Текст книги "Богословие творения"
Автор книги: Коллектив Авторов
Жанр: Религия: прочее, Религия
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Заблуждением, которое аль-Газали обнаружил в позиции Авиценны, было определение мира как одновременно вечного и сотворенного. Кроме того, аль-Газали полагал, что суверенность Бога означает, что только Он является единственной истинной действующей причиной. Не может быть никаких иных реальных действующих причин в мире, если только Бог всемогущ. Авиценна и другие философы пытались думать как раз о причинах в природе, а аль-Газали отрицал их существование. Многим мусульманским мыслителям казалось, что им нужно выбирать между Афинами и Меккой, между греческой наукой и откровением Корана. Попытка их соединить и представлялась им заблуждением.
Позднее в XII веке Аверроэс (ок. 1126–1198) в работе «Опровержение опровержения» (Tahafut al-Tahafut) защитил греческую философскую традицию от аль-Газали. Аверроэс писал, что вечное творение не только постигаемо, но и является «самым правильным способом описания вселенной». Аль-Газали полагал, что если Бог – причина мира, то есть что Он – та действующая сила, которая приводит мир к существованию, то такая причинность требует начала во времени. Другими словами, мир не может быть одновременно вечным и результатом божественного действия, поскольку какой бы то ни было результат действия другого может появиться только после начала действия этого другого. Таким образом, для того, что существует вечно, не может быть другого, даже божественного Другого, в качестве дающего начало источника. В ответ на это Аверроэс указывает на различие между двумя смыслами слов «вечный мир»: «вечный» в смысле неограниченной продолжительности и «вечный» в смысле самодостаточности, беспричинности.
Тогда вечный мир, понимаемый в смысле продолжительности без начала или конца, не входит в конфликт с вечностью Бога, понимаемой как совершенная и полная самодостаточность.
Аверроэс отмечает, что мир, являющийся вечным в смысле неограниченной продолжительности, по-прежнему нуждается во внешней действующей силе, которая делала бы его тем, что он есть. А то, что делает его вечным – в этом смысле вечным, может идентифицироваться с причиной его существования. С другой стороны, мир, являющийся вечным не только в смысле неограниченной продолжительности, но и в смысле полной самодостаточности, оказывается совершенно независимым от какой-либо внешней причины. Его вечное существование коренилось бы просто в том, чем он является, он существовал бы необходимо, беспричинно. Аверроэс уверяет, что философы, подобные Аристотелю, убеждены в вечности мира только в смысле неограниченной продолжительности, а не в смысле полной самодостаточности. Тем самым он проводит различие между миром, который существует вечно, сам по себе, и миром, существующем вечно, потому что он сотворен таким.
Даже при том, что Аверроэс считал вечную сотворенную вселенную действительно возможной, он отвергал идею творения из ничего в жестком смысле. Он полагал, что творение представляет собой вечное превращение Богом потенциальных возможностей в реально существующие вещи. Для Аверроэса доктрина творения из ничего противоречит существованию природной причинности во вселенной, так как если бы было возможно произвести что-то из абсолютного ничто, то не было бы гарантий, что у определенных следствий должны быть определенные причины. Во вселенной без реальной природной причинности «специфические возможности для того, чтобы действовать или быть предметом действия, сводились бы к беспорядку», а причинные отношения – «к простой случайности». По Аверроэсу, если бы вселенная была сотворена из ничего, то в ней была бы невозможна наука о природе.
Рассмотрение учения о творении и концепции науки было важным также для другого мыслителя XII века, иудейского богослова и философа Маймонида (1135–1204). В своем монументальном труде «Путеводитель растерянных» Маймонид утверждает, что «вопрос о вечности мира неразрешим на основании одного только разума»[109]109
Маймонид, комментируя то, что он считает общим для иудеев, христиан и мусульман, не включает сюда единство Бога, т. к. он полагает монотеизм христиан сомнительным, а видит «временнóе Творение» (как противоположность вечному миру) таким общим учением. The Guide of the Perplexed, (S. Pines, trans., Chicago: University of Chicago, 1963), Book I, c. 71, vol. 1, 178.
[Закрыть]. Вместе с Аверроэсом Маймонид критичен по отношению к тем мусульманским богословам, которые приписывали все причинное действие только Богу. Без необходимой связи между причиной и следствием, наблюдаемой в природном порядке, мир был бы непостигаемым, а наука о природе – невозможной.
Кроме того, он критиковал их высказывания о том, что мир не вечен и, следовательно, сотворен из ничего. Маймонид считал, что человеческий интеллект не может с уверенностью знать, является ли вселенная вечной или «сотворенной во времени». Максимум того, что возможно верующему, – это отвергать «доказательства философов, основанные на вечности мира». Маймонид критически относился к методам тех богословов, которые пытались сначала обосновать временнóе сотворение мира из ничего, а затем выводить из такого творения существование Бога.
