Текст книги "Учение о составе преступления в уголовном праве России и Китая"

Учение о составе преступления в уголовном праве России и Китая

© Авторский коллектив, 2009

© Изд-во Р. Асланова «Юридический центр Пресс», 2009

Предисловие к российскому изданию

Уважаемый читатель!

Вы держите в руках уникальное издание. Впервые в теории и практике российско-китайского сотрудничества вышла в свет совместная работа ученых, специалистов в области уголовного права. Данная книга посвящена исследованию одного из центральных институтов уголовного права, вызывающих постоянную дискуссию на всем протяжении развития теории уголовного права, – теории состава преступления.

Вместе с тем это не просто изучение теорий составов преступлений, принятых в настоящее время в правовой системе России и Китая, но и сравнительно-правовое исследование, которое имеет своей целью определение общих черт и различий в современном состоянии теории и, одновременно, выработку на будущее некоторых общих подходов к пониманию центральных проблем теории состава преступления в России и Китае. Именно поэтому данное издание и на русском, и на китайском языках состоит из трех частей. В первых двух частях книги излагается по отдельности мнение российских и китайских ученых о значении, выполняемой роли и содержании учения о составе преступления в этих государствах. Третья часть монографии посвящена собственно сравнению учения о составе преступления в уголовном праве Китая и России (взгляд с китайской стороны).

Исторически так сложилось, что с появлением в 1949 г. на географической карте мира Китайской Народной Республики основные положения теории права, в том числе и уголовного права, Китая были заимствованы из правовой системы СССР. Однако затем вследствие ухудшения российско-китайских отношений наши государства стали развиваться самостоятельно, в том числе и в части развития доктрины уголовного права. За прошедшее время наука уголовного права Китая выработала и сформулировала ряд самостоятельных подходов к пониманию основополагающих институтов уголовного права, обусловленных социальными, экономическими, культурными и иными традициями Китая.

Именно поэтому применительно к содержанию настоящей работы внимательный читатель отметит, что если российские ученые, помимо исторического исследования понятия состава преступления и вопросов значения состава преступления для квалификации преступлений, ограничились только анализом состава преступления в его классическом понимании: «объект – объективная сторона – субъект – субъективная сторона», то китайские исследователи включили в содержание своей части монографии также и анализ иных институтов, например обстоятельств, исключающих преступность деяния, и множественности преступлений. В свою очередь в российской части рассматриваются вопросы, связанные с понятием преступлений с квалифицированными составами. Такой подход свидетельствует о наличии определенных различий в воззрениях российских и китайских ученых на содержательную часть учения о составе преступления. Впрочем, такого рода различия не являются принципиальными.

Вместе с тем системное изучение современного состояния теории учения о составе преступления и в России, и в Китае невозможно без понимания исторических основ появления и последующего развития учения о составе преступления. Именно поэтому и в российской, и в китайской частях работы выделяются разделы, посвященные историческим этапам развития учения о составе преступления не только в России и Китае, но и в целом в мировой теории уголовного права, и ее влиянию на развитие уголовно-правовой доктрины России и Китая.

Авторы российской части коллективной монографии не претендуют на полную и исчерпывающую характеристику учения о составе преступления в современной российской доктрине уголовного права. Вместе с тем в условиях дефицита в настоящее время научных исследований в этом направлении они рассчитывают, что данная работа станет определенным толчком к началу научной дискуссии о современном состоянии учения о составе преступления в теории уголовного права России.

Ответственный редактор

профессор

В. С. Комиссаров

Предисловие к китайскому изданию

Настоящая книга представляет собой результат совместных исследований десяти китайских и российских ученых в области уголовного права. Такое сотрудничество является первым в истории развития уголовно-правовой теории Китая и России и потому имеет инициативное значение. Это исследование свидетельствует о том, что сотрудничество и обмен мнениями в уголовно-правовой теории обеих стран – Китая и России – выходит на новый исторический этап.

Учение о составе преступления – одна из самых важных составных частей уголовно-правовой теории Китая и России и имеет решающее значение в теории уголовного права в целом. Несомненно, что сравнительное исследование учения о составе преступления Китая и России будет способствовать дальнейшему развитию уголовно-правовой теории обеих стран.

Учение о составе преступления Китая было заимствовано из СССР после образования новой Китайской Народной Республики и имеет родственную связь с учением о составе преступления России, что и определяет наличие многих общих положений в обоих учениях. Однако в то время Китаем была заимствована лишь теория состава преступления Советского периода, но осталось практически без внимания учение о составе преступления дореволюционного периода. Малозначительное влияние на теорию состава преступления Китая оказало и учение о составе преступления СССР 70-х годов XX в., а также периода после его распада. В то время учение о составе преступления в Китае и России развивалось в основном самостоятельно, на базе политического, экономического и культурного преобразования обеих стран, что и определяет существование различий между ними. Такое положение «общего-разного» завершило историю периода «Россия – учитель Китая». Одновременно оно же побудило к новому этапу сотрудничества и обмена мнениями между учеными обеих стран. Взаимозаимствование, взаимоспособствование, совместное успешное развитие учения о составе преступления Китая и России становится исторической неизбежностью.

