Текст книги "Приход № 2 (январь 2014). Рождество"

Приход, № 2 (январь 2014 г.) Рождество

Навигатор

Рождественский номер начинает комментарий профессора Андрея Зубова о том, почему именно возрождение общинной жизни в Церкви является сейчас самым важным вопросом, которому следует уделять все наше внимание. В исторической рубрике публикуем фрагмент из сборника статей священника Георгия Митрофанова, в котором он на примере писем святителя Патриарха Тихона исследует вопрос о неизбежности компромисса с властью.

В, возможно, главном разделе газеты публикуем слово на рождественский Апостол. Попробуем ответить на вопрос, что для нас означает Боговоплощение. «Миссионерскую школу» открывает лекция о центральном событии церковной жизни и службы Евхаристии – о причастии. Как часто и в каком духе следует приступать к Святым Тайнам? В рубрике «Календарь» последовательно разбираемся в крещенских событиях. На католических страницах предлагаем вам перечитать классический сюжет Андерсена о Снежной Королеве с христианской позиции. В свою библиотеку рекомендуем добавить книги Клайва Стейплз Льюиса, известного английского писателя, ученого и богослова, создавшего мир волшебной Нарнии. Мы приводим главу про молитву из его книги «Письма к Малькольму».

В невероятно большом на этот раз разделе «Культура» мы подобрали для вас чтение на все выходные! Открывает культурный блок рассказ Леонида Андреева «Ангелочек», следом за которым погружаемся в историю создания и авторства, видимо, самой новогодне-рождественской песни. Дебютную для нашей газеты рубрику «Электроугли», посвященную заметными личностям родного для создателей города, открывает ностальгическое интервью с добрым горожанином, историком и преподавателем Николаем Криволуцким. Закрывает же газету без преувеличения замечательный детский рассказ.

Как всегда напоминаем о том, что мы приглашаем вас к участию в газете. Ждем ваших комментариев и предложений. Контактная информация на последних страницах.

Мнения

О главном
На пути к настоящей общине

Профессор Андрей Зубов

Вот, название вашей газеты «Приход», но оно очень плохое. Что это вообще значит, «приход», «уход», «заход». Нет, наша цель – община! Самый главный вопрос, который сейчас стоит перед нашей церковной жизнью, и который мы так или иначе в каких-то частных аспектах поднимаем на Межсоборном присутствии – это вопрос о восстановлении христианской жизни, жизни христианской общины. Дело в том, что христианство есть вообще собрание людей во Христе. Церковь, по-гречески «экклесия», и есть собрание. А получается, что этого собрания у нас сейчас нет. Его не было во многом и до революции, в последние века старой России его боялись как общину, сообщество верных, которые и сами выбирали себе ставленников в священники, и сами занимались своими финансами, строили церкви и молились, и жили этим, и около церкви решали общинные дела. Общинная жизнь исчезла, скажем, еще в начале XVIII века, и стала только-только восстанавливаться перед революцией, очень медленно, когда большевики все это под корень срубили.

Сейчас же мы привыкли к тому, что церковь как здание и как корпорация священнослужителей превратилась в некое бюро добрых услуг. Люди приходят за своими делами, требами, таинствами, получают желаемое: исповедуются, причащаются, освящают машины, отпевают умерших, венчаются, крестят. После чего возвращаются домой в свой совершенно иной мир, который никакого большого касания с церковной жизнью не имеет. В этом положении мы теряем сразу две вещи. Мы теряем и внешний мир, который не христианизируется, а наоборот дехристианизируются. Теряем мы и Церковь, которая сама уже не является сообществом верных, а является, если угодно, таким домом, куда люди приходят и откуда уходят, как они приходят и уходят в кино или в мастерскую по ремонту верхней одежды.