Особенно Маймонид был встревожен тем, что он считал опасностью неоплатонического эманационизма, в котором учение о творении и вечность мира соединялись таким образом, что отвергали свободное действие Бога. Как мы уже видели, вечная вселенная является естественным следствием взгляда на творение как эманацию. Далее Маймонид указывает, что теория эманации означает необходимость творения, такую реальность, которая истекает спонтанно и непосредственно из Бога, – представление, исключающее свободу Бога. В действительности он полагал, что аристотелевская убежденность в вечности вселенной включала в себя необходимость, несовместимую с божественной свободой и исключающую наличие цели в природе. В то время как вселенная, являющаяся результатом Божьего свободного выбора, раскрывает цель Творца. Вновь мы видим, насколько важно, чтобы концепция творения отдавала должное свободе Бога.
Если мы обратимся теперь к христианскому контексту, то мы должны отметить, что ранние христианские мыслители IV, V и VI веков уже отделяли христианское учение о творении от эллинистической мысли, утверждая, что мир не вечен и сотворен из ничего. Однако к XIII столетию христианские богословы трудились уже в более богатой интеллектуальной традиции, включавшей в себя работы мусульманских и иудейских мыслителей наряду с греками, такими, как Аристотель, чьи труды были лишь незадолго до этого переведены на латынь. В 1215 году IV Латеранский собор официально объявил учение о творении из ничего и временнóм начале мира догматами Католической церкви. Однако позднее, в XIII веке, Фома Аквинский (1224–1274) развил это учение в большей полноте, при этом Фома широко пользовался мнениями Авиценны, Аверроэса и Маймонида по мере выработки им такого понимания творения, которое соответствовало бы требованиям разума и христианской веры.
От самых ранних до самых последних своих работ Фома Аквинский утверждал, что вечная сотворенная вселенная возможна. На основании веры Фома считал, что вселенная не вечна. Но он полагал, что Бог мог сотворить вечную вселенную. Хотя разум говорит о постигаемости вечной сотворенной вселенной, Аквинат думал, что разум сам по себе оставляет нерешенным вопрос о том, является ли вселенная вечной. В этом он следовал Маймониду и противоречил Авиценне, который считал, что вселенная должна быть вечной.
В противоположность Аверроэсу, например, Аквинат полагал, что мир, сотворенный ex nihilo (все равно, вечный или ограниченный во времени), поддается научному пониманию. Так понимаемое творение не разрушает автономности того, что сотворено: тварные сущности могут действовать и действуют как реальные вторичные причины, причины, обнаруживаемые в естественных науках. Бог как причина настолько превосходит тварный порядок, что Он может быть причиной таких сущностей в этом порядке, которые сами будут причинами. Тем самым вечная вселенная не обязана быть (как считали Маймонид, аль-Газали и другие) необходимой вселенной, вселенной, не являющейся результатом свободного творческого действия Бога. Такая вечная сотворенная вселенная не имела бы первого момента своего существования, но, как отмечал и Авиценна, тем не менее имела бы причину для своего существования. В действительности Фома считал, что, если оставить в стороне вопрос о вечности вселенной, разум сам по себе может свидетельствовать, что вселенная сотворена.
Ключевым моментом в анализе Фомы Аквинского является различение между творением и изменением, он часто говорит: creatio non est mutatio (творение – это не изменение). Естественные науки, аристотелевские или современные, имеют своим предметом мир изменяющихся вещей, от субатомных частиц до желудей и галактик. Там, где есть изменение, всегда что-то должно меняться. Древние были правы, из ничего не выйдет ничего, если слово «выйдет» означает изменение. Все изменения требуют чего-то изменяющегося.
С другой стороны, сотворить – значит быть радикальной причиной всей реальности существования. Быть совершенной причиной для существования чего-то не означает произвести изменение в чем-то; следовательно, сотворить – не значит работать над каким-то уже существующим материалом. Если предварительно существует что-то, что затем используется в акте продуцирования чего-то нового, то совершающий это продуцирование перестает быть совершенной причиной этого нового. Но акт творения и является именно такой совершенной причиной. Как пишет Фома в работе On Separated Substances (c. 9, п. 49): «В дополнение к способу появления чего-то через изменение или движение должен быть способ появления или происхождения вещей без всякого видоизменения или движение через сообщение бытия (per influentiam essendi)». Сотворить – это значит придать существование, и все вещи зависят от Бога из того факта, что они есть. Бог не берет «ничто», чтобы сделать из «него» нечто. В действительности всякая вещь, оставленная сама по себе, отделенная от причины своего существования, была бы абсолютным ничто. Творение – это не исключительно удаленное событие, это продолжающееся совершенное сообщение существования тому, что есть. В фундаментальном смысле творение – это вообще не событие.
Это понимание творения как метафизической зависимости не может быть опровергнуто космологическими рассуждениями наших дней, говорящими о бесконечном цикле Больших взрывов, в которых новые вселенные возникают из черных дыр в других вселенных. Ведь все эти вселенные, вырывающиеся друг из друга, зависят от Бога как причины своего существования. Несмотря на то что Большой взрыв традиционно считается точкой сингулярности, в которой порождаются время и пространство, Фома предостерег бы верующих от ошибки использования Большого взрыва как научного доказательства творения.
