Текст книги "Учение о составе преступления в уголовном праве России и Китая"

Проблема дифференциации уголовной ответственности в условиях научно-технического прогресса обусловила постановку вопроса о дальнейшей законодательной корректировке вменяемости и ответственности за преступную неосторожность. В связи с этим в 70-е годы XX столетия в уголовном праве возник вопрос о так называемой «специальной вменяемости (невменяемости)» субъектов некоторых преступлений, относящихся в основном к категории операторов технических систем. Впервые он был поставлен М. С. Гринбергом[185]185
  См.: Гринберг М. С. Советское уголовное право. Часть Особенная. Свердловск, 1974.


[Закрыть] применительно к особым ситуациям, возникающим в результате взаимодействия человека и техники. Исходный момент его позиции состоял в следующем: традиционный взгляд на вменяемость (невменяемость) и уголовную ответственность названных лиц якобы уже не удовлетворяет практику борьбы с преступностью, а вопрос о преступной неосторожности специальных субъектов не может быть разрешен в рамках субъективного критерия неосторожности. Для этой цели будто бы необходима «специальная вменяемость и невменяемость».

Основные аргументы в пользу такого подхода к проблеме вменяемости и границ ответственности лиц, связанных с техническими системами, по мнению М. С. Гринберга, сводятся к следующему. В современных условиях наблюдается «разрыв» между резким усложнением среды за счет включения в нее экстремальных процессов и относительной стабильностью «внутренних ресурсов» человека, его психофизиологических свойств и качеств. В результате того, что изменение факторов среды (усложненные ситуации, деятельность операторов технических систем и т. п.) не адекватно изменениям психофизиологических свойств и качеств людей, не исключается возможность несоответствия последних предъявляемым требованиям. Поэтому у пультов управления техническими системами может оказаться человек, вменяемый в традиционном значении этого слова, но не способный принять правильное решение в сложной производственной ситуации.

Такое лицо, считает М. С. Гринберг, оказывается лишенным свободы воли и уподобляется невменяемому в традиционном значении этого слова. Отсюда делается вывод, что способность человека отдавать себе отчет в своих действиях и (или) руководить ими может быть утрачена не только в результате душевной болезни, но и вследствие неполного развития воли и сознания, экстремального состояния внешней среды и таких пороков рецепторных, моторных и иных психофизиологических качеств человека, которые, не делая его невменяемым в смысле ст. 21 УК, исключают его адекватное поведение в определенных условиях. Следовательно, делается другой вывод: способность лица отдавать себе отчет в своих действиях и руководить ими уже не может рассматриваться как нечто однозначное, внутренне недифференцированное, а должна подразделяться на «общую» – способность к адекватному поведению в обычных условиях, и «специальную» – способность к такому же поведению, но в условиях нервно-психологических перегрузок. Соответственно и неспособность лица отдавать себе отчет в своих действиях или руководить ими должна, по его мнению, подразделяться на «общую» и «специальную» невменяемость[186]186
  См.: Гринберг М. С. Технические преступления. Новосибирск, 1992.


[Закрыть].

Недостижение возраста уголовной ответственности и душевное заболевание (исключающее вменяемость и подпадающее под признаки ст. 21 УК) с этой точки зрения равнозначны неспособности лица выполнять определенную деятельность в экстремальных условиях, так как все три случая равны в той мере и постольку, поскольку в каждом из них лицо не может вести себя адекватно ситуации. В первом случае из-за недостаточности развития интеллекта и воли, во втором – из-за пороков интеллекта или воли, а в третьем – в результате несоответствия интеллекта и воли требованиям экстремальной ситуации. М. С. Гринберг полагает, что доказанность одного из трех обстоятельств доказывает и неспособность лица отдавать себе отчет в своих действиях и (или) руководить ими и, значит, отсутствие вменяемости и вины.

Идея М. С. Гринберга о «специальной» вменяемости привлекла внимание некоторых ученых. Определилось, хотя и полярное, отношение к ней. Стали выдвигаться аналоги «специальной вменяемости: «профессиональная вменяемость» (Э. Н. Зинченко), «специальная профессиональная вменяемость» (А. П. Гриндорф) и т. д. Было высказано мнение о целесообразности закрепления в уголовном законе нормы, предусматривающей наряду с традиционной «специальную невменяемость. Высказано и такое мнение: введение данной нормы диктуется необходимостью юридической формализации пределов должного предвидения операторов технических систем (В. А. Номоконов).

