месяц как, а ты всё живой.

– Да пошёл ты, – прохрипел я, морщась от нахлынувшей головной боли.

– Да рад бы, – парировал незваный гость, – но служба, сам должен понимать! Пока задание не выполню, не могу. Терпи, брат, надеюсь, недолго тебе осталось, – он обнажил ряд жёлтых острых зубов, – так что давай похмеляться, не дай Бог, тьфу ты, дьявол, ещё из запоя выйдешь.

– Так, может, сгоняешь за бухлом? – с надеждой в голосе прошептал я, глазами выглядывая куртку, где вроде должны были остаться деньги.

– Э, не, брат, я к тебе не для принеси-подай поставлен. Да и не видит меня никто, кроме тебя. Так что сам уж как-нибудь, соберись с силами. Мужик ты или нет, в конце концов! А я тебя, так сказать, морально поддержу ради этого святого, тьфу ты опять, дьявольского дела!

День выдался хмурым и промозглым, под стать моему мерзопакостному состоянию. Слегка пошатываясь, я брёл вдоль улицы. В кармане моём была лишь мелочь, так что не разгуляться.

Демон шёл рядом и радостно предлагал:

– Может, вот там, – он кивнул на с высоким забором дом, – у Федорихи возьмём? Спирт у неё отменный, шибает с первого глотка. А накатишь по полной – так потом могут и не откачать. И прикончим с тобой это дело, а?

Но я шёл дальше, а демон не унимался:

– Во, гляди, там на точке, в пятом подъезде, помнишь, ты остаканился всего-то граммов сто, и рука у тебя отсохла на две недели, верное дело, пошли уже, а? – попыхивая дымком, уговаривал демон.

Но я всё не останавливался, а Демон, удивительно осведомлённый о моих былых «подвигах», не отставал.

– Во, там, гляди, между гаражами, тебя отмудохали двое и обобрали подчистую, а‐а, так ты же и не помнишь даже, болезный, поскольку был уже в никаком состоянии.

Я слегка поморщился и потрогал оставшийся с того времени шрам на голове.

– Слышь, ты чо такой смурной? Надо уже меры принимать, не грусти, жизнь продолжается, тьфу ты, заканчивается, – пытался ободрить меня Демон, весело шлёпая по лужам своим чешуйчатым хвостом.

– А как там в аду у вас? – поинтересовался я. – Сильно жарко?

– Эх, нынче совсем похолодало, черти обленились, гады, больше всё в гаджетах зависают, в «Инста точка ад» и прочих адсетях. А ты как, брат, думал, нас ведь тоже прогресс затрагивает. Всё самое худшее к нам перемещается, а мы это тестим, доводим до совершенства и обратно к вам закидываем. Нам ведь кадры новые нужны. Чем больше плохих людей у вас тут, тем меньше в раю, простая арифметика, брат!

– Не брат я тебе, – пытался парировать я.

– Это пока не брат, – усмехнулся Демон, и из его ушей вылетели лёгкие облачка дыма, – на сковородке ты меня и братом, и сватом назовёшь. Не таких ломали! Вот, смотри, двое твоих собратьев по разуму у ларька пивного толкутся, наверняка опивки собирают, ты чо, хуже них? Смелее надо быть! Увереннее! Решил похмелиться – похмеляйся! Не дай себе засохнуть, – сострил Демон и заржал так, что кончики пламени полетели из ноздрей. Я отмахнулся от летящих искр.

А бабки на лавке испуганно зашептались:

– Смотри, ишо один белку ловит! Руками-то машет, как ненормальный, поди, с чертями разговаривает с перепоя!

Я смущённо опустил руки, запахнул куртку со сломанным замком, спасаясь от пронизывающего осеннего ветра.

Демон ободряюще хлопнул меня по спине.

– Не бойся, горемычный, со мной не пропадёшь, в смысле, пропадёшь, конечно! Чо-то меня на вашей грешной земле немного подклинивать стало. Наверное, позадержался я тут, как и ты!

