Текст книги "Введение в политическую теорию для бакалавров. Стандарт третьего поколения: учебное пособие"

Литература

Конституция Российской Федерации. М.: Известия, 1995. 61 с. Абашкина Е. Б., Косолапова Ю. Н. О теориях лидерства в современной политической психологии // США: Экономика. Политика. Идеология. 1993. № 4. С. 13–21.

Блондель Ж. Политическое лидерство: путь к всеобъемлющему анализу / Пер. с англ. М., 1992. 135 с.

Гржейщак С. Е. Региональное политическое лидерство в современной России: институциональный аспект // Общественные науки и современность. 2000. № 1. С. 36–45.

Имидж лидера. Психологическое пособие для политиков. М.: Знание, 1994.

Оценка личностных качеств российских политических лидеров: проблемы измерения и интерпретации (Круглый стол) // Полис. 2001. № 1.С. 94-116.

Теория политики: Учебное пособие / Под ред. Б. А. Исаева. СПб., 2008. Гл. 5.

Такер Р. Проблемы политического лидерства в советском обществе// Общественные науки. 1989. № 5. С. 51–65.

Такер Р. Политическая культура и лидерство в Советской России. От Ленина до Горбачева // США. Экономика. Политика. Идеология. 1990. № 2. С. 87–95.

Тихонова Н. Е. Личность, общность, власть в российской социокультурной модели // Общественные науки и современность. 2001. № 3. С. 30–40.

Холодковский К. Г. Парламентские выборы 1999 года и партийное структурирование Российского общества //Полис. 2000. № 2. С. 42–53.

Херманн М. Дж. Стили лидерства в формировании внешней политики // Политические исследования. 1991. № 1. С. 91–98.

Глава 7 Теории государства[85]85
  Глава написана по материалам 3-й части работы Рональда X. Чилкота. Теории сравнительной политологии. В поисках парадигмы. М., 2001.


[Закрыть]

Среди многочисленных теорий государства наибольшее распространение, по мнению Рональда Чилкота, получили плюралистическая капиталистическая, плюралистическая социалистическая, бюрократическая авторитарная, институциональная, корпоративистская, инструменталистская, структуралистская и феминистская. Он разделил их на теории основного и альтернативного направления (табл. 7.1).

Таблица 7.1. Современные теории государства

7.1. Теории основного направления

В 1980-х гг. представители американской либеральной традиции (Габриэль Алмонд, Дэвид Истон, Тимоти Митчелл, Майкл Манн) выступили с отрицанием популярных идей о роли государства, опровергая аргументы этатистского движения. Г. Алмонд заменил неопределенный термин «государство» концепцией «политическая система», хотя и опасался, что теперь целое поколение молодых ученых «распрощается с парадигмальными устремлениями» и начнет пользоваться «туманной фразеологией, вместо того чтобы держаться с трудом завоеванной традиции операционной строгости». Г. Алмонд, чье выступление в ходе полемики со сторонниками теорий государства было резким, подчеркнул необходимость работы над теорией систем. Д. Истон также сосредоточившись на этой проблеме, подверг серьезной критике работы этатистов.

Сторонники плюралистической капиталистической теории государства рассматривают государство как политический рынок, фильтрующий требования и интересы соперничающих групп и индивидов. Сложилось два подхода к анализу государства: 1) государственные учреждения нейтральны и посредничают в конфликте соперничающих партий и групп; 2) государственные учреждения функционируют в качестве основ политической власти; соперничество между учреждениями за ассигнования определяет их отношения с партиями и группами интересов.

Согласно третьей точки зрения, теория государства как структурная основа анализа многомерного общества исключает понимание общества как тотальности, состоящей из четырех пересекающихся и частично совпадающих властных сетей (идеологической, экономической, военной и политической), а государства лишь как одной из четырех сетей. В этом случае понятия «государство» и «гражданское общество» разведены и анализируются максимально независимо друг от друга.