В том, что я здесь описал, мы можем увидеть некоторый смысл богатого и утонченного диалога о творении в богословии и науке, происходившего в Средние века. Греческая философская традиция предоставила важное интеллектуальное и культурное пространство, в котором отдельные религиозные различия оказались в некотором роде нерелевантны, а общие вопросы, подобные тому, как понимать творение, могли исследоваться[110]110
«Этот мир общего интеллектуального дискурса мог существовать благодаря тому, что в своем происхождении и содержании он был по большей части ни исламским, ни иудейским, ни христианским – он был греческим. Кроме того, арабский язык был не только языком доминирующей и враждебной религии большинства, но также языковой средой для математики, логики и медицины, т. е. тех предметов, которые мы называем (а они ощущали) секулярными». Марк Р. Коэн, «Средневековое иудейство в мире ислама», в: The Oxford Handbook of Jewish Studies, edited by Martin Goodman (Oxford: Oxford University Press, 2002), р. 204.
[Закрыть].
Фома Аквинский внес значительный вклад в этот диалог. Фома проводит различие между творением, понимаемым философски как полная зависимость всего сущего от Бога как причины, и творением, понимаемым богословски, которое включает в себя все, что говорит философия, и добавляет, среди всего прочего, существование абсолютного начала во времени. Подобно Авиценне, Фома считает, что метафизика может доказать, что все вещи зависят от Бога как причины их существования. И вместе с Авиценной Фома показывает, что нет никакого конфликта между творением и любыми утверждениями естественных наук, так как естественные науки имеют своим предметом мир изменяющихся вещей, а творение – это не изменение. Являются ли описываемые изменения биологическими или космологическими, бесконечными или ограниченными во времени, они остаются процессами. Творение же отвечает за существование вещей, а не за изменения в них. Далее Фома полагает, что абсолютная суверенность Бога, выражаемая, например, в доктрине о творении из ничего, столь важной для аль-Газали и ему подобных, не требует отрицания существующих реальных причин в природе. Вместе с Аверроэсом Фома настаивает на том, что мир поддается научному анализу в терминах причинности. Но, как я уже отмечал, в отличие от Аверроэса, Фома не считает необходимым отвергнуть концепцию творения из ничего, чтобы защитить возможность существования науки о природе. Также, согласно Фоме, вечная вселенная не обязательно означает вселенную необходимую, вселенную, которая не является результатом свободного выбора Бога. Вместе с Маймонидом Фома полагает, что разум сам по себе не может познать, вечна вселенная или нет. Он считает ошибкой стремление обосновать творение ex nihilo как попытку научно доказать, что у мира есть временнóе начало. Тем не менее разум может показать в дисциплине метафизики, что мир имеет происхождение – он сотворен ex nihilo. Утверждение веры, что у вселенной есть начало во времени, дополняет то, что о творении познает разум. Богословский анализ творения, проведенный Фомой, гораздо богаче, чем только признание, что мир имеет начало. Он видит все исходящим от Бога и возвращающимся к Нему. Более того, вся вселенная творений, духовных и материальных, обладает динамическими характеристиками, аналогичными внутренней динамике божественных Личностей в Троице. Глазами веры можно увидеть весь тварный порядок как vestigium Trinitatis. Но во всем этом богословское понимание Фомы питается его философским анализом; можно сказать, что Фома – философ потому, что он богослов.
Средневековые дискуссии о творении в богословии и естественных науках могут помочь нам преодолеть несколько искушений:
1) подчеркивать Божье всемогущество и отрицать какую бы то ни было реальную автономию в природе и человеке; 2) защищать реальную автономию в природе и человеке путем ограничения Божьего всемогущества тем или иным способом (что происходит, например, в современном богословии). В более общем смысле эти дискуссии помогут нам избавиться от искушений: 1) смотреть на религиозную веру с подозрением как на своего рода слепой фанатизм или настаивать на том, что вера должна подчиниться разуму;
2) смотреть на разум с подозрением или, что бывает чаще, отвергать с позиции веры всякую реальную независимость философии и естественных наук от религиозных воззрений[111]111
Алэн де Либера в Raison et Foi: Archéologie d’une crise d’Albert le Grand `a Jean Paul II (2003) пишет о значении Альберта Великого и Фомы в разработке отношений между богословием и философией как реакции (положительной и отрицательной) на наследие арабского аристотелианизма. Он показывает, что предложенное ими разделение было отвергнуто церковной цензурой в 1277 г., и, таким образом, позиция Фомы и Альберта потерпела поражение. Победу одержала партия августинианцев, которая всегда настаивала на том, что философия обязана учить тому, что содержит вера, и не может существовать философия, отделенная от богословия, а церковь должна осуществлять контроль над философией.
[Закрыть].
Папа Иоанн Павел II часто замечал, что наука и религия нуждаются друг в друге. Так, ученые должны признать, что естественные науки сами по себе никогда не смогут предложить «подлинную замену познанию истинно предельного». Он писал: «Наука может очистить религию от ошибок и суеверий; религия может очистить науку от идолопоклонства и ложных абсолютов. Каждая из них может ввести другую в более широкий мир, мир, в котором обе они могут расцветать»[112]112
Иоанн Павел II, «Динамические отношения богословия и науки» (письмо к Джорджу Койну), директору Ватиканской обсерватории, 1 июня 1988 г., опубликовано в L’Osservatore Romano 26 октября 1988 г.
[Закрыть]. Для папы, а я считаю, что он прав, истины, открываемые естественными науками, не несут в себе угрозы для настоящей религиозной веры. То, что говорит разум, и то, что утверждает вера, дополняют друг друга, а не противоречат друг другу. Между разумом и верой нет реального конфликта. В конце концов, Бог – автор и разума, и откровения.