Задача в том, чтобы вернуть Церкви ее изначальную сущность. Сущность сообщества, единства людей во Христе. Это большая задача, но на ней строится все: и церковная община, и церковное самоуправление, и вся система церковной жизни вплоть до поместного собора. Здесь требуется не одна какая-то мера, и нет золотого ключика, которым можно было бы все завести, и все само пойдет. Нужна большая сумма мер, и особенно – хотя это для нас и не абсолютная вещь – нам надо изучать деяния незакончившегося Поместного собора 1917–1918 годов, который ставил именно эти вопросы и задачи. Некоторые говорят, что это был период революции, все смешалось… Ничего подобного!

Напротив, революция расковала общество, в том числе, и христианское, раскрепостила его, сделала опять людей ответственными за свою жизнь, и все стали понимать, что все зависит от них самих. Это в итоге привело к катастрофе большевистского переворота, но в области церковной это привело к избранию Патриарха, восстановлению патриаршества. Это привело к небывалым, единственным в своем роде выборам на Соборе, свободным, очень демократичным – в смысле христианской демократии – выборам за всю историю Церкви вообще, не говоря уже о Русской Церкви. Это привело к тому, что были поставлены, а некоторые и решены, глубочайшие вопросы церковной и гражданской жизни. Поэтому очень важно изучать результаты, деяния и вопросы этого Собора.

Необходимо действовать в этом направлении. Мы живем, конечно, сейчас в другом мире, в совершенно другом историческом контексте, но этот другой мир и другой контекст имеют тех же людей. Наши деды и прадеды жили как раз в эпоху Собора, и мне кажется, восстановление этой общинной Церкви, Церкви как сообщества верных – наша главная задача. Пройти путем осознания и преемства с делами дедов эпохи большого московского Собора – наша важнейшая общецерковная задача.

К сожалению, в Церкви все очень по-разному относятся к этому. Покойный Патриарх Алексий II как-то сказал простые и очень верные слова, что Церковь не отделена от общества. Понимаете, отделена от государства, но не отделена от общества. Однако эти слова имеют не только положительную, но и свою обратную, отрицательную, но верную сторону. Все то дурное, что свершается в обществе, все дурные проявления общественного, к сожалению, касаются и Церкви. Если сказать одним словом, то в советское время произошла по ряду ужасных причин полная атомизация людей, люди оказались совершенно разобщены. Сейчас на Западе все жалуются на разобщение, но если вы посмотрите жизнь какой-нибудь Швеции даже или Германии, то увидите, что жизнь социальных общин – не церковных, а светских – там намного больше, крепче и активнее. У нас все люди стали, как картофелины в мешке. Теперь же проблема в том, как это все соединить.

Многие в Церкви, в том числе, и церковное начальство считают, что это нормальное состояние. Нормальное в том смысле, что оно удобное для власти, в том числе, и церковной власти, потому что намного легче управлять картофелинами в мешке, чем иметь в самом сообществе людей орган самоуправления. Поэтому вот этот «принцип картофелин», принцип прихода, принцип «каждый сам по себе, а мы исполняем требы» распространен слишком широко, чтобы быть полезным для Церкви. Так что одни люди понимают эту проблему, другие принимают сложившийся порядок вещей, третьим он даже нравится…

Очень трудно найти пример такой живой общины в современной России. Но как это ни трудно, надо быть открытыми в любви. У любой вещи есть своя отрицательная сторона. Общинная жизнь хороша понятно чем, мы с вами это прекрасно понимаем, но плоха она именно возможностью закрытости. Это ее слабая сторона, более того, это то в ней, что противоречит Духу Христову. Христос был открыт для всех, что-то не помню ни одного случая, когда Христос кого-то прогнал, мол, «нет, с тобою Я говорить не буду». Открыт принципиально каждому человеку! Более того, когда к Нему пришли греки через Филиппы и попросили о встрече, Он им не ответил, что ни за что не будет встречаться с иноверцами, нет. Иисус сказал: «Вот настал момент прославится Сыну Человеческому». А это значит, что Его уже узнали за пределами Его религиозной общины.