Сравнительное изучение истории учений о составе преступления Китая и России необходимо основывать на всестороннем познании исторического состояния и развития обоих учений, знать конкретное положение «общего-разного», глубоко анализировать достоинства и недостатки обеих сторон, взаимодействовать друг с другом в целях совместного развития.

В настоящее время весь мир вступил в великую эпоху глобализации. Глобализация уголовного права станет дальнейшей либо окончательной целью теории уголовного права разных стран. В связи с этим сравнительное исследование теории преступления не должно быть ограничено только изучением теорий о составе преступления Китая и России. Данное изучение является началом и основой глобального, комплексного анализа и сравнительного исследования системы учений о преступлении в других странах.

Представленное монографическое исследование в качестве инициативного с неизбежностью несет в себе определенные недостатки и, может быть, не всегда точное отражение уголовно-правовой теории. Мы надеемся на доброжелательную критику и подсказки читателей, а также желаем, чтобы еще большее число коллег присоединились к этой продолжительной работе.

Настоящая книга написана на двух языках, китайском и русском, и опубликована в обеих странах.

Ответственный редактор профессор Хе Бинсун

(Пекин, Цзинчжэй)

Часть Первая. Учение о составе преступления в уголовном праве России

Раздел I. Понятие состава преступления

В Средние века (XVI–XVII вв.) термин Corpus delicti (с лат. основа, существо преступления, остов, состав преступления) употреблялся в сугубо процессуальном смысле. Им обозначали различные внешние следы преступления, «которые носил на себе объект преступления»[1]1
  Кистяковский А. Ф. Элементарный учебник общего уголовного права. Т. 1: Общая часть. Киев, 1875. С. 59.


[Закрыть], например труп убитого, орудия и средства совершения преступления, следы крови и т. д., «т. е. вообще совокупность тех признаков, по которым бы можно было удостовериться в действительном совершении преступления, чтобы затем перейти к специальному разысканию преступника»[2]2
  Таганцев Н. С. Русское уголовное право. Лекции. Часть Общая: В 2 т. Т. 1. М., 1994. С. 141.


[Закрыть]. Видимо, именно этим обстоятельством можно объяснить тот факт, что на протяжении довольно значительного времени в уголовно-правовой литературе составу преступления почти не уделялось внимания – о нем либо вовсе не упоминалось, либо говорилось вскользь. Так, известный русский ученый Н. Д. Сергеевский в пособии к лекциям по уголовному праву избегал использования словосочетания «состав преступления», и лишь в главе второй отдела IV «Приложение наказания к преступному деянию» коснулся обстоятельств, принадлежащих «к составу судимого деяния»[3]3
  См., напр.: Сергеевский Н. Д. Русское уголовное право. Пособие к лекциям. Часть Общая. 11-е изд. Пг., 1915. С. 361.


[Закрыть]. Н. С. Таганцев определял состав преступления как «совокупность характеристических признаков преступного деяния, состоящих из двух взаимосвязанных групп: объективных и субъективных»[4]4
  Таганцев Н. С. Указ. соч. Т. 1. С. 36.


[Закрыть].

В конце XVIII – начале XIX в. этому термину стали придавать уголовно-правовое значение, что связывается с активной кодификацией уголовного права и появлением Особенной части в структуре уголовного законодательства[5]5
  См.: Курс советского уголовного права: В 6 т. Т. 2: Преступление (автор – А. А. Пионтковский). М., 1970. С. 106.


[Закрыть]. Вначале данное словосочетание появилось в лексиконе немецких криминалистов, которые перевели Corpus delicti как Thatbestand (Tatbestand) и использовали в смысле совокупности необходимых объективных признаков преступления. Длительное время процессуальное происхождение Corpus delicti, его «родимые пятна» сказывались на содержании этого понятия в уголовном праве, вот «почему из учения о составе преступления обыкновенно исключали учение о субъективных условиях виновности»[6]6
  Таганцев Н. С. Указ. соч. С. 141.


[Закрыть]. Получалось, что вопрос о вине, о субъективных (внутренних) признаках совершенного деяния не охватывался учением о составе преступления. Например, крупнейший, по определению Н. Д. Сергеевского[7]7
  См.: Сергеевский Н. Д. Указ. соч. С. 15.


[Закрыть], представитель юриспруденции этой эпохи, баварский криминалист Ансельм Фейербах, который был последователем кантианской философии с ее бескомпромиссным противопоставлением объективного субъективному, относил к Tatbestand только объективные признаки преступного деяния, а субъективные свойства (вину) выводил за пределы состава преступления, рассматривая их в качестве второго (наряду с Tatbestand) самостоятельного условия наступления уголовной ответственности и наказуемости лица, совершившего преступление[8]8
  Feuerbach A. Lehrbuch des gemeinen in Deutschland giltigen peinlichen Rechts. Mit vielen Anmerkungen berausg. 1847.