Перевод с английского Андрея Черняка
Уильям Кэрролл
Фома Аквинский и современная космология: творение и начало Вселенной[113]113
Доклад на международной конференции «Богословие творения».
[Закрыть]
Большой адронный коллайдер, запущенный Европейской организацией по ядерным исследованиям (CERN), представляет собой «величайший прорыв к пониманию книги Бытия 1:1 – того, что произошло в начале. Это машина Бытия. Она поможет воссоздать величайшее событие в истории вселенной». Микио Каку, профессор Сити колледжа Нью-Йорка (30 марта 2010 года)[114]114
См. Alexander Higgins and Seth Borenstein, «Atom smasher will help reveal “the beginning”», Associated Press (30 марта 2010).
[Закрыть].
В конце марта 2010 г. начал плановую работу Большой адронный коллайдер, разработанный CERN[115]115
Два встречных пучка протонов, энергия каждого из которых эквивалентна 3,5 триллионам электровольт, столкнулись в туннеле с длиной окружности 17 миль (27 км). В 1954 году Европейская организация по ядерным исследованиям заняла место первоначального Европейского совета по ядерным исследованиям (Conseil Européen pour la Recherche Nucléaire), сохранив его аббревиатуру CERN.
[Закрыть]. С этим гигантским ускорителем частиц, построенным на глубине трехсот футов (ок. 90 метров) на границе между Францией и Швейцарией, физики связывают большие надежды на прояснение вопроса о том, каким было состояние вселенной непосредственно после Большого взрыва[116]116
Одна из задач – открытие бозонов Хиггса, частиц, предположительно сыгравших решающую роль в преобразовании энергии, высвободившейся в результате Большого взрыва, в массу зарождающейся вселенной.
[Закрыть]. Некоторые СМИ уже прозвали этот ускоритель «машиной Бытия» и с легкостью объявили, что проводимые эксперименты позволят нам, говоря словами одного из журналистов Le Monde, «прояснить тайну творения вселенной»[117]117
Pierre Le Hir, «Big Bang en Sous-sol,» Le Monde, 30 марта 2010. Почти десять лет назад научный обозреватель The New York Times предсказал, что ускорители заряженных частиц позволят ученым обнаружить «рычаг передач» и создать чисто «механистическую теорию момента возникновения вселенной – хотя бы “как”, если не “почему”, творения ex nihilo». John Glanz, «On the Verge of Re-Creating Creation», The New York Times, 28 января 2001.
[Закрыть].
Достижения космологии и физики элементарных частиц давно дают пищу фантазиям о все новых откровениях о мире, которые якобы могут дать естественные науки[118]118
Наверное, одна из самых экстравагантных версий того, что современная наука может рассказать нам о начале и природе вселенной, содержится в эссе Неограниченная сила науки, написанном оксфордским физхимиком Питером Аткинсом несколько лет назад. Аткинс утверждает, что домен научного дискурса поистине безграничен; не существует такого уголка вселенной, такого измерения реальности, такой темы человеческого существования, которые не были бы предметом современных естественнонаучных исследований! Наука, как ее понимает Аткинс, не знает границ. Сам акт творения умопостигаем. Наука, пишет он, должна уметь объяснить «появление всего из ничего. Не из почти ничего, не из субатомной пыли, а из абсолютного ничто. Совсем из ничего. Даже не из пустого пространства». Peter W. Atkins, «The Limitless Power of Science», in Nature’s Imagination: the Frontiers of Scientific Vision, edited by John Cornwall, Oxford: Oxford University Press, 1995, p. 131.
[Закрыть]. Казалось бы, несложно увидеть взаимосвязь между развитием космологии, исследующей начало мироздания, и богословскими рассуждениями о творении. Однако следовало бы осторожно подходить к объяснениям космологов, к их попыткам интерпретировать разные факты, к их видению творения. Что космология может рассказать нам о «тайне сотворения вселенной»? Ответ на этот вопрос потребует от нас предельно ясного понимания исследовательских границ естественных наук, философии и богословия. Стивен Хокинг однажды произнес ставшую крылатой фразу, что его космологическая модель, отрицающая начало вселенной, «не оставляет никакой работы для творца». Теории, исследующие то, что произошло «до Большого взрыва», как и те, которые признают возможность бесконечной последовательности больших взрывов, для многих выглядят привлекательно именно потому, что они отрицают принципиальное начало вселенной и тем самым делают Творца неуместным. И наоборот, многие видят в космологии Большого взрыва, постулирующей абсолютное начало мироздания, прочную научную базу – если не готовое доказательство – для обоснования сотворения мира. Они аргументируют это тем, что первоначальная «сингулярность» за пределами категорий пространства и времени указывает на сверхъестественную причину зарождения вселенной. В обоих случаях космология рассматривается как поставщик релевантной информации о том, была вселенная сотворена или нет.
Примером попытки некоторых исследователей космоса избавиться от так называемой «мучительной сингулярности» Большого взрыва может служить работа Нейла Турока. Используя данные «теории суперструн», Турок предлагает модель, согласно которой зарождение нашей вселенной было результатом столкновения гигантских четырехмерных мембран. Вселенная по Туроку – это бесконечный цикл многих вселенных, сталкивающихся друг с другом. Турок считает, что его модель «по-философски привлекательна… Время бесконечно, пространство тоже, и они всегда существовали… И это именно то, о чем мечтают приверженцы стационарной модели вселенной. Наша модель реализует их задачи»[119]119
Science (26 апреля 2002 года).