И вот важный момент: действительно создав некоторые сокровища общения, которые в хороших российских общинах, безусловно, есть, мы должны не просто умиротворенно им радоваться. Мы должны стараться открыть себя для всех. Да, это будет сложно и трудно. Да, комфортнее иметь семью и за ее пределы не вылезать. Но так не бывает. Мы должны понять, что принимая других людей, испытывая даже страдания от их непохожести на нас, от их часто дикости, от их критиканства, тем самым принимая их неправильные поступки на себя и страдая из-за этих поступков, мы этим исправляем и подтягиваем их для нас. Это-то и есть настоящая общинная жизнь. Вот он истинный образ Христов.

Вызов

Михаил Грозовский

«Русь святая, храни веру православную». Всегда думал, что эти слова относятся к какой-то одной универсальной вере, которая, конечно же, не может отличаться от человека к человеку по своей сути. Год неофитского пребывания в Церкви отрезвляет. Давайте, как водится по христианской традиции, начну с бревен в своем глазу.

Вряд ли кто-то захочет поспорить с тем, что всех нас объединяет хотя бы одно ключевое устремление, стремление ко встрече со Христом. Ну собственно, это и есть одно из возможных определений Церкви и поэтому базовый принцип нашего существования. Так вот, несколько месяцев назад я столкнулся с большим по своим собственным масштабам духовным кризисом. Одним из своих проявлений он заключался в том, что я не мог попасть на личную исповедь к духовнику. Бился, метался, прилагал какие-то усилия – и получалось, все без толку. Передо мной с ясностью выстроилась непреодолимая кирпичная стена. Стена, конечно же, на пути ко Христу. Интересное наблюдение, которым бы хотел с вами поделиться, заключается в том, что стена эта по-прежнему стоит на своем месте. Что, впрочем, не мешает мне стремиться на встречу со Христом. Просто я стал по-другому относиться к своей стене.

Понимаете какая штука, побившись изрядно о глухой кирпич, я вдруг понял, что стена имеет обходные пути слева и справа, которые свободны, открыты и ничем не ограничены. Решением конкретно моей духовной проблемы стало «откровение» о том, что христианство – это религия в высшей степени личного отношения с Богом, в котором остальные люди, сколь бы высокий духовный ранг они ни занимали, остаются лишь простыми посредниками.

Теперь к сучкам в глазах моих коллег. Не могу удержаться, чтобы не привести любимую на нашем приходе формулу протестантского богословия «В главном единство, во второстепенном свобода и во всем любовь». Хочется, конечно, съязвить, что протестантизм еще раз сыграл с нами злую шутку. С позиций высокого моралиста хотелось бы уточнить, где та тонкая грань между главным и второстепенным? Как мы должны относиться к гомосексуальным отношениям внутри Церкви, как относиться к священникам и монахам, злоупотребляющим властью и вольно распоряжающимся деньгами, что думать о, может быть, «развратных» священниках. Может ли кто-то из нас честно и откровенно сказать, что всего этого нет в Церкви? Да и много чего другого, что хотя бы перечисляет горячо любимый мною апостол Павел в своих каталогах грехов. Дух невольно восстает: как же Церковь уживается со всей этой неправдой.

Но мой такой еще свежий опыт позволяет взглянуть на все эту круговерть по-новому. Простой прихожанин, священник, иерарх – каждый из нас встречает на своем пути «духовные кризисы». Они встают, как и для меня, каменной стеной на безоблачном пути к Солнцу правды. Каждый человек, каждая личность пытается преодолеть преграду, убрать ее со своего пути. Кто-то проводит в муках и сомнениях несколько дней (стоит ли поститься перед каждым причастием), кто-то тратит на это несколько месяцев, кто-то борется с препятствием годами (это когда сами вопросы посерьезнее). Но так или иначе для всех в итоге могут со всей очевидностью открыться два обходных пути – один слева, другой справа. Таким образом, каждый из нас на прямом пути ко Христу выбирает обходные пути, которые определяют его собственный особенный путь, его личное исповедание веры. Только вдумайтесь, каждый!