Отдельные ученые стали рассматривать этот вопрос в рамках специального субъекта, утверждая при этом, что само понятие специального субъекта приобретет новое качество – «объемность»: не просто занятие соответствующей должности, но и наличие качеств, необходимых для ее выполнения, что в конечном итоге открывает перспективы для более четкой квалификации деяний, способствует окончательному вытеснению из практики элементов объективного вменения по данной категории уголовных дел[187]187
  См.: Харитошкин В. В. Научно-техническая революция и актуальные проблемы уголовного права. Калинин, 1988; Корчагин А. Г. Неосторожные преступления в области использования техники. Владивосток, 1993.


[Закрыть].

Вместе с тем еще большее число авторов (П. С. Дагель, В. Е. Квашис, С. Ф. Кравцов, К. В. Мазняк, А. Б. Сахаров) стали обращать внимание на затрудненность практической реализации предложения М. С. Гринберга, так как для этого требуются: разработка нормативных параметров психофизиологических качеств и практически доступных методов их диагностики, изменение правил приема на соответствующие виды деятельности, организация судебно-психологической экспертизы и т. д. Возникает и ряд собственно уголовно-правовых вопросов, например: о соотношении «общей» и «специальной» вменяемости и субъективного критерия неосторожности; о «специальной» вменяемости лиц, не являющихся специальными субъектами преступлений; об оценке случаев, когда «специально» невменяемый, обманным путем устроившись на работу, совершил аварию и причинил общественно опасные последствия и т. д.[188]188
  См., напр.: Дагель П. С. Неосторожность. М., 1977.


[Закрыть]

Другие криминалисты (И. И. Карпец, А. М. Трухин, А. И. Чучаев, М. Г. Угрехелидзе), на наш взгляд, справедливо полагают, что нет необходимости в конструировании понятия «специальной» вменяемости, так как сама по себе профессиональная непригодность оператора технической системы, его неподготовленность к работе или растерянность (волевая небрежность) в критических ситуациях не равноценны по значению правовому понятию невменяемости и невиновности.

Действительно, в условиях научно-технического прогресса способность человека к выполнению деятельности оператора технической системы приобретает особое значение. Известно, что представители ряда профессий, относясь к категории операторов технических систем, зачастую вынуждены действовать в сложных производственных условиях: высокие и низкие температуры, шум, вибрация, перегрузки, дефицит времени для поиска правильного решения, большая ответственность и др. Сложные, а порой крайние (экстремальные), условия, в которые попадают упомянутые лица, предъявляют к личностным характеристикам последних весьма жесткие, повышенные требования, относящиеся к их интеллектуальным, волевым, эмоциональным и другим психофизиологическим качествам. Нередко эти требования оказываются выше, чем психологические ресурсы таких лиц, следствием чего и может явиться причинение вреда. Так, экспериментальными исследованиями установлена непригодность для профессии судоводителя лиц со слабым типом нервной системы. Установлено также и то, что профессии, в которых создаются экстремальные ситуации, угрожающие большими материальными потерями и иногда создающие опасность для людей, предъявляют требования к такому природному свойству, как сила нервной системы. Противопоказана работа в качестве шофера, летчика, судоводителя, машиниста лицам как с резко выраженной эмоциональной возбудимостью, так и с замедленной возбудимостью[189]189
  См.: Коробеев А. И. Транспортные преступления. СПб., 2003. С. 374–375.


[Закрыть].

Таким образом, в системе «человек – машина» первостепенное значение приобретает человеческий компонент: способность и возможность субъекта отвечать всем требованиям оператора технических систем. Сказанное предопределяет необходимость всестороннего учета влияния внутренних факторов на надежность действий названных лиц, поскольку пренебрежение этими факторами сделает бесконечными поиски успешного разрешения вопросов надежности. Такое пренебрежение увеличивает вероятность совершения аварий по причине отказа человеческого звена в системе управления современной техникой. Чаще всего подобные аварии являются результатом несоответствия личностных особенностей правилам эргономики либо требованиям профессии или экстремальной ситуации. В связи с этим становится все более актуальной проблема взаимодействия и даже своеобразного «симбиоза» человека и машины, а также повышения его оперативной надежности с помощью определения профессиональной пригодности в процессе проф отбора.