[Закрыть]. Турок обращает внимание на то, что многие космологи 1950-х и 1960-х годов неохотно принимали теорию Большого взрыва, поскольку, если бы вселенная имела такое начало, то исходные условия были бы в некотором смысле случайными, т. е. не вписывались бы в границы объяснительной модели естественных наук. Первоначальные условия, следовательно, должны были бы иметь источник за пределами исследовательского домена естественных наук. Они указывали бы на существование Творца, но в исследовании Турока для них не остается места, равно и для самого Творца[120]120
Турок критически настроен к линеарной раздувающейся модели развития вселенной и утверждает, что продвигаемая им циклическая модель не менее реалистична. Турок представил свои космологические спекуляции в недавней книге, написанной в соавторстве с Паулем Стейнгардом из Принстонского университета. Название работы многозначительно: «Бесконечность вселенной: за пределами Большого взрыва» (The Endless Universe: Beyond the Big Bang), 2007 г. Как мы видели, для них «большой взрыв [здесь с маленькой буквы] – не начало пространства и времени а, скорее, событие, в принципе, вполне объяснимое законами физики. Большой взрыв не был единичным случаем. Напротив, вселенная проходит эволюционные циклы», The Endless Universe, New York: Doubleday, 2007, p. 8. «Хотя циклическая модель не постулирует начала времени, оно вполне с ней совместимо. Можем представить себе внезапное сотворение из ничего двух бесконечно малых сферических бран, похожих на два концентрических мыльных пузыря, которые бы постоянно расширялись и сталкивались друг с другом, подталкиваемые межбранной энергией. Оба бранных пузыря с каждым новым космическим циклом увеличиваются вплоть до гигантских размеров. После ряда циклических расширений обе браны кажутся очень плоскими и параллельными для любого наблюдателя, как и мы, имеющего доступ лишь к ограниченному пространству. Для такого наблюдателя не будет большой разницы между этой вселенной, имевшей начало, и той, которая образовалась в результате постоянного столкновения между собой двух параллельных плоских бран», там же, c. 165–166. Отметим, что Турок и Стейнгард идентифицируют «сотворение из ничего» с началом времени – и допускают эту возможность. Таким образом, им следовало бы принять, что сама космология не в состоянии определить, имело ли место начало во времени. Как и многие другие участники дебатов, они рассматривают творение и начало во времени как две взаимно обусловленные гипотезы.
[Закрыть]. Можно вспомнить наблюдение сэра Мартина Риза, что есть три возможности объяснить наличие тех параметров («всего шесть чисел»), на которые опирается современная космологическая рефлексия и которые обеспечивают благоприятную космическую среду для жизни – это совпадение, провидение и множественность вселенных[121]121
Sir Martin Rees, Just Six Numbers: The Deep Forces that Shape the Universe, London: Weidenfeld and Nicholson, 1999.
[Закрыть]. Отвергая первые две, Риз постулирует сценарий множественных вселенных, исключающий необходимость специального объяснения мира, в котором мы живем[122]122
Макс Тегмарк из Массачусетского технологического института, выдвигает, возможно, наиболее радикальную версию в рамках гипотезы о множественных вселенных, в которой утверждается, что каждая вселенная, существование которой возможно, существует в действительности. По его мнению, «существует бесконечное множество населенных планет, имеющих не только одну, но бесконечное множество копий тебя самого – с теми же внешностью, именем и памятью. Действительно, существует бесконечно большое количество мест, имеющих те же размеры, что наблюдаемая нами вселенная, в которых разыгрывается каждый из возможных космических сценариев.» «The Multiverse Hierarchy», in Universe or Multiverse? edited by Bernard Carr, Cambridge University Press, 2007, pp. 99-125, 102. По расчетам Тегмарка, ближайшая к нам идентичная копия каждого из нас находится на дистанции (1010)29 метров, поэтому у нас не очень много шансов столкнуться с этим субъектом. Все это происходит только на самом нижнем из четырех уровней сценария множественных вселенных. На IV уровне иерархии множественных вселенных, как Тегмарк ее называет, физический мир существует лишь в виде математической структуры и, в результате, как отмечает исследователь, «свойства всех параллельных вселенных (включая субъективную перцепцию каждого SAS [каждый из нас – это SAS, подструктура, осознающая саму себя «self-aware substructure”]) может в принципе быть выведена бесконечно умным математиком», p. 118.
[Закрыть]. Примерно ту же аргументацию мы обнаруживаем в новой книге Стивена Хокинга[123]123
Написанной в соавторстве с Леонардом Млодиновым.