[Закрыть].

Постепенно, однако, ряд немецких криминалистов стали трактовать содержание Tatbestand более широко, с включением в него всех необходимых, и объективных, и субъективных, признаков преступного поведения. Так, еще один известный немецкий ученый-криминалист А. Ф. Бернер, являвшийся последователем гегелевской философии, признававшей единство объективного и субъективного, субъекта и объекта, включал в состав преступления и объективное свойство (действие, бездействие), и субъективное свойство деяния – вину лица[9]9
  Berner A. Lehrbuch des deutschen Strafrechts. 1871; Бернер А. Ф. Учебник уголовного права. Часть Общая и Особенная. Т. 1 / Перевод Неклюдова. 1865.


[Закрыть]. Вместе с тем, по свидетельству А. Н. Трайнина, и в этот период в курсах буржуазного уголовного права Листа, Видаля, Ру и других авторов учению о составе преступления отводилось по нескольку строк. А в значительной по объему работе К. Кенни «Основы уголовного права» состав преступления как понятие вообще не упоминается[10]10
  См. об этом: Трайнин А. Н. Общее учение о составе преступления. М., 1957. С. 7.


[Закрыть].

Помимо проблемы соотнесения Tatbestand с субъективными свойствами преступного деяния в немецкой доктрине не получал однозначного разрешения вопрос о соотношении состава преступления (Tatbestand) и собственно преступления. И это не случайно, ибо оставался открытым вопрос о том, что же такое состав преступления. В итоге одни юристы отождествляли эти понятия, считали их синонимичными, полагая, что «состав преступления» – это лишь иное наименование преступления[11]11
  См.: Жеребкин В. Е. Логический анализ понятий права. Киев, 1976. С. 49.


[Закрыть], другие придавали им разную роль и содержание. В конечном счете учение о составе преступления активно не разрабатывалось, «сама проблема предавалась забвению, особенно чувствовалось это в учебной литературе»[12]12
  См.: Жеребкин В. Е. Логический анализ понятий права. Киев, 1976. С. 50.


[Закрыть].

Данная проблема (среди прочих) «перекочевала» в уголовно-правовую теорию России, когда к середине XIX в. российские криминалисты восприняли и ввели в научный оборот Tatbestand, звучавший в переводе на русский язык как состав преступления. Он трактовался доктриной в широком смысле этого слова в качестве определенного числа необходимых объективных и субъективных признаков, которое не может быть ни увеличено, ни уменьшено. Но и в России спектр отношений к рассматриваемому юридическому термину был достаточно широк – от полного его отрицания (по тем мотивам, что ни в одной другой науке он не используется, следовательно, и уголовное право может без него обойтись) до признания важной роли данного понятия. Однако масса неясных вопросов оставалась, а внимания им, как и в целом составу преступления, в дореволюционной русской правовой литературе уделялось крайне мало. По свидетельству А. Н. Трайнина, в учебнике проф. Н. Д. Сергеевского и в курсе уголовного права проф. Н. С. Таганцева, в котором подробно излагалось учение о преступлении, вопросы состава преступления не разрабатывались. Учебники профессоров С. В. Познышева и П. П. Пусторослева уделили этим вопросам всего одну страницу, а учебник Э. Немировского, вышедший в 1918 г., учения о составе преступления не затрагивал вовсе[13]13
  См. об этом: Трайнин А. Н. Указ. соч. С. 8; см. также: Жеребкин В. Е. Указ. соч. С. 50.


[Закрыть].

Не баловал использованием этого термина и законодатель: вплоть до 1958 г., когда были приняты Основы уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик[14]14
  См.: Основы законодательства Союза ССР и союзных республик. М., 1983. С. 275–297.


[Закрыть] (а в последующем – уголовные кодексы союзных республик), ни один законодательный акт уголовно-правового содержания понятием состава преступления не оперировал[15]15
  В то же время этот термин был известен Уголовно-процессуальному кодексу РСФСР. Так, обстоятельством, исключающим производство по уголовному делу, ст. 5 УПК признавала отсутствие в деянии состава преступления (п. 2 ч. 1).


[Закрыть].

Заметный всплеск интереса в отечественной науке уголовного права к учению о составе преступления наметился во второй половине 40-х – 50-х годах, в период опубликования А. Н. Трайниным трех монографий, посвященных итогам исследования автором означенной проблематики[16]16
  См.: Трайнин А. Н. Учение о составе преступления. М., 1946; Он же. Состав преступления по советскому уголовному праву. М., 1951; Он же. Общее учение о составе преступления. М., 1957; см. также: Он же. Понятие преступления и состав преступления // Советское государство и право. 1955. № 7.