Я упрямо шёл дальше… Честно сказать, сам не зная куда, мыслей в пустой голове не было совсем.

– Не, ну, братан, надо что-то решать уже. Похмеляться не получается, так есть ведь более простые решения. – Демон заговорщицки почти шёпотом продолжил: – Сам посуди: что тебя тут держит? Ни работы, ни друзей, хотя друзья есть, конечно, такие же алкаши, как и ты. – Он с гордостью поднял вверх кривой, как сабля, коготь. – Мои клиенты, кстати! Жена ушла от тебя, и слава Богу, тьфу ты, дьяволу, хоть пить тебе не мешает теперь!

– Да уж, ничего не держит, – согласился я.

Демон повеселел:

– Вот видишь! Давай пойдём домой, выпьем чаю, можем даже поговорить напоследок. Верёвка у тебя есть, мыла нет вроде… Ну так зачем оно? И так сойдёт… А там я тебя уже обниму в своих горячих объятиях, так сказать, воочию!

Я устало подумал: «А почему бы и нет? Раз – и всё! И не заплачет никто, не вспомнит, закопают и забудут. Так зачем тянуть, кому я нужен? – Но вдруг меня как осенило: – А дочка? Ведь у меня есть дочка! Я даже не поздравил её сегодня с днём рождения! Я совсем забыл. Первый раз в жизни забыл! А ведь должен был поздравить! Всегда поздравлял! Пусть даже не было денег на автобус, я шёл на другой конец города и искал глазами заветное окно с синей шторкой на третьем этаже, где она живёт с моей бывшей женой. Дочка всегда ждала меня. Я махал ей рукой, и она махала мне в ответ. А дальше мы разговаривали глазами. Оказывается, как много можно сказать взглядом. Жена не пускала меня даже на порог, и, наверное, правильно. Я теперь больше похож на бомжа, чем на отца красивой кучерявой семилетней малышки!»

Демон, увидев оживление на моём лице, повеселел:

– Ну вот, другое дело, с таким настроением и в петлю залазить одна радость! Я тебе обещаю: на самую вместительную сковородку тебя посажу, не пожалеешь, зуб даю. – Он тотчас с противным хрустом выломал у себя зуб и показал его мне. – Во, держи, задаток, так сказать.

Но я уже не слушал его, нащупал в кармане остатки денег и направился к магазину с вывеской «Цветы».

Демон, вдруг осознав, что клиент уходит из его цепких лап, попытался схватить меня за рукав и отчаянно прокричал почти в ухо:

– Слышь, дурик, ты чо творишь, мы так не договаривались! Я за тебя уже и премию получил. Ты мужик всё-таки или нет? Держи слово. – В его глазах угрожающе сверкнул дьявольский огонь.

– Не давал я тебе никакого слова.

– Как не давал, а кто за бухлом меня отправить хотел? Давай я тебе сам выпить куплю, так уж и быть! Ну, хочешь, отсрочку дам тебе целый день?! Завтра всё решим. Ну не уходи, побудь со мной, давай обсудим…

Но я, с трудом вырвавшись, уже распахнул дверь магазина, испугав молоденькую продавщицу своим видом, и прохрипел:

– Роза есть? Недорогая…

Девушка, растерянно хлопая длинными ресницами, смотрела, как я высыпаю на белоснежный прилавок грязную мелочь, только и спросила:

– Вам завернуть?

Я обернулся, позади меня никого не было, Демон растворился, не оставив даже клубочка дыма, как и не было его. А я первый раз за этот день улыбнулся, глядя, как продавец заворачивает в серую бумагу цветок для моей дочурки. «Теперь каждый её день рождения я буду дарить ей цветы!» – решил я и через минуту, выйдя из магазина, уверенно зашагал на другой конец умытого и обновлённого дождём города.