[Закрыть] The Grand Design, которая совсем недавно вышла в свет. Автор пишет: «Спонтанное творение – вот причина, по которой существует скорее что-то, нежели ничто, и по которой существует вселенная, существуем мы. Нет необходимости призывать Бога, … чтобы вселенная пришла в движение». Его принципиальный аргумент состоит в том, что, если мы считаем нашу вселенную одной из бесконечного числа других, то нам не нужно прибегать к специальным объяснениям (к Великому Конструктору) того, как возникли начальные условия, сделавшие возможным появление жизни и наше существование. По его словам, «как Дарвин … объяснил, каким образом кажущееся чудесным устройство живых форм могло появиться без вмешательства высшего существа, так же и концепция множественных вселенных может объяснить тонкий строй физических законов без апелляции к доброму творцу, создавшему мир для нашей пользы».[124]124
Stephen Hawking and Leonard Mlodinow, The Grand Design, New York: Bantam Books, 2010, p. 165. Ссылаясь на одну из версий современной теории суперструн, известной как М-теория, Хокинг объясняет нам, что «творение» большого множества вселенных из ничего «не требует вмешательства сверхъестественного существа или бога». Скорее, множественные миры «возникают естественным образом, подчиняясь физическим законам». Вечные вопросы о природе бытия, волновавшие философов на протяжении тысячелетий, теперь находятся, по его мнению, в рамках науки, а «философия мертва». Автор утверждает, что философия не идет в ногу с развитием современной науки, особенно физики, 5. Богословие, если и упоминается, то лишь как ненужная, иррелевантная область знаний. См. его комментарии в программе Ларри Кинга на CNN от 10 сентября 2010 года. «Такие тела, как звезды и черные дыры, не могут появиться из ничего. Но целая вселенная может. Поскольку гравитация формирует пространство и время, она позволяет пространству-времени быть локально стабильным, но нестабильным глобально. В масштабе целой вселенной позитивная энергия материи может быть сбалансирована негативной энергией гравитации, и так не возникает препятствий для создания всей вселенной. Поскольку существует такой закон, как закон гравитации, вселенная может и будет создавать сама себя из ничего». Hawking and Mlodinow, p. 180. «Окончательная теория должна быть последовательной и прогнозировать конечные количественные результаты, которые можно будет проверить. Мы видим, что необходимы такие законы, как закон гравитации, а для того, чтобы теория гравитации могла прогнозировать конечные количественные величины, теория должна учитывать так называемую «суперсимметрию» между силами природы и материей, на которую они действуют. М– теория – одна из наиболее общих суперсимметрических теорий гравитации. По этой причине она остается единственной всеохватывающей теорией вселенной. Если она конечна – а это должно еще быть доказано – то необходима модель вселенной, создающей саму себя». P. 180–181. – Выделено нами.
[Закрыть] Но, как нам предстоит увидеть, Великий Конструктор, отвергаемый Хокингом, – не Творец, или по крайней мере не тот Творец, которого имеют в виду традиционные философия и богословие.
В этом месте я бы хотел обозначить важнейшую тему этих дебатов: вопрос, фиксирует ли космология начало вселенной, и если да, то готова ли она принять идею о творении. Несмотря на фундаментальные различия в современных космологических интерпретациях, существует принципиальное согласие в том, что под творением вселенной следует понимать ее начало во времени.
Новости об экспериментах, проводимых CERN, возродили интерес к вопросам, затрагивающим отношения между физикой и творением, но, к сожалению, многие дискуссии на эту тему базируются на старом ошибочном понятии о том, что именно физика, философия и богословие могут нам сказать о мире и его происхождении. Это верно даже тогда, когда более осторожные исследователи напоминают нам, что Большой андронный коллайдер может в лучшем случае пролить свет на самую раннюю стадию формирования Вселенной, непосредственно следующую за Большим взрывом, но не на обстоятельства самого взрыва.
Одно из недоразумений между творением и естественными науками коренится в широко распространенном пристрастии к своего рода «тотализирующему натурализму». Согласно этой точке зрения, вселенная и те процессы, которые в ней происходят, не нуждаются в объяснениях, выходящих за рамки категорий естественных наук. Современная наука выдвигает притязание на полную самодостаточность при объяснении всего, что во вселенной нуждается в объяснении. Говорим ли мы об интерпретации самого Большого взрыва (как квантовое туннелирование из ничего), или о варианте гипотезы множественных вселенных, или о самоорганизующихся принципах биологических изменений – вывод, многим кажущийся неизбежным, состоит в том, что нет нужды апеллировать к творцу, т. е. к какой-либо первопричине, находящейся за пределами естественного порядка. Вот как это сформулировал космолог Ли Смолин:
Мы, человеческие существа, – вид, который делает вещи. Когда мы обнаруживаем что-то сложно и совершенно устроенное, у нас рождается инстинктивный вопрос: «Кто это сделал?» Важнейший урок, который нам следует усвоить, если бы хотим приблизиться к научному пониманию вселенной, – это что такой вопрос в данном случае некорректен. Действительно, вселенная прекрасна по своему внутреннему устройству. Но это не означает, что она была создана кем-то вне ее пределов, поскольку вселенная по определению есть все, что существует, и нет ничего вне ее. И так же по определению не могло быть ничего, что бы предшествовало ее возникновению и стало ее причиной, поскольку, если бы оно существовало, оно должно было бы быть ее составной частью. Поэтому основной принцип космологии должен звучать так: «Нет ничего за пределами вселенной». … Из этого первого принципа следует, что мы воспринимаем вселенную по определению как замкнутую систему. Это означает, что объяснение всего, что происходит внутри вселенной, может быть дано лишь на основании тех вещей, которые в ней присутствуют[125]125
Lee Smolin, Three Roads to Quantum Gravity, New York: Basic Books, 2001, p. 17.