Т. Митчелл придерживался иного взгляда, представлявшего собой синтез теорий государства и общества. Он считал, что ни стремление создать концепции политической системы, ни попытки вновь превратить государство в основной объект исследования политологии не решили проблему разграничения понятий государства и общества. Демонстрируя альтернативный подход, он утверждал, что государство не следует рассматривать как целостную реальность, отделенную от общества, но в то же время сложные проблемы государства не должны вести к полному отказу от его изучения. Вместо этого «необходимо провести серьезное разграничение понятий государства и общества в качестве определяющего признака современного политического порядка. Государство следует рассматривать как результат многообразных процессов пространственной организации, временной классификации, функциональной спецификации, а также наблюдения и надзора, т. е. процессов, создающих видимость мира, фундаментально разделенного на государство и общество».

Сторонники плюралистической концепции государства, в отличие от марксистов, изучающих общество, где власть связана с развитием способа производства, идеологией, классом и классовой борьбой, рассматривают государственную власть как принадлежность групп в обществе. Они убеждены, что государственная политика точно отражает требования различных групп интересов. Их критики замечают, что в условиях капитализма и классового общества можно проводить лишь определенную политику. Например, политика снижения инфляции или безработицы может оказаться приемлемой, а другие меры будут сочтены социально и экономически вредными. Таким образом, политика отражает скорее экономические и политические условия, чем осознанное принятие решений.

Институционалисты представили суверенное государство как одну из главных институциональных форм политической организации общества, «функцией институциональных возможностей», а теорию государства – основным предметом и направлением сравнительной политологии. Подобная теория выдвигалась как аргумент против утилитарного или функционального подходов, согласно которым результаты являются следствием индивидуального выбора. Маркс и Энгельс определяли политику в категориях института власти государства как надстройку, представляющую буржуазное общество и отражающую экономические потребности господствующего класса. Дрейпер резюмировал их концепцию следующим образом: «Государство – это институт или комплекс институтов, опирающихся на силовое принуждение со стороны специальных институтов общества для поддержания господства правящего класса, охраны существующих отношений собственности от коренных изменений и удержания всех остальных классов в подчиненном положении».

Приемлемой для Европы формой политической организации была только такая организация, которая была основана на суверенных государствах. Розенау утверждал, что государство как институт и как форма политической системы «глубоко укоренилось в нашей терминологии и вряд ли увенчаются успехом попытки его заменить». Он поддержал тенденцию к возвращению концепции государства из-за «уменьшившейся эффективности целых систем» и «глубокого разочарования в системном анализе».

Некоторые исследователи-институционалисты, например Мастере и Робертсон, рассматривая государственную власть с позиции интеграционной теории, считают ее интегрированной в легитимную систему политических институтов, нейтрализирующих властные преимущества тех или иных групп и классов. Они полагают, что следует отказаться как от ортодоксальных марксистских, так и от традиционных веберовских представлений, с тем чтобы в новых условиях промышленно развитых стран выявить и показать необходимость приоритетов именно институционализированных моделей и менеджмента по предотвращению кризисов. По их мнению, это позволит интегрировать классовый конфликт в более широкую концепцию демократической стабильности.

Они полагают, что классовые конфликты ослабляются с наступлением демократической стабильности: «Когда сужается материальная база классового обмена, государство вмешивается экономическими средствами, расширяя ресурсы, способствующие классовому согласию. Таким образом, создается трехсторонняя коалиция, когда государство своей экономической политикой облегчает достижение классового компромисса между трудом и капиталом». Авторы пришли к выводу, что в основе классового компромисса и конфликта лежит экономика; политика оказывает воздействие постольку, поскольку партии соглашаются на участие государства; институционализация классовых отношений ведет не только к государственному вмешательству, повышению роли государства как института, но и к ослаблению на этой основе классового конфликта.