[Закрыть]. Последовала серия статей и монографических работ, в которых попутно или специально рассматривались дискуссионные вопросы учения о составе преступления[17]17
  См.: Дурманов Н. Д. Понятие преступления. М., 1948; Курляндский В. И. Некоторые вопросы учения о составе преступления в теории советского уголовного права // Советское государство и право. 1951. № 11; Сахаров А. Б. К вопросу о понятии состава преступления // Советское государство и право. 1952. № 7; Брайнин Я. М. Некоторые вопросы учения о составе преступления в советском уголовном праве // Советское государство и право. 1952. № 7; Церетели Т. В., Макашвили В. Г. Состав преступления как основание уголовной ответственности // Советское государство и право. 1954. № 5; Пионтковский А. А. Укрепление социалистической законности и основные вопросы учения о составе преступления // Советское государство и право. 1954. № 6; Шаргородский М. Д., Алексеев Н. С. Актуальные вопросы советского уголовного права // Ученые записки ЛГУ. Серия юридических наук. 1954. Вып. 5; Чхиквадзе В. М. Понятие и значение состава преступления в советском уголовном праве // Советское государство и право. 1955. № 4; Герцензон А. А. Понятие преступления. М., 1955; Пионтковский А. А. Основание уголовной ответственности // Советское государство и право. 1959. № 11; и др.


[Закрыть]. Полемика продолжилась на страницах юридической печати и в 60-х годах[18]18
  См., напр.: Меркушев М. Н. Понятие преступления и понятие состава преступления в советском уголовном праве // Вопросы уголовного права и процесса… Вып. 2. Минск, 1960; Лясс Н. В. К вопросу об основаниях уголовной ответственности // Вестник ЛГУ. 1960. № 17; Санталов А. И. Состав преступления и некоторые вопросы Общей части уголовного права // Правоведение. 1960. № 1; Гельфер М. А. Состав преступления. М., 1960; Пионтковский А. А. Учение о преступлении по советскому уголовному праву. М., 1961; Брайнин Я. М. Уголовная ответственность и ее основание в советском уголовном праве. М., 1963; Кудрявцев В. Н. Теоретические основы квалификации преступлений. М., 1963; Курляндский В. И. Вопросы основания уголовной ответственности // Вопросы уголовного права. М., 1966; и др.


[Закрыть].

Тем не менее наметились серьезные расхождения среди ученых, и по настоящее время не решен ряд вопросов о понятии состава преступления и его роли в уголовном праве. К числу таких вопросов относятся:

1. О соотношении состава преступления с преступлением. Как уже ранее упоминалось, в буржуазной науке встречались попытки рассматривать эти понятия как синонимичные. «Многие считали, что “состав преступления” – это лишь иное наименование преступления»[19]19
  Жеребкин В. Е. Указ. соч. С. 49.


[Закрыть]. В советской теории уголовного права почти единогласно признавалось, что речь идет о несовпадающих явлениях и их понятиях[20]20
  Встречаются, однако, и иные утверждения: «Проведенный логический анализ понятия состава преступления, – пишет И. Я. Гонтарь, – позволяет утверждать, что он по своему содержанию и объему тождествен понятию преступления как предусмотренного уголовным законом общественно опасного деяния, является, по сути, его парафразом и не содержит в себе какого-либо нового знания. Оба эти понятия, в конечном итоге, отражают одну и ту же объективную реальность: общественно опасное деяние и материально выраженное отражение совокупности признаков этого общественно опасного деяния в уголовном законе» (Гонтарь И. Я. Преступление и состав преступления как явления и понятия в уголовном праве (логико-методологические аспекты). Автореф. дис. … канд. юрид. наук. Владивосток, 1997. С. 10; см. также с. 18–19).


[Закрыть], хотя и весьма близких, но на этом близость позиций и заканчивается. Так, по мнению А. А. Пионтковского, понятие преступления выражает социально-политическую сущность преступного, а состав преступления – это правовое, юридическое понятие[21]21
  Курс советского уголовного права: В 6 т. Т. 2. С. 95–96.


[Закрыть]. Вряд ли это верно, ибо, как замечает В. Е. Жеребкин, «оба понятия в равной мере являются политическим и юридическим»[22]22
  Жеребкин В. Е. Указ. соч. С. 55.


[Закрыть]. Столь же спорно и то, что преступление и состав преступления, их понятия соотносятся как род и вид[23]23
  См.: Полячек Ф. Состав преступления по чехословацкому уголовному праву. М., 1960. С. 43; Пионтковский А. А. Указ. соч. С. 115.


[Закрыть]. Думается, состав преступления (кражи, грабежа, убийства и т. д.) является продуктом мыслительной деятельности законодателя, логической структурой, передающей основное содержание понятия преступления (кражи, грабежа, убийства и т. д.). Что же касается преступления, конкретного его вида (кража, грабеж, убийство и т. д.), то это материальный объект, то, что реализуется субъектом преступления в жизни, наносит существенный вред (или создает реальную угрозу нанесения такого вреда) объектам уголовно-правовой охраны.

2. О содержании (элементах) состава преступления. «Господствую щей является позиция, согласно которой состав преступления образуют четыре группы признаков, которые характеризуют объект, объективную сторону, субъективную сторону преступления и субъекта»[24]24
  Андриенко В. А., Лесниченко И. П., Пудовочкин Ю. Е., Разумов П. В. Уголовная ответственность: понятие, проблемы реализации и половозрастной дифференциации. М., 2006. С. 65.