[Закрыть].
Поэтому, независимо от того, какого рода «творение» будет открыто или оспорено наукой посредством ускорителей частиц или сложнейших математических моделей, это будет научный отчет о зарождении вселенной, включающий, говоря словами Смолина, принципы, выведенные из самого мироздания. Но такая концепция «творения» не имеет ничего общего с тем, что традиционно понимается под этим словом в философии и богословии. Дистанция между малой долей секунды после Большого взрыва и творением – бесконечна. Приближаясь к Большому взрыву, мы не приближаемся к творению. Так как творение, как мы увидим, – это вообще не событие, оно не может быть предметом исследования космологии; это – тема для метафизики и богословия. Подобным образом, «ничто» некоторых космологических моделей, говорящих о Большом взрыве как о «квантовом туннелировании из ничего», это не ничто в традиционном понимании творения из ничего. «Ничто» космологической рефлексии вполне может кардинально отличаться от нашей вселенной, но это не то абсолютное ничто, которое принципиально для творения; это лишь то, о чем теории просто не могут ничего сказать.
Недоразумения, касающиеся творения и космологии, как я уже отмечал, простираются от отрицания творения, потому что вселенная понимается как нечто, не имеющее начала[126]126
Во всех своих трудах, начиная с A Brief History of Time (1988), Стивен Хокинг отрицает смысл дискуссий о начале вселенной. Так же, как вселенная не имеет границ, у нее нет начала во времени. Поэтому вопрошать о том, что было до начала – или даже вначале – представляется абсурдом. «На ранних этапах развития вселенной – когда она была достаточно мала и могла управляться общей теорией относительности и квантовой теорией – существовало четыре измерения пространства и ни одного для времени. Это означает, что, когда мы говорим о «начале» вселенной, мы уклоняемся от деликатной темы, что на самой ранней стадии мироздания никакого времени еще не было! Нам следует признать, что наши привычные идеи о пространстве и времени неприемлемы для ранней вселенной. Это находится за пределами нашего опыта, но не нашего воображения». Hawking and Mlodinow, 134. Можно задаться вопросом о смысле, с одной стороны, отрицания того, что вселенная имела начало, а с другой – разговоров о ее «спонтанном творении из ничего». Говоря о последнем, Хокинг, по всей видимости, апеллирует к некоторого рода началу, а не к идее вечного возникновения. Фома Аквинский мог бы отказаться от начала и одновременно признать творение из ничего, и его картина творения была бы намного богаче, тем та, которую рисует Хокинг.
[Закрыть], до объяснений творения в сугубо научных терминах (таких как квантовое туннелирование), избегая всякого обращения к Творцу, и до противоположных утверждений, что сам Большой взрыв служит некоторого рода научным гарантом веры в божественные истоки вселенной. Напротив, следуя за рассуждениями Фомы Аквинского в XIII в., мы можем признать, что творение не есть предмет космологии. Концепция творения есть метафизическое и богословское осмысление того факта, что все существующее, в какой бы форме оно ни существовало, зависит от Бога как своей первопричины. Предметом естественных наук является мир изменчивых вещей, от субатомных частиц до галактик. Везде, где происходит изменение, должно быть что-то меняющееся. Будь то изменения биологического или космологического свойства, не имеющие начала и конца или временно ограниченные, – все они не перестают быть процессами. Творение же есть радикальная причинность всего сущего и того, что когда-либо существовало. Творение – не изменение. Быть причиной существования чего-либо не значит производить изменение или работать с уже существующим материалом. Когда говорят, что Бог творил «из ничего», это означает, что Бог не использовал чего-либо для творения всего, что есть. Это не предполагает изменения «ничто» в «нечто». Космология вместе с другими естественными науками исследует изменения; она не занимается метафизическими и богословскими проблемами творения; она не отвечает на вопрос, почему существует что-то, а не ничто. Ошибкой было бы прибегать к естественнонаучной аргументации для отрицания факта творения. Столь же ошибочно пользоваться данными космологии для подтверждения этого факта. Разум (равно как и вера) ведет к познанию Творца, но путь к нему лежит в плоскости метафизики, а не естественных наук. Дискуссии о творении отличны от дискуссий о порядке и устройстве, поскольку исследуют источник этого порядка и устройства. Учение о творении дает объяснение тому, почему вообще существует материя.
В дальнейшем, во избежание двусмысленности, нам необходимо также признать разночтение в понимании самого термина «творить». Часто мы говорим о человеческом творчестве, особенно применительно к произведениям изобразительного искусства, музыки и литературы. Для Бога «творить» означает нечто совершенно иное, нежели для человека. Когда люди что-то производят, они берут уже существующий материал и создают нечто новое. Творческий акт человека не становится совершенной причиной того, что выходит из-под его рук, в то время как творческий акт Бога именно таков; как раз этот смысл совершенной причинности содержится в выражении «из ничего». Быть совершенной причиной всего можно лишь обладая бесконечной властью, а ни у одного творения, включая человека, этой власти нет. Бог хочет, чтобы вещи были – и они возникают. Говоря, что Бог является совершенной причиной всего, мы не оспариваем роль других причин, составляющих часть естественного тварного порядка. Творения, как одушевленные, так и неодушевленные, служат причиной широкого спектра изменений, происходящих в мире, но только Бог – универсальная причина бытия как такового. Причинность Бога так далеко отстоит от причинности творения, что между ними нет конкуренции, так что нам нет необходимости «ограничивать» причинность Бога для того, чтобы расчистить место для причинности творения. Бог – причина того, что творения обладают причинностью[127]127
См. мое эссе «Divine Agency, Contemporary Physics, and the Autonomy of Nature» The Heythrop Journal 49:4 (July 2008), pp. 582–602.