Возникновение этой теории связано с корпоративистскими компромиссами между трудом и капиталом, которые достигались благодаря вмешательству государства. Изначально успешное развитие корпоративизма было основано на предположениях о том, что планирование жизненно важно для современного капитализма; планирование делает необходимой эффективную политику в области доходов, а политика в области доходов зависит от консенсуса и договоренности между группами интересов. Однако со временем эти условия изменились настолько, что общенациональные переговоры стали играть незначительную роль из-за политики, направленной на повышение производительности труда и конкурентоспособности на мировых рынках, и из-за «смещения конфликтов интересов с классовых расхождений в направлении социальных движений, вызванных тендерными, экологическими, потребительскими и другими проблемами».

Сторонники корпоративистской теории (Ф. Шмиттер, А. Хенкок) констатировали факт перемещения рабочих в результате конкуренции на мировых рынках из традиционных отраслей в сферу сервиса, в результате чего государство превратилось «в аморфный комплекс учреждений, выполняющих разнообразные, не очень четко определенные функции». Тенденция к переходу от традиционного интереса политологов основного направления к «социетальному», или «либеральному», корпоративизму была отмечена Хенкоком.

Исследования английской и французской политической жизни показали, как государство с высоким уровнем социального обеспечения обслуживает капиталистическую экономику, «до крайности социализируя коллективные договоры и предлагая социальную зарплату для стимулирования умеренной позиции рабочих в этом вопросе». В 1990-х гг. корпоративизм вышел за национальные рамки и широко использовался в практике Евросоюза, а также в теоретических построениях европейских и американских политологов.

История свидетельствует: новые политики, приходящие легитимно к власти, всегда сталкиваются со сплоченным, опытным, хорошо организованным аппаратом, сведущим во всех профессиональных и политических делах, – государственной бюрократией. С первых же дней после победы на выборах политические верхи, по существу, уже отделены от народа стеной всесильной бюрократии. Даже те из политической верхушки, кто приходил к власти с намерением покончить с коррупцией, привилегиями и злоупотреблениями старой власти в интересах народа, часто становились жертвой бюрократии. Бюрократия действует не по законам, которые устанавливают легитимные политические верхи, а по своим собственным законам. «Ее иерархия, – писал молодой К. Маркс в статье “К критике гегелевской философии права”, – есть иерархия знания. Верхи полагаются на низшие круги во всем, что касается знания частностей, низшие же круги доверяют верхам во всем». А в итоге они «взаимно вводят друг друга в заблуждение». Бюрократия составляет «особое, замкнутое общество в государстве». Это «круг, из которого никто не может выскочить». В бюрократии «тождество государственного интереса и особой частной цели выражено в такой форме, что государственный интерес становится особой частной целью, противостоящей другим частным целям», в итоге «действительная цель государства… представляется бюрократии противогосударственной целью».

Властвующая организация чиновников, как правило, выражает реакционную сторону консерватизма и, «перейдя за известный фазис развития, становится несокрушимой». О причине несокрушимости и бесперспективности борьбы с государственной бюрократией говорил М. Вебер: «Всякая борьба с государственной бюрократией бесперспективна потому, что нельзя призвать на помощь ни одной принципиально направленной против нее и ее власти инстанции… Государственная бюрократия, если даже уничтожить частный капитализм, господствовала бы одна. Действующие в настоящее время наряду друг с другом и в меру своих возможностей друг против друга, следовательно, постоянно держащие друг друга под угрозой, частная и общественная бюрократия слились бы тогда в единую иерархию».