[Закрыть]. Вместе с тем в уголовно-правовой теории не раз высказывались мнения о том, что в состав преступления не должны включаться признаки объекта посягательства[25]25
  См., напр.: Кузнецова Н. Ф. Избранные труды. СПб., 2003. С. 487 и далее.


[Закрыть], объекта и субъекта преступления[26]26
  См.: Фефелов П. А. Основания уголовной ответственности в советском праве // Советское государство и право. 1983. № 12. С. 87.


[Закрыть], субъекта преступления (вменяемость и возраст)[27]27
  См., напр.: Трайнин А. Н. Избранные труды. СПб., 2004. С. 26 и далее; Брайнин Я. М. Некоторые вопросы учения о составе преступления в советском уголовном праве // Юридический сборник. Киев, № 4. 1950. С. 54.


[Закрыть], причинная связь, вина[28]28
  См.: Трайнин А. Н. Учение о составе преступления. С. 67.


[Закрыть]. «Что же остается в составе? – резонно задавали вопрос М. Д. Шаргородский и Н. С. Алексеев, – … фактически ликвидируется изучение общего состава преступления»[29]29
  Шаргородский М. Д., Алексеев Н. С. Указ. соч. С. 189.


[Закрыть]. Существуют мнения о трехчленной структуре состава преступления, а именно: «объект – деяние – субъект»[30]30
  См.: Мальков В. П. Состав преступления в теории и законе // Государство и право. 1996. № 7. С. 111. – По сути, того же мнения придерживался выдающийся русский ученый Н. С. Таганцев, полагавший, что признаки состава преступления «могут быть сведены к трем группам: 1) лицо действующее – виновник преступного деяния, 2) то, на что направляется действие виновного, – объект или предмет преступного посягательства и 3) самоё преступное посягательство, рассматриваемое с внутренней и внешней его стороны» (Таганцев Н. С. Указ. соч. С. 142).


[Закрыть], и даже о двучленной его структуре: «объективная сторона – субъективная сторона»»[31]31
  См.: Герцензон А. А. Уголовное право. Часть Общая. М., 1948. С. 285.


[Закрыть].

3. Об уголовно-правовом значении состава преступления. Превалирует мнение, что состав преступления – это совокупность предусмотренных уголовным законом объективных и субъективных признаков, необходимых и достаточных для признания определенного общественно опасного поведения в качестве преступного. Таким образом, состав преступления как юридическое понятие преступного выступает весомой юридической гарантией привлечения к уголовной ответственности лишь при наличии оснований, зафиксированных в уголовном законодательстве.

В этом плане уголовно-правовая доктрина и законодатель в свое время совершенно правильно отвергли рекомендацию В. С. Тадевосяна, предлагавшего «не детализировать в кодексе составы преступлений, а по возможности излагать их в обобщенном виде», называя в статье Особенной части лишь вид преступления (кража, мошенничество, убийство и т. д.), без раскрытия его существенных объективных и субъективных признаков[32]32
  Тадевосян В. С. К разработке проекта Уголовного кодекса РСФСР // Советское государство и право. 1954. № 4. С. 62.


[Закрыть].

Открытие такого правового феномена, как состав преступления, сродни созданию в химии таблицы Менделеева. Благодаря ему можно вести речь о юридической структуре такого явления, как преступление, осознанно в законодательном порядке определиться с кругом элементов, которые должны присутствовать при описании в законе соответствующего вида преступного деяния, ставить вопрос о наполнении (конкретизации) этих элементов определенным кругом признаков, о включении их в предмет доказывания по уголовному делу[33]33
  Характерно, что в англосаксонской системе права состав преступления и поныне выполняет уголовно-процессуальную роль (см.: Российское уголовное право. Курс лекций. Т. 1: Преступление / Под редакцией А. И. Коробеева. Владивосток, 1999. С. 276).


[Закрыть]. Наконец, без оперирования категорией состава преступления невозможно решение вопроса об основании уголовной ответственности (ст. 8 УК РФ)[34]34
  Иначе считает И. Я. Гонтарь, полагающий, что «проблема состава преступления как основания уголовной ответственности должна быть полностью снята в уголовном праве». По его мнению, основанием должно признаваться соответствие признаков общественно опасного деяния их описанию в уголовном законе (см.: Гонтарь И. Я. Указ. соч. С. 20). При такой постановке вопроса составу преступления места в основании уголовной ответственности, казалось бы, действительно не находится. Но следует иметь в виду, что в представлении диссертанта состав преступления – это содержащееся в уголовном законе описание признаков общественно опасного деяния (см.: Там же. С. 11). Происходит, таким образом, подмена слов без изменения содержания.