Однако при современном уровне профессионального отбора еще не исключается возможность того, что техникой станет управлять человек, который не всегда способен действовать свободно в сложных производственных условиях. Вполне очевидно, что в подобных условиях нервно-психологические перегрузки и стрессовые ситуации могут вызвать такое состояние психики человека, которое в определенный момент может лишить его способности отдавать себе отчет в своих действиях и (или) руководить своими поступками. Но, как верно подметил И. И. Карпец, это будет не так называемая «специальная» невменяемость, а невменяемость в традиционном смысле. Каждая психическая болезнь когда-то начинается и чем-то вызывается. А раз человек психически болен, не все ли равно для уголовной ответственности, заболел ли он, например, шизофренией вследствие каких-либо причин бытового характера или органических поражений организма либо вследствие нервно-психологических перегрузок, возникших в экстремальной ситуации в сфере взаимодействия «человек – машина»[190]190
  См.: Карпец И. И. Современные проблемы уголовного права и криминологии. М., 1987. С. 179–181.


[Закрыть].

Высказанная М. С. Гринбергом идея о необходимости учета психофизиологических особенностей операторов технических систем при решении вопроса об их уголовной ответственности и ее индивидуализации, верная в своей основе, с одной стороны, отражает тенденцию на сужение уголовно-правового принуждения, с другой стороны, ставит вопрос о повышении ответственности должностных лиц, осуществляющих подбор и расстановку кадров в сфере использования техники. Но этим вовсе не изменяются юридическая природа и сущность вменяемости и невменяемости в уголовном праве и необходимость однозначного понимания указанных правовых категорий. По нашему мнению, даже сам автор не предполагал, до какой степени в конечном итоге исказят суть его идеи. Правы в результате оказались те, кто исходил из того, что техника и в дальнейшем будет развиваться еще более бурно и это неизбежно повлечет ее дифференциацию на новые отрасли и подотрасли, но право не может и не должно слепо следовать этой новой дифференциации, превращаться в «свод специальных правил поведения в сфере использования техники»[191]191
  См.: Квашис B. E. Преступная неосторожность. Социально-правовые и криминологические проблемы. Владивосток, 1986.


[Закрыть].

В самом деле, возникают вопросы: быть может, деятельность человека в условиях научно-технического прогресса привела нас уже к тому рубежу, когда в традиционное понятие вменяемости не укладывается все многообразие поведенческих реакций, и поэтому рамки субъекта преступления следует сузить за счет включения в него «специальной» вменяемости; или все же поставленная проблема может быть успешно разрешена с позиций действующего уголовного законодательства, в рамках субъективной стороны преступления? Решая данную проблему, мы исходим из того, что при конструировании «специальной» вменяемости в действительности произошла подмена понятий «вменяемость» (предпосылка вины и ответственности) и «невменяемость» (обстоятельство, исключающее вину и уголовную ответственность) профессиональной пригодностью или непригодностью субъекта.

Между тем вопрос, как нам кажется, лежит в иной плоскости, а именно: о виновности и границах ответственности лиц за принятие решений в условиях нервно-психологических перегрузок либо экстремальных ситуаций, вызываемых факторами взаимодействия системы «человек – машина». Здесь имеются в виду лица, допустившие причинение общественно опасных последствий в результате профессионального невежества, или не пригодные к такого рода деятельности вследствие своих психофизиологических качеств, либо недостаточно профессионально подготовленные для выполнения подобных работ. Представляется, что этот вопрос должен решаться не на основе «специальной», «профессиональной», «специально-профессиональной» квазивменяемости (невменяемости), а на основе общих принципов вменяемости, вины и ответственности[192]192
  Впервые эта идея была выдвинута нами еще в 1983 г. (см.: Михеев Р. И., Коробеев А. И. Проблемы «специальной вменяемости» и границы уголовной ответственности // Вопросы борьбы с преступностью. М., 1983. Вып. 39).


[Закрыть].

Человек теряет способность отдавать себе отчет в своих действиях (бездействии) и (или) руководить ими в результате не самих по себе экстремальных условий ситуации, нервно-психологических перегрузок, психофизиологических особенностей личности, а вследствие того, что факторы крайней ситуации либо нервно-психологические перегрузки во взаимодействии с психофизиологическими особенностями могут вызвать такое психическое состояние (например, пароксизмальное расстройство), которое охватывается одним из медицинских критериев невменяемости, предусмотренным ч. 1 ст. 21 УК. Если же факторы экстремальной ситуации в процессе взаимодействия с психофизиологическими особенностями личности не вызвали у человека психопатологическое состояние (например, временное психическое расстройство либо иное болезненное состояние психики) в смысле ст. 21 УК, то для решения вопроса об ответственности лица вполне достаточно субъективного критерия неосторожности и казуса, принятых в уголовном праве. Субъективный критерий неосторожности позволяет охватить различные ее оттенки – «волевую небрежность», «преступное невежество» и т. п., а казус – различные психические состояния и отношения, лежащие за рамками неосторожности. Поэтому замена субъективного критерия неосторожности «специальной вменяемостью», а субъективного случая (казуса) «специальной невменяемостью», на наш взгляд, теоретически и практически несостоятельна.