В итоге формируется не одна вера, а тысячи, сотни тысяч личных вер. Однажды определив для себя обходной путь в какой-то сложной духовной ситуации, человек может спокойно ходить по нему всю свою жизнь. И при этом, естественно, каждый из нас исходит из самых благих побуждений, искреннего желания встречи со Христом, которое превосходит все наши личные сомнения и недопонимания. Удивительным образом сама суть христианства позволяет объяснить даже самые темные уголки своего подсознания Самим нашим Господом.

Номинальное «злоупотребление» идеей христианской свободы насчитывает не одно тысячелетие. Еще ушлые коринфяне понимали призыв святого Павла к свободе в своих личных интересах. Обособление церковных сообществ стало проявлять себя в первые дни существования Церкви, о чем читаем и в посланиях, и в Деяниях. Католики и православные, протестанты и неопротестанты – бесконечные деления неделимой Церкви меркнут перед той человеческой атомизацией христиан, которую можно себе вообразить в нашей Церкви.

Если взглянуть на скандалы последнего времени под этим соусом, можно сделать, возможно, главный вывод: с проявлениями пороков внутри Церкви абсолютно невозможно бороться. Вот только представьте себе, как одна группа христиан-индивидуалистов со своими множественными пониманиями веры вдруг решит сделать замечание или предложение в отношении другой точно такой же группы индивидуалистов со своими собственными мириадами взглядов на веру. Да ничего хорошего из этого не получится. Обвинители будут считать правыми себя, а атакуемые воспримут это как чистый акт мученичества. Да мало того, пострадавшие тут же найдут в чем обвинить нападающую сторону, и в своих координатах веры найдут для этого миллиард оснований.

Напоследок цитата из молитвы Иоанна Кронштадтского. «Господи, утверди в вере сей сердце мое и сердца всех православных христиан… в сей вере и нас всех соедини духом кротости, смирения, незлобия, простоты, бесстрастия, терпения, долготерпения, милосердия, соболезнования и сорадования». Так надо ли всем нам еще усерднее молиться об укреплении в единой вере всех и каждого, или же попробовать взглянуть на происходящее в Церкви с позиций принципа броуновского движения? Не откроет ли это нам новый путь в собственных внутрицерковных делах и в выборе правильных решений в сложных ситуациях конфликта?

История
Послания свт Патриарха Тихона. От церковно-исторического обличения к церковно-политическому компромиссу

Фрагмент сборника статей священника Георгия Митрофанова «Русская Православная Церковь на историческом перепутье XX века»

Осенью 1918 года свт Патриарх Тихон направил послание членам Совета народных комиссаров. Будучи одним из важнейших посланий Патриарха, посвященных рассмотрению преимущественно политических проблем, вставших тогда перед Православной Церковью в России, послание ставит перед нами вопрос об общем духовно-историческом значении посланий свт Патриарха Тихона.

Истории Русской Православной Церкви XX века суждено было стать прежде всего историей гонений на Церковь, которые обрушились на нее с момента утверждения в России коммунистического режима. И вполне закономерно, что уже в первые месяцы после захвата власти в стране коммунистическими богоборцами Русская Православная Церковь устами свт Патриарха Тихона заявила о своем резко отрицательном отношении как к большевистскому режиму, так и к миллионам простых русских, еще недавно православных христиан, которых вожди этого режима вовлекали в свою преступную политику. Одно из первых обращений свт Патриарха Тихона к своей пастве, послание от 19 января 1918 г., продолжая традицию посланий русских церковных иерархов, которые они оглашали в периоды разного рода гражданских смут и междоусобиц, стало грозным предостережением всему русскому православному народу в канун охватывавшей Россию кровавой междоусобной брани. В этом послании православные по рождению и крещению, осуществлявшие гонения на Церковь или убийства и насилие по отношению к невинным людям, предавались отлучению от Церкви. При этом свт Патриарх Тихон анафематствовал не только большевиков, родившихся в семьях православного вероисповедания, но прежде всего многочисленных представителей крещеного в Православной Церкви русского народа, вовлеченных в антицерковную политику большевиков.