[Закрыть], равно как и осуществление квалификации преступления: соотнесения признаков содеянного с признаками, указанными в Уголовном кодексе, и констатации их совпадения или несовпадения. 4. Об общем составе преступления (общем понятии состава преступления). Если отвлечься от споров терминологического характера, то трудно согласиться с точкой зрения о том, что понятие общего состава преступления «является надуманным, а с точки зрения судебной практики – ненужным»[35]35
  Жеребкин В. Е. Указ. соч. С. 68.


[Закрыть], равно как и общее понятие состава преступления. Общее понятие состава преступления – это абстракция; оно объемлет собой тот минимум необходимых признаков, который присущ всем составам преступлений без исключения. Так, обычно констатируют, что к обязательным признакам объективной стороны преступного поведения относится действие (бездействие)[36]36
  Некоторые юристы относят сюда также преступные последствия и причинно-следственную связь, забывая о том, что более половины составов в действующем Уголовном кодексе РФ сконструированы по типу формальных, т. е. в качестве необходимых признаков они в соответствующих составах преступлений не фигурируют, а следовательно, обязательными для доказывания не являются.


[Закрыть], субъективной стороны – вина лица в форме умысла или неосторожности, к обязательным признакам субъекта – физический признак, вменяемость и достижение лицом установленного уголовным законом возраста. И только относительно объекта преступления обычно ограничиваются указанием на то, что каждый состав преступления содержит в себе характеристику объекта преступления, без него нет ни преступления, ни его состава[37]37
  См., напр.: Курс советского уголовного права: В 6 т. Т. 2. М., 1970. С. 97.


[Закрыть].

Известно, однако, что понятие объекта преступления объемлет различные виды объектов, выделяемых по вертикали (общий, родовой и т. д.) и по горизонтали (основной, дополнительный и т. д.), а также предмет преступного посягательства и потерпевшего. Что из этого присутствует непременно в каждом составе преступления? Представляется, что из выделяемых по горизонтали видов общественных отношений (блага, интереса) обязателен в каждом без исключения составе основной объект, т. е. тот, который всегда нарушается определенным видом преступного поведения и ради охраны которого законодателем создана соответствующая уголовно-правовая норма[38]38
  См. об этом: Фролов Е. А. Объект уголовно-правовой охраны и его роль в организации борьбы с посягательствами на социалистическую собственность. Автореф. дис. … д-ра юрид. наук. Свердловск, 1971. С. 24.


[Закрыть].

Таким образом, на уровне общего понятия состава существуют шесть его признаков, без которых немыслим ни один состав преступления. Это: основной объект; действие или бездействие; вина; физический признак субъекта преступления, его вменяемость и возраст.

Из сказанного следует, что общее понятие состава преступления как абстракция позволяет поставить осмысленно вопрос о том, что входит в содержание каждого без исключения состава преступления, применив «метод обобщения признаков, свойственных всем конкретным составам преступлений…»[39]39
  Курс советского уголовного права. (Часть Общая). Т. 1. Л., 1968. С. 251.


[Закрыть].

5. Деление составов преступлений на виды. Пожалуй, наиболее дискуссионным является вопрос о выделении в теории российского уголовного права материального, формального и усеченного составов преступлений. В преступлении с материальным составом вредные последствия названы законодателем в качестве обязательного признака состава преступления (лишение жизни, хищение, вред здоровью той или иной тяжести, существенный вред, тяжкие последствия и т. д.). В преступлении с формальным составом указание на вредные последствия отсутствует, равно как и в законодательном описании преступлений с усеченным составом, где к тому же и действие не «развернуто», дано в урезанном виде.

Большинство российских ученых признают целесообразность выделения этих видов составов. Другое дело, что их понимание разнится. Так, одни из них применительно к формальным составам говорят о «беспоследственных» преступлениях[40]40
  См, напр.: Брайнин Я. М. Некоторые вопросы учения о составе преступления в советском уголовном праве // Ученые записки Киевского ун-та им. Т. Г. Шевченко. 1950. Т. IV. Вып. IV. С. 64 и далее; Шаргородский М. Д. Вопросы Общей части уголовного права. Л., 1955. С. 95 и далее.


[Закрыть], что вряд ли верно. Это то же, что утверждать, что существуют преступления вне времени, места и обстановки их совершения. Если и вести речь о выделении трех указанных групп составов преступлений, то только применительно к составам преступлений, которые различно конструируются законодателем, – в частности, материальных и формальных, – «в зависимости от включения или невключения наступления вредных последствий в число признаков, характеризующих объективную сторону преступления»[41]41
  Дурманов Н. Д. Стадии совершения преступления по советскому уголовному праву. М., 1955. С. 38.


[Закрыть]. Соответственно сторонники этой позиции полагают, что в формальных составах вредные последствия выступают в качестве факультативного, необязательного признака состава преступления (В. Д. Меньшагин, В. Н. Кудрявцев, Т. В. Церетели, В. И. Курляндский и др.).