При определении объема, оснований и границ уголовной ответственности за неосторожное поведение следует избегать двух возможных и одинаково нежелательных крайностей: 1) установления ответственности за неосторожность без учета ее субъективного критерия, т. е. за случаи причинения (или угрозы причинения) последствий, возможность наступления которых лицо не могло предвидеть; 2) неосновательного освобождения от ответственности лиц, причинивших по неосторожности общественно опасный вред правоохраняемым интересам, за счет расширения или сужения субъективного критерия неосторожности либо замены его «специальной» вменяемостью, которая не является эквивалентом указанного критерия. Первое открывает дорогу объективному вменению, второе может повлечь за собой безнаказанность виновных лиц за деяния, совершенные по неосторожности, что представляет серьезную опасность в современных условиях.

Преступления, связанные с использованием техники, как правило, предполагают специального субъекта. Поэтому лица, не соответствующие требованиям, предъявляемым к специальным субъектам, не должны допускаться к выполнению определенных функций в отдельных сферах использования техники, к управлению сложными процессами либо системами. Однако не исключены ситуации, когда лица, страдающие определенными психофизиологическими недостатками, могут не знать о них и в результате невнимательности медицинской комиссии могут быть допущены к выполнению функций по использованию техники. Возможен и иной вариант, при котором человек, заведомо зная, что имеющихся у него психофизиологических возможностей недостаточно для надлежащего отправления соответствующей деятельности, обманным путем поступает на работу, хорошо осознавая, что результатом этого может явиться причинение общественно опасного вреда. Возникает вопрос: какова должна быть уголовно-правовая оценка подобных случаев и могут ли они быть разрешены в рамках действующего законодательства?

Мы полагаем, что в первом случае, когда лицо, не зная о своей психофизиологической неполноценности, замещает место специального субъекта и в силу своих субъективно ограниченных возможностей не справляется с возложенными на него обязанностями и причиняет предусмотренные законом вредные последствия, вопрос об его ответственности должен быть разрешен с учетом субъективного критерия неосторожности.

Ситуации, когда субъекты, не достигшие требуемого возраста или знающие о дефектах своего здоровья, обманным путем поступают на работу, могут быть правильно решены также на основе действующего законодательства. Освобождение таких лиц от уголовной ответственности создало бы для них привилегию безнаказанности. Между тем и в их действиях мы усматриваем разновидность неосторожной вины, условно именуемой «преступным невежеством». Начальный момент вины при преступном невежестве переносится на начало действий субъекта, требующих тех познаний, навыков или состояния здоровья, которые у него отсутствуют. Такой субъект уже в момент поступления на работу создал условия для всех своих последующих общественно опасных действий, обусловленных недостатками здоровья, профессиональной подготовки и неспособностью к той области работы, которую он решился выполнять. Это и является основанием его уголовно-правовой вины. В противном случае мы вынуждены были бы признать указанных лиц неспособными нести ответственность за причинение ими общественно опасных последствий, поскольку они, но мнению сторонников «специальной», «профессиональной», «специально-профессиональной» и т. п. квазивменяемости, не обладают всеми признаками субъекта преступления.

На практике такое решение вопроса привело бы к необходимости освобождать от уголовной ответственности любого «специально» невменяемого лица, причем безотносительно к тому, предвидел субъект и мог ли он предвидеть наступление общественно опасных последствий, т. е. игнорируя принцип субъективного вменения. Поэтому включение в число обязательных признаков субъекта «технических» преступлений «специальной» и т. п. квазивменяемости означало бы не что иное, как ликвидацию субъективного критерия неосторожности, так как устраняло бы уголовную ответственность лиц независимо от их возможности предвидеть общественно опасный характер последствий своих действий (бездействия).