Бюрократическая теория была применена при анализе кризисных ситуаций авторитарного правления в странах Латинской Америки в 1960–1970 гг. Суть ее – вмешательство государственных структур в недемократическое развитие периферийных стран в условиях, вызванных исчерпанностью модели импортозамещающей индустриализации и усилением роли государства в процессе накопления капитала. В условиях слабости национальной буржуазии это вмешательство было оправдано. Однако за последнее время оно перестало соответствовать действительности по целому ряду причин: зависимость и капиталистическое развитие отнюдь не всегда являются несовместимыми (о чем убедительно свидетельствуют многочисленные исследования); увеличивающаяся интернационализация производства подрывает промышленные структуры всех стран, находящихся как в центре, так и на периферии; уровень государственных расходов и размер государственного вмешательства возросли как в центральных, так и в периферийных странах; повсеместно все сильнее начала проявляться делегитимация государства.

Теоретики бюрократического авторитаризма выступили против новых монетарных направлений, требующих сокращения роли государства, уменьшения правительственного вмешательства, проведения приватизации государственных предприятий и введения свободного рынка. Они утверждали, что в случае с Латинской Америкой и Россией их позиция не только противоречит модели руководимой государством индустриализации через импортзамещающее производство (данная модель играла главенствующую роль в регионе после окончания Второй мировой войны), но даже не является следствием неэффективности, проистекающей из неправильной аллокации ресурсов. Государство берет на себя активную и позитивную роль в производстве товаров и услуг, управлении доходами и расходами, регулировании частной деятельности. Кроме того, оно планирует уровни накопления капитала и корректирует непропорциональную концентрацию частной власти для обеспечения определенной степени социальной справедливости, предоставления государственных услуг и гарантий равенства. Главная проблема заключается в нехватке финансовых средств. Итак, согласно анализу, проведенному теоретиками бюрократического авторитаризма, необходимо эффективно действующее государство, а не опора на государство; к тому же ими выражена неуверенность в повышении эффективности государства с помощью приватизации.

7.2. Теории альтернативного направления

Суждения о том, что плюрализм можно совместить с социализмом, при котором государство «отфильтровывает требования и интересы конкурирующих индивидов, групп и классов», стали основой теории «социалистического плюрализма». Эта теория получила свое распространение преимущественно в умах левых интеллектуалов в странах, долгое время находившихся во власти авторитарного правления.

Источник «плюрализма с социалистическим лицом» – гегельянско-марксистская позиция представителей «критической теории» франкфуртской школы (неомарксистской школы «западного марксизма») М. Хоркхаймера, Т. Адорно, Г. Маркузе, Ю. Хабермаса. Суть этой теории заключалась в том, что она разоблачала мистификацию государства, уделяя особое внимание критике идеологии и ложного сознания (разума) как средствам освобождения индивидов и социальных групп от гнета капитализма и условиям человеческого существования при капитализме. В анализе развития западного (технического, инструментального, формального, объективирующего и т. п.) разума эта теория поставила под сомнение возможность применения данного разума как господствующего в качестве основания для критической теории общества. Именно посредством этого разума через государство как орудие репрессивного духовного подавления овладение вещами превратилось в политическое овладение людьми, в подавление внутренней природы человека. Например, индустриальное общество 1960-х гг. (либо капиталистическое, либо социалистическое), по оценке Г. Маркузе, «по своей природе “одномерно” – в экономике в нем все сводится к мотивам прибыли, в политике – к репрессивной терпимости и диктату, к униформизму и манипуляторству, в культуре – к коммерциализации, выхолащиванию нравственного начала искусства». Более того, согласно «критической теории», весь жизненный мир постоянно подвергается «колонизации» через экономику и государство, соответственно, через рынок и деньги, а также власть и бюрократию, порождает патологии, ставящие под угрозу воспроизводство общества.

Теория коммуникативного действия Ю. Хабермаса призвана обосновать современную «критическую теорию» общества и государства. Основу последней, по Хабермасу, должен составлять не анализ трудовых отношений, производства, а анализ структур и процессов коммуникации. Для преодоления патологий жизненного мира необходимо изменить процессы коммуникации, а не производственные отношения. Рациональная коммуникативная практика важна не сама по себе (даже в форме свободной разумной критической и творческой дискуссии), а как то, что ведет к социально-интегрирующей функции солидарности.