Противники такого деления не согласны с данной постановкой вопроса. По их мнению, вредное последствие является обязательным признаком любого состава, но применительно не ко всякому преступлению оно подлежит специальному доказыванию в суде[42]42
  См., напр.: Трайнин А. Н. Общее учение о составе преступления. С. 140 и далее; Никифоров Б. С. Об объекте преступления // Советское государство и право. 1948. № 9.


[Закрыть]. «В так называемых “формальных” преступлениях, – утверждает Н. Ф. Кузнецова, – преступные последствия не требуют особого доказательства, а в “материальных” они доказываются судом специально, отдельно от действий»; вместе с тем «преступное последствие является обязательным элементом состава преступления[43]43
  Кузнецова Н. Ф. Избранные труды. СПб., 2003. С. 57. – Данную позицию Н. Ф. Кузнецова отстаивает и в Главе 1 Раздела III Части первой настоящей работы.


[Закрыть]. Даже если бы дело обстояло именно так, то и тогда трудно согласиться с утверждением, что спор идет больше о словах и различие между материальными и формальными составами «непринципиально и не заслуживает того большого внимания, которое ему уделяется в нашей литературе»[44]44
  Кузнецова Н. Ф. Избранные труды. СПб., 2003. С. 65–66.


[Закрыть]. То обстоятельство, что в одном случае специальное доказывание требуется, а в другом – нет, подсказывает, что такое положение возникает не на пустом месте, существуют какие-то особенности отражения вредных последствий в законе.

По мнению А. Н. Трайнина и его сторонников, эти особенности заключены в том, что преступное последствие: а) может носить нематериальный характер и потому трудно фиксируемо в законодательстве и на практике, к тому же б) оно сливается с деянием (например, при клевете или оскорблении). По нашим подсчетам, в действующем Уголовном кодексе РФ свыше половины составов преступлений – формальные, т. е. в них вредные последствия четко не обозначены. Но, во-первых, такие последствия не всегда носят нематериальный характер. Например, производство и сбыт немаркированных товаров или продукции, совершенные в крупном размере (ст. 171¹), – это экономическое преступление, способное причинить крупный материальный ущерб потребителю и в целом обществу, однако признак материального ущерба в качестве конститутивного в статье не указывается. Во-вторых, не всегда в законе последствия сливаются с действием. Так, в ст. 215³ в качестве альтернативного криминообразующего признака называется нарушение нормальной работы, которое возникло либо могло возникнуть. Тем самым закон различает фактически наступающие вредные последствия («повлекло нарушение») и угрожаемые («могло повлечь»). Во втором случае нет «материального» состава, поскольку наступление вреда не выступает обязательным требованием для такого преступления, как приведение в негодность нефтепроводов, нефтепродуктопроводов и газопроводов, а потому немыслимо слияние действия (бездействия) и вредного последствия. Такого слияния в законе и не происходит.

Отсюда связывание формальных составов с нематериальным вредом, а по характеру описания в законе – влекущих слияние с деянием (действием, бездействием), от которого якобы невозможно отделить вредные последствия, недостаточно обоснованно, хотя, видимо, вполне мыслимы и ситуации, о которых говорят противники рассматриваемого деления.

Столь же спорны доводы против выделения «усеченных» составов, к каковым теория и практика относят, в частности, разбой, вымогательство, бандитизм, пиратство, получение права на чужое имущество при мошенничестве.

Как отмечается в отечественной уголовно-правовой литературе[45]45
  См. об этом: Кузнецова Н. Ф. Указ. соч. С. 68 и далее.


[Закрыть], проблема «усеченных» составов уходит своими корнями в работы немецких криминалистов конца XIX и начала ХХ в. (Биндинга и др.). В дореволюционном праве России эта проблема обсуждалась в работах А. М. Круглевского и С. П. Мокринского[46]46
  См.: Круглевский А. М. Имущественные преступления. СПб., 1913; Мокринский С. П. Наказание, его цели и предположения. Т. 2. Томск, 1902.


[Закрыть]. В советское время об «усеченных» составах писал ряд ученых и практических работников: Н. Д. Дурманов, М. Д. Шаргородский, Н. Меркушев, Н. Дворкин и др.[47]47
  См., напр.: Дурманов Н. Д. Указ. соч. С. 35 и далее; Советское уголовное право. Часть Общая. М., 1952. С.276; Советская юстиция. 1939. № 2. С. 58; Советская книга. 1947. № 5; Пионтковский А. А., Меньшагин В. Д. Курс советского уголовного права. М., 1955. Т. 1. С. 25 и далее.


[Закрыть] По мнению сторонников признания «усеченных» составов, конструкция последних – это законодательно-технический прием, используемый в целях активизации борьбы с отдельными категориями опасных преступлений. Законодатель сознательно переносит момент окончания таких преступлений на более раннюю стадию – приготовления или покушения на преступление, хотя фактически преступление, как правило, продолжается. Имеет место так называемая юридическая фикция.