«Опомнитесь, безумцы! Прекратите ваши кровавые расправы! – писал св. Патриарх Тихон. – Ведь то, что творите вы, не только жестокое дело, это поистине дело сатанинское, за которое подлежите вы огню геенскому в жизни будущей, загробной, и страшному проклятию потомства в жизни настоящей, земной. Властью, данной Нам от Бога, запрещаем вам приступать к Тайнам Христовым, анафематствуем вас, если только вы носите еще имена христианские, и хотя по рождению своему принадлежите к Церкви Православной. Заклинаем и всех вас, верных чад Православной Церкви Христовой, не вступать с таковыми извергами рода человеческого в какое-либо общение».

Следует подчеркнуть, что 22 января 1918 г. это послание свт Патриарха Тихона было принято Поместным Собором как соборный документ. Таким образом, Поместный Собор от имени всей Русской Православной Церкви дал самую резкую из всех возможных для Церкви оценок тем православным христианам, которые участвовали в осуществлении политики только что установившегося в России большевистского режима. Подобного рода решение Собора, умевшего быть достаточно умеренным во многих, и прежде всего политических, вопросах, свидетельствовало о том, что уже тогда многие участники Собора осознавали всю опасность произошедшей в России перемены власти как для Церкви, так и для народа.

Начало 1918 г. ознаменовало собой начало антибольшевистского сопротивления в России, для участников которого соборная анафема сторонников нового режима должна была восприниматься не только как анафема, обращенная к их политическим, а тогда уже и военным противникам, но и как указание Церкви, способное дать многим православным христианам верный духовно-исторический ориентир в той сложной исторической ситуации.

Развитие Белого движения в 1918 г. в разных частях страны, безусловно, свидетельствовало о том, что сопротивление большевизму в России было возможным, но не столь значительным, чтобы большевизм удалось победить. Очевидно, что и анафема свт Патриарха Тихона предполагала возможность того, что составлявшие основную массу русского народа православные христиане смогут одуматься и отшатнуться под угрозой церковного отлучения от поддержки большевиков, лишив их опоры в народных массах. Однако уже 1918 г. наглядно продемонстрировал, что Белому движению не удавалось стать движением массовым.

Тем не менее, 25 октября 1918 г., уже после того как деятельность Поместного Собора была прекращена большевиками, свт Патриарх Тихон выпустил еще одно послание, обращенное им уже не к православным христианам, а непосредственно к Совнаркому. Данное послание явилось не только самым политически ориентированным, но и самым антибольшевистски жестким посланием св. Патриарха Тихона. В нем была дана исчерпывающая как по своему историческому содержанию, так и по своему духовному прозрению оценка большевистского режима, всей его политики и тех грозных перспектив, которые открывались перед страной в случае сохранения этого убивающего народное тело и растлевающего народную душу богоборческого режима.

«Все взявшие меч мечом погибнут». Это пророчество Спасителя обращаем Мы к вам, нынешние вершители судеб нашего Отечества, называющие себя «народными» комиссарами, – писал св. Патриарх Тихон. – Целый год вы держите в руках своих государственную власть и уже собираетесь праздновать годовщину Октябрьской революции; но реками пролитая кровь братьев наших, безжалостно убитых по вашему призыву, вопиет к небу и вынуждает Нас сказать вам горькое слово правды. Не России нужен был заключенный вами позорный мир с внешним врагом, а вам, задумавшим окончательно разрушить внутренний мир. Никто не чувствует себя в безопасности, все живут под постоянным страхом обыска, грабежа, выселения, ареста, расстрела. Хватают сотнями беззащитных, гноят целыми месяцами в тюрьмах, казнят смертию часто без всякого следствия и суда, даже без упрощенного, вами введенного суда. Казнят не только тех, которые перед вами в чем-либо провинились, но и тех, которые даже пред вами заведомо ни в чем не виноваты, а взяты лишь в качестве «заложников».