[Закрыть].
Уже в XIII в. были заложены принципиальные основы для осмысления связи учения о творении с естественными науками. Работая в ключе аристотелевской метафизики и дополнив свои знания лучшим из того, что было создано мусульманскими и иудейскими мыслителями, равно как и его христианскими предшественниками, Фома Аквинский произвел анализ взаимоотношений между учением о творении и наукой, который до наших дней не утратил своей актуальности. Так, Фома пишет: «Необходимо, чтобы над и за причиной возникновения, благодаря которой что-то появляется посредством изменения или перемещения, стояла причина возникновения или зарождения вещей, не связанная с изменениями или перемещениями, совершающая непосредственное вдыхание бытия»[128]128
Thomas Aquinas, De substantiis separatis, 9. «Oportet igitur supra modum fiendi quo aliquid fit per mutationem vel motum, esse aliquem modum fiendi sive originis rerum absque omni mutatione vel motu per influentiam essendi».
[Закрыть].
Творение по существу не есть какое-то отдаленное по времени событие, это скорее постоянно действующая причинность существования всего сущего.[129]129
На своем выступлении в Папской академии наук 31 октября 2008 года папа Бенедикт XVI подчеркнул различие между сведением творения к началу вещей и пониманием его как постоянного источника бытия вещей: «Констатация, что основание космоса и его развитие есть манифестация провиденциальной премудрости Творца, не предполагает, что творение имело место лишь вначале истории мира и жизни. Скорее имеется в виду, что Творец заложил основание для развития и постоянно поддерживает творение. Фома Аквинский учил, что понятие творения должно выйти за границы горизонтального понимания процессов в истории, и, следовательно, за пределы нашей сугубо натуралистической манеры думать и судить об эволюции мира. Фома отмечал, что творение не есть ни движение, ни мутация. Вместо этого оно представляет собой основательное и непрерывное общение, связывающее творение с Творцом, который есть первопричина всякого существования и возникновения».
[Закрыть] В момент, когда Бог перестал бы быть причиной существования всего сущего, ничего бы не осталось. Творение касается, прежде всего, происхождения вселенной, а не ее начала во времени. Важно осмыслить различие между происхождением и началом. Первый термин описывает полную, непрерывную зависимость всего сущего от Бога как своей первопричины. Все, что было сотворено, имеет свою причину в Боге. Однако нам не следует думать, что из факта творения следует временное начало всех сотворенных вещей. Вполне возможно временно́е начало вселенной, соответствующее традиционной интерпретации начала книги Бытия, но не будет также противоречием допустить возможность вечной сотворенной вселенной, поскольку, даже если бы у нее не было начала, у нее все равно было бы происхождение, она все равно была сотворена. Именно такую позицию отстаивал Фома Аквинский, принимая как предмет веры временное начало вселенной, но одновременно защищая возможность вселенной тварной и вечной. Ошибкой было бы утверждать, что сотворенность необходимо влечет за собой начало во времени.
Это порождает серьезные недоразумения в современной дискуссии о том, могут ли открытия космологии служить аргументами за или против творения вселенной.
Фома также полагал, что ни наука, ни философия не в состоянии ответить на вопрос, имела ли вселенная начало во времени. Он считал, что метафизика может показать нам, что вселенная сотворена[130]130
Этот аргумент предполагает, что различие между тем, каковы вещи (их сущностью), и тем, что они есть (их существованием), должно быть разрешено в Боге, в котором сущность и существование идентичны. Следовательно, то, что означает быть Богом, – это быть, и Бог есть беспричинная причина всего сущего. Не нужно признавать убедительность попыток Фомы показать, что вселенная сотворена, для того чтобы понять его разграничение творения и науки и что «творить» – это не производить изменение.
[Закрыть], но он бы возразил тем, кто сегодня, используя, например, космологию Большого взрыва, заключают, что вселенная имела начало и, следовательно, была сотворена. Фома всегда предостерегал от использования неадекватных аргументов для доказательства истин веры. «Сингулярность» в традиционной космологии Большого взрыва может предложить картину начала наблюдаемого нами мира, но мы не можем заключить, что именно этот момент был абсолютным началом, тем самым, которое указывало бы на акт творения. Как утверждают некоторые современные космологи, мы можем предполагать существование чего-то до Большого взрыва. Так, Габриеле Венециано, физик-теоретик из CERN и один из отцов-основателей теории суперструн в конце 1960-х годов, отметил, что «предвзрывное состояние вселенной стало передним краем космологии»[131]131
См. его эссе: «The Myth of the Beginning of Time» Scientific American, April 2004.
[Закрыть].
Внимание! Это не конец книги.
Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?