Сообразно этому Н. Д. Дурманов писал, что «об оконченном преступлении можно говорить в двояком смысле: или в смысле конструкции оконченного преступления в законе, то есть в соответствующей статье Особенной части, или же в смысле определения конкретного оконченного преступления в судебной практике»; «судебная практика… при определении оконченного преступления исходит из характера формулировки состава данного преступления в статье Особенной части советского уголовного закона»[48]48
  Дурманов Н. Д. Указ. соч. С. 35.


[Закрыть].

Другие авторы, возражая Н. Д. Дурманову, указывают, что судебная практика понимает оконченное преступление «так, как законодатель формулирует составы преступлений»[49]49
  Кузнецова Н. Ф. Указ. соч. С. 70.


[Закрыть]. Но против этого никто и не спорит. Речь идет о том, что разбой согласно закону полагается оконченным с момента нападения и применения насилия, опасного для жизни или здоровья, а фактически (в жизни, в реальности) это преступление не ограничивается нападением в целях хищения, а продолжается до реального изъятия и завладения чужим имуществом. Значит, существует временной разрыв между моментом окончания посягательства в юридическом смысле и фактическим его окончанием. Законодатель намеренно (искусственно) передвигает момент окончания разбоя и других преступлений с фактического окончания на более раннюю стадию – покушения либо (в других случаях) приготовления. Так, бандитизм определяется в законе (ст. 209 УК РФ), в частности, как создание банды в целях нападения на граждан или организации. Здесь законодателем окончание преступления связывается со стадией приготовления. «Создание вооруженной банды, – сказано в абз. 2 п. 7 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 17 января 1997 г. № 1, – является в соответствии с ч. 1 ст. 209 УК РФ оконченным составом преступления (курсив наш. – Л.К.) независимо от того, были ли совершены планировавшиеся ею преступления»[50]50
  Сборник постановлений Пленумов Верховного Суда Российской Федерации по уголовным делам. 3-е изд. М., 2003. С. 260.


[Закрыть].

Вместе с тем, во-первых, следует согласиться, что терминологические наименования – материальные, формальные, «усеченные» составы – не совсем удачны, поскольку неадекватны содержанию отражаемых ими терминов. Путь здесь только один – совершенствование обозначений. Во-вторых, что «практический смысл всякой теоретической проблемы уголовного права определяется тем, способствует ли эта проблема задачам точной квалификации преступлений и индивидуализации виновных или нет»[51]51
  Кузнецова Н. Ф. Указ. соч. С. 65.


[Закрыть]. Н. Ф. Кузнецова далее утверждает, однако: «Концепция деления преступлений на „формальные“ (беспоследственные составы) и „материальные“ (с последствиями) мало чем помогает (курсив наш. – Л.К.) при решении этих вопросов».

Если даже это так, то все-таки – помогает и, заметим, вопреки утверждению «мало чем», – в немалой степени. Трехчленное деление ценно тем, что оно позволяет правоприменителю в процессе квалификации преступления правильно установить юридический момент окончания посягательства. Если законодатель связывает момент окончания последнего с наступлением последствий (преступление с материальным составом), преступление может считаться оконченным только при наступлении вредных последствий. Если посягательство сконструировано в законе по типу формального состава, оно полагается оконченным при совершении деяния (действия, бездействия), например оскорбление, клевета, заведомо ложный донос, побег, дезертирство, самовольная отлучка. Если налицо «усеченный» состав, то момент окончания преступления законодатель связывает с покушением или – в других случаях – со стадией приготовления к преступлению (юридическая фикция, поскольку фактически преступление продолжается). Разве сказанное не способствует квалификации преступлений, а равно индивидуализации ответственности и наказания?

Отрицание факта существования анализируемых конструкций наносит, безусловно, ощутимый урон и теории, и практике. В частности, вместо назревшей дискуссии об уточнении границ понятия каждой из трех конструкций, их разновидностей (в частности, нуждается в выделении конструкция преступления с формально-материальным составом, например ст. 215³), об унифицировании взглядов на момент окончания преступлений с формальным и «усеченным» составами и т. д., ведется, как представляется, малопродуктивная дискуссия по вопросу, существуют в природе такие конструкции либо же нет. Вопрос сам по себе, может, и важный, но не пора ли делать серьезный шаг вперед? Нетрудно заметить, что простой констатации использования законодателем различных конструкций в зависимости от его решения по определению момента окончания преступления явно недостаточно: в одних нормах этот момент связывается с фактическим наступлением последствий, в других – с угрозой их наступления, в третьих – с совершением действий (бездействия), причем оказавшихся успешными для виновного, хотя и не повлекших преступных последствий (о них не говорится в диспозиции статьи), в четвертых – с формальным моментом окончания деяния, в пятых – с совершением хотя бы части деяния, описанного в законе, в шестых – с приготовительными действиями. Если оставаться в рамках выделяемых трех конструкций, необходимо четче определить разграничительные линии между ними и объем каждого понятия, а затем обрисовать их разновидности. Нуждаются в дополнительном осмыслении причины, побуждающие законодателя прибегнуть к одной из шести разновидностей конструкции состава, равно как и то, насколько обоснованно толкуется момент окончания преступления применительно к той или иной конструкции его состава.