Казнят епископов, священников, монахов и монахинь, ни в чем не повинных, а просто по огульному обвинению в какой-то расплывчатой и неопределенной контрреволюции. Но вам мало, что вы обагрили руки русского народа его братской кровью; прикрываясь различными названиями – контрибуцией, реквизицией и национализацией, вы толкнули его на самый открытый и беззастенчивый грабеж. По вашему наущению разграблены или отняты земли, усадьбы, заводы, фабрики, дома, скот. Грабят деньги, вещи, мебель, одежду. Сначала под именем «буржуев» грабили людей состоятельных, потом под именем «кулаков» стали уже грабить более зажиточных и трудолюбивых крестьян, умножая таким образом нищих, хотя вы не можете не сознавать, что с разорением великого множества отдельных граждан уничтожается народное богатство и разоряется сама страна. Соблазнив темный и невежественный народ возможностью легкой и безнаказанной наживы, вы отуманили ею совесть и заглушили в нем сознание греха; но какими бы названиями ни прикрывались злодеяния, убийство, насилие, грабеж всегда останутся тяжкими и вопиющими к небу об отмщении грехами и преступлениями».

В этом послании, по существу, формулировался один из важнейших выводов для понимания Православной Церковью всех тех событий, которым суждено было произойти в России впоследствии. Большевики не только разрушали страну, ее экономику, государственность, они разрушали душу народа, по существу отбрасывая веками формировавшие ее религиозно-мировоззренческие ценности. Основные заповеди отметались в качестве многих других «буржуазных предрассудков». Заповедь «не укради» должна была уступить место призыву «экспроприировать экспроприаторов», «грабить награбленное». Заповедь «не убий» отменялась, расчищая путь классовой борьбе как главной нравственной обязанности русского народа. Именно об этом развращении народной души, которое будет потом продолжаться десятилетиями, писал свт Патриарх Тихон в своем послании от 25 октября 1918 г.

В посланиях свт Патриарха Тихона периода Гражданской войны невозможно найти слов осуждения Белого движения, хотя слова предостережения, пусть и прямо не названным белогвардейцам, не уподобляться большевикам прозвучали в послании от 8 июля 1919 г. Лишь в своем послании от 25 сентября 1919 г., которое, впрочем, являлось компромиссным результатом переговоров Патриарха с большевиками и не получило в дальнейшем распространения, он попытался отмежевать церковную иерархию от участия в военно-политическом противостоянии, происходившем в России.

Гражданская война показала, что Белое движение оказалось обреченным на военно-политическое поражение. При этом русский народ, не поддержав в основной своей массе Белое движение, по существу оказался на пути к духовно-историческому самоубийству. Однако Церкви приходилось иметь дело именно с таким народом, и она должна была исходить из той ситуации, которая в России сложилась именно в это время. Оказавшись в заключении после ареста в мае 1922 г., свт Патриарх Тихон столкнулся уже с качественно иной реальностью. Последние проявления антикоммунистическогo движения в начале 1920-х годов были подавлены. НЭП создал иллюзию возможности нормальной жизни при большевиках.

Участие населения в церковной жизни становилось все менее значительным, а позиции обновленцев в период 1922–1923 гг. при поддержке государства усиливались. Самого Патриарха власти могли держать в заключении сколь угодно долго. С этого времени начался период подцензурных посланий свт Патриарха Тихона. Их появлению отныне будут предшествовать переговоры самого Патриарха и его ближайших советников с представителями государства по предварительному согласованию текстов посланий.