Мы считаем, что вопрос о вменяемости, вине и уголовной ответственности операторов технических систем и приравненных к ним лиц, осуществляющих свою деятельность в сфере «человек – машина» в экстремальных условиях и ситуациях нервно-психологических перегрузок, должен решаться на основе общих принципов уголовного права.

Это означает, во-первых, что случаи, когда оператор технической системы в экстремальной ситуации (в условиях нервнопсихологических перегрузок) оказывается неспособным управлять своим поведением (руководить своими действиями) вследствие «временного психического расстройства» или «иного болезненного состояния психики», вызванного стрессом, представляют собой не так называемую «специальную» вменяемость, а невменяемость в традиционном значении этого слова, так как налицо признаки юридического и медицинского критериев, установленные ст. 21 УК. Вопрос об ответственности за такое поведение не выходит за рамки упомянутой статьи: ответственность исключается в силу прямого указания закона. Во-вторых, случаи, когда экстремальная ситуация не вызвала временного психического расстройства или иного болезненного состояния психики, должны разрешаться по правилам субъективного критерия неосторожности, а именно: если субъект, оказавшийся в экстремальной ситуации, не находит правильного, адекватного решения для предотвращения общественно опасных последствий, несмотря на наличие объективной и субъективной возможности найти такое решение и предотвратить последствия, а также если субъект, осуществляя деятельность, требующую специальных познаний, квалификации, опыта, навыков, причиняет общественно опасные последствия, наступление которых он по своему неизвинительному невежеству не мог предвидеть, хотя должен был их предвидеть. Все эти ситуации не выходят да пределы неосторожной формы вины: в первом случае речь идет о «волевой небрежности», во втором – о «преступном невежестве». Иными словами, указанные виды поведения не выходят за рамки субъективного критерия неосторожности и должны разрешаться по его правилам. В-третьих, если причинение общественно опасных последствий лежит за рамками субъективного критерия неосторожности (ст. 26 УК) либо за пределами невменяемости (ст. 21 УК), налицо казус (ст. 28 УК) и уголовная ответственность исключается.

Итак, вряд ли есть необходимость как в ином подходе к субъективному критерию или устранению его из формулы неосторожности, так и в замене его так называемой «специальной» вменяемостью[193]193
  Как правильно отмечает Н. Г. Иванов, «исключение ответственности за совершение преступлений, входящих в такую узкую группу преступных посягательств, обосновывается (и совершенно справедливо) отсутствуем субъективного критерия вины – «не мог предотвратить» (см.: Иванов Н. Г. Аномальный субъект преступления. М., 1998. С. 197; Он же. Уголовное право Российской Федерации. Общая и Особенная части. М., 2000. С. 153–156).


[Закрыть]. Мы не находим также оснований для закрепления в законе упомянутого института. Переоценка же ситуационного фактора, равно как и переоценка фактора личностного, могут привести к ослаблению борьбы с неосторожной преступностью и ее профилактики в условиях научно-технического прогресса, к неосновательному освобождению виновных от ответственности и обязанности регулировать свое социально значимое поведение в любом случае, в любой ситуации.

В заключение следует специально подчеркнуть, что в УК РФ 1996 г. законодатель впервые регламентировал вопрос об уголовной ответственности лиц, которые не могли предотвратить общественно опасные последствия в силу несоответствия своих психофизиологических качеств требованиям экстремальных условий или нервно-психических перегрузок, предусмотрев в законе, что такие лица считаются невиновными и уголовной ответственности не подлежат (ч. 2 ст. 28 УК). Тем самым законодатель отверг предложения о закреплении в новом УК квазивидов вменяемости – «специальной», «профессиональной», «специально-профессиональной» и т. п. – как несовместимых с принципами вины и субъективного вменения[194]194
  Примечательно, что нашу позицию по этому вопросу поддержали не только юристы, но и психологи (см.: Ситковская О. Д. Психология уголовной ответственности. М., 1998. С. 185–187; Коткова Ю. С. Невиновное причинение вреда, обусловленное экстремальными ситуациями или нервно-психическими перегрузками. Автореф. дис. … канд. юрид. наук. Екатеринбург, 2003. С. 10–11).


[Закрыть]. Законодатель не пошел и по пути дифференциации уголовной ответственности на квазивиды: «ретроспективную», «позитивную», «негативную», «перспективную» и т. п. Но он фактически признал и последовательно провел в УК принцип полной и ограниченной уголовной ответственности и принцип ее дифференциации в зависимости от характера и тяжести преступления, формы вины и личности преступника.