На основе солидарности, являющейся одной из трех функций управления в современном обществе (две другие – деньги и власть), проблемы, стоящие перед обществом, должны быть переведены в плоскость морали, т. е. стать предметом публичной дискуссии с точки зрения четко обозначенных норм и ценностей. Это, следовательно, особый тип солидарности, который коренится в «жизненном мире людей», а не в «системе», т. е. там, где рынок и государство используют деньги и власть как средство управления.

В растущем осознании непреходящего значения коммуникативной рациональности для создания достойной для человека жизни можно заложить, полагает Хабермас, основы «новой общественной утопии».

Некоторые теоретики плюрализма (К. Оффе, О’Коннор), подчеркивая конфликт между государством и социальными классами, подвергли критике интерпретации, игнорирующие механизмы государства, которые, в свою очередь, отражают его классовый характер, структуру, идеологию, процессы функционирования и методы подавления. Проанализировав также кризисы корпоративной рентабельности и государственное банкротство как индикаторы связи классовой борьбы с противоречиями в процессе накопления, они пришли к выводу, что «классовая борьба ограничивает способность государства рационализировать капитализм».

При анализе внутренних структур государства и отношений с системными противоречиями ряд исследователей (Эспинг-Андерсен, Фридлэнд и Райт) продемонстрировал воздействие этих структур на классовую борьбу и классовую политику, а также на организацию и содержание классовой борьбы. Они определили место государства «в диалектических взаимоотношениях между классовым господством и системными принуждениями».

Сторонники теории социалистического плюрализма, привлекая внимание к активной деятельности государства в условиях капитализма (М. Кессельман, Ч. Линдблом, С. Мелман), выразили «необходимость в опоре на радикальные идеи» государственного капитализма, при котором государство осуществляет непосредственный контроль над капитальными ресурсами и выполняет важные функции управления промышленностью, полагая, что капитализм и в мире западного бизнеса, и в бывшей советской бюрократии «приводит к отделению управления от производства, созданию авторитарно-бюрократической, иерархической управленческой организации и расширению полномочий управляющих». Как подчеркивает Мелман, американские и бывшие советские менеджеры в своем стремлении увеличить свою власть над производством и рабочими по существу порождают социальные отношения государственного капитализма как господствующей политической структуры.

Еще со времен Маркса и Ленина бытует понимание государства как «орудия» (комитета, инструмента) государственной власти. В «Манифесте Коммунистической партии» (1848) записано: «Современная государственная власть – это только комитет, управляющий общими делами всего класса буржуазии». Понимание государства поставлено в прямую зависимость от его экономически господствующего класса, которым при капитализме является буржуазия. Позже Ленин назовет государство «орудием насилия над эксплуатируемым классом». В 1940–1960 гг. XX столетия понятие государства как «орудия правящих классов», «орудия господствующего класса» (П. Суизи, Р. Милибенд) было широко распространено. В 1970-х гг. автор теории корпоративного либерального инструментализма У. Домхофф, уделяя основное внимание прогрессивным секторам корпоративного капитала, определяющим размах общественных реформ, настаивал на восприятии государства как «инструмента» правящего, или господствующего, класса.

Таким образом, сторонники инструменталистского подхода обращают основное внимание на правящий класс, а также на связи и механизмы, соединяющие инструменты правящего класса и государственную политику. Инструментализм критиковали за неспособность выйти за рамки плюралистической структуры: акцент делался на социально-политических группировках, а не на классах, определяемых по признаку их отношения и средствам производства.

Итак, инструменталистская теория государства, уделяя особое внимание политическому входу в государство, считает крайне важной проблему неравномерного распределения власти среди классов. Но, как замечают ее критики, она не содержат в себе теории механизмов, связывающих политические входы и системные принуждения с выходами государственной деятельности. Она не в состоянии аналитически определить «ту степень, до какой классовое действие является связующим звеном между принуждениями и государственными структурами».