Если обратиться к двум документам этого периода – заявлению свт Патриарха Тихона в Верховный суд РСФСР от 16 июня 1923 г. и его посланию от 24 июня 1923 г., то мы увидим тексты, которые очень трудно согласуются, а лучше сказать – просто не согласуются с теми текстами посланий, которые цитировались выше. И причина становится понятной, если сопоставить с этими текстами содержание доклада председателя антирелигиозной комиссии ЦК РКП(б) Емельяна Ярославского, в котором перечислялись конкретные условия возможного освобождения св. Патриарха Тихона и который был положен в основу соответствующего постановления Политбюро большевистской партии. «Необходимо срочно провести следующее постановление по делу Тихона. 1. Следствие по делу Тихона вести без ограничения срока. 2. Тихону сообщить, что по отношению к нему может быть изменена мера пресечения, если: а) Он сделает особое заявление, что раскаивается в совершенных против советской власти, трудящихся, рабочих и крестьянских масс преступлениях, и выразит свое теперешнее лояльное отношение к советской власти; б) Что он признает справедливым состоявшееся привлечение его к суду за эти преступления; в) Отмежуется открыто и в резкой форме от всех форм контрреволюционных организаций, особенно белогвардейских монархических организаций, как светских, так и духовных; г) Выразит резко отрицательное отношение к новому Карловацкому собору и его участникам; д) Заявит о своем отрицательном отношении к проискам как католического духовенства в лице Папы, так и епископа Кентерберийского и Константинопольского Мелетия; е) Выразит согласие с некоторыми реформами церковной области, например новый стиль. В случае согласия освободить его и перевести на Валаамское подворье, не запрещая ему церковной деятельности».

Таковы были условия, исполнив которые, Патриарх Тихон получал возможность выйти на свободу и начать борьбу с обновленчеством, которое представлялось ему тогда наибольшей угрозой для Церкви.

В своем заявлении в Верховный суд РСФСР св. Патриарх Тихон писал: «Будучи воспитанным в монархическом обществе и находясь до самого ареста под влиянием антисоветских лиц, я действительно был настроен к Советской власти враждебно, причем враждебность из пассивного состояния временами переходила к активным действиям, как то: обращение по поводу Брестского мира в 1918 г., анафематствование в том же году власти и, наконец, воззвание против декрета об изъятии церковных ценностей в 1922 г. (…) Признавая правильность решения Суда о привлечении меня к ответственности по указанным в обвинительном заключении статьям Уголовного кодекса за антисоветскую деятельность, я раскаиваюсь в этих проступках против государственного строя и прошу Верховный Суд изменить мне меру пресечения, т. е. освободить меня из-под стражи. При этом я заявляю Верховному Суду, что я отныне Советской власти не враг. Я окончательно и решительно отмежевываюсь как от зарубежной, так и от внутренней монархическо-белогвардейской контрреволюции».

В этом заявлении были обозначены почти все пункты, сформулированные в докладе Е. Ярославского и принятые в постановлении Политбюро в качестве условий освобождения Патриарха Тихона.

В послании от 28 июня 1923 г., которое считается некоторыми историками написанным непосредственно самим Патриархом и которое появилось на другой день после его освобождения, можно обнаружить дальнейшее выполнение тех же условий, с упоминанием требований, которые отсутствовали в заявлении в Верховный Суд РСФСР, но содержались в тексте доклада Е. Ярославского. «Теперь, например, приходится просить Советскую власть выступить на защиту обижаемых русских православных в Польше – Холмщине и Гродненщине, где поляки закрывают православные храмы», – это выражение отрицательного отношения к Римско-Католической Церкви. «Когда Нами узналось, что на Карловацком Соборе в январе 1921 г. большинство вынесло решение о восстановлении династии Романовых, мы склонились к меньшинству о неуместности такого решения. А когда в марте 1922 г. Нам стало известно обращение президиума высшего Церковного Управления за границей о недопущении русских делегатов на Генуэзскую конференцию, Мы упразднили самое это управление, учрежденное с благословения константинопольского Патриарха», – это выражение отрицательного отношения к Карловацкому Собору.

Таким образом, 1923 г. оказался действительно переломным моментом, потому что с этого времени из официальных заявлений свт Патриарха Тихона исчезает критика большевистского режима даже с тех позиций, которые изначально были обозначены как им самим, так и Поместным Собором 1917–1918 гг. Ранее свободно принятая св. Патриархом Тихоном позиция церковно-исторических обличений уступила место в его посланиях вынужденной позиции церковно-политических компромиссов, которую сам Первосвятитель будет определять одной, исполненной глубокого исторического трагизма фразой: «Пусть имя мое погибнет для истории, только бы Церковь была жива».